Третий Проект. Том I "Погружение"

      В Крымскую войну 1853-1856 годов Запад бросает против нас солдат с дальнобойными винтовками, паровые винтовые корабли и даже первые броненосцы. Русский солдат вынужден противостоять им с примитивными гладкоствольными ружьями, парусными кораблями и горсткой устаревших колесных пароходов. Уже в ту войну российский генералитет показывает себя косным и неспособным вести современную войну. Части бросаются в атаки на убой, без координации, наблюдаются первые попытки завалить развитого противника трупами своих солдат.
      Итог – позорное поражение. Но и дальше царская военная машина работает плохо. Русско-турецкая война 1877-1878 годов принципиально не изучалась в русских военно-учебных заведениях – настолько неумелы действия командования в той кампании, настолько велики наши потери. Кстати, война 1877-1878 гг. также заканчивается геостратегическим поражением России. Англо-французы, подтянув к театру военных действий мощные эскадры, заставляют нас отойти от Босфора и Дарданелл (а мы были уже в 28 километрах от Стамбула) и навязывают нам унизительное для страны соглашение, по которому Турция сохраняет проливы в своих руках, а освобожденная Болгария оказывается в немецкой сфере влияния – чтобы потом, в Первую и Вторую мировые войны, оказаться в стане наших противников.
      Следующая крупная война, Русско-японская 1903-1905 гг., заканчивается позорнейшим поражением. Выявляется полная неспособность царской России воевать на тогдашнем уровне. Тыловое обеспечение армии оказывается скверным, не хватает топографических карт и маскировочного обмундирования, патронов и пулеметов. Броненосный флот оказывается плохо организован и скверно подготовлен – отчего гибнет в войне. Впервые с семнадцатого века русские сдаются в плен большими массами – и в Порт-Артуре, и в Цусимском морском сражении.
      Затем разражается Первая мировая, в ходе которой царские генералы и чиновники допускают снарядный голод в армии (на тысячу немецких снарядов наши вынуждены отвечать десятком своих), отступления, падение крепостей в Польше, сотни тысяч сдавшихся в плен. Не удается нанести ни одного поражения немцам, все победы – лишь над слабыми австрияками. И здесь наблюдается полная военная несостоятельность, закончившаяся крушением монархии…
      В общем, проект «Северная Пальмира» и в военном отношении оказался несостоятельным. И тут он потерял оправдание своей политики в глазах народа.
      Взаимная ненависть между верхами и низами в России, дух «добывания трофеев» и мародерства как вверху, так и внизу, глубокое неприятие между «еврорусскими» и массой собственно русского народа – вот что стало смертным приговором Северной Пальмире, Петербургской империи. Вот – ее несчастье и судьба. И нет ничего удивительного в том, что нашлись в России те силы, которые с 1917 года решили построить в стране иную Реальность, преодолев роковые пороки романовского государства.
      Однако это – уже следующий национальный проект.

ГЛАВА 3. НА КРОМКЕ ХАОСА

 Кризис середины ХIX века

      После позорного поражения в Крымской войне (1853-1856 годы) наша страна вошла в полосу опаснейшего кризиса. Проект «Северная Пальмира» уподобился кораблю, попавшему в жестокую бурю – когда трещат мачты и волны заливают палубу.
      Уже накануне войны все, за что сражалась Петербургская Россия, вдруг стало стремительно терять смысл. Да, к середине девятнадцатого столетия все задачи, стоявшие перед русскими накануне Ливонской войны, были решены. В составе Империи давно пребывала Украина-Малороссия с ее плодородными черноземами и тучными нивами – благодатный источник зерна для экспорта. Мы отбили у турок и освоили не менее плодородную Новороссию – Северное Причерноморье, Крым и Приднестровье. Под нашими ударами пала сгнившая изнутри Польша – конкурент России на роль сырьевого придатка развитого мира. В трех войнах русские разгромили шведов, навсегда превратив их в тихих нейтралов. Россия завоевала выходы к Балтийскому и Черному морям. Поток русского хлеба шел в Европу. Но…
      Внезапно объявились сильные и энергичные конкуренты, принявшиеся занимать экономическую нишу России в мировом рынке! Они вторглись в реальность со своими сырьем и продовольствием, буквально выпихивая нас с таким трудом занятого места. С середины ХIX века сырье и продовольствие повалили в Старый Свет со всех сторон. Из Северо-Американских Соединенных Штатов, из Латинской Америки, Австралии и Канады, Южной Африки и Индии. Теперь грузы доставляли не только медлительные парусники, но и пароходы. Пшеница, мясо, рис, лес, металлы – всего этого вдруг стало вдоволь. И все это стоило гораздо дешевле русского сырья, невзирая даже на транспортные издержки, зачастую превосходя наши товары по качеству. А это стало серьезной угрозой для правящей элиты Северной Пальмиры – угрозой лишиться пусть и не идеального, но все же прибыльного и удобного положения в глобальном разделении труда. Поток доходов дворян и чиновничества мог опасно оскудеть.
      К тому же, не дремала и Англия, всерьез обеспокоенная размерами и влиянием России. Ведь русские и на Турцию давили, и все откровеннее на Среднюю Азию посматривали, за которой открывался прямой путь в сердце Британской колониальной империи – в Индию. Русские смогли окончательно покорить Кавказ – а за ним открывалась уже Персия, побережья теплых морей. Иракское Междуречье. Так сказать, зоны жизненных интересов англичан. И они решили поставить Северную Пальмиру на место.
      Сначала они пытались урезонить нас словесно. Британский премьер Роберт Пиль имел весьма поучительную беседу с русским посланником Брунновым. Он доказывал, что «Россия самой природой создана быть земледельческой, а не мануфактурной (промышленной – прим. авт.) страной. Россия должна иметь фабрики, но не следует искусственным образом вызывать их к жизни посредством постоянного покровительства отечественной промышленности…»Как видите, читатель, минуло более полутора веков, а ничего в наших взаимоотношениях с Западом не изменилось. Как тогда они нам отводили роль отсталого сырьевого захолустья – так и теперь отводят, радуясь разгрому красной научно-индустриальной цивилизации Сталина. Ничего не изменилось – и не изменится никогда, покамест мы не станем другими. Сильными и независимыми.
      Однако Российская империя в середине позапрошлого века, к чести государя Николая Первого, на сей раз не захотела плестись в хвосте политики «владычицы морей». И тогда англичане спровоцировали еще одну межцивилизационную войну – Крымскую, где с нами воевали соединенные силы британцев, французов, турок и пьемонтцев. Войну, в которой нам угрожали оружием Австро-Венгрия и Пруссия, вынуждая отступать с балканского направления, отводя войска из Молдавии и Валахии.
      Мы до сих пор недооцениваем эту войну из-за ее «маломасштабности». Мы больше гордимся отражением нашествия полумиллионной армии Наполеона в 1812-м. Но «гроза двенадцатого года» все же не была «войной цивилизаций», как по наивности считали и считают многие. Конечно, в 1812-м мы дрались с Великой армией, собранной со всей Европы. Но при этом у России были западные союзники: Великобритания и Испания, а потом – Пруссия и Австрия. А вот в Крымской кампании все повернулось иначе. Мы остались в полном одиночестве – против всего мира. Вернее, против всего Запада.
       «…После того, как Одесса, Рига, Кронштадт и Севастополь будут взяты, Финляндия освобождена, неприятельская армия расположится у ворот столицы, все русские реки и гавани будут блокированы, – что останется от России? Великан без рук, без глаз, которому больше ничего не остается, как стремиться раздавить врага тяжестью своего неуклюжего туловища, бросая его наобум туда и сюда, где зазвучит вражеский боевой клич. Действуй морские державы Европы с такой силой и энергией, Пруссия и Австрия могли бы освободиться от русского ярма настолько, чтобы даже примкнуть к союзникам…»,– написал Фридрих Энгельс в «Нью-Йорк Дейли Трибьюн» 2 февраля 1854 года (Ф.Энгельс. Избранные военные произведения, т.2. – Москва, Государственное военное издательство наркомата обороны Союза ССР, 1938 г., с.32-33.) А британский премьер Пальмерстон вообще строил планы отделения Украины, Крыма и Кавказа от империи, передачи части наших земель Пруссии и Швеции. Еще задолго до Гитлера и 1991 года!
      В этой войне Запад нанес нам чувствительный удар по Северному Причерноморью и взял Севастополь (Черноморский флот России погиб в этой главной базе). Паровые эскадры англо-французов угрожали и балтийским владениям России, и Камчатке. Мы потерпели сначала военное, а потом и политическое поражение. Умер (а по слухам – покончил с собой) император Николай Первый. Страна оказалась в глубоком кризисе, ее дух оказался опасно подорванным.
      В самом деле, в столкновении с небольшими, в общем-то, экспедиционными силами Запада огромная империя Романовых потерпела унизительное поражение. Западники бросили против нас паровой флот с дальнобойными бомбическими орудиями. Они применяли против нас боевые ракеты с фугасными и зажигательными головными частями. Их солдаты выкашивали русские полки огнем винтовок. Что могла противопоставить им прогнившая, проворовавшаяся империя? Густые массы солдатушек с примитивными гладкоствольными ружьями, которые просто не добивали до врага. Вместо пароходофрегатов – парусники. Их пришлось затопить на рейде Севастополя собственными руками. Вместо быстрых и надежных железных дорог – воловьи упряжки, которые физически не могли снабжать Крым боеприпасами. Вместо электрического проводного телеграфа – телеграф оптический, машущий нелепыми «крыльями» на веренице башенок между Югом и Петербургом, бездействующий в ночь, туман и дождь. Вместо работоспособного государственного механизма – невероятно громоздкую, подлую, проеденную коррупцией чиновничью машину. Вместо передовой фабрично-заводской индустрии – полукрепостные заводы Урала с допотопными технологиями. Вырисовалась картина полной неконкурентоспособности и отсталости романовской России.
      Проект «Северная Пальмира», казалось, полностью исчерпал себя. «В Европы» нас так и не пустили. Жестко и грубо указали на место в «предбаннике» и даже попытались расчленить. И, вдобавок, заставили соревноваться с конкурентами, находившимися в заведомо лучших природно-географических условиях. А это для продовольственного рынка – едва ли не самый решающий фактор.
      Казалось бы, все, конец. Впереди – только деградация, угасание и, вероятно, распад несостоятельной Империи. Места в мировом театре жестко расписаны и роли утверждены. Остается доиграть последний акт и отправиться на кладбище.
      Но Россия еще раз встрепенулась и сделала рывок. Удивив и весь мир, и, кажется, саму себя. Начались самые поразительные полвека в истории Российской империи. Состоялось подлинное русское чудо.

Незавершенное чудо

      Попробуем проиллюстрировать его на конкрестных (или, как выражаются отдельные наши друзья – на чисто конкретном материале).
      Итак, с 1850 по 1914 годы население страны выросло с 58 до 170 (по некоторым оценкам) миллионов душ. Подобного Европа не знала. Мы вступали в ХХ век как молодой, полный сил, энергичный народ. Впечатляли и годовые темпы роста русской промышленности. Они были выше, чем во всех развитых странах мира того времени. Что, в общем, неудивительно – слишком уж отсталой и неразвитой была наша страна на старте этого экономического рывка. В 1888-1899 году среднегодовые темпы роста составляли 8 процентов, а в 1900-1913 – 6,3 процента. Правда, эти проценты были куда «легче» американских или немецких, но все же… Особенно быстро шли вперед сельское хозяйство, металлургия, лесная индустрия. Неплохо шли в гору химия, машиностроение и электротехника.
      Самым же выдающимся достижением «золотого полувека» стало грандиозное железнодорожное строительство. Если в 1850 году в стране было чуть более полутора тысяч километров «чугунки», то к 1917-му протяженность рельсовых магистралей достигла 60 тысяч километров. Россия по длине железнодорожной сети вышла на второе – после США – место в мире. Почему? Потому что казна не жалела денег на такое строительство, финансируя его то напрямую, то косвенно – через гарантии инвесторам.
      Росло и благосостояние народа. С 1880-го по 1913-й заработки рабочих выросли более, чем вчетверо, в три с половиной раза выросли вклады в сберкассы и банки. Доходы городского населения (а это – всего лишь 15 процентов от общей массы народа) стали приближаться к западным. Увы, русская деревня прозябала в нищете. В среднем наш крестьянин был в полтора-два раза беднее, чем его собрат по классу во Франции или Германии. Что, в общем-то, неудивительно: ведь и продуктивность села на Западе намного опережала нашу. Добавьте к этому обстоятельству еще и то, что русскому селянину, освобожденному от крепостной зависимости в 1861-м, приходилось до 1907 года платить тяжелые выкупные платежи помещикам, отдавая за это до 90 процентов своих годовых доходов.
      Отмена крепостного права все же сказалась на улучшении дел в аграрной сфере. Впервые за триста лет урожайность в стране стала расти. В 1900-1912 годах сбор пшеницы вырос в полтора, а ячменя – в два раза. В хорошие годы Россия обеспечивала до 40 процентов мирового экспорта зерна, никогда не опускаясь ниже 15-20 процентов.
      У нас существовала и многоукладная экономика. Частный сектор сосуществовал с мощным кооперативным и государственным сегментами. В руках казны были две трети железных дорог, основные рудники и крупнейшие военные заводы и верфи. До 60 процентов доходов бюджета государство получало от казенных предприятий. Кстати, на втором месте стояли поступления от таможенных пошлин. Все это позволяло держать на низком уровне все остальные налоги (10 процентов) – с земли, недвижимости, капиталов, прибыли. Подоходный налог вообще не применялся. Именно это создавало благоприятный климат для деловых людей и инвесторов.
      Земские реформы 1860-х и 1870-х годов принесли заметные успехи в развитии народного образования и здравоохранения. В начале ХХ века в стране ввели всеобщее и бесплатное начальное обучение. Число грамотных в городах Европейской части России достигло половины населения. Это, конечно, еще сильно уступало европейскому уровню, но все же… Число студентов росло, причем высшее образование у нас было куда дешевле, чем на Западе. Например, обучение на юридическом факультете в России обходилось в 20 раз меньше, чем в Англии или Америке, а неимущие студенты освобождались от платы и получали стипендии. Ну, а то, какое у нас было образование, дает понятие целая плеяда русских ученых «золотого полувека» – биологи Мечников, Сеченов, Павлов… Создатель радио Попов… «Отец» вертолетов и тяжелых самолетов Сикорский… Изобретатель высокооктанового бензина Ипатьев… Создатель телевидения Зворыкин… Все они получили образование в пореформенной России.
      Именно в эту пору Россия поражает весь мир глубокой культурой – литературой Достоевского, Толстого, Чехова, Тютчева, Бунина, Некрасова. Музыкой Чайковского и Мусоргского. Великолепными художниками.
      Сравнивая то общество с нынешним эрэфовским, многому поражаешься. Да, социум Северной Пальмиры был болен. Но даже в нем человек мог выбиться наверх благодаря энергичному труду, образованию, службе на благо Отечеству. Да вы хотя бы биографию Ильи Ульянова возьмите для примера. Человек, работая в системе народного образования (не в столице – в провинции!), смог получить и дворянство, и приличный заработок, и большой дом себе простроил, обзаведясь кучей детей. Мыслимо ли подобное сейчас? А теперь, если ты не принадлежишь к верхушке чиновничества или к олигархату, ты не поднимешься по социальной лестнице, и не помогут тебе ни ордена, ни подвиги на войне, ни самоотверженный труд на благо страны. Так что по сравнению с больной Российской империей нынешняя РФ – просто труп…
      Кажется, Россия во второй половине XIX столетия все-таки поймала ветер удачи в свои паруса. Но… Впечатляющий рывок «Северной Пальмиры» одновременно превратился и в ее предсмертную песнь. Русское экономическое чудо той поры привело к страшной, кровавой катастрофе, к многолетней гражданской междоусобице, чудовищному опустошению страны, к миллионам жертв. Но почему?
      Тогдашнее чудо было незавершенным и неравномерным. Было пройдено всего лишь полпути до возможной победы, но и эти полпути вызвали дикие потрясения.
      Честное слово, злость берет от рисующих Россию начала ХХ века в слащаво-конфетном стиле, страны с молочными реками в кисельных берегах! Ах, милый Николай Второй, ах, он женился на принцессе, которую любил, ах, как все было хорошо! Оставим глупцам их занятия по оклеиванию своих домов и кабинетов старыми открытками и меню ресторанов 1885 года.
      Какой была «Россия, которую мы потеряли», которая прошла только полпути? Страна еще очень отставала от Запада по всем статьям, читатель. Особенно – в промышленности. Тогда главными показателями силы стран были добыча угля и выплавка стали. Здесь в «концерте» великих держав русские стояли на пятом месте. Да и в общем объеме мирового промышленного производства доля России увеличилась с 1860 по 1900 гг. с 7 процентов до 8,8 %, в то время, как Германии — с 4,9 % до 13,2 %, а США — с 7,2 % до 23,6%.
      У нас либо полностью отсутствовали, либо пребывали в зачаточном состоянии важнейшие отрасли: автомобильная, авиационная, моторостроительная, химическая, тяжелое машиностроение, радиотехника, оптика, производство сложного электрооборудования и приборостроение (все это придется создавать Сталину). Такое отставание очень дало себя знать в Первую Мировую, когда нам пришлось закупать практически все, тратя уйму денег.
      Именно Первая мировая стала настоящей проверкой на развитость страны. И есть очень важный показатель этой развитости – производство самолетов. Как во времена Петра олицетворением развитости страны была ее способность строить многопалубные пушечные корабли, так и в начале ХХ столетия символом развитости служил аэроплан. Ну что ж, приведем-ка любопытную табличку производства боевой авиатехники за годы империалистической войны (берем ее из «Истории войны в воздухе», изданной в ГДР в 1985 г.).
      1914 1915 1916 1917 1918
      Германия 1348 4532 8182 19646 14123
      Австро-Венгрия 70 238 931 1714 2438
      Англия 245 1933 6099 14728 32036
      Франция 541 4489 7549 14915 24652
      США – – 83 1807 11950
      Италия – 382 1255 3871 6523
      Россия 535 1305 1870 1897 –
      Как видите, Россия на общем фоне смотрится бледно, особенно если брать годы, когда военная промышленность у всех воюющих стран развернулась на полную мощь – 1916 и 1917 годы. Мы еще сильнее Австро-Венгрии, но уже уступаем далеко не самой развитой Италии.
      Впрочем, авиастроение – это верх «хай тек» тех времен. Но в России в кризисе была и нефтяная индустрия: варварская добыча нефти в Бакинском районе Нобелями и другими иностранцами привела к тому, что в 1913 г. добыча по сравнению с 1901-м упала на 145 миллионов пудов. Самой слабой из великих держав Запада считалась Франция. С ней только и можно сравнивать Россию по объемам производства. Но она уступала нам по численности народа втрое!
      По размерам валового национального продукта на душу населения Россия уступала США в девять с половиной крат, Англии – в четыре с половиной, Германии – в три с половиной раза. Нас в этом показателе превосходила даже Испания. По энерговооруженности наша экономика уступала американской вдесятеро, немецкой – вчетверо. Во столько же раз меньше была и производительность труда (в СССР она составляла 40 процентов от американской).
      Синонимом информационных технологий тогда был телефон, появившийся на свет в 1876 г. Здесь мы уступали даже крохотной Дании: 97 тысяч абонентов против 98 тысяч в России. Тогда как в Германии было свыше трех миллионов номеров, в Англии – 797 тысяч, а во Франции – 185 тысяч.
      На низком уровне стояло здравоохранение. В 1913 г. холерой, дифтерией, чесоткой и сибирской язвой в России было поражено 12 миллионов душ. На 10 тысяч душ населения у нас было всего 1,6 врача. То есть, вчетверо меньше, чем в Америке и в 2,7 раза меньше, чем в Германии. Детской смертностью в России мы превосходили западные страны в 1,74-3,76 раза.
      И хотя расходы на образование в России росли, все равно число учащихся во всех учебных заведениях в 1913 году составляло 9,7 миллиона человек (60,6 души на тысячу граждан). В США, где училось 18,3 миллиона человек, сей показатель равнялся 190,6 человека на тысячу душ населения. У нас на 1000 жителей страны приходилось 1,75 школьного учителя, в США – 5,45 педагога. Это было в то время, когда образование стало важнейшим условием экономической силы, почти сорок лет спустя с тех пор, как Бисмарк назвал победителем во Франко-прусской войне 1870 года немецкого школьного учителя, который и подготовил исключительно боеспособных и технически грамотных солдат. У нас было лишь восемь университетов – против двадцати двух в Германии и четырнадцати французских. Хотя число получавших высшее образование в России и было большим, однако мы выпускали из учебных заведений больше священников, юристов и филологов, чем инженеров и врачей.
      Бичом России по-прежнему оставалась неграмотность. У нас тогда на тысячу человек приходилось только 227-228 тех, кто умел читать и писать. Это без учета Закавказья и Средней Азии! Увы, в это время Франция обладала 93-процентой грамотностью, Германия – 98-процентной, Англия имела 816 грамотных на тысячу душ. Неграмотней нас в Европе была лишь Португалия – 214 человек из тысячи. Из тысячи новобранцев, которые шли в армию, в России было 617 неграмотных, в Германии – 1,1, во Франции – 49 человек. И это во время, когда война становилась технической!
      Есть еще великая легенда о сытой и довольной России, которая кормила своим хлебом полмира. Но и она при ближайшем рассмотрении не выдерживает серьезной критики.
      Да, зерна мы вывозили много. Но за счет чего? За счет невероятной эксплуатации села, которое превратилось во «внутреннюю колонию» для 15 процентов городского населения страны. Горожане ели действительно хорошо, а вот село, как говорится, сидело на скудном пайке. Хлеб мы вывозили потому, что число крестьян в России превышало численность всех землепашцев в США, Канаде и Аргентине, вместе взятых. На сто миллионов сельского населения нашей страны приходилось 67 миллионов селян других стран-экспортеров хлеба. Итак, в 1913 году русские собрали рекордный урожай зерновых (пшеницы, ржи и ячменя) – 3 миллиарда 851 миллион 767 тысяч пудов. То есть, 61 миллион 628 тысяч тонн. (Для сравнения: рекордный советский урожай в 230 миллионов тонн зерновых был собран в 1978 году.) Кукурузы у нас вырастили тогда 129,6 миллиона пудов – еще два миллиона тонн. В общей сложности, получается 64 миллиона тонн. В том же 1913-м США, где на селе жило 57 миллионов американцев (вдвое меньше, чем в России), собрали зерна и кукурузы 96 миллионов тонн. Да-да, кукурузу надо считать – это ведь важнейшая кормовая культура. Зерно-то тоже не только на булки да каши идет, но и на корм для скота – источника молока и мяса. Правда, некоторые говорят о том, что в 1913 году в России собрали 80 миллионов тонн зерна. Но даже в этом случае получается меньше, чем в США.
      Сказки о том, будто царская Россия собирала хлеба на треть больше всех остальных стран, надо забыть. Производительность труда в нашей деревне оставалась крайне низкой. Дело тут не только в более суровом, нежели в Европе и США, климате, в частых засухах и долгих зимах. Просто 52 процента хозяйств не имели плугов, обходясь примитивными сохами. Минеральных удобрений не было. На всю Россию было всего 152 трактора, тогда как их число в США и Европе измерялось десятками тысяч. Поэтому янки произвели 969 кило зерна на душу населения, Россия – 471 кг. В то же время, сборы собственных хлебов в Германии и Франции, которые завозили к себе зерно извне, были по 430-440 килограммов на одного живущего. При том, что крестьян там было куда меньше, чем в России, и они еще ввозили к себе хлеб, считая свои четыреста на душу населения недостаточными!
      Иными словами, русский, отправляя зерно на экспорт, в среднем ел вдвое меньше, нежели англичанин или француз. Русского крестьянина просто вынуждали продавать зерно, молоко, мясо. Как? Нет, царский режим не посылал в деревни продовольственные отряды. Все было сделано тоньше. Крестьян освободили от крепостной зависимости в 1861 году не задаром. Царь обязал их выкупить свои земли у помещиков и государства. То есть, каждый год русский крестьянин должен был платить – от 40 до 60 рублей за десятину обрабатываемой землицы. А это – огромные деньги по тем временам! Стоимость коровьего стада! Платежи за землю растянулись на 46 лет – аж до 1907 года, покуда власть не отменила их, столкнувшись с революцией. Таким образом, крестьянин, вроде бы освобожденный от крепостного рабства, на самом деле попал в новую зависимость, два с лишним поколения выплачивая тяжелейший денежный оброк. В некоторых районах он достигал и двухсот процентов от годового дохода земледельца!
      Чтобы наскрести денег на эти выкупные платежи, русскому селянину приходилось продавать все, что он произвел – даже в ущерб себе. Приходилось питаться кое-как, месяцами не видеть мяса на столе – лишь бы не задолжать. Выкупные платежи, работая не хуже продотрядов, наводняли рынки царской России аграрными продуктами и сбивали на них цены. Вам никогда не приходило в голову, почему и водка, и мясо, и хлеб в те времена стоили так дешево? Да потому, что у большинства людей в стране Романовых не хватало денег на нормальную еду. Предложение было больше спроса! А картинки всеобщего рая и обжираловки оставим-ка идиотам из современной образованщины. Она-то думать совсем не умеет.
      И вывозили мы хлеб за счет того, что сами недоедали. Помните лозунг министра финансов Вышеславцева: «Недоедим, но вывезем»? Значит, недоедали – и сильно. Недоедали – но Европу кормили. Пухли с голоду – но зерно за рубеж везли. Кстати, даже в 1920 году белое правительство Врангеля, едва отбив у красных Таврию, тотчас же начало поставки хлеба в Европу. Соблюдало, так сказать, союзнический долг.
      Да, в городах царской России дешевой еды было много. Однако в селе, где в 1913 году жило 85 процентов населения России, голод разражался регулярно. По данным, которые приводит А.Паршев в своем бестселлере «Почему Россия не Америка», в 1901-1902 годах голодали 49 губерний. В 1905, 1906, 1907 и 1908 годах голод охватывал от 19 до 29 губерний. Голодовка 1911-1912 годов поразила шестьдесят губерний. Нынешние певцы «сказочной царской России» этого замечать не хотят. Хотя голод отлично описан в рассказах М.Горького. А современный писатель Святослав Рыбас, живописуя успехи столыпинской реформы и рисуя страну тех времен полной чашей, в то же время сообщает о жестокой практике выдачи «голодных ссуд», введенных Столыпиным. Реформатор приказал давать муку и зерно в долг лишь крепким хозяевам. Безлошадным, нищим нужно было идти зарабатывать в города или на строительстве дорог. Значит, голод приходил в село периодически – иначе не было бы проблемы голодных ссуд. А с чего, вы думаете, в «сытой и обильной» России тогда крестьяне восстали и яростно дрались против власти еще в 1905-1907 годах? С хорошей жизни, что ли?
       «Какой там хруст французской булки! Хрустели булками, смачно чавкали ветчиной и пили чай с сахарком лишь те самые «золотые пятнадцать процентов». Остальные даже не жили – выживали», – написал в своей книге «Красный император» современный писатель Александр Бушков. Лучше и не скажешь.
      Да, экономическое чудо поздней «Северной Пальмиры» было еще очень далеко от завершения. Развеивать миф о рае земном при царе можно еще очень долго. Например, писать о том, как позднецарская Россия по уши завязла в иностранных кредитах, как выплачивала за них тяжелые проценты. Как в стране не хватало своих капиталов, и потому приходилось приглашать иностранных инвесторов, которые, вовсю используя природные ресурсы и дешевую рабочую силу, ежегодно вывозили из страны свои прибыли на совершенно законных основаниях. Но стоит ли? В стране, судя по социологическим опросам 2004 года, популярность дореволюционной России падает. Столкнувшись, как и их предки в начале ХХ века, с «прелестями» рынка в отсталой стране, нынешние «россияне» уже не верят идиотским словам Хрущева о том, что он, будучи большой партийной «шишкой», жил хуже, чем квалифицированный рабочий при Романовых. У рабочего при царе не было ни машины с шофером, ни – в большинстве случаев – отдельной квартиры. Наши сограждане все меньше плачут с режиссером Говорухиным по поводу «России, которую мы потеряли».
      Но мы поставим вопрос иначе. А почему, собственно говоря, Российская империя сломалась на полпути и не завершила своего экономического рывка? Почему ради того, чтобы создать советскую индустриальную сверхдержаву, пришлось пройти сквозь ад первой половины ХХ века? Почему мы и при царях не смогли стать единственной супердержавой Земшара?

Предчувствие апокалипсиса

      Самое интересное, читатель, заключается в том, что плач по утраченным экономическим вершинам царской России родился в советские времена. Современники же «чудесного полувека» империи Романовых совсем не заходились в восторге. Они дружно прозревали страшный финал России. И ладно бы мрачными пророчествами занимались отверженные элитой, озлобленные на все гении-одиночки! Так нет же – ожидание грядущей катастрофы уже с 1870-х годов стало господствующим настроением русского общества. Почти все видели мрачный и страшный финал системы. Почти все соглашались с тем, что предотвратить гибель империи уже не в человеческих силах, и рок, невзирая на все ее достижения, сметет Россию с лица земли. Почти все властители дум той поры предрекали гибель страны. И это настроение не зависело ни от идеологического, ни от политического окраса таких провидцев. Достоевский и Чернышевский, Михайловский и Константин Леонтьев, Вл. Соловьев и Плеханов сходились в одном: империя доживает последние годы.
      Что же они чувствовали? Что это за таинственная и незримая стена, о которую расшиблась старая Россия? Как сложилась адская взрывчатая смесь «русской Хиросимы»? Попробуем разгадать эту загадку, измерив и описав мистический процесс.
      Здесь нет ни одного, ни двух и даже трех ответов. Их много. Но попробуем их упорядочить, применив уже известные нам синергетический, энергетический и психоисторический подходы.