Взломщики кодов

Для вскрытия писем, как правило, использовался пар или горячая проволока, с помощью которых снималась восковая печать. Начальник киевского «черного кабинета» Карл Зиверт, впоследствии осужденный как австрийский шпион, изобрел устройство, которое полностью исключало возможность случайной поломки или обгорания печати, свидетельствовавших о том, что конверт был распечатан. Это устройство представляло собой тонкую круглую отполированную палочку размером с вязальную спицу, расщепленную примерно до половины. Зиверт вводил палочку под клапан конверта, разрезом захватывал письмо, наматывал его на палочку и извлекал из конверта, не оставляя после себя каких-либо видимых повреждений.

«Черные кабинеты» направляли добытые воровским путем криптограммы в «охранку», где был квалифицированный специалист по криптоанализу, некто, Иван Зыбин, обладавший почти сверхъестественными способностями. Начальник «охранки» в Москве П. Заварзин вспоминает, что это был высокий худой, смуглый 40-летний мужчина с длинными волосами, расчесанными на пробор, имевший живой и проницательный взгляд. «По отношению к своей работе он был фанатиком, если не маньяком. Чтобы вскрыть простой шифр, ему было достаточно увидеть его только один раз. Если же ему приходилось иметь дело со сложным шифром, то он почти впадал в состояние транса, из которого выходил лишь тогда, когда шифр был вскрыт», – писал Заварзин.

Однажды в 1911 г. Заварзину пришлось привлечь Зыбина к работе над перехваченным письмом, в основном состоявшим из дробей. Зыбин приехал из Петербурга и, успев только поздороваться с Заварзиным, попросил дать ему письмо. Чиновник дал ему копию, но Зыбин хотел получить оригинал. Он уже было направился за ним на почту, когда ему сказали, что письмо отправлено. Заварзин уступил гостю свой стол, и вскоре Зыбин с головой ушел в работу, быстро заполняя разложенные перед ним листы бумаги. Когда Заварзин вернулся, чтобы пригласить Зыбина на обед, то ему пришлось обратиться к Зыбину дважды, прежде чем его слова были услышаны. За обеденным столом, все еще находясь в состоянии транса, Зыбин поел супа, затем перевернул тарелку и попытался писать на ней. Но так как карандаш на тарелке не был виден, он начал писать на манжетах, не обращая ни на кого внимания. Вдруг он вскочил со стула и закричал: «Тише едешь – дальше будешь»!

После этого Зыбин сел, отдохнул и съел обед, как нормальный человек. Он объяснил Заварзину, что повторения букв в письме дали ему ключ к шифру. Выкрикнутая им фраза «Тише едешь – дальше будешь» и была искомым ключом. В дешифрованном письме шла речь о пересылке в Киев нескольких картонных коробок. В этих коробках, вероятно, находилась взрывчатка, так как в то же самое время русский император планировал совершить туда поездку. Заварзин немедленно установил наблюдение за адресатами письма и помешал им организовать покушение на императора.

Зыбин рассказывал, что только однажды не смог вскрыть шифр, которым было написано письмо, посланное австрийским шпионом. «Но это было очень давно, – признался он Заварзину. – Сейчас это исключено». Начальник «охранки» Алексей Васильев также поделился своими воспоминаниями о Зыбине. Однажды во время налета на один из домов в Севастополе был найден лист бумаги, исписанный цифрами. Васильев передал его Зыбину, который тут же предложил затребовать из Севастополя все книги, найденные в этом доме. Вскоре после их прибытия, выяснив, что для шифрования была использована повесть Куприна «Поединок», Зыбин вручил Васильеву полученный открытый текст. За эту работу Зыбин получил повышение по службе и был отмечен наградой. В другом случае прочесть письмо террористов Зыбину помогло знание цены одного фунта динамита, которую ему сообщил Васильев.

Перед Первой мировой войной Россия провела одну из крупнейших для того времени разведывательных операций, вынудив полковника Редля выдать ей стратегические планы генштаба Австро-Венгрии. Боясь появления в России доморощенного Редля, начальник армейского шифровального бюро полковник Андреев вплоть до последней минуты перед началом боевых действий воздерживался от рассылки копий нового шифра, предназначенного для использования в период войны. Эта мера предосторожности привела к печальным последствиям.

Русскими планами ведения военной кампании против Германии предусматривалось вторжение двух армий на территорию Восточной Пруссии. Армия под командованием генерала Раненкампфа должна была вести наступление строго в западном направлении и боевыми действиями сковать немцев. Перед армией генерала Самсонова, располагавшейся южнее, была поставлена задача обойти Мазурские болота, выйти в тыл немцам и, блокировав пути отхода, уничтожить их. Естественно, что успешное решение этой задачи предполагало согласованное и тщательное взаимодействие двух русских армий.

К сожалению, российская служба связи совершенно не отвечала предъявлявшимся к ней требованиям. Когда армии Раненкампфа и Самсонова оказались разделенными Мазурскими болотами и стали осуществлять связь друг с другом в основном по радио, выяснилось, что в армии Раненкампфа новый шифр получили и старый уничтожили, а у Самсонова все еще действовал старый шифр. В результате переговоры между ними некоторое время велись по радио в открытую.

К этому надо добавить, что и материальное обеспечение русских армий было налажено из рук вон плохо. В распоряжении армии Самсонова находилось немногим более шестисот километров провода, который был вскоре израсходован. Такое скудное обеспечение резко отличалось от снабжения вооруженных сил Англии и Франции, которые на Западном фронте ежедневно расходовали почти в десять раз больше провода. В то же время средства радиосвязи использовались только в штабах обеих русских армий и в штабах подчиненных им корпусов. Штабы дивизий и штабы более низкого звена радиосвязи не имели. Поэтому штабы корпусов для связи с дивизиями были вынуждены использовать проводные средства. А штабы армий, в свою очередь, потратили мизерные запасы провода для связи с тыловым командованием. В результате радио осталось единственным средством связи между штабами корпусов и армий.

Содержание их радиопереписки не представляло тайны для противника. Общая неэффективность проведенной Россией мобилизации пагубно сказалась и на доведении до войск новых военных шифров и ключей к ним. Например, 13-й корпус армии Самсонова не имел ключей для чтения криптограмм, поступавших от его соседа, 6-го корпуса. По прошествии двух недель после начала войны русские связисты даже не пытались шифровать свои сообщения, а передавали их по радио открытым текстом.

Восточная Пруссия уже в то далекое время в буквальном смысле слова была опутана телефонными проводами. С любой захудалой фермы немцы могли докладывать о продвижении русских армий прямо в свои штабы. Русская военная разведка обнаруживала потайные телефоны в погребах и даже в пчелиных ульях. В отсутствие достаточных запасов телефонного провода командование российских войск пыталось вести переговоры по телефону из квартир местных жителей, что отнюдь не способствовало сохранению содержания этих переговоров в тайне.

В соответствии со стратегическими планами, армия под командованием Раненкампфа 17 августа начала продвижение в глубь Восточной Пруссии. Для ее обороны немцы оставили только одну армию, так как в их стратегические планы входил, в первую очередь, быстрый разгром Франции. Эта немецкая армия не уступала ни одной из двух русских армий, но была слабее их объединенных сил, и поэтому германским генеральным штабом предусматривалось поочередное нанесение ударов по русским армиям.

После боя с Раненкампфом при Гумбиннене немцы оставили свои позиции и начали поспешный отход. Им удалось остановиться только тогда, когда они уже отошли на тридцать километров. Все же немецкие войска до некоторой степени потрепали армию Раненкампфа, и тот, вместо развития успеха, на время остановил свое наступление.

Перепуганный немецкий командующий уже был готов оставить пределы Восточной Пруссии. О своих намерениях он доложил верховному командованию, которое начало подыскивать ему замену. Но его талантливый начальник штаба М. Гофман сообщил, что армия Самсонова очень далеко вклинилась на территорию Пруссии, и убедил своего шефа в необходимости нанесения удара по этому флангу русских войск. Он предложил снять с фронта два немецких корпуса, действовавших против Раненкампфа, перебросить их по отличным железным дорогам Германии на южное направление и нанести внезапный удар по южной группировке под командованием Самсонова.

Перевозки уже начались, когда прибыли новый командующий немецкими войсками Гинденбург и его начальник штаба Людендорф. Они оставили план операции без изменений. В северной части линии фронта Людендорф поставил кавалерийский заслон для прикрытия отхода войск с занимаемых позиций и наблюдения за войсками Раненкампфа. Распыление сил являлось нарушением стратегической военной доктрины Германии, в основу которой был положен принцип их концентрации. Когда 24 августа в немецком штабе шло обсуждение всех плюсов и минусов варианта Гофмана, мотоциклист привез две перехваченные русские радиограммы. Они были присланы начальником радиостанции крепости Кенигсберг. Подчиненные ему операторы у которых было мало документов для передачи, чтобы как-то развлечься, стали прослушивать работу русских радиостанций.

Обе радиограммы поступили от штаба 13-го корпуса армии генерала Самсонова и были переданы открытым текстом, так как штаб этого корпуса все еще не получил соответствующие ключи к шифрам. В них точно указывались пункты назначения частей корпуса, ожидаемое время их прибытия и планы действий. Эти данные полностью совпали с содержанием директивы, обнаруженной накануне в сумке убитого русского офицера. Перехваченные сообщения не дали главного – информации о намерениях Раненкампфа. Но, несмотря на это, Людендорф решил, что при наличии таких сведений ради достижения полной победы над Самсоновым стоило пойти на риск. Был отдан приказ о передислокации остальных немецких войск.

На следующее утро после совещания в немецком штабе появился документ, который положил конец сомнениям Гинденбурга и Людендорфа. Это была перехваченная радиограмма. Раненкампф передал ее открытым текстом своему 4-му корпусу. В ней, в частности, было сказано, что его армия будет продолжать наступление, и обозначался рубеж, на который она собиралась выйти. Немцам стало ясно, что Раненкампф намеревался и далее продвигаться вперед черепашьим шагом.

Поспешный уход немцев, следы которого обнаружил генерал Раненкампф, когда неторопливо проезжал по оставленным ими позициям, лишний раз утвердил его в ошибочности мнения о всеобщем отступлении немецких войск после Гумбиннена. Он не намерен был оказывать на немцев сильное давление, так как боялся отбросить их из Восточной Пруссии раньше, чем Самсонов сможет их разбить.

Немцы, в свою очередь, сразу же сделали вывод, что Раненкампф своевременно не выйдет ни на один из рубежей, чтобы нанести удар по тылам немецких войск раньше предполагаемого разгрома Самсонова. Получив передышку, они решили бросить все свои силы против армии Самсонова.

В то же утро связист вручил Гофману еще одну перехваченную радиограмму, также переданную открытым текстом. Самсонов отправил ее в шесть утра злополучному 13-му корпусу, у которого не было шифра. В ней содержалась полная характеристика обстановки с подробным описанием последующих действий войск армии Самсонова. Равного этому прецедента не было во всей военной истории.

При разработке своих планов немцы учли слабости в расположении русских войск. Генеральное сражение началось 26 августа, а к 30 августа немецкие войска взяли русских в железное кольцо, из которого смогли уйти только две тысячи человек. Армия Самсонова перестала существовать. Мертв был и ее командующий, в отчаянии покончивший жизнь самоубийством. После одержанной победы Гинденбург стал настолько популярен, что был назначен верховным главнокомандующим, а после войны – президентом.

Гофман, подавший идею этой блестящей операции, указал причину ее сокрушительного успеха в своей книге «Война упущенных возможностей»:

«Русская радиостанция передала приказ в нешифрованном виде, и мы перехватили его. Это был первый из ряда бесчисленных других приказов, передававшихся у русских в первое время с невероятным легкомыслием… Такое легкомыслие очень облегчало нам ведение войны на Востоке, иногда лишь благодаря ему и вообще возможно было вести операции».

Сказано ясно. Перехват незашифрованных сообщений русских войск позволил немцам одержать победу в первой битве в мировой истории, на исход которой решающим образом повлияла несостоятельность в вопросах криптографии.

Хотя в начале войны Россия испытывала большие трудности в обеспечении своих войск всем необходимым, в том числе и средствами связи, уже в первой половине сентября 1914 г. ей удалось полностью снабдить их шифровальными средствами. 14 сентября российская ставка верховного главнокомандования отдала распоряжение о том, что все военные приказы подлежат зашифрованию.

Принятая шифрсистема основывалась на многоалфавитном шифре цифровой замены, в котором допускалось зашифрование нескольких букв подряд по одному алфавиту. Этот шифр представлял собой таблицу, в верхней части которой в строку были выписаны буквы русского алфавита. Сама таблица состояла из восьми строк двузначных цифровых групп, выписанных в произвольном порядке. Строки отличались друг от друга порядком расположения в них этих групп. Слева они были бессистемно пронумерованы. При зашифровании эти строки использовались поочередно: сначала под номером один, потом два и так далее. Каждая из строк применялась для зашифрования нескольких знаков открытого текста. Количество знаков, подлежащих шифрованию данной строкой, определялось самим шифровальщиком. Для того чтобы адресат мог расшифровать полученное сообщение, в его заголовке пять раз проставлялась цифра, соответствующая количеству знаков, которые были зашифрованы каждой из строк. Когда в процессе шифрования оператор хотел изменить это число, он вставлял в текст шифровки пятизначную группу, элементами которой была одна и та же цифра, соответствующая новому числу знаков, шифруемых одной и той же строкой. Таким образом, шифртелеграммы русской армии состояли из групп букв, зашифрованных одним и тем же алфавитом. Длина каждой группы букв определялась однозначно по пятизначной цифровой группе, состоявшей из одной и той же цифры.

Уже к 19 сентября молодой одаренный начальник русского отделения дешифровальной службы Австро-Венгрии капитан Герман Покорный вскрыл эту систему и полностью восстановил все строки. Дело в том, что такие шифрсистемы не представляли непреодолимых преград для криптоаналитиков, поскольку в шифртексте зачастую сохранялась структура наиболее часто встречавшихся в открытом тексте слов, таких, как «атака» и «дивизия», которые полностью шифровались одной строкой таблицы. К тому же поначалу русские связисты нередко вставляли открытый текст в шифрованный. Вскоре одновременное использование открытых и шифрованных текстов в сообщениях было запрещено, но было уже слишком поздно, и оно сыграло свою негативную роль.

Первую важную шифртелеграмму Покорный прочитал 25 сентября. Это было длинное донесение генерала Новикова о результатах разведки с примечанием в конце:

«Я принял решение не форсировать Вислу».

Шифртелеграмма была отправлена в 8.40 утра, а в 16.00 офицер связи австрийских войск довел до сведения немецкого штаба ее содержание. Знание решения, принятого генералом Новиковым, обеспечило успех действий австро-немецких войск в начальной стадии битвы на реке Висле.

Чтение другой шифрпереписки тоже оказало большое влияние на ход боевых действий. Из телеграммы полковника русской кавалерийской дивизии князя Ингалищева немцы узнали о готовившемся наступлении на крепость Перемышль. Предупрежденный об этом комендант крепости успешно отражал атаки, пока наступление австрийских войск не вынудило нападавших в середине октября снять осаду крепости. Во время этого наступления группа Покорного читала ежедневно до тридцати шифртелеграмм противника.

Примерно в это же время русские впервые сменили шифр. Сами строки остались без изменений, переменился порядок выбора строк для шифрования. Новый шифр был вскрыт Покорным в течение нескольких минут: все трудности отпали, когда одна из русских радиостанций передала зашифрованную новым шифром телеграмму, переданную еще до смены шифра.

Продолжали развивать свою дешифровальную службу и немцы. Профессор филологии Кенигсбергского университета Людвиг Дойбнер был зачислен в народное ополчение Германии в качестве переводчика русского языка. Он начал свою службу на поприще криптоанализа с перевода перехваченных сообщений, переданных в открытую. По мере появления в этих текстах зашифрованных слов он пытался прочитать и их. Постепенно у профессора накопился такой опыт работы в этой области, что он мог читать и полностью зашифрованные тексты противника.

В середине сентября 1914 г. Дойбнер был вызван я штаб и назначен руководить переводчиками, отобранными для обучения криптоанализу. После подготовки из них была образована дешифровальная группа при штабе. Каждый вечер к 11 часам она направляла Людендорфу уже прочитанные криптограммы. Тот ожидал их с большим нетерпением и часто спрашивал у своих подчиненных, есть ли дешифрованные криптограммы противника. Приказы, которые Людендорф отдавал на следующий день, в значительной мере основывались на информации, полученной от дешифровальщиков. Если же прочитанные криптограммы не доставлялись вовремя, он сам отправлялся в дешифровальную группу, чтобы выяснить причины задержки. А когда в перехваченных и обработанных радиограммах противника не содержалось ценных данных, Людендорф выражал недовольство по поводу того, что дешифровальная группа работает недостаточно внимательно. Однако такое случалось редко.

Вскоре была установлена прямая телефонная связь между группами Покорного и Дойбнера. Они совместно читали почти все русские шифрсообщения, полученные на постах перехвата. Из радиообмена стало известно о планировавшемся русском наступлении на Силезию, являвшуюся промышленным центром Центральной Европы. К концу сентября перед Гинденбургом и Людендорфом лежала информация о составе, дислокации, численности и планах русских войск, которая почти ничем не отличалась от плана, разработанного в русской ставке. Неизвестна была только дата начала наступления, но немцы решили взять инициативу в свои руки и нанести упреждающий удар.

И вот 11 октября армия под командованием Маккензена вклинилась в русскую оборону. В 14.10 следующего дня начальник штаба одной из русских армий, по которым был нанесен удар, передал по радио длинную шифровку. Кроме даты запланированного наступления, в шифровке указывалась наиболее уязвимая зона в боевом порядке этой армии – стык между ее войсками и армией соседа. На следующий день дешифрованная и переведенная радиограмма уже лежала в штабе немецких войск Восточного фронта, а ее содержание было незамедлительно передано Маккензену. В 19.30, имея перед собой карту со схемой расположения русских, он отдал приказ о переходе подчиненных ему войск в наступление по всему фронту с нанесением главного удара в стык двух армий.

К этому времени русские уже ежедневно меняли порядок использования шифралфавитов, но по-прежнему оставляли без изменений сами шифралфавиты. В результате дешифровальщики противника без перебоев читали их шифрпереписку. Поток информации, добываемой с помощью криптоанализа, не сокращался. Немцы уже настолько привыкли к этому, что 19 октября Маккензен не отдавал приказов до тех пор, пока не были получены сведения от дешифровальщиков.

Следующий день стал черным для немецкой дешифровальной группы. В перехваченной шифртелеграмме 4-й русской армии содержалось предупреждение о том, что немцы имеют ключи к русскому шифру: русские сумели захватить ключи к немецкому и предположили, что аналогично мог поступить и противник. В действие был введен новый шифр, на этот раз – с заменой всех элементов шифрсистемы. На Восточный фронт опустился занавес молчания. Лишенные глаз и ушей, войска Маккензена к 21 октября оказались в «мешке». Русские предвкушали победу и уже заказали поезда для вывоза военнопленных. Но на следующий же день группа Покорного вскрыла новый шифр, и в немецкий штаб вновь пошел поток ценной информации. Из него немцам стало известно слабое место в кольце русских войск. К 25 октября кольцо окружения было успешно прорвано.

К весне 1915 г. в русских войсках полностью отказались от старой системы шифров и стали применять простой шифр Цезаря. Большое количество таблиц, использовавшихся в условиях ведения активных боевых действий, и ежедневная смена ключей ставили непосильную задачу перед связистами. В этих условиях вскрытие очередного русского шифра для дешифровальных служб Австро-Венгрии и Германии не составило почти никакого труда.

Чтение русских криптограмм позволило странам германского блока принимать время от времени такие меры, которые были единственно правильным тактическим решением в данной ситуации. Российский генеральный штаб был озадачен прозорливостью противника. Однажды немцы оставили занимаемые ими позиции за два дня до начала большого наступления русских войск. Одним из объяснений точного соответствия решений германского командования создавшейся обстановке русские считали использование им аэрофотосъемки.

Но постепенно крепло убеждение, что противник читает русскую шифрпереписку. Когда немецкое весеннее наступление второго года войны достигло апогея, русские опять сменили шифр. Но эта смена доставила больше хлопот им самим, так как почти все шифровки, переданные по радио в первые два дня после смены шифров, из-за допущенных ошибок так и не были прочитаны адресатами.

В июне 1916 г. вновь произошло изменение способа шифрования – русские ввели свой первый код. Возможно, это было сделано под влиянием Франции, которой из дешифрованных немецких криптограмм стало известно, что немцы читают русские шифрсообщения, или под воздействием собственной службы перехвата, которая начала функционировать в 1916 г.

Нараставшая дезорганизация русской армии оказывала отрицательное воздействие и на ее службу связи. Пропорционально снижению дисциплины в войсках росла болтливость радистов. В начале 1917 г. только в течение одного дня австрийская дешифровальная служба прочла более трехсот русских шифртелеграмм, из чего следовало, что служба обеспечения безопасности связи России быстро разваливалась.

Укрепление советской власти позволило Ленину и его соратникам заняться не только решением трудных проблем, связанных с управлением первым в мире социалистическим государством, но и традиционной для коммунистов деятельностью по разжиганию классовой борьбы во всем мире. Большевики считали себя вправе вести широкомасштабную кампанию по дестабилизации политической обстановки за рубежом, а также задействовать любые пропагандистские и агитационные методы с целью насаждения коммунизма в других странах.

Большую часть советских агентов составляли члены национальных коммунистических партий, которые ставили почти религиозное преклонение перед идеологией коммунизма выше интересов своей родины. Они отсылали в Москву огромное количество информации и получали оттуда необходимые инструкции. При этом для связи с Центром советские агенты использовали самые разнообразные шифры.

Например, в 1919 г. в самолете, летевшем из Германии в Советский Союз и совершившем аварийную посадку в Латвии, местные пограничники обнаружили три шифрованных сообщения. Не сумев их дешифровать, правительство Латвии передало эти сообщения в распоряжение американского консула в Риге, который, в свою очередь, переправил их в США. Там они были довольно быстро прочитаны. Оказалось, что сообщения послали в Москву немецкие коммунисты, которые применили для их засекречивания шифр вертикальной перестановки, а в качестве ключа использовали строки из стихотворения немецкого поэта Генриха Гейне «Лорелея». В шифровках содержалась просьба прислать побольше денег, обсуждался провал съезда коммунистов в Голландии и говорилось об аресте известной немецкой коммунистки Клары Цеткин.

Примерно в это же самое время министерство юстиции США приступило к внедрению своих агентов в Коммунистическую партию Соединенных Штатов. Секретный агент министерства Фрэнсис Морроу, ставший секретарем районного комитета американской компартии в городе Камден в штате Нью-Джерси, занимался сбором информации о противоправных деяниях своих соратников. Он завел дружеские связи с одним из организаторов партийной ячейки района, который однажды в состоянии легкого опьянения привлек Морроу для расшифровки полученного им сообщения. Так в руки Морроу попал шифр, который использовался в переписке руководства компартии с партийными организациями на местах. Его основу составлял бланк американского денежного перевода, наличие которого у частного лица было вполне обычным делом и не могло вызвать никаких подозрений. Шифрованный текст представлял собой арифметические дроби, числители которых соответствовали номерам строк текста на обратной стороне бланка почтового перевода, а знаменатели – номерам букв в этих строках. Применяемая американскими коммунистами система шифрования во многом напоминала так называемый «дробный» шифр русских революционеров, с которым они активно работали при царском режиме. Вполне вероятно, что эта шифрсистема была позаимствована именно у них, впрочем, как и многие другие методы ведения подпольной деятельности. Например, у американских коммунистов в ходу было кодовое слово «дубок», означавшее укромное место, которое служило почтовым ящиком. Это кодовое слово использовалось русскими подпольщиками еще до революции.

Руководство ведением разведывательной работы против США было поручено сотрудникам российской торговой корпорации «Амторг», которая в 1924 г. учредила свои представительства в Нью-Йорке. Вся переписка «Амторга» была зашифрована, и применявшаяся шифрсистема надежно скрывала секреты ее агентуры в США от американских контрразведывательных спецслужб. В 1930 г. по распоряжению Гамильтона Фиша, председателя комитета конгресса, занимавшегося расследованием подрывной коммунистической деятельности в США, более трех тысяч перехваченных шифртелеграмм «Амторга» были переданы в военно-морское ведомство с целью получения более полной информации об этой деятельности. Дешифровальщики, которые получили шифртелеграммы для криптоанализа, вскоре сообщили, «что шифр, используемый „Амторгом“, является очень сложным» и что «для его вскрытия их собственных знаний недостаточно». Тогда Фиш передал криптограммы в военное министерство. Через два года Фиш пожаловался на очередном заседании конгресса: «За период от 6 до 12 месяцев ни один специалист не смог прочитать ни слова из этих шифртелеграмм, хотя они заверяли меня, что легко вскроют шифр».

Однако Советский Союз был не до такой степени увлечен работой по совершенствованию своих собственных шифров, чтобы не следить за достижениями других стран в этой области. Напротив, он постоянно занимался так называемым практическим криптоанализом, который имеет другое, более прозаическое наименование – воровство шифров. Украсть чужой шифр всегда было значительно легче и быстрее, чем пытаться вскрыть его чисто аналитическим путем. Правда, стоило это, несомненно, дороже, да вдобавок еще было чревато потерей доступа ко всякой полезной информации, если противник установит, что его шифр был выкраден.

В соревнованиях по краже шифров победу одерживала то одна, то другая сторона. В 1926 г. в Марселе была арестована французская коммунистка, у которой при обыске обнаружили код французской армии. Этот код, вместе с кодом министерства внутренних дел Франции, был выкраден из тюрьмы в городе Мелуне, где печатались французские коды, одним заключенным-коммунистом, который спрятал их при выходе из тюрьмы в грамматике английского языка.

На следующий год Советский Союз завербовал эксперта по шифрам кабинета министров Ирана. К этому времени на СССР уже работал и шифровальщик одной из бригад иранской армии, дислоцировавшейся вблизи русской границы. Кроме того, советская разведка сумела заполучить ключ к шифрам дашнаков37. Деятельностью дашнаков руководили из-за границы – из города Тебриза, расположенного на территории Ирана. Советский резидент в Тебризе установил связь с одним из чиновников почтовой службы Ирана и скоро имел в своем распоряжении достаточную информацию, позволявшую ему своевременно узнавать обо всех планируемых мероприятиях дашнаков. А в 1930 г. высокопоставленный сотрудник румынской полиции в знак протеста против своего несправедливого понижения в должности передал советской разведке секретный код Румынии.

Противник тоже не сидел сложа руки. В 1925 г исчезли шифрдокументы из советского посольства в Шанхае. Русский белогвардеец, подозреваемый в краже, при невыясненных обстоятельствах исчез с корабля, на котором он отплыл из Шанхая. В 1935 г советский служащий выкрал шифры из посольства СССР в Праге, и, хотя они впоследствии были вежливо возвращены чешской полицией их законным владельцам, ничто не могло поколебать уверенности работников посольства в компрометации этих шифров.

Летом 1936 г. русская военная разведка получила доступ к шифрпереписке военного атташе Японии в Берлине с японским военным министерством в Токио. Фотокопии шифртелеграмм были предоставлены в распоряжение московского эксперта, владевшего японским языком. Он дешифровал их с помощью кодовою блокнота, добытого советской разведкой, и перевел на русский язык. Прочитанные японские шифровки касались деятельности стран, присоединившихся к так называемому антикоминтерновскому пакту, что, несомненно, представляло огромный интерес для родины III Интернационала.

В 1937 г. жертвой охотников за чужими шифрами в очередной раз стал Советской Союз: был выкраден код применявшийся для засекречивания переписки между Москвой и министерством национальной обороны испанских республиканцев, получавших помощь из СССР для борьбы против режима Франко. В 1938 г. вновь пострадал Советский Союз. Высокопоставленный сотрудник советской тайной политической полиции генерал Г.С. Люшков, отвечавший за ведение контрразведывательной работы в армии, дислоцированной на Дальнем Востоке, убежал к японцам и передал им подробные сведения об организации армейской службы секретной связи.