Таежный гнус

Куда и зачем он едет? Не лучше ли затеряться в московском многолюдии? Нет, не лучше! Обозленные кровавой расправой с прокурором и его семьей сыскари всех поставят на уши, переберут москвичей по камушку, по пылинке. Надежней укрыться в таежной глухомани.

Убийца попытался вспомнить события в квартире Храмцрвых и… не смог. Все происшедшее плавало в зыбком тумане. Единственно, что чятко виделось, — вскрытие с помощью отмычки входной двери. Потом — провал.

Нет, Гранд не жалел о сделанном — прокуроришка заслужил мучительную смерть. При воспоминании о его речи в суде во рту скопилась слюна, в голове появились тревожно мерцающие яркие блики. Привычные симптомы приближающегося приступа. Нет, сейчас на приступ он не имеет права — это слишком опасно! Убийца бросил в рот две рекомендованные психиатром таблетки, не запивая, проглотил их.

А вот бабу и пацанят он зря замочил. Впрочем, почему зря? Прокурорша служила адвокатом в юридической консультации, значит такая же ментовка, как её муж. Она могла запомнить, если не лицо, скрытое колпаком, то хотя бы фигуру Убийцы. Одно это позволило бы сыскарям выйти на его след… А пацанята? Гранд подумал и нашел оправдание — вырастут и тоже станут ментами…

Еще две таблетки… Правда, это уже перебор, но рисковать не стоит. Прихватит, не дай Бог, приступ, проснется проводница, вызовет начальника поезда, может быть, сопровождающих состав ментов… Лучше не думать о расправе с семьей прокурора, вспомнить детство, юность, родителей.

Гранд помотал головой, будто вытряс из сознания опасные мысли.

Отец — видный ученый-юрист, профессор, доктор наук, академик, заведующий кафедрой Юридического института. По роду своей деятельности он повязан не только с высокими государственными сферами — сын подозревает, что и с криминальными группировками. Такова уж жизнь — хочешь жить, умей вертеться. А батя жить хотел на полную катушку, носил самые дорогие костюмы и сорочки, требовал от жены застольного изобилия.

Мать — тихая, пришибленная мужем и жизнью женщина, трудится в каком-то издательстве. Зарабатывает пенсионный стаж. Основное занятие — обслуживание мужа и сына.

Первый приступ у профессорского отпрыска случился неожиданно и страшно. Чем то ему не угодила ласковая кошечка Мурка. То ли царапнула, то ли не так мяукнула. Озверев, мальчишка выдрал ей хвост, поочередно — лапки, потом открутил голову. Пытаясь спасти любимицу, мать оттащила от неё взбесившегося садиста, но тот вырвался, с недетской силой швырнул мать на пол, вцепился ей в горло. Прибежавший отец с трудом скрутил мальчишку, связал ему руки и ноги полотенцами.

А что делать дальше? Отвезти сына в поликлинику к психиатру? В тот же день добрые полгорода будут оповещены о том, что сын всем известного ученого — психически ненормальный человек. Мало того, мальчика могут отправить в психбольницу, поставить на учет… Какой позор!

После недолгих раздумий профессор позвонил своему приятелю, работающему психиатром в Кремлевской больнице. Однажды он помог ему, организовал оправдательный приговор племяннику, одному из участников ограбления пункта обмена валюты. Долг платежом красен!

Приятель в помощи не отказал. Выданный им диагноз был страшен — по всем законам и правилам больной должен переселиться в психбольницу. Навсегда. Излечение маловероятно, во время приступов сын профессора опасен для окружающих. Психиатр выписал успокоительные таблетки. Заверил отца и мать больного в том, что результаты обследования никому известны не будут.

Таблетки помогали. Приступы, конечно, были, но редко и в более мягкой форме. Больной не бросался на людей, не истязал животных.

После окончания школы Гранд избрал военную карьеру, поступил в училище. Успешно окончил его и, не без помощи разворотливого академика, получил назначение в один из подмосковных гарнизонов. Парень с детства любил армию, в мечтах видел себя этаким полководцем, под началом которого — тысячи зависящих от него людей — офицеров и солдат.

И вот — сорвался. По неизвестной причине молодой лейтенант набросился на своего сержанта. Если бы не вмешались подоспевшие офицеры, он задушал бы несчастного. Садисту грозил трибунал.

Снова его спас отец, по его просьбе друзья из военной прокуратуры замяли дело. Но армию пришлось покинуть.

Таблетки помогали все хуже и хуже. Очередной жертвой маньяка стал немолодой мужчина предпенсионного возраста. Потом — двенадцатилетняя девчонка. Потом — молодая женщина. Желание убить, растерзать приходило неожиданно, без причин. То ему казалось, что жертва бросила презрительный взгляд, то просто возникало непреодолимое желание убить.

Однажды в постели он прикончил любовницу. Не просто прикончил — кухоным ножом отрезал груди, вскрыл живот. Убийцу арестовали. По тогдашним законам за все совершенные преступления ему грозила смертная казнь. Прокурор потребовал именно такого наказания. В своей почти часовой речи он перечислил и дал оценку совершенным маньяком преступлений.

Тогда, бессильно сжимая кулаки, Гранд поклялся отомстить Храмцову.

И опять вмешался отец. Добиться оправдатеьного приговора не удалось, но суд, учитывая невесть какие смягчающие обстоятельства, вынес неожиданное решение — пятнадцать лет строгого режима.

На зоне преступник пробыл чуть больше года. Там он и получил странную свою кликуху. С помощью отцовских друзей из числа мафиози бежал. Долго скрывался по подложным документам, даже посещал родительскую квартиру. Клятва, данная им в суде, не забылась…

Гранд усмехнулся. Пусть теперь Храмцов произносит вонючие свои речи перед архангелами…

В полночь Убийца проснулся в скверном настроении. Куда и зачем он едет? Где найти безопасную берлогу, в которой затаиться до того времени, когда сыскари перестанут его искать? Правда, в квартире Храмцовых он не оставил «пальчики», никто не видел его, когда он входил и выходил. И все же повадки ментов хорошо знакомы — из-под земли достанут.

Поезд стоял на какой-то станции. По перрону бегали продавцы сувениров и снеди, прогуливались пассажиры.

Неожиданно дверь в купе открылась. В проеме с небольшим чемоданом — офицер в звании капитана. Поглядел на него Гранд и вздрогнул. Впечатление — он раздвоился: лежит на полке и стоит в дверях. Прикрывшись простыней, он поглядел в карманное зеркальце, перевел взгляд на капитана. Удивительное сходство! Разве только у офицера брови погуще, и плечи пошире.

Кажется, беглецу в очередной раз повезло!

— Можете зажечь свет — не сплю, — максимально доброжелательно посоветовал он. — Располагайтесь.

Офицер прикрыл дверь, включил освещение. Якобы желая помочь ему пристроить чемодан, Гранд откинул простынь, спрыгнул на пол.

— Ба, вот это — фокус! — воскликнул изумленный капитан. — Браток появился, близнец! Королев-два!

— Или — Смехнов-два! — рассмеялся «браток». — Действительно, фокус! Или мой батя согрешил на стороне, или — твой.

— По этому поводу не помешает принять.

Офицер достал из дипломата плоскую фляжку коньяка. Гранд ответил бутылкой водки. Закуска — банка консервов, лимон, батон хлеба.

Выпили, закусили. Говорил один капитан, Убийца больше помалкивл, фиксировал в памяти полученную информацию. И продумывал свои дальнейшие действия.

Конечно, убивать в поезде слишком опасно, но другого выхода нет. Не воспользоваться удачей — глупо. Внешнее сходство позволит на законных основаниях поселиться на Дальнем Востоке. Тем более, Королев едет в таежную глухомань, в военно-строительный отряд, на должность командира роты. Вряд ли сыскари додумаются его проверять.

С другой стороны, утром проводница не найдет двух своих пассажиров, заподозрит неладное, трекнет ментам… Ну и пусть трекнет! Мало ли что пришло в пьяную голову новых «друзей».

Итак, решено!

— Подымим? — предложил офицер, доставая пачку «Мальборы». — Вообще, курю мало, но когда поддам — никакого тебе терпения.

— В купе — Боже сохрани! — ужаснулся Гранд. — Знаешь, что, давай захватим вещички и перебазируемся в мягкий вагон. Слышал, там курить разрешается. Все равно, поезд идет полупустой. Кинем «мягкой» проводнице стольник — небось, не откажется.

— Пошли!

Новые друзья с чемоданами в руках прошли в нерабочий тамбур. Остановились. Дверь не поддавалась, не хотела открываться.

— Погоди, попробую я.

Королев задергал ручку. Это было последнее движение в его жизни. Нож легко вошел в горло, перерезал сонную артерию. Второй удар — в левую половину груди, между ребер. Почуяв запах крови, Гранд обезумел. Удар сыпался за ударом.

Отдышавшись, он открыл выходную дверь. Бросил в темноту королевский чемодан, потом — свой. Перевалив тяжелое тело убитого, ногой столкнул его вслед за чемоданами. Примерившись, прыгнул сам…

Днем в почтовое отделение небольшого поселка вошел капитан. Слава Богу, повезло — в чемодане убитого лежал комплект новенькой формы, старую, залитую кровью, пришлось сжечь. Посетитель заказал московский номер телефона. Конечно, не домашний, сыскари могут поставить его на прослушивание.

Через час соединили.

— Слушаю, — донесся профессорский басок. — Кто это?

— Капитан Королев, — отрекомендовался Гранд и продолжил, не давая отцу возможность назвать сына по имени. — Слушай внимательно. Еду служить на Дальний Восток. Куда именно — позже узнаешь, адрес сообщу. Все. Будь здрав!

Гранд-Королев свято верил во всемогущество отца, многое знал, о многом догадывался. Профессор всюду имел друзей-приятелей: и в высших сферах власти, и в криминальных структурах, умело пользовался этими связями. В частности, спасая несчастного больного сына. Так было во время пребывания Гранда на зоне, так будет и сейчас.

Убийца с легким сердцем отправился на вокзал…

4

— Сомов!

Кабинет помощника по воспитательной работе, бывшего комиссара, потом — замполита, теперь какого-то «детсадовского воспитателя», упорно не отвечал. Неужели молокосос, не спросив разрешения командира отряда, рванул на стройку? От него дождешься! Изо всех сил метит старлей в капитаны, аж дым идет! Ну, что ж, пусть старается, ему по молодости и званию положено выкладываться.

В принципе, командиру отряда помощник сейчас не нужен, но раздражает показная самостоятельность, стремление все делать по своему. До чего же хочется «подмять» самоуверенного юнца под себя, заставить действовать не по собственному разумению — по желанию командира. Ибо свои взаимоотношения с подчиненными Парамонов строил на одном единственном принципе: делай, как я! Не признает никакой, даже мизерной, самостоятельности.

— Дежурный!

Очередная грязнобелая клавиша, первая на клавиатуре директорского коммутатора, отозвалась мгновенно. Привычно отбарабанила:

— Дежурный по военно-строительному отряду сержант Егоров, — и уже более человеческим голосом, полуофициально. — Слушаю вас, товарищ подполковник? Чаю принести?

Командир славился невероятным пристрастием к чаепитию. По утверждению всезнающего сержанта за рабочий день, от шести утра и до одинадцати вечера, выпивает не меньше двадцати стаканов.

— На кой хрен мне твой чай? — недовольно огрызнулся подполковник. — Сомов в штабе?

— Только-что выехал в «голубую» роту…

— Разыщи. Пусть выйдет на связь.

— Слушаюсь!

Парамонов поднялся из-за стола, потянулся до хруста в костях. Тут же отозвалась больная поясница, укололо в сердце. Надо бы полежать в госпитале, подлечиться, отдохнуть, подумал он, привычно растирая позвоночник. Но на кого оставить отряд? Заместитель, не без помощи «мохнатой» руки из окружного управления, перевелся на Запад, замену ещё не прислали. Начальник штаба больше заботится о заполнении вечно пустующего желудка, нежели о нуждах отряда. Сомов мелковат для командирской должности. Командиры рот — каждый со своими ротными проблемами, их не выдернуть, ни заменить… Вот и приходится тянуть лямку.

Боль не отступала, переместилась с поясницы на грудь, потом отозвалась в затылке.

Сергей Дмитриевич, машинально постанывая — вошло в привычку, подошел к окну. Черные тучи, будто наездники в башлыках, оседлали вершины сопок, туман грязными лохмотьями висел на крышах домов, почти закрыл трубу котельной лесничества. Погода не для прогулок по об»ектам строительства, тем более, не для поездок на отдаленную «точку».

И все же, своевольный пацан поехал не в расположение «столичных» рот, строящих штабной комплекс ракетной части — в Голубой распадок, отстоящий от штаба на пятьдесят километров, где одно из подразделений отряда «зачищает» уже готовящуюся к автономным, а потом — и комплексным испытаниям, очередную позицию стратегических ракет.

По названию распадка и тамошней заимки называют и роту Королева — «голубой».

Странное имя присвоено не только по причине её дислокации в одноименном распадке — в отряде ходят упорные слухи: командир роты не интересуется женщинами, ему больше по вкусу мальчики и молодые мужики. Особенно злобствуют местные девчонки и вдовы, раздосадованные равнодушным отношением к их прелестям перспективного холостяка.

Вспомнил командир отряда «голубую» роту и капитана Королева — озабоченно и, одновременно, брезгливо фыркнул. Так, что усы зашевелились, будто у кота, увидевшего жирную мышь.

Передовая рота! В двух других — нарушение за нарушениями, без чрезвычайных происшествий недели не проходят, а у капитана-интеллигента — тишь да гладь, да Божья благодать. Быть такого не может, Королев, наверняка, скрывает, маскирует свои огрехи.

Все, решение принято: сегодня ночью Парамонов натрется мазью, которую презентовал местный знахарь, а завтра на недельку переселится в Голубую заимку. Покомандует отрядом не из штаба — с периферии, при современной связи — ничего страшного не произойдет. Зато он докопается, обязательно докопается до причин столь необычного благополучия королевского подразделения!

На хозяйстве придется оставить Сомова — пусть покажет на деле свою прыть. Под бдительным телефолнным прессом не особенно разгуляется — каждый его шаг будет известен командиру.

Вспомнив о помощнике, Парамонов раздраженно утопил «дежурную» клавишу.

— Егоров, мать твою вдоль и поперек! Сомова разыскал?

— Так точно! Виноват, товарищ подполковник, вы меня опередили… Старший лейтенант — в «голубой» роте. Сказал: освобожусь, мол, сам позвоню…

Поромонов снова недовольно распушил усы. Не зря говорят: рыба гниет с головы. Видишь ли, позвонит, когда освободится? Дескать, сиди и не трепыхайся, подполковник, твой помощник, старлей, молокосос, выполнит твое приказание, когда захочет это сделать!

Кажется, наступила пора наводить в отряде порядок, громыхнуть увесистым кулаком по столу. Как это делает начальник Окружного Строительного Управления, когда его доводят до точки кипения.

Домыслить когда и где он собирается наводить «уставной порядок», Парамонов не успел — по лягушачьи заквакал коммутатор.

— Сергей Дмитриевич, — едва слышно зашелестел писклявый голос Сомова, — В «голубой» — ЧП.

Все, екнуло у подполковника сердце, дождался! Судя по голосу помощника, Королев переплюнул обоих своих коллег!

— Что, что? — обозленно зачтокал он, роясь в ящике стола в поисках куда-то запропавшего валидола. — Знакомы твои фокусы, хреновый помощник. Обосрется солдат — эпидемия, поболтает возле забора с девками — дезертирство… Докладывай: какое ЧП?… Навязался на мою голову, дитя мамино, паникер дерьмовый!

Выбрасывая в адрес Сомова обидные сравнения, подполковник, будто сам себя лечил. Ибо его охватило предчувствие грядущих неприятностей. Новое чрезвычайное происшествие в отряде грозит увольнением в запас. Хорошо еще, если оставят пенсию.

— Пропал Королев, — прожевав или привычно пропустив мимо ушей обидные упреки, доложил старший лейтенант. Максимально сухим, будто обесцвеченным кислотой, официальным тоном. — Вот уже трое суток…

— Может быть, заблудился в каком-нибудь каземате? — неуверенно спросил командир отряда, сам удивляясь собственной глупости. Прежде всего, потому, что после завершения спецмонтажа строителей в сооружения, в любом звании и в любой должности, не пропустят. — Или — пошел поохотиться?

— Проверяли. Ракетчики подняты по тревоге… Обыскали близлежащий участок тайги… Не нашли… И потом — трое суток…

Кажется, молокосос издевается над пожилым командиром, равнодущно, без гнева и возмущения, подумал Парамонов. Ну, и черт с ним, пусть порезвится! Сейчас его не волновала явная дерзость старшего лейтенанта — её заслонили тревожные мысли.

Все, можно собирать вещички, исчезновение командира роты не простят! Пьянку личного состава прощали, бегство двух солдат пережил, за самоубийство помкомвзвода получил несоответствме… А тут, на тебе, фактически дезертировал офицер, капитан, командир роты! И какой роты! Заканчивающей строительство позиции для стратегических ракет. Особый отдел днюет и ночует, старается добраться до самого нижнего белья офицеров и контрактников. Не говоря уже об остальнолм личном составе.

Нет, надеяться на прощение — глупо! При наличии несоответствия занимаемой должности наказание может быть только одно — пинок под зад!

Процедура известная, неоднократно отработанная. Сразу после повинного доклада нагрянут представители Окружного Управления, кадровики, офицеры Особого отдела — отряд не нужники строит — ракетно-ядерный щит страны! Прожуют ни в чем неповинного командира и выплюнут… из армии.

— Выезжаю, — перебив многословный доклад помощника, коротко бросил он в трубку. — Не вздумай докладывать наверх. На месте сам разберусь.

Пробирка с валидолом нашлась в кармане тужурки. Парамонов отправил под язык сразу две таблетки. Через пять минут боль в сердце будто споткнулась — отступила. Не ожидая привычного «слушаюсь», командир отряда переключился на клавишу дежурного по части.

— Егоров? Машину — к штабу.

— Слушаюсь!

Парамонов опустил потяжелевшие руки на лежащую на столе строевую записку… Трое суток? Сомов прав — это уже серьезно. Нужно принимать немедленные меры: во что бы то ни стало отыскать Королева, прошерстить тайгу, обследовать сопки и распадки, побывать на лесных делянках и охотничьих заимках. Скорей всего, капитан загулял. Нажрался самогона и сейчас трахается с очередной таежной красавицей. В «голубизну» Королева подполковник не верил, считая её досужей выдумкой соскучившихся от безделья отрядных баб.

Командир отряда наклонился, подобрал выпирающий животик, открыл нижний ящик письменного стола. Покопался и выложил на стол вырванный из тетрали лист с корявыми строчками. Несмотря на растущую тревогу, ехидно ухмыльнулся. Заявление поварихи лесоучастка Фроси хранил не в виде компромата на самодовольного ротного — неким анекдотом, всегда вызывающим приступ хохота у слушателей.

Обычно, кухонные женщины — безобразно толстые, какие-то расплывчатые. Будто под платьями у них — липкая квашня. Фрося — исключение из правил. Худощавая, изящная, с тугой грудью и аккуратными ножками. Единственный дефект — легкая хромота. Подумаешь, несчастье! В постели не разберешь, какая нога длинней, какая — короче.

И все же никто из местных мужиков так и не позарился на симпатичную повариху. Попрыгать на ней в постели желающих — пруд пруди, а вот венчаться — никого. Девица терпеливо ожидала появления «принца». Обязательно появится, не пропадать же ей в обнимку с мокрой от слез подушкой?

Появление в Голубом распадке симпатичного мужика, главное — холостого, Фрося восприняла Божьим подарком. И принялась обхаживать Королева. Обещающие взгляды, легкое, будто случайное, прижимание, неожиданные приступы смешливости, откровенные наряды, открывающие выпуклые груди и умело маскирующие хромоту — в ход пущен весь богатый женский арсенал. Не считая специально изготовленных для «принца» вкуснейших блюд. Мужики понимающе хихикали. Дескать, в скорости будет свадебка, пора гнать самогон, изобретать закуску.

А вот Королев устоял. Последний штурм — вечернее появление в его квартире и прямое предложение. Дескать, женись — получишь все, чего добиваются от баб все, без исключения, мужики. Штурм окончился поражением женщины. Что говорил ей ротный, как отказался — осталось за кадром. Обескураженная и обозленная неудачей повариха написала командиру отряда жалобу на «обманщика». В такой форме и с такими уморительными подробностями — обхохочешься.

Уж не сдался ли железобетонный капитан, не валяется ли он сейчас на кровати у Фроськи, делом замаливая невольный грех непродуманного отказа? Маловероятно, но проверить не мешает. Парамонов будто записал в память ещё один пункт из обширного плана поисков беглеца.

Невольно вспомнилась первая встреча с новым ротным.

Королев прибыл в отряд по замене, прежнего командира роты капитана Сидоренко по семейным обстоятельствам перевели в Приволжский округ. Повезло мужику — рядом с Москвой, обжитый район, ни комаров, ни отвратного гнуса.

Непонятно, почему новый ротный дал согласие на переезд к черту на кулички? Вполне мог изобрести невышибаемую причину. К примеру, представить кадровикам медицинскую справку о неизлечимых болячках. Правда, добыть такую у медиков нелегко, но ящик коньяка «Плиски» устранит эту «нелегкость».

С первого взгляда Парамонов не взлюбил нового командира роты. Сумасшедшинка в глазах. Слишком самолюбив — вон как держит голову, будто не докладывает командиру — покровительственно беседует с ним о предстоящем походе к бабам. Не вытягиваетсяся, как положено, в струнку, стоит, пренебрежительно отставив правую ногу. Словно находится не в кабинете Парамонова — в балетном классе.

Слишком уж самостоятельный попался капитанишка, любое замечание принимает в штыки, а уж выговорещники для него — горькое лекарство, от злости чуть не плюется!

Подполковник не терпит подобных типов. В течении нескольких дней сноровисто подминает их под себя. И этот тоже никуда не денется, сломлю, заставлю выполнять свою волю, на четвереньках побежит, думал он, выглядывая у капитана слабые места. И… не находил их. Придраться по службе? Увы, «голубая» рота с приходом нового командира будто получила второе дыхание — выбилась в передовые. Поймать в пьяном состоянии? Оказалось, Королев вообще спиртное не употребляет — дал зарок. Разврат? Тоже — прокол. Бабами не интересуется, не зря прозвали «голубым». Жалобу Фроськи отверг с презрительной улыбкой. Будто если и женится, то, как минимум, на принцессе либо дочери Президента.

Единственное хобби — охота. Все свободное время проводит в тайге, два ружья — родная «ижевка» и бельгийский «зауэр» начищены на подобии любимого самовара у рачительной хозяйки.

Может быть, и сейчас бродит с ружьецом? Забыл, хреновый охотничек — здесь не Приволжье и не Урал — дикость, другая планета. Вот и заблудился. А командир переживает, сосет валидол, придумывает разные страхи!

Нет, заблудиться Королев не мог. Ибо на охоту всегда отправляется с кем-нибудь из опытных промысловиков. Во всяком случае, именно так докладывали стукачи, без которых любой командир — обычная безвольная пешка.

Значит все же, сбежал? Куда, зачем? На что рассчитывает?

Беглеца нужно не просто отыскать — сделать это без широкого оповещения, максимально быстро и осторожно. Так, чтобы кроме Парамонова и Сомова никто в отряде и лесничестве о случившемся не догадывался. Офицеры роты знают повадки и стиль работы отрядного, не проболтаются. А Сомова строго-настрого предупредить: болтанет — не видать ему капитанской звездочки! До самой пенсии проходит старлеем.

Кто же займется поисками сбежавшего разгильдяя? Сомов? Несмотря на высокую должность, мелковат, слищком суетлив…Нет, помощник по воспитательной работе на роль сыщика не подходит… Начальник штаба? Тоже не годится. По возрасту. Да и не в меру ленив, толстопузый… Задействовать командиров «столичных» рот? Слишком опасно, не удержатся, разболтают…

Кому же поручить излишне щекотливое дело?

И вдруг на память пришла случайно услышанная в курилке похвальба прапорщика Толкунова. Он, дескать, имеет почти высшее юридическое образование, мало того — работая в уголовке, приобрел солидный опыт, повязал столько бандитов, сколько обычному человеку в дурном сне не приснится.

Обычная бравада неумного болтуна? А вдруг — правда! То, что прапорщик мелковат по званию и невероятно глуп — не беда, под руководством командира вынюхает следы Королева. Будто охотничья собака следы зайца…

— Егоров! — снова нажал первую клавишу подполковник. — Найди Толкунова и — к машине!

5

Прапорщик Толкунов в это время обедал. Сыто отрыгиваясь, опустошил миску со щами и теперь примеривался к жаренной курице, обложенной варенными овощами. Поесть он любил, не признавал никаких ограничений, безбоязненно наращивал и без того жирное тело. На зверский аппетит не действовали ни предупреждения врачей, ни растущее не по дням, а по часам пузо.

Квартирная хозяйка с умилением глядела на постояльца, нарезала все новые и новые порции душистого хлеба, подкладывала огурцы и помидоры, придвигала тарелку с белорозовым деревенским салом. Бегала от стола к плите и обратно, опустошала полки кухонного шкафа. Короче, изо всех сил старалась угодить сожителю.

Немолодая, но все ещё крепкая, женщина, Евдокия успешно совмещала обязанности кухарки, уборщицы и «кандидатки в супруги». Ибо прапорщик представился ей замшелым холостяком, намекнул на желание создать крепкую российскую семью.

— Мы с тобой ещё детишек настрогаем, — обещал он. — Ты только заботься обо мне по настоящему. Не так, как антиллегентши. Слыхала мудрую заповедь: в здоровом теле — здоровый дух?

— Нет, не слыхала, — закрывая передником раскрасневшееся лицо, стыдливо признавалась Евдокия. — Тебе не к чему жалиться, дух у тебя дай Боже другим мужикам… Картоха с мясом уже упрела — спробуешь?

Прапорщик нерешительно покрутил лобастой головой, на шее под мощным подбородком тряслись жировые складки… С одной стороны, картоха с мясом, по научному — жаркое, любимая его еда. Но — с другой — в животе уже нет ни сантиметра свободного об»ема. Не случится ли, не дай Бог, несварения, не упекут ли его по этой причине в страшный госпиталь, на операционный стол?

— Положи! — наконец, решился он. — Да погуще! Картохи можно меньше, а вот мяса…

Обрадованная хозяйка наполнила вместительную миску.

— Хорошо готовишь баба, — с набитым ртом похвалил Толкунов. — Пожалуй, оженюсь.

На самом деле, сорокадвухлетний толстяк вот уже двадцать лет состоял в освященном ЗАГСом и церковью браке. После перевода в таежный гарнизон он никак не мог вытащить из-под Хабаровска законную свою половину, та не решалась оставить на произвол судьбы собственный дом с солидным садом-огородом. Да и кому, спрашивается оставлять такое богатство? Единственный сын от первого — забулдыга и гуляка — мигом растребушит его по кабакам и проституткам, родственники поумирали либо сбежали с Дальнего Востока. Разве только продать? Но об этом жена прапорщика и думать не хотела!

Вот и пришлось «холостяку» занять пустующее место в избе одинокой хозяйки. Естественно, и в постели. Благо, она не только не противилась — сама прозрачно намекнула на неухоженность и страдания одинокого квартиранта, заодно, посетовала на собственное одиночество.

Слияние душ и тел произошло без сентиментальных признаний и слезливого согласия — на чисто деловой основе. «Супруг» обеспечивал топливом и продуктами, «супруга» отдавала уже немолодое, но не потерявшее привлекательности, тело, обстирывала и кормила будущего хозяина.

Постепенно тоска по жене грызла прапорщика все меньше и меньше. Соответственно, реже отправлялись письма с суровыми приказаниями бросить к чертовой матери хозяйство и лететь к тоскующему мужу. В ответ — категорическое «нет».

Ну, и черт с ней, мужиков ныне дефицит, пусть официальная половина удобряет коровьим дерьмом жалкий огородик, окучивает картоху, подкармливает груши с яблонями.

От добра добра не ищут — старая поговорка. «Тоскующий муж» спит на чистейших наглаженных простынях, ходит в наглаженной, без единной замятины форме, питается вкуснейшими кушаньями, невенчанная супруга, несмотря на возраст, всегда готова к супружескому употреблению, горячности её ласк могут позавидовать молодые девки.

Но Серафим Потапович на примере своих родителей, царство им небесное, усвоил жизненную истину: бабу нужно всегда держать в строгости, учить послушанию, ежели и ласкать, то только по ночам под одеялом. Баловать об»ятиями да поцелуями, нахваливать и умиляться — пусть занимаются этим богатые бездельники.

— Щи недоварены, картошка сладкая, — сыто отрыгиваясь, ворчливо воспитывает «глава семьи» заботливую хозяйку. — С твоего питания ноги недолго протянуть, из мужика в бабу превратиться, — автоматически оглаживал он арбузообразный животик. — Куда, к примеру, спрятала ветчину, которую я на неделе принес? Сынку-преступнику отправила?

— Что вы говорите, Серафим Потапович? — возмущенно всхлипывает Евдокия, все же убирая с тарелки «сладкий» картофель и накладывая другой, извлеченный из печи. Заодно выставила тарелку с нарезанной ветчинкой. — Я ж за вами, как за дитятей,,,

«Дитятя» поощрительно похлопал хозяйку по выпуклому заду. Не приласкал — именно похлопал. Будто трудягу-лошадь перед пахотой. Миску с картошкой отставил в сторону, принялся за курицу и жирную ветчину, азартно захрустел малосольным огурчиком.

Заодно, не обращая внимание на стоящую по стойке «смирно» сожительницу, продумывал рабочий день, первый — на новой должности.

Прапорщику приказано временно исполнять обязанности ушедшего в отпуск заместителя командира отряда по тылу. Поэтому придется стараться изо всех сил. Вдруг увидев и соответственно оценив работоспособность и разворотливость временного зама, командир добьется его назначения на освободившуюся должность. Ибо по слухам, занимающий нынче её майор готовится к увольнению по возрасту и болячкам.

Правда, по званию Толкунову занять манящую его должность не светит, но бывают же у начальства удивительные причуды. Как говорится, штатное расписание — не Библия, его всегда можно подправить.

До чего же надоело быть вечным врио, старшим кто куда пошлет! Серафим то заменяет заболевшего комроты, то — запившего завскладом, то — командира взвода. Теперь вот на целых полтора месяца — начальник тыла!

— Долго мне ожидать компота? — продолжал ворчать свежеиспеченный начальник. — Работаешь, трудишься, семь потов сходит, голова кружится, а награда где? Можно сказать, родная баба и та плюет на лысину!