Отравленный отпуск

Полное безветрие. Обожженые листья поникли, занавеска на открытом окне обессиленно опустила крылья, солнце безжалостно прожаривает все живое. Мы с Лариным лежим проверх одеял в одних трусах. Пошевелишься — обливаешься потом, попьешь воды — потеешь ещё больше. Единственное спасение — холодный душ. Но не будешь же весь день стоять под холодными струями. Поэтому мы предпочитали лежать неподвижно, пить поменьше и не разговаривать, не тратить попусту накопленную энергию.

И вдруг — легкое постукивание в дверь. Кого ещё несет в мертвый час? Сестры дремлют на своих рабочих местах, санитарки — где попало. Да и вряд ли они осмелятся нарушить послеобеденный покой. Мелькнула мысль о Ленке, но я отверг её — ангелочек не так воспитана, чтобы без приглашения вторгаться в мужскую обитель

Не дождавшись разрешения, в комнату вошел… Витюня. Свежий, розовый, смеющийся. Будто на него не действует ни жара, ни духота.

От неожиданности я поперхнулся пойманным наконец глотком более или менее прохладного воздуха.

— Добрый день, санаторники, — бодро провозгласил Ваютин, без приглашения опускаясь на стул. Достал из кармана апельсин и принялся его чистить. Сок стекал по пальцам, капал на пол. — Ну, и забрался же ты, Славка! С трудом отыскал двоюродного братца, — неторопливо подкинул он мне необходимую для дальнейшего общения информацию. — Спрашиваю Вячеслава Ракова — девица хлопает длинющими ресницами и смеется. Дескать, пиво имеется, а раков давно не пробовали.

Острота довольно плоская, но мы дружно посмеялись.

Я представил «двоюродному брату» соседа по комнате. Витюня приветливо протянул ему пухлую ладошку.

— У вас закурить не найдется? — с жадностью спросил Ларин. Видимо, заметив выпирающий нагрудный карманчик рубашки посетителя. — Решил бросить, да вот никак не получается… Мучения — не приведи Господь…

— Конечно, найдется, — с готовностью ответил сыщик. — Только вам придется взять самому. Руки грязные… В кармашке и сигареты и зажигалка.

Витюня склонился к лежащему блондину и тот взял пачку «явы» с кокетливой зажигалкой. Вытряхнул одну сигарету, зажег её и возвратил курительные принадлежности на прежнее место — в кармашек.

Я про себя усмехнулся. Молодец, Витюнчик, талантливый сыскарь! Здорово получил «пальчики» соседа!

Кажется, Ларин ничего не заподозрил — глядя в потолок, жадно глотал табачный дым.

— Я к тебе — по делу, — жизнерадостно об»явил Ваютин. — Забыл, небось о том, что сегодня у Марийки день рождения? А вот она о тебе не забыла — велела немедленно доставить на торжественный обедо-ужин. Разрешено — без смокинга и бабочки…

— В такую жарищу? — ужаснулся я, представив в какую мокрую тряпку превращусь в битком набитом людьми вагоне трамвая. — Извинись за меня перед женой, скажи — обязательно приду, только позже… Сейчас никак не могу — пожалейте немощного старичка.

Ларин прикончил сигарету и теперь внимательно следил за полушутливой беседой «братьев». Будто выискивал в ней опасные для него огрехи.

В конце концов, пришлось согласиться. Постанывая, натянул брюки и рубашку, раздумчиво поскреб небритый подбородок… Сойдет и так. Судя по всему, нет ни дня рождения, ни именин, ни новоселья, а для делового общения с Витюней бриться не обязательно.

— Что случилось? — нетерпеливо спросил я, едва мы выщли за пределы санатория. — Мог бы потерпеть до вечера…

— Дома, — односложно ответил Витюня.потеряв недавнюю жизнерадостность. — Потерпи.

— Скажи только — важное?

— Сказано — потерпи.

Ваютин упрям до дикости, упрется — бульдозером не сдвинешь. А я в такую жару не только не бульдозер — даже не хлипкий мерин. Но соглашаться не хотелось.

— Важное или нет?

Упрямец ограничился пожатием плечами. В переводе: у работников уголовки неважного не бывает — любая мелочь обязана занять предназначенное для неё место и заработать в нужном для сыщика направлении. А ты задаешь пустые вопросы.

Молча доехали до дома, в котором живут Ваютины. Молча вошли в квартиру. Марийка — на работе, никто не мешает, а Витюня все ещё молчит. Я почувствовал — пройдет ещё десяток минут в безмолвии — на всю жизнь онемею.

Наконец, упрямый козел «заблеял». Говорил на удивление немногословно и сухо.

— Первое. Доложил своему начальству и получил «добро» на раскрутку твоего дела…

Я начал было изображать телячий восторг, но Ваютин повелительным жестом остановил его дальнейщее развитие.

— Выслушай до конца… Второе. Милиционера-одиночку, проверявшего документы в поезде, вычеркнем. Дали излишне старательному деятелю по мозгам — все дела… Дальше. Твоего соседа по комнате возьмем под контроль. Вязать пока не станем — нет достаточных оснований…

Старательный поездной милиционер-служака приказал «долго жить»? Отлично, одной версией меньше… Кажется, Витюня намертво вцепился ещё в одну, связанную с Лариным… Жай-то Бог, чтобы и она закончила свое сущствование. Что тогда останется? Проводница? В причастность к убийству Крымова этой немолодой женшины я не верил с самого начала.

Кто на очереди?

Версия номер три — Ленка.

Предчувствие страшной развязки сжало сердце, стало трудно дышать… Неужели Ленка — убийца?

— Звонили из Козырьково. Просили передать тебе… вот это.

Мгновенно исчезли недобрые предчувствия. Я набросился на лист бумаги, как голодный на кусок хлеба. Пусть на листе — всего несколько слов, но для меня сейчас любая «крошка» необходима.

Молодцы ребята! За какие-нибудь несчастные несколько суток смогли докопаться до множества интереснейших сведений. И хотя в телефонограмме всего не скажешь, если вписать в переданную ими информацию уже известные нам с Витюней детальки — получится довольно цельная картина.

Оказывается ловкий Венька подставил ножку одному своему конкуренту. «Ножка» весит немного — немало — почти миллион долларов. Соответственно, у Крымова подскочил счет в одном из коммерческих банков. На такую же сумму. Фамилия конкурента не упоминается, но это не имеет особого значения. Главное — он есть, обиженный предательством, озлобленный миллионной потерей.

Одно это подтверждает правоту Ваютина, подсказавшего мне четвертую версию. Многое должен прояснить откровенный разговор с вдовой умершего бизнесмена.

29

Санаторий — странное полумедицинское учреждение. Непонятно, чем занимаются его временные обитатели: отдыхают или лечатся? К примеру, я приехал отдохнуть, забыться. А меня заставляют нырять в ненужную мне ванну с кислородной «начинкой», терять уйму времени для посещения врачей разных специальностей, сдачи дурацких анализов, имеющих значение разве для престарелых пенсионеров.

Так на что же я трачу драгоценный отпуск? Какой черт понес меня в санаторий, когда я мог с большей пользой потратить отпуск в примитивном Доме Отдыха?

Сначала санаторные дни тянулись, будто медлительные волы по украинскому шляху. Знакомство с окрестностями, прогулки по парку и по улицам незнакомого города, встречи с Витюней. Потом — началось непредсказуемое.

Доктор Мария Васильевна по молодости и неопытности почему-то решила, что её пациент смертельно болен. Задача лечащего врача принять все меры для его спасения.

Шесть раз меня заставили лежать рядом с кардиографом. В виде разных анализов «выкачали» минимум поллитра мочи. Восемь посещений лаборатории стоили мне немало отсосанной миловидными девчушками крови. Плюс меня прогнали сквозь строй врачей-специалистов, под дверьми кабинетов которых маялись десятки таких же ни в чем неповинных бедолаг…

Со временем пребывание в Пятигорске перестало радовать новыми открытиями, переросло в повседневность.

Одолела скука.

Заниматься легковесным сексом с дамами, подобными ленкиной простушки, не хотелось. По натуре я — чистоплюй, не выношу ничего грязного, начиная от белья и кончая половыми отношениями.

Глушить скуку водкой — тем более противно.

Короче говоря, не знаю, как я вытерпел бы пребывание в санатории, если бы не затеянное расследование. Оно целиком поглотило меня, заставляла забывать о скуке, переносить всевозможные процедуры и врачебные осмотры.

Вдобавок ко всему меня допекали воспоминания о прежних встречах с ангелочком без крылышек. Когда она ещё не носила новой своей фамилии — Крымова, а была просто Ленкой.

Оказывается, при всем несовершенстве человеческая память сохраняет многие «картинки» прожитого. По ночам я будто просматриваю увлекательные кадры, в которых — жаркие об»ятия, сладкие поцелуи и многое другое, не подлежащее разглашению. Просыпаюсь в поту с больной головой и, чертыхаясь, глотаю снотворное.

Скорей всего поэтому необходимость откровенной беседы с вдовой обрадовала меня. Ибо эта необходимость — чисто деловая, не замешана на сексе и прочих нежностях. Значит, мне не в чем себя упрекнуть.

Со дня гибели Крымова минуло две недели. Срок вполне достаточный, чтобы Крымова смирилась с потерей мужа. Тем более, что особого горя в поведении вдовы я и раньше не замечал. Ни в санатории, ни тогда — в Майском. Ленка даже пооткровенничала, сознавшись в отсутствии любви к мужу.

Не взирая на игривые мысли, я чист и по отношению к памяти друга и — к самому себе.

Навещать Ленку в её комнате не было желания. Не потому, что боюсь не справиться с мужскими «эмоциями» — возненавидел её соседку. Впрочем, ненависти, как таковой не испытывал — появилось чувство брезгливости.

Вообще-то, какое мне дело до того, с кем простушка испытывает прочность санаторных кроватей или под кем подминает траву в нашем парке. И все же при виде ярко намалеванного рта и излишне подвижных бедер Людмилы к горлу подкатывала тошнота.

Поэтому пришлось подстеречь Крымову в лечебном корпусе.

Я решился на полную откровенность. Нередко она значительно выгодней самого искусного маневрирования. Тем более, что после получения телефонограммы из Козырьково подозрение в причастности женщины к убийству Веньки резко пошло на убыль.

Устроился я на диванчике напротив строя ванных кабин. Сидел и размышлял.

Конечно, разработку проводницы прекращать нельзя. Инфаркт — не доказательство отсутствия вины. Беда, никто не спорит, можно посочувствовать, при необходимости помочь, но не оправдать.

Ларин — подозрителен по всем статьям. Слишком много разночтений в поведении и высказываниях. Неизвестно о чем он разговаривал с Надеждой Семеновной, после чего она попала в больницу. Откуда блондин знает Крымову, где они познакомились до встречи в поезде?

И почему, наконец, меня не оставаляет ощущение, что я когда-то раньше тоже видел блондина. Встречаться вплотную, так, чтобы запомнить характерные жесты, абрис фигуры, я мог только с подследственными и свидетелями. Среди знакомых человека, похожего на Ларина, по моему, не было.

Вторая версия — наиболее убедительная.

Крымова… Леночка… Болевая точка, которую безуспешно пытаюсь подавить… терапевтическим лечением. О необходимости применения хирургии страшно подумать.

Версия шаткая, держится на чисто психологических опорах. Ни одного весомого факта. Что имеется? Опрокинула бутылку с холодным чаем, предположительно отравленным? А вдруг действительно — случайность? Равнодушно восприняла смерть мужа? Но равнодушие может быть и показным, исходящим от нежелания выслушивать соболезнования.

Короче, мелочь, ни о чем не говорящая и ничего не подтверждающая.

Кстати, не помешает озадачить Витюню проверить по своим каналам наличие на бутылке из-под нарзана «пальчиков». Я «записал» в памяти очередное задание.

Во время. На дальнейшее раздумье времени не осталось.

Из ближайшей кабинки вышла Ленка. Распаренная, взлохмаченная, на ходу вытирая мокрые волосы. Натолкнувшись жадным взглядом на полуоткрытую грудь я невольно потупился.

— Славик? Сто лет тебя не видела, — я почувствовал, как глупейшая улыбка расползлась по лицу. — Как тебе не стыдно — не навестишь, не узнаешь, чем занимаюсь, как себя чувствую.

— По моему, тебе с Людмилой не скучно, — пробормотал я, ощутив в этом своем бормотании нотки ревности. — Мерзкая дамочка…

— Почему? — удивилась женщина. — Обычная бабенка, которая один раз в году отрывается от детей, кухни, постирушек — раскрепощается… Наверно, ты имеешь в виду её отношения с мужиками, да? — я промолчал, пусть думает, что хочет. — Так это понятное стремление расслабиться, полечить нервную систему. А чем ещё прикажешь заниматься во время отдыха? Читать газеты, смотреть по телеку кровавые ужасы?… Ты, к примеру, занялся розыском убийцы Крымова. Тоже — своеобразная разминка…

Лена сама приблизила желаемые откровения.

Мимо нас промаршировала полная дама в спортивном костюме. Вызывающе топорщится высокая грудь, в такт движениям играют округлые бедра. Окинула нас с Ленкой понимающим взглядом, завистливо усмехнулась.

— Ничего себе — разминка! — притворно ужаснулся я. — Последние силы выкачивает.

— Вот-вот… Неужели тебе не надоело заниматься расследованиями в Козырьково? Отдохнул бы, пофлиртовал с дамами… Видел, какая прошла мимо нас курочка?

— Не видел — ослеп от ужаса!

— От ужаса?

— Именно. Представил себе «курочку» одежды… в натуральном виде. Без одежды.

Ленка понимающе повела плечиками. От этого движения декольте ещё больше увеличилась. Мне стало жарко, в горле появилась странная сушь.

— Санаторий окончательно тебя испортил. Хамишь, не отдавая себе отчета в том, что разговариваешь не с пропойцами в кабаке, а с приличной женщиной.

Выговор — по полной форме: с гневным румянцем на щеках, опущенными смущенными глазками. Можно подумать, что эта недотрога не лежала обнаженной со мной в постели, не осыпала меня ласками и не принимала таких же сверхгорячих ласк.

— Кстати, откуда ты взяла, что я занимаюсь поисками убийцы Веньки? Разве больше нечего делать несчастному больному человеку?

Ленка вызывающе усмехнулась… У тебя, сыщик, на лице написано, чем ты интересуешься… В данный момент — моей грудью и коленками… Можешь кому угодно вешать лапшу на уши, только не мне, ибо по возрасту я вдвое старше тебя и как женщина, и как человек, познавший оборотную сторону жизни.

Я отлично понял скрытый смысл ленкиной улыбочки. Особенно, в части её умопомрачительных грудей и коленок

По коридору продефилировал спортивного вида мужик. Одарил нас таким же, как грудастая дама, сожалеющим взглядом… Вот, дескать, идиоты нашлись. Вместо того, чтобы заниматься любовью в комнате со всеми удобствами, облизываются на людях, травмируя нервную систему окружающих…

— Здесь нам не дадут поговорить спокойно, — вызывающе бросила Ленка в лицо «спортсмену». — Почему-то все принимают нас за влюбленных. Вроде мужчина должен смотреть на подругу только с точки зрения секса…

— А ты против такого варианта?

— Прекрати! Не заставляй меня краснеть на виду у всех!

Мимо снова прошлась «курочка», вызывающе потрясла передо мной своими сомнительного качества прелестями.

— Нет, это становится просто возмуительным!… Знаещь что, Славмк, пошли ко мне, разопьем бутылку сухонького, поговорим.

— А твоя соседка?

— Отправилась с хахалем на экскурсию по Большому Кавказу. Возвратится к ужину.

У меня перехватило дыхание. Отлично понимал, что беседа в теремке неизбежно приведет нас с Ленкой в постель. Ведь мы — живые люди, а не тряпичные куклы.

Возвращение к старым отношениям страшило меня не меньше, чем отказ от них. Потому-что Крымова все ещё была под подозрением, близость с ней казалась мне преступной. Но отказаться не было сил…

Мы медленно пошли по тенистой аллее по направлению к своему корпусу.

Жара постепенно набирала градусы, легкий ветерок обжигал мое и без того разгоряченное лицо. В этот час парк пустовал. Отдыхающие либо принимали процедуры, либо прятались в своих комнатах.

— Скажи, Лена, ты уже свыклась со смертью Веньки?

Вопрос безжалостный, до предела болезненный, но он — своеобразная ступенька, ведущая к другим, заранее продуманным вопросам.

Женщина испытующе посмотрела мне в глаза. Так пристально, что у меня сердце забило тревогу.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что я вынужден затронуть незаживающую рану… Если она ещё не зажила. А мне не хочется лишний раз причинять тебе боль.

— Давай, Славка, без хитрых маневров. Переходи сразу к главному… Я тебе уже как-то говорила, что брак с Крымовым — самая серьезная ошибка в трудной моей жизни… Этим сказано все.

Слева от входа в корпус утоплена в разросшийся кустарник лавочка. Раньше она стояла на аллее, но преприимчивые влюбленные передвинули её подальше от бесстыжих фонарей и таких же бессовестных взглядов. Мы присели.

— Почему ты оставила меня и ушла к Крымову?

Вопрос, конечно, не главный, его вполне можно не задавать, но он вырвался сгустком непроходящей обиды и недоумения.

— Надеюсь, ты не поверил в неожиданно вспыхнувшую страстную любовь к Вене?

— Нет, об этом я даже не думал…

— Правильно… Если говорить абсолютно честно… Но как же трудно быть честной по отношению к самой себе…

— Если трудно — не говори… Я сам скажу… Позарилась на богатство?

Лена опустила голову. Кажется, только сейчас она осознала мерзость своего поступка. Но чем и как оправдаться? И кому нужны малоубедительные оправдания запутавшейся женщины.

И все же она разговорилась.

Нищенское детство, беспроветная юность, первая любовь, протяжением в одну сумасшедшую ночь, ни профессии, ни образования… И вдруг на этом фоне — крымовский особняк, набитый дорогими вещами, два «мерседеса» в гараже, прислуга, телохранители.

У какой женщины не дрогнет сердечко? И цена всему этому смехотворно мала — сделаться супругой некрасивого, потрепанного любовными похождениями бизнесмена. Девушка с радостью «уплатила» эту цену…

— Жалеешь? — тихо спросил я.

— Да, жалею… Ты ещё о чем-то хотел спросить? — заторопилась вдова, будто испугалсь слишком уж быстрого сближения. — Спрашивай…

Ожидаемое любовное признание повисло в воздухе. Будто зеленый лист, опаленный солнечным жаром.

— Скажи, перед празднованием Венькиного юбилея ничего не произошло? — Лена непонимающе наморщила лобик. — Я имею в виду странные телефонные звонки, необычное беспокойство Крымова, непонятные посетители…

Лена задумалась.Тонкие пальчики перебирали ворот блузки.

— Вроде, ничего из ряда вон выходящего. Правда, Веню что-то угнетало, но в таком состоянии он был постоянно. Говорил с кем-то по телефону и вдруг выматерился. Обычно матерщины не призна вал, а тут — открытым текстом, без помарок и исправлений.

Я слушал, затаив дыхание, стараясь не спугнуть неловким словом или жестом ленкины откровения. Ведь она фактически «рисовала» предсмертный портрет бизнесмена, который о многом может поведать нам с Витюней.

— Дверь открывал телохранитель… Потом, перед самым юбилеем появились ещё двое… Перед юбилеем Крымов посадил в прихожую третьего парня… Потом — неожиданное решение поехать в санаторий. Ведь Венька не признавал ни поликлиник, ни больниц… И вдруг… Он в последнее время чего-то боялся…

Подумаешь, новость! В России сейчас все боятся, особенно, те, кто сидит на мешках с деньгами. Их отстреливают, как глупых куропаток.

Невольно вспомнилось в каком порядке шли Крымовы к вагону. Впереди — супруги, по бокам — два настороженных телохранителя, позади — ещё один с чемоданами.

Забавная картинка!

— Припомни, Венька ничего не говорил о том, что его преследуют, что он опасается покушения?

— Ты знаешь не хуже меня, что, несмотря на кажущуюся открытость, Крымов был на редкость замкнут… Но перед самым выездом на вокзал вдруг приоткрылся…

Я так и впился ожидающим взглядом в ленкины губы. То, что она сейчас скажет, может вознести версию о конкурентах над всеми остальными.

— Как приоткрылся?… Ради Бога, постарайся вспомнить — слово в слово.

— А мне и вспоминать нет необходимости — та фраза застряла в сознании больнючей занозой… «Лучше в санаторий, чем на тот свет». Тогда я не придала значение — мало ли что Крымов имел в виду. Возможно, болезнь, от которой решил избавиться в Пятигорске… Только сейчас до меня дошло…

До обеда осталось два с половиной часа. После посещения столовой мы разойдемся по своим комнатам. Я — к Ларину, Лена — ожидать драгоценную простушку. И наверняка перебирать в памяти каждое мое слово. Удастся ли раскрыть ангелолочка ещё раз или она ограничится уже сказанным?

— Ты хотела побаловать меня сухим вином? — напомнил я, думая вовсе не о вине. — Раздумала?

Лена наклонила голову, исподлобья бросила на меня лукавый взгляд.

— Нет, не раздумала… Пошли?

Все получилось так, как я предвидел. Не успели мы зайти в «девичий терем» и повернуть ключ в звмке — Ленка прильнула ко мне всем телом. Откинула голову и шептала: Славик, Славочка, люблю… люблю…

Я, конечно, не устоял…

30

Необходимость посещать квартиру Ваютиных отпала. Вместе с возможностью пользоваться гостеприимством Марийки, которая буквально закармливающей меня вкуснейшими блюдами. Витюня придумал более удобный способ общения. Исключающий поездки в переполненном трамвае и зряшные потери дорогого времени.

В квартале от санатория находится небольшой частный домик, в котором проживает пожилая пенсионерка, тетя Паша. Тихая, спокойная женщина, без мужа и детей. Не знаю, чем она обязана Витюне, какая связь существует между ними, но пенсионерка охотно предоставила в наше распоряжение одну из свободных комнат. Мало того, обеспечивала ароматным чаем и разнообразными фруктами.

Наличие подобной конспиративки удобно для нас обоих. Для меня — отпала необходимость мотаться на другой конец города, для Ваютина — раньше времени сбегать с работы. Обычно появляется дома поздно ночью. А тут — забежать на пару минут к тете Паше.

Ведь помощь, которую сыщик мне оказывает — чисто дружесго плана. Никаких благодарностей — ни в виде об»ятий, ни бутылками спиртного. Хорошо еще, что начальство пошло навстречу, разрешило помогать коллеге. Естественно, без ущерба для службы.

Посыльные, письма, телефонные звонки — под строгим запретом. Встречи — через день в девятнадцать тридцать, после санаторного ужина.

В последнее время новости, ранее стекающие редкими каплями, превратились в проливной дождь. Такой, что успевай поворачиваться, впитывая и анализируя накопленную информацию.

Вот и сегодня Витюня приволок целый «узел».

— Получил данные обследования чертовой бутылки из-под нарзана. Засеяна «пальчиками», будто пашня семенами… Только «всходов» маловато…

— Но все же имеются?

— А как же! Жалко, что в милицейской картотеке нет «пальчиков» проводницы и твоей подружки… Да и Ларин там, похоже, не отметился…

— Значит, потянули пустышку?

— И да, и нет… Оказывается, за бутылку хватался находящийся в розыске преступник… Кто именно мне не сообщили — разбираются.

Я перечислил всех, кто на моих глазах прикасался к бутылке. Ленка, я, Ларин, проводница, Крымов… кто еще? Ах, да, чернявый кавказец… Но он сошел за полчаса до Майского.

Витюня насторожился. Здорово это у него получается! Пригнется, словно изготовился к прыжку с трамплина, глаза — щелки, подбородок прижат к груди, зубы оскалены… Волк, настоящий волк!

— Приметы можешь выдать?

— Бог с тобой, о каких приметах ты спрашиваешь? Я ведь видел его пару минут, не больше…

— Славка, ты ведь сыщик…

Больше можно ничего не говорить, сам знаю — оплошал. Подумал и принялся выкладывать такие общие данные, что можно повязать минимум треть населения страны. Чернявый… плотный…среднего роста…кажется, прихрамывает… нет, не уверен…

Вот и все «приметы».

— Слабо, сшито гнилыми нитками, — разочарованно пробурчал Витюня, возвратив голову в исходное положение. — А говоришь сыщик… Пора посылать тебе на переподготовку к малолетку-стажеру.

Сам знаю — поступил далеко не профессионально. Может быть потому, что слишком много внимания уделил Ларину. Пытался вспомнить, где и при каких обстоятельствах встречал блондина.

Довспоминался!

— Ладно, переморгаем, — Витюня одарил меня сладенькой улыбочкой, вложив в неё столько ехидства, что меня передернуло. — Похоже, мы с тобой подошли к самому краю. Недолго в пропасть сверзиться. Вот расколем проводницу, проследим за Лариным — прояснится окончательно…

— Прояснится ли? — усомнился я, не видя ни пропасти, ни опасного «края». — Ты, как всегда, преувеличиваешь…

— Ничего не преувеличиваю, — сварливо перебил сыщик. — Скорей — преуменьшаю… Поэтому, без согласования со мной — ни шагу. Разрешаю только — на процедуры, в столовку и в туалет. Ни прогулок по парку и городу, ни поездок на экскурсии… Понял? — и, не дожидаясь согласия. — Чую близится конец бандюгам. Они тоже знают об этом и соответственно звереют… А нос у меня чуткий, ему можно довериться…

— Общаться с женщинами тоже запрещаешь? — кисло улыбнулся я, представив себе ожидающую нас с Ленкой «диету». — Или — по особому разрешению?

Витюня не принял шутку, остался серьезным и даже угрюмым.

— Сам обязан понимать, что в нашем деле женщины таят главную опасность. Если не расправятся сами — подставят хозяевам. Тем более, Крымова, с которой ты, похоже, связался. Она у нас — на подозрении… Оружие имеешь?

— Откуда? Знаешь ведь — отпускники сдают свои пистолеты… Глупее трудно придумать, но факт остается фактом.

— Я тоже этого не одобряю. Сыщики всегда, и на службе, и на отдыхе, находятся под угрозой покушения. Нож, пуля, кирпич на голову, удавка на шею — мало ли способов расплаты. А начальство оставляет их беззащитными… Дал бы я тебе свой «макаров» да права не имею. Одно обещаю — потолкую со своим «командиром», попытаюсь разжалобить. Авось, разрешит.

— Еще новости есть? — невежливо перебил я Витюню. — Хватит причитать.

— Как же жить без новостей? В основном мы занимаемся пережевыванием информации: то по необходимой, то — ерундой. Вместо щей и каши, — с горечью пошутил он, и я понял — с утра ничего не ел.

— Проголодался?

— Зверски. Даже тебя бы сожрал — боюсь отравиться…

— Может быть найдется с»естное у тети Паши?

— Неудобно, — послал в меня извинительную улыбку голодный сыщик. — Мы и без того пользуемся добротой женщины…

— Неудобно штаны надевать через голову, — плоско пошутил я. — Сейчас организую. И — расплачусь.

Тетя Паша охотно взбодрила остывший самовар и принесла собственоручно изжаренные пирожки с капустой. Не прошло и десяти минут, как от них осталось приятное воспоминание.

Насытившись, Витюня подобрел. Удивительный у него организм! Голод вызывает всплеск ехидства, сытость — доброту и понимание… Впрочем, почему удивительный? Голодная собака всегда злая и драчливая, стоит ей погрызть даже изглоданную кость — ласкается и извинительно повизгивает.

— Ожидаю продолжения новостей, — настырно потребовал я. — Хотя бы в уплату за тети-Пашины пирожки.

— Разве — в уплату, — сладко улыбнулся Ваютин. Словно замурлыкал. — Подставляй ладони…

И — разговорился… Правда, ничего существенного выкачать из него в этот вечер мне так и не удалось. Настырное предупреждения о возможном покушении, требования не высовываться, не подставляться. Желательно ограничить маршруты передвижения даже по парку родного санатория, стараться больше быть на людях, избегать укромных уголков и безлюдных аллей.

И так далее, и тому подобное.

— Почему за мной должны охотиться? Кроме Ленки, никто не знает о том, что я — сотрудник уголовного розыска. Если даже узнают — почему я обязательно должен проводить на отдыхе какие — то расследования?

Витюня поморщился, словно в рот ему попало нечто вонючее.

— От подобной наивности меня карежит… Спрашиваешь, почему? Отвечаю. Те, кого мы выслеживаем, давно выросли из детских штанишек, умны не менее нас с тобой. Может быть даже умнее. Ты — свидетель убийства Крымова, человек, который слишком много знает. И продолжает «вгрызаться» глубже… С такими не церемонятся — их убирают…

Кажется, Ваютин считает старого друга этаким трусливым пацаном! Назло ему сегодня же поздно вечером пройдусь вдоль санаторного забора, засаженного двухметровым кустарником…

Не один, конечно, — с ангелочком…

31

Курортные романы непродолжительны по времени, и поэтому, как правило, взрывчатые и жаркие, имеют свои достоинства и недостатки. Эффективное средство от скуки — злейшего врага отдыхающих. Нет необходимости торопиться на работу и по возвращению представлять супруге или супругу подробный отчет.

Это — хорошо. А вот отсутствие безопасного места для встреч приносит немалые огорчения. Скамейка, спрятанная в кустах, предназначена для первых поцелуев и поглаживаний. Потом «кустотерапия» становится не только не нужной, но даже вредной. Страсти, не имея выхода, быстро перегорают, оставляя холодный пепел, перемешанный со стыдом и досадой.

В санаториях отжыхают взрлслые люди, для которых вздохи при луне представляют интерес только в качестве небольшой разминки перед ответственными «соревнованиями». Им подавай отдельную комнату с запирающейся дверью и удобной кроватью.

Мы с Ленкой, после длительного перерыва возвратившись к близким отношениям, обезумели. Об»ятия и поцелуи в укромных уголках обширного парка не удовлетворяли разгоревшихся желаний. Остается либо выселить, хотя бы на непродолжительное время, Ларина, либо «выдать замуж» простушку. Желательно, с её переселением на «жилплощадь» жениха.

И первое, и второе имеет свои отрицательные стороны.

Мне не хотелось бы вступать в слишком близкие отношения с подозрительым блондином. А они неизбежно возникнут, как только Степан Степанович узнает о моей любовной интрижке, ощутит свою необходимость.

Избавиться от Людмилы — легче легкого. Но и тут имеются свои подводные рифы. Где гарантия, что простушка не появится в самый ответственный момент? Или — случайно, или — специально, чтобы досадить более счастливой «подружке».

Выбираться на поверхность, едва погрузившись в блаженное забытье — хуже не придумаешь. А простушка вполне может осуществить подобное пытошное мероприятие. Тем более, что она проводила очередную свою любовь — мужика в шортах и теперь смотрит на мужчин через некий оптический прицел, мечется в поисках достойной замены.