Лохотрон для братвы (№1) - Лохотрон для братвы

Макарыч аж подпрыгнул от неожиданности с кровати, где до этого, разлегшись, устроился.

«При чем здесь чечены, а тем более терроризм? — думает. — Может, что без меня учудили, вокзал или баню взорвали, в курс не поставивши?» — запаниковал немного, но освоился и тут же к телефону, сначала Ящеру, так, мол, и так, но тот и сам видел, а потом Руслану. Трубка у того незнакомым голосом ответила, Костров разговаривать не стал. Все понял.

С адвокатами связался, узнайте что-чего-как и где содержат и татарином занимайтесь. Тоже оперативно сработал. Но здесь глава не об адвокатах, с ними мы немного пообщались, те свое дело знают, а об органах. Что ж они в такой ситуации обычно дальше делают.

Большинство читателей знает, сами школу прошли, а некоторые впервые на этих страницах с такими явлениями знакомятся. Так что те, кто прошли, не мешайте тем, кому предстоит еще. Может, они Процессуальный кодекс не читали, занятная, кстати, книжечка.

Однако операм по этой книжечке и подсуетиться положено, у них после удачного задержания не так уж и времени много для передачи дела следствию, а до этого неплохо бы в прокуратуре арест на подозреваемых получить. А это уж как отношения с прокурором сложатся.

У наших майоров этих отношений давно уже не было, так, можно сказать, все в порядке, те тоже с уличной преступностью в одном кулаке борются и препятствий для раскрытия не учиняют, тем более если доказательства есть.

В этом деле кроме заяв потерпевшего ничего не было, и славные опера с утра пораньше по договору приперлись разбираться, кого же вчера повязали. На вид все вроде бандюги злостные, но такие рожи и в мусорне встречаются, тоже здоровые и наголо стриженные и даже иногда попадаются на рэкете, мордобитии и еще чего похуже. И, бывает, сидят на своих милицейских зонах, но редко. Честь мундиров генералам дороже.

Но здесь майорам все ясно, и начали они вещдоки рассматривать, чего с собой повязанные в карманах хранили. Оружия немного оказалось: у Али — перочинный ножик, Вадик с пилочкой для ногтей шлялся и с пачкой анальгина вместо наркотиков, зубами маялся, подлечить стеснялся. Остальные — пустые. Правда, денег зарегистрировали, но не слишком. Равиль — всегда вооруженный, но кулаки к делу не пришьешь.

Сыпаться дело еще не сыпалось, но зашаталось. Мало ли чего терпила ляпнет, про оружие он много перечислял, но в наличии не подтвердилось. А если кто скажет, что в него какой-нибудь гражданин из гранатомета целился, то что, сразу этого товарища и вязать? А вдруг пошутили? Гранатомета-то не нашлось! Так всех пересажать можно!

Удручились опера, но еще не расстроились. Допросы и домашние обыски впереди. Был бы человек, а статья найдется. А люди здесь они, по камерам раскиданы. С кого начать?

С Равиля приступили, на вид — уголовник конченый.

— Ну что, говорить будем? — Иванько на чал допрос.

Татарин в таких переделках не раз бывал, над операми глумиться навострился:

— Будем! С адвокатами! А пока мне спать хочется…

Эти и так, и этак, а тот только зевает. Опера машину вызвали, сопровождение и на квартиру, Чернявеньким указанную, все вместе на обыск прибыли. Ключи, понятые соседские и бланки протоколов. Все перерыли, две гильзы под кушеткой нашли отстрелянные, а татарин только посмеивается. Помнит, как браунинг в Ольгино профукал, а пустую тару из-под водки к протоколам не подошьешь, пустые боеприпасы тоже.

Эти опять к татарину:

— Вот, Чернявенький пишет…

А Равиль свое:

— Никаких подзатыльников не выдавал, про доллары в первый раз слышу, и вообще давайте адвоката…

Майоры понимают, что адвоката нельзя, еще один преступник, оставшийся на свободе, все узнает. Отстали и обратно в камеру пихнули. Злые сидят.

О Кострове вспомнили, о засаде, что снимать пора. Подъехали и записочку на квартире оставили:

«Гр. Костров. Предлагаем вам добровольно явиться в такой-то отдел к ст. опер. уп. Иванько и Татарчуку. Телефон такой-то. Дата».

Сержантов в бронежилетах восвояси отправили, не век же маяться.

Кто следующий? Гражданин Вадим. Тоже лысый. Чернявенький пишет, что денег вымогал — десять тысяч долларов и две «Лады» девятой модели. Иванько и Татарчук уже злые, вопросы те же задают. Тот тоже по жизни лихо видел.

— Да, — говорит, — за деньгами приехал, которые за услуги его адвокатов собственно лично заплатил. А с какой кстати, не ваше дело вонючее, — нагрубил.

Майоры, как с Равилем, долго церемониться не стали, к батарее пристегнули наручниками и ногами по почкам, чтоб на физиономии следов не оставлять, лупят:

— Будешь сознаваться?

А ему и правда не в чем, за своими к Чернявчику приехал. Даже оплеух тому не выдал. А если б выдал и сознался, то все равно не доказательство. Справки из травмы в наличии не существуют.

В общем, Вадиму больше всех досталось, а к тому времени адвокаты уже ко всем прибыли, при них не забалуешь.

Чечены тоже не запирались, что украденных денег вернуть хотели. Обыски ничего не дали. Хоть подкладывай что-нибудь запрещенное, но у несостоявшихся подполковников ничего запрещенного в наличии не оказалось, даже дозы героина, косячка марихуаны или семечки конопли.

Короче. Бандиты есть, потерпевший в наличии, а дело не вырисовывается. В пору терпилу за кидок, воровство и лжепоказания самого за решетку отправлять. Но своих агентов опера по возможности берегут.

Свидетели, адвокатши Таня-Галя, директор «Прибоя» Мансур Ибрагимович и его секретарша, а также вахтеры гостиницы показаниями все подтвердили, что задержанные заявляли. Равилю незарегистрированные оплеухи не пришить, никто не сознается. Одна надежда у майоров осталась: Кострова с оружием взять и на допросе раскрутить, а то всех отпускать придется.

Легко сказать, а как сделать, если во все колокола по средствам массовой информации раструбили, даже газеты о муках гражданина Ч., подвергнувшемуся притеснению банды шести чеченов, свои непроверенные статейки опубликовали. Конечно, гражданин К., под шестым номером шедший, на самое дно уляжется. Иди и ищи!..

Вот, старшие оперуполномоченные в этот момент пожалели, что не всех прихватили и в первую ночь задержания почивать отправились, вместо того чтобы с бандитами до прихода адвокатов по-серьезному разобраться. В наличии так много средств у опытных милицейских дознавателей в арсенале находится. Кто испытание прошел на прочность в ментовских застенках, много чего порассказать могут. О мешках полиэтиленовых, водяных процедурах — это все для удушения, о побоях коварных без следов насилия, о бессоницах, искусственно устроенных, о шприцах в вену с препаратами для добровольных признаний даже в том, чего никогда не существовало и т. д., и т. п.

Ужасов много нашими доблестными правоохранителями придумано и в застенках без свидетелей испробовано. Слабый никогда не выдержит и в любом прелюбодеянии сознается, лишь бы муки закончились.

Вот здесь у автора иногда у самого вопросы ребром встают, его слово «правохранитель» смущает, не знает он до сих пор, как оно пишется.

«Правохранитель» — это, наверное, когда от права хранят власть имущих.

«Правоохранитель» — тот, кто право охраняет от многострадального народа, видимо.

«Правохоронитель» — здесь понятно, базара нет.

Но не будем нагнетать, может, и правильно, что вор должен сидеть в тюрьме, только, может, не тот, кто курицу украл, или не только тот? В крайняк, не воришки должны вориков сажать, подумайте, уважаемые, на досуге…

* * *

Однако история еще не совсем закончилась. Неизвестно, каким образом, но настырные недоделанные «орденоносцы» арест на подозреваемых у прокурора пробили. Видать, шумихи донельзя навели, отступать вроде было уже некуда.

Чем прокурор руководствовался, неизвестно, наверное, правосознанием, вряд ли майоры денег заслали, за «правохоронителями» такое редко случается. Но не суть, а факт. Дело недоуменному следователю переслали.

На вид: это бандиты, а это чечены, Чернявенький их обвиняет от своего имени, и все. Даже ни одного доказательного свидетеля нет. Вот следователь операм и позвонил:

— Давайте мне Кострова, без него я всех отпускать должна. — Она женщиной оказалась, ее Любовью Павловной звали.

Тоже со всеми деликатно, уже на «вы» побеседовала. Не видит состава преступления, все свое требовали. Нагловато, конечно, но даже самоуправства не наблюдалось, хотя терпила пишет, что страдал от чеченов в ванне с наручниками и от Равиля по башке получал. И денег вроде отдал немерено, только где сам взял, не помнит.

Начальство УБЭП у оконфузившихся майоров спрашивают, как там, а те, мол, — ищем. Ну-ну, и по своим заботам расходятся. Так что пшик получился. Громкий, правда. Обыватель довольным остался. Общественный резонанс, конечно, а это главное…

23

Макарыч в черный чемоданчик вещички складывал. Папочку с чертежами, картами, эскизами проекта строительства мотеля, фальшивые документы на право владения Чернявеньким торговым центром — кидок не осуществленный, в утолок пистолет и обойму, отдельно кассеты с записью репкинских признаний в получении взяток, для шантажа неиспользованные, а также записи Чернявенького и Тани-Гали с последней памятной встречи, доллары в целлофановом мешочке на приличную сумму, ну и мелочишку разнообразную — мало ли у творческой бандитствующей личности расписок и документиков накопилось.

В последний раз старикаша окинул взглядом свое богатство и, вздохнув, защелкнул замочки.

«Сколько интересных тем не завершено, — подумал деятельный мафиози. — Ничего, придет и ваше время…»

Через час черный чемоданчик занял свое место в заранее заготовленном тайнике в пригородном поселке.

Прошло пять дней со дня ареста братвы, адвокат Равиля доставлял утешительные сведения в отношении перспективы скорейшего развала уголовного дела за отсутствием доказательств вины подозреваемых. Для следствия не хватало главного фигуранта, объявленного в розыск, Кострова, показания которого могли бы качнуть стрелки весов в одну или другую сторону.

Иванько и Татарчук уже не надеялись на скорую встречу с ускользнувшим из рук милицейских служащих удачливым беглецом, тот мог быть уже где угодно, блаженно наслаждаясь жизнью в любой точке мира. И это раздражало так и не сделавших карьеру бездарных служителей закона в свободное от набивания желудков время.

— Ох, я бы его! — произнес Татарчук и откусил половину батончика копченой колбасы, заботливо преподнесенной проверяемым накануне барыгой в числе других деликатесов.

В это время забренчал старый телефонный аппарат, установленный в кабинете дознавателей. Не успевший набить рот Иванько нехотя поднял трубку:

— Алло!

— Здравствуйте! — заскрипела мембрана мужским голосом. — Мог бы я поговорить со ст. опер, упами Иванько или Татарчуком?

— Это кто? — недовольно спросил вечный майор.

— Вы оставляли записку гражданину Кострову? — поинтересовался голос.

Иванько от неожиданности вскочил на толстые короткие ножки и замахал рукой, привлекая внимание Татарчука, показывая на трубку мясистым пальцем. Второй майор перестал жевать и с открытым ртом, из которого торчали непережеванные куски деликатеса, силился сообразить, что означают манипуляции встрепенувшегося коллеги, который сменив недовольный тон, мягко и даже вкрадчиво, заговорил:

— Андрей Дмитриевич! Это майор Иванько! Не могли бы вы подъехать по указанному в записке адресу для выяснения некоторых обстоятельств по одному делу?

— Чтобы по беспределу очутиться в камере вашего учреждения? — задал встречный вопрос Макарыч.

— Обещаю вам, — еще более вкрадчиво рассыпался в заверениях несостоявшийся герой-орденоносец, — все будет в полном соответствии с законом. — И для убедительности напыщенно добавил: — Даю слово российского офицера.

Упоминания офицерской чести вызвало у Кострова горькую усмешку, и он, в свою очередь, стебанулся:

— Гражданин майор! У вас текста Конституции случайно нет? Положите на него ладонь и поклянитесь.

Иванько подкола не понял и с серьезным видом, положив руку на Уголовный кодекс, торжественно произнес:

— Клянусь!

* * *

Являясь к мусорам, Макарыч руководствовался следующими доводами: во-первых, следствие, не выяснив всех обстоятельств, могло сколько угодно долго держать захваченных парней за решеткой, по крайней мере, о подобных случаях старикаша был наслышан; во-вторых, со слов адвоката, Равиль проявлял инициативу и отвечал на вопросы, на которые ответ мог быть только один: «не помню», или вообще молчал. Папка по делу обрастала бесполезными бумагами, но принимала внушительный вид и затрудняла действия по развалу следствия.

Всем известно, как прокуроры изучают материалы, если вообще к ним притрагиваются, в крайнем случае; оценивая стопки бумаг по толщине и на вес, продлевают санкции, не листая, а тем более не читая.

В-третьих, у Макарыча были свои понятия о кодексе чести. Если на «чехов» ему было по большому счету наплевать, то перед татарином и Вадимом он чувствовал себя неловко, находясь на свободе и не подтвердив своими показаниями их версии о невиновности.

В-четвертых, зачем скрываться, если исход известен заранее, и, в крайнем случае на суде, дело развалится. А беглецу в момент задержания в суматохе гнилые мусора могут в карманы наркоту, патроны или у кого-нибудь краденый кошелек сунуть. Такие подлянки тоже нередко встречаются в «правохоронительной» практике силовых структур. Доказывай потом, что не ишак…

Поправьте автора, господа офицеры, если он ошибается. Подискутируем и припомним многочисленные случаи невинно осужденных, даже на смерть… Молчите? Лень лишний раз ягодицы поднять? Или как?..

* * *

Славные майоры встретили Кострова у одного из многочисленных подъездов знаменитого дома, из окон которого, поговаривали, вся Сибирь как на ладони видна. Пройдя по длинным коридорам, по галерам с камерами предварительного заключения, открыв и захлопнув за собой охраняемые железные двери, разделяющие два криминальных мира на тех, кто уже сидит, и тех, кто сажает, но пока не сел; все трое добрались до мрачного кабинета, пропахшего водкой и селедкой. И еще чем-то, но, кажется, не только мочой.

Сели на три затрепанных, много повидавших стула и смотрят. Он на них, а они своими отвисшими подбородками на него. Все трое ворюги конченые, хотя и разной масти, да и принципов.

Эти этого, пользуясь властью и служебным положением, трахать собрались, в переносном смысле, конечно. Но и этот ко всему готов, по глазам видно, унижений никогда не забудет. Вернет с лихвой, некоторые враги на своей шкуре проверили. Бывают такие парни, надеюсь, читатель не сомневается.

Так и получается у нас, в России, все друг друга трахают поочередно, в зависимости от обстоятельств и преимущества в силе, а страна поэтому в полном дерьме и из дерьма выбраться не может…

Тем не менее общение началось, допросом нельзя назвать — никаких протоколов не заполнялось, но и беседой тоже — слишком не равное было положение между общающимися.

Начал Татарчук, изображая следователя жестокого:

— Напрасно вы так спокойны, Андрей Дмитриевич! Камера для вас уже подготовлена. Но мы можем договориться, если разговор будет откровенный.

— Можем, для этого и пришел, — скрывая волнение, ответил Макарыч и задал вопрос: — Хотелось бы узнать, в чем меня подозревают?

— Потерпевший указывает, что вы с гражданином Равилем Тутаевым и еще двумя неизвестными вымогали у него сорок тысяч долларов, которые он вам по частям и передал, а также вы забрали у него так называемые крышные две тысячи и пятьсот долларов отобрали силой, — повторил Иванько часть заявления Чернявенького в отношении Кострова. Об отобранных деньгах из сейфа Репкина терпила, естественно, не заикался.

— У потерпевшего, конечно, есть расписки? — вопрошал старикаша, даже в таких условиях не упуская возможности поглумиться над операми.

Татарчук понял стеб и заорал:

— Ты, че, сука, дурку валяешь, или для начала тебя наручниками к батарее пристегнуть?..

— Ага, — незамедлительно среагировал Макарыч, — и по почкам, и по почкам ногами… Давайте придерживаться договоренности, господа офицеры, по-моему, вы не на Коране клятву давали! Или как?.. — И после паузы с вызовом добавил: — И на «вы», если хотите продолжить беседу. Инквизиция меня не пугает, не мальчик-первоходка. Ты, майор, представления не имеешь, сколько дерьма за свои сорок шесть я видел!.. — И выругался по-русски.

Более вежливый Иванько, играющий роль доброго, после минуты молчания продолжил:

— Напрасно вы так, Андрей Дмитриевич, показания Чернявенького подтверждаются допросами свидетелей, его матерью, женой и тестем — судьей Репкиным. А самое главное, вашим подельником — Тутаевым. Он уже написал явку с повинной. Что вы на это скажете?

Насчет Катерины и Наташки это можно было утверждать, хотя что они могли знать? Разве что Макарыч однажды получил двадцатку, используя Катю для страховки. Но о Репкине и Равиле опер упомянул зря. Татарин много чего болтал на допросах лишнего, но вины, а это доподлинно было известно от адвоката, не признавал. И наоборот, гнал на Чернявенького, что давал ему в долг чуть ли не ежедневно, от жалости.

Репкину под каким-либо видом участвовать в расследовании, было смерти подобно. Макарыч это просчитал заранее и был прав. Интуиция его не обманула. Василий Иванович у следователя был и устроил там истерику, что у ничего не знающего человека отнимают драгоценное время, а зять, который на него ссылается, — обыкновенный проходимец; что никакого Кострова в глаза не видел и не понимает, зачем его вызвали, и о чем речь. И топал ногами, ссылаясь на судейскую неприкосновенность. Ну что ж, разумная позиция взяточника…

На вопрос «доброго» майора старикаша ответил вопросом:

— Господин Иванько, а потерпевший не указывал источники получения денег, вы, по-моему, говорили о сумме более сорока тысяч долларов? Где молодой парень, только выйдя из тюрьмы, мог взять такую сумму? — Сам старикаша знал происхождение денег, можно сказать, из первоисточника — общака кротовской группировки, сейфа Репкина и гостиницы «Прибой». Макарычу было интересно, что же придумают толстые опера.

Всю сознательную жизнь проработавшие в теплом блатном местечке, несостоявшиеся подполковники явно не знали азов оперативной работы в отличие от рубоповцев или сотрудников уголовного розыска, которые не позволили бы задавать подозреваемому провокационные вопросы, а тем более отвечать на них.

Но наши «правохранители», искушенные в общении с жалкими спекулянтами, впервые допрашивали профессионального представителя криминального мира, первый допрос которого состоялся в те далекие времена, когда будущие майоры бегали в коротеньких штанишках с лямочками, хотя и самому-комбинатору тогда было не более двенадцати лет, но об этом, может быть, автор поведает в другой повести…

Что же ответил Иванько, из допрашивающего превращаясь в допрашиваемого? Надо сказать, придумал, хотя сам не знал откуда, если с прохиндея Чернявенького, кроме трех косарей, никакой другой информации о нем, расплывшись в благодарности, получить постеснялся.

— У Юрия Николаевича был давнишний счет в «Астро-банке». Там он и получил отданные вам деньги, — соврал ст. опер. уп.

— Не уточните, какого числа? — не унимался Макарыч.

— Двадцать первого, — ляпнул Иванько от фонаря, они с Татарчуком в очко дулись до прихода Кострова.

— Разве банки работают в воскресенье? — Несмотря на реальный шанс к концу разговора оказаться в камере, мозги у бандита работали как компьютер.

— Да что с ним разговаривать! — опять раскрыл пасть проголодавшийся, а потому раздраженный, Татарчук. — В кутузку его, пусть подумает.

— Господин майор! — тут же откликнулся Макарыч, которого вряд ли могло испугать уже знакомое по предыдущей жизни состояние узника. — Будьте добры, предъявите что-нибудь поконкретней, а то мои адвокаты завтра завалят жалобами все прокуратуры. Я понимаю, что это вам до лампочки, погоны вы не потеряете, но затрахаетесь отписываться, как закон этого требует. Пожалейте свое время.

Времени майорам было не жалко, но не состоявшееся громкое дело могло вылиться в последующее служебное разбирательство за превышение мер воздействия с использованием властных полномочий. Менты видели, что от Кострова всего можно было ожидать, в том числе и организации подобных процессов.

* * *

К сведению неискушенного читателя, мусора остерегаются грамотных подозреваемых граждан. Если настойчиво доставать беспределыциков в погонах, то они и сами не рады останутся от своих «правохоронительных» действий. За решеткой, конечно, не окажутся, а с карьерой распрощаются, это уж точно, если все от них пострадавшие навалятся гуртом. Не стесняйтесь, граждане подследственные, вашим адвокатам-вымогателям все равно делать нечего, пока вы в СИЗО паритесь. Может, это приведет в чувства некоторых отморозков в погонах? И тогда народонаселение будет жить в светлом правовом государстве. До судов меньше дел липовых дойдет, на которые те суды больше всего времени и затрачивают. Тогда и в изоляторах полегчает от уменьшения временно проживающих на квадратный метр. Опять же тюрем поменьше потребуется строить, а возводить будут жилые корпуса на радость всего народонаселения России, до сих пор в новом веке по коммуналкам ютившегося и новые уголовные деяния совершающего в отношении ненавистных соседей, тем самым увеличивая число проживающих в тюрьмах и суда там ожидающих.

А если б еще и судей как-нибудь из честных невзяткополучателей научиться назначать или выбирать, то вообще в светлое будущее, можно считать, мы одной ногой почти бы вступили. Ну здесь автор загнул, как утопист-фундаменталист, хотя сам и не сомневается, что все беды России от коррупции, взятничества и других пережитков несовершенного мира…

* * *

Однако что же доблестные менты с не менее опытным в своих навыках бандитом поделывают?

— Можно и поконкретней, — откликнулся «добрый» опер, уже на явку с повинной от старикаши не рассчитывающий. — Потерпевший и его мать утверждают, что седьмого августа вы пришли к ним домой с пистолетом Макарова с целью вымогательства у судьи Репкина пятидесяти тысяч долларов.

На это заявление у Макарыча чуть приступ хохота не обнаружился, но он постарался остаться невозмутимым:

— Господа, действительно припоминаю, что ради шутки пришел в квартиру к Чернявенькому, мать его, с детским водяным пистолетом. Если хотите, поедем с обыском ко мне домой, возможно, там он все еще валяется. — И с хитринкой добавил: — Мужики, а откуда у судьи пятьдесят тысяч долларов? Может, еще что-нибудь придурок написал? Вываливайте, чего зря время терять и друг над другом потешаться?

Юрик в своем заявлении на Макарыча указал и фальшивые счета «Астро-банка», которые якобы бандит ему вручил для совершения мошеннической операции. Но майоры все прекрасно понимали и не стали, испытывая судьбу, задавать откровенно глупые вопросы и нарываться, на примерно такой ответ: «Посоветуйте своему терпиле обратиться к психиатру». Или еще чего в этом стиле…

Опера еще туда-сюда подергались, поспрашали, ну и успокоились, когда покушать на халяву захотели, но подляночку мелкую Мака-рычу сделать не забыли. Сами ушли пожрать на подконтрольный объект, а Кострова в пахучем кабинете оставили, подумайте, мол, до вечера, если не сознаетесь, то камера здесь рядом, и уехали.

В принципе, они свою работу сделали, зло, как могли, наказали, а все остальное за следователем и прокурором, у которых дело находилось. Шумиха уже стихала, повышения ожидать не приходилось, а денежки Чернявенького — агента секретного, уже по справедливости между собой попилены, и отчеты о проделанной работе наверх ушли. Для милицейских бюрократов, чтобы галочки где нужно проставили и расписались размашисто.

Макарыч тоже времени зря не терял, благо кабинет не закрытым остался. Решил по знаменитому дому экскурсию себе организовать. Зашагал по широкому коридору, на дверные вывески поглядывая, фамилии начальников отделов запоминая, мало ли пригодится. С этажа на этаж нигде просочиться не удалось. Всюду двери металлические с запорами и охраной, народец разделяющие по признакам: попался или еще нет. И больше ничего интересного, по крайней мере на этом этаже.

Встал у огромного окна старикаша, на проспект посмотреть, и толстых ст. опер, улов поджидать начал. Ну разок обратил внимание, как молодой мент оплеухи навешивал такому же молодому парню, нужные показания, видимо, выбивая, а так все было скучно и уныло.

К сумеркам кабинеты захлопнулись, право-хранители рассосались, и только за полночь упитанные майоры явились. Андрей уж было на заношенном кожаном диванчике заснуть собрался.

— Ну что, колоться бум? — Татарчук явно был под шофе. — Ну тогда пошли.

Опять двери запорами защелкали, галеры длинные с камерами, двор-часовой и свобода за воротами. Экскурсия и общение закончились…

24

Осень оказалась слякотная, дождливая. Юрик на даче своего нового шефа Иванько поселился, от бандитской мести запрятался. В город страшно появляться было, но на следственные действия, ну там допросы, очные ставки, приезжать приходилось. Бывало, по улице идет, оглядываясь, и всюду ему отморозки мерещатся, а если вдруг чего блеснет в окошке каком, то скукожится весь, не снайпер ли, думает. От безделья на даче детективов начитался, вот фантазия и разыгралась. На нервяке весь.

Да и следовательница, Любовь Павловна, все вопросы неудобные задавать норовила:

— Откуда у вас, гражданин потерпевший, такие суммы страшные появились?

Юрик сначала на Репкина ссылался, мол, у того занял. Но однажды у кабинета с Василием Ивановичем столкнулся лицом к роже. Судья злой такой от Любови Павловны выскочил.

Юрик ему: «Здрасте!» — от неожиданности. И: «Не виноват я, видите, какой Андрей Дмитриевич мафиози оказался!»

Ничего не ответил Репкин, и в нос своему зятьку резко так — бац, впервые в своей жизни прием карате на практике применил. Пришлось к следовательнице с расквашенной физиономией явиться.

Та сразу:

— Что это с вами, гражданин Чернявенький?

— Да тут на лестнице оступился, скользко у вас, — ответил, а у самого на душе муторно, и кровь течет.

Любовь Павловна — женщина добрая, первую помощь медицинскую оказала и на очные ставки в тюрьму беднягу повезла.

А там подозреваемые над терпилой потешаются и внагляк спрашивают:

— Когда, гребень, долги вернешь? — ничего не стеснялись, хотя Юрик про них правду рассказывал.

Ну и они тоже правду говорили, не всю, конечно, но и он про многое умалчивал. Попробуй тут следствию разобраться. Короче, в тупик зашло. Либо этого сажать, либо тех отпускать.

Но этого не сажать коллеги из УБЭПа просят, агент — сексот уж больно ценный, говорят. Ну что тут делать? Как такой скандал на суд выносить?

Судью Репкина трогать опять-таки накладно получиться может. Любовь Павловна женщина мудрая была, опытная, уже на пенсию собиралась. Чувствовала, что эти бандюги, терпила-мощенник, судья-взяточник, но ничего доказать невозможно, а интуицию к делу не пришьешь.

Кострова, подумав, она в качестве свидетеля вызвала для начала. Повесткой. Тот пришел, обходительный такой, вежливый, на отморозка не похож. На вопросы отвечал без запинки, толково. Получалось, что Чернявенький одним денег должен за освобождение, а у горцев действительно украл. Про Репкина ничего не сказал, мало, говорит, знаю.

— Да закройте это дело, Любовь Павловна, не выловите вы там ничего, — сочувственно посоветовал Костров на прощание. — А потерпевшему специалист для лечения нужен.

— Наверное, вы правы, Андрей Дмитриевич. Я и сама смотрю, аферист он какой-то, — ответила усталая следовательница.

Посоветовалась с начальством да к концу месяца к ужасу Чернявенького всех на подписку выпустила. А потом и дело закрыла.

Так бесславненько закончился несостоявшийся шумный процесс над так называемой интернациональной «бандой чеченских террористов»…

Заключение

Однако, дорогой читатель, автору на этой ноте вторую часть повести закрыть захотелось. Просто здесь на некоторое время цепь взаимосвязанных событий прервалась. Конечно, герои наши поживают и даже, наверное, чем-то забавно интересным на почве добывания средств существования занимаются. Но у них пути-дороги разошлись.

К примеру, Юрик Чернявенький исчез бесследно и ничем не проявляется. Оно и понятно, делов натворил, пакостей всем наделал, а отвечать не хочется. Жалко с ним расставаться, любопытный персонаж, но автор с оптимизмом надеется, что такой энергично деятельный человечек обязательно себя в каком-нибудь месте обнаружит, когда все приутихнет и ажиотаж спадет…

Равиль Тутаев по крайней мере на это рассчитывает, а пока по своей основной специальности трудится, замочки на квартирах неосторожных граждан на предмет прочности проверяет и в качестве собственного гонорара излишки у лопухнувшихся конфисковывает. А так Юрика вспоминает и очень встретиться хочет.

Иногда с Лерочкой развлекается, ну там в кино или еще куда водит, похоже, что-то у них получилось…

Глеб неизвестно где. Может, плавает еще, а если вынырнул, то наверняка нарисуется, трудиться на заводе или в котельной не будет…

Вадим заботы на себя Жорины принял, пока босс в далеких краях отдыхает, временно обязанности его выполняет. Дел хватает, так что не до Юрочки ему, хотя с чеченами перезванивается, как с бывшими подельниками.

А те Чернявчика ищут, отомстить мечтают, засады на каждом шагу расставили, не дай Бог найдут. Тогда у автора для следующих глав книги никакого материала не найдется, а жалко, молодой Юрик еще и талантливый, в какого крупного афериста может вырасти, всем на удивление. Если, конечно, не попадется…

Ну вот, «чехи» его выследить безуспешно пытаются, а в свободное время водку паленую крутят и еще какими-то доходными делишками занимаются. Ну, может, еще оружием приторговывают. Но это догадки, ничего конкретного ни автору, ни органам не известно. Хотя вся милиция у нас и на страже.