Совершенно секретно

Это те самые знаменитые учреждения, сокращенные названия которых КОМ-3 и АД-СЕК{24}, проставленные на буферах десятков тысяч машин, столько раз ставили в тупик немецких лазутчиков, собиравших сведения о наших частях, расположенных в данном районе. (У некоторых захваченных нами незадачливых немецких шпионов были отобраны записные книжки, не содержащие других отметок, кроме бесчисленных КОМ-3 и АД-СЕК, с соответствующими подсчетами, - что не могло дать хозяевам этих людей никаких сведений, кроме как о самом факте наличия поблизости большого количества американцев). АД-СЕК - то есть "Отдел наступления", - как показывает самое название, - был штабом снабжения выдвинувшихся вперед частей. Возникновение его было вызвано необходимостью облегчить штабу КОМ-3 задачу обслуживания армии вторжения одновременно по обе стороны Ла-Манша. Но он продолжал существовать и после того, как все подлежащее переброске на континент было уже переброшено; результатом этого был значительный параллелизм в постановке дела снабжения.
      Прямым следствием такого административного устройства было то, что очень многие работники чувствовали себя полными хозяевами на своем участке работы, но никто не нес ответственности за целое. Функции общего руководства мог бы осуществлять сам Эйзенхауэр - через отдел снабжения своего штаба, то есть через начальника 4-го отдела, - но в действительности начальник 4-го отдела был и не был главным начальником снабжения. На бумаге главным начальником снабжения был начальник КОМ-3, генерал-майор Джон С. X. Ли, имевший прежде свой собственный поезд для передвижения по открытым пространствам Южной Англии. Но не генерал Ли, а возглавлявший "Отдел наступления" генерал Планк имел в своем распоряжении автороты, ведал ремонтом железнодорожных путей и прокладывал бензинопроводы.
      Эти три штаба распоряжались транспортными средствами, но в запасах нуждались действующие части под командованием Брэдли и его помощников Ходжеса и Паттона. Только эти генералы знали, сколько галлонов и тонн нужно для того, чтобы продвинуться туда-то и добиться того-то. На Брэдли лежала вся ответственность, но он не имел никакой власти за той чертой, которая отделяла его армии от ближайших тылов. Этот организационный дефект делал Брэдли совершенно беспомощным.
      Бесконечно громоздкая организация руководства снабжением в виде трех отдельных инстанций - СХАЭФ, КОМ-3 и АД-СЕК - представляла бы значительное неудобство в любое время, но когда мы так остро нуждались в бесперебойном снабжении фронта всем необходимым, сложность ее становилась просто недопустимой. И это усугублялось еще одним обстоятельством географического характера.
      "Отдел наступления" (АД-СЕК), первым переправившись во Францию, храбро занял замок возле Изиньи, когда там еще был слышен грохот орудий. Он храбро занял этот замок и отсиживался там долго после того, как центр тяжести всей системы снабжения переместился на сотни миль к востоку.
      Верховное главнокомандование экспедиционных сил союзников (СХАЭФ) выжидало, пока не будет освобожден красивый приморский город Гранвиль, возле Авранша, на побережье пролива. Через неделю после того, как верховное главнокомандование разместилось в Гранвиле, центр тяжести американских маневренных колонн оказался уже так далеко, что даже телефонная связь с ним стала почти невозможной. Когда главная квартира Брэдли двинулась по следам своих стремительных армий, верховное главнокомандование свернулось и переехало в Версаль. Это было неплохо, поскольку входившие в состав немецкой обороны Парижа аэропорты оказались в непосредственной близости к верховному главнокомандованию. Эйзенхауэр предпочел остаться в Версале, не переезжая в Париж, к немалому огорчению своих младших офицеров, которые не пользовались правом проезда в штабных автобусах и легковых машинах, так что десять миль от Версаля до Парижа были для них серьезной препоной.
      Но возглавляемое генералом Ли главное управление КОМ-3 было не столь скромно: оно перепрыгнуло с Гровенор-сквера в Лондоне прямо в парижские отели - "Георг V" и "Мажестик". Его прибытие туда сопровождалось таким отчетливым, хотя и мягким звуком погружения в уютные плюшевые подушки, что Эйзенхауэр приказал генералу Ли вывезти свой штаб из Парижа немедленно или (тут сыграл свою роль "Отдел особых оговорок") как только удастся наладить коммуникации в другом месте. Приказ был составлен в очень строгих выражениях, но Ли и его управление сумели использовать поправку "Отдела особых оговорок", приведя неопровержимые доказательства в пользу того, что во всей Франции нет другого места, где коммуникации были бы налажены так, как в Париже. Они не тронулись с места.
      Я попал в Париж на один день, после того как туда прибыло управление КОМ-3; один мой старый приятель, полковник, показал мне обстановку занимаемого им номера в отеле "Георг V".
      - Теперь я знаю, почему немецкая армия во Франции оказалась разбитой, - сказал он.
      - Тут слишком приятная жизнь. Немецкие офицеры сами здесь попросту окопались, а нам позволили выгнать их солдат из окопов.
      Он посмотрел по сторонам, похлопал по шелковым подушкам на диване и прибавил:
      - По-моему, это совсем недурно - вести войну в такой обстановке.
      Мой приятель из управления КОМ-3 пошутил; но мало похоже на шутку было то, что с того самого момента, как это управление тронулось из Лондона в Париж, система нашего снабжения во Франции стала переживать кризис. Крупнейшее из управлений службы тыла, с тоннами канцелярских дел, с тысячами клерков, машинисток, бойцов охраны, со всякими статистическими отделами, шифровальными кабинетами, с гигантским телефонным хозяйством и другими сложными атрибутами всякого большого учреждения, не может быть переброшено из одной столицы в другую - где к тому же говорят на чужом языке - без огромной потери времени и огромного снижения своей эффективности.
      Управление КОМ-3 проделало немало чрезвычайно трудной, требующей величайшей добросовестности и к тому же скучной, кропотливой работы. Но по самой природе своей оно было неспособно, как командир на поле боя, найти быстрый выход из положения, которое вдруг стало критическим. Создать блестящий план, покончить с волокитой, воодушевить людей и повести их за собой - все это было ему не по плечу. Самих административных работников снабжения в первые месяцы их пребывания в Париже, после переезда управления КОМ-3 в этот город, помимо вина и женщин, больше всего вдохновлял черный рынок, где, имея знакомство с подходящим шофером такси, можно было нажить целое состояние путем продажи накопленного за неделю бензина, который вам было поручено доставить по назначению, или же, при отсутствии нужных знакомств, путем продажи собственных пайков на площади Звезды, в тени деревьев, окружающих арку, под которой покоится неизвестный солдат участник первой мировой войны.
      Когда же наступил кризис, ни в одном из трех органов не нашлось ни подходящих людей, ни энтузиазма, чтобы совершить исторически необходимое дело, - оказались налицо в лучшем случае лишь благоразумие, трудолюбие и усердие. У одних - трудолюбие, а у других - продажность. Ласковый предосенний ветер шуршал листьями в саду замка Изиньи, тихо порхал в мраморных залах Версаля, шелестел на авеню Клебер, которое американцы окрестили "Avenue de salute", - овевая каски часовых, охраняющих отель "Мажестик". Ласковый ветер судьбы шелестел, шелестел, а время шло. Наступило начало сентября, и возможность для наших снабжающих организаций подготовиться к кризису - была упущена.
      И тогда действующая армия оказалась вынужденной прекратить вопли о доставке новых материалов и трезво обдумать, как обойтись с тем, что имеется.
      После Сен-Ло штаб Омара Брэдли, юркнув в щель, образовавшуюся в немецком фронте, обосновался сперва в одном городке недалеко от побережья, к северу от Кутанса. После Авранша он направился на юг и, миновав поле боя у Мортэна, остановился в Лавале, довольно крупном узле дорог, расположенном у основания Брестского полуострова. Предполагалось, что из этого пункта можно будет руководить операциями в любом направлении. К этому времени они так усложнились, что Брэдли разбил свой штаб на три отдела. Тыловой эшелон с данными о погребениях и военно-полевыми судами был уже раньше оставлен позади. Теперь, в Лавале, осталась громоздкая главная квартира, и Брэдли создал себе оперативный штаб, который неотступно следовал за его армиями, не покидая в то же время основной оси коммуникаций.
      Служба связи в любой момент сообщала, куда продвинулся штаб, так как именно служба связи протягивала на карте свои линии как можно дальше перед ведущими бой частями и объявляла: "В этом направлении мы можем обеспечить вам телефонно-телеграфную связь". Намечая эти линии, она исходила из наличия гражданской сети, - предполагая, что немцы оставят ее нетронутой, а также из возможностей протянуть новые провода силами собственных батальонов связи. Эти специально обученные и оснащенные батальоны опутали Францию целой сетью поблескивающей на солнце медной проволоки, натянутой на столбах, расставленных аккуратней и лучше, чем вдоль дороги No 1 из Нью-Йорка в Вашингтон.
      Условное наименование 12-й армейской группы под командованием Брэдли было "Орел". Пока "Орел главный" еще стоял под Лавалем, - в роще, которую до этого немцы тоже использовали под свой штаб, - "Орел оперативный" (то есть оперативный штаб 12-й армейской группы) сперва расположил свои прицепы в полях у Шартра, потом прошел через Версаль, обогнул Париж и, сделав два перехода, разместился на грязном ипподроме в предместье Вердена. "Орел главный" переехал в Версаль, занял там отель Трианонского дворца, находящийся за самым дворцом, и стал ждать, когда Союзное верховное главнокомандование заставит его двигаться дальше.
      Подотдел, в котором я работал, отделившись от "Орла главного", присоединился к "Орлу оперативному" в Вердене и разбил свои служебные палатки в нескольких футах от прицепа, в котором находилась карта операций. Подули первые холодные осенние ветры, и после лета, проведенного под брезентом, мы перебрались есть и спать в неопрятные отельчики Вердена, захватив с собой резиновые сапоги, чтобы хлюпать по жидкой грязи ипподрома. Наш отель служил до нас пристанищем для любовниц немецких офицеров, и горничные рассказывали нам об этих особах и о том, как они (то есть горничные), высунувшись из окна, насмехались и улюлюкали, когда немцы, перед самым уходом, сажали своих девок на грузовики, чтобы увезти с собой.
      Даже когда мы продвинулись до Вердена, "Орел оперативный" генерала Брэдли сохранял свою подчеркнутую суровость и простоту. Прицеп самого Брэдли стоял среди грязи, в нескольких ярдах от прицепов, в которых работали пятеро главных его генералов: начальник штаба и четверо начальников его отделов. Было там еще два прицепа. В одном находилась карта операций, на которую круглые сутки, ночью и днем, наносились последние данные, поступившие от частей. Он был узкий и длинный, как цирковой фургон. Когда Эйзенхауэр и генералы из "АД-СЕКа" и управления "КОМ-3" приехали взглянуть на карту, они набились в этот прицеп, как сардинки и толкались, и мешали друг другу, заглядывая через плечо стоящего впереди, в то время как дежурный офицер старательно резюмировал обстановку, с которой генералы, как он полагал, желали ознакомиться.
      На стенках другого прицепа висели разведывательные карты. На них фиксировалась текущая оценка германских сил. В этом помещении обрабатывались сведения, поступавшие от наших лазутчиков с территории противника, и расшифровывались те ребусы, которыми являлись протоколы допроса пленных. Здесь Омар часто устраивал совещания. На стене его собственного прицепа висела карта операций, на которой ежечасно уточнялось положение противника и союзных войск. Но разведывательный прицеп окружала еще большая тайна, он был еще более недоступен, и стены его вовсе не имели ушей, так как часовые совершенно не подпускали к нему посторонних. В момент нашего прибытия в Верден этот невзрачный, типично гарнизонный город подозревался во враждебном отношении к союзникам. Хотя реальных оснований для этих подозрений не было - все мы жили за широкой изгородью из колючей проволоки, вдоль которой расхаживали взад и вперед часовые.
      Так как наш отдел разрабатывал детали осуществления планов, принимаемых генералом, и имел даже право через соответствующие инстанции вносить свои собственные предложения, нам был открыт доступ в разведывательный прицеп; мы часто сидели там и болтали, после того как сводка для генерала была составлена. В сентябре мы тоже сидели и болтали, но больше сидели - и ругались. Уже в начале сентября все знали, что должно было бы произойти - и не происходит.
      Как раз перед переездом в Верден я, еще с одним офицером, ездил в Первую армию и там оказался свидетелем сражения у Монса. Мы вернулись с самыми свежими новостями, но работники нашей разведки опередили нас. Они уже знали все, что мы слышали от пленных немцев, и даже побольше. По ту сторону границы все разваливается. На карте второго отдела мы внимательно рассматривали пространство, по которому продвигались теперь наступающие части Первой и Третьей армий. Там имелись интервалы, где вовсе не было немецких войск,- то есть ничего, сколько-нибудь похожего на дивизии, здесь какой-нибудь батальон, там офицерский учебный лагерь, но никаких дивизий. В немецкой линии обороны зияли разрывы, где не отмечалось никаких частей. Германия не имела прикрытия. Немцы выкатывались из Люксембурга, они тянулись к границе растянутыми и расстроенными колоннами.
      Однажды нам случилось беседовать с двумя американскими офицерами, только что снова надевшими мундир, после того как они побывали в Германии в одежде рабочих. За линией фронта французы плюют на бошей, а те пробираются к себе в казармы, даже не огрызаясь. Молодые эсэсовцы бесятся и кидают гранаты в окна домов, оставляя город, где они волочились за девушками и воровали серебро. Все предприятие разваливается. Люди, побывавшие за линией Мажино и проникшие в укрепления Западного вала, вернувшись, рассказывали нам, что крестьяне засыпали "зубы дракона" землей, чтобы через них можно было ездить, и что многие огневые точки даже не залиты бетоном.
      Мы обращались к данным воздушной разведки. Наблюдалась некоторая активность в районе железнодорожных узлов по Рейну, но не было заметно никакого продвижения частей с Восточного фронта. В центральной Германии неподвижность полной деморализации.
      Верден стоит у важной переправы через Маас. Здесь пролегал главный путь нашего наступления, - и немцы, конечно, знали об этом, но Люфтваффе не прилетала бомбить наши мосты даже по ночам
      В прицепе, занимаемом третьим оперативным отделом, маленькие синие треугольники, обозначавшие американские дивизии, набирали все больше и больше очков в игре. Они скакали по доске, переносясь каждый раз на пять десять миль вперед. В прицепе второго отдела количество красных треугольников, обозначавших германские дивизии, не росло, а все сокращалось. Одна германская дивизия за другой попадала теперь в удлиняющийся список, носивший короткое заглавие "Уничтожены".
      Мы, работники планового отдела, знали, что Брэдли рассчитывает добиться развязки через месяц - полтора - два. Мы знали также, что планы Брэдли известны Эйзенхауэру, так как Брэдли возил их к нему в Версаль, а потом Эйзенхауэр приезжал к нам, и наши офицеры делали для него обзор обстановки. Первый проект был составлен 24 августа и назван "Схема победы". Он делал решительную ставку на Третью армию Паттона - ставку на то, что Третья армия, непрерывно наступая, сможет прорвать Западный вал за Мецом и разрубить всю пограничную систему обороны немцев. Но проекты приказов, претворявших "Схему победы" в жизнь, писались и переписывались без конца, а мы все не получали их обратно с надписью: "Согласен".
      В эти страшные недели Великая Возможность прошла мимо нас на поле сражений, как прежде она прошла мимо работников снабжения - в Париже. Для штабного офицера недели эти были, без всякого сравнения, самыми страшными из всех, про веденных в Европе. Нам пришлось быть свидетелями того, как американские маневренные колонны были вынуждены останавливаться и терять соприкосновение с немцами из-за отсутствия бензина, что делало преследование невозможным. Нам пришлось быть свидетелями того, как победа ускользает из рук.
      В сентябре уже не было времени проливать слезы о том, что органы снабжения могли бы сделать многое, если бы были лучше организованы или имели более талантливое руководство. Они прилагали, хотя и запоздалые, но героические усилия к тому, чтобы исправить положение, выбирая магистрали для одностороннего движения в сторону фронта и предназначая их для скоростного потока грузовиков. Это были знаменитые шоссе "Красная пуля", с которых было устранено всякое движение, кроме грохочущих колонн авторот, мчащихся не только днем, но и ночью, с фарами, устремленными во тьму. Не было времени плакать о том, что тоннажа еле хватит для обслуживания одной лишь наступающей армии, тогда как целых три союзных армии рвутся к Германии - две американских и одна английская, - ас канадской, ведущей осаду германских укреплений на побережье, даже четыре.
      Но в начале сентября было еще время подумать о том, что можно сделать при помощи одной армии, если обеспечить ей продвижение, бросив все транспортные средства на ее обслуживание. Брэдли понимал, что наступил момент опрокинуть весь Западный вал - быстро, быстро, быстро, пока немцы не успели там перегруппироваться. Он понимал, что если бы ему удалось продвинуть армию достаточно глубоко- и притом достаточно стремительно- в Германию, пока Wehrmacht отступает из Франции, германское государство рухнет. Он понимал всю страшную остроту момента, так как это было одно из тех кратких мгновений, когда одним решительным действием можно придать всему ходу событий новое направление. От командующего это понимание передавалось и работникам штаба. Если перед его глазами была вся картина в целом, то мы видели те мелкие и крупные детали, которые надо было в нее вписать, и которые хорошо в нее вписывались. Это укрепляло в нас уверенность, что задуманное можно осуществить.
      Настроение было иное, чем перед вторжением, когда нас отделяло от немцев нечто необъятное - то есть Ла-Манш. У Сен-Ло мы тоже не испытывали такой уверенности, потому что там мы зависели от некоей всеобъемлющей системы, от согласованных действий и передвижений целых армии, корпусов и дивизий - от частей, которые никогда не участвовали в совместных операциях, даже на маневрах. Здесь же, у границ Германии, мы знали и свои части, и противника. Люфтваффе, продолжавшая оттягивать свои базы все дальше и дальше, как военный фактор уже почти не существовала. Все, чего требовала обстановка, - это координированной поддержки одной армии тылом, то есть направления ей одной всего питающего, жизнетворного потока запасов, какой только в состоянии пропустить магистрали "Красной пули". А потом, когда она вступит в Германию, пока еще только начало осени и стоят ясные дни, ее можно будет снабжать по воздуху. Для этого надо будет использовать огромный флот транспортных самолетов, доставивших во Францию в день вторжения три авиадесантных дивизии и способных делать более тысячи вылетов в сутки с конечных железнодорожных станций в районе Парижа, приземляясь на все более отдаленных немецких аэродромах - по мере перехода их в руки союзников. Моральное состояние американских частей на фронте было близким к ликованию. Зверь затравлен, остается только его убить и - домой!
      Все это имел в виду Брэдли, и учитывали на бумаге планы и наметки, разрабатываемые его штабом для представления по начальству. Все это, - а также и то, что если немцы получат передышку, обстановка резко изменится. Они прекратят отступление и соберутся с силами. Западный вал - тут же за ними; если им удастся в нем закрепиться, обстановка получится в десять раз хуже, чем в районе Бокажа. Потянутся недели, а то и месяцы изматывающих пехотных атак. Горы убитых. Под прикрытием Западного вала немцы смогут маневрировать резервами. У них будет время набрать новые дивизии, перебросить войска с Восточного фронта. Главным в их военных усилиях является теперь стремление усовершенствовать тайное оружие, которое сделает наше оружие устаревшим: снабдить подводные лодки новыми устройствами, наладить массовое производство реактивных самолетов, а также ФАУ-1 и ФАУ-2.
      Брэдли все это понимал и учитывал в своих планах, - но средствами осуществления распоряжался не он. Он был поседевшим в боях командиром, чьи армии совершили геройское дело: прорвались в глубь материка, освободили Францию и пересекли германскую границу. Но быть победоносным боевым генералом было уже недостаточно: распределение людей и материалов в тылу его боевой зоны - вот от чего зависело решение вопроса. А на бумаге выходило, что это не его дело.
      В этих условиях события требовали, чтобы на посту Союзного верховного главнокомандующего был не обязательно блестящий, но смелый, волевой человек, обладающий хотя бы простым здравым смыслом. Такой главнокомандующий верил бы в свои победоносные армии и в их боевое командование. Он сам понял бы, что при том хаосе, в который ввергнут рейхсвер, можно ввести в Германию одну армию, - подобно тому, как целая армия прошла в разрыв, образовавшийся в немецких позициях у Сен-Ло, и что на этот раз такая армия, правильно нацеленная, как таран, в две недели сведет на нет все значение Западного вала и Рейна как военных преград, а затем, умело используя смятение противника, получит, по крайней мере, равные шансы - либо взять Берлин, либо заставить Германию просить мира. В тот момент гитлеровское нацистское государство фактически уже сломилось, получив один за другим два удара: покушение на Гитлера и поражение во Франции.
      Гитлеровское командование на Восточном фронте во время битвы за Францию было как бы парализовано. Боевой дух его упал. Русские били немцев в кровавой шахматной игре чудовищного масштаба, нанеся удар сперва на севере, а потом на самом юге.
      Большинство принадлежавших к верховному командованию германской армии генералов не только были согласны заключить мир с союзниками на Западе, но прямо стремились к этому, "чтобы спасти хоть часть Германии от России", перед которой они чувствовали огромную вину и которой страшно боялись.
      Воображаемый Союзный верховный главнокомандующий, отвечающий требованиям момента, должен был бы действовать чрезвычайно решительно; он должен был бы активно и воодушевленно руководить хотя бы своими органами снабжения, чтобы выжать из них те добавочные десять процентов усилий, которые были столь жизненно необходимы, когда имел значение буквально каждый пятигаллонный бидон бензина, каждый 75-мм снаряд для танковой пушки. Большего от него и не потребовалось бы: на поле боя он имел бы блестящего и победоносного командира в лице Брэдли, a тот, в свою очередь, - прекрасного исполнителя своих планов в лице бесшабашно удачливого танкового командира Паттона.
      Может быть, генерал Эйзенхауэр когда-нибудь сам ответит на вопрос, почему он не сумел удовлетворить требованиям момента? Могу только засвидетельствовать, что возможность успеха была налицо, что все было предусмотрено еще до занятия Парижа, и что до начала сентября Брэдли со всей своей честностью и искренностью освещал Эйзенхауэру обстановку иногда при поддержке наивного красноречия Паттона и упорной настойчивости Ходжеса. Но здесь я стараюсь дать лишь объективную картину того, что происходило в сентябре в Союзном верховном главнокомандовании, насколько это было видно нам на фронте.
      Прежде всего, возможность успеха стала до такой степени очевидной, что это поняли и Монтгомери, и его начальство - английские маршалы авиации и генералы в Союзном верховном главнокомандовании, а также английские начальники генштабов в Лондоне. От Кана до бельгийской границы англичане передвигались без всякого плана, увлекаемые стремительным движением армии Брэдли. Они просто двигались вдоль побережья Франции до самой Бельгии, на левом фланге американской Первой армии.
      И вот, оценив обстановку, Монтгомери и компания выдвинули свой собственный план наилучшего ее использования; по этому плану Эйзенхауэр должен был передать все запасы им. Уже в середине августа Монтгомери выступил с аргументацией, сходной с аргументацией Брэдли, - требуя средств, чтобы кончить войну. Монтгомери решил идти на Берлин.
      Как и в 1943 году, когда стоял вопрос, вторгаться или не вторгаться в Европу, спор имел и военный, и политический характер. Противоречие политических интересов союзников - по вопросу о том, под чьим командованием будет нанесен решающий удар, - было основным и для всех очевидным. О разногласиях военного характера мы скажем ниже.
      Чтобы понять всю соль тогдашних разногласий между англичанами и американцами, не надо забывать, что почти все сухопутные и воздушные транспортные средства, о которых шел спор, принадлежали американцам. Англичане располагали столь незначительным их количеством, что едва справлялись со снабжением действующих частей даже при своих коротких линиях снабжения. Американцам принадлежали целиком гигантские транспортные резервы: грузовики авторот, доставлявшие американским армиям запасы по маршруту "Красная пуля", и (новый фактор) транспортные средства, органически входившие в состав типового снаряжения тех новых дивизий, которые высадились во Франции в августе и сентябре. Дивизии эти нельзя было сейчас же перебросить на фронт: они только что выгрузились с судов, и требовалось время, чтобы привести их в порядок. А если бы даже их и перебросили, они только осложнили бы проблему снабжения франта, увеличив там количество ртов и баков, требующих пищи и бензина. Кроме того, находившихся на фронте американских дивизий было вполне достаточно для ведения операций, хотя они и сражались с первого дня вторжения. У немцев не было войск, которые могли бы остановить их и, одержав победу, получить какие-то шансы улепетнуть домой. Меньше всего эти дивизии думали о смене и отводе на отдых: они хотели наступать и покончить с войной. Так что вновь прибывшие части можно было спокойно оставить на Шербурском полуострове, а их транспортные средства использовать для снабжения наступающей армии.
      Таким образом, в нашем распоряжении был огромный парк грузовых машин. Огромен был и наш парк транспортных самолетов.
      Англичане располагали большим парком американских грузовых самолетов, который они использовали для авиадесантных операций. Он состоял из четырехсот или даже более С-47. Кроме того, у них были большие парки Ланкастеров и Галифаксов, на которых можно было перевозить грузы, - хотя эти машины находились, конечно, в распоряжении другого командования и имели свои задачи. Но решающий по своей численности парк воздушных грузовиков составляли самолеты, доставившие во Францию две американских авиадесантных дивизии и занятые доставкой третьей, - а также самолеты авиатранспортного командования. Их было около тысячи. И, наконец, если бы всех этих транспортных средств не хватило, был еще парк "летающих крепостей", численность которых в этот момент превосходила численность английских бомбардировщиков.
      Авиадесантные операции во Франции являлись в одно и то же время политической проблемой и постоянным предметом шуток. Политическая проблема возникла из самого факта слияния английских и американских авиадесантных частей в единую Союзную авиадесантную армию. А постоянным предметом шуток было то, что с первого дня вторжения, - какую бы операцию Союзная авиадесантная армия ни запланировала, сухопутные войска осуществляли ее прежде, чем "воздушная кавалерия" успевала подняться в воздух для удара. Авиадесантники обещали освободить Шартр, и Брэдли согласился, что это было бы неплохо, - но Первая армия уже была в Шартре, когда Союзная авиадесантная армия еще только проверяла свое снаряжение. Авиа десантники собирались обеспечить нам переправу через Сену, - но мы оказались на том берегу, пока они изучали данные фотосъемки. Три авиадесанта на побережье, осуществленные в первый день вторжения двумя американскими и одной английской дивизиями, были известным достижением, но им предшествовала многомесячная разработка планов и репетиции, причем ни один командир авиадесантных частей, видимо, так и не овладел искусством опережать наземные удары танковых колонн атакой с воздуха. Тем не менее, главная квартира Союзной авиадесантной армии продолжала существовать, и главные средства переброски людей и материалов по воздуху находились в ее распоряжении. Это обстоятельство придавало ей значение жизненно важного фактора при обсуждении вопроса - что делать после того, как будет достигнута германская граница?
      Все это были части того политико-снабженческого ребуса, который должен был решить Эйзенхауэр, учитывая, что, на какую бы чашу весов он ни положил гирю запасов и авиадесантных частей, чей-нибудь национальный престиж непременно будет задет. Но даже если бы он устранил из уравнения столь сложные неизвестные, оставались бы открытые расхождения честных военных специалисток. Верховному главнокомандующему было, над чем подумать.
      За год до вторжения в Европу англичане настаивали, чтобы оно было совершено через Балканы; американцы же считали, что необходим прямой удар через Ла-Манш. Подобное же расхождение обозначилось и тут - по вопросу о том, каким образом вторгнуться в Германию. Англичане желали, чтобы вторжение было произведено через низменные пространства Голландии и равнины в районе Гамбурга - прямо на Берлин. Американцы отдавали предпочтение так называемому Франкфуртскому коридору; любопытно, что доводы их в пользу этого решения в точности совпадали с теми, которые заставили авторов "Оверлорда" отказаться от напрашивающейся высадки в Кале ради в пять раз более длинного пути к побережью Нормандии: именно потому, что Кале гораздо ближе, немцы ждали нас там; длинный же путь в обход тамошних укреплений в действительности был ближайшим путем к цели. Точно так же и теперь американские плановики понимали, что германская оборона окажется сильней всего на северных равнинах, пересеченных большими реками и тысячами мелких водных преград, - равнинах, хотя и удивительно плоских, но в то же время столь низменных, что там редко попадается грунт, достаточно твердый, чтобы выдержать тяжелые танки, идущие по целине.
      С другой стороны, Франкфуртский проход представляет собой трудный путь, избрав который, надо было сломить Мец, форсировать Мозель и Саар и прорвать Западный вал в наиболее укрепленном месте. Но в противовес всем препятствиям, этот южный путь представлял следующие выгоды: