Отравленный отпуск

А не познакомить ли простушку с Лариным?

Это была бы самая настоящая удача! Никаких сложностей — мы просто поменемся местами: я переселюсь к Ленке, Ларин поселит на мое место Людмилу. Или — наоборот. Все довольны, наступит период полного благоденствия. До окончания действия санаторных путевок.

Правда, при этом я в ночное время теряю контроль над блондином, но это меня не смущает — обычно ночью люди спят.

Я разрывался между любовными желаниями и стремлением найти и покарать убийцу Крымова. Соответственно, росла самая настоящая ненависть к простушке.

Кажется, Людмила испытывала ко мне и к Ленке аналогичные чувства. Густо замешанные на зависти. По её твердому убеждению, женское одиночество в санатории — верх безнравственности, подрыв здоровья, вред, наносимый дорогостоящему лечению.

Появлялась она в теремке всегда неожиданно. Стучала в дверь кулачками. А когда, наспех одевшись, мы ей открывали — ехидно щурилась, хватала со своей тумбочки какую-нибудь безделушку и — исчезала. С тем, чтобы, едва мы разденемся и ляжем в постель, появиться снова.

Самое радикальное средство избавиться от наглой телки, если не считать знакомства её с Лариным, — сплавить хотя бы на время в экскурсионную поездку.

— Людмила, сегодня продавали путевки на интереснейшую экскурсию, — кляня про себя настырную бабенку, принялся я интриговать её. — Говорят, там имеется дикий рынок, на котором продают по баснословно низким ценам свитера и кофточки.

— Я тоже слышала, — подхватила Ленка, умоляюще глядя на соседку по комнате. — Одна дама купила и ужасно довольна. Удивительная дешевизна! В Москве — не менее полутора тысяч, там — двести-триста рублей.

Простушка щурила накрашенные глазки, складывала нарисованные губки в недоверчивую гримасу.

— А почему сама не едешь?

— Уже купила! — радостно почти кричала Крымова. — Две кофточки и свитер!

Из чемодана выпархивают вещи, купленные, насколько меня посвятили, в Москве.

— Я бы, конечно, поехала, — заколебалась простушка, — но, признаюсь, поистратилась. А экскурсионные путевки дороги — боюсь не осилить… Плюс — кофточки… Дала телеграмму мужу — вот-вот получу…

— Какие проблемы? — мигом позабыл я про свой оттощавший карман. — Куплю вам путевочку, ссужу деньги на обновы. Получите от мужа — возвратите.

Отлично понимал — никакого возврата долга не будет. Обычная плата за освобождение комнаты…

Людмила уезжала на дармовую экскурсию, а мы с Ленкой до её возвращения наслаждались любовью. Даже на процедуры не ходили, столовую не навещали, ограничивались бутербродами и сухим вином.

Но нельзя же ежедневно избавляться таким образом от наглой вымогательницы! Никаких средств не хватит. А мы так изголодались джруг по другу, что даже нескольких суток не хватит для утоления любовного голода.

Остается единственный выход — Ларин.

Я начал продумывать намеченную «операцию». Учитывая сложный характер блондина, нужно подготовить и отрепетировать ненавязчивые фразы. Такие, чтобы Степан Степанович не заподозрил моей заинтересованности.

Случайная беседа несколько нарушила планы.

— Вы не узнавали, как чувствует себя наша проводница? — предельно равнодушно спросил однажды Ларин, не отрываясь от газеты. — Оклемалась или — без улучшения?

Я насторожился.

— А почему бы вам самому не позвонить? Вдруг Надежда Семеновна пришла в себя и вспомнила, куда дела вашу бритву.

Отталкивающий жест ребром ладони — от груди к собеседнику. Такой знакомый, что во мне ожил знакомый червячок. Думай, сыщик, вспоминай!

— Избавьте. Терпеть не могу назойливости, в том числе, и собственной!

Все правильно, не придерешься. Культурный человек, щепетильный до предела. И такие тоже бывают.

Признаться в том, что суровый доктор разрешил свидание с Тиберидзе через пять дней? Лучше не говорить об этом. Версия с Лариным далеко не исчерпана, малость потускнела, отодвинулась в сторону, но ещё дышит.

— А я вот по натуре — настырный нахал. Вчера позвонил. Сведения — малоутешительные. Боюсь, свидание с больной разрешат не раньше, чем через неделю.

Вот и весь разговор. Ничего определенного — легкий аромат подозрительного равнодушия. Ларин сочувствует человеку, попавшему в беду, но это кажущееся сочувствие до того припахвает примитиным притворством, что вызывает невольную настороженность.

Ларинское притворство можно было если не оправдать, то хотя бы смириться с ним, если бы Ваютин во время очередной встречи у тети Паши не сообщил интересную новость. В больницу позвонил какой-то мужчина и поинтересовался состоянием здоровья больной Тиберидзе. Отрекомендовался любящим племянником.

У меня ни малейшего сомнения: звонил Ларин. Витюня сомневается. Надежда Семеновна живет в Пятигорске уже лет десять, наверняка обрела за это время родственников, друзей и подруг.

— И что же ответил звонившему занудливый врач?

— К сожалению, такого поворота событий мы не предвидели. Врача не предупредили. Он ответил то же, что и нам: дней через пять разрешит свидание.

— Недоработочка…

— Да, допущена досадная оплошность, — согласился Ваютин. — Надеюсь, теперь ты понимаешь, что тебя постараются убрать до того времени, когда ты пойдешь к проводнице?

Соглашаться не хотелось — не позволяло идиотское самолюбие.

— А что может выболтать Надежда Семеновна? Какими-такими секретами она владеет?… Твои страхи явно преждевременны.

Витюня упрямо стоял на своем: осторожность и ещё раз осторожность. Как говорил оплеванный ныне Ильич: учиться, учиться и учиться… Вообще-то, если Ваютин прав, учиться мне не придется. Разве только на том свете.

В конце концов, твердо пообещал быть максимально осмотрительным и при необходимости немедленно проинформировать тетю Пашу.

На следующий день — ещё одна новость. Неожиданная и… полезная.

После обеда блондин исчез. Сидели мы с ним в разных концах огромного зала столовой — поэтому его исчезновение осталось для меня незамеченнным. Обычно ожидали друг друга на площадке перед входом — на этот раз Ларин не появился.

«Пропажа» подозреваемого для сыщика — болезненный удар. Появляется ощущение дискомфорта. Будто чего-то не хватает. Возвратился я в корпус, вышел на балкон и стал грустно осматривать аллеи и лавочки. Свободные и занятые.

Где же мой любимый сосед?

Ага, есть!

Метрах в двухстах от третьего корпуса — один из входов на территорию санатория. Так вот, около металлической калитки беседуют двое: Ларин и какой-то мужик с авоськой в руке.

Степан Степанович говорит спокойно, выдержанно, без эмоций. Зато его собеседник волнуется, размахивает короткими руками, теребит черную шевелюру.

Вообще-то, ничего удивительного: встретились — разговорились. Возможно, прохожий спрашивает, как пройти к рынку, или интересуется последним курсом валюты?

Я успокоился и прилег отдохнуть. Ларин не сбежал, а это — главное. Облик немолодого брюнета прочно отпечатан в памяти.

Заявился сосед около четырех часов. Веселый, с двумя хозяйственными сумками, из которых заманчиво выглядывают горлышки коньячных бутылок и таинственные разноцветные пакеты.

— Короче говоря, Вячеслав Тимофеевич, у меня сегодня праздник — стукнуло тридцать восемь. По этому поводу приглашаю вас на небольшой банкет…

Невольно вспомнились предостережения Ваютина, но я мысленно отмахнулся от них. Вряд ли Ларин решится на покушение в палате санатормя, для этого он слишком умен. Зато появилась реальная возможность свести соседа со скучающей простушкой.

— Причина основательная… Кого ещё приглашаете? Нам с вами без женского общества будет, пожалуй, скучновато.

— Конечно. Прошу передать мое приглашение вашей милой подружке… И заодно — просьбу. Путь подыщет для меня такую же симпатичную даму… Понимаете, мне будет слишком одиноко смотреть на счастливых влюбленных. Да и вам не предоставит особого удовольствия моя вытянутая физиономия…

Меня переполила радость. Зверь сам шел в западню. Подставим ему сластолюбивую простушку — останемся полными хозяевами «девичьего теремка».

Узнав о намеченном мероприятии, Ленка обрадовалась не меньше меня. Обхватила руками за шею, прижалась, зашептала, будто молитву: неужели это сбудется, Славочка — целые ночи вдвоем?

Еще больше обрадовалась Людмила. Переговоры с ней вела Ленка — мужику совать глупую голову в женские проблемы строго противопоказано. Позже она, посмеиваясь, рассказала о том, как проходила беседа.

— Услышала Людка о предстоящем праздновании дня рождения — кинулась под душ, смывать старые грехи… Представляешь?… Натянула чистое белье с разными фестончиками и выпушками, выбрала самую короткую юбчонку, добрых два часа вертелась перед зеркалом. И в раздетом виде, и — в одетом… Теперь дело за твоим соседом — оправдать надежды Людки, не спасовать…

Ларин не спасовал. Он накрепко прилип к аппетитной бабенке, разве только не раздевал её на людях. Через каких-то пятнадцать минут они уже пили на брудершафт, взасос целовались.

Коньяк разливал виновник торжества. Не до краев — по четверти стакана.

— Коньячок — не водка, — приговаривал он. — Его нужно не пить — смаковать, цедить каплями. Иначе не почувствуешь аромат виноградной лозы, не получишь наслаждения…

Мне припомнилось аналогичное застолье в купе поезда. Тогда Ларин точно так же разливал «мартини» и так же сопровождал этот процесс присказками и слюнявыми пожеланиями.

— А чем будем закусывать? — кокетничала простушка. — Лимоном, да?

Ларин наклонился к её ушку, прошептал наименование «закуски». Ушко покраснело, подожгло щеки и те запылали румянцем.

— Какой же вы нахал! — несильно хлопнула она Ларина по груди. Будто поставила печать, удостоверяющую несомненное одобрение. — К вашему сведению, я не из того круга, в котором, наверно, вы раньше веселились.

Выговор, несмотря на его малость, видимо, не пришелся «нахалу» по вкусу. Сначала Ларин вспылил. Мне показалось, что он влепит простушке оглушительную пощечину. Сдержался, даже стал извиняться.

— Ты неправильно меня поняла. Я хотел сказать, что лимонами закусывают слесаря и дворники. Настоящие мужчины — дамскими губками… Вот так!

Он обнял Людмилу и впился губами в её податливый рот. Простушка охнула и подалась к партнеру вместительной грудью…

Часов в одинадцать вечеринка завершилась негромким пением. Коньяк выпит, закуска никого не интересует. Чем ещё прикажете заниматься?

— Слава, — перешел Ларин на дружеское «ты», — проводи свою даму и разрешаю не возвращаться до утра… Так я сказал, милочка, или ошибся?

Простушка кивнула. Глаза — масляные, прическа растрепана, платье измято. Женщина готова к «употреблению»…

Впервые после двухлетнего перерыва Мы с Ленкой проспали ночь на одной кровати… Не спали — самым бесстыдным образом занимались любовью…

32

На следующее утро я осторожно постучал в дверь своей комнаты. Ответили только после треьего постукивания.

— У нас — все дома, — охрипший после бессонной ночи мужской голос. — Просьба не беспокоить.

Короткая фраза Ларина сопровождается женским хихиканьем. Будто промурлыкала насытившаяся до отказа кошка. Я довольна, не мешайте, мы ещё побалдеем.

— Пора на завтрак, — подчеркнуто недовольно проинформировал я. — Мне нужно переодеться.

Из соседней комнаты выплыли две дамы. Нарядные, накрашенные, будто манекенщицы, демонстрирующие новые фасоны. Увидев меня, дружно фыркнули — то ли выражая презрение к изгнаному из своей комнаты мужику, то ли завидуя гостье его соседа.

После непродолжительного замешательства дверь открыли. Низко склонив заалевшее личико, Людмила проскользнула мимо меня и побежала к лестнице. Даже не поздоровалась. Ларин лежал на кровати, устало откинув голову. Слава Богу, живой.

Я отлично его понимаю — не так легко удовлетворить непомерные запросы любвеобильной женщины. У меня самого мелко подрагивают коленки и кружится голова.

— На завтрак пойдешь?

— Позже… Иди один… Ну и бабу ты презентовал — с трудом осилил. Такой двух мужиков подавай — останется недовольна… А накрашена-то как — с трудом отдраил под краном. Целый кусок мыла израсходовал…

Куда девались недавняя культура общения банковского клерка, выпяченное напоказ благородство! Чешет, будто пьяный мужик в пивной, того и гляди на матерки перейдет.

Я посочувствовал утомленному любовнику и отправился в столовую.

Чтобы пройти мимо столика, за которым сидит Крымова, пошел к своему не напрямик — вдоль окон. Лены ещё не было. Наверно, никак не оклемается после безумной ночи.

Есть не хотелось. С трудом осилил закуску и выпил чашку чая. От бефстроганов категорически отказался.

Людмила тоже не появилась. Либо женщины обмениваются впечатлениями, либо приводят себя в порядок.

Пришлось нанести визит.

Простушка, слава Богу, отсутствует. Лена лежит бледная, с потускневшими глазами и страдающей гримасой на перекошенном лице.

— Желудок страшно болит, — прошептала она, когда я наклонился, чтобы поцеловать обесцвеченные губы. — И тошнит… Вроде, ничего особенного вчера не ела… Может быть, коньяк…

— Но его пили все: я, Людмила, Ларин. И все — в норме…

— Не знаю… Полежу, пройдет…

— Врача позвать?

— Не надо… Иди к себе, Славик, тебе тоже не мешает отдохнуть, — слабая болезненная улыбка промельенула на бледном лице. — Замучила я тебя, золотой мой… Загляни позже… Если мне станет получше, пойдем к Провалу… Иди.

Я послушался.

На душе кошки скребут и все — черной масти. Вспомнился Крымов, его содрогающееся в конвульсиях тело, пена изо рта… Правда, у Лены таких симптомов нет, но вдруг появятся?…Неужели очередное убийство?

Ларина в комнате не было — видимо, ушел в столовую. На моей кровати разложено платье простушки, на спинке висит чужое полотенце. Подущка измазана губной помадой.

Кажется, Людмила решила переселиться к понравившемуся мужику. Мое согласие не требуется, главное — её желание. Ну, погоди, дождешься — выскажу все, что думаю, не маскируя чисто мужские выражения! С раздражением перебросил платье и полотенце на соседнюю кровать.

Стукнула дверь, вошел Ларин.

— Это что такое? — брезгливо двумя пальцами поднял он скомканное платье. — Бабенка окончательно обнаглела? Шлюха подзаборная! Появится — выброшу вместе с причиндалами! Не волнуйся, дружан.

Дружан? Чисто блатное выражение. Блондин перестал притворяться, перешел к откровенности, приоткрыл частицу своей настоящей физиономии… Зачем ему это понадобилось? Что произошло?

Сосед бросил платье и полотенце на пол возле двери. Прошелся по комнате.

— Что у тебя нового? — неожиданно спросил он. — Оклемался?

— Да… А вот Лена заболела…

Сказал и впился настороженным взглядом в Ларина. Тот просто обязан отреагировать на сообщенную ему новость… Посочувствовать, удивиться, спросить, что сказал врач…

Ни того, ни другого, ни третьего.

— Что приключилось с бабенкой? — равнодушно спросил он. — Может быть, ты перестарался? Слышал от знающих мужиков — такое бывает.

Выбрасывает пошлость за пошлостью. Именно так разговаривают матерые уголовники: через каждое слово — матюган. Будто сплевывают на грязный пол. Без малейших проявлений гнева либо ласки.

— Похоже, отравили…

Не «отравилась», как говорят в подобных случаях, а именно — «отравили». Если произошло покушение и к нему причастен блондин — обязательно примется оправдываться либо отрицать.

Вообще-то вину Ларина, если она существует, доказать трудно, почти невозможно. Как и найти убийцу Крымова.

— Ты так думаешь?… Жаль, конечно, шлюшку… Ну, и мастера же пошли, уголовнички! Здорово работают! Пили все из одних бутылок, закусывали одними и теми же колбасами-сырами. Все живы-здоровы, а Ленка отбрасывает копыта…

— Разберемся, — прихлопнул я ладонью по вздрогнувшей тумбочке. — Доберусь до шутника, голову пришью к заднице!

— Гляди, как бы тебе не прищили, — озабочено промолвмл Ларин. — Народ сейчас пошел хваткий, опомниться не успеешь — повидаешься с умершим дружком…

В совокупности с советами-приказаниями Ваютина — многозначительное предупреждение!

33

Витюня попал под проливной дождь, вымок до нитки и теперь сидит на диванчике в хозяйкином теплом халате, из-под которого выглядывают волосатые кривые ноги.

— Обстановка так накалилась, что все вокруг тлеет, — озабочено прошепелявил он. Нормально говорить мешает набитый пирожками рот и горячий чай, который он отхлебывает с нескрываемым наслаждением. — Ночью двое неизвестных попытались проникнуть в палату, в которой лежит проводница…

— Убили? — не спросил — выдохнул я.

— Так сразу и убили! Мы не всегда плошаем, чаще переигрываем. Дежурил в больнице один наш парнишка, отличный оперативник. Произошла схватка. Без стрельбы, но с рукоприкладством. Филипов малость пострадал — глаз подшибли…

— Нападающих взяли?

Ваютин сожалеюще вздохнул. Вылил в губастый рот остаток чая, поставил пустую чашку на столик.

— Не получилось…

— Хотя бы заметил твой талантливый друг, что за люди? Рост, приметы, манеры поведения.

Очередной вздох сожаления. На этот раз более продолжительный.

— Бандиты, между прочим, тоже далеко не глупцы. Свет вырубили. Дрался Филипов с ними в полной темноте.

— Почему упустил? Оглушил бы хотя бы одного.

— Сказал же — ему так приложили по башке — очухался минут через сорок, когда бандюг и след простыл…

— А почему они не расправились с проводницей?

— Сестры набежали, дежурный врач примчался… Какая уж там расправа…

Витюня прав — обстановка накаляется с каждым днем. Судя по времени нападения на больницы — три часа ночи, Ларин принимать участие в налете не мог. Он трудился по удовлетворе нию немалых потребностей простушки.

И все же «червячок» упрямо шептал другое: попытка устранения проводницы — дело рук Ларина. Вполне возможно, что его напарником в этой операции был недавний эмоциональный собеседник. Тот самый, которого я принял за случайного прохожего.

Просто необходимо переговорить с простушкой, вывести её на полную откровенность. Был ли с ней любовник всю ночь или — отлучался? Допрашивать, конечно не самому, женщина мне ни за что не откроется.

Поручу провести разведку боем Ленке…

Крымовой уже легче. Ушли резкие боли в желудке, почти прекратилась тошнота. Но перепуганные врачи запретили больной подниматься с постели. Еду ей приносили в комнату.

Едва Людмила появилась в столовой, я пожертвовл компотом и помчался в корпус.

Все же моя Ленка — потрясающая умница! Поняла задание с полуслова, не спрашивая о причинах, пообещала сегодня же перед ужином выполнить его.

Ободренный этим обещанием, я возвратился в столовую. Не для того, чтобы потребовать свой законный компот — понаблюдать в вестибюле, что после обеда станет делать Ларин.

Облюбовал место под прикрытием какого-то развесистого растения, закрыл лицо газетой и принялся за самое неприятное в работе сыщика — подглядывание и подслушивание.

Господи, какой же я молодец!

Неподалеку от моего укрытия — два составленных стола, застеленные афишами и проспектами. Две девицы рекламируют экскурсии. Ессентуки, Кисловодск, горы Большого Кавказа, какая-то пещера. Желающих немного — цены так кусаются, что можно лищиться последних сбережений.

Среди тех, кого не отпугивает стоимость предлагаемых поездок, я неожиданно увидел… Ларина.

Вот это — фокус! Подозрительный блондин не раз и не два афишировал свою антипатию к официальным мероприятиям, в числе которых называл экскурсии… И вдруг — внимательно изучает проспекты, разглядывает красочные плакаты.

— На какое время рассчитана поездка в горы Большого Кавказа? — заинтересованно спрашивает он у девицы. — И как быть с санаторным питанием?

Захлебываясь от удовольствия, продавщица путевок выдает исчерпывающую информацию. Подруга вторит ей, раскрашивая яркими красками ожидающие туристов удовольствия.

— Когда выезд?

— В шесть утра.

— Возвращение?

— К ужину… Вместо обеда — сухой паек. Банка консервов, колбаса, хлеб, масло.

Кажется, Ларин не на шутку заинтересовался перспективой покорения кавказских гор и ущелий. Решительно достал бумажник.

Удивительное совпадение: экскурсия состоится именно в тот день, когда врач пообещал разрешить свидание с Надеждой Семеновной… Или это вовсе не совпадение?

Шалишь, хитрец, никуда тебе от меня не скрыться, один не поедешь ни в горы, ни в долины! Проводив цепким взглядом уходящего с путевкой в кармане Ларина, я подскочил к девицам.

Все же, меня преследуют не одни неудачи. Имеется ещё одна путевка, по словам рыженькой девушки — последняя. На то же число, что и у Ларина. Правда, из под неё предательски выглядывают несколько аналогичных, но я предпочел не обострять отношения и промолчал.

Остается выполнить данное Витюне обещание — проинформировать о предстоящем убытии вместе с Лариным. Но это можно сделать только вечером.

А сейчас — на процедуры. Как говорят умирающие, здоровье превыше всего.

До самого полдника бегал из кабинета в кабинет. Принял положенную ванну, облучился под кварцем, побывал под целительным током. Заодно навестил стоматологический кабинет, где свел близкой знакомство с зубодробильным оборудованием.

Короче потрудился на славу, компенсировал прежние «прогулы». В заключении, принял в павильоне двадцатого источника стопку целебной водицы. Вообще-то мне прописан семнадцатый, но он находится далеко от санатория — для занятого человека досадная потеря дорогого времени. К тому же, двадцатая водичка менее противна.

А вот послеобеденным отдыхом пришлось пожертвовать. Не до него.

Убедившись, что простушка заняла свое место в парке и принялась разбрасывать по сторонам заинтересованные взгляды, я помчался в «девичий теремок».

— Если верить Людке, к часу ночи партнер так её замордовал, что она тут же уснула. И крепко спала — ничего не помнит. Степан разбудил в шесть утра и потребовал продолжения… Сам знаешь продолжение чего, — покраснела Крымова.

Хотел было я продемонстрировать свои «знания» — помешала возвратившаяся простушка…

34

На следующее утро я поинтересовался у экскурсионных девиц, как разошлись путевки на Большой Кавказ?

— Отлично разошлись! — восторженно проинформировала рыженькая. — Сразу после вас продали последнюю…

— Не припомните — кому?

— Как же не припомню, — обиделась девушка. — Дамочка купила… Симпатичная такая, пухленькая… Да вон она, кстати, идет.

В вестибюль, манерно поглядывая по сторонам, выплыла из обеденного зала… Людмила.

Ничего удивительного — излишне ревнивая любовница оберегает свое счастье. Но для меня присутствие простушки во время разборке — я почти не сомневался в том, что она состоится — не только не желательно, но и грозит немалыми осложнениями.

Посоветуюсь с Витюней — вдруг подскажет что-нибудь дельное. Или сам примет меры — задержит Людмилу в санатории.

Ни советоваться с Ваютиным, ни сообщить ему о неожиданной экскурсии не удалось. Когда я в назначенное время появился у тети Паши, она сообщила: Ваютина срочно послали в командировку, возвратится через пару дней, просит сидеть в своем санатории и ничего не предпринимать.

Предпринимать или не предпринимать — моя забота. Из детских штанишек и распешонок, слава Богу, вырос. И все же отсутствие Ваютина — самая неприятная новость за все время пребывания в Пятигорске. Ибо местный сыщик незаметно превратился в надежную опору, которую я самым бессовестным образом использовал.

Ладно, переживем, как любит образно выражаться Витюня — переморгаем.

О том, что я решил сопровождать Ларина в его увлекательном путешествии по горным вершинам и глубоком ущельям, никому — ни слова. В первую очередь подопечному — пусть для него мое присутствие станет приятным сюрпризом. Подозреваю — малоприятным. Простушке тоже не обязательно заранее знать о моем решении.

Единственный человек, исключая Ваютина, которому я могу довериться — Ленка. Можно только удивленно развести руками. Совсем недавно я выдвигал версию об убийстве Крымова его женой, ставил её чуть ли не на первое место. И вдруг…

Что же произошло? Неужели физическое сближение так повлияло на сознание? Отхлынувшая от головы… в другое место кровь обнажила мою неправоту в отношении вдовы? Так или иначе, но Ленка незаметно превратилась в некую частицу моего «я». А сам себе я доверял полностью.

Проследив любовную парочку — Степана и Людмилу, отправившихся на рынок купить грецких орехов, я просительно постучал в дверь «девичьего теремка».

— Открыто, — звонким, совсем не больным голосом откликнулась Лена. — Проходи, Славик.

Крымова лежала поверх одеяла и задумчиво глядела на меня. Спортивный костюм облегал её тело, выгодно оттеняя женские прелести. Рядом — отложенная при моем появлении раскрытая книга.

Я ласково провел ладонью по ленкиной голове. Она подставила пухлые губы, закрыла глаза. Для меня приоксновение к её губам — своеобразный звонок — тревожный и сладкий. Рука машинально прошлась по выпуклой груди,. опустилась на бедро. И отдернулась, словно натолкнулась на оголенный провод. Сейчас — не до любовных утех, есть дела поважней.

— Заскочил к тебе на минутку, — пояснил я причину необычной холодности. — Завтра посещение Провала отменяется.

Лена обиженно отвернула голову.

— Что случилось?

— Ровным счетом ничего, — поспешил я успокоить женщину. — Просто еду на экскурсию… Взял бы, конечно, и тебя, но болезнь…

— Никаких болезней! Врач разрешил с послезавтрашнего дня посещать столовую и, вообще, вести свободный образ жизни.

Слава Богу, что с послезавтрашнего! Во время совместного с Лариным путешествия у меня должны быть развязаны руки. А Лена сковала бы их покрепче наручников.

— Пожалуйста, не обижайся. Сейчас, главное для тебя — выдержать режим. Возвращусь — нагуляемся.

— А ты пока сделаешь это в обществе Людки?

Все женщины ревнивы — теорема, не требующая доказательств. Моя любовница — вдвойне. Отличие только в том, что по складу характера Ленка не способна ни на слезы, ни на скандал.

Важно другое — Крымова осведомлена о поездке Людмилы.

— Откуда тебе известно?

Ленка скептически повела бровью.

— Приходится удивляться, как ты — такой наивный и ненаблюдательный, работаешь в уголовном розыске. Откуда я могу знать, если не от болтливой соседки? Мало того, мне известно, что в числе экскурсантов — Ларин.

— Какое это имеет значение…

— Славка, прекрати притворяться! — прикрикнула Крымова. Не со злостью — с доброй насмешкой. — Значит, расследование убийства продолжается?

Я промолчал. Соглашаться не хочется, отрицать — противно.

— Можешь отмалчиваться. Уверена — продолжается… Интересно узнать о первых успехах… Какие родились в умной твоей голове версии? Чем они подкреплены? Имеются ли трудности?… Ты ведь знаешь, как я люблю детективы.

— Работаю, — неопределенно ответил я нейтральным словечком. — Но ты не волнуйся — поездка на экскурсию совершено безобидна.

Ленка упрямо стояла на своем… Почему я отделываюсь ничего не говорящими фразами? Типа успокоительных капель. Неужели она ещё не заслужила доверия? Если я её действительно люблю, то моя скрытность выглядит, по крайней мере, странно.

Пришлось успокоить взволнованного и обиженного ангелочка самым действенным и безотказным способом. Ленка упиралась в мою грудь кулачками, выскальзывал из об»ятий. В конце концов, я настоял на своем. Обессиленная сопротивлением женщина позволила снять с себя спортивный костюм и одарила меня таким каскадом ласк, что я едва не захлебнулся в них…

35

В половине шестого утра я занял «наблюдательрный пункт». Рядом с бетонной площадкой у входа в приемное отделение стоит обросшая кустарником скамья. По вечерам на ней лобзаются влюбленные, сейчас она пустует. Ее я и облюбовал.

Автобус ещё не под»ехал. По площадке прогуливается с десяток отдыхающих. Невыспавшиеся и поэтому — не в настроении. В руках — сумки и пакеты, видимо, заполненные сухим пайком.

Наконец, появляется Ларин с дипломатом.

Очередная загадка. Впервые вижу экскурсанта с чемоданчиком. Неужели в нем продукты? Или — взрывное устройство? Кажется, ко мне снова возвратилась подавленная после вселения в санаторий подозрительнсоть. Это может помешать проводимому расследованю, ибо сейчас важна холодная оценка фактов, а не опасные фантазии. Напряг волю и успокоился.

Ага, вот и следующий персонаж комедии… или — трагедии.

К Ларину подбегает оживленная Людмила, по-хозяски берет его под руку, прижимается пышной грудью. Я передвинулся на край скамьи, насторожил уши. Каждое слово любовников может стать впажной черточкой в общей картине.

— Куда нацелилась? — угрюмо осведомился Степан. — Кто тебя звал?

— Путевку купила… Вот, видишь, — протянула простушка пеструю бумажку, будто проездной билет строгому контролеру. — Сорок шестое место… И моя комната тоже сорок шестая, — подивилась она совпадению чисел. — Еду с тобой в горы Большого Кавказа… Не волнуйся, милый, все будет хорошо… Только к другим бабам тебя не подпущу, а так — балдей, пожалуйста, мешать не стану.

Ларин снисходительно улыбнулся. А что ему оставалось делать? Прогнать настырную любовницу — все равно не уйдет, скандал привлечет излишнее внимание окружающих. Судя по всему, блондин побаивался этого самого «внимания», не зря скромно прогуливался в стороне от других экскурсантов.

— Ладно, езжай, — разрешил он. — Только не вздумая следить за иной. Задеру подол и всыплю по заднице.

Людмилу нисколько не испугало обещанное наказание. Она раздвинула в обещающей улыбке губы, увеличенные губной помадой а два раза, показала мелкие хищные зубки.

— Наказывай, я не против… Только наедине.

Подкатил автобус. Невыспавшийся экскурсовод пригласил туристов занимать свои места. Первым в салон проскользул блондин. Следом, бесцеремонно оттолкнув худющую даму, — Людмила.

Мое законное место — рядом со Степаном.