Призраки отеля 'Голливуд'

      - Да, кстати, о Хемингуэе, - вспомнил Мун. - Вы мне рекомендовали обязательно посетить в Мадриде его любимый бар Чикоте. Так вот, он не только пил там испанские вина, но и писал фронтовые корреспонденции, где таких, как вы, называл грязным нарывом на теле героической Испании.
      - Будь вы в моей власти... За такое оскорбление... - Полковник чуть не задохнулся от ярости. - Ну тогда я вам скажу, что действительно думаю об американцах!.. Вы нация бессовестных торгашей! - Он с трудом отдышался. Вот теперь мы квиты!
      Начальник панотаросской полиции с молчаливой ненавистью плюнул, вытер обшлагом рот и неуверенной тяжелой поступью только что нокаутированного человека двинулся к двери. А следом шагал Дейли. Казалось, будто конвоир ведет пойманного с поличным преступника.
      СВЕТЯЩИЙСЯ СКЕЛЕТ
      Рол Шривер использовал свой дневник не только для личных записей, но и в качестве учебной тетради для уроков испанского языка, который изучал под руководством Педро. Вперемежку с испанскими словами и фразами шли ежедневные наблюдения и мысли, типичные для пятнадцатилетнего мальчика. Судя по ним, привольная жизнь в Панотаросе, особенно в первый период, пока сюда не наехали туристы, нравилась Ролу куда больше, чем пребывание в Нью-Йорке. Единственным светлым пятном того времени Ролу, как ни странно, представлялась предпринятая Родом Гаэтано неудавшаяся попытка похищения. Зато последующая неделя до отъезда в Панотарос, когда детективы сопровождали его в школу, на прогулки, даже во время спортивных игр, именовалась Ролом не иначе как тюрьмой.
      Большую часть дневника занимали перипетии поисков клада в Черной пещере. Они чем-то напоминали записи средневекового алхимика, пытавшегося превратить свинец в золото, с той лишь разницей, что для Рола сами поиски были куда интереснее ожидаемого результата.
      Мун торопливо перелистывал страницы. Чтобы прогнать усталость, естественную после чрезмерного напряжения последних часов, Мун закурил сигару. Внезапно он весь напрягся. Наконец-то важная запись! "Сегодня мы с мамой ныряли недалеко от острова Блаженного уединения. Нашли полуразрушенный подземный ход. Это доказывает, что Черная пещера когда-то сообщалась с островом". Через неделю Рол записал следующее: "Сегодня я, кажется, понял, в чем дело. Педро объяснил мне на уроке, что по-испански одно и то же слово "негро" означает и "черный" и "негритянский". Вот почему все ошибались. Надо достать большую веревку". "Педро молодец, - гласила следующая запись, раздобыл очень дешево крепкую капроновую веревку у какого-то рыбака. Длина примерно восемьсот ярдов. Мама думает, что вполне хватит". И вот Мун прочел последнюю, датированную девятнадцатым марта страницу. Она содержала только несколько фраз: "Сегодня видели светящийся скелет. Ура! Через несколько часов пришлось вернуться. Мама почувствовала себя плохо и вызвала врача. Меня тоже тошнит - должно быть, съел слишком много миндального торта. Не дай бог, если доктор найдет у меня температуру и уложит в кровать! Сейчас, когда мы так близко от цели, это было бы чертовски обидно..." На этом дневник кончался.
      В ту секунду, когда Мун дочитал последнее слово, в нем как бы сработал выключатель. Исчезла реальная обстановка, ее место заняла комната Куколки. Перед ним с отчетливой ясностью предстал майор Мэлбрич, его реакция на вопрос Муна, почему он так настойчиво старался исключить остров Блаженного уединения из района поисков. Тогда майор с почерневшим лицом резко потянулся рукой к поясу... Сейчас Мун точно вспомнил это движение. Прежде чем поправить ремень, пальцы майора скользнули по кобуре. Против его воли, бессознательно, отвечая самой властной в этот миг потребности - убить!
      Муна охватили разом два совершенно противоположных чувства. Нервное возбуждение, вызванное боязнью опоздать. И ледяное спокойствие, какое возникает в самые решающие минуты.
      Пляж был еще влажен после дождя, кое-где блестели высыхающие лужи. По морю перекатывалась легкая зыбь. Вдали на горизонте безлюдной темной точкой высился остров Блаженного уединения.
      На этот раз баркас раскачивался недалеко от берега. Завидев бегущего Муна, Камило подогнал его почти к берегу. Мун кинул рыбаку чемодан и, не тратя времени на раздевание, вошел в воду. Ухватился за протянутую руку и быстро взобрался на подрагивающий в такт мотору настил. Баркас развернулся носом вперед и, оставляя за собой клокочущую пену, понесся прочь от берега.
      Спустя минуту Мун посмотрел в сторону плоской песчаной полосы, но увидел в сгущающейся темноте только верхушки слившихся с пляжем пальм.
      - Быстрее! - крикнул он, измеряя взглядом расстояние до острова.
      На этот раз рыбак не оказался глухим. Мотор взревел, суденышко, подставляя тупой нос под встающие веером, разрезанные пополам волны, рванулось вперед под учащенный стук двигателя.
      - Вы высаживались на остров вместе со Шриверами? - Муну пришлось кричать.
      - Когда?
      - Девятнадцатого марта!
      - Откуда вы знаете, что я в тот день повез Шриверов на остров?
      - Неважно. Мне все известно, даже по какой причине вы заверяли всех, будто ездили с ними в Коста-Асул. Из-за вашей сказки мне четыре дня пришлось проблуждать в темноте... Меня можете не бояться... Про вашу рацию я никому не скажу. Маркиз и дон Бенитес в отличие от вас знали, что могут мне доверять... Высаживались вы сами в тот день на остров или нет?
      - Только подвез Шриверов, - после небольшой паузы охотно ответил рыбак. Очевидно, поразмыслил, что притворяться больше ни к чему. Ведь приказ дожидаться Муна и выполнять все его распоряжения получен им от дона Бенитеса. - А к полудню опять заехал за ними. На обратном пути их уже тошнило, особенно сеньору Шривер... Вы думаете, это связано с островом?! На самом острове я уже давненько не бывал, с того самого дня, когда увидел в ведерке Краунена дохлых крабов...
      Остров Блаженного уединения вырос внезапно - каменистым уступом, над которым громоздились скалы повыше.
      - Где вход в Негритянскую пещеру? - спросил Мун, выпрыгивая на берег.
      - На той стороне. Увидите за кустарником черную горловину с высеченным на камне крестом. - Камило кинул ему чемодан, одновременно отталкиваясь багром. - Через полчаса заеду за вами.
      - Если не вернусь, сообщите немедленно профессору Старку! - закричал Мун вслед стремительно удаляющемуся пенному вихрю за лодкой.
      Цепляясь за кусты, Мун вскарабкался на утес. Весь остров был как на ладони. Следы землетрясений, о которых рассказывал маркиз, угадывались единственно по хаотическому рельефу местности. Но за прошедшее время густая буйная растительность успела заполнить все трещины, закупорить плотной зеленой пробкой малейшую расщелину. Лишь в одном месте виднелся вздыбленный известняк, подброшенный кверху, как при падении снаряда. Почему-то эти пепельно-белые куски породы вперемежку с дерном и поваленным остролистником, сползшие в полузасыпанную воронку, ассоциировались со свежим проколом в банке. С воздуха, особенно с порядочной высоты, они должны были казаться таким же случайным результатом игры стихийных сил, как и весь остальной остров.
      С трудом разыскав еле видный в вечернем свете крест, Мун заполз за кустарник и очутился перед совершенно темным, постепенно расширяющимся отверстием. Полминуты промедлил перед входом, словно вбирая в себя про запас воздух, потом нырнул в затхлую темноту.
      Зажег фонарь, пристроил его на камне и при этом призрачном освещении напялил на себя непривычные доспехи. Проверяя респиратор, сделал несколько глубоких вдохов и почувствовал, будто задыхается от плотной пещерной тьмы, пробитой лишь в одном месте узким лучом фонаря. Мун зацепил авторучку-индикатор за пояс и, взяв в негнущиеся руки пистолет и фонарь, двинулся вперед - страшный зверь термоядерного века, от которого бежали бы в паническом испуге страшилища палеозоя. Желтоватый кружок концентрированного света блуждал по каменным, кое-где поросшим буроватым лишайником стенам. Мун понятия не имел, как и куда идти. У него была одна смутная надежда - на веревку, которую Педро помог приобрести Ролу. Если Шриверы, уходя, не смотали ее, она должна вывести его к цели. Если же нет, придется отступить слишком много тут боковых ходов, которые в одинаковой мере могли оказаться и тупиками, и бездонными капканами.
      Пройдя около пятидесяти шагов, он с чувством облегчения увидел вбитый в скальную породу крюк и прикрепленную к нему тонкую нить из капрона. Он зажал ее под мышкой - обе руки были заняты - и, следуя за ее извилинами, углубился в узкий коридор. Своды были низкие, от этого дышать, казалось, еще труднее, чем в действительности. Шаги отдавались в этих словно сжимающих каменных тисках свинцовой дробью. Путеводная нить исчезла за поворотом. Мун остановился, чтобы перевести дыхание, и услышал какой-то отдаленный невнятный шум - то ли бормотание, то ли стук падающих со свода капель, то ли приглушенные расстоянием шаги. Он пошел дальше, свернул за угол и оказался в большой пещере, перегороженной на отдельные секции известняковыми образованиями. И тут он отчетливо услышал глухие шаги. Мун мгновенно потушил фонарь и спрятался за выступ. Нащупав спиной какое-то углубление, вжался в него всем телом и замер, стараясь не шуметь.
      Шаги тоже затихли.
      Мун, рискнув снова включить фонарь, шагнул вперед. Маленький желтый кружок заскользил по шероховатой скалистой стене. Сейчас сыщик уже не был уверен, что кто-то настороженно наблюдает за ним из другого конца пещеры. Возможно, то, что он слышит, только эхо его собственных шагов или дробный стук падавших со свода капель. Путеводная нить сделала поворот, Мун свернул вместе с ней. Здесь шум просочившейся сквозь камень воды стал еще громче. И одновременно к нему присоединился другой громкий звук. Счетчик Гейгера, уже некоторое время издававший тревожное жужжание, защелкал быстро, отрывисто, как будто предупреждая: дальше ни шагу! Мун поднял голову. Наверху была полная темнота, и где-то там, с такой пронзительной реальностью, светился скелет со страшным оскаленным черепом и пустыми глазницами.
      То, что было дальше, помнилось Муну как в бреду. Он непроизвольно сделал несколько шагов по направлению к скелету, когда увидел за следующим поворотом желтый круг фонаря, более мощного, чем его собственный, и черную тень, огромную, бесформенную, не уместившуюся на многофутовой стене, заползшую своей уродливой вершиной на свод пещеры. Мун с трудом осознал, откуда взялась эта тень. Под мерцающим скелетом зиял глубокий колодец, через него была переброшена доска, а на ней спиной к Муну балансировал какой-то человек в антирадиационном костюме. На шее осторожно пробиравшегося по доске человека висел армейский автомат.
      До сих пор шум воды заглушал продвижение Муна. Правда, его мог выдать карманный фонарь. Полупарализованный увиденным, находясь в каком-то полузабытьи, Мун не потушил его, не взвел предохранитель пистолета, не спрятался за выступ. Просто шел как лунатик вперед. Его спас попавшийся на пути сталагмит. Споткнувшись о него, Мун потерял равновесие и с глухим шумом упал. В тот же миг шагавший через доску человек обернулся и выпустил в сторону Муна автоматную очередь. Срезанный пулями известняк с треском посыпался на Муна, зашуршал по плексигласовому окошку, на короткое мгновение лишив кругозора. Когда Мун снова обрел зрение, он увидел затянутую в брезент бесформенную руку, отчаянно цепляющуюся за доску. Потом рука разжалась, и с цепенящим кровь воплем, становившимся все глуше по мере падения, человек полетел в шахту. Крик еще только замер в глубине колодца, а Мун уже понял, что произошло. При быстром повороте корпуса на сто восемьдесят градусов стрелявший не успел принять устойчивое положение на доске, и отдача автомата рванула его вниз.
      Еще меньше Мун помнил, как он выбрался из пещеры. Вечерняя темь показалась ему после пещерного мрака чуть не солнечным сиянием.
      Увидев бросившегося к нему из баркаса дона Камило, он крикнул через респиратор:
      - Ради бога, не подходите! Это смерть! Известите генерала Дэблдея. Пусть пришлет саперов с полной антирадиационной защитой и веревочными лестницами. Надо поднять из колодца труп. - Только после этого Мун вспомнил: - Нет! Есть дело поважнее! Сначала включите свою рацию!.. Немедленно!.. Даже в том случае, если вас могут засечь... Ради этого стоит рисковать и спешить. Это известие всколыхнет весь мир!.. Сейчас уже никто не сумеет замолчать трагедию в Панотаросе, даже те, кто хотел бы. Радируйте следующее...
      А потом Мун наконец ознакомился со стоявшим в укромном уголке военного лагеря без опознавательных знаков и окон, окрашенным в невинный цвет молока автобусом, который недаром уже при первой встрече внушил ему подсознательный страх. Внутри автобус был обит двойным слоем свинца, за простенком пульсировала антирадиационная жидкость, и, пока ее бившие из сотен отверстий молочные струи смывали с защитного костюма все следы радиоактивной пыли и жестких гамма-лучей, Мун видел перед своими слепыми от белого тумана глазами то светящийся скелет, то огромную черную тень.
      Потом в тот же автобус впихнули поднятого из колодца мертвеца. Его антирадиационный костюм совершенно не пострадал при падении. Только плексигласовое окошко на шлеме покрылось мельчайшими трещинами, не позволявшими разглядеть скрытое за ним лицо.
      А затем настала почти такая же напряженная минута, как утром, когда автогены освободили Краунена от державшего его в металлических тисках искореженного кузова. Только на этот раз Мун знал, кого увидит. По мере того как специальные саперные ножницы разрезали толстую неподатливую ткань, взгляду открылось окровавленное, исковерканное лицо и продавленная черепная коробка. Но даже смерть не смогла искривить набриолиненный безукоризненно прямой пробор майора Мэлбрича.
      КРАХ ГЕНЕРАЛА ДЭБЛДЕЯ
      - Итак, восемнадцатого марта Рол Шривер случайно догадался, что граф Санчо из рода Кастельмаре спрятал свой клад вовсе не в Черной, а в Негритянской пещере. Утром девятнадцатого марта он с матерью отправился туда. Заметьте, генерал, сразу после воздушной катастрофы! Вместо того чтобы задуматься, что было бы с ними, упади бомбардировщик, а вместе с ним и сто пятьдесят тысяч литров пылающего бензина, на отель "Голливуд", они бежали от ужасов действительности в романтику кладоискательства. Увидев упомянутый в завещании светящийся скелет, они возликовали - сокровище где-то рядом. Но затем им стало плохо, пришлось срочно возвращаться. Шриверам и в голову не приходило, что вместо сокровищ они нашли в пещере свою смерть. Выложенный из кварца указательный знак давным-давно бездействовал - с тех пор, как землетрясением засыпало щели, сквозь которые проникали вызывавшие свечение разреженные солнечные лучи. Ядерная бомба, даже если не взрывается, а только пробивает свод и рассыпается тихо и мирно, как идиллический одуванчик, посылает жесткие гамма-лучи. Под из воздействием скелет после многих веков снова ожил.
      Точно так же замерцал покрытый кварцевой пылью нагрудный знак майора Мэлбрича, когда он приблизился к осколкам, якобы найденным маркизом недалеко от Черной пещеры. Такой же индикатор радиоактивности красуется у вас, генерал, на груди - невинный квадрат с надписью "Бригадный генерал Дэблдей". То, что вы продолжали его носить, означало, что в Панотаросе все еще бродит невидимая смерть. Вы надували мир, а майор Мэлбрич, в свою очередь, надул вас. Он отлично знал, что маркиз принес осколки с другого места - с восточного склона, куда упала первая расколовшаяся бомба. Проводимые им поиски в Черной пещере имели одну только цель - отвлечь внимание от Негритянской пещеры. Шриверы, понимая, что они все равно умрут от лучевой болезни, сообщили ему о своей находке. Вот почему он не допустил к ним падре Антонио - боялся, что и тот выведает от них тайну светящегося скелета. В иных обстоятельствах майор скорее всего не торопился бы. Вернулся бы за кладом попозже под видом туриста, проводящего в Панотаросе праздный отпуск. Возможно, вторая бомба так и осталась бы лежать, распространяя вокруг себя лучи смерти. Но одна моя фраза заставила его предположить, что я почти раскрыл его личный секрет. Поэтому майор Мэлбрич был вынужден, пренебрегая осмотрительностью, действовать без промедления... Вот и все, генерал! Надеюсь, моя история показалась вам достаточно интересной.
      Оба они сидели в комфортабельном номере генерала Дэблдея. Между ними на поблескивающей зеркальной поверхности стояли стаканы с виски, в которых заманчиво мерцали льдинки. Казалось, это мирная беседа, а вовсе не разбор шахматной партии, где вместо фигур - ядерные бомбы и трупы.
      - Даже не верится! - генерал с трудом вырвался из похожего на каталептическое состояние оцепенения. - Полковник... ладно, будем его по-прежнему называть майором Мэлбричем... один из самых испытанных людей нашей секретной службы. Ему доверяли даже больше, чем мне. И он обманул... провел, как последнего остолопа... И кого? Меня! - Генерал залпом выпил свой стакан и тут же налил себе новую порцию.
      Мун покачал головой.
      - Он соблюдал те же правила игры, что и вы. Вы точно с таким же цинизмом обманывали не только жителей Панотароса, которые лишь благодаря исключительно счастливому случаю не стали жертвой вашего бесчеловечного маскарада, не только весь мир, но и мистера Шривера, с которым вас связывают личные отношения.
      - Не думайте, что я делал это с легким сердцем. Вы должны знать, что Джошуа Шривер - один из моих ближайших друзей. Своим постом в "Америкэн электроникс", своим влиянием и даже генеральскими погонами я обязан ему.
      - Так это вы в порядке дружеской услуги скрывали от него истину, нагромождая для этого целую гору обмана, грязи и подлости? Под угрозой тюрьмы заставляли дочь своего друга принимать участие в постыдном, отвратительном карнавале.
      - Бывают случаи, когда интересы государства берут верх над дружескими чувствами, - изрек генерал.
      - Это вы блистательно доказали. Америка должна поставить вам прижизненный памятник с надписью "Великому иллюзионисту". Но вы старались в основном для самого себя, для своей карьеры! Вы прекрасно сознавали, что страшная смерть Шриверов не уместится в двух-трех набранных петитом строчках, которыми отделались бы, окажись жертвой облучения маленький безвестный человечек. А тут мировая пресса, и прежде всего американская, затрубила бы: "Светящийся скелет приносит гибель семье мультимиллионера Шривера!", "Обаятельная жена короля универсальных магазинов умирает от лучевой болезни!", "Радиоактивная драма в Панотаросе!". Этого вы боялись, генерал! Трудно придумать худшую рекламу для дела, которому вы служите, и, главное, для вас лично, кому доверена высочайшая в нашей стране миссия скрывать истину!
      - Все это примерно так, мистер Мун. - На лице генерала сквозь мертвенную бледность проступил румянец. Дэблдей постепенно сгибался под ударами, но когда уже почти совсем вдавливало вниз, какая-то упругая пружина возвращала его в первоначальное положение. - Но вы не совсем справедливы. Видите во мне только бездушный механизм для охраны секретов и производства лжи... То, что я вам говорил о дружеской услуге, - истинная правда. Фирма "Америкэн электроникс", которую я возглавлял до перехода в контрразведку, принадлежит Джошуа Шриверу. А это предприятие, к вашему сведению, производит точное электронное оборудование для бомбардировщиков В-52, а также детали для ядерных бомб! Так что реклама, которую вы так красочно описали, повредила бы ему куда больше, чем мне.
      - И все-таки не думаю, что Джошуа Шривер обрадуется, когда я расскажу ему, какими кощунственными способами вы проявляли свою заботу о его интересах.
      - Посмотрим! - улыбнулся генерал Дэблдей. - Я знаю своего друга лучше вас. Джошуа Шривер жесткий человек, он понимает, что в таком деле, как наше, неизбежны роковые случайности. К тому же у вас не будет возможности поговорить с ним раньше меня. Сейчас, когда уже нет смысла скрывать, мой прямой долг самому подготовить его к трагическому известию. Я сделаю это так, что он простит мне мои грехи. Но самое главное, я намного опережу вас.
      - Пользуясь вашим прямым проводом? - усмехнулся Мун. - Тем самым, по которому вы заказали фальшивую телеграмму о кремации.
      - Хотя бы так. Главное, что Джошуа поймет и простит. Даже если мне из-за майора Мэлбрича, вернее, из-за второй рассекреченной бомбы придется расстаться с генеральскими погонами и высоким постом...
      - Считайте, что с него вы уже ушли!
      - ...то я при помощи Джошуа Шривера пересяду обратно в кресло президента "Америкэн электроникс", - не дал себя прервать генерал.
      - Боюсь, что ваш старый друг Шривер на этот раз скорее предложит ваше старое президентское кресло дону Бенитесу, чем вам. Он уже все знает.
      - Это наглая ложь! - Генерал вскочил. - Чудес не бывает! С той минуты, как этот рыбак передал мне вашу просьбу прислать на остров саперов, всякая связь Панотароса с внешним миром прервана!
      - И все же это правда. У меня в отличие от вас нет прямого провода с Вашингтоном. Но я воспользовался рацией, передачи которой вы готовы были приписать охотящейся за вашими секретными устройствами иностранной державе. В действительности она снабжала информацией о панотаросских событиях радиостанцию испанских антифашистов "Пиренеи", которую в Стокгольме по моему совету круглые сутки прослушивает Свен Крагер. Так что можете себе представить, что сейчас творится в мире. Вы, должно быть, давненько не слушали радио. Если не возражаете, восполним этот пробел!
      Мун включил транзистор:
      "Сегодня на улицы испанских городов вышли тысячи людей. Известие о лучевой болезни маркиза Альфонсо Кастельмаре, прямого потомка герцога Вильяэрмосы, вызвало волну всеобщего возмущения. В Мадриде, на центральной площади Пуэрта-дель-Соль, состоялась демонстрация протеста, в которой приняли участие многие известные деятели искусства и представители церкви..."
      - Вы полагали, что маркиз рисковал жизнью ради вашей нищенской компенсации. - Мун даже с некоторым сочувствием посмотрел на побледневшего генерала. - Нет, он знал, что делал, когда переносил осколки. Знал, что в отличие от нас, испытывающих уважение к деньгам и только к деньгам, для многих испанцев представитель старинного рода Испании нечто большее, чем только отживший символ. Он нарочно вызвал огонь на себя! Дай бог побольше таких донкихотов! - Мун хотел еще что-то сказать, но не успел. Его заставил умолкнуть голос диктора:
      "Сразу же после получения сенсационного известия о радиоактивной трагедии в семье мультимиллионера Шривера корреспонденту "Нью-Йорк таймс" Уилтону удалось проследить последний путь Уны Шривер и Рола Шривера до секретного специального госпиталя военного ведомства, затерянного в песках Невадской пустыни. Как только стало известно об их смерти, президент Соединенных Штатов послал Джошуа Шриверу телеграмму со словами искреннего соболезнования. Мистер Шривер мужественно переносит тяжелую утрату..."
      - Ну, вот видите, что я вам сказал? - Генерал потянулся за стаканом. Железо, а не человек! Так что просто придется сменить костюм. Позавчера штатский, вчера генерал, сегодня опять штатский... Мой принцип: когда новый костюм приходит в негодность, я надеваю прежний. Вот в чем секрет моего оптимизма! А впрочем, разница небольшая: "Америкэн электроникс" поставляет контрразведке электронные мозги, а контрразведка предприятиям Шривера президентов. Теперь можно, пожалуй, спокойно выключить. - Он привстал, чтобы дотянуться до клавиш приемника, но Мун вовремя отстранил его руку. И тогда они услышали вместо ровного баритона с безупречной дикцией по-настоящему взволнованный человеческий голос:
      "Не отходите от приемников! Минуту назад нам передали по телефону новое трагическое известие! Десять минут назад в особняк Джошуа Шривера, что на Пятой авеню, доставили урны, которые согласно сопроводительному письму содержат прах его родных, умерших в Панотаросе якобы в результате отравления недоброкачественными колбасными консервами "Экстра". Джошуа Шривер велел внести их в свой кабинет на пятом этаже, после чего отослал слуг. Первой услышала выстрел горничная мисс Энн Бакстер. Когда она вбежала в комнату, Джошуа Шривер уже лежал мертвый рядом с урнами. Все его огромное состояние переходит сейчас к его единственной наследнице Гвендолин Шривер, о судьбе которой по-прежнему ничего не известно..."
      Генерал Дэблдей со стаканом в руке рухнул в кресло. Стакан ударился о зеркальную поверхность столика и рассыпался на сверкающие стеклышки. Минут пять генерал сидел неподвижно, не замечая упавших ему на колени осколков. Потом стряхнул их бешеным движением и подскочил к белому телефону, соединявшему отель "Голливуд" прямиком с кабинетом начальника американской контрразведки.
      - Если разговор секретный, то могу выйти, - с усмешкой предложил Мун.
      Генерал Дэблдей не прореагировал. Он снял трубку, назвал свою фамилию и чин, попросил соединить, долго ждал, еще дольше слушал, почти не прерывая собеседника. Наконец, с треском бросив трубку, повернулся к Муну.
      - Ну, мистер Мун, шахматная партия закончена! Ровно через две минуты из Вашингтона вылетает самолет, на борту которого находится мой преемник!.. Вот теперь, и только теперь, можно сказать, что вы действительно выиграли! Между прочим, - он хитро прищурился, - вы ведь тоже допустили одну фактическую ошибку.
      - Какую?
      - В то время как вы расследовали смерть Шриверов, они были еще живы. От радиации умирают сразу только в эпицентре взрыва. А так это длительная процедура. По старой дружбе сообщу вам еще одну секретную информацию. Рол умер позавчера, а миссис Шривер только вчера утром. Недаром говорят, что женщины живучи, как кошки! - И генерал Дэблдей разразился истерическим хохотом.
      В эту минуту он казался Муну величайшим в мире фокусником, распилившим на своем веку бесчисленное количество людей, которых он иногда опять склеивал, а чаще всего - нет. И вот сейчас, когда он по ошибке распилил самого себя без малейшей надежды заново склеить, этот великий мастер иллюзии последним судорожным движением еще вытаскивает из пустого рукава дюжину бенгальских огней, чтоб зажечь их перед изумленными взорами уже похоронивших его зрителей.
      ЭПИЛОГ
      Маркиз лежал на белой, как первый снег, больничной койке, окруженный никелированным блеском бесчисленных медицинских аппаратов, среди которых Муну был знаком лишь один - для переливания крови. То, что можно было беседовать через плексигласовую прозрачную стену при помощи переговорного устройства, было маленьким чудом. Оно объяснялось тем, что маркиз Кастельмаре объявил, что лучше умрет в родном Панотаросе, чем даст себя перевести в тот самый идеально оборудованный, идеально засекреченный госпиталь, где скончались Шриверы. Но главную роль здесь играли заботы и врачебное искусство профессора Старка.
      - Умереть пока не умру. - Маркиз говорил глухо. - Остальное неважно. К жителям Хиросимы прибавится один испанец. Таким образом, я кладу начало интернациональному братству облученных, продолжающих жить, чтобы люди помнили о погибших... Профессор говорил что-то насчет клада...
      - Да! Вот он! - Мун показал маркизу небольшую шкатулку из великолепной дамасской стали. - Разумеется, ваше фамильное сокровище прошло дезактивацию, так что вручаю его вам без опасений. - Мун раскрыл ящичек. В нем, аккуратно разложенные по ячейкам, находились весьма странные предметы. К каждому было приложено краткое пояснение на старокастильском языке. - Текст мне уже перевели, так что могу вас ознакомить с инвентарем драгоценностей, которым, по убеждению графа Санчо, позавидовал бы даже король Кастилии. Вот это коренной зуб святого Симеона Столпника... Это - чудодейственный волос святой Амагельды... Эта главная жемчужина - кусок власяницы Иисуса Христа... Читать дальше? - Мун рассмеялся, впервые за долгое время от души. Затем добавил: Только подумать, что ради этого потеряли жизнь Шриверы, ради этого майор Мэлбрич был готов на любое преступление! Какой трагикомический парадокс!
      - Не смейтесь, дорогой Мун, это еще и сейчас целое богатство. Брат нашего падре Антонио по ордену "Дело господне", его преподобие министр финансов скупает такие реликвии за умопомрачительные деньги. Рассказывают, что у него богатейшая коллекция костей святого Иеронима - на целого динозавра хватило бы. Так что можете меня поздравить - я теперь богач. Могу себе позволить бросить свой замок и снять в Мадриде приличную меблированную комнату. Может быть, даже подыщу целых две - для себя и дочери. Вдвоем все же жить дешевле. Обязательно навещайте, когда опять приедете в Испанию. Хотя можете не спешить... Дайте нам время сначала избавиться от его превосходительства генералиссимуса Франко.
      Когда Мун уходил из медпункта, в ворота лагеря въехала сверкающая черным лаком огромная машина с серебристой антенной и радиооператорами на переднем сиденье. Ее сопровождали мотоциклисты американской военной полиции. Автомобиль ничем не отличался от машины генерала Дэблдея, но номерной знак был другой, а сидевший в нем генерал носил вместо интеллигентного пенсне дымчатые очки. Сейчас, когда, по мнению Пентагона, уже нечего было скрывать, грубый энергичный вояка был полезнее изощренного дипломата-иллюзиониста.
      А час спустя на пустынной центральной площади остановился голубой автобус Малага - Панотарос. Он приехал совершенно пустой, но зато брал в обратный рейс целых пять пассажиров: Муна и Дейли, дона Бенитеса с женой, переселявшихся к дочери в Мадрид, и Педро, которого пожилая чета собиралась усыновить.
      - Где она живет? - спросил дона Бенитеса провожавший их Билль Ритчи.
      - В Мадриде.
      - О, в самой столице! - отозвался водитель автобуса. - Вам повезло, дон Бенитес! Что до меня, то я там ни разу в жизни не бывал.
      - В столичных чаболас, - усмехнулся дон Бенитес, потом, как бы вспомнив свои бывшие обязанности, объяснил американцам: - По-нашему ваши американские бидонвили называются "чаболас". Звучит, по крайней мере, романтично, не правда ли? И соседство у моей дочки романтичное - трущоба, где она живет, находится совсем рядышком с Большой ареной. Но это все-таки лучше, чем оставаться в Панотаросе. Тем более что отель закрыт. - Дон Бенитес грустно поклонился наглухо заколоченным стеклянным дверям гостиницы "Голливуд".
      - Вам тоже следовало бы уехать, сеньор Ритчи, - участливо сказал Педро, потирая не без затаенной гордости уже наполовину зажившие кровоподтеки и синяки. - С вашим больным сердцем вам нельзя здесь оставаться. Почему бы вам не возвратиться к себе домой, в Штаты?