Сеть для игрушек

Возможно ли, говорили они, чтобы человек, который захотел стать лучше, но который живет не на необитаемом острове, а среди подонков, сволочей и злодеев, погрязших во всех мыслимых и немыслимых грехах, сумел все-таки отделиться от своих собратьев, не желающих совершенствоваться? Реальна ли эта затея, если Интервиль задумывается не как экспериментальная колба, плотно закрытая неким грехонепроницаемым колпаком, а как обычный город, открытый всем ветрам и поветриям?..

Однако к трезвомыслящим «умникам» не прислушались. На пороге второго тысячелетия человечество испытывало поистине безумную жажду обновления. После катаклизмов и потрясений, пережитых за первые двадцать веков новой эры, люди во что бы то ни стало хотели обрести надежду на то, что лабиринт эволюции не обязательно заводит в тупик, что еще не все потеряно и что еще есть возможность измениться самим вместо того, чтобы пытаться изменить окружающий мир.

Если это можно назвать социальным чудом, то оно было близко к свершению, и с самого начала Интервиль гордился званием рая на земле. За это время здесь не было совершено ни одного тяжкого правонарушения, и даже международная мафия, поначалу устремившаяся осваивать новый плацдарм, в конце концов оставила Интервиль в покое и даже установила свой, неписаный, закон: этот город – нейтральная территория, где недопустимы какие-либо происки, козни и разборки, а законы интермафии, как известно, нарушать рискованно и просто заподло, если ты считаешь себя не вонючим уркой, а джентльменом преступного мира…

И вдруг все начало рушиться так же стремительно, как осыпается замок из песка, как падает карточный домик, если дрогнула рука человека, его составляющего; как пирамида из пустых стеклянных бутылок, которую забыли впопыхах склеить строители…

Началось все с необъяснимого роста количества дорожно-транспортных происшествий и катастроф. Абсолютно трезвые, сроду не употреблявшие наркотиков коренные горожане разбивались в пух и в прах на своих машинах, превышая положенную скорость. Потом, за вспышкой карманных краж, последовала волна налетов на банки и магазины. Участились драки, перестрелки, убийства, и почти еженощно в Интервиле стали греметь выстрелы и взрывы.

Местная полиция сбивалась с ног, пытаясь противостоять начинающемуся беспределу. Первоначально печальная статистика держалась в секрете от мировой общественности, но потом о росте преступлений пронюхала пресса, и приток туристов и иммигрантов в Интервиль резко сократился.

В большинстве случаев преступников все-таки ловили (они и не особенно скрывались от преследования), и, к удивлению оперативников и судей, они оказывались не приезжими рецивидистами со стажем, маскирующимися под безобидных туристов, а самыми обычными людьми, которые когда-то приносили торжественную клятву в мэрии стать Человеком Завтрашнего Дня. Среди них были молодые и старики, мужчины и женщины, интеллигенты и рабочие, подростки и даже дети. Причины, толкнувшие их на преступление, у всех были разные, у некоторых – вполне понятные и объяснимые с житейской точки зрения. Непонятно было другое: что же произошло с теми людьми, которые приехали сюда, чтобы стать не такими, как все? Что изменило их детей и внуков? И в чем кроется ошибка человечества, уже почти поверившего в осуществление своих мечтаний?

Ученые и международные комиссии разных рангов отрабатывали различные версии, пытаясь объяснить необъяснимые явления и найти надежные контрмеры по отношению к росту преступности и насилия в «райском уголке», но их усилия были тщетными…

Тем не менее, есть на планете люди, которые знают истинную подоплеку происходящего. Однако они, как правило, предпочитают молчать, а тех, кто все же пытается поведать о причинах провала Эксперимента, вовремя останавливают пулей, автокатастрофой или внезапным сердечным приступом.

И одним из этих всезнающих молчунов являюсь я, Адриан Клур, и, по большому счету, прислан я в город, от которого вдруг отвернулись боги, для того, чтобы вернуть Интервилю статус очага мира и прогресса и тем самым спасти человечество от более страшной опасности, нежели самоуничтожение, – от неверия в свои, веками вынашивавшиеся, идеалы…

Но для этого мне предстоит решить ряд тактических задач, главной из которых является установление личности Шлемиста. В этом мне мог бы оказать содействие лишь один человек, но теперь на его помощь не стоит надеяться, потому что, к сожалению, между миром живых и загробным миром, если таковой и существует, пока еще не налажено сообщение…

Речь идет о нашем тайном агенте по кличке Сигнальщик, действовавшем в Интервиле. Неделю тому назад он вдруг вышел по экстренному каналу связи (подробности опущу за их секретностью) на одного из операторов Контроля с сообщением о том, что ему удалось идентифицировать того, за кем мы безуспешно охотились последнее время. Видимо, обстоятельства были столь чрезвычайными, что у Сигнальщика не было времени и возможности пользоваться шифрами и кодами для передачи своего сообщения. Не исключено, что канал находился под контролем противника, потому что на самом интересном месте связь с Сигнальщиком внезапно оборвалась странными помехами. Попытка Контроля установить местонахождение Сигнальщика ничего не дала, и это было еще более странным. Он исчез в недрах Интервиля, как пропадает без вести солдат на войне.

Тем не менее, специальная проверка, которая заняла несколько дней, показала, что среди раненых, погибших и лиц, покинувших город, Сигнальщик не числится. Оставалась слабая надежда на то, что, оказавшись «под колпаком» у противника, наш человек решил «законсервироваться» и ждать связного.

Так «криминолог» Адриан Клур оказался в вагоне поезда, идущего в Международный.

Теперь же, когда выяснилось, что, с одной стороны, Центр был прав в своих предположениях, и Сигнальщик действительно отсиживался в укрытии, а с другой – что я все-таки опоздал (эх, не надо было мне тащиться в Интервиль на поезде!), передо мной открывается масса вариантов дальнейших действий. Правда, все они, так или иначе, сводятся к двум основным тактикам.

Первая заключается в том, чтобы пройти по тем следам, которые оставил после себя Сигнальщик, и перебрать, будто карточную колоду, всех тех людей, с которыми он имел дело в последнее время. Независимо от того, сколько их будет: сорок или сорок тысяч. Полицию при этом задействовать нельзя. Можно лишь надеяться на помощь Центра и на удачу, в которую давным-давно не веришь, с тех пор, как усвоил следствие номер два из пресловутого «Закона Мерфи»: всякая работа требует больше времени, чем кажется. А есть еще и так называемая «теорема Стокмайера»: если кажется, что работу сделать легко, на самом деле это будет непременно трудно. Ну, а если с самого начала работа представляется трудной, то, значит, выполнить ее абсолютно невозможно. Данный метод не только представляется мне трудным, но и чреват риском вспугнуть раньше срока объекта моей охоты…

Существует и другой, более быстрый способ выхода на Шлемиста. Этот способ требует перевернуть все с ног на голову. Вместо того, чтобы тратить время на поиски одного человека среди трех миллионов других, надо сделать так, чтобы он сам нашел меня. Значит, нужно поставить его в известность о том, что я прибыл сюда по его душу. Вынудить его открыть по мне огонь и тем самым выдать свое местонахождение. А потом попытаться убрать его прежде, чем он прикончит меня. Веселенькая перспектива, напоминающая дуэль между подгулявшими ковбоями в салуне Дикого Запада: кто раньше нажмет курок…

Ясно, что этот вариант предполагает не затяжную позиционную войну, а этакий блицкриг. Я как можно быстрее должен подставиться своему противнику под удар, но нанести этот удар первым. Иначе он прихлопнет меня, как муху. Причем не сам, а руками своих полупрофессиональных киллеров. Обидно и страшно погибнуть от рук непрофессионала, от которого не знаешь чего ожидать: не то кирпича по голове из-за угла, не то удара тупой отверткой в спину в толпе. Только ни в коем случае не пули из надежного и хорошего пистолета с глушителем…

Тут, наконец, я прихожу в себя и принимаюсь оглядываться, чтобы установить, куда меня занесли ноги, пока голова была занята стратегией и тактикой предстоящей борьбы.

Уже почти девять часов вечера, но на улицах все еще светло. Желудок мой, кажется, сейчас выпрыгнет наружу от голода. Я нахожусь на набережной Озера – искусственного водоема в центре города. Между рядами двухэтажных вилл и каменным парапетом мало машин и много пешеходов в виде гуляющей публики.

Поблизости, как назло, не видно ни одного заведения, где могли бы спасти от истощения заблудшего туриста-криминолога в цветастых шортах.

Приходится повернуть обратно, разглядывая встречных прохожих. Дух взаимного дружелюбия в Интервиле все еще витает в воздухе: попадающиеся мне навстречу люди приветствуют меня с приветливой улыбкой. Другой бы на моем месте радовался и чувствовал себя здесь, как дома. Но меня терзает странное ощущение. Я вовсе не уверен, что никто из этих милых и дружелюбных людей при удобном случае не воткнет мне в живот кухонный нож или не вдарит по голове увесистым булыжником. Это во-первых.

Во-вторых, я чувствую, что за мной ведется тайное наблюдение. Вот только не понятно, кто является наблюдателем – свои или чужие. А от этого зависит многое. Если это Контроль, то значит, шефы к моему предупреждению не прислушались.

Но гораздо хуже, если за мной наблюдают геймеры. Черт их знает, что может взбрести им в голову. Остается надеяться, что речь идет лишь об обычной проверке: что я за субъект и зачем пожаловал в город.

А лучше всего выбросить из головы мрачные мысли и целеустремленно искать ближайший ресторанчик.

Таковой обнаруживается через три квартала. Собственно говоря, это не ресторанчик, а, скорее, пивная, но в моем положении выбирать не приходится. Во всяком случае, внутри пахнет едой и даже обнаруживается официантка в белом передничке, которая встречает меня приветливой улыбкой. Народу в зале не очень много, и я имею возможность выбрать себе место по душе, а именно – у окна.

Правда, вскоре оказывается, что в меню значатся лишь бифштексы, сандвичи и пиво, но и это не смущает меня. Оперативная работа отучит любого от гурманских замашек. Для начала заказываю парочку бифштексов и большую кружку пива.

В разгаре поглощения пищи я замечаю в углу заведения двоих. Тот, что сидит ко мне спиной, мне незнаком, а вот второй… Это не кто иной, как водитель такси, смахивающий на итальянца, который несколько часов назад решительно отказался меня везти в гостиницу «Уютный уголок».

Аппетит мой сразу куда-то улетучивается, но я упорно дожевываю ставший вдруг неподатливым, как резина, бифштекс, запивая его терпким пивом, и собираюсь завершить свою трапезу как можно быстрее.

Дело в том, что я давно научился не верить в случайные совпадения, и к тому же чаще всего они влекут за собой весьма неприятные последствия.

Но не успеваю я залпом проглотить остатки пива, как «итальянец» поднимается из-за своего столика и направляется прямиком ко мне. На этот раз его рубашка расстегнута не до пупа, а всего лишь на две пуговицы. Двигается он весьма целенаправленно и расчетливо, и вполне возможно, что его ведут.

Прикидываю варианты: когда подойдет поближе, опрокинуть на него стол… нет, он слишком легкий, чтобы остановить его… лучше использовать его для разбивания стекла при отходе через витрину, а массивную пепельницу запустить в лоб для отвлечения внимания, а вилку воткнуть в горло… если у геймера не слишком быстрая реакция, может быть, удастся унести ноги…

Таксист подходит к моему столику, но не садится, а опирается на него обеими руками, сжатыми в кулаки, и сообщает:

– Устал я сегодня, как собака… Возишь их, возишь весь день, пожрать некогда!

У меня гора сваливается с плеч. На всякий случай осведомляюсь, знает ли он, как будет «собака» по-китайски, и он мне четко отвечает: «гоу».

Однако, разговору нашему суждено завершиться, по сути, даже не начавшись, потому что, вскинув голову резким движением, таксист по-детски всхлипывает, икает и начинает плавно рушиться на пол, сгребая со стола скатерть с посудой. Я инстинктивно падаю вбок со стула. Нечто со свистом проносится над моим столом и глухо бухает в противоположную стену.

Как выясняется, соображения насчет пути отхода через витрину зародились не только в моей голове. Мужчина, который сидел за одним столиком с «итальянцем», бьет стулом по стеклу, оно рушится шумным водопадом, кто-то из глубины зала устремляется, чтобы воспрепятствовать хулигану, но он хладнокровно прыгает в разбитое окно и исчезает в кустах.

Я склоняюсь над «итальянцем». В спине у него торчит рукоятка ножа, но шофер еще жив. Лезвие наверняка пробило ему легкое, и кровь идет горлом, но он из последних сил пытается что-то сказать мне.

– Красный… вокруг… Шлемист… «игрушки»… – вылетают со свистом из его рта еле различимые слова вместе с кровью.

Потом его лицо сводит судорога, и через секунду он умирает, так и не поведав мне то, ради чего его послали ко мне.

Я нащупываю позади себя опрокинутый стул, поднимаю его, усаживаюсь и некоторое время тупо разглядываю огромный нож, который торчит из стены на том уровне, где еще совсем недавно находилась моя голова.

Почему-то у меня появляется предчувствие, что выполнить мою миссию будет намного труднее, чем я предполагал. Как гласит пресловутый закон Паддера: все, что хорошо начинается, кончается плохо, а все, что начинается плохо, кончается еще хуже.

Через некоторое время появляется полиция, вызванная хозяином заведения. Посетители, застигнутые врасплох внезапным убийством, сбились в кучу в одном конце зала, и никто из них не решается приблизиться ко мне и к телу несчастного таксиста. Кое-кто под шумок пытается скрыться, но хозяин и официантка, блокировав выходы из помещения, бдительно пресекают эти попытки.

Полиция представлена несколькими людьми в штатском, которые тут же принимаются за труп: осматривать, фотографировать, обыскивать и так далее. Двое в мундирах приступают к опросу клиентов и хозяина, а ко мне подходит высокий человек с большими пятнистыми ушами. Он представляется как заместитель начальника Полицейского управления Интервиля Ген Куров и просит меня предъявить документы.

Я протягиваю ему свой паспорт, подлинным в котором является только пластиковая обложка со сложным тиснением.

– Как это случилось, господин Клур? – спрашивает он, возвращая мне после поверхностного просмотра паспорт и пристально разглядывая меня своими светлыми до неприличия глазами.

Опуская излишние подробности, я повествую об инциденте.

– Вы знали убитого? – осведомляется он.

– Нет, – честно говорю я. – Но именно он вез меня утром на своем такси от вокзала в гостиницу. Я приехал только сегодня…

– В гостиницу? – Куров поднимает брови. – И где же вы остановились, господин Клур?

– В «Уютном уголке».

– Что ж, вы сделали хороший выбор, – удовлетворенно кивает он своей костлявой головой. – Эта гостиница пользуется репутацией спокойного места. Кстати, как вам нравится наш город?

– Бывает и хуже, – уклончиво говорю я.

– Я-ясно, – неизвестно к чему, протягивает полицейский. – Значит, покойный подошел к вам, но не успел ничего сказать… А того, кто в него метнул нож, вы успели разглядеть?

– Пожалуй, нет. Он ведь сидел ко мне спиной – кстати, за одним столиком с ним. – Я киваю на тело таксиста. – Меня загораживал от него… мм… покойный. И потом, все произошло так быстро… Когда я пришел в себя, неизвестный разбил витрину стулом и скрылся в кустах…

Он перебивает меня так резко, что я мог бы и испугаться, если бы не имел некоторого представления о всяких полицейских штучках, рассчитанных на простофиль и граждан с нечистой совестью:

– Послушайте, господин Клур, а вы уверены, что это не вас хотели убить, а?

– Я вообще ни в чем не уверен, – спокойно отвечаю я. – Даже в том, что здесь кого-то хотели убить. Возможно, просто-напросто бифштекс был таким жестким, что у человека вырвался из рук нож и, пролетев через весь зал, угодил в спину несчастного таксиста. В жизни всякое бывает, господин Куров.

В глазах Курова проскальзывает непонятное выражение.

– Похоже, вы из тех людей, которые во всем сомневаются, господин Клур, – наконец, говорит он. – Впрочем, если ко всему в жизни подходить объективно, а не философски, то вы, наверное, правы. Как долго вы у нас пробудете?

Я пожимаю плечами.

– Пока еще не знаю. Смотря как пойдет работа…

– Работа? – переспрашивает Куров. – По-моему, вы прибыли к нам веселиться и отдыхать, а не работать. Во всяком случае, в паспорте у вас – туристическая виза.

– Настоящий ученый работает всегда и везде, – назидательно говорю я. – В том числе и во время отдыха…

Я жду, что мой собеседник поинтересуется, в какой отрасли науки я подвизаюсь, но он только снова говорит, что ему все ясно, и добавляет:

– Что ж, в любом случае, будьте готовы к тому, что вас мы еще можем потревожить. Формальности, знаете ли…

– Вы не принимаете меня, случайно, за какого-нибудь мафиози? – напрямую спрашиваю я.

Он смеется и машет на меня рукой, но по его лицу я вижу, что именно такое впечатление обо мне у него и сложилось.

– Да что вы, господин Клур! – отсмеявшись, говорит он. – Никто вас ни в чем не подозревает, но раз уж вы оказались свидетелем преступления, то придется вам пожертвовать частичкой своего отдыха, чтобы подписать пару протоколов, ну и уточнить кое-какие детали, если в этом возникнет нужда…

Господин заместитель начальника Управления полиции настолько любезен, что вызывается подвезти меня до «Уютного уголка».

За окном уже смеркается, я представляю себе, как неуютно я буду себя чувствовать, топая почти на другой конец города под сенью буйной растительности, которая растет здесь повсеместно и из которой в меня можно будет без труда выстрелить или бросить что-нибудь острое, – и принимаю предложение своего собеседника.

У него серебристый «кольт» девятнадцатой модели, без каких-либо особых опознавательных знаков. По дороге мы мило беседуем.

«А кстати, мы с вами коллеги, господин Клур, не так ли?» – «Вот как? С чего вы взяли? У меня что-то написано на лбу?» – «Да бросьте вы, ведь мы здесь научные публикации тоже изредка почитываем, особенно если они относятся к интересующей нас тематике.» – «И какую же из моих работ вы читали?» – «Честно говоря, названия не помню. Что-то насчет латентной преступности в обществе…» – «Ну, и как?» – «Трудно сказать. С одной стороны, вы во многом правы, утверждая, что человек по своей природе – не преступник. Но с другой…» – «Вы напоминаете мне одного оппонента, выступающего на защите диссертациию по филологии. „Вот вы здесь говорили много и правильно, коллега, – произнес он, обращаясь к диссертанту, – но у меня есть одно небольшое замечание. Ни в одном из языков мира стрептококк – вовсе не червь, который паразитирует в теле животных, как вы изволили утверждать!“… Вот и вы: „с одной стороны“… „но, с другой“…» – «Понимаете, я – практик, господин Клур, и со своей колокольни я вижу порой то, что недоступно вам, теоретикам.» – «И что же вы конкретно видите, например?» – «Я вижу, что люди в последнее время словно сошли с ума и что город наш постепенно превращается в некий театр… боевых действий.» – «Ну, а причина? В чем, по-вашему, причина роста преступности?» – «А черт его знает. Я знаю одно: здесь идет самая настоящая, только подпольная война, и пока она не закончится, не будет ни мира, ни покоя.» – «А, может быть, наркотики?..» – «Нет, мы уже проверяли. О наркоманах и речи быть не может.» – «Тогда, что же это – проявление того инстинктивного стремления ко злу, которое, как полагают многие из моих коллег, присуще человеку изначально?» – «Я бы так не сказал.» – «А как бы вы сказали?» – «А вы въедливы, господин Клур.» – «Можно просто – Адриан, мы же с вами почти ровесники.» – «Кстати, госп… Адриан, вам не кажется, что тот метатель ножей, если вдуматься, в общем-то не хотел вас убивать?» – «Вы так полагаете? По-вашему, он просто неудачно пошутил?» – «Нет-нет, мне кажется, что он хотел лишь припугнуть вас… Вы анонимок еще не получали?» – «Просто не успел, я всего несколько часов в вашем городе.» – «Что ж, если получите, обращайтесь прямо ко мне, вот вам мои координаты…» – «Что, мы уже приехали?».

Второй раз за этот день мой лоб пытается испытать на прочность лобовое стекло машины, потому что Куров вдруг тормозит машину поперек дороги и, что-то пробормотав, прыгает стремительно из кабины в темноту, где сверкают какие-то вспышки. В самый последний момент я замечаю в его руке пистолет, и до меня доходит, что снаружи происходит нечто незаконное.

Я приоткрываю дверцу. Где-то сбоку раздается женский крик. Потом еще и еще. Потом слышится топот множества ног. Напрягаю зрение. За кустами, растущими вдоль дороги, колышется какая-то смутная масса. Спустя несколько секунд до меня доходит, что там дерутся. Раздаются смачные удары и вскрики от боли. Дерутся совсем рядом. В машине я в безопасности, но любопытство не дает мне спокойно усидеть на мягком сиденье, и я выбираюсь наружу. В ту же секунду кусты с хрустом трещат и раздаются, пропуская на дорогу несколько темных силуэтов. Часть из них попадает в свет фонарей и фар машины, и я вижу, что это молодые парни и девчонки, а среди них – женщина средних лет. Все они растрепаны и испачканы то ли своей, то ли чужой кровью. Они судорожно цепляются друг за друга, так что и не понять, кто с кем дерется. Впечатление такое, что каждый дерется со всеми. Черт знает что, это какое-то безумие. Их пятеро, но визг и вой стоит такой, будто их в десять раз больше – впрочем, за кустами их тоже много…

Я кидаюсь к этой живописной группе, чтобы разнять их. Больше всего меня беспокоит та женщина, которая каким-то образом затесалась в эту молодежную компанию. Если не вмешаться, то ее сейчас просто-напросто затопчут… Словно подтверждая мои слова, один из парней хватает ее за горло сзади рукой, согнутой в локте, и начинает старательно душить, в то время как две девчонки лупят его изо всех сил своими кулачками по позвонкам и по печени. Я прыгаю и бью ногой парня в челюсть, он падает, сбоку на меня обрушивается чей-то кулак, облаченный в кастет устрашающего вида, но я вовремя успеваю поставить блок и ответить коленом в промежность нападавшему. Спасенна мною женщина разворачивается в мою сторону, однако вместо искренней благодарности с размаха очень проворно бьет мне каблуком туфли в лоб, в голове моей взрывается яркая вспышка, и я погружаюсь во тьму…

Прихожу в себя от того, что кто-то чувствительно хлопает меня по щекам. Я приоткрываю глаза, и сквозь мутную пелену вижу озабоченное лицо Гена Курова.

– С вами все в порядке? – интересуется он.

– Если не считать того, что, по-моему, мне проломили череп, – бормочу я, принимая сидячее положение и осторожно ощупывая свое тело.

– Вы ошибаетесь, Адриан. Эти придурки вас просто отключили.

– Что это было? И куда они все подевались?

Вокруг тихо, лишь слышен вой приближающейся сирены.

– Разбежались, конечно, – отвечает Куров на мой второй вопрос, игнорируя первый. – Кроме двоих, которые уже никуда и никогда бегать не смогут. Я вызвал дежурную группу, пусть разбираются. Жалко, никого живьем не удалось задержать, сволочей. И вот так – каждый день, представляете? Не город, а дерьмо какое-то!.. А вы, Адриан, обладаете не только теоретическими познаниями и навыками: я видел, как умело приложили вы одного из этих негодяев. Может, вы все-таки работаете на мафию, а?

Мы смотрим друг на друга, а потом дружно смеемся, хотя лично мне не очень-то весело. Почему-то совершенно некстати вспоминаются последние слова убитого таксиста: «Красный… вокруг…». На нашем профессиональном коде, который применяется в тех случаях, когда приходится сообщать что-нибудь важное своим в присутствии посторонних, красный цвет сигнализирует угрозу, опасность. Видимо, Контроль пытался предупредить меня, что все окружающие представляют собой огромную опасность для меня. Не Бог весть какое откровение: я уже и сам это понял…

Глава 4

Пока я добирался до дома в форме раскидистого сорокаэтажного дерева на Пятьдесят Шестой улице, в моей голове промелькнуло немало вариантов.

… Будет лучше, думал я, если ее не окажется дома. Соседи скажут мне, что она оставила им на попечение дочку, а сама ушла неизвестно куда, и тогда я рвану по кабакам искать ее, потому что буду уверен, что она заливает муки совести дешевым виски в компании сутенеров и проституток, и мне останется лишь найти ее, и я обязательно отыщу ее, даже если мне придется потратить на эти поиски всю ночь, а потом я выволоку ее из пропитанного дымом и испарениями алкоголя помещения на свежий воздух и там отхлещу ее всласть по напомаженной физиономии, размазывая губную помаду по щекам пополам с кровью из разбитых губ, и потом мне останется только плюнуть ей в лицо, повернуться и уйти.

… А, может быть, думал я, она будет дома, но не одна, а с каким-нибудь расфранченным хахалем, умеющим рассказывать массу двусмысленных анекдотов… интимно притушен свет… на столике горят свечи и стоят фужеры с шампанским… из колонок турбозвука звучит сладкая, приторная музычка… и она откроет мне дверь, но не пустит меня на порог и даже спросить не захочет, случилось ли что-нибудь со Сланом, который обеспечил безбедное существование ей, бывшей заурядной фотомодели, каких по всему миру – сотни тысяч… И тогда я толкну дверь так, что она громыхнет о стену, и, оттолкнув силуэт, пропахший духами и шампанским, влечу в комнату, разобью ногой столик вместе с фужерами и свечами и кулаком вдарю по турбозвуку, чтобы он заткнулся навсегда, а потом пару раз с наслаждением съезжу по лоснящейся физиономии ее ухажеру. И ни слова не скажу ей о том, что случилось со Сланом…

Я перебирал подобные варианты до самой последней минуты, но все они вылетели из моей головы, когда Люция открыла дверь.

Несмотря на всю ее женскую заурядность, было в ней что-то такое, что заставляло мужчин опустить взгляд. Наверное, именно это и не давало ей прославиться в качестве фотомодели. Фотомодель должна быть красивой пустышкой – в этом и заключается ее общественно-полезная функция. Люция же пустышкой ни в коем случае не была.

– Привет, Лю, – сказал я не своим голосом и наклонился к ее руке, чтобы поцеловать сухое нежное запястье.

Легкое, ничего не означающее прикосновение губ – старая игра в джентльменов и прекрасных леди.

– Привет, – ответила она и приглашающе посторонилась. – Входи, Рик.

Я втащился в прихожую и прислонился спиной к стене. Силы внезапно стали покидать меня.

– Что-нибудь выпьешь? – спросила она, запирая дверь и поворачиваясь лицом ко мне.

На мгновение я прикрыл глаза. По дороге к ней я пару раз забегал в подворачивавшиеся бары и глотал, не чувствуя вкуса, двойные порции чего-то крепкого. Во рту теперь был стойкий гадкий привкус.

Тем не менее, я кивнул. Ей невозможно было в чем-то отказать. Именно это и сыграло свою роль, когда она в тот день отыскала меня и спросила: «Рик, ты, случайно, не знаешь, куда запропастился Слан? Понимаешь, он мне очень нужен»…

Она отправилась на кухню, а я втащился в гостиную, из которой в темный коридор падал прямоугольник света от торшера, рухнул изнеможенно в старенькое, продавленное рифт-кресло и тупо стал пялиться в экран стереовизора. Показывали отрывки из старых фильмов.

… Бравый молодец в кожаной куртке и с чахлой косицей на затылке, перехваченной обыкновенной аптечной резинкой, врезал от души бритоголовому негодяю под дых, а потом – под челюсть, и того с шумом и грохотом бьющегося стекла и ломающейся мебели унесло в другой конец комнаты, а на молодца навалились сразу трое с разных сторон, но он и тут не сплоховал. На экране замелькали ноги и руки, раздались неестественно-звонкие звуки ударов, как ни странно, не причиняющих видимого урона ни одному из фигурантов… В окно всунулся кровожадный длинный ствол – если я не ошибаюсь, это был, по крайней мере, станковый гранатомет – и выплюнул сгусток огня…

…Машина, мчавшаяся по городской улице, встала на два колеса, пронеслась по тротуару, распугивая прохожих и с диким грохотом врезалась в стеклянную витрину…

… Девица, изготовившаяся заняться любовью с кудрявым молодым человеком, внезапно вытаращила глаза и заорала благим матом: из-под ребер ее возлюбленного, сладострастно подрагивая, выползали голубоватые, чешуйчатые щупальца…

Стремительной походкой вошла Люция, неся на подносике стаканы и блюдца с лимоном и орешками.

На нее было приятно смотреть. Особенно сбоку и сзади. Это было единственным приятным зрелищем для меня за весь этот гнусный день.

– Что-нибудь случилось? – спросила она, усаживаясь напротив меня за журнальный столик и протягивая мне один из стаканов. Потом она оперлась локтями на колени и уткнулась подбородком в ладони. На ней были длинная юбка с рюшками, скромная кофточка и домашние тапочки.

Я стал рассказывать о Слане.

Люция молчала. Ни вскрика, ни слезинки, ни эмоции, ни кровинки в лице. Словно я пересказывал ей историю, вычитанную в какой-то скучной книжонке.

Время от времени я прикладывался к стакану, не чувствуя, чту я пью. Она не притронулась к своему ни разу.

Подробности я старательно опускал, сам не зная почему, хотя, возможно, именно с них-то и следовало бы начать, чтобы хоть как-нибудь вывести ее из странного оцепенения.

Потом мы молчали, а стереовизор усиленно шумел на все лады, словно всячески пытался привлечь к себе наше внимание.

– Недавно, перед твоим приходом, мне кто-то звонил, – вдруг проронила Люция, не глядя на меня.

– Кто-то?

– Он не сказал ни слова. Ты же знаешь, как это бывает… Молчат и дышат в микрофон до тех пор, пока ты не начнешь выходить из себя, а потом… Потом слышны только короткие гудки.

– Почему ты думаешь, что тебе звонил именно мужчина?

– Ты… – Ее лицо оставалось по-прежнему бесстрастным. – Ты видел… Слана?

По ее заминке я понял, что она имеет в виду.

– Да, видел. Полицейские попросили меня опознать его тело. – Тут до меня наконец дошло, и у меня сразу сжалось все внутри. – Послушай, Лю, не забивай себе голову всякой мистикой. Слана действительно больше нет и не будет.

Она странно взглянула на меня.