Россия и Южная Африка: наведение мостов

Ирина Филатова, Аполлон Давидсон

Россия и Южная Африка: наведение мостов

Об этой книге

Когда народы, распри позабыв…

Александр Пушкин

Два года назад вышла книга «Россия и Южная Африка: три века связей». Открывалась она первым упоминанием Московии на мысе Доброй Надежды в 1652 году, a завершилась серединой Двадцатого столетия.

Данная книга – продолжение. В ней мы рассказываем о связях России и Южно-Африканской Республики в тот период, когда наши страны впервые оказались вовлеченными в прямые и активные, хотя и непростые, отношения. Начинается он с установления связей Коммунистической партии Советского Союза (КПСС) с Африканским национальным конгрессом (АНК) и Южно-Африканской коммунистической партией (ЮАКП). Заканчивается – установлением дипломатических отношений между Южно-Африканской Республикой (ЮАР) и Российской Федерацией.

Период достаточно сложный. Это было время, когда СССР оказывал помощь АНК в борьбе против политики апартхейда, которую правящие круги ЮАР трактовали как «раздельное развитие» рас, а большинство в мире считало расовой дискриминацией. Руководство же ЮАР утверждало, что наша страна ведет против Южной Африки тотальное наступление. Большую часть этого времени между нашими странами не было дипломатических отношений, но СССР стоял в центре теоретических построений творцов доктрины расового превосходства. Для противников расистских порядков он был самым большим другом, для защитников этих порядков – самым большим врагом.

Именно поэтому перемены в СССР в конце 80-х годов прошлого века оказали огромное влияние на ситуацию в ЮАР и на Юге Африки в целом. Политика нашей страны в этом регионе резко изменилась. Государственная политика ЮАР по отношению к нашей стране – еще в большей степени. Менялись и взаимные представления россиян и южноафриканцев друг о друге. Одним эти перемены были по душе, другим нет.

О роли СССР в этом регионе и о том, каким было его влияние, до сих пор идут споры. Слишком недавно происходили все эти события, слишком идеологически заостренными они были. Мы стремились подойти к этому недавнему прошлому непредвзято. Но ведь и само представление о непредвзятости у всех людей разное.

Наш любимый поэт Алексей Константинович Толстой писал в своей бессмертной «Истории России…»:

Ходить бывает склизко

По камешкам иным,

Итак, о том, что близко,

Мы лучше умолчим.

Увы, в этой книге умолчать «о том, что близко» было трудно: она посвящена самым животрепещущим событиям идеологического противостояния.

Эпоха, о которой мы пишем, была частью нашей жизни. Мы знакомы со многими ее героями, как россиянами, так и южноафриканцами. Одних знали давно, других интервьюировали специально в связи с этой книгой. Об этой эпохе написано уже немало воспоминаний и исследований, и, конечно, мы использовали их в нашей работе. Работали и в архивах, как российских, так и южноафриканских. Многое, особенно в российских архивах, до сих пор остается закрытым, и эти пробелы мы пытались восполнить рассказами наших собеседников и своими воспоминаниями.

В Южной Африке мы бывали часто и подолгу. В 1989 г., еще до краха режима апартхейда, стали первыми учеными нашей страны, повидавшими ЮАР. Потом по приглашению разных южноафриканских университетов жили и работали там много лет. Ирина Ивановна Филатова заведовала кафедрой истории в университете Дурбан-Вествил. Аполлон Борисович Давидсон стал организатором и директором Центра российских исследований Кейптаунского университета.

На торжественном открытии этого Центра в 1994 г. Нельсон Мандела, первый демократически избранный президент ЮАР, призвал к «наведению мостов» между Россией и ЮАР. «Южная Африка и Россия, – сказал он, – должны стать странами, которые объединяет будущее и не разъединяют ни географическая отдаленность, ни прошлые заблуждения, ни политические мифы».

Отсюда и название нашей книги – «Россия и Южная Африка: наведение мостов». В ней говорится о том периоде, который стал мостом из прошлого в будущее, от войны к миру, от борьбы к строительству новых отношений. Он заложил основы тех связей, которые существуют между нашими странами сейчас.

Мандела возложил на нас огромную ответственность, сказав: «Мы должны высоко ценить, что профессор Аполлон Давидсон и его коллеги хорошо понимают подлинный характер отношений между нашими странами» [1]. Работая над этой книгой, мы стремились оправдать столь высокую оценку.

Вместе или порознь мы встречались с виднейшими политическими деятелями эпохи, которой посвящена эта книга. Среди них южноафриканцы Джон Маркс, Мозес Котане, Уолтер Сисулу, Оливер Тамбо, Джо Слово, Табо Мбеки, Гован Мбеки, Хелен Сузман, Фредерик фан Зейл Слабберт, Фредерик де Клерк, Алекс Борейн и многие, многие другие. И россияне: Андрей Юрьевич Урнов, Владимир Геннадьевич Шубин, Анатолий Леонидович Адамишин. Все эти люди помогли нам лучше понять эпоху, о которой мы пишем.

За это мы им глубоко благодарны.

Советская теория национально-освободительной революции, АНК и ЮАКП

На протяжении всего советского периода политика СССР в афро-азиатском мире, в том числе и на Юге Африканского континента, определялась идеями и идеалами национально-освободительной революции. Теория национально-освободительного движения разрабатывалась несколькими поколениями советских идеологов. Без понимания ее основ невозможно понять как природу политики СССР в третьем мире и его отношений с национально-освободительными движениями, в том числе и с Африканским национальным конгрессом и его союзниками, так и отношение к СССР самого АНК, поскольку многие элементы советской теории были им восприняты и глубоко усвоены.

Советская теория национально-освободительной революции прошла длительный путь развития. Ее основу заложил В. И. Ленин. В 1920-х годах она была откорректирована на бурных заседаниях Коммунистического интернационала (Коминтерна) – международного объединения компартий с центром в Москве. В конце 1920-х -1930-е годы она была переписана И. В. Сталиным. А в конце 50-х-70-е вновь переделана и доработана КПСС. Каждый из этих этапов наложил свой отпечаток на то, какой была эта теория к моменту распада СССР и какой она видится ее последователям, в том числе и южноафриканским.

Ленинская теория и ее метаморфозы в 1920-1930-е годы

Советская теория антиколониализма – «национально-освободительной революции» – была впервые изложена Лениным в докладе по национальному и колониальному вопросу на II конгрессе Коминтерна в 1920 г. и получила развитие в его работе «Детская болезнь „левизны“ в коммунизме», в речи на II Всероссийском съезде коммунистических организаций и народов Востока, в речах и докладах на III и IV конгрессах Коминтерна.

Основные положения ленинского доклада (тезисов) на II конгрессе таковы: мир делится не только на классы, но и на угнетающие и угнетенные народы, причем первых – «ничтожное число», вторых – «громадное большинство»; Советская Россия – естественный союзник угнетенных народов, поскольку против нее ведет войну как раз та самая «небольшая группа империалистических наций», которая угнетает и большинство народов всего мира; национальное движение может быть только буржуазным, но, в отличие от других буржуазных движений, оно может быть прогрессивным – «национально-революционным»; коммунисты могут поддерживать «буржуазные освободительные движения в колониальных странах», но лишь в тех случаях, когда эти движения «действительно революционны» и позволяют коммунистам «воспитывать и организовывать в революционном духе крестьянство и широкие массы эксплуатируемых»; в докапиталистических условиях, где нет пролетариата, применим опыт крестьянских советов российских окраин при условии, что «пролетариат передовых стран может и должен помочь отсталым трудящимся массам»; капиталистическая стадия развития не неизбежна для «отсталых народов, которые освобождаются теперь», поскольку «победоносный пролетариат» будет вести среди них систематическую пропаганду, а советские правительства «придут им на помощь всеми имеющимися в их распоряжении средствами» [2].

К середине 1920-х годов ленинские положения претерпели изменения. Ленин говорил о возможности и даже желательности союза коммунистов с буржуазией колоний в борьбе за национальное освобождение, но V конгресс Коминтерна в 1924 г. отказал национальной буржуазии в каком бы то ни было антиколониальном потенциале. Социалисты, поддерживавшие реформы в колониях и не выступавшие прямо за национальную революцию, попали в разряд «национал-реформистов».

Политику партии по национальному вопросу определял теперь Сталин. Он начал свою партийную карьеру именно с разработки этого вопроса. Как и Ленин, Сталин проводил различие между буржуазией империалистических стран и национальной буржуазией колониальных и зависимых стран. Вторая, писал он, «на известной стадии и на известный срок может поддержать революционное движение своей страны против империализма…»[3]. В принципе союзам с буржуазией Сталин не доверял. Уже в первой своей статье по национальному вопросу, опубликованной в 1904 г. на грузинском языке, он заявил: «… вообще пролетариат не будет поддерживать так называемое национально-освободительное движение, так как до настоящего времени всякое такое движение совершалось в пользу буржуазии, развращало и калечило классовое самосознание пролетариата» [4].

Однако не верил он и в возможность перехода народов докапиталистических обществ к социализму, минуя капитализм, в ходе национально-освободительных революций. Ленин, как мы видели, считал такой путь возможным. Сталин утверждал, что говорить «о возможности мирного перехода в Китае [в 1927 г. – А. Д., И. Ф.] от революции буржуазно-демократической к революции пролетарской – это ошибка» [5].

Коль скоро национальные революции были капиталистическими, результатом их и должно стать создание капиталистических обществ, если ими руководила буржуазия. Сталин говорил о необходимости «обеспечения гегемонии пролетариата в буржуазно-демократической революции», для чего компартия должна была в такой революции сохранять свою самостоятельность. В 1927 г. по его настоянию и вопреки возражениям многих его коллег по партии, в том числе и Троцкого, пропагандировавшего «перманентную революцию», что, среди прочего, означало и перерастание национальной революции в социалистическую, молодая Коммунистическая партия Китая попыталась действовать против «правых» в рядах Гоминьдана. Сталин писал о необходимости «изоляции правых внутри Гоминьдана и использовании их для целей революции», а затем «решительного изгнания правых из Гоминьдана… решительной борьбы с правыми, вплоть до полной их политической ликвидации» [6]. «Не выход из Гоминьдана, а обеспечение руководящей роли компартии, как в Гоминьдане, так и вне его, – вот что требуется теперь от китайской компартии, если она хочет быть действительно самостоятельной», – пояснял он[7].

Националисты под руководством Чан Кайши учинили над коммунистами расправу, практически уничтожив партию. Но Сталин не изменил своего подхода. В статье «Международный характер Октябрьской революции» он писал: «Наступила эра освободительных революций в колониях и зависимых странах, эра пробуждения пролетариата этих стран, эра его гегемонии в революции» [8]. Ленинский подход был тем самым снова отвергнут, хотя прямо об этом ни Сталин, ни многочисленные советские интерпретаторы ленинской теории, конечно, не говорили.

Теоретическое наследие «независимой туземной республики»

Коминтерн занялся непосредственно южноафриканскими делами в 1927 г. Один из руководителей Коммунистической партии Южной Африки (КПЮА), предшественницы существующей ныне Южно-Африканской коммунистической партии (ЮАКП), Джеймс ла Гума, посетил в том году Москву дважды. Именно в результате переговоров с ним Исполком Коминтерна (ИККИ) впервые предложил КПЮА определенную политическую линию. В окончательном варианте она была одобрена сначала политсекретариатом Исполкома Коминтерна, а потом VI конгрессом, состоявшимся в конце 1928 г., компартии было предложено «сочетать борьбу против всех законов, направленных против туземцев, с общим политическим лозунгом независимой туземной южноафриканской республики как стадии на пути к рабочей и крестьянкой республике с полными правами для всех рас: черной, цветной и белой» [9]. К Южной Африке была, таким образом, применена идея двухступенчатой революции, впервые сформулированная Лениным в 1905 г. в работе «Две тактики социал-демократии в демократической революции» [10]. Только целью первой ступени борьбы здесь была не просто демократическая революция, а освобождение африканцев от национального гнета, второй – освобождение всего рабочего класса от экономической эксплуатации и построение социализма.

В 1935 г., на VII конгрессе Коминтерна, лозунг независимой туземной республики был отменен так же жестко, как и вводился. Главной идеей конгресса была борьба против угрозы фашизма и необходимость создания с этой целью единого фронта во всех странах. Но это не значило, что от идеи борьбы за национальное освобождение или от ее двухступенчатого характера отказались вовсе. В резолюции, подготовленной Исполкомом Коминтерна для принятия на очередном (9-м) съезде КПЮА уже после VII конгресса, в феврале 1936 г., указывалось, что в новой ситуации «несвоевременно… настаивать на продвижении лозунга независимой туземной республики», поскольку «он способствует деятельности фашистов по разжиганию национализма и расовой ненависти, прежде всего между туземцами и белыми». Но одновременно в ней говорилось и о том, что национально-освободительная борьба продолжается и что совмещение ее задач с задачами «революционно-демократической диктатуры рабочих и фермеров» – ошибка. «Туземные народы могут быть сегодня мобилизованы против империализма, но массы туземных тружеников еще не созрели, чтобы подняться на борьбу против вождей своих племен, – утверждали авторы документа. – Они созреют для решения этой второй задачи прежде всего в борьбе против империализма» [11].

Компартии указывалось на то, что до сих пор она работала только с рабочими, фермерами и трудящимися, но «игнорировала самых важных союзников южноафриканского рабочего класса – угнетенные народы», и предлагалось работать с такими «национал-реформистскими организациями, как АНК». Правда, в резолюции говорилось также, что национальному угнетению подвергаются и африканеры, а значит, партия должна предложить и им бороться за свою независимую республику. По мнению авторов, все это должно было привести к созданию широкого народного фронта в стране. Новый лозунг, предложенный партии, звучал так: «За независимые южноафриканские республики!» [12], т. е. по одной для каждого угнетенного народа. Создатели апартхейда были бы весьма удивлены, если бы узнали, что идея разных государств для разных расовых групп в Южной Африке впервые пришла в голову стратегам Коммунистического интернационала.

Главная рекомендация Коминтерна компартии Южной Африки после 1935 г. – сконцентрировать усилия на каждодневных нуждах трудящихся. Коминтерн и до этого неоднократно привлекал внимание партии к работе с профсоюзами и в них. Прежде всего, речь шла о Союзе промышленности и торговли[13]. С 1935 г. руководство Коминтерна требовало, чтобы работа в профсоюзах стала для партии главной деятельностью. В резолюции Секретариата ИККИ о ситуации в КПЮА от 17 марта 1936 г. и в Программе действий, предложенной КПЮА Секретариатом ИККИ, главной задачей, поставленной перед коммунистами, была работа с профсоюзами и создание единого руководства профсоюзного движения под их руководством. Только после этой задачи ставилась другая – работа по защите прав угнетенного туземного населения[14].

Коминтерн давал рекомендации партии и по поводу конкретных задач партийного строительства. Указывалось, какие отделы должны существовать в руководстве партии, говорилось о территориально-производственном принципе партийной структуры, о создании и функционировании партийных ячеек, о партийной прессе и т. д. [15]

И лозунг независимой туземной республики, и рекомендации Коминтерна 1935–1936 гг. оказали длительное воздействие на характер теоретических дискуссий как в КПЮА, так в дальнейшем и в АНК, а также на характер деятельности этих организаций. Даже сегодня южноафриканские коммунисты считают лозунг независимой туземной республики одной из идейных основ своего движения. В 2007 г. Д. Твиди, хозяин блога ЮАКП «Коммунистический университет», писал: «Мы можем составить список документов [освободительного движения. – А. Д., И. Ф.], примерно документ на каждое десятилетие, начиная с 1920-х гг., которые ясно продемонстрируют, что аргументы, обсуждавшиеся в них, определили историю Южной Африки… Этот список можно начать коминтерновской резолюцией о „Черной республике“ 1928 г.» [16]А в 2009 г. Конгресс южноафриканских профсоюзов провел семинар на тему «Тезис туземной республики – предвестник тройственного союза» (между АНК, ЮАКП и Конгрессом южноафриканских профсоюзов, КОСАТУ). С основным докладом на семинаре выступил генеральный секретарь ЮАКП Блэйд Нзиманде[17].

Эволюция советской теории после Второй мировой войны

Изменения в мире после Второй мировой войны не могли не изменить и подхода советских теоретиков к проблемам антиколониализма. Изменения, однако, появились не в одночасье. Так, во время переговоров с военными союзниками о послевоенном переустройстве мира СССР потребовал передать ему некоторые итальянские колонии, чтобы продемонстрировать, какой может быть «социалистическая колония» [18]. План не удался, но еще долгие годы советские теоретики настаивали, что независимость, предоставлявшаяся колониям бывшими колониальными державами, была «фальшивой», что она была «маневром», направленным на «увековечивание» их колониального статуса и привязывание их к бывшим метрополиям. Считалось, что только революция может привести к настоящей независимости.

В первые послевоенные годы официальных документов по этой тематике не было: Коминтерн был распущен, а партийные съезды в то время не проводились. В докладе А. А. Жданова на Информационном совещании некоторых коммунистических партий, проходившем в Польше в 1947 г., говорилось лишь, что «попытки подавления национально-освободительного движения военной силой… наталкиваются на все возрастающее вооруженное сопротивление народов колоний». А в декларации, принятой Совещанием, упоминалось, что коммунисты обязаны «возглавить сопротивление планам империалистической экспансии и агрессии» [19].

Но с конца 1940-х годов, когда колонии одна за другой отпадали от колониальных империй, возникла необходимость интегрировать феномен независимости в существовавшие теоретические построения, а также определить характер отношений с новыми странами. Опыт Китая снова стал одним из определяющих моментов советской политики. В 1949 г. китайские коммунисты вышли победителями в гражданской войне и, разбив Гоминьдан, словно подтвердили верность сталинского подхода. Сталин приветствовал такое развитие событий и призвал китайских товарищей работать в других странах Азии. На Совещании коммунистических и рабочих партий, состоявшемся в Венгрии в 1949 г., только победа КПК и создание Китайской Народной Республики были упомянуты в связи с национально-освободительным движениeм. Декларировалось также, что СССР является «решительным врагом политики национального и расового угнетения» [20].

Но колонии далеко не всегда освобождались по китайскому образцу или по коминтерновскому сценарию. Признать теорию неверной было невозможно – значит что-то не так должно было быть с самими освобождавшимися странами. Поэтому поначалу советские теоретики антиколониализма и приветствовали их появление без фанфар.

Если колония пришла к независимости не под руководством рабочего класса, то независимость ее, по словам историка Е. М. Жукова, была «формальной» или «иллюзорной». «Колониальное положение, т. е. прежде всего, экономическое порабощение страны империализмом, вполне совместимо с ее формальным равноправием и даже с „независимостью“», – писал он в 1949 г. [21]В качестве примеров такой «иллюзорной» независимости он приводил Бирму и Индию.

Идея о неподлинной независимости была развита В. А. Масленниковым, одним из главных специалистов по теории национально-освободительного движения после войны. Четырьмя годами позже, в 1953 г., он писал: «… одним из таких маневров [правящих классов метрополий. – А. Д., И. Ф.] является фиктивное предоставление колониям независимости. Предоставляя так называемую независимость, империалисты привлекают к власти наиболее продажные слои помещиков и буржуазии и через них подавляют национально-освободительное движение и усиливают колониальную эксплуатацию» [22].

Как и в 1930-е годы, вооруженная борьба считалась наиболее предпочитаемой формой антиколониализма, поскольку в теории она неизбежно должна была привести освободившиеся колонии в социалистический лагерь. После войны об этом стали писать даже откровеннее[23]. Независимость Индонезии и Вьетнама считалась подлинной, потому что эти страны завоевали ее в вооруженной борьбе. Но в конечном итоге главным фактором, определявшим отношение СССР к новым независимым странам, была не их революционная история, а степень их близости к социалистическому лагерю. Эти положения оставались в арсенале советской политики и в 1970-е и в начале 1980-х годов.

К середине 1950-х годов ситуация кардинально изменилась и в самом СССР, и в мире. Китайские события, набиравшая темпы деколонизация и революционный характер этого процесса, увлеченность многих политиков освобождавшихся стран социалистической фразеологией, а иногда и социалистической альтернативой, их стремление установить дружественные отношения с СССР, зарождение Движения неприсоединения, Бандунгская конференция 1955 г. и успех визитов Н. С. Хрущева в Индию, Бирму и Афганистан в том же 1955 г., проблемы США в Индокитае – все эти факторы привели советское руководство к выводу о том, что процесс деколонизации в целом, независимо от характера его в каждой стране, мог стать важным союзником социалистического лагеря в борьбе против империализма. Это был возврат к ленинской идее о том, что национально-освободительное движение было естественным союзником социалистических стран.

Более того, в ситуации холодной войны и на фоне ослабления компартий Запада деколонизация стала видеться из Москвы как преддверие краха капиталистической системы – возрождение той самой мировой революции, которая не состоялась в развитых странах Европы и Америки, но теперь шла с Востока и Юга. Даже раскол с Китаем привел не к разочарованию в революционном и союзническом потенциале национальных движений, а, наоборот, к убежденности в том, что СССР должен вести их «правильным», советским курсом, защищая от вредного китайского влияния[24].

На ХХ съезде КПСС в 1956 г. Хрущев впервые говорил о распаде колониальной системы империализма и о становлении новых развивающихся стран как одном из признаков общего кризиса капитализма. Тогда же он впервые сказал, что в новых условиях, при существовании социалистического лагеря, гражданские войны и насильственные потрясения не являются больше необходимым этапом на пути к социализму и что теперь «могут быть созданы условия для проведения мирным путем коренных политических и экономических преобразований» [25].

Поворот в советской политике по отношению к Африке определило закрытое постановление «О расширении культурных и общественных связей с негритянскими народами Африки и усилении влияния Советского Союза на эти народы», принятое ЦК КПСС 20 января 1960 г. [26]

Национально-демократическая революция и социалистическая ориентация

В конце 1950-х гг. в ЦК КПСС была создана специальная группа советников, работавшая над теоретическими проблемами национально-освободительного движения. Позже ее возглавил К. Н. Брутенц, один из заместителей заведующего Международным отделом ЦК. Под его руководством в 1970-х годах теория получила полное развитие. Создававшиеся этой группой теоретические положения после доработки наверху становились официальной линией партии и в тезисном виде излагались в ее официальных документах: отчетных докладах на партийных съездах, программах, документах совещаний коммунистических и рабочих партий. Теорией и практикой национально-освободительного движения занималось несколько академических институтов, по разным аспектам этой темы были опубликованы сотни коллективных и индивидуальных монографий и бесконечное количество статей.

Основные положения теории сводились к тому, что в новых условиях, когда социализм стал важнейшим политическим фактором современности, молодые освобождающиеся государства могли миновать капиталистическую стадию развития, продолжив революционный потенциал национальных революций и развив его в преобразования социалистического толка. Авторы теории полагали, что, хотя экономический базис в таких странах для социализма не созрел, революционная надстройка при содействии «международного пролетариата», т. е. прежде всего социалистического лагеря, могла подтянуть базис до необходимого для построения социализма уровня. Без социалистической революции переход к социализму был невозможен, но после известного подготовительного переходного периода она могла совершиться мирно. По сути все это было детализацией ленинских положений, которые казались особенно актуальными с возникновением социалистического лагеря и новым подъемом антиколониальной борьбы.

Теория оперировала несколькими взаимосвязанными понятиями: национально – демократическая революция; революционная демократия; национально-демократическое государство; некапиталистический путь развития, или социалистическая ориентация.

Понятие национально-демократической революции было краеугольным камнем теории. Оно появилось в советском политическом вокабуляре в конце 1950-х. К. Н. Брутенц писал, что это понятие было предложено КПСС, «широко принято» международным коммунистическим движением, использовалось в документах и платформах коммунистических партий и наконец «широко использовалось на Международной встрече коммунистических и рабочих партий» [27].

Р. А. Ульяновский, также видный теоретик национально-освободительного движения и заместитель заведующего Международным отделом ЦК, писал в начале 1970-х годов, что «современное национально-демократическое развитие» – движение совершенно новое, но оно аналогично опыту некоторых советских среднеазиатских республик и Монголии, с которыми его роднит «стремление к минованию капитализма или сокращению его фаз» [28]. Другой теоретик национально-освободительного движения, также ответственный работник ЦК, П. И. Манчха, отмечая сходство африканских стран, ориентировавшихся на социализм, с советскими республиками и Монголией, писал, что ситуация в этих странах все же совершенно отличалась от них. Он особо подчеркивал, что «революционные завоевания Монголии» находились «под надежной защитой первого социалистического государства», а «африканские страны социалистической ориентации отделены от СССР на тысячи километров», что предполагает «прежде всего максимальное использование… внутренних возможностей», хотя и в «сочетании с умелой реализацией внешней помощи со стороны мирового социалистического содружества и международного рабочего движения» [29].

Брутенц объяснял, что «введение коммунистическими партиями… категории „национально-демократическая революция“ явилось результатом появления новых черт национально-освободительных революций в наши дни. В этих революциях, – писал он,… есть и подспудная антикапиталистическая тенденция… Они не только ослабляют систему империализма… Когда [их. – А. Д., И. Ф.] лидеры происходят [так в тексте. – А. Д., И. Ф.] из политических сил, представляющих интересы пролетариата, эти революции… перерастают непосредственно в социалистические революции. Когда их лидеры происходят из непролетарских демократических сил… эти революции приводят, наряду с важными антиимпериалистическими и антифеодальными переменами, к антикапиталистическим трансформациям, прокладывающим путь к переходу к социалистическому переустройству… Национально-демократическая тенденция развития в революции может победить как на первом, так и на втором этапе революции» [30].

У национально-демократической революции, таким образом, могло быть только два возможных исхода: социализм, развивающийся непосредственно из антиколониализма, или постепенная социалистическая трансформация в течение переходного периода. Такой период был назван «некапиталистическим развитием».

Идея некапиталистического пути развития была сформулирована на Совещании коммунистических и рабочих партий 1960 г. – влиятельном международном форуме, в котором участвовала 81 партия. Она была подтверждена и конкретизирована в программе КПСС, принятой на XXII съезде КПСС в 1961 г. и развита на Совещании коммунистических и рабочих партий в 1969 г. С 1967 г. наряду с термином «некапиталистическое развитие» стал употребляться другой, более политически четкий – «социалистическая ориентация». В документах Совещания коммунистических и рабочих партий 1969 г. оба термина использовались как взаимозаменяемые.

Точного определения социалистической ориентации в документах не было, но все они сходились на том, что это переходная форма от докапиталистических обществ к социалистическому. В энциклопедическом справочнике «Африка» говорилось, например, что «социалистическая ориентация, некапиталистический путь развития – это начальный этап общественного прогресса в направлении к социализму в странах, где народ отвергает капитализм как систему, но условия для социалистической революции и строительства социализма еще отсутствуют» [31].

С течением времени советские исследователи стали различать страны социалистической ориентации первого поколения (Гана, Гвинея, ДРК, Танзания и т. д.) и второго (Эфиопия, Ангола, Мозамбик). В странах социалистической ориентации второго поколения у власти должны были стоять лидеры, считавшие основой своей политики научный социализм[32].

Совещание коммунистических и рабочих партий 1960 г. определило, что классовой основой некапиталистического развития является «единый национальный демократический фронт всех патриотических сил нации». Основа такого фронта – союз рабочего класса и крестьянства[33]. Руководить фронтом должен «блок всех прогрессивных, патриотических сил, борющихся за полную национальную независимость, за широкую демократию, за доведение до конца антиимпериалистической, антифеодальной, демократической революций», но победа его обеспечивалась «активным участием рабочего класса в национально-освободительной революции» [34]. Такой блок был назван «революционной демократией».

Сами революционные демократы называли себя так далеко не всегда. В 1972 г. издававшийся в Праге теоретический журнал «Проблемы мира и социализма» организовал дискуссию о некапиталистическом пути развития, в ходе которой представители правящих режимов тогдашних стран социалистической ориентации называли свои правительства «прогрессивными», «национально-патриотическими», «национально-демократическими» и т. д. [35] Авторы коллективной монографии «Африка: проблемы социалистической ориентации» писали, что революционная демократия – это прослойка, которая «выражает антиимпериалистические, антифеодальные, демократические и социалистические идеалы и устремления различных слоев трудящихся» в странах, «находящихся на докапиталистической или раннекапиталистической стадиях развития» [36].

В документах Совещания коммунистических и рабочих партий 1960 г. утверждалось, что политической формой деятельности революционной демократии является государство национальной демократии. Государство национальной демократии – это «государство, последовательно отстаивающее свою политическую и экономическую независимость, борющееся против империализма и его военных блоков, против военных баз на своей территории; государство, борющееся против новых форм колониализма и проникновения империалистического капитала; государство, отвергающее диктаторские и деспотические методы правления; государство, в котором народу обеспечены широкие демократические права и свободы (свобода слова, печати, собраний, демонстраций, создания политических партий и общественных организаций), возможность добиваться проведения аграрной реформы и осуществления других требований в области демократических и социальных преобразований, участия в определении государственной политики» [37].

Авторы монографии «Африка: проблемы социалистической ориентации» писали более определенно: «национально-демократическое государство – государство переходное к социалистическому типу». Они считали такое государство единственной политической формой социалистической ориентации[38]. В других случаях его называли «наиболее распространенной» политической формой социалистической ориентации (другой считалась, например, ливийская джамахерия) [39].

Из приведенных определений очевидно, что по сути единственным осязаемым критерием «революционной демократичности» того или иного режима было его стремление проводить социалистическую ориентацию в жизнь. На практике признание того или иного государства страной социалистической ориентации зачастую определялось близостью его внешнеполитического курса к политике СССР и социалистического лагеря.

Проверка практикой и крах теории

Определить классовое содержание революционной демократии оказалось сложно. Африканист Г. Б. Старушенко писал, например, что «в начальный период некапиталистического развития национальное демократическое государство выражает и интересы национальной буржуазии, во всяком случае антиимпериалистической ее части» [40]. «Революционные элементы национальной буржуазии» были названы – вместе с пролетариатом и крестьянством – среди демократических и патриотических сил, составляющих основу национально-демократического государства, и в коллективной монографии «Африка: проблемы социалистической ориентации» [41]. Р. А. Ульяновский придерживался сходного мнения. «Государство национальной демократии, – писал он, – … правильно определять как политическую власть широкого социального блока трудящихся, в том числе и растущего пролетариата, мелкобуржуазных слоев города и деревни и элементов национальной буржуазии, выступающих за прогрессивное социальное развитие с антиимпериалистических позиций» [42].

К. Н. Брутенц, однако, полагал иначе. Он писал, что революционные демократы зачастую учитывают «устремления определенных кругов национального предпринимательства», а некоторые даже вводят представителей этих кругов в состав своей «социально-коалиционной базы и в ее политическое представительство». По его мнению, это могло повести к тому, что они сами начинали проводить политику, отвечавшую интересам буржуазии[43].

Не внесли в эту проблему ясности и основополагающие партийные документы. На Совещании коммунистических и рабочих партий 1969 г. говорилось, например, что в освободившихся странах идет процесс внутреннего социального размежевания, причем характеризует его противоречие между «трудящимися массами» и «верхушкой национальной буржуазии» [44]. Остальная часть буржуазии при этом не упоминалась.

Конкретное содержание некапиталистического развития тоже было предметом оживленной дискуссии, и подход советских теоретиков к этому вопросу менялся с течением времени. «Содержание некапиталистического развития состоит в создании ускоренным, революционным путем материальных, научно-технических, социальных и политических предпосылок для строительства социализма», – говорилось в коллективной монографии «Африка: проблемы социалистической ориентации» [45]. Однако список реформ, которые должны были проводиться в странах социалистической ориентации, постоянно уточнялся. Авторы энциклопедического справочника «Африка» считали, например, что в странах социалистической ориентации «проводится курс на ликвидацию экономического и политического господства империалистических монополий и транснациональных корпораций, а также внутренней реакции – феодалов, племенной знати и проимпериалистической буржуазии; укрепляется государственный сектор – экономическая основа социалистической ориентации; поощряется кооперативное движение в деревне; осуществляются прогрессивные аграрные реформы, направленные на ликвидацию феодальной собственности, на создание условий для развития общественного сектора в деревне… Постепенно вводится планирование, внедряются другие институты социалистической экономики» [46].

Другие авторы добавляли к этим признакам «систематическое повышение жизненного уровня трудового народа» и «создание надежного аппарата защиты революционных завоеваний от внутренних и внешних врагов» [47]. Важными признаками социалистической ориентации считались, с одной стороны, «независимая» внешняя политика, с другой – «экономическое, политическое и культурное сотрудничество с социалистическими странами» [48]. Во всех теоретических работах о соцориентации, как и в документах КПСС, подчеркивалось, что для ее успешного осуществления важны руководящая роль пролетариата, как своего, так и международного, и союз с социалистическими странами[49].

Анализ конкретной ситуации в разных странах социалистической ориентации показывал, однако, что далеко не весь набор этих признаков существовал в каждой из них. Некоторые лишь декларировали намерение проведения социалистически ориентированных преобразований, другие не делали и этого, но проводили дружественную по отношению к СССР политику. По словам авторов коллективной монографии «Африка: проблемы социалистической ориентации», «… признание государства страной социалистической ориентации» было «подобно дипломатическому признанию» [50], т. е. зависело от того, захочет ли Советский Союз признать его таковым. Практику же или подгоняли под теорию, выдавая желаемое за действительное, или попросту игнорировали.

Последние труды по соцориентации были опубликованы в середине 80-х годов прошлого века, но разочарование в ней началось в конце 1970-х. Даже создатели этой теории не могли не видеть, что, придя к власти, «национальные демократы» отнюдь не всегда спешили строить социализм в своих странах и, более того, иногда расправлялись с коммунистами, пытавшимися вести свою линию (как это произошло в Ираке и Египте, например). Те же, кто пытался следовать теории, делали это иногда такими методами, которые только компрометировали советскую пропаганду их «достижений». К тому же к концу 1970-х годов стало очевидно, что поддержка национально-освободительных движений, особенно военная, ставит под удар политику разрядки и возможность мирного сосуществования с Западом, а к большой войне СССР был не готов.

Сомнения раньше всего возникли как раз у главных теоретиков. По сведениям О. А. Уэстада, автора авторитетного труда по истории холодной войны, в 1979 г. К. Н. Брутенц неоднократно писал заведующему Международным отделом ЦК КПСС Б. Н. Пономареву записки о том, что строительство социализма в странах третьего мира стало слишком «советским» проектом, а вклад самих строителей оставался минимальным. Причину он видел в мелкобуржуазной сути национальных демократов. Поддерживая их, СССР, по его мнению, укреплял силы, сдерживавшие следующую, социалистическую, ступень революции[51]. О том же нередко писали и говорили и коммунисты из развивающихся стран и освободительных движений. Среди скептиков оказался и один из лидеров Южно-Африканской компартии, Джо Слово, не веривший в социалистический потенциал национальной демократии[52]. Но практическую политику СССР этот скептицизм изменил мало, а до академических кругов, не говоря уже о широкой общественности, он доведен не был.

К началу 1990-х годов теория соцориентации канула в лету, и те из авторов, кто пережил ее, не упоминают о ней вовсе или пишут с сожалением. Г. И. Мирский, один из главных специалистов по проблемам национально-освободительного движения, с 1958 г. бывший консультантом Международного отдела ЦК и работавший непосредственно под руководством Брутенца и Ульяновского, вспоминал, как его группа из пяти-шести человек неделями сидела в здании ЦК КПСС на Старой площади или на принадлежавшей ЦК загородной даче и составляла партийные документы по проблемам третьего мира, фрагменты выступлений Хрущева, Брежнева, Суслова, Микояна, Пономарева. «В 63 и 64 гг., например, – пишет он, – мы буквально месяцами не вылезали со Старой площади, работая над „Тезисами ЦК КПСС по проблемам национально-освободительного движения“… Масса времени уходила на… разработку тонких нюансов и дефиниций, таких как: народно-демократические и национально-демократические силы и партии, революционная демократия и национальная демократия и т. п… Сейчас… я поражаюсь: сколько же времени и энергии ушло на составление абсолютно никому не нужных текстов, в лучшем случае банальных, а чаще просто фальшивых, не имевших никакого отношения к тому, что действительно происходило в странах Азии, Африки и Латинской Америки! Ведь буквально все наши прогнозы оказались ложными, все произошло совсем не так, как мы предполагали, основывая наш анализ на „гранитном фундаменте марксистско-ленинской теории“… Спрашивается: кого мы старались во всем этом убедить? Общественность развивающихся стран? Лишь считанные единицы из числа местных марксистов могли читать все это и верить в правоту наших рекомендаций (а если они им следовали, то тем хуже для этих стран). Нашу советскую публику? Ей эта проблематика была чужда и безразлична. И целые институты с огромным штатом сотрудников тратили немалые деньги на совершенно бесполезное дело» [53].

Многие зарубежные политологи и историки тоже считают, что советское идеологическое наследие безвозвратно кануло в прошлое: Запад выиграл не только холодную войну на севере, но и идеологическую войну на юге.

С этим утверждением трудно согласиться. У советских идеологов немало продолжателей. Южноафриканские коммунисты и Африканский национальный конгресс стали одними из самых последовательных среди них. В годы борьбы против апартхейда они полагали, что национально – демократическая революция в их стране после победы перейдет непосредственно в социалистическую (один из двух вариантов национально-демократической революции, упомянутых Брутенцем). В энциклопедическом справочнике «Африка» отмечалось, что «переход к социализму непосредственно через социалистическую революцию, минуя или сокращая до минимума этап национально-демократической революции и социалистической ориентации на континенте, возможен (по мнению африканских коммунистов) только в Южной Африке, где лица наемного труда составляют более половины экономически активного населения… где сформировался более чем двухмиллионный пролетариат, возглавляемый ЮАКП. Но и здесь не исключается переходный период» [54].

Социалистическая революция не состоялась, по мнению многих в ЮАР, лишь потому, что АНК пришел к власти мирным путем, через переговоры. Национально-демократическая революция стала официальной политикой этой находящейся ныне у власти партии. Но с середины 1990-х годов по сию пору дебаты на левом фланге южноафриканского политического спектра определяются вопросом о том, как долго может и должен продлиться переходный период к социализму и каково должно быть его конкретное содержание: пора ли уже переходить к национализации земли и шахт, и если да, то в какой форме.

Влияние советской теории на мировидение южноафриканских политиков и теоретиков левого толка очевидно. Как же попала она в Южную Африку?

За радикальные преобразования и расовое равенство

В программе КПЮА, принятой в 1944 г. и дополнявшейся в 1947 и 1949 гг., ни национально-демократическая революция, ни национальная борьба, ни двухэтапная революция не упоминались. Целью партии провозглашалось «создание социалистической республики, основанной на общей собственности на средства производства и власти рабочего класса и обеспечивающей равные права и возможности для всех расовых и национальных групп». Программа утверждала, что причиной бедности миллионов южноафриканцев являлся тот факт, что шахтами, фабриками и фермами владеет «небольшое меньшинство, которое контролирует государство в своих собственных интересах», но расовая принадлежность ни бедноты, ни меньшинства не уточнялась. Содержала программа и требование равенства политических и экономических прав всех групп населения, хотя при этом в ней говорилось и о необходимости «промышленного развития африканских резерватов». Требования ликвидации таких резерватов в ней не было. Не было речи и о национальном освобождении[55]. На практике партия продолжала линию, предложенную ей Коминтерном в 1935–1936 гг.: заниматься насущными проблемами трудящихся, а не теорией.

Манифест Молодежной лиги АНК, к которой принадлежали тогда Нельсон Мандела и другие прославившиеся позже лидеры АНК, был написан в том же 1944 г. О расовых проблемах – вторжении белых в Африку и земельных захватах, расовом угнетении, необходимости сплочения на расовой основе, «национальном освобождении африканцев», уверенности в победе «дела африканца» – в этом документе говорилось много. Более того, явно в противовес идеям коммунистов, Манифест утверждал, что освобождение африканцев будет достигнуто только самими африканцами и отвергал «импортирование иностранных идеологий в Африку». АНК был назван в нем «национально-освободительным движением», и Молодежная лига призывала африканцев объединиться вокруг него и создать фронт национального единства, хотя и критиковала АНК за бездействие. Но ни о классах, ни о том, что должно прийти на смену существующему порядку после победы «африканца», в Манифесте не говорилось[56].

Радикальная Программа действий, принятая АНК под влиянием Молодежной лиги в 1949 г., содержала требование права африканцев на самоопределение и заявление o намерении АНК бороться за их «национальное освобождение». Однако «освобождение», по мнению авторов этого документа, заключалось во включении африканцев в существующие государственные структуры на основе полного равноправия, улучшении системы их образования, создании институтов для их культурного самовыражения и экономическом развитии резерватов и других африканских районов[57].

В 1955 г. Конгресс народа, организованный АНК и его союзниками, принял Хартию свободы, ставшую официальной программой АНК и до сих пор не утратившую этого статуса. Хартия была манифестом кардинального политического и социально-экономического переустройства страны на основе равенства всех расовых групп, а также национализации или перераспределения основных средств производства и установления государственного контроля над другими сферами экономики. В Хартии, в частности, говорилось, что «природные богатства недр, банки и промышленные монополии будут переданы в собственность всего народа; вся прочая промышленность и торговля будут контролироваться в интересах благосостояния народа»; «… вся земля будет переделена между теми, кто ее обрабатывает»; «… государство будет помогать крестьянам инструментами, семенами, тракторами и плотинами», «… все смогут занимать землю там, где захотят», «… неиспользуемые жилые помещения будут переданы народу; рента и цены будут снижены»; «… бесплатное медицинское обслуживание и госпитализация будут доступны для всех» [58].

Как известно, правительство обвинило организаторов Конгресса в государственной измене и организовало суд над ними. Обвинение строилось на том, что Хартия – коммунистический документ, а законом 1950 г. коммунистическая деятельность была запрещена. Коммунисты же утверждали, что хотя Хартия и призывает к проведению некоторых мер социалистического характера, она не содержит призыва к национализации всей промышленности и установлению государственного контроля над всей торговлей, а потому не является коммунистическим документом[59]. Мандела писал даже, что воплощение Хартии в жизнь приведет к расцвету капитализма. «При социализме, – утверждал он, – вся власть принадлежит рабочим, а средства производства находятся в их руках и в руках крестьян». Хартия же призывает передать власть «всему народу, т. е. рабочим, крестьянам, людям свободных профессий и мелкой буржуазии». Национализация, предлагаемая Хартией, продолжал он, «нанесет смертельный удар по финансовым и золотодобывающим монополиям и интересам фермеров, которые веками грабили страну… Впервые в истории этой страны неевропейская буржуазия получит возможность иметь собственность под своим именем и право на заводы и фабрики, и торговля и частные предприятия будут процветать, как никогда прежде» [60].

Вряд ли Мандела не знал, что «рабочие, крестьяне, люди свободных профессий и мелкая буржуазия» – это далеко не весь народ (тем более что по марксистской терминологии «мелкая буржуазия» – это и есть крестьяне) – и что даже в СССР кое-какая частная собственность сохранялась, тем более в социалистических странах Восточной Европы. Трудно сказать, писал ли он статью с этими идеями по убеждению или с конспиративными целями. Как бы то ни было, суд, осведомленный в делах теории и практики социализма куда хуже Манделы, с его логикой согласился. На основании этой статьи и выступлений Манделы обвиняемые были признаны невиновными.

Кажется, это единственное решение суда эпохи апартхейда, которое и в ЮАР, и за ее пределами до сих пор считается справедливым, хотя в более поздних документах и АНК и ЮАКП говорилось, что программа Хартии выходит за рамки не только «буржуазной демократии», но даже и «национальной демократии». Так, Сиса Маджола (очевидно, псевдоним) писал в журнале ЮАКП «African Communist» в 1987 г., что «Хартия свободы – это программа народной демократии (а под „народом“ мы подразумеваем рабочий класс, крестьянство, прочую революционную мелкую буржуазию и демократическую интеллигенцию), и демократическая республика, созданная на ее базе, выйдет за рамки классического понимания „буржуазной демократии“ (которое подразумевает власть буржуазии)». Он объяснял, что «к тому есть две причины. Первая – это то, что рабочий класс будет лидирующей силой в новом государстве, и что он использует это стратегическое положение таким образом, что революция будет на пользу ему, а не буржуазии. Хартия свободы уже сама выражает это понятие, когда она обещает контроль над всей остальной промышленностью на пользу народу. Таким образом, Хартия свободы ограничивает право буржуазии производить и торговать, как ей захочется, она ограничивает это право, а это однозначно выражает политическую волю тех, кто до сих пор был жертвами буржуазной эксплуатации. Во-вторых, успешное воплощение демократической программы и стабильность новой республики будут зависеть от искусного сочетания давления вооруженного рабочего класса на правительство как сверху, так и снизу, с целью претворения в жизнь дальнейшей революционной трансформации» [61].

По крайней мере один видный деятель ЮАКП, Бен Тюрок, признал, что он был автором экономической части Хартии[62]. Но даже если считать Хартию документом, не имеющим никакого отношения к социализму, для нас здесь важно другое. По содержанию Хартия значительно ближе к программе КПЮА 1944 г., чем к какому бы то ни было из более ранних или более поздних документов АНК. В ней, как и в программе КПЮА, нет упоминания о национально-освободительной борьбе, национальном угнетении и национальном освобождении; нет и упоминания АНК как национально-освободительного движения. Как и в программе КПЮА, в Хартии есть только призыв к полному равенству всех расовых групп и к радикальному социальному переустройству общества.

«Колониализм особого типа» и национально-демократическая революция

Следующая программа компартии – воссозданной в подполье наследницы КПЮА Южно-Африканской коммунистической партии (ЮАКП) – появилась в 1962 г. Это документ совершенно новый как по характеру, так и по содержанию. Уже название его говорило о многом: «Путь к свободе Южной Африки». В первом же предложении программы говорилось о том, что Южная Африка – это колониальная страна, а потому «непосредственной и первейшей задачей Южно-Африканской коммунистической партии является работа по созданию единого фронта национального освобождения» [63].

Авторы утверждали, что борьба африканских народов против колониализма и империализма являлась основой африканской национально-демократической революции. «В настоящее время, – полагали они, – нужды народа в большинстве регионов Африки лучше всего может удовлетворить создание государств национальной демократии как переходной ступени к социализму». «Минимум основных черт государства национальной демократии, – говорилось в программе, – был определен декларацией 81 марксистской партии в декабре 1960 г.». Далее в ней цитировалось приведенное выше определение государства национальной демократии, принятое на Совещании коммунистических и рабочих партий 1960 г. «Такое государство, – утверждали авторы, – обеспечит наиболее благоприятные условия для развития по некапиталистическому пути к социализму» [64].

Место Южной Африки в африканской революции – особое, поскольку колониализм в ней тоже особый. Понятие «колониализм особого типа» появляется в программе впервые. При таком колониализме «угнетающая белая нация занимает ту же территорию, что и угнетенные, и живет с ними бок о бок» [65]. Однако рецепт борьбы против этого особого колониализма был все тот же: национально-демократическая революция, которая ликвидирует господство белых и установит государство национальной демократии. «Главным содержанием этой революции, – продолжали авторы, – будет национальное освобождение африканского народа… Крушение колониализма и достижение национального освобождения – это основное условие и ключ к продвижению к главной цели Коммунистической партии: созданию социалистической Южной Африки, которая заложит основы бесклассового коммунистического общества» [66]. Руководящей силой национально-освободительной революции в документе назван рабочий класс, который составлял, по мнению авторов, костяк и АНК, и ЮАКП[67].

Впервые в официальном документе ЮАКП говорилось о том, что «патриоты и демократы возьмутся за оружие», создадут «партизанские армии» и будут совершать «различные акты вооруженного сопротивления, которые завершатся массовым восстанием против белого господства». «Коммунистическая партия, – утверждали авторы, – считает лозунг „ненасилия“ вредным для дела демократической национальной революции на новой стадии борьбы». В то же время в программе отвергался индивидуальный террор и осуждались утверждения о том, что «ненасильственные методы борьбы бесполезны или невозможны» [68].

В программе говорилось о полной поддержке партией Африканского национального конгресса как национально-освободительной организации, а также о поддержке Хартии свободы. Хартия, утверждали авторы, «не является программой построения социализма», но «призывает к глубоким экономическим переменам», которые «удовлетворят насущные нужды народа и заложат необходимое основание для продвижения нашей страны по некапиталистическому пути к коммунистическому и социалистическому будущему». «Партия считает Хартию свободы, – говорилось в программе, – подходящей общей декларацией целей для государства национальной демократии» [69].

Многие положения этой программы буквально повторяют текст советских документов по национально-освободительному движению. И определение государства национальной демократии, и связь национально-демократической революции с созданием базы для построения социализма, и определение руководящих и движущих сил этой революции – все эти положения являются почти дословным пересказом документов Совещания коммунистических и рабочих партий 1960 г. или прямой цитатой из них.

Из этого ряда выбивается только идея колониализма особого типа. Ее происхождение не вполне ясно. Некоторые южноафриканские коммунисты считают ее развитием лозунга независимой туземной республики. В переписке видного теоретика партии Джека Саймонса с коммунистом Джоном Пуле Мотшаби связь этих двух понятий упоминалась как нечто само собой разумеющееся[70]. Эдди Малока, единственный южноафриканский историк, работавший с лондонскими архивами ЮАКП, позже исчезнувшими, также недвусмысленно связывал колониализм особого типа с туземной республикой, хотя и писал, что эта идея была не просто развитием коминтерновской резолюции, «но и ответом на те отношения, которые сложились у партии, особенно в Трансваале, с национальным движением в ходе борьбы в 1940-е – 1950-е гг.» [71].

У идеи колониализма особого типа мог быть и другой источник. В своей нашумевшей книге «Бремя черного человека», изданной в 1944 г., Леопольд Маркард, известный южноафриканский либерал и президент совета Южноафриканского института расовых отношений, представил «белую» Южную Африку колониальной державой, а африканские резервации – территории ЮАР, «зарезервированные» за африканским населением, – колониями[72].

В отчете ЦК КПЮА последней легальной национальной конференции партии в январе 1950 г. говорилось: «Отличительной чертой Южной Африки является то, что она сочетает в себе черты как империалистического государства, так и колонии в рамках единого неразделимого географического, политического и экономического целого». Только вывод из этого положения партия делала тогда иной. Поскольку «в Южной Африке неевропейское население, низведенное до положения колонизованного народа, не имеет ни своей собственной территории, ни независимого существования, но почти полностью интегрировано в политические и экономические институты правящего класса», его освобождение, по мнению авторов, могла принести только социалистическая революция, а не национальная[73].

Как бы то ни было, по словам Малоки, «наиболее четко» термин «колониализм особого типа» был «выражен Майклом Хармелом и Расти Бернстейном, ведущими теоретиками партии» [74]. В программе ЮАКП 1962 г. положение о колониализме особого типа было сформулировано в окончательном виде и связано с необходимостью национально-демократической – не социалистической – революции, подразумевавшей борьбу против колонизаторов и победу над ними. Такое незначительное, казалось бы, изменение тезиса имело далеко идущие последствия. До этого Южная Африка воспринималась как страна с единым обществом; с этого времени борьба должна была вестись не за равенство в рамках единого общества – капиталистического или социалистического, – не за ликвидацию цветного барьера, но за избавление этого общества от одной его части – «колонизаторов».

В практическом отношении это означало, что Резолюция ООН о предоставлении независимости колониальным странам и народам могла применяться и к Южной Африке со всеми вытекающими из этого положения последствиями. В марте 1966 г. Н. Т. Федоренко – советский постоянный представитель при ООН – писал, что «Советский Союз поддерживает использование самых решительных мер, включая силу, против южноафриканского правительства, чтобы обязать его применять принципы Декларации ООН о предоставлении независимости колониальным странам и народам в Юго-Западной Африке» [75]. Если Южная Африка была колонией, то «использование самых решительных мер, включая силу», было допустимо и оправдано и для ее деколонизации.

Провозглашение Южной Африки колонией, а провозглашение Хартии – программой национально-демократической революции выстраивало отношения между ЮАКП и АНК в простую схему: АНК – национально-освободительное движение – осуществляет национально-демократическую революцию, а ЮАКП поддерживает и направляет ее в силу своей передовой идеологии и в силу того, что ее члены – передовой отряд рабочего класса. После воплощения в жизнь идеалов национально-демократической революции ЮАКП строит социализм. Джо Слово писал, что ни перераспределение земли, ни национализация не гарантируют автоматического продвижения к социализму. Настоящим национально-демократическим государством, «вставшим на некапиталистический путь, ведущий к социализму», он считал только такое государство, в котором программу национально-демократической революции выполняет стоящий у власти «революционный блок пролетариата, крестьянства и городской мелкой буржуазии» [76]. Но при любых интерпретациях и уточнениях в глазах ЮАКП и многих членов АНК связь понятий национально-демократическая революция и национально-демократическое государство с социалистической перспективой оставалась неразрывной.

В сущности программа ЮАКП 1962 г. создала основу того теоретического багажа, которым руководствовались и ЮАКП, и – в большой степени – АНК на протяжении десятилетий борьбы против апартхейда и которым они живут до сих пор. Как отмечалось в следующей программе ЮАКП, принятой 27 лет спустя, «… программа 1962 г. внесла неизгладимый вклад в научный анализ ситуации в Южной Африке и в практическую революционную работу по национальному освобождению. На протяжении более чем четверти века борьбы она была светочем, вдохновлявшим работу как партийных, так и беспартийных активистов-радикалов» [77].

Что же привело к такому изменению видения южноафриканской ситуации левыми силами страны между 1955 и 1962 гг.? Период конца 1950-х – начала 1960-х годов стал для истории страны судьбоносным. Запрет АНК радикализировал его руководителей и сблизил их с руководством ЮАКП. Это повело к началу вооруженной борьбы и установлению прямых отношений с КПСС, которые в свою очередь оказали глубочайшее влияние на теоретическое осмысление ситуации в ЮАР как Южно-Африканской компартией, так и Африканским национальным конгрессом.

Если материалы Совещания коммунистических и рабочих партий 1960 г. только цитировались в программе ЮАКП, то материалы Совещания 1969 г. были опубликованы в специальном приложении к «African Communist» практически полностью[78]. В том же 1969 г., хотя и до Совещания, на конференции в Морогоро (Танзания) АНК принял новый программный документ «Стратегия и тактика АНК», повторявший основные положения программы ЮАКП 1962 г. Документ открывался словами: «Борьба угнетенного народа Южной Африки происходит в международном контексте перехода к социалистической системе, распада колониальной системы в результате национально-освободительных и социалистических революций и борьбы народа всего мира за социальный и экономический прогресс. Мы – в Южной Африке – принадлежим к региону, в котором национальное освобождение является основным содержанием борьбы». Далее в документе говорилось: «Социальная и экономическая структура Южной Африки и отношения, которые она создает, возможно, уникальны… Делает эту структуру уникальной и усложняет ее тот факт, что эксплуатирующая нация проживает на этой территории, а не на географически отдаленной родине, как в случае классических отношений империализма» [79].

В резолюции говорилось: «Основным содержанием нынешней ступени южноафриканской революции является национальное освобождение самой большой и наиболее угнетаемой группы – африканского народа». Однако эта национальная борьба «происходит в другом мире… в мире, где горизонты освобождения от иностранного господства простираются за пределы формального политического контроля и включают элемент, который делает такой контроль значимым – экономическое освобождение» [80].

Те, кто знаком с марксистской терминологией, знают, что под «экономическим освобождением» подразумевается социализм. В документе говорится: «… фундаментальной чертой нашей стратегии является то, что победа должна принести больше, чем формальную политическую демократию». «Наше стремление к национальному освобождению самым реальным образом связано с экономическим освобождением…, – продолжают авторы документа, – а быстрый переход от формальной свободы к подлинному и долговременному освобождению становится более реальным благодаря существованию в нашей стране большого и растущего рабочего класса, чье классовое сознание совпадает с национальным сознанием» [81].

Морогорская резолюция, как и программа ЮАКП 1962 г., утверждала, что вооруженная борьба – единственный оставшийся для АНК метод борьбы, хотя она и подчинена политической цели. Такой целью, по словам документа, «на первой фазе является полное политическое и экономическое освобождение нашего народа и создание общества, которое соответствует основным пунктам нашей программы – Хартии свободы» [82].

Все основные элементы программы ЮАКП на этой конференции АНК были приняты: колониализм особого типа; национально-демократическая революция как первая из двух стадий революционного процесса, экономическое освобождение – как вторая стадия или как развитие первой; Хартия свободы как программа национальной демократии; пролетариат как ведущая сила национально-демократической революции. Похоже, правда, что в конце документа авторы смешали две ступени в одну: ведь если экономическое освобождение достигнуто уже во время первой ступени, то за что же бороться во время второй? Возможно, однако, что эта фраза – результат не ошибки, а искренней убежденности авторов в том, что национально-демократическая революция в ЮАР, едва начавшись, неизбежно перейдет в социалистическую.

Следующая программа ЮАКП «Путь к власти» была принята в 1989 г., но и суть, и буква теории в ней остались прежними, несмотря на перемены, произошедшие к тому времени в ЮАР, в мире и в СССР. Она лишь дала значительно более развернутую характеристику каждого из выработанных в начале 1960-х годов положений[83]. Это имело решающее значение в переходный период конца 80-х годов. Так, от ответа на теоретические вопросы о том, была ли Южная Африка колонией или нет и что является конечной целью национально-демократической революции, зависела позиция АНК на переговорах с правительством и то, кому и на каких условиях будет передана власть, а главное – политика АНК и его союзников после прихода АНК к власти.

Те подходы к национально-демократической революции, которые вырабатывались советскими теоретиками в начале 60-х годов прошлого века, до сих пор составляют основу политики правящей партии ЮАР. Блэйд Нзиманде писал об этом в 2011 г.: «Как говорили Оливер Тамбо, Нельсон Мандела, Крис Хани и многие другие лидеры, мы никогда не боролись за то, чтобы заменить белую элиту на черную. Мы боролись не за то, чтобы заменить белый капиталистический класс на черный капиталистический класс. Нет, мы боролись за полное уничтожение всех условий и рычагов угнетения одной группы другой. Эти слова… были сказаны не только о той фазе борьбы, когда они были произнесены. Они отразили суть национально-демократической революции в то время, сегодня и в будущем… Именно по этой причине мы говорили о нашей национально-демократической революции, как об освобождении всех чернокожих вообще и африканцев в частности, как о национально-освободительном движении, но с уклоном в пользу рабочего класса. Такая характеристика нашей НДР недавно была подтверждена на конференции в Полокване[84]и на конференции Национального генерального совета АНК[85] в Дурбане» [86].

«Красная опасность» и «тотальное наступление»: СССР в идеологии и политике ЮАР в 1960-1980-е годы

Для советских политиков ЮАР была лишь одним из фронтов борьбы против империализма. Но в идеологическом мире творцов доктрины апартхейда и в политике южноафриканского правительства СССР занимал совершенно особое, уникальное и чрезвычайно важное место.

Истоки и эволюция идеи «красной опасности»

Африканерские националисты считали социалистов и коммунистов своим противником со времени появления социалистического движения в Южной Африке во время Первой мировой войны. Филип Нел, южноафриканский советолог конца 1980-х – начала 1990-х годов, писал, что антикоммунизм был ответом африканерских националистических политиков и правительства на радикализацию рабочего движения в 20-30-е годы прошлого века. По его словам, они считали, что марксизм как идеология и коммунизм как политическая система противоположны и враждебны самому существованию африканерской нации. Основой марксизма является классовая борьба, что подразумевает разделение нации по классовому признаку. В глазах африканерских националистов такое разделение ослабляло африканерский народ – «die volk» – перед «черной опасностью». Интернационализм коммунистов и поддержка ими эксплуатируемых и угнетенных превращали их в союзников черного населения, а это в глазах африканеров было главной угрозой самому их существованию. Более того, африканерам казалось, что коммунистическая агитация ухудшает расовые отношения в стране, натравливая черное население на белых. К тому же коммунисты были «безбожниками» – понятие, совершенно неприемлемое для глубоко религиозных африканеров[87].

В первые месяцы после большевистской революции 1917 г. антиимпериалистическая позиция коммунистов импонировала африканерам из-за их противостояния империализму вообще и английскому империализму в частности. Но в целом африканеры ассоциировали себя с Западом, с Европой – по происхождению, по религии, по глубоко укоренившемуся уважению к частной собственности. Политика Коминтерна, направленная на распространение и поддержку коммунистических партий по всему миру, в том числе и в Южно-Африканском Союзе, неразрывно связала в умах африканеров коммунистическую угрозу с Россией и СССР. Уверенность в том, что коммунизм губителен для африканерской нации сформировалась в умах лидеров африканерской Национальной партии (НП), как и южноафриканских правящих кругов в целом, после того как в марте 1922 г. забастовка белых шахтеров Витватерсранда в Трансваале переросла в восстание. Образованная лишь за год до этого Коммунистическая партия (членами которой тогда были в основном белые) играла в восстании важную роль.

По словам историка Вессела Фиссера, последовательное противостояние идеологов африканерского национализма коммунизму началась со второй половины 1930-х годов с распространением интернациональных идей в профсоюзной среде, в первую очередь среди африканерских профсоюзов, таких как Союз шахтеров и Союз работников швейной промышленности[88].

Особую роль в создании и упрочении антикоммунистической доктрины сыграла Голландская реформатская церковь. В 1937 г. руководство Церкви создало комиссию, которой было поручено разобраться в деятельности коммунистов в южноафриканских профсоюзных организациях. Результаты ее работы были обнародованы в брошюре профессора теологии и священника Х. П. Вольмаранса в 1939 г. Он писал, что некоторые южноафриканские профсоюзы вступили в сговор с «освященным Москвой» народным фронтом, чтобы распространять коммунизм, и что эти «просоветские» организации планируют отдать Южную Африку русским. Священник Голландской реформатской церкви А. Дж. Г. Ойстхёйзен писал в 1938 г. о коммунизме, как об «опасной идеологии русской безбожности», целью которой было внести раскол между африканерами – рабочими и предпринимателями. Советский Союз, по его мнению, стоял в центре «коммунистического зла», поскольку оттуда шло распространение мировой революции, направляемое Красной армией. В Южной Африке, писал он, коммунисты ставили своей целью уничтожение религии, конфискацию частной собственности, свержение правительства и создание черной республики[89].

Эти взгляды начали тиражироваться в публикациях африканерских лидеров и популярных африканерских журналах самых разных националистических направлений. Со сходными идеями выступал, например, Ф. Дж. фан Ренсбург, лидер фашистского африканерского движения Оссева-Брандвах. В 1943 г. Эрик Лоу, один из главных идеологов Национальной партии, издал брошюру «Коммунистическая опасность в Южной Африке». В ней говорилось, что коммунистическая идеология представляла угрозу существованию белой цивилизации и христианства в Южной Африке, поскольку коммунисты проповедовали расовое равенство и смешение рас[90]. В 1948 г. Лоу стал министром иностранных дел и инициатором разрыва консульских отношений с СССР, установленных в годы войны.

В октябре 1946 г. Голландская реформатская церковь созвала церковный собор, посвященный коммунизму. На соборе была основан Антиком – Антикоммунистическая комиссия, главной целью которой стала борьба с коммунизмом и коммунистическим образом жизни. В ее деятельности принимали участие наиболее влиятельные африканерские политики, ученые, деятели культуры и церкви[91].

При всей нетерпимости африканерских националистов к коммунистической идеологии и коммунистам до конца Второй мировой войны наша страна не стояла в центре их идеологических построений. Большевистская Россия была далека и слаба, Коммунистическая партия Южной Африки была слаба и малопопулярна и за исключением короткого периода в конце 1920-х годов не связана с АНК. Да и само африканское национальное движение не особенно беспокоило африканерских националистов: оно было весьма умеренным и не имело массовой поддержки.

Но с окончанием войны и приходом в 1948 г. Национальной партии к власти ситуация изменилась. Началась холодная война, и теория «красной опасности» удобно вписалась в нее и заняла центральное место в идеологии и политике правящей партии. Международный аспект придавал антикоммунистической политике националистов стройность и респектабельность законченной доктрины.

К 1949 г. Объединенный штаб планирования английской армии разработал новую военную доктрину, в которой Советский Союз был назван единственной страной, угрожавшей интересам Великобритании и США. С ней не исключена была возможность новой войны. Обоснованием этой доктрины служила убежденность авторов в том, что СССР стремился распространить коммунизм по всему миру, в том числе и на Южную Африку – основной источник хрома, марганца, ванадия и платины для Запада и важную военно-воздушную и морскую базу. В документе подчеркивалось, что Южная Африка была бы особенно важна в случае утраты контроля над Ближним Востоком и Северной Африкой в результате нападения СССР. И сама доктрина, и конкретные планы «региональной обороны Африки» обсуждались правительствами США, Великобритании и ЮАС в марте 1949 г. [92]

Южная Африка становилась важным партнером Запада в холодной войне. В 1950 г. был принят закон о подавлении коммунизма, КПЮА была запрещена (партия самораспустилась до запрета). В том же году Пит Мейер, позже ставший главой Южно-Африканской радиовещательной корпорации, опубликовал брошюру, в которой доказывалось, что каждый шаг КПЮА определялся и диктовался Москвой. Он полагал, что советское консульство в Претории было тем центром, откуда шла коммунистическая угроза[93]. В 1956 г. ЮАС разорвал консульские отношения с СССР, установленные в 1942 г.

1960 г. стал рубежом и для Южной Африки, и для советской политики по отношению к ней. Это был год Африки, когда 17 стран континента провозгласили свою независимость. В ЮАС же в этом году были расстреляны мирные демонстрации в Шарпевиле и Ланге и запрещены АНК и отколовшийся от него раньше Панафриканистский конгресс (ПАК). Это событие шокировало Запад и привлекло внимание советского руководства. Именно в этом году были восстановлены прямые отношения между ЮАКП и КПСС, и это не было простым совпадением. На протяжении 60-х годов Генеральная Ассамблея ООН приняла целый ряд резолюций, осуждавших действия правительства ЮАР и требовавших предоставления независимости Юго-Западной Африке, оккупированной ЮжноАфриканской Республикой. Проекты многих из этих резолюций вносились СССР или по его инициативе и проводились большинством голосов, состоявшим из представителей стран Восточной Европы и третьего мира. Мобилизация общественного мнения против политики апартхейда, активная антирасистская пропаганда, поддержка АНК, в том числе его вооруженной борьбы, – все это в глазах идеологов и лидеров африканерского национализма только подтверждало тот факт, что СССР выбрал Южную Африку главной целью своих планов установления мирового коммунистического господства.

В 1964 г. Антиком провела конгресс на тему «Христианство против коммунизма», в котором участвовали 2,5 тыс. делегатов. Докладчики соревновались друг с другом в описаниях ужасов коммунизма, говорили о том, что главная цель коммунизма в Южной Африке – проникновение коммунистов в церковные, молодежные и образовательные институты, а также в прессу с целью превращения их в «орудия коммунистической революционной пропаганды». В 1966 г. состоялся Международный симпозиум по коммунизму, на котором председательствовал Дж. Д. Форстер, брат Б. Дж. Форстера, одного из отцов апартхейда. В 1968 г. прошел еще один симпозиум. На нем Дж. Д. Форстер нападал на либерализм за его терпимость по отношению к коммунизму, на декадентское искусство и новые веяния в африканерской литературе[94].

В стране публиковалось множество пропагандистских материалов, разоблачающих коммунизм. По большей части это были небольшие брошюрки, в популярной форме объяснявшие, как коммунисты раздувают войну, угнетают свое собственное население, запрещают церковь, морально и политически растлевают западную молодежь. В основном это была литература на языке африкаанс, выпускавшаяся африканерами и для африканеров[95]. Все это создавало атмосферу нетерпимости и истерии и оправдывало репрессии против коммунистов.

«Коммунистическое наступление» и «советская угроза»: 1960-е – начало 1970-х годов

С начала 1960-х годов, когда стало очевидным сближение АНК с компартией, началась вооруженная борьба, и в ходе суда над подпольщиками (Ривонийский процесс) выявились их надежды на помощь иностранных держав в свержении правительства, у разработчиков идеи «красной опасности» появилась куда более реальная и богатая почва для утверждений о существовании в ЮАР коммунистического заговора. Они были уверены, что главная проблема Южной Африки заключается не в расовой дискриминации и невыносимом положении большинства ее населения, а в том, что СССР стремится подчинить страну своему господству, используя южноафриканских коммунистов и АНК.

Этому, несомненно, способствовали некоторые высказывания лидеров АНК в изгнании. В своем выступлении на XXIV съезде КПСС в апреле 1971 г. вице-президент АНК Оливер Тамбо[96]сказал: «Именно под знаменем международной социалистической солидарности Африканский национальный конгресс ведет народные массы своей страны в бой навстречу революции за свержение фашистского режима, за завоевание власти и строительство социалистического общества. Да здравствует великая партия Ленина! Могущественный СССР находится в центре мирового социалистического содружества народов и идет в авангарде борьбы за международное освобождение и мир во всем мире. Наш народ и Африканский национальный конгресс являются одним из важных отрядов мирового антиимпериалистического движения. Благодаря интернационалистской политике КПСС мы получаем поддержку своей борьбе» [97]. Это выступление было приведено в парламенте ЮАР для обоснования тезиса о коммунистической угрозе[98].

Зловещая тень коммунистического заговора виделась руководству Национальной партии за каждой акцией оппозиции, молодежных и других общественных организаций и профсоюзов, если только они не были напрямую связаны с государственными структурами. В коммунистических симпатиях постоянно обвиняли, например, Национальный союз южноафриканских студентов (НУСАС). Особенно угрожающе звучали такие обвинения, когда они произносились в парламенте[99]. А обвинения в коммунистических симпатиях члена парламента, лидера либеральной Прогрессивной партии Хелен Сузман[100] или ограничение в правах либерала и антикоммуниста Патрика Данкана[101] создавали ощущение, что у руководства Национальной партии паранойя.

Запад внутренняя политика ЮАР интересовала в эти годы мало. После кризиса 1960 г. в стране наступило затишье, которое многие принимали за стабильность. Темпы роста экономики в 1960-е годы составляли в среднем 6 % в год. Западные аналитики считали политическую стабильность и быстрый экономический рост ключом к решению внутренних проблем страны: потребности быстро развивавшейся экономики в квалифицированной рабочей силе и новых рынках сбыта должны были разрушить расовые барьеры[102]. С конца 1940-х до середины 1970-х годов США и Англия считали Южную Африку своим главным партнером в южноафриканском регионе, хотя это партнерство и не было закреплено ее формальным членством в западных структурах безопасности. Настойчивость, с которой руководство ЮАР подчеркивало советскую угрозу не только и не столько своей стране, сколько в первую очередь Западу, объяснялась его стремлением к более тесному союзу со странами НАТО и к получению более активной политической и военной поддержки с их стороны.

С конца 1960-х годов главным аспектом советской угрозы представлялся рост активности и размеров советского ВМФ, особенно в Индийском океане. В многочисленных аналитических документах всерьез обсуждалась возможность блокирования Советским Союзом морского пути вокруг Африканского континента в районе территории ЮАР. Присутствие советского ВМФ в Индийском океане и советские базы на его побережье постоянно обсуждались в парламенте ЮАР. Мнения расходились только в том, контролирует ли уже СССР Индийский океан, или только еще устанавливает свое «колониальное» господство[103]. Выступления представителей оппозиционной Объединенной партии (ОП) при этом мало чем отличались от выступлений их коллег из НП[104].

Ощущение советской угрозы увеличивало и присутствие в Атлантике и в Индийском океане советского тралового флота, которому приписывались военные функции. Внося на рассмотрение парламента очередной законопроект, направленный против «коммунистического присутствия» в Южном полушарии, член парламента от Национальной партии говорил: «Эти так называемы траулеры закладывают навигационные мины… рядом с нашими территориальными водами, чтобы их потом использовали подводные лодки или для других целей. Они считывают все сведения о Южной Африке, которые только можно получить с помощью электронной разведки. Они читают наши радары, наши навигационные системы, наши радиокоммуникационные системы, частоты, координаты и т. д.». «По моему мнению, – продолжал он, – Европа и свободный мир окажут себе очень плохую услугу, если не примут во внимание эту угрозу в Индийском океане… Это угроза всей Африке, а также и Европе» [105].

Угроза, исходившая якобы от присутствия советского флота в Индийском океане, постоянно дебатировалась и на Западе, особенно в Англии, но за основу отношений с ЮАР принята не была. Военные специалисты и в Англии, и в США сочли, что главной целью советского военно-морского присутствия в Индийском океане было политическое влияние, а не война с Западом. Но если СССР все же пойдет на военные действия против Запада (что крайне маловероятно), то, полагали они, ЮАР предоставит свои порты и базы союзникам и без формального подключения ее к западным структурам безопасности. Формальный союз с непопулярным режимом ЮАР они считали нежелательным[106].

После нефтяного кризиса 1973 г. руководство ЮАР стало особенно часто муссировать идею о том, что советская кампания против нее имеет целью лишение Запада стратегических полезных ископаемых, прежде всего платины, марганца, хрома и ванадия. Это также не привело к желаемому результату, но идея о том, что СССР отводит ЮАР центральную роль в глобальном противостоянии двух систем, все больше выкристаллизовывалась в умах творцов южноафриканской идеологии и политики.

С точки зрения руководства ЮАР политика разрядки только ухудшила ситуацию. Сентенции члена парламента от Национальной партии в этом отношении типичны: «Россия играет с политикой разрядки, как кот с мышью. Эта концепция была рождена страхом ядерной войны как на Востоке, так и на Западе… Похоже, что теперь Америка стала мышью, потому что она совершенно слепа там, где дело касается целей России в мире, и чрезвычайно наивна, так как не принимает против нее никаких мер… Россия использует это отсутствие воли… и под прикрытием разрядки усиливает свою власть над земным шаром» [107].

Идеологи ЮАР постоянно подчеркивали двойственный характер разрядки: детант с Западом в сфере стратегических вооружений и торговли и мобилизация антиимпериалистических сил против того же Запада в третьем мире. «Советский Союз проповедует детант с Западом, но в Африке любой диалог между Югом и Черной Африкой клеймит как расистский заговор правительства Претории», – писал южноафриканский советолог Ян дю Плесси[108].

1976 год

Рубеж 1975–1976 годов имел особое значение в процессе формирования доктрины «тотального наступления». В ноябре – декабре 1975 г. СССР принял участие в размещении и вооружении кубинских войск в Анголе и оказал прямую военную поддержку правительству Народного движения за освобождение Анголы (МПЛА). «Советская угроза» вплотную приблизилась к границам ЮАР.

Последствия этого шага были важны и для СССР, и для Запада, и для ситуации в мире. Но для южноафриканского региона в целом и для ЮАР в частности они имели особенно важное значение. Советское военное присутствие в регионе резко возросло, что нанесло существенный удар по политике разрядки. АНК и Организация народа Юго-Западной Африки (СВАПО), боровшаяся за независимость Намибии, получили важное морально-политическое подспорье: вмешательство СССР на стороне МПЛА могло означать, что наша страна в нужный момент окажет поддержку и им. Чуть позже Ангола стала и важнейшей базой военных лагерей АНК и СВАПО, как и других освободительных движений южноафриканского региона, создававшихся и оснащавшихся с помощью стран Восточного блока, прежде всего СССР. Значимость этих организаций в мировосприятии властей ЮАР многократно возросла. Из разбросанных по миру «террористов» они превратились в опасное орудие Москвы.

Для южноафриканских идеологов советское вмешательство в регионе стало неоспоримым доказательством «тотального наступления» или «натиска» СССР на ЮАР. В аналитическом обзоре советской стратегии на Юге Африки, подготовленном дю Плесси для Министерства иностранных дел в 1976 г., утверждалось, что Москва пытается преднамеренно раздуть вражду между черными и белыми на Юге Африки и что именно вмешательство СССР создало конфликтную зону в этом регионе. Целью СССР, по словам автора, была изоляция ЮАР и Родезии не только от остальной Африки, но и от их традиционных западных союзников в ООН. Дю Плесси писал: «Москва и, к сожалению, многие на Западе… считают Африканский национальный конгресс настоящим представителем народа Южной Африки… Но связь между ЮАКП и АНК совершенно очевидна, и очевидно, что Советский Союз следует той же политике, что и в Анголе: выбрать прогрессивные (т. е. промосковские) группировки, поддержать их необходимой помощью и пропагандой, ликвидировать реакционные силы (т. е. антикоммунистические) и представить их миру как „настоящих представителей народа“»[109].

В том же ключе была выдержана сводка событий на Африканском континенте за 1976 г., выпущенная Институтом африканских исследований Потчефстромского университета. «За последний год, – говорилось в ней, – Красный Медведь так успешно оседлал Юг Африки, что его все удлиняющаяся тень затмевает территорию от Индийского океана до Атлантического побережья… Марксистское кольцо, опоясывающее Африку, как и предвидел г-н Форстер… становится все более ясно выраженным с течением времени… Особое значение имеет тот факт, что все эти новые коммунистические партии в Африке [подразумеваются ФРЕЛИМО и МПЛА. – А. Д., И. Ф.] без исключения являются союзниками важных националистических революционных групп, таких как Патриотический фронт[110], СВАПО и АНК Южной Африки…» [111].

Некоторые южноафриканские комментаторы отвергали идеологическую подоплеку советской политики на Юге Африки, считая ее лишь прикрытием военно-политической агрессии Советского государства. В брошюре «Советский Союз и угроза Южной Африке с применением обычных вооружений», изданной Южноафриканским институтом международных отношений, говорилось, например: «Внешняя политика Советского Союза диктуется прежде всего его стремлением к мировому господству, а не соображениями идеологии или международного коммунизма» [112].

Ангольский конфликт повлек за собой первое серьезное охлаждение между ЮАР и США. Причиной стало то, что в декабре 1975 г. Сенат США проголосовал против финансирования тайных военных операций в Анголе, в том числе и по сотрудничеству с ЮАР, как раз в тот момент, когда, казалось бы, у ЮАР были все основания рассчитывать на поддержку своего мощного союзника. С точки зрения правительства ЮАР это означало прямое предательство Запада, оставившего страну один на один с СССР. Разочарование в союзниках было настолько велико, что один из членов парламента от Национальной партии предложил даже подумать об установлении торговых отношений с самим дьяволом – социалистическим лагерем, чтобы уменьшить зависимость ЮАР от Запада. За что, естественно, подвергся проклятиям со стороны коллег и публики[113].

В 1976 г. парламентские дебаты просто взрываются обвинениями в адрес СССР и Кубы в агрессии, а в адрес Запада – в слабости и неспособности ей противостоять. «Теперь уже всем должно быть ясно… что мы можем рассчитывать только на себя… Было бы глупо и нереалистично полагать, что Запад поможет гарантировать наше выживание… События в Анголе показали, насколько беспомощен и бессилен Запад перед лицом коварной стратегии русских», – говорил в своем выступлении в парламенте министр иностранных дел Г. Мюллер[114]. Была принята резолюция о том, что парламент «выражает серьезную озабоченность коммунистической агрессией, совершенной в Анголе Россией и Кубой с целью навязывания населению марксистского государства силой оружия против его воли» [115].

Опасения, что в случае военного конфликта с Москвой ЮАР останется в изоляции, привели и к более действенным мерам. Правительство вынесло решение завершить создание собственной атомной бомбы. Развитие атомной промышленности в ЮАР началось в 1949 г. при поддержке США, но оно не предусматривало создания атомного оружия. Задумываться о его создании южноафриканское правительство начало, очевидно, в 1960-х годах с началом военных операций Умконто ве сизве, военного крыла АНК. Решение о разработках атомной бомбы было принято в 1964 г.

После 1975 г. бомба виделась как единственная надежная защита от казавшегося к тому времени неизбежным столкновения с Москвой. Предназначалось атомное оружие отнюдь не для применения его в пограничных с ЮАР странах – это было бы, конечно, самоубийством. Вероятнее всего, первоначальная идея заключалась в том, чтобы оказать давление на Запад: использовать его как разменную монету и тем самым заставить США и их союзников гарантировать безопасность ЮАР в случае нападения СССР. Но А. Дж. Фентер, автор книги об истории создания атомного оружия в ЮАР, показал, что сотрудничество Претории с Израилем с целью создания «независимого средства сдерживания» должно было в конечном итоге привести к поставкам Южной Африке межконтинентальных баллистических ракет с радиусом действия, достаточным для поражения Москвы[116].

В 1976 г. произошло и другое важнейшее событие, оказавшее огромное влияние на ситуацию в регионе и в самой ЮАР и внесшее важные коррективы как в советскую, так и в западную политику на Юге Африки: восстание черной молодежи в Соуэто. Оно было, конечно, подавлено, но его размах, отчаянность и организованность, как и тот факт, что восставшими были в сущности дети, произвели глубокое впечатление на южноафриканцев и на весь мир. В самой ЮАР оно привело многих в среде белого населения, особенно среди молодежи, интеллигенции и деловых кругов, к осознанию необходимости реформ. Западу оно со всей очевидностью продемонстрировало, что апартхейд не работает и что простым развитием экономики внутренних проблем ЮАР не решить. Появилась уверенность в том, что правительство ЮАР неспособно предотвратить новые взрывы, которые могут быть опасны для экономических интересов западных стран, и что нужно последовательное давление на него с целью изменения системы. И Африканскому национальному конгрессу, и его советским союзникам восстание продемонстрировало, что в южноафриканском обществе достаточно горючего материала для нового взрыва: нужно только направить и организовать его.

Урок, который извлекло из Соуэто правительство ЮАР, был совсем иным. Совпавшие по времени события в Анголе и в Соуэто показали, что любой будущий конфликт в ЮАР мог стать таким же предлогом для вмешательства, каким стала ситуация в Анголе. Чтобы подавить оппозицию, нужно было реформировать систему, но не в смысле ее отмены, а, наоборот, в направлении усовершенствования и развития. Решение нашли в территориальном разделении страны и выведения «проблемного» африканского населения за пределы «белой» Южной Африки в «независимые» бантустаны. Предотвращению конфликтов на территории «белой» страны должны были служить усиленные меры безопасности, пропаганда и кое-какие социально-политические меры для остававшихся там африканцев.

Отношение Запада к развитию ситуации на Юге Африки было неоднозначным. С пропагандистской – а иногда и с практической точки зрения, – ЮАР являлась неудобным союзником. Но другого в этом регионе ни у США, ни у других западных стран не было, а в условиях холодной войны он был им необходим. За событиями в Анголе последовала поездка председателя Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорного по ряду стран Африки в марте 1977 г. Среди прочих была у него встреча и с руководством АНК и СВАПО. Затем визит в Москву президента Замбии К. Каунды, выступившего с осуждением расизма и обещанием помощи национально-освободительным движениям. Все это упрочивало веру не только в ЮАР, но и в США, в то, что «тотальное наступление» – реальность. В марте 1982 г. в подкомитете Сената США по безопасности и терроризму прошли слушания о «Роли Советского Союза, Кубы и Восточной Германии в подстрекательстве терроризма на Юге Африки». На них были представлены многочисленные свидетельства, позволившие сенаторам осудить освободительные движения на том основании, что они «контролировались коммунистами» и творили насилие и террор[117].

Доктрина «тотального наступления»

Со второй половины 1970-х годов ощущение сжимающегося вокруг ЮАР кольца у белого населения только усиливалось. С приходом к руководству страной бывшего министра обороны П. В. Боты «советская угроза» и «коммунистическое наступление» слились в доктрину «тотального наступления», ставшую едва ли не официальной идеологией Национальной партии.

Советская стратегия, утверждали южноафриканские идеологи, заключалась в том, чтобы поставлять военную и гуманитарную помощь освободительным движениям и молодым освободившимся странам, с их помощью захватывать буферные страны и приближаться к Южной Африке. Эту стратегию неофициально называли иногда «стратегией домино», иногда – «стратегией салями». И то и другое означало в принципе одно и то же – окружение[118]. Южноафриканские власти назвали эту стратегию «тотальным наступлением», или «тотальным натиском».

«Тотальной» стратегия считалась не только потому, что, с точки зрения творцов политики ЮАР, имела своей целью глобальное, тотальное господство СССР, но и потому, что она охватывала все сферы: военную, пропагандистскую, религиозную, психологическую. Еще в 1974 г. член парламента от Национальной партии говорил: «Мы ведем революционную войну, трудную и длительную. Эта война физическая только на 20–30 %. На 70–80 % – это война психологическая, которая ведется посредством сказанного или написанного слова. И в этой войне точно так же используется террор, как и в той, что ведется на наших границах» [119]. В 1978 г., накануне своего избрания лидером Национальной партии, тогда еще министр обороны П. В. Бота говорил: «Марксизм ведет не только военные бои с целью выполнения своей „великой стратегии“ на Юге Африки. Россия ведет пропагандистскую кампанию, и я боюсь, что большая часть свободного мира пала жертвой этой пропаганды. Россия ведет психологическую и экономическую войну… Это тотальная война» [120].

Доктрина «тотального наступления», «тотального натиска», или «тотальной войны», была любимым детищем Боты. С его приходом к власти в 1978 г. она пронизала все сферы деятельности государства. Его ответом на «тотальный натиск» СССР стала «тотальная стратегия», базировавшаяся на выдвижении интересов «безопасности» на главное место при принятии всех политических решений. «Тотальная стратегия» выразилась в централизации и милитаризации всех механизмов управления и подчинении их Государственному совету безопасности; в проведении «опережающей» внешней политики в регионе по отношению к странам, считавшимся орудиями советской агрессии; в запрете политических организаций, тюремных заключениях оппонентов и тайных мерах против «врагов народа». В целом, «тотальная стратегия» привела к усилению репрессий и дальнейшей дестабилизации региона[121].

Свое видение «тотального наступления» П. В. Бота подробно изложил в выступлении в парламенте в 1982 г.:

Комиссия Стейна[122] подтвердила существование «тотального наступления», а именно тот факт, что это наступление на Южную Африку ведется не на каком-то одном направлении, но рассчитано на то, чтобы изъять нашу страну из той сферы, в которой она развивалась веками, и поместить ее в другую, марксистскую и коммунистическую… Наступление является результатом экспансионистской политики Советской России и так называемой освободительной борьбы, в которой она [Россия. – А. Д., И. Ф.] объединяется с «черными» организациями и эксплуатирует «черный» национализм в своих целях.

Это факт, что Советская Россия выбрала Южно-Африканскую Республику своей целью. Причина не только в том, что мы ей нужны, но и в том, что она хочет использовать нас в борьбе против Запада. Логика – в стратегическом положении и минеральных богатствах ЮАР. Советская Россия считает, что если она сможет установить контроль над поставками Западу ближневосточной нефти и южноафриканских полезных ископаемых, то она будет господствовать над Западом и принудит его подчиниться. Поэтому борьба, которую Советская Россия помогает вести и которую она все больше разжигает на Юге Африки, имеет отношение к тотальному наступлению и на Запад тоже… Тотальный характер наступления определяется сочетанием советского стремления к мировому господству с борьбой организаций Черной силы[123] за политическую власть и взаимодействием между ними.

Россия использует подставные силы, такие как АНК, о котором теперь говорят с таким уважением… С каких пор он стал политической партией? АНК – орудие коммунистической партии и Советской России, используемое для подрыва этой страны. Советская Россия обучает его, вооружает и предоставляет ему специальную информацию. И этой организацией управляет коммунистическая партия, которая запрещена в нашей стране, но которая уже давно проникла в руководящие структуры АНК…

В политической сфере, которая включает в себя психологическую, религиозную, социальную и экономическую сферы, Советы используют как фасад международные организации, такие как движения против апартхейда, профсоюзы и их объединения, а также Организацию африканского единства. Внутри страны для подстрекательства к волнениям и недоброжелательству используют Черную силу. В некоторых кругах на Западе превалирует неверное представление о коммунизме, заключающееся в том, что он не очень вреден и опасен для человечества. Из этого извлекается полная выгода… [124]

Внешнеполитическая часть доктрины «тотального наступления» подробно изложена в послании Боты премьер-министру Великобритании М. Тэтчер, датированном 5 февраля 1980 г.:

В эпоху Брежнева Советский Союз значительно увеличил свою силу и влияние по сравнению с Соединенными Штатами и Западом вообще… [Брежнев] умно использовал разрядку как ширму… чтобы пропагандировать подрывные действия и устанавливать просоветские правительства в третьем мире… Советское влияние в Европе, в Юго-Восточной и Юго-Западной Азии, на Ближнем Востоке, в Южной Аравии, в отдельных странах Северной, Восточной, Западной и Южной Африки переросло тот уровень, когда его можно было назвать опасным. Оно реально. Оно приняло устрашающие масштабы.

Нет никакого сомнения, что регион Юга Африки стал теперь главной целью советских амбиций. Контроль над обширными и ценными сырьевыми ресурсами нашего региона вместе с собственными ресурсами России позволит ей контролировать поставки промышленно развитому Западу. Контроль над Южной Африкой с ее стратегическим географическим положением, важность которого умножается ее развитыми технологиями и инфраструктурой и ее промышленными возможностями, значительно усилит это господство. В действительности оно изменит баланс глобальных стратегических сил в пользу СССР в такой степени, которая будет сравнима только [с последствиями] установления его контроля над Ближневосточным регионом…

Советская угроза, наступающая на Южную Африку, требует неотложного внимания от всех нас. Советский Союз уже закрепился в Эфиопии, Анголе и Мозамбике, и его влияние в других африканских странах представляет прямую угрозу всей Африке. Но его главная цель – Юг Африки… Если мы хотим, чтобы демократические институты сохранились где бы то ни было в Африке, Запад и умеренные африканские лидеры должны выработать общую антисоветскую стратегию… Южная Африка взяла на себя необратимое обязательство сдерживать советскую агрессию всеми силами, находящимися в ее распоряжении, независимо от последствий… Запад, похоже, загипнотизирован разрядкой и сбрасывает со счетов резкий рост советского влияния в Африке за время руководства Брежнева, так как Россия искусно работала через суррогаты и «освободительные» движения.

Важной частью советской стратегии в Африке было использование Организации Объединенных Наций и международных организаций, которые СССР контролирует, чтобы вогнать клин между Южной Африкой и главными знаменосцами свободы под предлогом того, что Южная Африка отступила от норм цивилизации…[125]

Военно-политический аспект доктрины изложен в секретном докладе «Операция „Глубинный поиск“». Автором был, очевидно, бывший сотрудник южноафриканских спецслужб, а написан доклад был, вероятно, в середине 1990-х годов. В нем говорилось:

На Юге Африки шла революционная и контрреволюционная война, и Южноафриканские силы обороны, особенно высший офицерский состав и Генеральный штаб, подавали ее как «тотальную войну». Эта концепция базировалась на тезисе о холодной войне и роли Южной Африки в этой войне:

– Южная Африка была последовательно антикоммунистической страной.

– Страна богата стратегическими минералами и расположена между Западом и Востоком на нефтяном маршруте.

– Поэтому Южная Африка была целью СССР.

– Южная Африка подвергалась диверсифицированному нападению со стороны Советов через АНК с его низкоинтенсивной войной внутри страны, и дипломатическому давлению с целью изолировать ее на всех фронтах.

– СССР направлял все свои ресурсы на достижение своих целей на Юге Африки.

– Это означало, что Южная Африка подвергалась тотальному наступлению со стороны СССР и его суррогатов…

В результате такого видения международной ситуации и внутриполитического положения

… ЮАР и ee политическое руководство все больше считали себя в состоянии войны с СССР, а значит, и с АНК и ПАК.

– Поскольку СССР отрицал, что его действия означали поддержку его суррогатов, которые вели низкоинтенсивную войну в ЮАР, правительство ЮАР с 1976 г. начало создавать такие институты, как РЕНАМО, поддержку которых оно могло отрицать, и поддерживать УНИТА[126].

– Военное и политическое руководство видело себя все более и более «в осаде» и начало приспосабливать государственные структуры к борьбе с «тотальным наступлением»… чтобы противостоять коммунистическому наступлению[127].

Паранойя

Эти простые построения мало поддавались логическому осмыслению. При ближайшем рассмотрении ни одна из кажущихся очевидными причин интереса нашей страны к южноафриканскому региону не имела практического смысла. Стремление перекрыть для Запада «нефтяной» маршрут вокруг мыса Доброй надежды? Стремление получить доступ к новым портам и военным базам? Продемонстрировать силу своим западным оппонентам? Заполучить южноафриканские полезные ископаемые или отрезать от них Запад? Получить доступ к сельскохозяйственным угодьям ЮАР? Уменьшить влияние Китая в Африке? Американский политолог Кристофер Макэуан, стажировавшийся в Южноафриканском институте международных отношений, проанализировал каждое из этих предположений и показал, что без полномасштабной советской (или советско-кубинской) интервенции в ЮАР ни одна из этих целей не была достижима. Но если у СССР и было, писал Макэуан, «страстное стремление к мировому господству», такая интервенция была маловероятна, так как она потребовала бы слишком большого напряжения сил со стороны СССР и Кубы, и даже тогда у СССР не было бы уверенности, что ему удастся привести своих сателлитов к власти.

Главной целью СССР, писал Макэуан, является Европа, поэтому «безопасность Южной Африки зависит от внутренних событий в Европе и от напористости США. Чем более левыми и пацифистскими становятся европейские государства и чем более изоляционистскими США, тем больше вероятность советской интервенции в Южную Африку с достижением желаемого результата без угрозы для главных интересов Советов в Европе. Кажется достаточно определенным, что нынешний упадок США и Европы не зашел еще достаточно далеко, чтобы оправдать [для СССР. – А. Д., И. Ф.] такой политический шаг, как вторжение в Южную Африку» [128]. По сути, это было опровержением доктрины «тотального наступления». Доклад Макэуана был разослан во все южноафриканские ведомства, связанные с внешней политикой, но его логика ничего не изменила.

В существовании «тотального наступления» и коммунистической угрозы для ЮАР были уверены не только ее правящие круги и не только Национальная партия. В нее верило большинство белого населения, составлявшего к началу 80-х годов прошлого века более 5 млн человек: десятилетия пропаганды не прошли бесследно. Она пронизывала всю канву общественной жизни.

Взгляды оппозиционной Объединенной партии в этом отношении мало отличались от взглядов правительства. Разница заключалась лишь в объяснении причин успеха «коммунистического наступления». Лидер ОП Де Вильерс Храфф постоянно выступал в парламенте с идеей, что причиной усиления советского влияния была неверная внутренняя политика правительства[129]. Даже более радикальная Прогрессивная федеральная партия придерживалась той же точки зрения. В 1982 г. один из ее представителей в парламенте говорил: «Во-первых… наступление на Южную Африку существует; во-вторых, политика правительства его бесконечно усугубляет; в-третьих, мы вынуждены жить с ним, поскольку… оно является частью наследия 30-летнего правления Национальной партии. Политика этого правительства – апартхейд, раздельное развитие, что хотите, – является тем мягким подбрюшьем Южной Африки, которое способствует экспансии марксизма» [130].

Парадоксально, но о существовании «наступления» и международного заговора – «сговора» – относительно Южной Африки говорило и руководство ЮАКП, только с обратным знаком. Дж. Б. Маркс, возглавлявший делегацию ЮАКП на Совещании представителей коммунистических и рабочих партий в июне 1969 г., сказал в интервью корреспонденту «Известий», что «Африканский континент стал одной из главных целей широкого контрреволюционного наступления» и что южноафриканский народ борется не только за свое собственное освобождение, но и выполняет свой «интернациональный долг», поскольку между южноафриканским расистским режимом и международным империализмом существует «сговор» [131].

В отличие от оппозиции, правительство винило в своих проблемах только внутреннюю и внешнюю агрессию СССР. Советская угроза, по его мнению, проистекала исключительно из стремления СССР к мировому господству, наоборот, внутренние проблемы ЮАР были результатом того, что СССР использовал внутреннюю политику страны для своей пропаганды – не из любви к чернокожему населению, но с целью достижения своих захватнических целей. Так что никакие изменения внутренней политики не могли остановить нападки СССР на ЮАР и его прямую агрессию[132].

Неотъемлемой частью доктрины «тотального наступления» была убежденность ее идеологов в существовании у СССР особого, рассчитанного на десятилетия вперед, плана захвата мира. Советское присутствие в Анголе сделало этот план постоянной темой дискуссий. Вот как представлял этот план в парламенте министр информации и внутренних дел К. П. Малдер:

… Мир должен видеть ситуацию в более широком свете, как часть более значительной схемы, часть глобального плана, часть глобальной стратегии России по установлению ее мирового господства. Меня поражает… что великие державы Западного мира не могут или не хотят увидеть эту проблему в настоящем свете. Ведь ясно же, как белый день, что много лет назад был создан план, по которому международный коммунизм должен достигнуть мирового господства. Этот план был разработан в деталях и неукоснительно проводится в жизнь… Содержание плана хорошо известно; секрета оно не представляет. Россия должна была сначала двинуться в Восточную Европу настолько далеко, насколько это было возможно без того, чтобы спровоцировать третью мировую войну. Это была первая часть плана, и она была выполнена с большим успехом… По этому глобальному плану следующим этапом была Азия, распространение коммунистического влияния и упрочения его опоры там. Это также было выполнено с большим успехом…

Следующим шагом, в соответствии с первоначальным планом, является Африка. Африку нужно уничтожить, поскольку она снабжает сырьем экономику и промышленность Западной Европы и США. Специфическая задача уничтожения Африки описана в плане детально. Сталин считал в свое время, что Африка упадет на колени коммунистам, как спелое яблоко, если будут уничтожены три препятствия к этому, а именно Алжир, Израиль и Южная Африка. Так что в первую очередь давление началось на эти страны и именно в таком порядке… Из Алжира французы ушли – история хорошо известная. Мы знаем, какое давление оказывается каждый день на Израиль… Стратегия по отношению к Южной Африке тоже хорошо известна. Первоначально была сделана попытка нанести удар по Южной Африке путем мятежа изнутри, при помощи маленьких восстаний внутри страны. Мы все знаем о заговоре шестидесятых и о коммунистических ячейках, на которых он был построен[133]. Премьер-министр – тогда министр юстиции – быстро справился с коммунистами. Мы поняли весь заговор и всю игру. Попытка установления мирового господства была очевидна. Африка должна была быть завоевана, так как если Африка завоевана и поставки сырья в Европу прекращены, то экономически ослабленная Европа станет легкой добычей коммунистов, и тогда, если к тому будет необходимость, можно вступить в открытую конфронтацию с Америкой, чтобы уничтожить ее. План будет, таким образом, выполнен[134].

О существовании такого плана часто говорили и премьер-министр Форстер[135], и Дж. П. Д. Тербланш – один из лидеров Брудербонда, тайного общества, объединявшего высшую африканерскую элиту. По мнению Тербланша, «коммунистический генеральный план подчинения Африки был черным по белому обрисован в 1962 г. на трехконтинентальной конференции» [136], а Запад предпочитает иметь дело с коммунистами, а не с ЮАР, «потому что там коммунистические партии легальны и разрешены» [137].

Выступления в парламенте рядовых депутатов от Национальной партии создают впечатление паранойи. Вот одно из них: «Тотальное наступление началось в Ялте. Черчилль предложил, чтобы следующим врагом номер один была объявлена Красная армия…

Но это предложение принято не было… и тогда инициатива перешла к русским с их марксизмом. Марксизм создал и расширил ООН в качестве своего главного орудия и ОАЕ в качестве дополнительного орудия. Марксизм появился в Анголе, Мозамбике, на улице Гоф, в Порт-Элизабет, а на прошлой неделе в Хилброу… Это согласуется со словами Хрущева в кратком изложении всемирного коммунистического плана: „Мы покончим с Африкой, потом с Англией, потом с Америкой, а потом мы доберемся до небес и позаботимся о боге…“ Много лет назад коммунистическое руководство начало психологическую атаку на Запад… с помощью психологического оружия, направленного в самое сердце народа. Это и есть тотальный натиск» [138].

Вот другое: «Южная Африка, как часть Свободного мира, переживает наступление держав, которые стремятся обратить весь мир в рабство… Кроме таких акций, как партизанская война и террористическая деятельность, их modus operandi включает косвенную войну в сферах психологии, политики, экономики, религии, культуры, спорта и многих других…» [139]

Идея советского «генерального плана» с годами не менялась. Только цитаты становились, кажется, все более и более произвольными. В 1980 г. член парламента от Национальной партии говорил: «Как вы помните… Ленин сказал однажды, что страна, которая контролирует мыс Доброй Надежды, контролирует путь в Париж или что-то в этом духе. А после этого будет Западная Европа, а потом Соединенные Штаты Америки» [140].

Окончание разрядки и изменение позиции Запада, особенно в связи с советским вторжением в Афганистан, несколько успокоили творцов доктрины «тотального наступления», но от самой этой идеи они не отказались. Министр иностранных дел Рулоф Бота посвятил половину своего выступления в парламенте в 1980 г. внешнеполитическим успехам СССР. И хотя, говорил он, «вторжение России в Афганистан пробудило Запад», она все же «целенаправленно занимает стратегические точки во всем мире непосредственно силами российской армии, через посредство суррогатов или путем попыток свержения существующего строя и структур через подстрекательство и подрывную деятельность» [141].

Смещение акцентов

Но с начала 1980-х годов, с ростом международного влияния и активности АНК и с ростом недовольства внутри страны все больше внимания и места в обсуждении «тотального наступления» уделялось не глобальной, а внутренней опасности. Министр полиции и тюрем Л. ле Гранж говорил в своем выступлении в парламенте: «Самое важное террористическое наступление на ЮАР ведется Южно-Африканской коммунистической партией, АНК Южной Африки и ПАК… Ни одна из трех организаций не делает никакого секрета из того факта, что они стремятся свергнуть существующий в ЮАР строй силой оружия и путем насильственной революции и создать здесь марксистское социалистическое государство. Они считают силу оружия главным способом добиться политических перемен в ЮАР» [142].

СССР по-прежнему считался центром агрессии против ЮАР, но с ростом международного признания и влияния АНК и СВАПО упоминалось об этом вскользь, как о чем-то само собой разумеющемся. А вот самим этим организациям уделялось все больше внимания.

СССР впервые предстает уязвимым в начале 1980-х годов. До этого его военная мощь и монолитность подчеркивались и переоценивались. О внутренних проблемах социалистического лагеря не упоминалось, и даже раскол с Китаем прошел практически незамеченным последователями доктрины «тотального наступления». С начала 80-х годов эти проблемы и ухудшение экономического положения СССР стали постоянным лейтмотивом. В парламенте эту тему впервые поднял министр иностранных дел и информации Рулоф Бота, говоривший о внутренних трудностях СССР и его проблемах с Польшей[143].

Тематический указатель к разделу «Советский Союз» в парламентских дебатах за 1981 г. отражает эти перемены. В нем упомянуты следующие разделы: трудности; проблемы поддержания внутреннего политического контроля; дискриминация; экспансионистские цели и действия; роль флота; вмешательство на Юге Африки; угроза[144].

К середине 1980-х годов роль СССР в тотальном наступлении упоминается совсем редко. А на первый план выдвигаются беспорядки, деятельность массового Объединенного демократического фронта (ОДФ) и его связь с АНК. Цепочка АНК-ЮАКП-СССР трансформировалась в ОДФ-АНК-ЮАКП-СССР[145].

Этому посвятил значительную часть своего выступления в парламенте в 1985 г. П. В. Бота. «Непосредственной целью ОДФ, – говорил он, – является мобилизация масс и подстрекательство их на конфронтацию с властями. Они надеются таким способом раскрутить спираль насилия, чтобы она завершилась революцией. Что до указания сделать страну неуправляемой, которое АНК дал Объединенному демократическому фронту, то Годфри Мотсепе, представитель АНК в странах Бенилюкса, сказал недавно в интервью голландскому изданию: „Фантастическую работу ведут кадры АНК внутри страны, в том числе те, кто оперирует легально внутри массовых организаций. Мы сказали этим людям: „Сделайте страну неуправляемой“, и страна стала неуправляемой. ОДФ действует не только сам по себе, но он стал внутренним продолжением АНК и Южно-Африканской коммунистической партии…“ Южно-Африканская коммунистическая партия укрепила свой контроль над АНК в такой степени, что не остается сомнений в том, кто действительно руководит этой организацией. Только в январе этого года Джо Слово заявил „Вашингтон пост“, что АНК в течение многих лет получал большую поддержку Советского Союза и что у Южно-Африканской коммунистической партии – ценное и уникальное положение в АНК» [146].

Джо Слово вызывал особую ненависть у представителей правящей элиты: белый, руководитель Умконто, председатель ЮАКП, открыто признававший не только свою принадлежность к партии, но и свой пост в ней. Его называли «настоящим дьяволом», реальной силой за спиной Тамбо и даже «генералом КГБ» [147].

От речи П. В. Боты на конференции Национальной партии в Дурбане в августе 1985 г. многие ждали перемен. Ее даже назвали заранее «рубиконовской». Но перехода Рубикона не получилось. Бота был настолько одержим коммунистической угрозой, что повторял одну и ту же идею в разных вариациях из месяца в месяц, из года в год. И в этот раз говорил только о том же: беспорядки в ЮАР координируются из-за рубежа, их результатом может стать коммунистическая революция, направленная на то, чтобы предотвратить успех его реформ[148].

19 мая 1986 г. южноафриканские ВВС разбомбили базы АНК в Хараре, Габороне и Лусаке. Заместитель министра информации Луи Нел оправдывал эти действия советским вмешательством. «Правительство не может предотвратить подготовку, вооружение и поддержку террористов Советами, – говорил он, – но может сделать так, что они не смогут наслаждаться безопасными базами в соседних странах и выполнять свою цель организации террора против ЮАР» [149].

Идея допустимости военных действий на территории соседних стран, если там находились лагеря АНК, была заложена и в военной доктрине ЮАР. В Белой книге Министерства обороны за 1984 г. по этому поводу говорилось: армия ЮАР «считает своей целью не только обеспечение достаточной защиты страны от потенциальных агрессоров, но и демонстрацию позитивной воли ЮАР защищать свой суверенитет посредством наступательных операций. Природа и размах угрозы ЮАР на уровне обычных вооружений тесно связаны с природой, интенсивностью и направлением конфликта между Востоком и Западом и развитием революционного натиска на ЮАР» [150].

Несмотря на перестройку в СССР и достигнутые к тому времени договоренности по разблокированию ангольского конфликта, военная доктрина ЮАР 1989 г. была даже более откровенна. «ЮАР не заинтересована в расширении своей территории, поэтому Южно-Африканские силы обороны не проводят операций с целью постоянной оккупации иностранных территорий, – говорилось в Белой книге Министерства обороны. – Однако они не допустят использования территории соседних государств организациями, угрожающими национальной безопасности ЮАР/ЮЗА [Юго-Западной Африки. – А. Д., И. Ф.]. Более того, следует постоянно иметь в виду, что баланс сил на Юге Африки может быть внезапно нарушен СССР/Восточным блоком в ущерб ЮАР. Это положение заставляет Южно-Африканские силы обороны готовить дополнительные планы на случай ряда возможных операций. Целью этого планирования является подготовка к таким операционным событиям, которые, если они произойдут, могли бы привести к насильственной ликвидации системы управления или нанести существенный ущерб суверенитету ЮАР или свободе действий Южно-Африканских сил обороны» [151].

Перестройка не оказала никакого воздействия и на предвыборную кампанию 1987 г., в ходе которой жупел коммунистической угрозы использовался особенно широко. Этой угрозе посвятили, например, свои речи в парламенте заместитель министра иностранных дел Кобус Мейринг [152] и министр обороны Магнус Малан. Малан говорил: «Южная Африка в целом остается первым призом для России. У нас есть полезные ископаемые, которые Россия стремится отнять у Запада. К тому же она хочет установить контроль над морским путем вокруг мыса. Революционный процесс в Южной Африке… имеет две явные и неразделимые стадии… АНК руководит первой стадией… он – на сцене… но за сценой – настоящий режиссер, тот, кто дергает за веревочки, – Южно-Африканская коммунистическая партия. У Южно-Африканской коммунистической партии – прямые связи с Москвой, и Москва ее контролирует… ЮАКП готовится к тому, чтобы в подходящий момент продолжить дело АНК. Тогда начнется вторая фаза наступления на Южную Африку» [153].

Но после выборов, со второй половины 1987 г., интерес южноафриканского руководства к СССР заметно упал. Несмотря на репрессии, правительство явно не справлялось с ситуацией в стране, и идеологические построения о «тотальном наступлении» сменились лихорадочными практическими мерами по подавлению Объединенного демократического фронта и Конгресса южноафриканских профсоюзов, а пропагандистские пассажи – утверждением их связей с АНК и ЮАКП. Руководство Национальной партии так и не поняло, что в глазах большинства африканского населения ЮАР такая связь могла пойти только на пользу как ОДФ, так и КОСАТУ. В индексе стенограмм парламентских заседаний за вторую половину 1987 г. нет ни СССР, ни России, ни даже «тотального наступления». Дискуссии же по поводу деятельности АНК, ЮАКП, ОДФ, КОСАТУ и СВАПО занимают сотни страниц. Было, правда, упоминание о том, что кампания против воинской повинности – это «местные пешки» Москвы[154]. Но только вскользь – и никакой теории.

ЮАР изучает СССР

В течение нескольких десятилетий южноафриканское правительство уделяло огромное внимание сведениям о нашей стране.

Фиксировались, например, самые разные действия советской дипломатии на Юге Африки от делегаций любого уровня в любую страну до приемов делегаций АНК в СССР[155] – разумеется тех, о которых были сведения. Фиксировались контакты южноафриканских дипломатов с советскими, даже самые незначительные. Случайно оказавшись за одним столом с советскими дипломатами на приемах в третьих странах, южноафриканские дипломаты сообщали в свое ведомство малейшие детали разговоров. С конца 1970-х годов таких неофициальных контактов становилось все больше. В некоторых отчетах о них отмечалось как предположение, что советские дипломаты, участвовавшие в них, были сотрудниками КГБ[156].

Южноафриканские спецслужбы собирали сведения о Советском Союзе от иностранцев, посещавших конференции в СССР – американцев, англичан, немцев и т. д. [157] Собирали, конечно, сведения о плаваниях советских подводных лодок, особенно, когда появлялись предположения, что они тайно бывали и у берегов ЮАР. Состояние советского флота вообще изучалось довольно подробно, в основном по материалам, которые в ЮАР получали из США, других западных стран и Австралии[158].

В 1978 г. посол ЮАР в Вашингтоне предлагал своему министру подписаться на публикации «Информационной службы по иностранным средствам массовой информации» – одного из подразделений ЦРУ. В них давались ежедневные переводы статей из «Правды» и «Известий» [159]. В архиве Министерства иностранных дел (МИД) ЮАР дела по СССР буквально забиты переводами статей советской прессы. В них есть и едва ли не все, что публиковалось в СССР по южноафриканской тематике на английском языке.

Министерство иностранных дел ЮАР поставляло еженедельные сводки для Бюро государственной безопасности (БОСС) о «террористической деятельности против Южной Африки», но сведения в них содержались, мягко говоря, не вполне соответствовавшие названию. Так в сводке от 15 января 1970 г. описывалась конференция в Институте Африки и выступление на ней заместителя заведующего Иностранным отделом ЦК КПСС Р. А. Ульяновского. В сводке от 22 января 1970 г. под той же рубрикой цитировалось и комментировалось выступление директора Института Африки В. Г. Солодовникова на конференции в Институте международных отношений в Польше. И все это шло под грифом «Секретно» [160].

В 1980 г. один из парламентариев Национальной партии, Б. Л. Гельденхёйс выступил в парламенте с призывом изучать СССР и коммунизм. Он жаловался, что для этого нет базы: нет специалистов, и университеты не получают необходимой для этого литературы[161]. В апреле того же года в Стелленбошском университете был открыт Институт изучения марксизма. Его первым директором стал профессор Дирк Куцие, автор многочисленных трудов по истории коммунизма, марксизма и национализма. Куцие считал, что бороться с коммунизмом без глубокого знания этой доктрины и стран, которые воплощали ее в жизнь, было нельзя. Задачей института он провозгласил «непредвзятое изучение марксизма и его роль в южноафриканской ситуации» [162].

Знаний об СССР – не говоря уже о марксизме, – южноафриканскому руководству действительно не хватало. Достаточно сказать, что в 1973 г. генеральный консул ЮАР в Гамбурге счел нужным сообщить в свое министерство «новую информацию» (почерпнутую из публичной лекции) о том, что «русскому правительству приходится учитывать тот факт, что около 10 % его восточноевропейского населения является мусульманами». «Эти мусульмане, – утверждал он, – все живут в невралгических[163] районах на границе с Китаем…» [164]

Но и работы считавшегося знатоком СССР Куцие, несмотря на его призывы к «научности», немногое добавляли к пониманию политики СССР. В своей книге «Коммунизм и Южная Африка» Куцие дал несколько ответов на вопрос: «Почему коммунисты особенно заинтересованы в Южной Африке»? Вот главные: 1. Южная Африка – капиталистическая страна, т. е. одна из тех стран, где коммунисты стремятся организовать революции, чтобы покончить с капитализмом. 2. По марксистским понятиям, Южная Африка предрасположена к революции: это индустриальная страна с двумя развитыми классами, буржуазией и пролетариатом, вовлеченными в классовый конфликт. 3. Из-за своей технологической мощи и наличия большой группы населения, отвергающей коммунизм, Южная Африка является главным препятствием к воплощению плана коммунистов по установлению своего контроля над Африкой. 4. Если Южная Африка попадет в руки коммунистов, то это будет означать установление их полного контроля над запасами и производством таких важнейших стратегических ресурсов, как платина, хром, ванадий, золото, марганец, и уран. 5. Если коммунисты получат контроль над Южной Африкой, это будет означать жизненно важную победу в их борьбе против капитализма и прежде всего против США. ‹…› 8. Коммунисты считают, что «черные» примут коммунистический порядок, поскольку большинство из них – рабочие, которые будут заинтересованы в национализации средств производства, а также из-за их традиций общинной жизни[165].

Куцие принадлежал к числу «просвещенных» африканеров – новому поколению африканерской интеллигенции, ставившему под сомнение многие догмы апартхейда и политики правительства, но по сути его труды повторяли идеи творцов и поборников апартхейда и доктрины «тотального наступления». Новизна его подхода заключалась в лишь в утверждении, что идеальная Южная Африка – это страна, «где никто не страдает от голода и холода, где у каждого есть приличный дом, где нет безграмотных и где никто не боится ни собрата-человека, ни будущего». Только относилось это лишь к собственно Южной Африке, без бантустанов и хоумлендов. В такой стране, по плану творцов системы апартхейда, должно было остаться совсем немного африканцев.

Куцие полагал, что стратегия борьбы против коммунизма должна быть двоякой: с одной стороны, признание законных требований африканских националистов, с другой – подавление любой коммунистической деятельности. Правительствам хоумлендов – «независимых государств» – Куцие предлагал несколько рецептов борьбы с коммунистической опасностью. Нет смысла их пересказывать: достаточно лишь упомянуть, что все они начинаются словами «правительства независимых стран должны…» или «черные лидеры должны…». Один только пункт направлен не к ним, а к правительству самой ЮАР: «Чтобы независимые черные страны не чувствовали, что их отношения с ЮАР носят неоколониальный характер… нужно приложить всемерные усилия, чтобы обеспечить этим странам жизнеспособную экономику и здоровую администрацию» [166]. Идея, безусловно, здравая, но малореалистичная.

Донорами Института изучения марксизма среди прочих организаций являлись Голландская реформатская церковь и Антиком. Но постепенно Институт начал стремиться к большей независимости, и его Совет поручил директору сообщить руководству Антиком, что принятие ежегодной дотации не гарантировало поддержку Институтом ее идеологии[167].

Размонтирование идеи о советском «тотальном наступлении» в Институте выпало советологу Филипу Нелу, по утверждению тех, кто его знал, – бывшему офицеру военной разведки южноафриканской армии.

Уже в начале 1980-х годов Нел был убежден в том, что советская угроза Южной Африке, как и возможности и цели СССР, были сильно преувеличены южноафриканскими политиками и что это создавало «опасную иллюзию» о том, что южноафриканские проблемы были порождены СССР. Он упрекал южноафриканских политологов в том, что при всей важности, придававшейся СССР и советской политике государством, они не дали себе труда по-настоящему изучить эту страну. В 1986 г. Институт изучения марксизма был переименован в Институт советских исследований, а Нел стал его директором[168]. В 1985 г. Институт начал выпускать «Soviet Rewieu», выходивший шесть раз в год обзор советской политики, прежде всего в Африке. В начале 90-х годов Институт превратили в секцию, а потом и вовсе закрыли. Его богатая советологическая библиотека была слита с общеуниверситетской.

Национальная партия, ее идеологи и последователи опубликовали сотни книг, статей, брошюр и прочей печатной продукции – не говоря уже об официальных документах, – объяснявшей белым южноафриканцам, в чем именно состоит «красная опасность», кто является ее проводником, как с ней бороться. Часть этой литературы носила псевдонаучный характер, часть – религиозный, часть – популярно-пропагандистский. Но только в 1986 г. министр обороны Магнус Малан начал цитировать журнал ЮАКП «African Communist», чтобы объяснить тактику ОДФ в «освобожденных зонах» – тауншипах и шантитаунах южноафриканских городов, контролировавшихся Объединенным демократическим фронтом[169]. И только в 1987 г. Ф. Дж. (Нил) фан Хеерден, парламентский представитель Национальной партии по иностранным делам, посвятил свою речь анализу Хартии свободы[170]. Создается такое впечатление, что стремления действительно узнать своего противника, будь то СССР, АНК или ЮАКП, у руководства Национальной партии не было до начала 90-х годов прошлого века. Для идеологических клише, которыми оно мыслило, было достаточно веры.

Южная Африка в советском мировидении времен холодной войны

Говорить о советской политике по отношению к ЮАР и о том, какой виделась эта страна советскому руководству, труднее чем о южноафриканском видении СССР. В отличие от ЮАР, большая часть архивов которой рассекречена[171], самые важные российские архивы по этому периоду остаются закрытыми полностью или частично: ЦК КПСС, КГБ, МИД, Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР (ГРУ) и т. д., а парламентских дебатов в СССР, как известно, не существовало. Так что судить о южноафриканском направлении в советской внешней политике можно в основном только по прессе и опубликованным материалам.

Южная Африка в «глобальной стратегии» СССР

В программе КПСС, определявшей основные принципы внешней политики СССР, говорилось, что партия «считает своим интернациональным долгом помогать народам, идущим по пути завоевания и укрепления национальной независимости, всем народам, борющимся за полное уничтожение колониальной системы» [172]. Это положение было закреплено и в последней советской Конституции, принятой в 1977 г. Из него следовало, что помощь национально-освободительным движениям оказывалась из солидарности с борьбой за правое дело и была совершенно бескорыстной, т. е. собственных интересов у советского государства в этой поддержке не было.

Но одновременно КПСС провозглашала национально-освободительное движение одним из трех потоков мирового революционного движения, а значит, и союзником СССР в его борьбе против империализма. Это означало, что обеспечение победы освободительных движений было для СССР одним из важнейших направлений его глобальной стратегии. Вкладывая миллиарды долларов в дело, от которого не было никакой видимой отдачи, а то и прямо в ущерб своим экономическим и политическим интересам, творцы советской политики, представлявшие мир ареной борьбы двух социальных систем, полагали, что каждый успех их союзников приближал окончательную победу сил социализма и справедливости под руководством самого СССР. Во имя этой конечной цели они готовы были жертвовать ресурсами и даже экономическими интересами своей страны.

В 1961 г. журнал «Коммунист» опубликовал статью, в которой ярко отразилось представление советского руководства о роли третьего мира в глобальных процессах. В ней приводилась следующая статистика: численность населения социалистического лагеря с 1945 по 1960 г. выросла на 830 млн человек, и только 80 млн из них были гражданами стран, освобожденных СССР в ходе Второй мировой войны. 750 млн были гражданами слаборазвитых, как тогда говорили, стран. Эту тенденцию автор проецировал в будущее. «Как известно, – писал он, – многие слаборазвитые страны уже начали использовать методы индустриализации, применение которых привело социалистический лагерь к таким разительным успехам. Мы не знаем, сколько этих стран вольются в содружество социалистических стран в течение следующих десяти или двадцати лет, но мы можем ожидать, что притягательность социалистического лагеря для них будет увеличиваться с каждым годом». Отсюда – статистическая проекция: за 20 лет, с 1960 по 1980 г., население стран социалистического лагеря возрастет с 35 до 54 % населения земного шара; население «империалистических стран» (списка нет) упадет с 20 % до 16; а население «прочих» упадет с 45 до 30 %[173].

Сейчас эти пророчества кажутся настолько наивными, что их неловко читать. Но в 60-е – начале 70-х годов прошлого века освободительные движения и вновь освободившиеся страны одна за другой обращались к СССР за помощью, провозглашали строительство социализма своей целью и отвергали капитализм. Война во Вьетнаме связала США руки и уменьшила их желание вмешиваться в другие региональные конфликты, а политика разрядки создала у СССР иллюзию, что в отношении стран третьего мира у него руки свободны. Антиколониальная позиция СССР на международной арене и его помощь освободительным движениям способствовали росту его престижа в третьем мире.

Революция в Португалии и деколонизация Анголы и Мозамбика вызвали новый подъем оптимизма. «Мир поворачивался в нашем направлении», – говорил об этом времени двумя десятилетиями позже К. Н. Брутенц[174]. Победа мирового социализма казалась достижимой и даже близкой, и советская стратегия состояла в ее приближении.

Помощь оказывалась самым разным движениям и странам, но не всегда и не всем в одинаковой степени. Вопрос об относительной важности для СССР каждого конкретного региона или страны в каждый данный момент определялся несколькими факторами: расстановкой сил на внешнеполитической арене, географическим положением региона, его стратегической важностью для противоположного лагеря и идеологической ориентацией каждого из национально-освободительных движений. О важности – стратегической или иной – того или другого региона для самого СССР в открытой печати и официальных документах не говорилось. Стратегическое положение стран, где шла борьба, и их ресурсы обсуждались только в качестве причин того, почему за ту или иную страну держатся империалисты.

Каково же было место Южной Африки в советском видении мира и в советской политике? Действительно ли она была сердцевиной советской стратегии, как это утверждали южноафриканские идеологи?

Высказывания на этот счет людей самых разных взглядов оказались довольно сходными.

В. Г. Солодовников, директор Института Африки РАН и заместитель председателя Советского комитета солидарности стран Азии и Африки, в конце 1970-х – начале 1980-х годов советский посол в Замбии, писал: «Довольно долго наши интересы в Южной Африке были преимущественно идеологическими – национально-освободительные движения рассматривались как один из трех потоков мирового революционного движения» [175].

А. Л. Адамишин, заместитель министра иностранных дел СССР в перестроечные годы, а затем заместитель министра иностранных дел России, утверждал: «Внешнеполитический курс СССР, как и нашего основного противника – США, был глубоко идеологизирован… Третий мир… рассматривался как резервный отряд социализма, откуда в наш лагерь переходили – или рекрутировались – очередные кандидаты[176].» Но «… Африканский континент, – продолжал он, – не входил тогда (в 70-80-е годы. – А. Д., И. Ф.) в число наших внешнеполитических приоритетов, а Юг Африки был регионом, „который в силу его географической удаленности и ограниченности круга наших интересов там, не имеет для нас самодовлеющего значения“ [177].

Известный советский дипломат, многолетний посол СССР в США А. Ф. Добрынин также указывал на идеологический характер советской политики на Юге Африки: «… идеологическое противостояние… порой… без всякой нужды осложняло отношения Москвы с США по вопросам – особенно регионального порядка, – не затрагивающим реальные национальные интересы СССР. Срабатывал инстинкт „интернациональной помощи“ тем, кто, хотя бы на словах, заявлял о своей приверженности „идеям социализма“. В США же это расценивалось как сознательное стремление Кремля ущемить американские интересы. Типичным примером была война в Анголе, в которую вслед за Кубой оказались вовлеченными СССР, с одной стороны, и США – с другой… Ближний Восток и Куба оставались постоянными раздражителями“» [178].

Маркус Вольф, глава внешней разведки ГДР, вспоминал: «Никаких стратегических соображений в поддержке АНК у нас [социалистического лагеря. – А. Д., И. Ф.] не было. Мы считали его борьбу против апартхейда законной освободительной борьбой, хотя и не считали его силой, способной взять власть. Мы полагали, что его борьба против апартхейда является законной освободительной борьбой…» [179]

В конце 1981 – начале 1982 г. ставший невозвращенцем советский дипломат Аркадий Шевченко говорил послу ЮАР в Вашингтоне, что Южная Африка не стояла в центре внимания СССР: советское руководство было занято войной в Афганистане, неурожаем и событиями в Польше. Шевченко полагал, что поставки оружия кубинским войскам в Анголе и военная помощь СВАПО будут продолжаться, но что в целом «советская политика в Африке находится в стадии консолидации, а не экспансии, если не считать попыток ловить рыбку в мутной воде». Что до АНК, то, по словам Шевченко, эта организация отнюдь не была «избранным» инструментом СССР. Его будут использовать по обстоятельствам, но СССР не контролирует АНК, и вряд ли Советский Союз пойдет на те затраты и усилия, которые понадобились бы, чтобы изменить эту ситуацию[180].

Американские политологи, наоборот, часто подчеркивали важность южноафриканского региона для СССР. Но и они, особенно в 1980-е годы, обычно приходили к выводу о том, что советское руководство занято решением других, более неотложных задач, и потому не может уделять этому региону значительного внимания.

Питер Ваннеман – американский политолог, специализировавшийся на советской политике в южноафриканском регионе и стажировавшийся в начале 80-х годов в научных учреждениях ЮАР, утверждал, что «Юг Африки – одна из главных целей СССР. Если он получит контроль над этим регионом, это приведет к колоссальному сдвигу баланса сил в мире». «Но, – писал он, – такая перспектива пока не близка… Главной заботой советской политики на Юге Африки в восьмидесятые годы является консолидация достижений семидесятых… При том, что СССР занят Польшей и Афганистаном… при кризисе со сменой руководства страной[181], при том, что СВАПО уничтожена, а АНК разделен и слаб, ясно, что СССР не будет спешить с вмешательством на Юге Африки» [182].

В авторитетном исследовании советской политики в третьем мире, опубликованном в 1981 г., американский советолог Д. С. Папп утверждал, что, несмотря на некоторые очевидные успехи, СССР не добился на Юге Африки ни однозначной, ни безусловной поддержки прифронтовых государств и национально-освободительных движений и что в более длительной перспективе его влияние и роль в этом регионе не будут значительными. Папп писал, что США вряд ли стоит недооценивать советское присутствие в этом регионе, но считал, что не стоит и переоценивать его значимость и реагировать слишком резко[183].

Так или иначе, все эти высказывания свидетельствуют о том, что ни ЮАР, ни южноафриканский регион в целом не стояли в центре внимания советского руководства даже в 70-е годы прошлого века, когда политика СССР там активизировалась в связи с войной в Анголе, ни тем более в 80-е, когда экономическая и внешнеполитическая ситуация страны ухудшилась. Но это отнюдь не означает, что интереса к ЮАР у СССР не было.

В своих хорошо документированных работах специалист по холодной войне в третьем мире О. А. Уэстад – в начале 90-х годов он работал в архивах Международного отдела ЦК, вскоре после этого закрытых, – писал, что предложения по «африканской стратегии» СССР «разрабатывались КГБ» и получили одобрение советского руководства и лично Брежнева осенью 1970 г. По его словам, в отчетах КГБ для ЦК подчеркивалось, что вновь освободившиеся страны и освободительные движения Юга Африки ищут союзников на международной арене и что Советский Союз был единственной мировой державой, способной помочь им в достижении их политических и социальных целей[184]. В этих отчетах, писал Уэстад, подчеркивалось, что регион имеет потенциальное стратегическое значение для СССР и что США и Китай пытаются увеличить свое влияние на освободительные движения, в частности, в португальских колониях[185]. По его словам, еще одной причиной необходимости активизации советской политики на Юге Африки председатель КГБ Ю. В. Андропов считал тот факт, что Запад такой активизации как раз не ожидал[186]. В отчете ГРУ, по словам Уэстада, подчеркивалось, что роль Африканского континента для США значительно возросла как с точки зрения стратегии, так и в смысле использования его естественных ресурсов. США, говорилось в нем, оказывают политическое давление на африканские страны с целью заключения военных договоров и получения военных баз[187].

Из материалов Уэстада следует, что активизация советской политики в южноафриканском регионе объяснялась не только идеологическими причинами. Идеология была и стратегией: помощь национально-освободительным движениям была главным способом противостояния деятельности как Китая, так и прежде всего США, в регионе, который считался для них стратегически важным. ЮАР была ключевой страной этого региона – этим и определялось ее место в системе координат советской внешней политики.

Советская политика по отношению к ЮАР

В конце 1940-х – первой половине 1950-х годов четкой политической линии по отношению к ЮАС у СССР не было. С одной стороны, между двумя странами все еще существовали консульские отношения, и память о союзничестве в годы Второй мировой войны еще была жива. С другой, с началом холодной войны и резким ростом антикоммунизма в политике правительства ЮАС и в настроениях белой общественности после прихода к власти Национальной партии, отношения стали быстро ухудшаться. СССР не мог не реагировать на запрет коммунистической партии и репрессии против коммунистов.

Новая линия СССР по отношению к ЮАС отразилась в статье, опубликованной в «Известиях» советским африканистом И. И. Потехиным. В то время он был заместителем директора Института этнографии АН СССР – единственного научного учреждения в Москве, занимавшегося тогда изучением Африки. Потехин писал: «Через посредство Южно-Африканского Союза монополии США стремятся получить контроль над Южной Африкой с ее огромными запасами чрезвычайно важных стратегических полезных ископаемых… В этом отношении американским империалистам содействует политика реакционного правительства Южно-Африканского Союза, возглавляемого Маланом, лидером Националистической партии. В то время как до войны Малан и его приспешники ориентировались на фашистскую Германию, теперь они нашли нового хозяина и покровителя в лице правящих кругов США. Правительство Малана… отметило свое правление целым рядом фашистских, террористических мер. Была объявлена кампания против всех прогрессивных элементов…» [188]

Разрыв консульских отношений был в этой ситуации неизбежен, но инициировала его южноафриканская сторона. Этот акт положил начало длительному периоду, в течение которого каких бы то ни было официальных отношений между СССР и Южной Африкой вообще не существовало. Но это не означало, что не было связей с южноафриканцами. В 1960 г. были установлены прямые отношения между КПСС и ЮАКП, а затем и между КПСС и АНК.

Краеугольным камнем советской политики в южноафриканском регионе было представление о том, что южноафриканский режим является расистским и реакционным и что он тесно связан с империалистическим Западом, прежде всего США. С меньшим основанием его называли фашистским. С еще меньшим основанием полагали, что этот режим невозможно реформировать, и не замечали происходивших в Южной Африке перемен. Но можно ли было считать ЮАР[189] колониальной страной, а АНК национально-освободительным движением? Если да, то в какой степени к этой стране применимы были резолюции о предоставлении независимости народам колоний? Насколько серьезна поддержка южноафриканского правительства Западом? Насколько популярен АНК и насколько возможен его приход к власти без военного вмешательства СССР? В каких формах и в каких масштабах должна осуществляться поддержка АНК, чтобы она была, с одной стороны, эффективной, а с другой, чтобы она не вылилась в полномасштабный конфликт с Западом? Что должно было прийти на смену существовавшим в ЮАР порядкам, если АНК удастся добиться победы?

Ответ на первые два вопроса был дан в начале 1960-х годов. Ответы на остальные менялись в зависимости от ситуации в мире и на Юге Африки. КПСС взяла линию на поддержку АНК как национально-освободительного движения всеми возможными способами – от финансовой до пропагандистской, от военной до гуманитарной. Масштабы ее менялись, но сам принцип оставался неизменным на протяжении трех десятилетий, независимо от развития ситуации в ЮАР, в южноафриканском регионе, в СССР и на международной арене, а также от того, как оценивался в разные периоды потенциал АНК. Однако эта поддержка оказывалась таким образом и в таких рамках, которые позволяли избежать полномасштабного военного конфликта с ЮАР, а тем более с США.

Поддержка АНК в его борьбе против режима апартхейда, даже если бы она не привела к победе (а такая победа не всеми и не всегда в СССР признавалась неизбежной), была важна и сама по себе как политический процесс, поскольку давала социалистическому лагерю великолепный материал для антизападной, антиимпериалистической пропаганды. Эта пропаганда была важнейшим аспектом деятельности международного движения против апартхейда, в создании и поддержке которого СССР играл немаловажную роль. Она была важна для АНК, но она была важна и для СССР как наглядное свидетельство его роли защитника демократии и справедливости в мире.

О важности этого фактора писал в своих воспоминаниях А. Л. Адамишин: «Наша поддержка прифронтовых государств и национально-освободительных движений дает возможность набирать политические, пропагандистские и моральные очки… Пропагандистский набор у нас был неплохим: почему американские войска в Южной Корее могут находиться, а кубинские в Анголе нет? Нельзя ставить на одну доску агрессора – ЮАР и его жертву – Анголу» [190].

Эта позиция нашла яркое выражение в публикациях В. Г. Солодовникова. «В то время как СССР и другие социалистические страны, такие как Куба, Германская Демократическая Республика и другие, поддерживали борьбу африканского большинства за освобождение от колониального и расистского угнетения, – писал он в 1998 г., – США и его союзники по НАТО (Великобритания, Франция, Португалия и другие) выступали на стороне колонизаторов и расистских режимов, которые были стратегическими партнерами США в их глобальном противостоянии СССР… Когда дело касалось чернокожего населения, западным политикам, идеологам и журналистам было мало дела до прав человека. Их не беспокоило то, что в Южной Африке они поддерживали откровенный фашизм и антидемократические бесчеловечные режимы. Именно с таких прорасистских и антигуманных позиций Запад выступал против советской политики на Юге Африки – политики поддержки независимых африканских стран и национально-освободительных демократических движений» [191].

Позиция солидарности с теми, кто боролся против колониализма и апартхейда была беспроигрышной с точки зрения пропаганды и безупречной с точки зрения международного права и норм морали. Те, кто боролся против расистского режима, по определению должны были быть демократами, не говоря уже, конечно, о самом СССР. Эта позиция помогала множить ряды тех, кто выступал против империализма, и усиливать их позиции в международных организациях и в общественном мнении Западных стран.

Самым успешным и действенным аспектом политической борьбы СССР против режима апартхейда стала его позиция в ООН. В результате деколонизации страны третьего мира составили более двух третей голосов в ООН, и по многим вопросам они голосовали блоком. Апартхейд был одним из таких вопросов. СССР являлся автором многих резолюций, направленных против ЮАР, или поддерживал их (например, резолюции о торговом, военном, культурном и академическом бойкотах; об осуждении апартхейда и приравнивании его к преступлению против человечества).

Это не означало, что отношения СССР с африканскими странами по поводу ЮАР всегда складывались гладко. В 1971 г., например, «Правда» резко осудила Кот Дивуар, Малави, Гану и Малагасийскую Республику за то, что они приняли приглашение к диалогу, направленное им премьер-министром ЮАР[192]. Но блок сил в ООН, направленных против апартхейда, стал мощным фактором международной политики. Западные страны, как правило, голосовали против резолюций, осуждавших ЮАР, и накладывали вето на такие резолюции в Совете Безопасности, но на заседаниях Генеральной Ассамблеи они – за редким исключением – принимались.

На эту ситуацию неоднократно сетовал в своих сообщениях в Преторию глава постоянной миссии ЮАР при ООН. В марте 1971 г., например, он писал: «По деколонизации и расовым проблемам, рассматриваемым Генеральной Ассамблеей, Советский Союз всегда солидаризируется с африканцами и азиатами. Он поддерживает даже самые радикальные их предложения. США и западноевропейцы, с другой стороны, хотя и не отвергают деколонизацию как цель или ликвидацию расовой дискриминации и апартхейда как принцип, отказываются все же поддерживать крайние меры. Так, они выступили против предложений африканцев и азиатов, в которых упоминались использование силы в южноафриканском контексте, санкции против ЮАР, а также против предложения заклеймить апартхейд как „преступление против человечности“… Советский Союз полностью идентифицировал себя с афро-азиатским блоком, в то время как Соединенные Штаты и Западная Европа неизбежно выглядели очевидными противниками… их дела. На 25-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН Советский Союз использовал эту ситуацию полностью, как он делал это и на предыдущих сессиях» [193].

СССР поддерживал и многочисленные общественные организации, комитеты и конференции, провозглашавшие своей целью борьбу против расизма, колониализма, апартхейда и «белых» правительств на Юге Африки. В 1974 г. в Женеве прошла, например, Международная конференция неправительственных организаций против апартхейда и колониализма. Все эти организации были так или иначе связаны с Советским Союзом и проводили сходную с ним линию. Конференция получила финансовую поддержку СССР, а Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин прислал ей приветственное послание[194]. Другой пример: 1 сентября 1974 г. правительство ЮАР собиралось начать переговоры о конституции Юго-Западной Африки – территории, оккупированной ЮАР после Первой мировой войны. Но Всемирный Совет Мира и Организация солидарности народов Азии и Африки (ОСНАА) провозгласили 26 августа Днем солидарности с Намибией, как назвали ЮЗА сторонники ее немедленного освобождения[195]. Этот шаг был поддержан ООН, которая провела в этот день заседание по Намибии. В своем выступлении на нем Генеральный секретарь ООН Курт Вальдхайм высоко оценил действия СВАПО[196]. Это совершенно изменило контекст переговоров.

В 1960-х-1970-х годах СССР был самым деятельным участником формирования и формулирования параметров той части глобального политического процесса, которая касалась размонтирования систем колониализма и апартхейда. Советскому Союзу принадлежала в этом отношении инициатива, и, как правило, страны третьего мира отдавали ему за это дань. Вот что говорил, например, во время визита в СССР в июне 1975 г. Е. О. Огбу, председатель Специального комитета ООН по борьбе против апартхейда: «Советский Союз вынес самую большую тяжесть в войне и понес наибольшие потери. Неудивительно, что советское правительство и советский народ привержены делу мира и полного уничтожения фашизма. И в ООН, и в своих отношениях с освободительным движением они последовательно поддерживают борьбу народа Южной Африки против режима апартхейда, идущего по стопам нацизма. Советский Союз является одним из инициаторов Международной конвенции о подавлении преступления апартхейда и наказании за него» [197].

Поддержка АНК в политической сфере была открытой, активной и масштабной. В других сферах она была более осторожной. Об этом писали многие западные исследователи. «Предоставление маломасштабной материальной и моральной поддержки АНК… считалось резонным, – утверждал американской политолог Д. Кепмтон, – подталкивание АНК к гражданской войне с помощью СССР – нет» [198].

Ф. Нел полагал, что «СССР никогда не пытался насильственно подпитывать революционную ситуацию в ЮАР. Москва вынуждена была дать южноафриканской ситуации развиваться самостоятельно и не хотела – да и не могла – сделать что бы то ни было, чтобы повлиять на ход событий в ту или иную сторону». СССР, писал он, «… никогда не пытался подтолкнуть АНК к резкому расширению вооруженной борьбы и не удовлетворял автоматически все просьбы АНК о помощи» [199].

П. Ваннеман считал, что «советская стратегия» по отношению к ЮАР заключалась «в долговременных усилиях, направленных на то, чтобы горшок кипел и гноился, нанося специфический ущерб главному сопернику СССР на мировой арене – США… Советское влияние и вес, – утверждал он, – имеют тенденцию расти пропорционально степени нестабильности в регионе…» [200].

Даже если бы у советского руководства была уверенность в том, что США не пойдут на поддержку ЮАР – а такой уверенности у него не было, напротив, неизбежность вмешательства Запада и его поддержка ЮАР постоянно подчеркивались советскими публикациями, – одного только военного потенциала самой ЮАР было достаточно для того, чтобы считать авантюризмом идею военного вмешательства СССР в ЮАР.

Но нам встретился один документ, в котором обсуждалась возможность прямого советского военного давления на ЮАР. Источником его является департамент военной разведки ЮАР, поэтому сомнения в его подлинности неизбежны. Но исключать вероятность того, что он был подлинным, тоже нельзя: секретное донесение, посланное в этот департамент в сентябре 1980 г., явно не носило пропагандистского характера и не было использовано для этих целей.

В донесении цитировался меморандум, посланный якобы министром обороны ГДР Хайнцем Хофманом маршалу Д. Ф. Устинову. Если верить донесению, то Хофман писал, что, несмотря на кажущуюся мощь южноафриканской армии, «людские и другие военные ресурсы ЮАР ограничены. Поэтому ЮАР можно победить войной на истощение, тем более что как только Запад придет к тому же выводу, он перестанет ее поддерживать». «Военное давление, когда оно будет применено, должно быть постепенным, – говорилось далее в документе, – потому что опыт показывает, что… Запад примет постепенное развитие событий. Когда давление начнется, оно не должно прекращаться… Поэтому важно не начинать настоящего давления до тех пор, пока не будет сделано все, чтобы оно продолжалось последовательно, без перерывов и на большом участке, желательно на нескольких фронтах». В донесении говорится, что заведующий Международном отделом ЦК КПСС Б. Н. Пономарев видел меморандум и назвал его «ценным вкладом в обсуждение широких аспектов южноафриканской проблемы» [201]. Однако ни к каким последствиям это послание, если оно действительно было, не привело.

Осторожность в советской поддержке АНК могла объясняться и тем, что не все в советских учреждениях считали исход борьбы в Южной Африке предрешенным, а те, кто верил в неизбежность окончательной победы АНК, не могли предсказать ни ее временные рамки, ни то, в каких формах она произойдет. В ходе своих бесед с вашингтонским послом ЮАР Шевченко говорил, например, что АНК не считался ни эффективной, ни результативной организацией[202]. В этом нелестном отзыве отразились, по-видимому, настроения, встречавшиеся среди сотрудников советского МИД в начале 1980-х годов и выплеснувшиеся на поверхность в годы перестройки. К тому времени вооруженная борьба АНК шла уже два десятилетия, но ощутимых результатов она не приносила. Восстание в Соуэто и связанный с ним подъем борьбы против режима были результатом прежде всего деятельности организаций Черного самосознания, а не АНК. К тому же к началу 80-х годов эти выступления были подавлены, и в стране снова наступила «стабилизация».

И все же О. А. Уэстад писал, что АНК был «безусловно самым важным союзником СССР» и «самым излюбленным партнером Москвы» на Юге Африки. Даже после того, как с конца 1975 г. начались массовые поставки советского оружия правительству Анголы и кубинскому контингенту, по словам Уэстада, МПЛА стало лишь «вторым по важности после АНК союзником СССР в регионе» [203]. Уэстад не обосновал этих утверждений, но с ними можно согласиться: АНК действительно занимал особое место среди национально-освободительных движений Юга Африки, независимо от своих успехов или неудач. Чем же объяснялась важность этой организации в системе советских внешнеполитических координат в южноафриканском регионе?

Место АНК в советской политике

Степень поддержки Советским Союзом разных национально-освободительных движений зависела от многих причин. Важнейшими из них были стратегические и политические интересы СССР, конкретная военно-политическая обстановка в каждом регионе и идеологическая и политическая близость к СССР каждой организации, боровшейся за национальное освобождение.

Особое место АНК в южноафриканской политике СССР определялось, на наш взгляд, двумя факторами: центральным местом в регионе режима, против которого эта организация вела борьбу, и идеологической близостью руководства АНК и его советских коллег.

Как уже отмечалось, с конца 40-х годов прошлого века Южная Африка стала главным союзником США в южноафриканском регионе и при всех противоречиях и трениях, возникавших между двумя странами, продолжала играть эту роль до конца 1980-х. Западу нужны были ресурсы ЮАР, которая была важна для него стратегически, ее развитая экономика была одной из важных составляющих экономической стабильности западного мира. Кроме того, вместе с несколькими другими странами в разных регионах мира ЮАР отводилась роль регионального «полицейского заслона» на пути распространения коммунизма.

А. Ю. Урнов, заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС, оценивал место ЮАР в геополитической системе 60-80-х годов так: «Общность классовых интересов делает южноафриканский режим наиболее надежным политическим союзником западных держав на Африканском континенте. Расистская республика служит важной экономической и военной базой империализма в этой части света… Вашингтон считает расистской режим одним из немногих избранных, с кем он связан общими культурными ценностями». При этом, в отличие от абсолютного большинства других союзников Запада в третьем мире, ЮАР и сама считалась империалистической страной, составной частью империалистического мира. «ЮАР, – писал Урнов, – единственная империалистическая страна в Африке… она обладает самым мощным военным и экономическим потенциалом на этом континенте…»[204]

Все это делало борьбу против режима апартхейда особенно трудной, как сказал в 1969 г. А. Н. Косыгин в беседе с делегацией ЮАКП, приехавшей на Международное совещание коммунистических и рабочих партий[205], но и особенно значимой. Этим прежде всего и определялась роль борьбы АНК. В. Г. Солодовников называл ее «ключевой» в событиях в Южной Африке. Он писал, что, поддерживая АНК, «мы были уверены, что ослабляем богатый Запад, экономика которого базировалась на колониализме и дешевых естественных ресурсах…» [206]

И СССР, и его союзники часто утверждали, что идеологическая ориентация национально-освободительных движений на помощь им СССР никак не влияла и что никакой идеологической подоплеки у нее не было. Ронни Касрилс, один из руководителей Умконто, а в 2004–2008 гг. министр безопасности ЮАР, писал: «В противовес западным представлениям времен холодной войны Советский Союз не контролировал и не направлял нас. Образ колоссального числа русских заговорщиков, жгущих по ночам ламповое масло в Кремле, разрабатывая сценарии захвата Южной Африки, был смехотворным. Это не означало, что как друзья-революционеры они не делились с нами своим историческим опытом и идеями о том, как свергнуть диктатуру. В. Г. Шубин был одним из небольшой группы товарищей, которых можно было пересчитать по пальцам на одной руке и которые занимались нами, и это в основном касалось военной помощи, образования и гуманитарной помощи. У советской партии были, естественно, тесные связи с нашей партией, и она была бы счастлива увидеть победу социализма. Но она не манипулировала ЮАКП и не требовала, чтобы ЮАКП служила посредницей в ее отношениях с АНК. АНК, естественно, выигрывал от отношений, которые существовали между СССР и ЮАКП… [Но] Москва предоставляла сходные возможности и освободительным движениям, в которых коммунистических партий, как посредников, не существовало… Я никогда не сталкивался с ситуациями и не слышал о них, когда помощь, которую мы, как партия, так и АНК, получали, обговаривалась какими бы то ни было условиями, или чтобы на нас пытались нацелить на что-то не связанное напрямую с нашей главной целью достижения независимой, нерасовой, демократической Южной Африки» [207].

СССР действительно предоставлял помощь национально-освободительным движениям, не связанным с коммунистами, и в 1960-1980-е годы (в отличие от 1920-1930-х) действительно не оказывал прямого давления на своих союзников. Но это вовсе не означало, что советскому руководству было безразлично, кому именно оказывалась эта помощь. Свидетельств тому множество. Одно из них – данные о финансовой помощи СССР коммунистическим и рабочим партиям и национально-освободительным движениям.

В те годы, за которые такие данные есть (а их немного, большая часть остается закрытой), самые большие суммы шли итальянской компартии (соответственно ее размерам и влиянию), за ней обычно следовали коммунистические партии США и Франции, хотя каждый год в разном порядке. Наглядным свидетельством того, в какой степени идеология влияла на предоставление помощи, является пример Кении. Национальный союз африканцев Кении (КАНУ) впервые появился в списках организаций, получивших финансовую помощь, в 1961 г., через год после того, как он был основан, и за два года до провозглашения Кенией независимости. Он стоял на последнем, 70-м, месте, и объем помощи ему составлял 1 тыс. долл. В 1962 г. он перешел на 18-е место, и сумма помощи ему увеличилась в сто раз. В 1963 г. КАНУ – на 14-м месте с суммой помощи в 250 тыс. долл. В 1965 г. (следующем, за который есть данные) КАНУ, оставаясь на том же 14-м месте, получает меньшую сумму, но рядом с названием партии появляется уточнение – КАНУ (Одинга). В 1966 г. КАНУ исчезает из списков вовсе, а на его месте с большей суммой появляется Союз народа Кении (СНК) – отколовшаяся в этом году от КАНУ партия бывшего вице-президента страны Огинги Одинги, придерживавшаяся более левых взглядов, чем правящая КАНУ. В списке за 1973 г. – следующий, за который есть данные, – нет ни СНК (он был запрещен в 1969 г.), ни КАНУ[208].

Об идеологических мотивах советской помощи АНК писали Х. Г. и И. Шлейхеры, авторы книги об отношениях АНК и ГДР: «Из всех национально-освободительных движений политическое руководство ГДР всегда считало южноафриканское особенно важным. С точки зрения марксистско-ленинской идеологии и революционной теории они видели в Южной Африке единственную страну в Африке южнее Сахары, которая, благодаря своему уровню развития, обладала наибольшим потенциалом для фундаментальных перемен в направлении социализма. В свете марксистско-ленинской теории процессы социальной дифференциации, и в особенности появление относительно сильного промышленного пролетариата, виделись как база для национально-демократической революции и для последующего революционного перехода к социализму» [209].

Недвусмысленно высказывался на этот счет и Маркус Вольф: «… политические мотивы в нашей помощи им [АНК. – А. Д., И. Ф.] все же присутствовали. Мы хотели укрепить левое крыло АНК… Мы и Москва сошлись на том, что самой полезной стратегией обеспечения поддержки социалистической политике АНК будет просто предоставление помощи настолько быстро и настолько щедро, насколько это было возможно, с тем, чтобы в нас видели союзников по более широкой борьбе» [210].

Нужно ли было советскому руководству обговаривать какими бы то ни было условиями свою помощь АНК и ЮАКП? Их позиции по основным вопросам международной политики и по большинству вопросов, связанных с внутренней ситуацией в ЮАР, стратегией и тактикой борьбы, совпадали. Вряд ли нужны были дополнительные условия предоставления помощи партии, которую Международный отдел ЦК Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) описывал так: «… по отношению к нашей партии и КПСС по вопросам международного коммунистического движения и антиимпериалистической борьбы Южно-Африканская коммунистическая партия четко руководствуется принципами марксизма-ленинизма… [она] недвусмысленно осудила антимарксистскую политику клики Мао и политику западногерманского империализма…»[211].

Как мы видели, Касрилс тоже признавал, что «у советской партии были, естественно, тесные связи с нашей партией, и она была бы счастлива увидеть победу социализма» [в ЮАР. – А. Д., И. Ф.], а также и тот факт, что «АНК, естественно, выигрывал от отношений, которые существовали между СССР и ЮАКП» [212].

Коммунисты были не просто союзниками этого национального движения и даже не только его участниками – они играли важнейшую роль в руководстве и самой этой организации, и ее военного крыла, и это ставило АНК в совершенно особое положение по сравнению с другими национально-освободительными движениями.

В. Г. Шубин, долгие годы занимавшийся в ЦК КПСС связями с ЮАКП и АНК, подчеркивал важность того факта, что в первой поездке в СССР руководителя АНК Оливера Тамбо, состоявшейся в 1963 г., его сопровождал генеральный секретарь ЮАКП Мозес Котане. В течение многих лет просьбы и заявки АНК шли в СССР именно через Котане, и, по словам Шубина, тот факт, что они поступали от человека, который был одновременно и генеральным секретарем компартии, и казначеем АНК, «прибавлял им немало веса» [213]. О роли Котане писал и Касрилс, также подчеркивавший важность его присутствия во время первой поездки Тамбо в Москву[214]. Позже, в конце 1970-х годов в документах АНК Советский Союз стали называть «местом Маломе», т. е. «местом Котане» [215]. Было даже мнение, что Котане избрали казначеем АНК именно потому, что он мог обеспечить финансовую помощь от СССР[216].

О важности роли коммунистов в отношениях между АНК и СССР свидетельствует и такой эпизод. По сведениям Шубина, в начале 1980-х годов АНК обратился к СССР с просьбой о предоставлении Умконто ве сизве переносной ракетной установки «Малютка». Эта просьба удовлетворена не была. Тогда поступила настоятельная просьба от ЮАКП, и разрешение на поставку этого оружия было дано[217].

Странным на этом фоне выглядит утверждение Уэстада о том, что «близость СССР к АНК развивалась скорее вопреки, чем благодаря, сильному влиянию Южно-Африканской коммунистической партии на Конгресс». В доказательство он приводит тот факт, что Международный отдел ЦК КПСС и КГБ не доверяли якобы многим ведущим южноафриканским коммунистам и не любили их и что в числе таких коммунистов был Джо Слово – руководитель Умконто. По словам Уэстада, в ЦК Слово приписывали независимость и увлечение еврокоммунизмом и считали, что Тамбо и «его беспартийное окружение» больше подходили для руководства национально-освободительным движением в силу своей этнорасовой принадлежности[218].

Взгляды Слово действительно отличались определенной степенью независимости, судя хотя бы по его отношению к теории социалистической ориентации[219]. Но «беспартийного окружения» у Тамбо было немного, да и противоречий с коммунистами у него не было. А отношение к Слово, как к личности, каким бы оно ни было, не меняло отношения к нему как одному из руководителей и Умконто, и ЮАКП. В конце 80-х годов прошлого века ему был присужден орден Дружбы народов. В. Ф. Ширяев, возглавлявший первую группу советских военных советников при Умконто в Анголе (1979–1983), говорил, что у Джо Слово «был прямой вход в ЦК, и ему всё давали» [220].

Уэстад, впрочем, противоречит сам себе. В другой работе, рассматривая причины военного вмешательства СССР в Анголе, он пишет: «Мотивацией советских чиновников, разрабатывавших интервенцию на Юге Африки, была идея распространения за рубежом их собственной модели развития… Политическая теория – марксизм-ленинизм – играла роль в выборе советских союзников в регионе…» [221]

КПСС была принципиально, стратегически и тактически заинтересована в упрочении и укреплении позиций социализма во всем мире и в расширении территории его распространения. Поддержка коммунистов и их союзников в национально-освободительном движении и в молодых независимых странах в принципе являлась в этом отношении более чем естественной, даже если перспективы построения в них социализма были весьма неопределенны. Поэтому отношение СССР к национальным движениям, близким к коммунистам, было особым, и в советские времена об этом писали открыто и с гордостью. Не случайно АНК стал первым освободительным движением Юга Африки, установившим связи непосредственно с ЦК КПСС, а не только с Советским Комитетом Солидарности стран Азии и Африки – близкой к ЦК неправительственной организацией, бывшей обычным каналом контактов национально-освободительных движений с СССР.

Безусловно особым было и отношение СССР к тем национально-освободительным движениям третьего мира, которые вели вооруженную борьбу. Как уже говорилось, такие движения считались более радикальными, даже если они и не были связаны с коммунистами. В 1976 г., на конференции советских африканистов, посвященной обсуждению советской стратегии в Африке в свете ангольских событий, Г. И. Мирский говорил, что радикализация режимов в третьем мире не обязательно зависит от того, пришли ли они к власти в результате вооруженной борьбы или нет, но «большинство радикальных стран» все же «прошли через длительный период вооруженной борьбы». Он объяснял, что в процессе такой борьбы революционные партии становились сильнее, а «буржуазные элементы» уходили с политической арены[222].

Вооруженная борьба становилась, таким образом, показателем революционности и идеологической близости борцов против колониализма и апартхейда к СССР. Она воспринималась советскими идеологами (да и самими участниками борьбы) как высшая форма борьбы за национальное освобождение. Это отразилось, например, в таком утверждении авторов коллективного труда «История национально-освободительной борьбы народов Африки в новейшее время», изданного в 1978 г. Институтом Африки РАН: «Национально-освободительное движение в этом [южноафриканском. – А. Д., И. Ф.] регионе неуклонно растет, вступив в стадию вооруженной борьбы с угнетателями» [223]. На упомянутой выше конференции утверждалось, что советская военная помощь играет «важнейшую роль в борьбе за национальное освобождение» [224].

Особое отношение к вооруженной борьбе проявилось и в зависимости размера финансовой помощи, предоставлявшейся тем движениям, которые ее вели, от масштабов и интенсивности этой борьбы. МПЛА, например, в 1962 г. получило 25 тыс. долл., в 1963-м – 50 тыс., в 1965-м – 100 тыс., в 1966-м – 145 тыс. в 1973-м – 220 тыс. долл. [225]

В. Г. Шубин, доказывая, что СССР ни в коей мере не подталкивал ЮАКП к вооруженной борьбе, признает все же, что после первых взрывов финансовая помощь КПСС этой партии возросла более чем вдвое[226]. В 1961 г. ей было предоставлено 50 тыс. долл., а в 1962-м – 112 тыс. 445 долл. [227]

Даже среди тех освободительных движений, которые вели вооруженную борьбу, борьба южноафриканцев против апартхейда занимала особое место. Авторы коллективной монографии «Вооруженная борьба народов Африки за свободу и независимость» – сотрудники Института военной истории Министерства обороны, Института Африки Академии наук СССР и Института общественных наук, готовившего партийные кадры для коммунистических и рабочих партий, – выделяли несколько типов вооруженной борьбы против колониализма. Высшим из них считался тот, где «национально-освободительные войны возглавлялись революционно-демократическими партиями с относительно высоким уровнем политического и военного руководства и прочными связями с массами». Но и в этой высшей категории авторы особо выделили АНК, МПЛА, ФРЕЛИМО, ПАИГК[228] и ЗАПУ [229], которые вели, по их мнению, наиболее успешную борьбу, что «в значительно степени определялось сближением взглядов их руководства с марксистско-ленинской идеологией и их сотрудничеством с коммунистическими партиями и марксистско-ленинскими группами» [230].

Были и другие причины особого отношения СССР к АНК. Практическое осуществление помощи даже тем движениям, которые в целом относились к СССР и его идеологии с энтузиазмом, было нередко затруднено. Их понимание местных политических реалий зачастую отличалось от советского, в тонкостях марксизма-ленинизма они разбирались не всегда хорошо, а попытки советского руководства разъяснить свою позицию приводили к осложнению отношений. Кроме того, ситуация во многих освободительных движениях усугублялась внутренними политическими и идеологическими разногласиями, а иногда и открытой внутренней борьбой. В руководстве АНК в эмиграции серьезные идеологические и политические разногласия бывали редко, и ему удавалось расправляться с оппозицией или замирять противников, в целом сохраняя единство и целостность движения.

Были ли у СССР другие, не идеологические, мотивы помощи АНК? В. Г. Солодовников писал: «Множество книг, статей, эссе и мемуаров было опубликовано на Западе по истории холодной войны в южноафриканском регионе. Практически все они считают причиной холодной войны в регионе стремление западных стран, прежде всего США, защитить южноафриканские минеральные ресурсы от советского экспансионизма. Другими словами, по их мнению, это была борьба между двумя сверхдержавами – США и СССР – за контроль над большими участками континента. Но СССР никогда не преследовал цели отобрать у западных стран их минеральные ресурсы на Юге Африки. Это была бы безумная и нереалистическая идея, потому что это лишило бы африканские страны источника иностранной валюты, без которой они не могли обойтись даже короткое время…» [231]

СССР «отбирать» ресурсы, конечно, не собирался. Советское руководство не пользовалось такой терминологией, да и необходимости в такой акции не было. Приход АНК к власти в ЮАР должен был привести к переходу – как минимум – части естественных ресурсов страны в руки дружественного СССР правительства – ведь одним из главных пунктов программы АНК (Хартии свободы) было требование национализации шахт. Как минимум следствием этого было бы создание лучших условий для сотрудничества между СССР и ЮАР в реализации продукции горнодобывающей промышленности. Тот же Солодовников писал в статье о советских интересах в Южной Африке, опубликованной «Независимой газетой» 27 июня 1991 г.: «Почему для нас важна Южная Африка? Это мощная индустриальная держава, и если мы стремимся к выходу на мировой рынок, то нам никак не стоит пренебрегать и этим емким и платежеспособным рынком».

Для СССР это было так важно, что даже при полном разрыве политических отношений и несмотря на международные бойкоты и протесты АНК, отношения между ЮАР и СССР в сфере горнодобывающей промышленности продолжались. Прежде всего это касалось южноафриканской корпорации De Beers Consolidated, которая с конца 50-х годов прошлого века работала в тесном контакте с СССР в сфере продажи алмазов. После протестов АНК отношения велись через подставную английскую компанию. По мнению, по крайней мере, одного автора, в середине 1970-х годов средства, поступавшие Советскому Союзу от De Beers (выручка от продажи советских алмазов), были третьим по величине источником валюты для СССР после продажи золота и нефти. СССР сотрудничал с De Beers не только в сфере продаж, но и покупал у этой фирмы промышленные алмазы, которых в СССР не было[232].

Формальных договоров по продажам золота между двумя странами не существовало, но была неформальная договоренность по ценам между базировавшейся в ЮАР транснациональной корпорацией Anglo-American Corporation of South Africa и фирмой Wozchod Handelsbank – Цюрихским отделением московского Внешторгбанка, – которую южноафриканская Горная палата называла «договорным лидерством в ценах». По платине не существовало и таких договоренностей, хотя южноафриканская платиновая компания Rustenburg Platinum Mines в течение многих лет проводила исследования о добыче платины в СССР. В 1980 г. председатель ее правления побывал в Москве, чтобы попытаться заключить такое соглашение, однако в это время потребности СССР в платине превышали ее производство, и поездка не принесла результатов, хотя представители платиновых компаний продолжали регулярно встречаться в таких отдаленных от обеих стран местах, как Осло и Гонконг[233].

Тайные связи привели к распространению слухов. В деловых кругах ЮАР ходили упорные слухи о том, что у СССР есть счет в Южноафриканском резервном банке[234], а московская публика была убеждена, что Гарри Оппенгеймер, больше двух десятилетий возглавлявший как De Beers, так и Anglo-American, неоднократно бывал в Москве и, будучи большим любителем классического балета, каждый раз посещал Большой театр.

Потенциальный интерес мог существовать и в сотрудничестве по продажам марганца и хрома. Ваннеман отмечает, что в начале 1980-х годов экспорт этих минералов (как и платины) из СССР на Запад упал на 50 %, и страна начала даже их импортировать. Было ли это связано с уменьшением запасов этих минералов, с трудностями разработки, стремлением сохранить запасы для будущего или попыткой монополизировать запасы, чтобы установить контроль над рынками в будущем (как СССР попытался сделать это с палладием в 70-х годах[235]), интерес СССР к Югу Африки в этой связи был неизбежен[236].

Потенциальная важность отношений в сфере горной добычи, будь то сотрудничество или соперничество, была очевидна. Но мы не знаем, как сочетались две линии – практическая и идеологическая – в политике СССР по отношению к ЮАР в представлении тех, кто их разрабатывал.

Оттенки

Последовательная поддержка АНК Советским Союзом на протяжении трех десятилетий не означала, что отношения всегда были ровными. На их состоянии отражались успехи и поражения, состояние АНК, ситуация в ЮАР и ситуация в СССР.

Отношения КПСС с ЮАКП были установлены в начале 1960-х годов после восстаний в Шарпевиле и Ланге, свидетельствовавших о назревании взрыва в стране, а с АНК – после начала вооруженной борьбы. На волне этого подъема борьбы предоставление помощи АНК, как финансовой, так и военной, в 60-е годы резко нарастало. Так, в 1963 г. АНК впервые появился в списках получателей финансовой помощи КПСС – и сразу на 9-м месте (из более чем восьмидесяти). В 1965 г. АНК был уже на 7-м месте. Размер дотаций, предоставлявшихся южноафриканским коммунистам, также возрастал[237].

Но Ривонийский процесс, введение драконовского законодательства и наконец экономический подъем в стране положили конец надеждам на скорую революцию. Ф. Нел замечает, что со второй половины 1960-х годов советская пресса подчеркивала прежде всего силу и жестокость режима, готовность Запада поддержать его, и трудности, стоявшие на пути тех, кто против него боролся. Особенно заметными эти мотивы стали после провала первой крупной операции Умконто – «Уанки» в 1967 г. [238] Конец 60-х годов стал тяжелым для АНК временем внутренних разногласий, ослабления организации и эвакуации бойцов Умконто на территорию СССР. События эти остались втайне от советской общественности, но не от тех, кто занимался в СССР южноафриканскими делами.

Поддержка продолжалась: кадры Умконто обучались и содержались в СССР, и это позволило АНК сохранить свою армию. Но финансовая помощь упала до минимума. В 1971 г., после провала еще одной операции (операция «J») и с нараставшей неопределенностью положения в партии и АНК, ежегодная дотация ЮАКП была снижена до той суммы, с которой она начиналась в 1960-м – 30 тыс. ф. ст. Руководству ЮАКП пришлось даже обратиться к КПСС со специальным запросом по этому поводу[239]. Данных о финансовой помощи АНК за этот год нет. В 1973 г. АНК появляется в списках получивших финансовую помощь от КПСС, но уже только на 19-м месте[240].

Нарастание Движения черного самосознания и восстание в Соуэто тоже поначалу не прибавили авторитета АНК: революция в Южной Африке началась, но роль АНК в ней была не особенно заметной. В своих откликах на эти события советская пресса сосредоточивались не на борьбе, а на разоблачении политики режима[241].

Но «исход» из ЮАР молодежи, пополнившей ряды Умконто после восстания, освобождение португальских колоний и приближение лагерей АНК к границам ЮАР вновь изменили ситуацию. СССР принимал самое деятельное участие в создании лагерей Умконто в Анголе и в обучении и подготовке его новых кадров. Начались новые, более успешные операции. Все это требовало и новых затрат, и, как сообщает Э. Малока, в 1978 г. ЮАКП благодарит КПСС за увеличенную в предшествующем году дотацию[242].

К началу 1980-х годов энтузиазм сменился новыми сомнениями, если не пессимизмом. Движение черного самосознания было подавлено. Правительство начало проводить реформы, отказываться от «мелочного апартхейда» и пытаться установить отношения с соседними африканскими странами. Несмотря на численный рост Умконто и увеличение числа его операций, становилось все очевиднее, что к военной победе эти акции не приводили. Новые взрывы в стране казались неизбежными, однако сможет ли АНК использовать их для победы над режимом? В 1982 г. даже В. Г. Шубин писал, что борьба «оказалась, возможно, более длительной и трудной, чем предполагалось» [243].

Видимо, отражением этих настроений стала «обстоятельная записка» по южноафриканскому вопросу, составленная в феврале 1981 г. МИД СССР, согласованная «с другими заинтересованными ведомствами» и посланная в ЦК КПСС. Суть ее сводилась к предложению, чтобы «при сохранении принципиальной линии в вопросах борьбы с апартеидом[244], поддержки АНК и соблюдении принятых ООН санкций против ЮАР, расширить круг контактов с ЮАР…» [245].

Одним из «заинтересованных ведомств» было, вероятно, Министерство обороны. Советские военные накопили к этому времени богатый опыт боевых действий с регулярной южноафриканской армией в Анголе, и это не прибавило им веры в возможность победы над ней Умконто. В. Ф. Ширяев говорил, что в ЦК «все говорили о победе [АНК. – А. Д., И. Ф.], верили в нее. В. Г. Шубин, А. Ю. Урнов, В. И. Шараев[246] – они все верили. В ЦК верили, а высшее военное руководство – нет. Как же, такое сильное государство, с такой армией» [247].

В своих воспоминаниях Ширяев писал, что в среде военного руководства СССР существовало мнение, что «никакие внутренние силы в ЮАР не в состоянии пошатнуть на данном этапе устои апартеида на Юге Африки… Когда [я] [248] докладывал в Москве представителям руководства Министерства обороны о состоянии и перспективах борьбы АНК с учетом положительных тенденций, [мне] в довольно откровенной форме заявлялось о возможности лишения всех званий и регалий в случае отстаивания подобных, не отвечающих бытующим в среде руководства, взглядов». Это отношение изменилось – и то лишь несколько – только в результате бесед представителей руководства Министерства обороны с руководителями АНК и ЮАКП в ЦК КПСС[249].

Конечно, такие настроения не были всеобщими. В опубликованном варианте своих воспоминаний Ширяев связывает их прежде всего с именем генерала В. И. Варенникова[250]. Но они существовали. Даже в 1988 г. западногерманский политолог писал, основываясь на своих беседах с советскими военными, что они не упускают возможности подчеркнуть, как низко в списке советских военных приоритетов находится «национальное освобождение» [251].

Реакция на новый подъем массового движения в ЮАР в середине 1980-х годов оказалась далеко не единодушной. С одной стороны, СССР расширил военную подготовку кадров АНК и увеличил финансовую поддержку ЮАКП (данных о финансовой помощи АНК нет) [252]. С другой, перестроечные настроения сказались и на отношении советской общественности и советской политической элиты к национально-освободительному движению в целом и к АНК в частности. В. Г. Солодовников говорил, что в конце 80-х – начале 90-х годов в советской политике по отношению к Африке было два подхода, «коминтерновский» (у ЦК КПСС и Комитета солидарности) и «мидовский». «Коминтерновский» подход определялся поддержкой национально-освободительных движений, для «мидовского» главным были отношения СССР с Западом, в том числе и за счет национально-освободительных движений[253]. Ситуация в действительности была сложнее. Взгляды сотрудников МИД на эти вопросы, например, различались порой кардинально. Но линию политического и идеологического размежевания в перестроечные годы Солодовников наметил верно.

АНК не занимал особого, уникального места ни в советской теории, ни в советской внешней политике, и его поддержка никогда не была ее главным приоритетом. Правы те, кто на этом основании отрицал и отрицает существование «тотального наступления» СССР на ЮАР. У Советского Союза действительно не было планов установления контроля над Южной Африкой, его целью было только создание Южной Африки без апартхейда, дружественной нашей стране. Однако содействие такой «смене режима» советское руководство открыто и официально провозглашало своей целью. Вот как говорилось об этом, например, в центральном органе ЦК КПСС газете «Правда»: «… империалисты планировали использовать Анголу и Мозамбик в качестве заслона на пути освободительного движения. Теперь этот заслон снесен, а с ним и надежды расистских режимов Родезии и ЮАР. Режимы в ЮАР и Родезии должны быть ликвидированы» [254]. Замена расистских режимов, считавшихся опорой империализма в Африке, дружественными Советскому Союзу правительствами изменила бы баланс сил в холодной войне на континенте и в конечном итоге должна была бы способствовать победе социализма над капитализмом. И с этой стратегической точки зрения АНК был для СССР весьма важен.

Обе стороны говорили об одном и том же процессе, но, естественно, разным языком и с разными знаками. В том, что для одной стороны было очередной победой прогрессивных сил, другая видела новое доказательство «тотального наступления». Разница заключалась в том, что Южная Африка была для СССР лишь одним из фронтов борьбы против империализма, а СССР для южноафриканского правительства – центром и творцом нацеленного на ЮАР «тотального наступления».

Пропагандистская война

Поразительно, как быстро исчезают из обращения и даже из библиотек пропагандистские материалы – те самые, которые публиковались тысячными тиражами. Кэтрин Картрайт, автор магистерской диссертации о восприятии лозунга «красной угрозы» Национальной партией и использовании его официальной пропагандой ЮАР, жаловалась, что в начале 2000-х годов все ее попытки разыскать листовки, плакаты и другие пропагандистские материалы партии практически ни к чему не привели[255]. В ЮАР уже трудно найти публикации речей Фервурда и П. В. Боты – хотя там они сохранились в «Хэнсарде» (публикации парламентских дебатов).

То же и в России. Даже многие «серьезные» советские публикации по ЮАР отправлены «на хранение», и доступ к ним практически невозможен. Что до брошюр Агентства печати «Новости» (АПН), журналистских очерков, карикатур и т. д. – их уже и следа не найти.

Советская пропаганда – формы и содержание

Привлекательность ЮАР как одного из важнейших (наряду с Израилем) объектов антиимпериалистической пропаганды СССР очевидна: апартхейду не было оправдания ни с точки зрения международного права, ни с точки зрения морали, и творцы этой идеологии, как и их союзники, компрометировали себя в глазах большинства населения земного шара.

Советская позиция по Югу Африки была настолько выигрышной картой в холодной войне, что журналистам и профессиональным пропагандистам оставалось только популяризировать официальную политику СССР. Поддержка вооруженной борьбы была, конечно, засекречена: в самом общем виде о ней начали упоминать только со второй половины 70-х годов прошлого века, т. е. с освобождения Анголы и Мозамбика. Но вот успехи советской дипломатии, прежде всего в ООН и других международных организациях, пропагандировались широко.

Вот как сравнивал, например, позиции СССР и США по Югу Африки корреспондент газеты «Правда» Олег Игнатьев:

Год 1960… Генеральная Ассамблея ООН рассмотрела советский проект декларации об окончательной ликвидации колониализма. 14 декабря делегации 86 стран, включая Совет-ский Союз, проголосовали за Декларацию о предоставлении независимости колониальным странам и народам. Соединен-ные Штаты отказались поддержать декларацию вместе с салазаровской Португалией и расистами ЮАС…

Год 1962. Семнадцатая сессия Генеральной Ассамблеи ООН. Советский Союз предложил, чтобы Генеральная Ассамблея потребовала немедленного освобождения колоний. США проголосовали против этого предложения…

Год 1963. Восемнадцатая сессия Генеральной Ассамблеи ООН… одобрила резолюцию, запрещавшую поставки оружия южноафриканским расистам. США проголосовали против…

Го д 1967. Двадцать вторая сессия Генеральной Ассамблеи ООН… приняла резолюцию, осуждавшую Португальские колониальные войны против народов Анголы и Мозамбика и призвала правительство Португалии предоставить народам португальских колоний возможность осуществить свое право на самоопределение. Советский Союз вместе с подавляющим большинством делегаций голосовал за эту резолюцию, но Соединенные Штаты отказались подписать ее, снова приняв сторону фашистской Португалии и расистской Южной Африки.

12 декабря 1970 г. Генеральная Ассамблея ООН поддержала программу действий, направленную на претворение в жизнь Декларации 1960 г. Программа называла сохранение колониализма преступлением и подтверждала неотъемлемое право колониальных народов бороться против колониальных держав всеми имеющимися в их распоряжении средствами… Естественно, Советский Союз поддержал программу без всяких условий, но США голосовали против нее[256].

Можно ли считать эти резолюции пропагандой? Они отражали политику Советского Союза на Юге Африки и в целом его позицию по отношению к колониализму. И они были справедливы, так как были направлены против государств, лишавших прав большинство своих граждан или население своих колоний.

Но далеко не все меры, предлагавшиеся, а то и принимавшиеся по инициативе СССР, могли быть реально воплощены в жизнь. В ноябре 1962 г. Генеральная Ассамблея ООН рекомендовала, например, своим членам принять следующие меры, чтобы в соответствии с Хартией Организации Объединенных Наций покончить с политикой апартхейда: разорвать дипломатические отношения с правительством ЮАР или воздержаться от их установления; закрыть свои порты для всех судов, плавающих под южноафриканским флагом; запретить законом своим судам заходить в южноафриканские порты; бойкотировать все южноафриканские товары и воздерживаться от экспорта товаров в ЮАР, включая все виды оружия и амуниции; отказывать в праве на посадку и обслуживание всех самолетов, принадлежащих южноафриканскому правительству и компаниям, официально зарегистрированным в ЮАР[257]. Реализация этих рекомендаций привела бы не только к экономическому краху ЮАР, от которого в первую очередь пострадало бы черное население этой страны и соседних государств, но и к мировому экономическому кризису, от которого в том числе пострадал бы и СССР.

С 1963 по 1989 г. СССР каждый год вносил на рассмотрение Совета Безопасности ООН проект резолюции о введении обязательных санкций против ЮАР или поддерживал такой проект, вносившийся другими странами. И каждый год одна из западных стран налагала вето на этот проект, так как не могла прекратить торговлю с ЮАР без нанесения значительного ущерба своей экономике. Английский политолог К. Кемпбелл считал, что принятие такой резолюции было невыгодно и самому СССР, поскольку ему также пришлось бы отказаться от своих торговых связей с ЮАР – тайных, но все же существовавших. Он полагал даже, что СССР предлагал эту резолюцию именно в расчете на то, что западные страны наложат на нее вето[258]. Как бы то ни было, эта акция каждый год подтверждала, что Запад поддерживает расистский режим апартхейда, а СССР выступает за демократию.

На кого была рассчитана эта пропаганда и во имя чего она велась? Отчасти – на советское население, которое должно было верить, что советская система – самая демократичная, поскольку – в отличие от западных стран – СССР является поборником демократии во всем мире. В любом случае, оно должно было понять, что эта система куда более справедлива, чем альтернатива жадного и эгоистичного Запада, поддерживающего беззаконие и расизм. К тому же ему указывали на то, что положение большинства населения других стран (например ЮАР) куда хуже положения советских граждан.

Вот как реагировала «Правда» на очередное голосование по поводу ЮАР в Совете Безопасности: «США, Великобритания и Франция снова взяли на себя роль защитников расистских режимов на Юге Африки, продемонстрировав свое стремление любой ценой спасти бастионы расизма и колониализм в этом регионе. Представители этих трех стран в Совете Безопасности наложили вето на проект резолюции, содержавшей требование к расистскому режиму Южно-Африканской Республики прекратить незаконную оккупацию Намибии, вывести оттуда свои войска и передать власть народу Намибии в соответствии с решениями ООН. Проект резолюции призывал также к введению полного эмбарго на поставки Претории оружия и к прекращению какого бы то ни было сотрудничества с ней» [259].

А «Известия» в 1983 г. писали: «Известно, что Юг Африки – район, богатый ресурсами и стратегически важный. Зарятся на эти богатства транснациональные монополии, да не могут совладать с размахом национально-освободительного движения. Пытаясь дестабилизировать обстановку на юге континента, Вашингтон и его подручные делают ставку на кровавый режим Претории, выступающий в роли цепного пса западных монополий. А насколько приспустить цепочку, решат на берегах Потомака» [260].

Но главным объектом советской пропаганды были все же не советские граждане. В том, что касалось ситуации на Юге Африки, она была нацелена в основном за рубеж. Одной из ее целевых аудиторий были правительства и граждане независимых африканских стран. ЮАР клеймили как страну, представлявшую угрозу независимости стран Африки, Запад – за поддержку южноафриканского режима. Их нужно было убедить, например, что советская помощь африканским странам была лучше западной – хотя бы уже потому, что Запад оказывает поддержку ЮАР.

«Правда» писала: «Невозможно не видеть принципиального различия между помощью, которую оказывают африканским государствам социалистические страны, и вооруженным вмешательством во внутренние дела Африки, практикуемым западными странами в своих узкоэгоистических интересах. Расистский режим Претории, который и сам представляет угрозу международному миру, с помощью НАТО наращивает свою военную мощь и пытается получить доступ к ядерному оружию, является прямым пособником западных держав» [261].

В другой статье в «Правде» говорилось: «Политика режима Претории вызывает гнев и справедливое возмущение всех честных людей в мире. Она представляет угрозу свободному и независимому развитию освободившихся стран Африки и чревата опасными последствиями для мира и безопасности народов» [262].

Еще одной целевой аудиторией было общественное мнение Западных стран. В этом направлении важно было показать, что СССР соблюдает принятые ООН резолюции, в то время как западные страны их нарушают.

В послании на имя Генерального секретаря ООН от 24 июля 1973 г. постоянная миссия СССР при ООН заверяла, что СССР полностью выполняет все пункты и рекомендации резолюции Генеральной Ассамблеи 2923 А-Е (XXVII) по поводу апартхейда, принятой в 1972 г. В послании говорилось, что советская позиция по отношению к апартхейду и расизму неоднократно излагалась в ООН, что СССР, «руководствующийся ленинскими принципами международной политики всегда выступал за окончательную ликвидацию колониальных и неоколониальных расистских режимов, которые препятствуют свободному и демократическому развитию наций и народов. Колониализм и неоколониализм, расизм и апартхейд противоположны коммунистической идеологии и социалистическим основам многонационального Советского государства. Верный идеалам гуманизма и интернационализма, Советский Союз оказывает всевозможную политическую, дипломатическую и прочую поддержку народам, особенно народам Африканского континента, мужественно борющимся за свободу и независимость… Советский Союз активно поддерживает борьбу против колониализма, расизма и апартхейда в системе ООН… Советский Союз поддержал и полностью выполняет резолюции Совета Безопасности и Генеральной Ассамблеи, касающиеся запрета на любые формы помощи правительству Южной Африки. У него нет ни дипломатических, ни консульских, ни торговых, ни каких бы то ни было других отношений с расистским режимом Южной Африки…» [263]

В ответе американской делегации в ООН на высказанные СССР, Вьетнамом, Кубой и другими странами обвинения в адрес американских фирм и граждан в нарушении торгового бойкота ЮАР, представленном в октябре 1981 г., говорилось: «… эти нападки основаны на ошибочном убеждении, что у самого СССР нет экономических отношений с правительством Южной Африки… но такие отношения есть… СССР является одним из крупнейших производителей алмазов в мире и полным партнером Южной Африки на рынке алмазов. Советский Союз продает свои алмазы через картель… ЦСО контролирует рынок алмазов и в свою очередь контролируется южноафриканской фирмой De Beers. Как СССР, так и ЮАР продают практически все свои алмазы через этот картель. С 1976 г. СССР продавал через него алмазы стоимостью более чем в полумиллиард долларов ежегодно… Южноафриканское и советское правительства тесно сотрудничают и в продаже хрома, платины и золота. Все эти экономические сделки являются частью контактов между южноафриканским бизнесом и советскими официальными лицами. Члены этого Комитета[264] также слышали много выступлений СССР об ограблении естественных ресурсов Намибии. Это описание лучше всего подходит к поведению советского рыболовного флота в намибийских территориальных водах. Советская хищническая рыболовная практика у побережья Намибии не приносит никакой пользы народу этой страны» [265].

СССР, естественно, отрицал существование каких бы то ни было торговых связей с ЮАР и отвечал обвинениями США в поставках оружия правительству ЮАР в нарушение резолюции Совета Безопасности ООН, принятой в августе 1966 г. [266]

Широчайшее использование платформы ООН было одним из важнейших преимуществ СССР в пропагандистской войне. Резолюции ООН по поводу ЮАР обязательно фигурировали в официальных и неофициальных советских заявлениях, речах и статьях. Ни возможность выполнения этих резолюций, ни потенциальные последствия этого не анализировались и не обсуждались. Но эти выступления создавали впечатление единодушного осуждения ЮАР всем миром – «все прогрессивное человечество» против кучки ретроградов и реакционеров.

Политика апартхейда стояла в центре советской пропаганды. Его называли геноцидом, фашизмом и нацизмом. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год «режим» ЮАР назывался «незаконным», «кровавым», «зверским», «преступным» или «изуверским», а правительство ЮАР – «цепным псом империализма». Пропаганда была построена на противопоставлении добра и зла, света и тьмы, реакции и прогресса, мира и войны.

Ни один шаг правительства ЮАР – ни реформы, ни попытки диалога с другими африканскими странами, ни предоставление им помощи, ни участие в развитии их инфраструктуры – не рассматривались даже в нейтральном свете. Они изображались только как «махинации», «маневры» и «происки». Так, корреспондент АПН на Мадагаскаре Юрий Олейниченко писал в «Моscow News», что увеличение масштабов помощи ЮАР независимым странам Африки с 1 млн 200 тыс. долл. в 1977 г. до 30 млн в 1979-м означало их «постепенное экономическое порабощение и, вследствие этого, подрыв их независимости» [267]. Приглашение к диалогу, адресованное Д. Форстером африканским странам в середине 1971 г., было охарактеризовано в «Правде» как попытка разбить единство ОАЕ в южноафриканском вопросе. «Правда» резко осудила президента Берега Слоновой Кости Ф. Уфуэ-Буаньи за то, что он ответил на приглашение, и «правящие круги» Малави, Ганы и Малагасийской Республики за то, что они его приняли. Отказ 16-й сессии Совета ОАЕ от этого диалога характеризовался как победа прогрессивных сил[268].

В «Моscow News» Олейниченко противопоставлял «умеренные» «прозападные» африканские «режимы» «общей антирасистской позиции ОАЕ»: «С конца 1960-х гг. Претория пыталась установить „диалог“ с независимой Африкой. Она рассчитывала на прозападные страны, лидеры которых не гнушались сделок. Но дипломатическое наступление Претории провалилось, поскольку даже „умеренные“ африканские режимы не осмеливались открыто пренебрегать общей антирасистской позицией ОАЕ» [269].

В. Г. Солодовников писал об этой функции советской пропаганды так: «Радио и пресса Советского Союза, советские ученые, публицисты и другие представители идеологического фронта играют большую роль в разоблачении империалистических маневров на Юге Африки. Они помогают африканским народам заранее распознать и сорвать зловещие планы колонизаторов, расистов и их пособников» [270].

СССР, безусловно, сделал очень многое для изоляции ЮАР в Генеральной Ассамблее ООН, а через нее и на международной арене. Ф. Нел верно писал, что вопрос о санкциях против ЮАР позволил Советскому Союзу вбить клин между западными и развивающимися странами[271]. Наряду с разоблачением апартхейда укрепление престижа АНК также было важнейшим аспектом пропагандистской работы СССР на южноафриканском направлении. Он сыграл большую роль в том, что не только ОАЕ, но и Генеральная Ассамблея ООН признали АНК (как, впрочем, и ПАК) законным южноафриканским освободительным движением.

ООН была далеко не единственной международной организацией, выступавшей с протестами и призывами к эффективным мерам против правительства ЮАР. Представители СССР участвовали в деятельности многих других международных организаций – профсоюзных, культурных, женских, молодежных и религиозных. Они выступали с инициативами многих проводившихся этими организациями мероприятий против апартхейда и расизма и за введение все новых санкций и мер против южноафриканского правительства. СССР играл ведущую роль в кампаниях, направленных на исключение ЮАР из различных международных спортивных организаций. Практически все они были успешными.

Активнейшую роль играл СССР в деятельности Организации солидарности народов Азии и Африки, Всемирного Совета Мира, Всемирной федерации профсоюзов и других международных организаций, идеологически и политически близких к социалистическому лагерю. СССР поддерживал многие их мероприятия, в том числе и связанные с борьбой против апартхейда, и организационно, и в финансовом отношении.

Э. Пахад, министр администрации президента в правительстве Т. Мбеки, говорил: «Движение против апартхейда во всем мире… если бы не ОСНАА и КПСС, которые нам помогали – не деньгами, нет, – в мобилизации поддержки. Они использовали ОСНАА и Всемирный Совет Мира. Хотя Рамеш[272] и другие, конечно, очень хорошо относились к Южной Африке[273], но, конечно, у него [движения солидарности. – А. Д., И. Ф.] была поддержка Советского Союза и других социалистических стран. Вследствие этого можно было организовать конференцию в Эфиопии[274], и люди приезжали из Лаоса, Индонезии, Малайзии, Камбоджи, Вьетнама. Откуда бы все эти люди взяли деньги? Советский Союз и другие социалистические страны платили за все это… Эфиопы настаивали, уже после того как конференция была организована, когда мы уже были в Аддис-Абебе, что им нужно еще 10 тыс. долл. И Советский Союз нашел 10 тыс. долл., потому что это была конференция солидарности с АНК» [275].

Другой пример: в 1970 г. в Риме была организована Международная конференция в поддержку народов португальских колоний. На ней присутствовали представители более чем 170 международных и национальных организаций солидарности. В. Г. Шубин – в то время сотрудник Советского комитета солидарности стран Азии и Африки, принимавший в ней участие, – пишет: «Помощь Москвы ее организаторам была существенной: мы обеспечили авиабилетами десятки делегаций и внесли денежный вклад, хотя у меня заняло много времени обналичить чек на 8 тыс. долл. в итальянском банке» [276].

В пропаганде был важен эффект постоянного присутствия: вокруг темы кампании что-то все время происходило, в разных формах и в разных точках земного шара – конференции, митинги, резолюции, фестивали и т. д. Это подчеркивало ее всеобщий характер и размах. Мероприятий, посвященных солидарности с АНК и борьбе против апартхейда, было превеликое множество, как в СССР, так и в других странах мира.

В СССР ежегодно 21 марта по инициативе Комитета солидарности проводились митинги общественности, посвященные Международному дню за ликвидацию расизма и расовой дискриминации, а с 25 по 31 мая – Недели солидарности с народами Юга Африки, во время которых организовывались митинги и выставки, посвященные борьбе народов против расизма и апартхейда, проходили лекции на соответствующие темы, видные государственные и общественные деятели выступали на собраниях общественности. Комитет организовывал Дни солидарности с борющимися народами Юга Африки. Резолюции митингов и собраний требовали освобождения политических заключенных и прекращения репрессий в ЮАР. В комитете постоянно проходили встречи с представителями АНК и ЮАКП, проводились семинары по южноафриканской тематике[277]. По годовщинам восстания в Соуэто (16 июня) и другим памятным для АНК дням там проходили и митинги с участием представителей студентов-анковцев, учившихся в Москве.

Кроме СКССАА, подобные мероприятия проводились Советским комитетом защиты мира, Комитетом советских женщин, Союзом обществ дружбы с народами зарубежных стран. Проводились они и в советских республиках, прежде всего в Украине и Белоруссии, имевших представительство в ООН. На международной арене к этому добавлялись мероприятия Всемирного Совета Мира, Организации солидарности народов Азии и Африки, Всемирной федерации профсоюзов, ОАЕ, Комитета ООН по апартхейду и т. д.

Упомянем лишь немногие – те, которые упоминались в материалах архива В. Г. Солодовникова. В 1969 г. в Хартуме состоялась Международная конференция в поддержку борьбы народов Юга Африки и португальских колоний. В апреле 1973 г. в Осло – Международная конференция экспертов в поддержку жертв колониализма и апартхейда на Юге Африки, созванная по инициативе ОАЕ на средства Скандинавских стран. В мае 1974 г. – выездная сессия Специального комитета ООН по апартхейду в Восточном Берлине. В апреле – мае 1975 г. в Париже – Международный семинар по проблемам Южной Африки, организованный Специальным комитетом ООН по апартхейду при содействии ОАЕ. В Гаване в 1976 г. – Международный семинар за ликвидацию апартхейда и в поддержку борьбы за освобождение Южной Африки. В Аддис-Абебе в 1976 г. – Чрезвычайная международная конференция против апартхейда. В Лиссабоне в 1977 г. – Всемирная конференция против колониализма и апартхейда. В марте 1986 г. в Нью-Йорке – сессия Специального комитета ООН по апартхейду, посвященная Международному дню борьбы против расовой дискриминации[278]. Во всех этих мероприятиях представители СССР и других социалистических стран принимали активнейшее участие: выступали с докладами, предлагали проекты резолюций, устраивали дополнительные мероприятия.

Вот пример того, как проходила выездная сессия Специального комитета ООН по апартхейду в Берлине. В. Г. Солодовников – в это время директор Института Африки АН СССР – выступил на ней с основным докладом «Апартеид – угроза миру». В его отчете об этом событии говорилось: «На сессии, кроме членов Комитета, выступили представители общественных организаций всех присутствовавших социалистических стран (НРБ, ГДР, ВНР, ПНР, СССР, СРР, ЧССР, Югославия), представители демократических международных организаций и представители национально-освободительных движений на Юге Африки и в португальских колониях (ПАИГК, ФРЕЛИМО, МПЛА, АНК, СВАПО, ЗАПУ)». Одновременно в Университете им. Гумбольдта состоялся научный симпозиум на тему «Борьба народов против преступления апартеида», в работе которого приняли участие ученые-африканисты ГДР, члены Комитета по апартеиду и представители национально-освободительных движений Юга Африки. «Заседание Комитета, – говорилось далее в отчете, – совпало с Днем Африки и Неделей солидарности с борцами против расизма и апартеида. В этой связи товарищи из ГДР 25 мая провели митинг, посвященный Дню Африки, на котором выступили член Политбюро, секретарь ЦК СЕПГ тов. Аксель, председатель Лиги дружбы с народами зарубежных стран тов. Вандель и председатель Комитета ООН по апартеиду г-н Огбе… В это же время состоялось открытие фотовыставки, рассказывающей о солидарности ГДР с патриотами, ведущими борьбу с расизмом и апартеидом. В заключение участники сессии присутствовали на опере „Ночные всадники“, либретто которой написано по роману Питера Абрахамса „Тропою грома“»[279]. О чем говорилось на этих заседаниях? Содержание доклада В. Г. Солодовникова в Осло дает об этом представление. Доклад озаглавлен «За полную ликвидацию колониализма и расизма на Юге Африки».

1. Существование расистских и колониальных режимов на Юге Африки угрожает миру и безопасности народов.

Юг Африки часто называют «потенциальным источником военного взрыва». Но до какой степени слово «потенциальный» применимо к региону, где вот уже десять лет регулярные войска расистских и колониальных режимов ведут настоящую войну против африканских народов, вставших на путь борьбы за свои права и свободу?… Эти акции – не просто наглое нарушение общепринятых норм международного права и многочисленных соглашений. Они являются преступлением против человечности и угрожают жизни и существованию большого числа людей…

На Юге Африки сконцентрированы силы реакции и расизма, препятствующие освободительной борьбе народов Юга Африки и угрожающие независимости и безопасности африканских государств на всем континенте. Это – реакционный режим Южно-Африканской Республики, который проводит преступную политику апартеида, направленную на усиление колониального угнетения неевропейского населения, составляющего подавляющее большинство населения страны. Вопреки нормам международного права и протестам мирового общественного мнения правители Южной Африки оккупируют Намибию и насаждают там свой расистский порядок…

… Общая стоимость военного оборудования в распоряжении расистов составляет 3 млрд долл. И весь этот арсенал предназначен прежде всего против независимых африканских государств и против народов региона, борющихся за свою свободу и независимость. Южноафриканские военные лелеют планы получения атомного оружия…

Наращивая военные приготовления, власти ЮАР пытаются обмануть мировое общественное мнение, указывая на мифическую опасность, идущую якобы из независимых африканских стран и используя вечное пугало реакции – «коммунистическую угрозу». Но сам состав вооружения южноафриканской армии указывает на агрессивные намерения ее правительства…

В той или иной форме расистская политика южноафриканского правительства обсуждалась Организацией Объединенных Наций с самой первой сессии Генеральной Ассамблеи в 1946 г. В 1968 г., осудив расовую дискриминацию, Совет Безопасности торжественно призвал все государства прекратить продажу и поставки Южной Африке оружия, оборудования и военных транспортных средств… Но у Южно-Африканской Республики, к несчастью, нет проблем с покупкой какого бы то ни было оружия в капиталистических странах. Мы с удовлетворением заявляем здесь, что нет абсолютно никаких поставок в ЮАР, Родезию и Португалию из социалистических стран…

2. Страны НАТО – союзники расистско-колониальных режимов, ведущих борьбу против африканских народов.

… Где эти режимы черпают силу, чтобы высокомерно игнорировать требования народов и продолжать свою преступную деятельность?… Их поддерживают мощные империалистические силы и крупный монополистический капитал…

Когда в марте 1971 г. Комиссия по правам человека ООН принимала резолюцию, строго осуждавшую политику расовой дискриминации в Южно-Африканской республике и Родезии и назвавшую эту политику преступлением против человечности и угрозой миру и безопасности, США и Великобритания были среди тех, кто воздержался…

В ООН правительства капиталистических стран голосуют за применение санкций против ЮАР, говорят об осуждении расистских режимов и апартеида, и в то же время они предоставляют экономическую и военную помощь расистам ЮАР. В этом – корень зла. Западные страны проводят лицемерную политику, направленную против интересов африканских народов…

Особого упоминания заслуживает формирующаяся военно-политическая ось Тель-Авив – Претория…

Экономическая подоплека поощрения и патронирования южноафриканского режима и Португалии монополистическим капиталом и его представителями очевидна. Но есть еще один аспект общности их интересов. Это военные планы НАТО, стремящегося покрыть своими базами елико возможно большую территорию земного шара…

3. Борьба Советского Союза за окончательное искоренение расизма и колониализма.

… Непримиримое отношение Советского союза к колониализму и расизму проистекает из марксистско-ленинской идеологии, из природы социалистического государства.

Советский Союз был инициатором принятия таких важных документов ООН, как Декларация о предоставлении независимости колониальным странам и народам и Декларации о ликвидации всех форм расовой дискриминации…

Советские представители многократно предлагали в ООН и других международных организациях эффективные меры в вопросах применения строгих санкций против ЮАР, Португалии и Южной Родезии…

СССР последовательно выполняет все решения Организации Объединенных Наций, направленные на полное прекращение всех связей с расистскими режимами… СССР бойкотирует правительства этих стран на всех уровнях… Буржуазная пресса иногда пытается оклеветать СССР, обвиняя его в поддержании торговых связей с ЮАР и Португалией… Я могу заверить уважаемую конференцию, что ни одна советская торговая организация не имеет связей с ЮАР, Родезией и Португалией… [280]

СССР… усиливает прямые связи с независимыми африканскими государствами и с национально-освободительными движениями, борющимися против расистов и колонизаторов… Еще в 1915 г. В. И. Ленин подчеркивал, что в случае необходимости социалистическое государство предоставит военную помощь народам Азии и Африки «против эксплуататорских классов и их государств». Советский Союз следует этому ленинскому завету, предоставляя помощь народам, борющимся против империализма, колониализма и расизма…

… Советский Союз принимает активное участие в движении солидарности народов Азии и Африки в борьбе против империализма и расизма… Политика Советского Союза – это политика социалистического государства, поддерживающего права народов на свободу и независимость…

Суммируя все вышесказанное, мы видим два подхода, две позиции в вопросе о ликвидации расизма и колониализма на Юге Африки. В то время как капиталистические страны – США, Англия, Япония, Франция, ФРГ и др. – выступают на стороне Южно-Африканской Республики, Родезии и Португалии и предоставляют им всевозможную экономическую и военную помощь и широкую политическую поддержку, СССР и другие страны социалистического сообщества прервали все связи с этими государствами, твердо и последовательно выполняют все решения Организации Объединенных Наций, касающиеся бойкота этих стран, и предоставляют военную помощь и политическую поддержку национально-освободительным движениям и организациям, ведущим вооруженную и политическую борьбу против расистских и колониальных режимов… [281]

Кроме кампаний, заседаний, конференций и прессы было еще и радио. Министр обороны ЮАР Магнус Малан говорил, что на ЮАР ежедневно транслируется «от 70 до 100 часов антиправительственной пропаганды». Некоторые передачи – из соседних стран, но большинство – из социалистического лагеря[282]. Судя по объему и количеству программ радиовещания на Африку только из Москвы, эти цифры были скорее приуменьшены, чем преувеличены.

В советской прессе практически не было нейтральной, тем более позитивной, информации о ЮАР, например о ее культуре или природе. В ней присутствовали только две темы – угнетение и борьба. Даже переводы на русский язык южноафриканской литературы, не связанной с протестом и борьбой, приходилось «пробивать» в инстанциях, вплоть до ЦК КПСС. В этом заключалось важное отличие образа этой страны, создававшегося советской пропагандой у советской общественности, от образа западных стран. Палитра красок в их изображении была куда ярче и разнообразнее.

Советская пропаганда был мощным и эффективным оружием национально-освободительного движения. Она помогала сплачивать его ряды, создавать политический климат в мире, соответствовавший его интересам, поддерживать энтузиазм движений солидарности, привлекать новых сторонников, подвергать остракизму тех, кто, с точки зрения интересов АНК и его союзников, вел неверную линию. Все это одновременно помогало пропагандировать и политику СССР в третьем мире и на Западе.

Эта пропаганда явно не была нацелена на белое население ЮАР: она могла только утвердить в его сознании идеи «тотального наступления». Но до конца 1980-х годов взгляды белых южноафриканцев мало кого в СССР интересовали. Ставка делалась только на помощь АНК, и это несомненно приносило плоды.

Особую важность пропагандистско-политической поддержки СССР для АНК подчеркивал Э. Пахад. «Советский Союз, – говорил он, – сыграл кардинально важную роль в создании массового движения против апартхейда… через международные организации, такие как Комитет солидарности Азии и Африки, Всемирный Совет Мира, Международный союз студентов, Всемирная федерация демократической молодежи, женские организации. Совершенно очевидно, что Советский Союз играл большую роль в поддержании жизнеспособности этих организаций. Мы признаем важность военной поддержки, но мы не должны забывать о политической поддержке, которую последовательно получали от Советского Союза, а затем от других социалистических стран. Это, я думаю, сыграло очень большую роль в том, что мы смогли создать очень широкое, очень мощное движение солидарности против апартхейда по всему миру… Конечно, была и другая помощь… Но эти две составляющие были абсолютно критически важными» [283].

Южноафриканская пропаганда: поражения и победы

ЮАР тоже пыталась использовать платформу ООН для своей пропаганды, направленной в основном против СССР. Вот отрывок из выступления в Совете Безопасности Рулофа Боты, посла ЮАР в США и главы миссии ЮАР в ООН, 27 января 1976 г:

«Я спрашиваю этот Совет и сограждан-африканцев, какую выгоду может получить Африка от установления российской гегемонии даже на малейшем участке территории Африки? Единственная выгода – самому Советскому Союзу. Почему Москва, находящаяся в 7000 милях, через океаны и континенты, занимается разрушительной войной в Анголе?… Двенадцать тыс. кубинцев, находящихся в Анголе, транспортируются туда русскими самолетами по 200 человек в день… Они напрямую используются как армия, которая убивает, калечит, унижает и запугивает черных африканцев с помощью русских танков, артиллерии, минометов, ракет, пулеметов, бомб, мин, истребителей и бомбардировщиков. Массовые поставки смертоносного советского оружия используются для разрушения и опустошения африканских деревень, городов, дорог, мостов, школ, больниц» [284].

Нельзя сказать, что позиция ЮАР никогда не находила поддержки. Как известно, вмешательство СССР в Анголе разбило единство афро-азиатского блока, хотя и ненадолго. Не только Заир, нередко выступавший против СССР, но и Замбия, приютившая центры нескольких национально-освободительных движений, резко выступила против советского вмешательства. Каунда даже обвинил СССР в расизме: «йоханнесбургская „Star“ с радостью цитировала его слова о том, что, когда черные борются против белых, СССР не дает им такого оружия, какое он дает черным, когда они борются против черных» [285]. Только приглашение Каунды в СССР и визит Н. В. Подгорного в Замбию уладили эту ситуацию.

Но нараставшее в мире неприятие политики апартхейда и усиливавшаяся кампания против него делали южноафриканскую пропаганду в ООН невозможной. Внутренняя политика ЮАР все больше противоречила тенденциям мирового политического развития второй половины ХХ в. В 1974 г. ЮАР была отстранена от участия в деятельности Генеральной Ассамблеи из-за своей расистской политики внутри страны и оккупации Намибии, что практически полностью лишило ее этой важной трибуны.

Отпор СССР с этого времени давался в основном южноафриканскими СМИ и представителями НП в парламенте. Вот одна из парламентских резолюций на эту тему: «… эта палата обеспокоена новыми проявлениями колониализма и империализма в Африке, выражающегося в действиях русских и кубинцев в Анголе, и призывает страны в Африке, как и на Западе, сплотиться, чтобы вместе пытаться всеми силами бороться против этого зла» [286]. Пропагандистское воздействие таких заявлений на кого бы то ни было, кроме большинства белого населения самой ЮАР, было нулевым.

К тому же и методы южноафриканской пропаганды были не слишком умелыми. Генеральная Ассамблея ООН не являлась тем форумом, где можно было убедить большинство антикоммунистическими пассажами, а других аргументов у пропагандистов ЮАР имелось немного. Лейтмотивом пропаганды ЮАР было и утверждение, что Южная Африка является частью западного «демократического», «свободного» мира. Видимо, южноафриканские пропагандисты не понимали, что самому Западу такие высказывания отнюдь не на руку.

Часто плачевная экономическая ситуация в соседних странах противопоставлялась «процветанию» бантустанов. Упоминалась и роль ЮАР в развитии тех африканских стран, которые поддерживали с ней отношения. Но советская пропаганда объясняла плачевное положение соседних стран агрессивной политикой ЮАР, и этот аргумент был для них значительно более приемлемым: ведь иначе пришлось бы признать, что в своем плачевном состоянии они виноваты сами.

В 1975 г. в южноафриканской пропаганде появился еще один мотив: присутствие кубинских войск, советского оружия и советников в Анголе и поддержка ими «марксистского» правительства МПЛА. Это стало постоянным оправданием и оккупации Намибии, и военного вмешательства в Анголе и Мозамбике, и рейдов южноафриканской армии в другие «прифронтовые» страны.

ЮАР проигрывала пропагандистскую войну за рубежом не только потому, что вновь освободившиеся страны «коммунизмом» и «марксизмом» было не запугать, но и потому, что в самой ЮАР либеральная пресса и оппозиция открыто обсуждали и осуждали масштабы вмешательства ЮАР на чужой территории. В 1985–1987 годах, например, подробности и масштабы военного присутствия ЮАР в Анголе были постоянной темой выступлений в парламенте лидера официальной оппозиции – Прогрессивной федеральной партии (ПФП) – Ф. фан Зейл Слабберта. Слабберт приводил конкретные цифры и факты, расходившиеся потом по всему миру[287]. У СССР ни либеральной прессы, ни парламентской оппозиции не было, и истинные масштабы советского вмешательства в Анголе не известны до сих пор.

Не могло усилить позиции ЮАР и впечатление паранойи, создававшееся руководством страны и идеологами доктрины «тотального наступления». Член парламента от Национальной партии и один из руководителей Брудербонда внес на рассмотрение парламента проект резолюции «против подрывного пропагандистского наступления на Южную Африку… и распространения информации с целью противодействия ему как внутри страны, так и за рубежом… а также за создание позитивного образа Южной Африки». В ней говорилось: «Непосредственной целью этих людей [„врагов Южной Африки“. – А. Д., И. Ф.] является разрушение южноафриканской торговли, недопущение капиталовложений в Южную Африку, прекращение иммиграции и туризма в Южную Африку, недопущение иностранных компаний в Южную Африку. Более того, они пытаются нарушить спортивные связи и дипломатические отношения Южной Африки. За всем этим стоит коммунистическая Россия, страна, которая стремится к мировому господству и планирует наступление на весь Юг Африки, а по ходу дела направляет все внимание своей пропаганды на Южную Африку… Враги Южной Африки, которые распространяют эту пропаганду, – это ООН, Всемирный совет церквей, Россия, международный коммунизм и его многочисленные прихлебатели, в том числе ОАЕ, большинство социалистических стран третьего мира и главное – розовые либералы академического мира и новостных медиа всего мира и профессиональные активисты, работающие против Южной Африки. Среди последних много коммунистов, бежавших или изгнанных из страны…» [288]

По мнению Ф. Нела, южноафриканская пропаганда использовала три метода: преувеличение советской военной мощи, инфраструктурных возможностей и политической воли; преувеличение размеров и масштабов советской военной помощи национально-освободительным движениям; изображение русских жестокими, распущенными и аморальными[289]. Размеры советской военной помощи неизвестны, поскольку архивы, содержащие данные на этот счет, до сих пор закрыты. И о советском военном потенциале специалисты до сих пор расходятся во мнениях. Что до жестокости, распущенности и аморальности, то советская пропаганда награждала этими чертами своего главного противника по холодной войне – американцев.

Однако Нел не упомянул еще об одной особенности южноафриканской пропаганды. Этот политический жанр вообще редко обходится без искажения истины, но обычно в основе всякой пропаганды лежит хоть какая-то доля правды. Советская пропаганда нередко использовала факты избирательно и подправляла их. Результатом часто была картина, далекая от объективности, а иногда и от действительности. Но в том, что касается прямых цитат, советские пропагандисты редко прибегали к заведомой лжи. Южноафриканские политики и пропагандисты, не стесняясь, выдавали за точные цитаты нечто совершенно несообразное или попросту выдуманное.

В свою бытность министром обороны П. В. Бота, например, говорил в парламенте: «Вся стратегия русских отчетливо обрисована… в русских учебниках. И русским министром обороны, который заявил на весь мир, как он хочет использовать русский флот для устрашения, чтобы работала их внешняя политика и они сохраняли контроль. Ее четко выразил г-н Брежнев, сказав, что… они хотят, чтобы в будущем ничто в мире не происходило без их разрешения» [290].

Другой член парламента от Национальной партии утверждал: «Ленин, отец советского коммунизма, еще в 1919 г. говорил:

„разлагайте молодежь, отрывайте их от религии, заставьте их интересоваться сексом“… Лаврентий Берия… сделал следующее заявление…: „сочетайте молодость, секс, музыку, наркотики и восстание с изменой“. У нас и было такое сочетание… Оно было в Ривонии… Делая наркотики легко доступными, восхваляя дикость и стимулируя людей сексуальной литературой, политико-психологический работник может создать требуемую атмосферу хаоса, безделья и отсутствия ценностей. В этой обстановке тинэйджеру нужно предложить решение, которое даст ему полную свободу, т. е. коммунизм. Мы прошли через это в Соуэто… Изощренная психологическая стратегия коммунистов… заключается в разрушении всех норм морали через пропаганду порнографии и аморальности в книгах, журналах, кинофильмах, радио, телевидении и свободной прессе…» [291]

Жаль, что у автора этой речи не было возможности побывать в СССР. Он был бы, вероятно, поражен строгостью нравов социалистического государства и изменил бы свое мнение об СССР, узнав, что джаз, безыдейность и тунеядство («музыка», «отсутствие ценностей» и «безделье»), как и «аморальность», «порнография» и «секс», считались идейными орудиями Запада, разлагающими советскую молодежь.

Южноафриканские творцы антисоветской пропаганды не знали советскую систему и не понимали ее. Член парламента от Национальной партии объявлял, например, что советский парламент ежегодно «голосует» за предоставление КГБ 3–4 тыс. долл. на дезинформацию, которой занимается в этой организации 10–15 тыс. человек[292]. Источник его информации нам неизвестен. Но в том, что ни число сотрудников этой организации, тем более какого-то одного из ее подразделений, ни структура ее бюджета не обсуждались советским «парламентом» – очевидно, Верховным Советом СССР – мы уверены.

Только непониманием советских реалий можно объяснить тот факт, что южноафриканская пропаганда придавала преувеличенно большое значение высказываниям и деятельности отдельных советских официальных лиц, наделявшихся при этом необыкновенными способностями или фантастическими полномочиями.

В 1970-е – начале 1980-х годов южноафриканская пресса часто обсуждала фигуру советского посла в Замбии В. Г. Солодовникова. Его представляли не просто выразителем советской политики в Африке, но и ее творцом, а заодно и разработчиком стратегии и тактики АНК и даже конкретных операций Умконто. О нем было опубликовано более 200 статей, его называли «загадочным», его цитировали, о нем писали исследования и статьи, и донесения в спецслужбы[293]. Известный английский тележурналист Майкл Николсон написал даже о нем роман, «Красный джокер», в котором Солодовников представал воплощением советской «империи зла». Ему были приписаны «один из самых высоких постов в КГБ», блестящие способности и необыкновенное влияние на советское руководство[294]. Небольшая книжка Солодовникова «Африка борется за независимость», опубликованная на английском и французском языках – конспективное изложение советских взглядов на эту тему, – была запрещена в ЮАР[295].

Как же мало нужно было знать о механизмах принятия политических решений в СССР, чтобы представлять советского посла в какой бы то ни было стране «творцом советской политики» – даже и в «его» регионе. Солодовников – бескомпромиссный поборник национально-освободительного движения, но человек, никаким особым влиянием в высших сферах советской элиты не пользовавшийся, – не ставил перед собой каких-то тайных, далеко идущих задач в Африке. Перед поездкой в Замбию он определил свою миссию в этой стране так: «Всячески развивать и укреплять советско-замбийские отношения; оказывать влияние и помощь подлинным [296] национально-освободительным движениям на Юге Африки» [297]. Что он и делал.

Находкой для южноафриканской пропаганды оказался И. С. Глаголев, сотрудник ИМЭМО, ставший невозвращенцем. В 1979 г. его утверждение о том, что «захват контроля над Югом Африки является наиболее важной и непосредственной целью нынешнего руководства России», широко пропагандировалось и по радио и в газетах. Если Глаголев действительно говорил то, что цитировали в ЮАР, то его видение южноафриканской ситуации практически не отличалось от официальной позиции южноафриканского руководства: «Главная цель Советов на Юге Африки – установление контроля над естественными ресурсами региона… эти ресурсы будут отняты у Запада и использованы для укрепления экономики и военного потенциала Советского Союза. Контроль над Югом Африки создаст базу для гегемонии России на всем континенте и для контроля над морским путем вокруг Мыса» [298].

Глаголев был представлен «консультантом Политбюро ЦК КПСС» и человеком, непосредственно занимавшимся поставками оружия АНК. Южноафриканские пропагандисты не потрудились выяснить, были ли у Политбюро советники, и, что уж совсем удивительно, не процитировали никаких подробностей деятельности Глаголева на поприще поставщика оружия «террористам». Скорее всего, тексты интервью были Глаголеву просто приписаны.

Вкратце весь набор антисоветской пропаганды ЮАР был изложен в наброске идей для резолюции парламента, посланном 20 февраля 1976 г. из Кейптауна в Преторию, в МИД. Это была реакция на прибытие в Анголу кубинских войск при содействии СССР и советского оружия.

… О проекте резолюции:

1… Этот парламент обеспокоен новым проявлением колониализма и империализма в Африке, свидетельством которого являются действия русских и кубинцев в Анголе, и призывает государства в Африке, как и на Западе, встать вместе, чтобы со всей силой попытаться бороться с этим злом…

Здесь считают, что нужно использовать более широкий контекст, например, сделать ссылку на политику русских в глобальном масштабе…

(I) Россия и Западная Европа: конфронтация, стратегия русских, русский экспансионизм, баланс военных сил, Хельсинкские переговоры, европейский изоляционизм и нежелание вмешиваться нигде в мире.

(II) Россия и ее сателлиты: какими методами Россия смогла удержать свое господство в Восточной Европе, ее поведение в государствах-сателлитах, Восточная Европа как экономический блок.

(III) Россия и мир: долговременное планирование русскими в настоящее время (другие пункты проникновения русских – не Европа и не Южная Африка), случаи очевидных действий русских против отдельных составляющих некоммунистического мира, разрядка, ее значение или отсутствие такового для СССР.

(IV) Россия и Китай: истинное отношение к Китаю, возможность конфликта интересов, вопрос о том, Китай или Европа являются истинной целью советского экспансионизма… [299]

В отличие от советской, южноафриканская пропаганда была направлена прежде всего на население своей страны, причем не все, а в основном белое, а среди него – в основном на африканеров. Ее целью было сплочение электората в единый лагерь – традиционная тактика африканеров перед лицом опасности. В какой-то степени ее адресатом были и правящие круги Запада, но с 1976 г. разочарование в западных союзниках достигло такой степени, что вместе с призывами к солидарности на них часто сыпались и проклятия.

Что до пропаганды внутри страны, то среди белого населения она была поистине всеохватной. В школьных учебниках была, например, глава под названием «Прямой враг: международный коммунизм». Голландская реформатская церковь проповедовала антикоммунизм и советскую угрозу с амвона, а церковные организации публиковали на эту тему брошюры. До начала 1980-х годов об угрозе коммунизма говорилось и в университетских курсах истории, причем отнюдь не только африканерских. Например, в написанном в 1973 г. конспекте курса истории для третьего года обучения в «индийском» университете Дурбан-Вествил говорилось: «Коммунизм угрожает каждому жителю Южной Африки под личиной борьбы за освобождение всей Африки, но целью его является только мировое господство». Специальные брошюры об опасности коммунизма выпускались для женщин. Читательниц призывали проводить беседы об опасности марксизма с детьми и, что особенно трогательно, с домработницами. Этой последней категории предлагалось объяснять, что коммунисты – «как звери» [300].

Другим примером пропаганды, специально направленной на небелое население, было высказывание в парламенте представителя Национальной партии: «В свете очевидного решения русских в соответствии с их планом мирового господства обратить больше внимания на Африку и особенно на стратегические точки в Африке, а значит, и на Южную Африку, наше чернокожее население должно понять, что новые уязвимые республики Транскей и Бопутатсвана и наши хоумленды, как и большое черное население в городских комплексах типа Соуэто, ни в коей мере не будут меньшими целями для русских, чем сама Южная Африка. Они не ускользнут от этого наступления. Напротив, они могут стать первыми жертвами, если они выйдут из состава Южной Африки». Министерству информации рекомендуется в этой связи заниматься пропагандой позитивного образа ЮАР не только за рубежом, но и во всех странах Юга Африки и в самой ЮАР[301].

Разумеется, большое внимание антикоммунистической пропаганде уделялось и на телевидении, причем в этой сфере авторы вовсе не утруждали себя аргументами и доказательствами, а работали на образах, ассоциировавших АНК с ЮАКП и СССР с агрессией и враждебностью. АНК называли «террористами», «убийцами с марксистскими устремлениями», «наемными марионетками». Связь с СССР была едва ли не главным обвинением[302]. Даже журнал Южноафриканской компании аэропортов печатал статьи с разоблачениями советской политики в Африке и разъяснениями опасности коммунизма[303].

Примером массовой литературы, рассчитанной на непритязательного читателя, была книга Дагласа Рида, американца, прожившего в ЮАР 27 лет. Рид приписал коммунистам даже людоедство[304]. Оригинальность этого произведения в том, что в распространении коммунизма автор винил не столько изощренность советской пропаганды, сколько американский либерализм («постоянное подстрекательство леволиберального заговора») и американских евреев. «Необходимо понять, – писал он, – что то, что происходит в Африке, это не спонтанный всплеск „черного национализма“, но продукт, созданный белыми мозгами… революцией в ее нескольких масках, коммунизмом, либерализмом и им подобными… Все 57 лет своей истории, – утверждал он, – большевистский режим существовал на американские деньги» [305].

Пропаганда такого уровня для африканерской элиты не годилась. Ярким примером более документированного освещения советской угрозы была брошюра «Переговоры с АНК», опубликованная южноафриканским Бюро информации в июне 1986 г. Ее цель – показать, что АНК неразрывно связан с ЮАКП и СССР и что поэтому речи о переговорах с ним быть не может. На базе документов самих АНК и ЮАКП автор или авторы утверждали, что АНК – организация с коммунистическими устремлениями, находящаяся под контролем ЮАКП, что большинство членов ее руководства – коммунисты и что ЮАКП использует ее для достижения первой, национально-демократической, ступени революции путем насильственного свержения правительства, чтобы затем, отбросив АНК, перейти к революции социалистической. Для непонятливых в брошюре была дана диаграмма двух ступеней революции. Перечислены имена коммунистов в Национальном исполнительном комитете АНК (с ошибками). Авторы цитируют документы ЮАКП, как опубликованные, так и найденные на ферме Лилиеслиф в Ривонии – первом штабе Умконто. Среди них конспекты коммунистической литературы, написанные Манделой. Для иллюстрации связи ЮАКП с Объединенным демократическим фронтом (ОДФ) – массовой организацией, объединившей тех, кто боролся против апартхейда в 1980-е годы, – представлены фотографии массовых похорон погибших в столкновениях с полицией и армией: зачастую их хоронили под знаменами не только АНК, но и ЮАКП. Даны и диаграммы нарастания террористических актов АНК[306].

С данными о связях АНК с СССР дело обстояло хуже. В брошюре приведены сведения о визите в СССР Дж. Гумеде и Дж. ла Гумы в 1928 г. Упомянуты происходившие в 1982 г. слушания Сената США на тему «о роли Советского Союза, Кубы и Восточной Германии в распространении терроризма на Юге Африки» (упомянутые выше слушания Дэнтона). Приведена цитата из слушаний: «… СССР успешно проник и в большой степени контролирует направление двух организаций на Юге Африки: Африканского национального конгресса и Организации народа Юго-Западной Африки». И дана фотография АК-47, гранат и мин советского производства, отобранных, по утверждению авторов, у «террористов» [307]. То ли сведения о масштабах связей между АНК и СССР были в ЮАР засекречены, то ли южноафриканская разведка о них не знала.

Но даже если бы авторы документа привели всю ту информацию о связях АНК, ЮАКП и СССР, которая стала известна сейчас, их усилия были бы напрасны. Белому населению, на которое была рассчитана эта брошюра, повторяющиеся разоблачения АНК были не нужны: те, кто в них верил, верили и без таких брошюр. Что до большинства черного населения, не говоря уже о самих кадрах АНК, то их мог только радовать тот факт, что Претория отмечает нараставшую эффективность борьбы.

Значительно более подробно изложена история ЮАКП и ее отношений с АНК в 600-страничном большого формата труде пастора Генри Пайка, допущенного в архивы южноафриканских спецслужб. В предисловии автор заявляет: «Я не писал о южноафриканском коммунизме объективно… Обсуждать достоинства и недостатки коммунистической системы объективно – это все равно что обсуждать достоинства изнасилования или преднамеренного убийства…» [308] Материал в книге представлен огромный, но позиция автора определила его отбор и подачу, не говоря уже об интерпретации. Так, по мнению Пайка, «коммунистическую заразу» в Южную Африку принесли еврейские эмигранты из России, а африканцы-коммунисты стали их невинной жертвой. Автор приписывает деятельности коммунистов любые протесты против апартхейда и любые конфликты, восстания и войны в независимой Африке.

До конца 80-х годов прошлого века нейтральной информации о советском обществе в южноафриканских СМИ было очень мало, положительной не было вовсе. Ф. Нел подсчитал, что в 141 речи, произнесенной южноафриканскими политиками между 1975 и 1988 г. (он отобрал самые важные), упоминания СССР и России встречались 652 раза. 604 из них, или 92,6 %, были крайне враждебными или враждебными. Остальные – более или менее нейтральными. Ни одного позитивного не было[309].

В ЮАР был запрещен даже роман Яна Флеминга «Из России с любовью» – только из-за названия. Если в СССР переводы южноафриканской литературы, не имевшей отношения к борьбе против апартхейда, были затруднены, в ЮАР переводов советской литературы не было вовсе. Русская литература кончалась для белого населения ЮАР Ф. М. Достоевским и Л. Н. Толстым.

Непредсказуемые результаты пропаганды

Вопрос о том, была ли эта пропаганда эффективной, насколько и среди кого, заслуживает специального исследования. Данных на этот счет практически нет, а тема эта чрезвычайно интересна, хотя бы уже потому, что исторические стереотипы не исчезают бесследно, а врастают в новые восприятия, в какой-то степени определяя и их.

Очевидно, что однозначного ответа на вопрос об эффективности пропаганды не существует. Она может быть действенной в одном направлении и бесполезной или даже вредной, с точки зрения ее творцов, в другом. Она может оказывать одно воздействие на целевую группу (не обязательно того, которого добиваются ее авторы) и совершенно другое на группу, которая целевой не является. Наконец, она может иметь совершенно непредсказуемые последствия, особенно в длительной исторической перспективе.

Советская пропаганда, направленная на мобилизацию международного общественного мнения против апартхейда и в поддержку АНК, оказалась чрезвычайно эффективной и несомненно внесла важный вклад в падение южноафриканского режима. Она принесла большие политические дивиденды и самому СССР: его роль в борьбе против апартхейда была признана африканскими странами, за нее благодарили с официальных трибун, она открывала путь к союзничеству, увеличивала престиж СССР, а значит, и его влияние. Так, в 1974 г. делегаты сессии ОАЕ, посвященной национально-освободительным движениям, тепло отзывались о роли СССР[310].

Примечания

1

Mandela N. Speech by President Nelson Mandela at the opening of the Centre for Russian Studies at the University of Cape Town // Russia in the Contemporary World. Proceedings of the First Symposium in South Africa at the Centre for Russian Studies, University of Cape Town. 17–19 August 1994. Cape Town: Phoenix Publishers, 1995. P. 5–6.

2

Ленин В. И. Доклад Комиссии по национальному и колониальному вопросам 26 июля // Ленин В. И. Собр. соч.: В 44 т. 4-е изд. T. 31. М.: Госполитиздат, 1950. С. 215–220.

3

Сталин И. В. Международное положение и оборона СССР. Речь 1 августа. Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) 29 июля – 9 августа 1927 г. // Сталин И. В. Соч.: В 13 т. Т. 10. М.: Госполитиздат, 1949. С. 11.

4

Сталин И. В. Как понимает социал-демократия национальный вопрос? // Указ. соч. Т. 1. 1946. С. 49.

5

Сталин И. В. Беседа со студентами Университета имени Сунь Ятсена // Указ. соч. Т. 9. 1948. С. 252.

6

Сталин И. В. Вопросы китайской революции // Сталин И. В. Указ. соч. Т. 9. 1948. С. 226–227.

7

Сталин И. В. Беседа со студентами… // Указ. соч. Т. 9. 1948. С. 266.

8

Сталин И. В. Международный характер Октябрьской революции // Указ. соч. Т. 10. 1949. С. 245.

9

South Africa and the Communist International: A Documentary History (1919–1939) / A. Davidson, I. Filatova, V. Gorodnov, S. Johns (eds). London: Frank Cass, 2003. Vol. I. Documents 41; 66.

10

Ленин В. И. Две тактики социал-демократии в демократической революции // Ленин В. И. Указ. соч. T. 9. 1947. С. 3–119.

11

South Africa and the Communist International… Vol. II. Document 59.

12

South Africa and the Communist International… Vol. II. Document 59.

13

Ibid. Vol. I. Document 42.

14

Ibid. Vol. II. Documents 63, 67.

15

Ibid. Vol. I. Document 80.

16

Communist University. DomzaNet. 23.03.2007 // http://groups.google.com/group/Communist-University

17

COSATU Today [COSATU Daily News]. 24.07.2009 // http://www.cosatu.org.za/

18

Россия и Африка. Документы и материалы. XVIII в. – 1960: В 2 т. / под ред. А. Б. Давидсона, С. В. Мазова. Т. 2. М.: ИВИ РАН, 1999. С. 135–138; Давидсон А. Б., Мазов С. В., Цыпкин Г. В. СССР и Африка. Документированная история взаимоотношений. М.: ИВИ РАН, 2002. С. 117–124; Mazov S. The USSR and the former Italian Colonies, 1945–1950 // Cold War History. London, 2003. Vol. 3, issue 3.

19

Информационное совещание представителей некоторых партий в Польше в конце сентября 1947 г. М., 1948. С. 10, 17.

20

Совещание Инфомационного бюро коммунистических партий в Венгрии во второй половине ноября 1949 г. М.: Госполитиздат, 1949. С. 46, 48.

21

Жуков Е. М. Обострение кризиса колониальной системы после Второй мировой войны // Кризис колониальной системы / под ред. Е. М. Жукова. Ленинград: Изд-во АН СССР, 1949. С. 21.

22

Масленников В. А. Национально-освободительное движение в колониальных и полуколониальных странах // Углубление кризиса колониальной системы империализма после Второй мировой войны / под ред. В. А. Масленникова. М.: Госполитиздат, 1953. С. 38.

23

См., например: Лемин И. М. Обострение кризиса Британской империи после Второй мировой войны. М.: Изд-во АН СССР, 1951. С. 9.

24

См., например: Westad O. A. The Global Cold War. Third World Interventions and the Making of Our Times. Cambridge: Cambridge University Press, 2007. P. 204–205, 215.

25

Отчетный доклад ЦК КПСС XX Съезду КПСС. 14 февраля 1956 г. // http://www.hrono.ru/dokum/195_dok/1956sezd20.php

26

Россия и Африка… Т. 2. С. 165.

27

Brutents K. N. National Liberation Revolutions Today. Some Questions of Theory. Part 1. Moscow: Progress Publishers, 1977. P. 146–147.

28

Ульяновский Р. А. Социализм и освободившиеся страны. М.: Политиздат, 1972. С. 477.

29

Манчха П. И. Актуальные проблемы современной Африки. М.: Политиздат, 1979. С. 35–36.

30

Brutents K. N. Op. cit. P. 148–149.

31

Африка. Энциклопедический справочник / под ред. Ан. А. Громыко: В 2 т. Т. 2. М.: Изд-во Сов. энцикл., 1987. С. 389.

32

Развивающиеся страны в современном мире. Пути революционного процесса. М.: Наука. Глав. ред. вост. лит., 1986. С. 136–169.

33

Документы Совещания представителей коммунистических и рабочих партий. М.: Госполитиздат, 1960. С. 37.

34

Философский словарь / под ред. И. Т. Фролова. 4-е изд. М.: Политиздат, 1981.

35

Проблемы мира и социализма, 1972. № 11. С. 35–59.

36

Африка: проблемы социалистической ориентации / под ред. Г. Б. Старушенко. М.: Наука, 1976. С. 27.

37

Программные документы борьбы за мир, демократию и социализм. Документы Совещаний представителелй коммунистических и рабочих партий, состоявшихся в Москве в ноябре 1957 г., в Бухаресте в июне 1960 г., в Москве в ноябре 1960 г. М.: Госполитиздат, 1961. С. 67–68.

38

Африка: проблемы социалистической… С. 22, 38.

39

Африка. Энциклопедический справочник. С. 389.

40

Проблемы Африки. М.: Наука. Глав. ред. вост. лит., 1971. № 1. С. 48.

41

Африка: проблемы социалистической… С. 31–32.

42

Ульяновский. Р. А. Социализм и освободившиеся страны. С. 484.

43

Брутенц К. Н. Современные национально-освободительные революции. М.: Политиздат, 1974. С. 333–334.

44

Международное совещание коммунистических и рабочих партий. Документы и материалы. Москва, 5-17 июня 1969 г. М.: Политиздат, 1969. С. 61–62.

45

Африка: проблемы социалистической… С. 18.

46

Африка. Энциклопедический справочник. С. 389.

47

Манчха П. И. Указ. соч. С. 32–33.

48

См., например: Африка: проблемы социалистической… С. 18–19.

49

См.: Международное совещание… С. 62–63; Развивающиеся страны… С. 28, 141 и др.

50

Африка: проблемы социалистической…

51

Westad O. A. The Global… P. 284–285.

52

См., например: Slovo J. A Critical Appraisal of the Non-capitalist Path and the National Democratic State in Africa // Marxism Today. 1974. Vol. 18. No. 6. P. 181, 186.

53

Мирский Г. И. Жизнь в трех эпохах. M.: Изд-во «Летний Сад», 2001. С. 179–182.

54

Африка. Энциклопедический… С. 389.

55

Constitution and Programme. Communist Party of South Africa. N. p., n. d. [1949]. P. 26–29.

56

ANC Youth League Manifesto – 1944 // ANC official website/ http://www.anc.org.za/.

57

Programme of Action: Statement of Policy Adopted at the ANC Annual Conference 17 December 1949 // ANC official website / http://www.anc.org.za/

58

The Freedom Charter. Adopted at the Congress of the People, Kliptown, on 26 June 1955 // ANC official website / http://www.anc.org.za/

59

См., например: New Age. 17.11.1957.

60

Mandela N. In our Lifetime // Liberation. 19.06.1956.

61

Majola S. The Two Stages of our Revolution // African Communist. 1987. No. 110. 3^rd Quarter. P 46.

62

Turok B. Calm Down. The ANC Is Not About to Seize Mines // The Times. 18.07.2009. См. также: Turok B. From the Freedom Charter to Polokwane: the Evolution of ANC Economic Policy. Johannesburg: Institute for African Alternatives and the Africa Institute, 2008.

63

The Road to South African Freedom. Programme of the South African Communist Party // The African Communist. 1963. Vol. 2. No. 2. January-March. P. 24.

64

The Road to South African Freedom. Programme of the South African Communist Party // The African Communist. 1963. Vol. 2. No. 2. January-March. P. 37–38.

65

Ibid. P. 24, 43.

66

Ibid. P. 26–27.

67

Ibid. P. 52, 62.

68

Ibid. P. 63.

69

Ibid. P. 62, 64.

70

UCT Archives and Maniscripts Department. The Simons Collection. BC 1081. P. 5.1.

71

Maloka E. The South African Communist Party. 1963–1990. Pretoria: Africa Institute of South Africa. Research Paper. 2002. No. 65. P. 3.

72

Burger J. (L. Marquard). The Black Man’s Burden. London: Victor Golancz Ltd., 1944. P. 250–252.

73

South African Communists Speak. Documents from the History of the South African Communist Party. 1915–1980. London: Inkululeko Publications, 1981. P. 201 et al.

74

Maloka E. Op. cit. P. 3.

75

Soviet News. 25.03.1966.

76

Slovo J. A Critical Appraisal… P. 181, 186.

77

The Path to Power. Programme of the South African Communist Party adopted at the 7^th Congress, 1989 // African Communist. 1989. No. 118. 3^rd Quarter. P. 73–74.

78

The Path to Power…

79

Strategy and Tactics of the ANC, adopted by the Morogoro Conference of the ANC, Tanzaniа, 25 April – 1 May 1969 // http://www.anc.org.za/show.php?doc=ancdocs/history/keydocs.html

80

Ibid.

81

Ibid.

82

Ibid.

83

Strategy and Tactics of the ANC, adopted by the Morogoro Conference of the ANC, Tanzaniа, 25 April – 1 May 1969 // http://www.anc.org.za/show.php?doc=ancdocs/history/keydocs.html

84

Национальная конференция АНК в Полокване в декабре 2007 г.

85

Конференция Национального генерального совета АНК в Дурбане в сентябре 2010 г.

86

Nzimande B. Building working class hegemony through the forthcoming local government elections. Umsebenzi Online / http://www.sacp.org.za/list.php?type=Umsebenzi%20Online&year Vol. 10. No. 5. 2.03.2011.

87

Nel P. Perceptions, Images and Stereotypes in Soviet-South African Relations – A Cognitive-Interpretative Perspective. Annale. 1992/4. Stellenbosch: University of Stellenbosch. P. 27, 29.

88

Visser W. The Production of Literature on the «Red Peril» and «Total Onslaught» in the Twentieth-Century South Africa // Historia. Vol. 49. No. 2. November 2004. P. 107–111.

89

Visser W. The Production of Literature on the «Red Peril» and «Total Onslaught» in the Twentieth-Century South Africa // Historia. Vol. 49. No. 2. November 2004. P. 108–109, 111.

90

Ibid. P. 110.

91

Ibid. P. 112–113.

92

National Department of Defence. Military Intelligence Archies, MV/EF. Vol. 1. March 1949-September 1950. Discussions between UK, US and Union Governments. Regional Defence of Africa, 22 March 1949. P. 1. Ndlovu S. M. The Western Superpowers and the Liberation Struggle in Africa: The Politics of Domination and Resistance. 1948–1990. Paper presented at the Workshop Liberation Struggles in Southern Africa: New Perspectives. UCT, 2008. P. 1.

93

Visser W. Op. cit. P. 113.

94

Ibid. P. 112–113.

95

См., например: Malan G. Kommunisme ontmasker. Silverton: Promedia Publikasies (edms.) Bpk, 1977.

96

Президентом считался находившийся в заключении Нельсон Мандела, так что Тамбо был фактически главой АНК.

97

XXIV Съезд КПСС. Бюллетень № 10. М., 1971. С. 54.

98

Hansard. Vol. 37. 18.02.1972. 1366–1367.

99

См., например: Ibid. Vol. 42 (Fourth Session – Fourth Parliament, 1973). 1509, 1568; Ibid. Vol. 43 (Fourth Session – Fourth Parliament, 1973), 5077.

100

Например: Ibid. Vol. 43 (Fourth Session – Fourth Parliament, 1973). 3999, 5576.

101

Vign R. Liberals against Apartheid. Basingstoke, 1998. P. 158.

102

Spence J. E. Southern Africa in the Cold War // History Today, February 1999. P. 45.

103

См., например: Hansard. Vol. 51 (First Session – Fifth Parliament, 1974). 2517–2518, 2623; Ibid. Vol. 56 (Secnd Session – Fifth Parliament, 1975). 4365.

104

Ibid. Vol. 56 (Second Session – Fifth Parliament, 1975). 4625.

105

Hansard. Vol. 37. 18.02.1972. 1370.

106

Spence J. E. Op. cit. P. 46.

107

Hansard. Vol. 68 (Fourth Session – Fifth Parliament, 1977). 5900–5901.

108

Du Plessis J. Soviet Strategy Towards Southern Africa. FAA Study Report. 1976. April. No. 1. P. 1 // Department of Foreign Affairs Archive. 1.50.6. 1976. Annexture Jacket.

109

Ibid. P. 2–4, 7.

110

Патриотический фронт Зимбабве.

111

Africa: News and Comment. News digest and comment on African Affairs. Compiled by the Institute for African Studies. 1977. Vol. 3. No. 1. March 15. Potchefstroom University for Christian Higher Education. P. 1, 2.

112

McEwan C. B. The Soviet Union and the Conventional Threat to South Africa. A Strate gic Analysis. The South African Institute of International Affairs. N. p., n. d. [Johannesburg, 1976] P. 1 // Department of Foreign Affairs Archives. 1.50.1. AJ 1976.

113

Hansard. Vol. 67 (Fourth Session – Fifth Parliament, 1977). 5019.

114

Ibid. Vol. 62 (Third Session – Fifth Parliament, 1976). 5428.

115

Ibid. Vol. 60 (Third Session – Fifth Parliament, 1976). 356.

116

Venter A. J. How South Africa Built Six Atom Bombs (And Then Abandoned its Neuclear Weapons Programme). Pretoria: Ashanti Publishing, 2008. P. 105, 125; Van Wyk A.– M. Atomic apartheid Versus Liberation in Southern Africa: Cold War Perspectives. Paper presented at the Workshop Liberation Struggles in Southern Africa: New Perspectives. UCT, 2008. P.1, 10.

117

См.: Raditsa L. Prisoners of a Dream. The South African Mirage. Historical Essay on the Denton Hearings. Annapolis: Prince George Street Press, 1989.

118

Например.: Hansard. Vol. 112 (Fourth Session – Seventh Parliament, 1984). 224.

119

Ibid. Vol. 51 (First Session – Fifth Parliament, 1974). 2517.

120

Ibid. Vol. 73 (First Session – Sixth Parliament, 1978). 4853–4855.

121

Geldenhuys D. Official South African Perceptions of the Soviet Union: from confrontation to accommodation. Paper, delivered at Soviet-South African conference on Southern Africa. Leverkusen, October 1988. IDASA Occasional Publications. No. 14.

122

Комиссия генерала Стейна была создана правительством с целью расследования антиправительственной подрывной деятельности в южноафрианской армии.

123

Подразумеваются организации Движения черного самосознания, сыгравшие ведущую роль в восстании в Соуэто.

124

Hansard. Vol. 99 (Second Session – Seventh Parliament, 1982). 108–109, 111.

125

Department of Foreign Affairs Archives. 1/50/6. Vol. 33. P. 2–5.

126

РЕНАМО – Мозамбикское национальное сопротивление; УНИТА – Национальный союз за полную независимость Анголы.

127

Operation «Deep Search». Secret. N. p., n. d. [late 1990s?] // Department of Foreign Affairs Archives, 400/-3/408 9/. Russiese Federasie. Verskie en Korrespondensie. Документ, написанный, очевидно, бывшим сотрудником секретной службы ЮАР, как свидетельство по делу об убийстве Улофа Пальме.

128

McEwan C. B. Op cit. P. 21 et al.

129

Hansard. Vol. 61 (Third Session – Fifth Parliament, 1976). 5220–5223.

130

Ibid. Vol. 99 (Second Session – Seventh Parliament, 1982). 347, 348.

131

Department of Foreign Affairs Archives, 123/1. Vol. 11.

132

См., например: Hansard. Vol. 69 (Fourth Session – Fifth Parliament, 1977). 10064-10065.

133

Подразумевается начало вооруженной борьбы в начале 60-х годов прошлого века.

134

Hansard. Vol. 60 (Third Session – Fifth Parliament, 1976). 137–140.

135

См., например: Ibid. Vol. 66 (Fourth Session – Fifth Parliament, 1977). 364.

136

Конференция солидарности народов Азии, Африки и Латинской Америки на Кубе, 1966 г.

137

Hansard. Vol. 74 (First Session – Sixth Parliament, 1978). 8533–8534.

138

Ibid. Vol. 73 (First Session – Sixth Parliament, 1978). 4875–4876.

139

Ibid. Vol. 79 (Third Session – Sixth Parliament, 1979). 1550.

140

Ibid. Vol. 87 (Fourth Session – Sixth Parliament, 1980). 6626.

141

Ibid. Vol. 87 (Fourth Session – Sixth Parliament, 1980). 6629–6632.

142

Hansard. Vol. 85 (Fourth Session – Sixth Parliament, 1980). 298.

143

Ibid. Vol. 95 (First Session – Seventh Parliament, 1981). 4072.

144

Ibid. Vol. 98 Index to Debates of the House of Assembly (Hansard), (First Session – Seventh Parliament, 1981). P. 154.

145

См., например: Hansard. Vol. 10 (Third Session – Eighth Parliament, 1986). 8114–8117 et al.

146

Ibid. Vol. 3 (Second Session – Eighth Parliament, 1985). 3801–3802.

147

Ibid. House of Assembly, 3 February 1987. 248; 2 February 1986. 16. КГБ – Комитет государственной безопасности СССР.

148

Address by State President P. W. Botha, August 15, 1985 // The O’Malley Archives // http://www.nelsonmandela.org/omalley/index.php/site/q/03lv01508.htm. Pre-Transition (1902–1989). Documents and Reports, 1985.

149

South African Digest, 23.05.1986. Цит. по: Cartwright K. Perceptions of the «Red Peril»: The National Party’s Changing Portrayal of the «Communist Threat», c. 1985 – February 1990. Dissertation submitted in fulfilment of the requirements for the award of the degree of Master of Arts in Historical Studies. Department of Historical Studies, University of Cape Town, 2002. P. 62.

150

Republic of South Africa. Department of Defence. White Paper on the Organization and Functions of the South African Defence Force and the Armaments Corporation of South Africa LTD. Laid upon the Table by the Minister of Defence. 1984. P. 36.

151

Republic of South Africa. Department of Defence. White Paper on the Planning Process of the South African Defence Force. Tabled by the Minister of Defence. 1989. P. 17.

152

Hansard. 5 February 1987. 409.

153

Ibid. Vol. 19 (Fifth Session – Eighth Parliament, 1987–1988), 14.09.1987. 5899–5901.

154

Hansard. House of Assembly, 23.02.1987. 1302.

155

См., например: Department of Foreign Affairs Archives. 1/50/6. Vol. 34.

156

См., например: Ibid. 1/50/3. Vol. 2.

157

См., например: Ibid. 1/50/6. Vol. 27.

158

См., например: Ibid. 1/50/6. Vol. 19, 22.

159

Ibid. 1/50/6. Vol. 31.

160

Ibid. 123/1. Vol. 1.

161

Hansard. Vol. 87 (Fourth Session – Sixth Parliament, 1980). 7721–7722.

162

Visser W. Op. cit. P. 121.

163

Так в тексте.

164

Department of Foreign Affairs Archives. 1/50/6. Vol. 24.

165

Kotzе D. J. Communism and South Africa. Cape Town: Tafelberg, 1979. P. 164–167.

166

Ibid. P. 197–203.

167

Visser W. Op. cit. P. 124.

168

Ibid. P. 125–126.

169

Hansard. Vol. 8 (Third Session – Eighth Parliament, 1986.) 3112.

170

Ibid. Vol. 19 (Fifth Session – Eighth Parliament, 1987-88), 07.09.1987. 5410–5413.

171

Кроме архивов секретных служб, якобы уничтоженных, потом якобы найденных, но так и не доступных исследователям, a также пропавшего архива ЮАКП.

172

Программа Коммунистической партии Советского Союза. М., 1964. С. 53–54.

173

Коммунист. 1961. № 13.

174

Westad O. A. Moscow and the Angolan Crisis, 1974–1976: A New Pattern of Intervention. Woodrow Wilson International Centre for Scholars. Cold War International History Project Bulletin N 8/9 – Winter 1996, Part 1: The Cold War in Southen Africa and the Horn of Africa. P. 21 http://www.wilsoncenter.org/sites/default/files/CWIHPBulletin8-9_p1.pdf

175

Солодовников В. Г. Преждевременная эйфория. Советские интересы в Южной Африке. В чем они? Независимая газета. 27.06.1991.

176

Адамишин А. Л. Белое солнце Анголы. М.: Вагриус, 2001. С. 5, 179.

177

Там же. С. 15, 20.

178

Добрынин А. Ф. Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962–1986). М., 1996. С. 326.

179

Wolf M. (with McElvoy A). Man Without a Face. The Autobiography of Communism’s Greatest Spymaster. New York: Public Affairs, 1999. P. 311–313.

180

Department of Foreign Affairs Archives. 1/50/3. Vol. 4. Шевченко дважды встречался с представителями ЮАР: 18 ноября 1981 г. и 9 февраля 1982 г.

181

Подразумевается недостаточная дееспособность Л. И. Брежнева в последние годы его жизни и неспособность его коллег передать рычаги управления государством кому-то другому.

182

Vanneman P. Soviet Foreign Policy in Southern Africa. Problems and Prospects. Pretoria: Africa Institute of South Africa, 1982. P. 53 et al.

183

Papp D. S. The Soviet Union and Southern Africa // R. H. Donaldson (ed). The Soviet Union in the Third World: Successes and Failures. Boulder, Colorado: Westview Press, 1981. P. 92–93.

184

РГAНИ. Ф. 5. Оп. 62. Д. 535. Л. 7–9. Цит. по:. Westad O. A. Moscow… P. 22. Документы, с которыми работал автор, снова закрыты.

185

Там же. Л. 115–118. Цит. по: Westad O. A. Moscow… P. 22.

186

Там же. Л. 32–35. Цит. по: Westad O. A. Moscow… P. 23.

187

Там же. Л. 71–90. Цит. по: Westad O. A. Moscow… сноска 9. Уэстада в основном интересовали материалы, касающиеся МПЛА, но он отметил: «Кроме МПЛА, архивы ЦК КПСС содержат большое количество документов по советским отношениям с освободительными движениями на Юге Африки, особенно АНК и Союзу африканского народа Зимбабве». (Westad O. A. Moscow… Сноска 14.) Увы, даже те документы, которые успел посмотреть он, теперь снова засекречены.

188

Правда. 06.05.1950.

189

Южная Африка провозгласила себя республикой в мае 1961 г.

190

Адамишин А. Л. Указ. соч. С. 16, 179.

191

Solodovnikov V. G. The Cold War in Southern Africa: 1976–1981. IAS Newsletter. Published by the Institute for African Studies, Russian Academy of Sciences. 1998. No. 4. October. P. 1, 2.

192

Правда. 09.06.1971; 12.06.1971.

193

Department of Foreign Affairs Archives. 1/50/6. Vol. 22.

194

World Affairs Report. 1974. No. 4. P. 345.

195

Правда. 26.08.1974.

196

World Affairs Report. 1975. No. 4. P. 405.

197

Department of Foreign Affairs Archives. 1/50/6. Vol. 27.

198

Kempton D. Soviet Strategy towards Southern Africa: the National Liberation Connection. 1989. N. Y.: Praeger.

199

Nel P. Op. cit. P. 53, 54.

200

Vanneman P. Soviet Foreign… P. 53

201

Department of Foreign Affairs Archives. 1/50/3. Vol. 3.

202

Ibid. Vol. 4.

203

Westad O. A. The Global Cold War… P. 215, 217, 218; Westad O. A. Moscow… P. 22.

204

Urnov A. South Africa against Africa. 1966–1986. Moscow: Progress Publishers, 1988. P. 6–7.

205

Шубин В. Г. Африканский национальный конгресс в годы подполья и вооруженной борьбы. M.: Ин-т Африки РАН, 1999. C. 112.

206

Солодовников В. Г. СССР и Южная Африка, 1987–1991: «Я выступал против политики Горбачева-Шеварднадзе в Южной Африке». М.: Ин-т Африки РАН, 2002. С. 5; Solodovnikov V. G. The Cold War…

207

Karils R. Armed and Dangerous. From Undercover Struggle to Freedom. Johannesburg & Cape Town: Jonathan Ball Publishers, 2004. P. 205.

208

РГАНИ. Ф. 89. Оп. 38, Д. 5. Л. 5; Д. 6. Л. 3; Д. 8. Л. 4; Д. 9. Л. 4; Д. 40. Л. 4.

209

Schleicher H. G., Schleicher I. Special Flights: The GDR and liberation movements in Southern Africa. Harare: Sapes Books, 1998. P. 7.

210

Wolf M. (with McElvoy A.) Op. cit. P. 311.

211

Schleicher H. G., Schleicher I. Op. cit. P. 55.

212

Kasrils R. Op. cit. P. 205.

213

Шубин В. Г. Африканский национальный конгресс. C. 57, 73–74.

214

Kasrils R. Op. cit. P. 205.

215

«Маломе» – дядя, дядюшка на сетсвана – прозвище Котане. Шубин В. Г. Африканский национальный конгресс. С. 218. Эта ассоциация усиливалась, очевидно, тем фактом, что в 1930-е гг. Котане учился в Ленинской школе, а в 1970-е несколько лет провел в больнице в Москве.

216

Sechaba. Third Quarter 1978, pp. 54–56; 65 Years in the Frontline of Struggle. London: Inkululeko Publications. 1986. July. P. 6.

217

Шубин В. Г. Африканский национальный конгресс… C. 266.

218

Westad A. O. The Global… P. 215–216.

219

См. гл. I.

220

Филатова И. И. Интервью с В. Ф. Ширяевым. 09.09.2004.

221

Westad O. A. Moscow… P. 22.

222

Народы Азии и Африки. 1976. № 6.

223

История национально-освободитeльной борьбы народов Африки в новейшее время. М.: Наука, 1978. C. 22.

224

Народы Азии и Африки. 1976. № 6.

225

РГАНИ. Ф. 89. Оп. 38. Д. 5. Л. 6; Д. 6. Л. 5; Д. 8. Л. 4; Д. 9. Л. 4; Д. 40. Л. 4.

226

Шубин В. Г. Африканский национальный конгресс… C. 50.

227

РГАНИ. Ф. 89. Оп. 38. Д. 4. Л. 3; Д. 5. Л. 5

228

Африканская партия независимости Гвинеи и Островов Зеленого Мыса.

229

Союз африканского народа Зимбабве.

230

Вооруженная борьба народов Африки за свободу и независимость. М.: Наука. Глав. ред. вост. лит., 1974. C. 337–338.

231

Solodovnikov V. G. The Cold War… P. 1, 2.

232

Coker Ch. Soviet Block Economic Interests in Southern Africa // Soviet Review, Stellenbosch, March-April, 1988. P. 9.

233

Coker Ch. Op. cit. P.10.

234

Ibid.

235

Ibid.

236

Vanneman P. Soviet Foreign… P. 98.

237

РГАНИ. Ф. 89. Оп. 38. Д. 6. Л. 3–5; Д. 8. Л. 4–5.

238

Nel P. Op. cit. P. 50–51.

239

Maloka E. Op. cit. P. 30, 36.

240

РГАНИ. Ф. 89. Оп. 38. Д. 40. Л. 4–5.

241

См., например: Правда. 24.06.1976.

242

Maloka. E. Op. cit. P. 36, 38.

243

Шубин В. Г. АНK: годы подполья и вооруженной борьбы // Азия и Африка сегодня. 1982. № 1.

244

В авторском тексте мы использовали термин „апартхейд“, как он звучит на языке африкаанс. Однако в источниках на русском языке обычно использовался англицизированный термин „апартеид“. В этих случаях мы следовали транскрипции первоисточника.

245

Синицын С. Я. «Венский вальс» с бурами. Африка в воспоминаниях ветеранов дипломатической службы. Москва: Изд. дом XXI век – Согласие, 2000. C. 177.

246

Сотрудники Международного отдела ЦК.

247

Филатова И. И. Интервью с В. Ф. Ширяевым. 09.09.2004.

248

Ширяев пишет о себе в третьем лице.

249

[Ширяев В. Ф. Воспоминания старшего группы советских военных специалистов при АНК В. Ф. Ширяева]. 2 апреля 2003 г. C. 1.

250

Ширяев В. Ф. «Товарищ Иван». Воспоминания Вячеслава Федоровича Ширяева, капитана первого ранга в отставке // Воспоминания непосредственных участников и очевидцев гражданской войны в Анголе. Устная история забытых войн / под ред. А. А. Токарева и Г. В. Шубина. М.: Memories, 2009. C.

251

Lange K. The Current Soviet View of Southern and South Africa. Soviet Review. Vol. IV. No. 2. March – April 1988. P. 18.

252

Maloka E. Op. cit. Р. 59.

253

Филатова И. И. Интервью с В. Г. Солодовниковым. 11.09.2004.

254

Правда. 05.02.1975.

255

Cartwright K. Op. cit. P. 12.

256

Ignatyev O. Secret Weapon in Africa. Moscow: Progress Publishers, 1977. P. 8–11.

257

Solodovnikov V. G. For the Full Liquidation of Colonialism and Racism in Southern Africa // The UN-OAU Conference on Southern Africa. Oslo, 9-14 April, 1973. Vol. II, Papers and Documents / Ed. by Stokke O., Widstrand C. Uppsala: Scandinavian Institute of African Studies, 1973. P. 63.

258

Campbell K. Soviet Policy towards South Africa. London: Macmillan, 1986. P. 70–93.

259

Правда. 21.10.1976.

260

Известия. 25.03.1983.

261

Правда. 06.03.1978.

262

Правда. 24.06.1976.

263

United Nations General Assembly. Security Council. Note verbale dated 24 July 1973 from the Permanen Mission of the Union of Soviet Socialist Republics to the United Nations addressed to the Secretary-General // Department of Foreign Affairs Archives. 1/50/3. Vol. 2.

264

Комитет ООН по апартхейду.

265

Department of Foreign Affair Archives. 1/50/3. Vol. 3.

266

См., например: Ibid. 1/50/3, Ann. Jacket.

267

Moscow News. 28.12.1980.

268

Правда. 09.06.1971; 12.06.1971.

269

Moscow News. 28.12.1980.

270

Solodovnikov V. G. For the Full Liquidation… P. 65.

271

Nel P. Op. cit. P.53.

272

Рамеш Чандра, Президент Всемирного Совета Мира.

273

Подразумевается к АНК.

274

Подразумевается Чрезвычайная международная конференция против апартхейда, проходившая в Аддис-Абебе в октябре 1976 г. вместе с выездной сессией Совета Безопасности ООН.

275

Филатова И. И. Интервью с Э. Пахадом. Часть 1. 03.04.2000.

276

Shubin V. The Hot «Cold War». The USSR in Southern Africa. London: Pluto Press; Durban: University of KwaZulu-Natal Press, 2008. P. 12–13.

277

Описание деятельности Комитета солидарности на южноафриканском направлении в: Solodovnikov V. G. Speech at the International Seminar on South Africa (Paris, April 28 – May 2, 1975) // Личн. арх. В. Г. Солодовникова.

278

Личн. арх. В. Г. Солодовникова.

279

[Солодовников В. Г.] Отчет об участии директора Института Африки члена-корреспондента АН СССР В. Г. Солодовникова в работе выездной сессии Специального комитета ООН по апартеиду в Берлине с 24 по 29 мая 1974 г. // Личн. арх. В. Г. Солодовникова.

280

Как известно, СССР продавал алмазы южноафриканской компании De Beers через подставную английскую фирму.

281

Solodovnikov V. G. For the Full Liquidation… P. 53–68.

282

Hansard. Vol. 107 (Third Session – Seventh Parliament, 1983). 7541.

283

Филатова И. И. Интервью с Э. Пахадом. Часть 2. 08.05.2000.

284

Nel P. Op. cit. P. 32.

285

Star. 30.03.1976.

286

Department of Foreign Affairs Archives. 1/50/1. Vol. 12.

287

Van Zyl Slabbert F. The Other Side of History. An Anecdotal Reflection on Political Transition in South Africa. Johannesburg and Cape Town: Jonathan Ball Publishers, 2006.

288

Hansard. Vol. 66 (Fourth Session – Fifth Parliament, 1977). 2738.

289

Nel P. Op. cit. P.29.

290

Hansard. Vol. 73 (First Session – Sixth Parliament, 1978). 4857.

291

Hansard. Vol. 73 (First Session – Sixth Parliament, 1978). 4875–4876.

292

Ibid. Vol. 4 (Second Session – Eighth Parliament, 1985). 6415–6416.

293

См., например: Department of Foreign Affairs Archives. 1/50/3. Vol. 3; 1/50/6. Vol. 29; Vanneman P. Soviet Foreign…; Greig I. The Communist Challenge to Africa. An analysis of contemporary Soviet, Chinese and Cuban policies. Richmond: Foreign Affairs Publishing Co. Ltd.; Johannesburg: Southern African Freedom Foundation, 1977. P. 320; Star. 10.06.1980.

294

Nicholson M. Red Joker. L.: Granada, 1980.

295

[Солодовников В. Г.] Из записных книжек советского посла в Замбии В. Г. Солодовникова. Начато: 1976 г. // Личн. арх. В. Г. Солодовникова.

296

Очевидно, просоветским.

297

Там же.

298

Department of Foreign Affairs Archives. File 1/50/6. Vol. 32, 33.

299

Department of Foreign Affairs Archives. 1/50/1. Vol. 12.

300

Cartwright K. Op. cit. P. 41–42.

301

Hansard. Vol. 74 (First Session – Sixth Parliament, 1978), 6527–6528.

302

Cartwright K. Op. cit. P. 42–43.

303

Department of Foreign Affairs Archives. 1/50/6. Vol. 27.

304

Reed D. The Siege of Southern Africa. Macmillan South Africa, Cape Town, 1974. P. 92.

305

Ibid. P. 92, 237, 246.

306

Bureau for Information. Talking with the ANC. June 1986 // UCT Manuscripts and Archives Department. BC 1081 (P25.7). P. 3–19, 25, 35.

307

Bureau for Information. Talking with the ANC. June 1986 // UCT Manuscripts and Archives Department. BC 1081 (P25.7). P. 11–12, 23.

308

Pike H. R. A History of Communism in South Africa. Pretoria: Stigma Press (for Christian Mission International of South Africa), 1985. P. XVI.

309

Nel P. Op. cit. P. 28.

310

Правда. 18.06.1974.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.