Полковник Коршунов

      Коршунов выпил воды из графина, стоявшего на специальном столике, и посмотрел на стенные часы. Без четверти десять. Коршунов присел на окно. Взял газету и прочел передовую статью. Статья была скучная. Коршунов отложил газету, встал и опять прошелся по комнате. Секретарь распечатывал вечернюю почту. Он ловко взламывал печати на пакетах, смотрел конверты на свет и большими ножницами разрезал их. Конверты он бросал в корзину, а почту раскладывал по папкам.
      Коршунов потянулся и снова взглянул на часы. Без трех минут десять. Коршунов решил подождать, пока будет ровно десять, и тогда заговорить с секретарем. Без одной минуты десять в комнату бесшумно вошла старушка уборщица в синем халате и молча посмотрела на секретаря. Секретарь подмигнул ей и поднял левую руку, растопырив четыре пальца. Старушка вздохнула и так же бесшумно исчезла. Вскоре она вернулась и пронесла поднос с четырьмя стаканами чаю в кабинет начальника Управления.
      Коршунов посмотрел на часы. Три минуты одиннадцатого. Уборщица с пустым подносом появилась из кабинета начальника и прошла в коридор. В десять минут одиннадцатого Коршунов заговорил с секретарем.
      - Скоро, Василий Васильевич?
      - Своевременно или немного позже.
      - Нет, правда.
      - Мое могущество распространяется только на эту комнату. Не пустить к нему я еще могу. Но вот, ежели человек попал туда, тогда - конец. Я уже не властен. Больше того, я бессилен. Понятно? Тем более, ежели там не один, а три. И все начальство.
      - А кто у него, Василий Васильевич?
      - Кто? Изволь. Замнач - раз, начполитотдела - два, начоперативного три. Хватит?
      - Так, может, я завтра приду, Василий Васильевич?
      - Вот это вряд ли. Во-первых, он велел тебе ждать. Во-вторых, он сегодня уже три раза справлялся, не приехал ли ты. В-третьих...
      Зазвонил звонок, и секретарь встал.
      - В-третьих, вот он звонит, и, может быть, с этим звонком решится твоя судьба.
      Коршунов остался один. Что значит - "решится судьба"? На что намекал Василий Васильевич? Что он знает?
      Хуже всего было то, что неприятный разговор, очевидно, будет происходить не с глазу на глаз с начальником, а в присутствии его зама и начальников отделов.
      С начальником у Коршунова были особые отношения. Андрея Александровича Кузнецова Коршунов знал уже много лет, с самого начала его, Коршунова, работы в пограничной охране. Все эти годы Андрей Александрович был начальником Коршунова, все эти годы Коршунов работал под непосредственным руководством Кузнецова. Особой личной близости между ними никогда не было. При этом Кузнецов был для Коршунова не только образцом командира, но и образцом человека. О дружбе с Кузнецовым Коршунов мечтал всегда. Именно мечтал, потому что Кузнецова Коршунов считал несоизмеримо выше себя, несоизмеримо умнее и опытнее. Показать же Кузнецову, что он, Коршунов, просто любит его, любит, как отца, как старшего брата, Коршунов никогда бы не решился. Мысль о том, что Кузнецов все же может догадаться об этом, не приходила Коршунову в голову, и Коршунов при всех встречах с Кузнецовым держал себя официально, сухо и несколько натянуто. И тем не менее Кузнецову с глазу на глаз Коршунов мог все рассказать, ничего не скрывая и не прикрашивая, и Кузнецов все бы понял. Коршунов был в этом уверен. Совсем другое дело - разговор при свидетелях. "При посторонних", подумал Коршунов.
      Секретарь не возвращался несколько минут.
      Коршунов, звеня шпорами, нетерпеливо ходил из угла в угол. Он старался сосредоточиться и думал о том, что он будет говорить и как отвечать на вопросы.
      Наконец секретарь появился с какой-то бумажкой в руках. Коршунов подошел к бюро и хотел спросить, решилась ли его судьба, но секретарь озабоченно махнул рукой и схватился за телефон. Коршунов через плечо секретаря заглянул в бумажку. Это был список фамилий. В списке было перечислено человек десять командиров - работников Управления. Секретарь звонил по внутреннему телефону всем им и говорил одну и ту же фразу:
      - Здравствуйте, вас приветствует Щепкин. Немедленно на совещание к начальнику Управления. Немедленно.
      Командиры стали сходиться в приемную.
      Секретарь не пускал в кабинет начальника.
      - Приказано всех сразу, - говорил он. - Попрошу подождать несколько минут и могу предложить пока развлечь товарища Коршунова.
      Командиры здоровались с Коршуновым и расспрашивали его о новостях в комендатуре.
      - Слыхали, слыхали о твоем геройстве, - говорили командиры.
      Коршунов злился и еле сдерживался.
      Наконец собрались все. Секретарь доложил начальнику и, вернувшись, распахнул дверь в кабинет.
      - Прошу! - сказал он.
      - А как же я, товарищ Щепкин? - мрачно спросил Коршунов.
      - Так же, как все прочие, я полагаю.
      - Что значит - как прочие?
      - Это значит, что тебя вызвали на это вот совещание, и все теперь в кабинете, а ты толчешься в дверях и задерживаешь.
      Коршунов, совершенно озадаченный, вошел в кабинет начальника.
      Кузнецов стоял за своим письменным столом. Стол был огромный. Посредине красовалась позолоченная статуэтка Меркурия - приз, выигранный пограничниками на окружных кавалерийских состязаниях. На столе были разложены папки с бумагами и карты, кучка остро отточенных карандашей лежала справа. Слева стояла большая коробка с табаком. Кузнецов курил трубку.
      Был Кузнецов среднего роста, плотный и коренастый. Волосы он всегда стриг коротко, и круглая голова его с крутым лбом и большим носом была красная от загара. Глаза у Кузнецова были серые и небольшие. Смотрел он слегка прищуриваясь, и выражение лица у него было обычно такое, будто вот-вот он улыбнется или даже расхохочется. Казалось, он всегда удерживается от улыбки. Улыбался же Кузнецов редко. Был он молчалив, говорил медленно, делал все не спеша.
      Когда вошел Коршунов, Кузнецов повернулся к нему и протянул руку.
      - Здравствуй, Коршунов, - сказал он, попыхивая трубкой.
      Коршунов молча пожал ему руку.
      - Прошу, товарищи командиры, садиться, - проговорил Кузнецов.
      Коршунов сел в самом дальнем углу.
      "Плохо, - думал он. - Ославит перед всем Управлением. Что же делать?"
      И снова он решил до конца отстаивать правильность своих действий, хотя бы ему пришлось спорить со всем Управлением.
      4
      - Товарищи командиры. Я собрал вас для того, чтобы выслушать ваши соображения относительно мер по окончательной ликвидации банды Ризабека Касым. Вопрос о немедленном уничтожении Ризабека - вопрос насущной необходимости. Помимо значения, которое имеет сам Ризабек, нами получены сведения о том, что вокруг Ризабека сосредоточиваются мелкие, до сих пор разрозненные шайки. Вокруг Ризабека хотят объединить все силы контрреволюции. Ризабек должен возглавить эти силы. Кто такой Ризабек все вы знаете хорошо, и многие знают на личном опыте. Сейчас Ризабек силен, как никогда, и именно сейчас необходимо положить ему конец. В данный момент он находится вот здесь, в ущелье Трех овец, и передвигаться ему невыгодно. Во-первых, передвижение Ризабека помешает мелким курбаши присоединяться к нему, и, во-вторых, местоположение банды чрезвычайно удобно для Ризабека. Нападать на Ризабека можно только или отсюда, через это вот ущелье, или же отсюда, вдоль русла этого ручья. Других дорог нет. Он же, Ризабек, может отойти здесь и по ущелью Трех овец пройти до границы и уйти за кордон. Понятно? Для нас одинаково невозможно как терпеть Ризабека на нашей территории, так и дать ему уйти за границу. Полагаю, что и это понятно? Вот таково положение дела. Прошу вас высказываться, товарищи командиры.
      Кузнецов сел. Один за другим выступали командиры. Кузнецов внимательно слушал, делал пометки на листе бумаги и следил по карте.
      Ризабек Касым был необычайно популярен в байских кругах. Отец Ризабека, крупнейший богач, безграмотный и дикий человек, сделал все возможное, чтобы учить своих детей. В раннем детстве у Ризабека были русские учителя, и Ризабек хорошо научился русскому языку. Потом отец выписал бонну. Бонна приехала из Петербурга. Это была пожилая женщина. Она учила Ризабека математике и английскому языку. Она была англичанка.
      Отец Ризабека умер за год до революции. Старуха англичанка все еще жила в доме, хотя Ризабек давно уже вырос и не занимался с ней. Один раз к ней приезжал ее племянник. Он пробыл недолго в доме Ризабека, но Ризабек, очевидно, подружился с ним. Их часто видели вместе, и несколько раз они ездили на охоту. Уезжая, англичанин подарил Ризабеку охотничью винтовку и прекрасный автоматический пистолет "Веблей и Скотт".
      Ризабек хорошо ездил верхом и отлично стрелял.
      Когда произошла революция, Ризабек одним из первых ушел в горы и открыто выступил против советской власти. С собой он взял младшего брата. Дом Ризабека был конфискован. Англичанка куда-то исчезла.
      С тех пор Ризабек воевал с советской властью. Несколько раз ему приходилось уходить за границу, но каждый раз он возвращался, усилив банду. Ему помогали за границей, и внутри Советского Союза были у него тайные помощники. Агенты Ризабека говорили о священной войне, сам Ризабек ревностно исполнял все обряды и, несмотря на молодость, считался святым человеком. Он умело играл на религиозных чувствах мусульман.
      Банда Ризабека не гнушалась и простым грабежом. Там, где проходили басмачи, оставались разрушенные селения, выжженные поля и убитые, замученные люди.
      Командиры, собранные Кузнецовым на совет, давно служили в Средней Азии. С именем Ризабека Касым для них было связано многое. Некоторые из них сталкивались с Ризабеком, но никто не мог похвастать решительной победой над ним.
      Командиры говорили один за другим. Были высказаны два основных варианта плана борьбы с Ризабеком. Один заключался в том, чтобы начать с Ризабеком переговоры, предложить выгодные для него условия и добиться того, чтобы он вышел из гор. Тогда, по этому плану, нужно было, в зависимости от позиции самого Ризабека, прервать переговоры и уничтожить банду, не дав Ризабеку вернуться в горы. Второй вариант заключался в том, чтобы выманить Ризабека из его ущелья, послав через долину, поблизости от ущелья Трех овец, караван с богатыми товарами и с деньгами. Предполагалось, что Ризабек не удержится от грабежа и выйдет из ущелья. При помощи такого же маневра была разгромлена шайка знаменитого Джантая Оманова.
      Авторы обоих вариантов исходили из того, что для разгрома банды необходимо вынудить Ризабека принять бой на равнине.
      Кузнецов внимательно выслушал оба предложения. Он задавал вопросы и уточнял детали.
      Почти все присутствующие высказались, и мнения разделились поровну. Приверженцы каждого из вариантов начали спорить друг с другом, когда Кузнецов встал и сказал, что теперь он хочет высказать свои соображения.
      Все время пока шло совещание, Коршунов молча сидел в своем углу. Он никак не мог понять, зачем нужно его присутствие. Ризабек Касым сейчас находился не на территории его комендатуры и, по всем данным, не собирался передвигаться в ту сторону. Правда, с Ризабеком Коршунову приходилось сталкиваться. Два года тому назад Коршунов с небольшим отрядом встретил банду Ризабека. После перестрелки Ризабек ушел в горы, и Коршунов бросился преследовать его, но не решился вести отряд через непроходимые, как тогда ему казалось, перевалы. Было это в тех местах, где теперь, два года спустя, Коршунов преследовал банду Аильчинова.
      Прежде чем начать говорить, Кузнецов несколько раз затянулся, потом выбил трубку и отложил ее в сторону. Вдруг он повернулся к Коршунову:
      - Как твое мнение, Александр Александрович? - спросил он и хитро прищурился. - Как тебе нравится то, что здесь предлагали товарищи командиры? Я скажу о моих соображениях. Затем мы дадим слово Коршунову.
      План Кузнецова, заранее, задолго до совещания продуманный им во всех деталях, совершенно отличался от всего, что говорили на совещании. Но Кузнецов сумел так рассказать о своем плане, что у всех командиров создалось впечатление, будто Кузнецов составил свой план, развив и улучшив некоторые подробности из их высказываний. В результате совещания все командиры знали план начальника так, будто они действительно принимали участие в его создании.
      План Кузнецова, в основном, заключался в следующем: как можно скорее снарядить небольшой отряд, не больше полуэскадрона. Этому отряду пройти через горный хребет, через снежные перевалы, без дорог, переправляясь через бесчисленные реки, пробраться по местам, где еще никогда не бывал человек, и кружным путем достичь ущелья Трех овец между расположением банды Ризабека и границей. В условленное время два других отряда ударят по Ризабеку с фронта. Ризабек, надеясь уйти за кордон, отступит по ущелью Трех овец, где будет ждать его первый отряд, и окажется окруженным со всех сторон. Труднейшая роль выпадала на долю первого отряда. Нужно было не только успешно завершить тяжелый горный переход, но, проделав его в кратчайший срок, суметь принять участие в бою и устоять против натиска банды. Само собой разумеется, что поход первого отряда и вся подготовка должны были сохраняться в строжайшей тайне. Поэтому чрезвычайно важным обстоятельством был подбор проводников-киргизов для первого отряда, для первой части плана. Необходимо было найти целиком преданных, верных людей. План Кузнецова, при всей его простоте, был необычайно труден именно в первой части.
      Понимая всю правильность плана Кузнецова и все его преимущества перед первыми двумя вариантами, каждый из командиров задумался над тем, кому будет поручено командование первым отрядом.
      Кузнецов кончил, и несколько минут все молчали. Первым заговорил Петров. Он был самым старшим по возрасту и больше всех проработал в Средней Азии. Он был спокойный, рассудительный человек, о его хладнокровии рассказывали легенды, так же, впрочем, как и о его храбрости.
      До сих пор он молчал, и, когда в комнате становилось тихо, было слышно только, как сопит его кривая трубка.
      - Позвольте мне, товарищ начальник, - сказал Петров, вставая во весь свой громадный рост и выпуская изо рта облако дыма. - Позвольте я скажу. Мне думается, товарищи, что план, который мы слышали сейчас, наиболее правилен. Мне думается, это мнение всех. Только я вот о чем подумал, товарищ начальник. На долю первого отряда выпадает наиболее ответственная, даже решающая задача и наибольшие трудности. Нужно, товарищ начальник, сугубо внимательно подумать о подборе людей для всего отряда и, главное, о командире. Что уж говорить, товарищи, поход этот - такое дело, на котором любой из нас может очень даже свободно сломать себе шею. Да и далеко не всякому из нас можно было бы поручить это дело. И еще вот что, товарищ начальник. Торопиться необходимо. Торопиться изо всех сил. Сейчас у нас конец сентября. Октябрь, даже первая половина октября, время еще более или менее подходящее. А ежели позднее затевать поход первого отряда, то это, товарищ начальник, будет просто самоубийство. Вот и все, что я хотел сказать.
      Петров сел. Пока он говорил, его трубка не успела погаснуть.
      - Что ж... Старик говорил правильно, - сказал кто-то из командиров.
      Кузнецов снова повернулся к Коршунову.
      - Как твое мнение, Александр Александрович?
      - По-моему, план правильный, товарищ начальник. По-моему, очень правильно говорил товарищ Петров.
      Кузнецов обернулся к Петрову.
      - Ты, конечно, прав, Николай Петрович. Я думал о том, что ты говорил. И вот что я хотел сказать, товарищи: недавно один из командиров нашего округа отлично справился с таким делом, которое не многим легче нашего похода первого отряда. Мы докладывали в Москву об этом деле, и Москва потребовала дополнительные материалы, и мы отправили дополнительные материалы, и Москва прислала благодарность. Вот только сегодня я получил телеграмму от начальника войск. Могу огласить, если желаете: "Ликвидация банды Аильчинова проведена отлично. Коршунову объявите благодарность приказе".
      Кузнецов хитро прищурился, и все посмотрели в ту сторону, где сидел Коршунов. Коршунов встал и растерянно смотрел на Кузнецова.
      - Приказ я уже отдал, - продолжал Кузнецов, - и тебя, Александр Александрович, благодарю и поздравляю. К тебе у меня два вопроса: первый через сколько времени ты можешь выступить с первым отрядом, и второй через сколько времени, по-твоему, первый отряд может быть на месте?
      Коршунов молчал. Петров сосредоточенно сопел своей трубкой.
      - Ну, так как?
      - Выступить отряд, по-моему, может через пять дней, - тихо заговорил Коршунов. - Поход займет дней десять. Может быть, даже двенадцать, товарищ начальник. Видите ли, на перевалах очень большие снега, и потом переправы и высоты там очень уж... Хотя в десять дней дойду, пожалуй... Через десять дней отряд будет на месте.
      После совещания Кузнецов задержал Коршунова. Вдвоем они просидели над картой до семи часов утра. В семь пятнадцать Коршунов сел в поезд и в пять часов дня приехал в комендатуру.
      5
      Четыре дня прошли в сборах.
      На пятый день рано утром красноармеец Суббота ввел в кабинет Коршунова молодого киргиза с одним глазом и со шрамом на щеке.
      - Здравствуй, Алы.
      - Здравствуй, командир.
      - Садись, пожалуйста. Вот чай. Пей.
      - Спасибо, командир.
      - Сахар бери. Еще. Ты откуда русский язык так хорошо знаешь?
      - Мальчишкой был - батраком работал у русского кулака.
      - А потом?
      - Потом работал у бая. Бай мне выбил глаз. Я говорил тебе?
      - Говорил. Потом басмачом был?
      - Ты же знаешь! Зачем ты, командир, спрашиваешь, что сам знаешь? Это плохо.
      - Не злись, Алы. Ты много плохого сделал. Ты еще не расплатился за это.
      - Не расплатился? Чем заплатить? Скажи мне, командир! Скажи мне, прошу тебя, чем заплатить? Скажи скорее. У меня кровь горит. Ты бы лучше расстрелял меня! Ведь я был басмачом, был врагом тебе, был врагом советской власти. Почему ты оставил меня на свободе? Почему ты мне хлеба дал? Почему ты мне дал жить, командир? Почему ты не убил меня, как бешеную собаку?
      - Успокойся, Алы. Сядь. Советская власть не расстреливает таких, как ты. Советская власть - друг беднякам. Ты - бедняк. И если тебя обманули богачи, если ты виноват перед советской властью, то советская власть будет не расстреливать тебя, а помогать тебе. Понял, Алы?
      - Я понял то, что ты сказал мне, командир, но я все-таки не знаю, чем я смогу заплатить советской власти.
      - Может быть, скоро ты и узнаешь, Алы, подожди немного. Чаю больше не хочешь? Ну, кури. Вот спички.
      - Спасибо, командир.
      - Алы, ты, говорят, хороший охотник. Дорогу в горах ты хорошо знаешь?
      - Ты, наверное, смеешься, командир. Ты не найдешь человека, который лучше меня знает горы. Мне каждый камень дорогу покажет, каждая речка покажет брод. Я всю жизнь прожил в горах, командир.
      - Хорошо, Алы. Поедем со мной в горы охотиться. Поедем за козлами, Алы?
      - Поедем, конечно, командир. Когда хочешь поедем. Хоть завтра.
      - Зачем завтра, Алы? Поедем сегодня.
      Вечером Коршунов и Алы вдвоем уехали на охоту.
      6
      Задолго до рассвета два всадника ехали по дну ущелья. Где-то далеко за горным хребтом вставало солнце. Горы на фоне неба казались черными. Внизу, где ехали всадники, туман плыл над ручьем. Ветки шиповника и тянь-шаньской березы сгибались над водой. Листья на шиповнике были бурые и коричневые, на березе - ярко-оранжевые и желтые. Пятна осенних листьев отражались в воде, в тех местах, где течение было спокойное. Горы внизу, у дна ущелья, заросли лесом. Ели цеплялись корнями за крутые склоны. Корни вились между камнями. Все ветви елей были повернуты в одну сторону, по направлению ветра. Ветры дули из ущелья. Над лесом виднелись кустарники, еще выше - каменистые осыпи и поросшие низкой травой лужайки, и еще выше снег.
      Осенним утром в горах холодно. Один всадник был одет в бараний тулуп и белую войлочную шапку. Второй был в бурке и в кубанке с зеленым верхом. Лошади шли шагом. Всадники ехали молча.
      Передний остановил лошадь и поднял руку в направлении гор. Задний привстал на стременах.
      - Смотри, - тихо сказал передний всадник. - Ходит стадо теке*. Видишь?
      _______________
      * Т е к е - горный козел.
      - Где, Алы? Не вижу.
      - Вон там, смотри. Левее тех скал. Видишь?
      - Ах, да! Вижу теперь. Вижу.
      - Скорее, командир. Нужно скорее идти, потому что, пока нет солнца, снег низко, и козел ходит низко. А когда солнце выйдет, снег растает, и козел уйдет вверх.
      - Знаю, знаю, Алы. Идем.
      Они слезли и привязали лошадей в кустах. Один снял тулуп, другой снял бурку.
      У них были трехлинейные винтовки, в карманы они положили обоймы с патронами. Они быстро, почти бегом, стали подыматься в гору. Они подымались не прямо, а огибая склон, где паслось стадо, с той стороны, откуда дул ветер. Они подымались, торопясь изо всех сил, и ветер дул им в лицо. Сначала им было холодно. Потом стало так жарко, что они радовались ветру. Они прошли между стволами елей и остановились передохнуть. Они тяжело дышали, и кровь шумела у них в ушах. Под их ногами расстилалось ущелье, кое-где в просветах между ветвями поблескивал ручей. Они отдыхали не больше минуты, и дыхание их еще не успокоилось, когда они начали подыматься дальше. Они шли пригнувшись и винтовки несли наперевес. Чем выше они забирались, тем чаще приходилось отдыхать. Наконец они дошли до снега. Теперь дно ущелья было скрыто в тумане. Они видели горы на много километров вокруг, и лучи солнца сверкали на остриях вершин.
      Под их ногами, далеко внизу, пролетел ястреб. Не двигая крыльями, ястреб плыл по воздуху, и они услышали, как он крикнул.
      Из-под снега торчали острые камни. Держась за камни, охотники двинулись вокруг горы. Они шли осторожно и старались, чтобы камни не катились из-под ног. Теперь им было так жарко, что пот тек по их лицам и гимнастерки их намокли от пота. Винтовки казались тяжелыми, и от напряжения жилы вздувались на руках. Они останавливались через каждые десять - пятнадцать шатов. Они совсем выбились из сил, когда из-за гряды камней увидели стадо козлов.
      Козлы разрывали снег и ели влажную под снегом траву. Стадо было большое - голов в полтораста или двести. У взрослых козлов были огромные, бугорчатые рога. Казалось странным, что маленькая голова животного держит такие тяжелые рога. На вершине горы, над стадом, стоял на страже большой козел. Он стоял неподвижно, как высеченный из серого мшистого камня, голова его была откинута, и рога касались спины.
      Охотники несколько минут следили за стадом. Сторожевой козел был от охотников не дальше пятидесяти шагов, остальные животные - не дальше ста.
      - Бей сторожевого, Коршун, - едва слышно сказал Алы.
      Коршунов сразу услышал и поднял винтовку. Лежа на снегу и широко расставив ноги, он просунул винтовку в расщелину между камнями и нацелился.
      В разреженном воздухе звук выстрела показался негромким. Козлы, все как один, подняли головы и повернулись в ту сторону, где из-за груды камней поднимался легкий дымок. Сторожевой козел, крутясь и взрывая рогами снег, катился вниз, мимо неподвижного стада.
      Выстрелил Алы, и молодой козленок ткнулся мордой в снег.
      После второго выстрела все стадо сорвалось с места и понеслось вверх, к вершине горы. Охотники стреляли лихорадочно торопясь. Еще два больших козла упали и скатились вниз. Животные мчались огромными прыжками, и первые из них достигли вершины. По ту сторону склон был почти отвесный. Мгновение козлы задержались на гребне горы и кинулись в пропасть. Они прыгали, поджимали ноги и падали вниз головой. Рогами они ударялись о камни, вскакивали и мчались дальше. Через несколько секунд только легкое облачко взрытого снега вилось над вершиной горы, и откуда-то снизу слышно было, как будто удаляясь, осыпаются камни. Это убегало стадо.
      Охотники вышли из-за камней. Возбужденные стрельбой, они смеялись. Первый убитый козел упал по одну сторону склона, а остальные - по другую сторону. Коршунов пошел за первым козлом, Алы - за остальными. Алы вскинул винтовку и бегом стал спускаться. Он скоро скрылся из виду.
      Козел лежал там, где кончался снег. Взошло солнце. Коршунов на ходу снял гимнастерку и обмотал ее вокруг пояса. Когда он подошел к козлу, снег начал таять, и из-под снега потекли тонкие струйки воды. Козел лежал подвернув голову. Большие круглые глаза его смотрели в небо, и солнце отражалось в зрачках. Рога глубоко зарылись в землю. Коршунов с трудом приподнял тяжелую тушу, - в козле было не меньше восьми пудов весу. Коршунов перевернул его, и козел покатился вниз. Он прокатился несколько метров, и снова рога зарылись в землю. Коршунов подошел к нему, раскачал и толкнул дальше. Так он спускался до первых елей. Там взял за рога убитого зверя и потащил по земле.
      Через час Коршунов добрался до ручья. Алы сидел на корточках у самой воды. Шкура козла была разостлана у его ног. На серых камнях ярко краснело свежее мясо. Руки Алы были в крови, и кровь стекала по лезвию ножа в ручей.
      Коршунов подтащил своего козла к самой воде, стал на колени и напился. Вода была холодная. Коршунов вымыл лицо и руки и окунул голову в воду. Алы засмеялся.
      - Устал, командир?
      - Ну его к черту. Тяжелый, дьявол. Давай, Алы, разведем костер, мясо будем варить и немножко отдохнем.
      - Ладно, командир.
      - Лошади пусть тоже отдохнут.
      - Ладно.
      Алы вымыл руки и нож.
      - Где же еще два козла, Алы?
      - Я оставил их на горе. Зачем нам столько? Все равно съесть не сможем и увезти не сможем.
      - Нет, Алы. Ты их притащи сюда.
      - Зачем, командир?
      - Принеси, принеси. Не ленись. Я пока костер разожгу. Иди.
      - Какой ты жадный, командир!
      - Иди, иди, Алы.
      Алы пошел. Он запел песню. Песня была протяжная. Коршунов долго слышал, как пел Алы.
      Коршунов развел огонь. Сначала он зажег кучку тонких веточек, потом подбросил толстые ветки ели, огонь охватил их, и Коршунов навалил большую кучу ветвей. Огонь трещал, пробиваясь вверх, дым запах смолой. Коршунов расседлал лошадей, стреножил их и пустил пастись.
      Когда вернулся Алы, Коршунов без рубашки сидел возле костра и помешивал ложкой мясо в котелке. Котелок висел над огнем на треноге из толстых ветвей.
      Алы подсел к огню.
      - Слушай, Алы, - сказал Коршунов, - поговорим, пока варится мясо.
      - Хорошо, командир. Поговорим.
      - Скажи, Алы, если бы я предложил тебе пойти воевать с басмачами, что бы ты мне ответил?
      - Басмач - это бай, правда, командир?
      - Да.
      - Басмач - это еще и тот, кто идет за баями, правда?
      - Да.
      - Бай сделал плохой всю мою жизнь. Бай был врагом Алы всю жизнь. Алы ненавидит бая.
      - Так что же ответил бы мне Алы?
      - Зачем зря говорить, командир? Вчера Алы сам был басмачом. Разве сегодня ты поверишь Алы?
      - Ну, а если поверю?
      - Если поверишь?
      - Да.
      - Если ты мне поверишь, командир? Если ты мне поверишь, тогда скажи мне: пойди, Алы, один на большую банду, пойди, Алы, один на сто басмачей, пойди, Алы, в огонь, - вот так скажи мне! И я пойду и не побоюсь, и, если надо, умру, но исполню.
      Коршунов молчал.
      - Только ты не поверишь мне, командир!..
      - Давай есть, Алы. Мясо готово.
      - Ну, давай.
      - На ложку.
      - Мне не надо ложки.
      - Ложкой же удобнее, чудак.
      - Нет. Рукой удобнее. Ложкой я не умею.
      Они съели мясо и легли возле костра. Костер догорал. Языки пламени перебегали по черным головешкам.
      - Ну так вот, Алы, я тебе верю.
      - Что ты сказал?..
      - Я верю тебе, Алы, и ты должен оправдать мое доверие.
      - Если это правда...
      - Это правда. Слушай. То, что я расскажу тебе, не знает никто. Тебе я верю и тебе расскажу.
      - Говори, командир. Говори, что я должен делать?
      - Слушай. Ты знаешь ущелье Трех овец?
      - Знаю, конечно.
      - У входа в ущелье Трех овец сидит Ризабек Касым со своей бандой.
      - Ризабек Касым - бешеный волк!
      - Погоди, Алы, погоди. По ущелью Трех овец можно уйти за границу. Ризабеку ничего не страшно, пока есть у него за спиной эта дорога. Ризабек ничего не боится, пока есть у него путь к бегству.
      - Ризабек - глупый, трусливый шакал!
      - Неверно, Алы. Ризабек и умный, и хитрый, и храбрый, когда надо. Слушай дальше, Алы.
      - Говори, командир, говори.
      - Мне нужно пройти к ущелью Трех овец через горы так, чтобы выйти в ущелье между границей и Ризабеком, и так, чтобы Ризабек ничего не знал. Можно это сделать?
      - Но ведь через горы нет дороги, командир!
      - Я знаю. Все-таки нужно пройти. Можно это сделать?
      - Очень, очень трудно, командир.
      - Алы, пойми: мне нужно пройти к ущелью. Мне нужно провести к ущелью отряд. Я знаю, что трудно, но я получил приказ, и я пойду, и мои пограничники пойдут со мной. Понимаешь, Алы?
      - Понимаю.
      - Так вот, теперь я спрашиваю, Алы: хочешь ты воевать с басмачами?
      - Я уже сказал, командир, и я никогда не врал. Приказывай. Если тебе нужна жизнь Алы - возьми ее.
      - Хорошо. Ты пойдешь проводником с моим отрядом.
      - Командир! Очень трудно...
      - Хорошо. Тогда ты вернешься домой. Я пойду без проводника. Я не думал, что ты трус.
      Алы вскочил.
      - Никогда Алы не был трусом! Зачем ты так сказал?
      Коршунов молчал.
      - Я проведу тебя к ущелью. Через три недели ты будешь в ущелье и скажешь: Алы молодец.
      - Нет, Алы. Моему отряду нужно быть в ущелье через десять дней.
      - В десять дней нельзя сделать этот путь, командир!
      - Нельзя?
      Алы сел и ударил веткой по углям. Костер вспыхнул. Искры взвились вместе с дымом.
      - Нельзя, Алы?
      - Хорошо. Я дойду в десять дней, но пусть пограничники не отстают от Алы.
      - Алы, когда ты был джигитом у Аильчинова, вы пошли в горы на сутки раньше пограничников, и пограничники догнали вас. Помнишь?
      - Ты шайтан, командир. Ты, наверное, если захочешь, можешь гору сдвинуть.
      - Нет, не могу.
      Они долго молчали. Коршунов лежал так неподвижно, что Алы показалось, будто он спит. Неожиданно Коршунов поднял голову.