«Синано» – потопление японского секретного суперавианосца.

Я тотчас скомандовал: «Лейтенант Эндрюс, передайте телефонисту приказ для всего экипажа: «Приготовиться к атаке! Веем сигнальщикам – вниз!» – и посмотрел на наручные часы: было почти 22.50.

Я стоял у трапа, когда сигнальщики спускались вниз. Каждого, перед тем, как он исчезал в люке, я слегка похлопывал по плечу:

«По боевым постам, парни!.. Бегом!.. Желаю удачи, Стюарт!»

Стюарт широко улыбнулся мне в ответ и исчез в чреве боевой рубки, где офицеры и матросы с удвоенным вниманием несли вахту на своих постах. Старшина Карнахан передавал в микрофон команды по отсекам лодки.

Я приказал всем, кроме вахтенного офицера, покинуть мостик – на случай, если приближающийся эсминец откроет по нас огонь. Чем меньше людей останется наверху, тем меньше будут потери.

Я направил свой бинокль на эсминец. По мере приближения он становился все больше и больше. Боже, как он быстро несся на нас! Он был похож на эсминцы типа «Кагеро». Их скорость могла достигай 35 узлов. Очень скоро он настигнет нас…

– Какое расстояние, Джон? – спросил я вахтенного офицера.

Лейтенант Эндрюс передал вопрос вниз лейтенанту Бошу, склонившемуся над экранам радиолокационной станции. Ответ последовал немедленно:

– Менее пяти миль, и быстро сокращается!

– Понял, Джон, – ответил я. Глядя в бинокль на приближающийся эсминец, я знал, что у меня слишком мало времени на принятие решения. Какова же была альтернатива?

Прежде всего мелькнула мысль идти на погружение. Это лучший способ уйти от артиллерийского огня, торпед и смертоносных глубинных бомб. Но если я прикажу идти на погружение, то командир эсминца будет точно знать наши намерения. А пока что он, видимо, в размышлении. Иначе, почему он не открыл (96) огонь, хотя мы находились в пределах дальности стрельбы его батарей? И если мы пойдем на погружение, то, безусловно, потеряем последний шанс выйти в позицию для атаки. В подводном положении мы еще больше потеряем ход. Авианосец может исчезнуть за горизонтом и окажется вне досягаемости для нашей радиолокационной станции.

Я принял решение оставаться в надводном положении и взять, как говорится, врага на пушку. Мы не будем погружаться, пока он не откроет по нас огонь. Если я увижу вспышки и всплески, то «Арчер-Фиш» повернет на 90 градусов в сторону и выстрелит тремя кормовыми торпедами по приближающемуся эсминцу. А после этого мы пойдем на погружение. Мы надеялись, что попадем торпедой в узкую и короткую носовую часть вражеского корабля. Многим американским подводным лодкам это удавалось. Не было смысла убегать от него в надводном положении. Авианосец продолжал бы уходить от нас, а эсминец вскоре все равно бы настиг нас. Ему потребуется всего несколько минут, чтобы разнести нас на куски.

Итак, мы продолжали идти прежним курсом. Я стоял с лейтенантом Эндрюсом на мостике, вцепившись руками в леера, а «Арчер-Фиш» неслась сквозь волны в направлении, параллельному курсу авианосца. А эсминец шел прямо на нас, как будто намереваясь протаранить нашу лодку.

Невероятно, но мой вахтенный офицер продолжал держаться уверенно и даже проявлял безразличие к приближающемуся к нам врагу. При этом он повторял:

«Мы должны это сделать, командир. Подводной лодке «Арчер-Фиш» нужна такая цель. Они не могут нас видеть. Я знаю это!» Когда он говорил, даже невозможное казалось возможным. Благослови его господь за его боевой дух, но я-то знал, что «Арчер-Фиш» была теперь так же невидима, как Эмпайр-Стейт-Билдинг в штате Айова. Надо было быть слепыми, чтобы не видеть нас. Судя по тому, как японский эсминец несся прямо на лодку, нас уже заметили. Мы смотрели во все глаза, как он шел полным ходом, чтобы отправить нас на океанское дно.

Я представил лица людей, которые следили за мною через открытый люк боевой рубки, и прежде всего лейтенанта Боша, энсина Кросби и старшины Карнахана. (97) Они ждали моих команд, чтобы немедленно их исполнить. Приказ на погружение будет выполнять лейтенант Ром Казинс на центральном посту. Вахтенный офицер быстро спрыгнет в боевую рубку, а за ним последую и я, задраивая люк на мостик, в то время как «Арчер-Фиш» уже начнет погружение в бездну. Этот момент быстро приближался. Вражеский эсминец находился от нас в трех милях. Через несколько минут он будет рядом с нами. Но почему же он не открывает огонь? Я не мог понять этого. Хоть бы подал световой опознавательный сигнал.

– Будь наготове, Джон. Если он будет подходить ближе, быстро уходи вниз.

Это был потрясающий момент. Я ликовал, как ребенок, который сидит в головном вагончике детской железной дороги в Луна-парке. Такие моменты навсегда сохраняются в памяти.

Мы с Джоном стояли на мостике, крепко вцепившись, чтобы не оступиться, в скользкие от морских брызг леера. «Арчер-Фиш» неслась на предельной скорости по освещенной лунным светом водной поверхности. Вражеский корабль, казалось, весь напрягся, чтобы кинуться на нас. И тогда, далеко на расстоянии, прорезая тьму, авианосец вдруг начал подавать сигналы клотиком. Этот сигнал передавался в течение 10 секунд.

«Что за черт! – удивился я. – Никогда не видел, чтобы на боевом корабле включались ночью сигнальные огни…»

Через несколько секунд все снова погрузилось во тьму. Потом, через небольшой промежуток времени, в ночной темноте снова появились сигналы клотиковым огнем и длились 10 секунд. Затем опять темнота.

– Я думаю, он приказывает эсминцу открыть по нас огонь! – прокричал я вахтенному офицеру и снова стал ждать вспышек и всплесков. Но ничего не последовало.

– Он поворачивает от нac, командир! Он уходит от нас! – закричал лейтенант Эндрюс. – Будь я проклят, если это не так!

Я не верил своим глазам. Что же произошло? Авианосец послал световой сигнал, и почти одновременно с этим эсминец стал разворачиваться и уходить. Почему? На эсминце нас наверняка заметили. Он был всего в трех милях от нас и мог подойти вплотную к нам (98) через несколько минут. Вместо этого эсминец повернул, так ничего и не предприняв, словно показывая нам кукиш. Не произведя ни единого выстрела!..

– Он меняет курс, Джон. Никакого сомнения. Посмотри на него. Он возвращается на свое место впереди авианосца. Что ты думаешь по этому поводу?

– Не могу понять, командир. Это японские корабли. Мы видели, как они выходили из Токийского залива. Они не могут быть вражескими. Может, они думают, что ради нас не стоит и пачкаться?

– Ничего более странного я в жизни не видел, – ответил я.

Вахтенный офицер сообщил подводникам, находившимся в боевой рубке, о действиях эсминца.

– Мы видим его на экране радиолокационной станции, – сказал энсин Кросби. – Трудно поверить, не говоря уже о том, чтобы понять все это.

– Не очень-то нападай на них, Гордон, – ответил с усмешкой лейтенант Боша. – Я думаю, что это был выдающийся ход командира эсминца. Парень по мне.

Прислушиваясь к болтовне снизу, я впервые с того момента, как эсминец устремился на нас, позволил себе расслабиться. Что же делать теперь? Мы снова оказались на исходной позиции. Я с облегчением увидел, как эсминец внезапно отказался от нападения, но наше решение идти прежним курсом тоже не дало нам никаких преимуществ, и мы не смогли приблизиться к авианосцу. В лучшем случае нас разделяло то же расстояние.

– Командир, авианосец меняет курс, – доложил лейтенант Бантинг через открытый люк. – Расстояние между нами увеличивается. Он изменил курс влево на 30 градусов. Его курс сейчас 480 градусов, на юг.

– Проклятье, а что же теперь, Джон?! – воскликнул я.

Часы показывали 23.02. Оставалось меньше часа до полуночи. И наступит другой день. Среда, 29 ноября 1944 года. Я размышлял о том, что нового принесет нам этот день. Бой? Смерть? Жизнь?

«Приказываю всем сигнальным занять свои места», – сказал я.

Я пристально всматривался в авианосец. Его силуэт изменился из-за перемены курса: он казался (99) намного меньше и еле виднелся па горизонте. Эсминец то исчезал, то появлялся при ночном свете луны. Я прокричал вниз главному старшине Карнахану:

– Старшина, попросите коммандера Бобчинского подняться на мостик!

Боб был наиболее способным и опытным офицером на борту, так как он много раз в начале войны бывал в боевых походах именно в этих водах. Сейчас я очень нуждался в его совете и помощи.

– Еле ноги унесли, а, капитан? – проговорил Боб, поднявшись наверх. Его глаза добродушно светились.

– Да уж, о таком только и писать домой! – засмеялся я. – Но что ты думаешь обо всем этом? Эсминец почти настигает нас. Мы уже готовимся к бою и погружению, а тут авианосец начинает передавать ему световые сигналы клотиковым огнем. Очень в очень странно… Дважды авианосец посылал световые сигналы продолжительностью десять секунд. Я думал, что он приказывает эсминцу открыть по нас огонь. Но вместо этого эсминец разворачивается, уходит и занимает свое место по курсу авианосца…

– Я согласен. Никогда не слышал ничего подобного. Кто вообще включает сигнальные огни ночью? Да еще когда противник рядом! Самоуверенный наглец – командир этого авианосца. Уверен: он думает, что мы не представляем для него большой опасности, – сказал Боб.

– Он изменит свое мнение, если нам удастся подойти к авианосцу на расстояние торпедного залпа, – несколько раздраженно проговорил я. – Но в этом и состоит вея проблема. Начать с того, что он нас обогнал. Сейчас он изменил курс на тридцать градусов и вскоре оставит нас далеко позади. Что нам делать?..

Мы помолчали с Бобом несколько минут, вглядываясь 6 силуэты кораблей, составлявших авианосную группу. Затем мы решили спуститься вниз, чтобы посмотреть карты в оценить обстановку. Вахтенный офицер оставался на мостике вместе с сигнальщиками. А мы с энсином Дайгертом, помощником штурмана, сверили данные о курсах кораблей, полученные лейтенантом Бантингом на торпедном автомате стрельбы, с данными, полученными лейтенантом Бошей от радиолокационной станции. После этого мы с Бобом стали обсуждать план наших действий.

– Я думаю, Боб, ты согласишься с тем, что у нас (100) нет никакого шанса обогнать его при нашей скорости, если он будет продолжать идти новым курсом сто восемьдесят градусов?..

– Я согласен, Джо. У него большая скорость, и мы не сможем догнать его на этом курсе. Но тем не менее у нас есть шанс…

– Какой же?..

– Я просмотрел внимательно прокладку курса авианосца на карте. Когда мы впервые увидели его, он шел курсом примерно двести десять градусов. Таким курсом он следовал более двух часов. А несколько минут назад он повернул на юг…

– Верно, когда мы его впервые обнаружили, он был на курсе двести десять градусов. Казалось, он направляется на Филиппины, – заметил я. – Хотя зачем ему направляться в тот район, где господствуют американские авианосные соединения, – этого я не мог понять…

– Хорошо, направление курса корабля в этот район – это одно дело. Но на гораздо большее расстояние он может идти и другим курсом.

– О'кей. Я понял, что ты хочешь сказать, Боб. Ты думаешь, что направление по курсу двести десять градусов к юго-западу – это основной курс авианосца? А вот этот, новый курс сто восемьдесят градусов – это частный курс на зигзаге? Сейчас он направляется влево, но рано или поздно, на зигзаге, он повернет вправо и снова возвратится на основной курс двести десять градусов?

– Именно так, командир! – просиял Боб. – Во всяком случае, это единственный наш шанс. Если он останется на данном курсе сто восемьдесят градусов, мы можем сказать ему «гуд бай» навсегда.

– Ты совершенно прав, Боб. Поэтому мы не будем преследовать его по новому курсу. Подводная лодка «Арчер-Фиш» будет идти с максимальной скоростью курсом двести десять градусов, так как мы надеемся, что это есть генеральный курс авианосца и он вскоре на него возвратится. Когда же он это сделает, мы будем уже рядом и постараемся занять удобную для торпедной атаки позицию.

– Так точно; я думаю, это единственный шанс для нас догнать авианосец. Если даже мы потеряем его из виду, мы поймаем его на экране радара. Похоже, что это не вызывает у него беспокойства. (101)

– Прекрасно. И вот еще что: нам не следует мешкать, выясняя, является ли этот новый курс всего лишь частным курсом зигзага. Если он проходит семьдесят пять – восемьдесят процентов своего расстояния основным курсом, то на частном курсе зигзага поворотом влево на тридцать градусов он будет идти недолго. Я думаю, что, когда он будет уверен, что обогнал нас, он сделает поворот на пятьдесят – шестьдесят градусов вправо от его теперешнего курса сто восемьдесят градусов.

– Я с вами согласен, командир, – сказал Боб.

Я сообщил всю информацию старшине Карнахану, чтобы тот по телефону передал ее личному составу, а также попросил Рома Казинса возвратиться в отсек и обсудить с вахтой машинного отделения возможности увеличения скорости. После огромного напряжения люди расслабились. Все говорили тихими голосами. Была только одна тема разговора: как потопить авианосец.

Я проверил еще раз данные, нанесенные на карту, чтобы точнее определить место цели. Часы показывали около 23.30. Я решил, что должен уведомить адмирала Локвуда, командующего подводными силами на Тихом океане, находящегося в Перл-Харборе, о наших действиях. Безусловно, адмиралу будет интересно и важно узнать, что большой вражеский авианосец свободно разгуливает на воле. Вполне возможно, какая-нибудь другая подводная лодка ВМС США находится теперь в лучшем положении, чем мы, чтобы перехватить и потопить его.

Я возвратился на мостик, продумывая текст донесения. Затем вызвал энсина Кросби. Я не стал диктовать ему весь текст радиограммы – только изложил сущность донесения. Являясь командиром боевой части связи, Гордон умело облекал в письменную форму любые мои сообщения.

– Закодируйте и передайте в эфир! – приказал я.

Он быстро спустился вниз, теперь было ровно 23.30. При мысли о донесении адмиралу меня обуревали смешанные чувства. Перехватив радиоволны, противник, без сомнения, определит наше местонахождение. Я уже начал думать об авианосце как о цели, предназначенной специально для нас. Но я знал, что подводные лодки должны взаимодействовать, чтобы не упустить цель. (102)

Гордон отсутствовал дольше, чем я ожидал, и, когда он возвратился на мостик, я спросил его:

– Как все прошло?

– Сначала со скрипом, командир. Береговая станция в Перл-Харборе просила нас подождать. Но я продолжал настаивать. В конце концов я убедил их, что у меня сообщение первостепенной важности. После этого они разрешили нам выйти в эфир. Было четыре ноль-ноль по харборскому времени. Адмирала, должно быть, немедленно поставили в известность.

– Я думаю, вы поступили правильно, Гордон! – засмеялся я. – Адмирал любит, чтобы ему немедленно сообщали, когда одна из его подводных лодок охотится за крупной дичью. Он теперь до самого утра не заснет.

Я всматривался слева по курсу лодки в направлении авианосца. К этому времени он был едва виден даже в бинокль. Вскоре он исчез в темноте. Испытывая чувство разочарования, я размышлял о своих несбывшихся надеждах, о том, увижу ли я его еще когда-нибудь. (103)

5. Бегство

Рассекая морские волны, «Синано» скользил по океанской поверхности, похожий на небольшой город. Идущие у него на траверзе эсминцы «Хамакадзе» и «Юкикадзе» были больше похожи на светящиеся макрели, чем на боевые корабли. Мористее, по правому борту, на расстоянии около пяти миль к западу, на полной скорости уходил по направлению к американской подводной лодке флагманский эсминец «Исокадзе». Намерения эсминца были более чем ясны.

Стоя на мостике рядом с офицерами, кэптен Абэ сузившимися от ярости глазами смотрел вслед эсминцу. Руки его, без перчаток, сжимали леера; костяшки пальцев казались двумя рядами агатов. Для него било непостижимо, как каптен Синтани, командир группы кораблей охранения, мог нарушить свой долг. Кэптен Абэ преднамеренно точно сформулировал свои приказы. Никто не должен был поддаться на уловку янки и умчаться прочь, подобно безумному странствующему рыцарю, в поисках поединка. Как кэптен Синтани посмел не повиноваться его приказу? Как он мог своевольно покинуть свое место в строю кораблей охранения, оставил «Синано» незащищенным, особенно с. носовых курсовых углов, откуда его могла атаковать любая группа американских подводных лодок. Он размышлял о том, что, возможно, кэптен Синтани страдал нервным истощением после многочисленных боев, что и привело к срыву и умопомрачению. Только этим можно объяснить такое нарушение приказа.

Ну а кэптен Суниси Тосима, командир эсминца «Исокадзе»? Он, конечно, не последует его примеру.

– Посигналить, чтобы он возвратился на свое место, сэр? – спросил с беспокойством штурман Накамура.

– Подождите немного. Посмотрим, может, он повернет, – ответил кэптен Абэ. – Я не хочу включать (104) клотиковые огни, пока нет крайней необходимости. Мы все еще не знаем, вражеский ли это корабль.

Командир, штабные офицеры и сигнальщики наблюдали за эсминцем «Исокадзе» в, свои бинокли. Не было произнесено ни слова. Офицеру-сигнальщику пришлось сделать замечание своим подчиненным, чтобы они продолжали вести наблюдение в других секто-pax залитого лунным светом океана. Необходимо было обеспечить свою безопасность со всех направлений, в то время как взгляды всех были прикованы к «Исокадзе» и таинственному кораблю.

– Какое расстояние до «Исокадзе»? – спросил кэптен Абэ.

Энсин Ясуда, который находился на связи с командирским мостиком, тихо повторил этот вопрос в микрофон.

– По дальномеру расстояние от него до «Синано» составляет почти пять миль. А от неопознанного корабля он находится на расстоянии менее четырех миль, – доложил он.

– Мы подождем еще несколько минут, а затем начнем сигналить клотиковым огнем, если он не повернет обратно, – спокойно произнес кэптен Абэ.

– Сэр, кэптен Миками просит разрешения открыть огонь по вражеской цели, – доложил энсин Ясуда.

– Нет, еще нет. Ждите, – ответил кэптен Абэ.

– Вы думаете, это та самая лодка, радиосигналы которой мы обнаружили, сэр? – спросил штурман Накамура.

– Видимо, она, Накамура. Она не отвечала на наши световые сигналы. Она продолжает оставаться в надводном положении, несмотря на то, что ее командир должен знать, что мы видим ее. Это – ловушка для нас, я уверен в этом. Она пытается отвлечь один из кораблей охранения, чтобы другие подводные лодки получили возможность в подводном положении подойти к «Синано», не встретив при этом сильного сопротивления.

– Это ей удалось, cap, – заметил штурман Накамура.

Кэптен Абэ предпочел не отвечать. Он попеременно направлял свой бинокль то на эсминец «Исокадзе», то на его цель. Он размышлял, почему кэптен Синтани, который так стремился преследовать вражескую подлодку, сам не открывает огонь. Он, конечно, мог (105) разнести ее на куски в любую минуту. Кэптен Абэ решил, что Синтани намеревается таранить ее.

– Открывать огонь, сэр? Расстояние между эсминцем «Исокадзе» и его целью быстро сокращается, – проговорил штурман Накамура.

– Нет, нет, Накамура. Вспышки от наших артиллерийских орудии будут видны на многие километры и привлекут внимание всех подводных лодок, находящихся поблизости. У нас есть приказ – авианосцу «Синано» благополучно прибыть в порт Куре, а не нападать на подводные лодки противника. Приказываю: лечь с курса двести десять градусов на сто восемьдесят, зигзагом влево тридцать градусов.

Энсин Ясуда быстро передал через свой микрофон приказ командира изменить курс. Кэптен Абэ кивком одобрил быстрые действия офицера.

– Который час? – спросил он.

– Ровно двадцать три ноль-ноль, кэптен, – ответил офицер-связист.

– Занесите в вахтенный журнал, – приказал кэптен Абэ. Он повернулся к штурману: – Накамура, посигнальте красным клотиковым огнем эсминцу «Исокадзе», чтобы он возвратился на свое место в строю кораблей.

Штурман посмотрел на энсина Ясуду, отметив, что тот уже передавал приказ командира. Высоко наверху топмачты зажегся красный клотиковый огонь. Он горел в течение 10 секунд, затем на 20 секунд прервался и снова появился на 10 секунд.

На расстоянии почти в 6 миль от авианосца рулевой «Исокадзе» выполнил приказ кэптена Тосима «лево на борт», и эсминец резко накренился вправо, когда разворачивался на курс влево, который вывел его на свое место в строю кораблей по курсу авианосца «Синано».

Кэптен Абэ с мрачным одобрением наблюдал, как «Исокадзе» стал занимать свое место в ордере кораблей охранения и выполнять свои ходы зигзагом. Он уже решил, что кэптен Синтани получит строгий выговор, а может, будет предан военному трибуналу за попытку атаковать неизвестную цель без приказа. Синтани, конечно, один из наиболее способных офицеров, служащих на эсминцах, но нельзя оправдать его несвоевременное и бездумное решение покинуть свое место охранения, оставив авианосец «Синано» без (106) прикрытия. Для него наступит день расплаты; это кэптен обещает, как только «Синано» прибудет в порт Куре во Внутреннем море.

Не произнеся ни слова, кэптен Абэ покинул сигнальный мостик и спустился вниз на командный мостик в сопровождении штурмана Накамуры, командира боевой части связи Араки, энсина Ясуды и унтер-офицера Умеды. Его встретил кэптен Миками, который провел его в штурманскую рубку, где в окружении офицеров он стал изучать большую карту.

– Штурман Накамура, – сказал он, указывая на карту, – держите курс на юг до дальнейших распоряжений. Если неприятельская подводная лодка находится в девяти милях по правому борту, то мы оставим ее далеко позади. Самая большая ее скорость восемнадцать, а может быть, девятнадцать узлов. Имея скорость двадцать узлов, мы быстро оторвемся от нее еще больше, и они не смогут нас видеть.

– Но подводная лодка будет следить за нами с помощью радара, что они активно и делают, – сказал штурман.

– Верно, но меня больше интересует дистанция отрыва. И кроме того, мы должны бдительно следить за появлением других вражеских подводных лодок. Я убежден, что они где-то поблизости. Возможно, даже поджидают нас на нашем курсе.

– Будет выполнено, – ответил штурман.

Офицеры молчали минуты две, наблюдая, как энсин Ясуда наносил новый курс «Синано» на карту.

Кэптен Абэ отошел от офицеров и направился на носовую часть мостика в свое уединение. Он молча стоял там, не садясь в свое комфортабельное кресло. После его ухода офицеры возобновили свою работу, и жизнь на командирском мостике начала входить в нормальную колею, хотя атмосфера была напряженной из-за постоянных напоминаний командира о близости целой группы подводных лодок противника.

Оставшись наедине с собой, кэптен Абэ предался размышлениям. Дело в том, что лично его нисколько не волновала встреча с одиночной лодкой противника, которая, возможно, ищет столкновения с «Синано»! Единственное, чего он хотел, – это избежать нападения нескольких подлодок. Он не забыл сообщения о (107) группах неприятельских лодок, которые покинули свои базы на островах Гуам и Сайпан. Будет полезно время от времени напоминать офицерам и матросам о призраке подводных лодок, чтобы люди были настороже.

Желая подкрепить свою уверенность в непобедимости «Синано», он вспомнил несколько бесед с вице-адмиралом Фукудой, выдающимся конструктором, создателем военных кораблей японской империи. Когда «Синано» еще стоял в сухом доке в Йокосуке, адмирал Фукуда заверял его, что авианосец практически непотопляем. Его создатели приняли в расчет все, чтобы сделать его непотопляемым. В самом деле, успокоительные слова.

Но тем не менее кэптен Абэ не мог избавиться от мыслей о линейных кораблях «Мусаси» и «Ямато», которые были одного типа с авианосцем «Синано». Они тоже были спроектированы и построены как непотопляемые корабли. Они считались самыми мощными, самыми защищенными кораблями в мире. «Мусаси» едва уцелел после торпедной атаки одиночной вражеской подводной лодки. Это было в марте 1944 года. Торпеда попала в носовую часть корабля, но «Мусаси» удалось возвратиться в свой порт на ремонт. Второй раз ему не повезло. 24 октября, когда на него совершили налет несколько американских бомбардировщиков, линкор «Мусаси» затонул, получив не менее 10 торпедных ударов и 16 попаданий авиационных бомб. Еще раньше, на Рождество 1943 года, другой линкор того же типа, «Ямато», был атакован одиночной американской подводной лодкой, которая нанесла один удар торпедой по его носовой части. Дредноут остался на плаву и почти неповрежденным, несмотря на то что вовнутрь корабля хлынуло почти 3000 тонн воды через пробоину от вражеской торпеды. Больше того, он своим ходом направился в порт Куре на ремонт и возвратился в строй в конце февраля 1944 года.

Перебирая в памяти все эти факты, кэптен Абэ уверял себя в том, что его корабль был почти непотопляемым. Безусловно, одиночная подводная лодка не могла потопить «Синано».

Он сомневался в том, что даже целая группа подводных лодок противника может потопить его авианосец. Пусть только попробует какой-нибудь презренный иностранец помешать ему доставить «Синано» к (108) проливу Кии в полной сохранности – он, кэптен Абэ, раздавит его…

Когда стрелки часов остановились на 23.22, лейтенант-коммандер Миура, командир дивизиона движения, в состав которого входили четыре машинных отделения, турбины, редукторы и четыре главных гребных вала, находился на своем посту. Он закурил сигарету с дешевым табаком из Суматры.

Когда зазвонил корабельный телефон, у него мелькнула мысль: что бы это значило? Загасив окурок, он подошел к телефону. Звонил вахтенный старшина из коридора гребного вала. Новости были неприятные: перегрелся главный подшипник гребного вала. В общем, он стал таким горячим, что на нем невозможно было удержать руку. Миура немедленно доложил обо всем кэптену Бунджи Коно, командиру электромеханической боевой части. Кэптен Коно приказал Миуре немедленно встретиться с ним в коридоре гребного вала, где находился разогретый подшипник. Пока Миура спешил к этому месту, чтобы начать ремонтные работы, он раздумывал, почему подшипник мог так сильно перегреться. Было несколько возможных причин перегрева подшипника.

Первое, что пришло в голову, это отсутствие подачи масла. Следовательно, необходимо было проверить насосы, подающие масло, и фильтры. Но если выяснится, что засорилась проходная втулка подачи масла внутрь подшипника, то операцию по ее очистке можно будет произвести только по прибытии в порт. Поломка могла также произойти между валом и основанием подшипника, который был прикреплен к корпусу корабля. Любое из этих повреждений вело к перегреву подшипника.

Войдя в коридор гребного вала, Миура увидел кэптена Коно в центре группы старшин и уорент-офицеров из машинного отделения. Он доложил о себе Коно, высокому, стройному, аристократического вида офицеру с широкими усиками щеточкой. Трудно было представить, что этакий аристократ имеет дело с силовыми установками авианосца «Синано». Миура отлично знал, что на авианосце работало всего 6 из 12 котлов, что уменьшило его скорость с 27 до 20 узлов.

– Плохие дела, сэр, – вздохнул Миура, когда осмотрел громадный вал двигателя правой машинной установки № 1. (109)

– Я уже проверил поступление масла. Здесь все в порядке, – сказал спокойно кэптен Коно. – Мы уже пытались охладить подшипник при помощи поливки из шланга морской водой. Но ничего но помогает.

– Такое часто случается на новых кораблях, – сказал Миура. – Мы должны уменьшить скорость, чтобы понизить температуру.

– Совершенно верно, – согласился Коно. – Но вначале я должен доложить об этом кэптену Абэ. Я знаю, что это известие его не порадует.

– У нас нет выбора, – ответил коммандер. – Необходимо произвести ремонтные работы. Необходимо уменьшить обороты двигателей, чтобы не произошло еще большего повреждения вала.

Пока кэптен Коно ходил докладывать кэптену Абэ о перегреве подшипника, коммандер Миура думал о худшем варианте: если температура подшипника станет еще больше увеличиваться, то в конце концов баббитовый сплав металла, из которого был отлит подшипник, начнет плавиться. Если это произойдет, он больше не сможет поддерживать вал. Вал остановится; потребуются колоссальные усилия, чтобы сменить его секции из твердой стали, которые имеют в диаметре 36 дюймов и длину 150 футов…

Но вот кэптен Коно возвратился в коридор гребного вала и отвел коммандера Миуру в сторону от ремонтной бригады.

– Кэптена Абэ не обрадовало мое сообщение о поломке. Он говорил со мной таким тоном, как будто я лично виноват в перегреве подшипника. А когда я посоветовал уменьшить обороты двигателей, то думал, что он взорвется.

– А есть ли альтернатива? – спросил коммандер.

– Кэптен хорошо знает, что ее нет. Он-то понимает, что нельзя допустить повреждения вала. В конце концов он дал согласие, чтобы мы уменьшили скорость хода, пока не начнет остывать подшипник.

– Тем лучше для нас, кэптен Коно. Мы должны немедленно это сделать.

– Сначала свяжитесь с вахтенным офицером на мостике. Скажите ему, что мы собираемся уменьшить обороты двигателей, и держите его в курсе.

В течение следующего получаса коммандер Миура вел почти непрерывные телефонные разговоры с вахтенным офицером, сообщая ему о попытках команды (110) машинного отделения снизить температуру подшипника.

В конце концов, когда с мостика неохотно дали «добро» на уменьшение оборотов двигателей до 192 в минуту, коммандер Миура доложил:

– Температура подшипника стала падать. Я надеюсь, что мы можем идти на такой скорости, не опасаясь повредить подшипник или вал.

И кэптену Абэ доложили, что «Синано» может идти с максимальной скоростью 18 узлов, пока не будет завершен ремонт подшипника на судоверфи в порту. Он с отвращением покачал головой. Конечно, разогретый подшипник отнюдь не такое уж необычное явление на новом корабле, да еще в его первом походе. Но «Синано» не роскошный океанский лайнер, совершающий круиз в мирное время. Япония ведет войну. Авианосец представляет для врага важнейшую цель. Любая из многих подводных лодок противника, скрывающихся в засаде, может теперь идти одинаковой с ним скоростью…