По следам «Турецкого гамбита», или Русская «полупобеда» 1878 года

Что же касается взятия Ловчи, то, например, Херберт иронизировал по этому поводу в своих воспоминаниях:

«Сражение за Ловчу стоило туркам 2500 убитыми, ранеными и пропавшими; русские заявили о своих потерях в 1600 человек. 22 000 русских с девяносто двумя орудиями разгромили 5000 турок с шестью орудиями – и это Куропаткин называет “славной” победой!»[275].

Конечно же всего этого могло и не быть, если бы сразу после неудачи первого штурма Плевны, вместо того чтобы бездумно готовиться ко второму, в Ловчу был послан хотя бы один батальон с батареей при двух казачьих сотнях. Кстати, аналогичную просьбу Паренсов высказал в записке Левицкому еще 13 (25) июля, однако просьба была проигнорирована[276]. Речь в записке шла, правда, о двух ротах 35-го Брянского полка, которые, как, впрочем, и весь полк, гораздо уместнее было бы в то время употребить на перевалах и за Балканами у Гурко. Но все же если бы русские пехотные роты заняли Ловчу до 15 (27) июля, то отряду Рифата-паши в тот день наверняка пришлось бы не укрепляться в этом городе, а возвращаться обратно в Плевну. Но всего этого в середине июля не произошло. И поэтому захват Ловчи в конце августа – это еще и кровавая плата командования русской армии за собственные ошибки и нераспорядительность.

Н.В. Скрицкий, описывая взятие Ловчи, весьма уместно привел мнение генерала Н.И. Беляева, который «считал, что Осман-паша сделал ошибку, поставив часть своих сил в Ловче и оторвав их от гарнизона Плевны, так же как и Николай Николаевич переоценил опасность со стороны Ловчи»[277]. Но если первое утверждение Беляева все же спорно, ибо захват Ловчи и контроль над ней принесли туркам очевидные выгоды – достаточно вспомнить июльское ослабление Габровского отряда и эффект большого наступления в августе, созданный четырьмя сотнями черкесов, то второе – слишком очевидно, чтобы вызывать сомнения. После захвата Ловчи, кажется, даже самые осторожные в среде русского командования убедились в тщетности своих недавних опасений: с теми силами, которые там располагались, турецкие командиры никак не могли планировать удар на Сельви и Габрово.

И все же взятие Ловчи явилось славной победой. Прежде всего в психологическом смысле. После двух провальных штурмов Плевны была продемонстрирована реальная возможность выбивать упорно обороняющиеся турецкие части из хорошо укрепленных позиций. А сделать это быстро можно было только при условии тщательной разведки и концентрации значительно превосходящих сил. Взятие Ловчи позволяло русским спокойно подойти к Плевне с юга, не опасаясь удара в тыл шести турецких батальонов. Одновременно контроль за Ловчей, расположенной на шоссе в 30 км от Троянова перевала, прикрывал армию от неожиданных прорывов турецких войск в Северную Болгарию через этот перевал.

Что же касается плевненского гарнизона, то после падения Ловчи дальнейшие пути на юг и восток для освобождения балканских проходов и соединения с группировкой Мехмеда-Али-паши оказались для него полностью отрезанными. Для Османа-паши альтернатива ужесточилась: или продолжать оборону, или отступать на запад, на Орхание.

Итак, баланс августовских боев на южном, западном и восточном фронтах сложился в пользу русской армии. Но это положительное сальдо ее командование использовало не для переосмысления собственного опыта и выработки более эффективных наступательных планов, а для нового захода в старую ловушку.

Успехи в августе, конечно же, подняли боевой дух русской армии, но стараниями командования он вновь был устремлен к Плевне. Но Плевна – не Ловча. В ней было значительно больше турецких сил, ими руководил блистательный генерал, и она была несравненно лучше укреплена. В последнем еще раз убедился М.Д. Скобелев, когда 24 августа (5 сентября) произвел разведку южных подступов к Плевне. Там, где во время штурма 18 (30) июля были лишь естественные препятствия, теперь появились траншеи и редуты. Турки учли слабость южных подступов к городу. Но, даже несмотря на это, южное направление оставалось менее укрепленным в сравнении с другими участками обороны. Оно являлось весьма перспективным для наступления еще и потому, что здесь турецкие укрепления наиболее близко подходили к городу.

Глава 5

Третий штурм Плевны: доблесть и глупость по-русски

26 августа (7 сентября) началась подготовка штурма. Она продлилась четыре дня. Артиллерия утюжила плевненские укрепления, а пехота стремилась занять более выгодные позиции на флангах. В итоге румынским частям удалось овладеть передовой траншеей перед Гривицкими редутами на востоке от Плевны, а отряд князя Имеретинского укрепился на втором гребне (из трех) Зеленых гор, примыкавших к городу с юга.

Что же касается артиллерийской подготовки, то авторы «Описания Русско-турецкой войны…» утверждали, что «потерь турецким войскам она почти не наносила… значительная часть гранат даже не давала разрыва, глубоко уходя в мягкую почву», а «от частой стрельбы много орудий испортилось и начал ощущаться недостаток в снарядах»[278].

В результате четырехдневной канонады русское командование убедилось в том, что было ясно уже после второго штурма: простая огневая обработка хорошо оборудованных земляных укреплений противника из имевшихся артиллерийских систем не только не может подавить его оборону, но даже существенно ее ослабить. Особенно наглядно это проявлялось при стрельбе с дальних дистанций. Нужен был комбинированный подход совместно с наступающей пехотой по принципу «артиллерия вперед». Однако на этом пути существенной преградой становился рельеф местности, особенно к югу от Гривицы.

Вечером 28 августа (9 сентября) главнокомандующий собрал военный совет, на котором заявил, что штурм Плевны надо провести 30 августа (11 сентября). Развернув карту, Николай Николаевич стал излагать свое видение предстоящего штурма. Главный удар, по его мнению, необходимо было нанести на левом фланге, т. е. с юго-восточной стороны. Это положение даже было уточнено и не раз повторено: основная атака планируется на левом фланге – в самом уязвимом месте, где оборона турок вплотную подходила к городу. Именно там можно было создать реальную угрозу тылам и резервам противника.

Затем, после доклада о плане атаки Гривицких редутов, на совет подъехал заместитель начальника штаба армии К.В. Левицкий. И вот тут началось. Ну, прямо как в анекдоте о «вечном поручике»: вошел Казимир Васильевич и «стал предлагать самые невозможные вещи»[279]. Да, видно, так настойчиво предлагал, что поначалу даже Зотов и начальник штаба армии Непокойчицкий бурно недоумевали: «Что это вы говорите, это Бог знает что…»[280].

На следующий день начальник штаба IV корпуса полковник Н.А. Новицкий зачитал великому князю составленный им и Зотовым проект диспозиции на 30 августа (11 сентября). Так вот в нем от идеи нанесения главного удара на левом фланге не осталось и следа. Проектом предусматривалась общая одновременная атака как всем левым флангом, так и правым, назначенная на 15 часов. Это означало, что вместо одного мощного удара по самому уязвимому месту противника ударная волна русской армии должна была растекаться по всему фронту. Но еще больше удивляешься тому, что 29 августа (10 сентября) и Николай Николаевич, и Зотов, и Непокойчицкий не проронили ни слова возражения. Проект диспозиции был утвержден и принят к исполнению.

Так какие такие «невозможные вещи» мог предлагать Левицкий на совете 28 августа (9 сентября)? После провала штурма Николай Николаевич сообщил своему адъютанту полковнику Д.А. Скалону, «что идея одновременной атаки, проведенная в диспозиции на 30 августа (11 сентября), была навеяна Левицким, а Зотов с Новицким только приняли ее, как внушение свыше»[281].

На совет 28 августа (9 сентября) Левицкий прибыл с левого фланга, из отряда Скобелева, куда он ездил по приказанию главнокомандующего. Что же там происходило? Еще 26 августа (7 сентября) князь Имеретинский получил приказ от генерала Зотова: на следующий день «занять высоты южнее Плевны»[282]. В приказе речь шла о трех гребнях Зеленых гор. 27 августа (8 сентября) князь начал наступление. В первом эшелоне шли батальоны Скобелева. После упорных боев русским удалось закрепиться на первом и втором гребнях. А к ночи турки очистили и третий гребень. Однако цена успеха была очень велика – до 900 человек убитыми и ранеными. Получалось, что из 16 наступавших пехотных батальонов отряд Имеретинского лишился одного.

В этот день генерал Зотов явно демонстрировал понимание того, что успех на левом фланге – ключ ко всей плевненской обороне. Стремясь сосредоточить войска ближе к этому флангу, он отдал приказ на 28 августа (9 сентября) о передвижении влево 16-й пехотной дивизии и частей главного резерва. Но именно 28 августа (9 сентября) в результате турецких контратак батальоны скобелевского отряда были отброшены к первому гребню. Турки попытались сбить русских и оттуда, но безуспешно. Вот в такой неудачный для скобелевского отряда момент в нем и появился генерал Левицкий. Каковы были последствия этого «визита» – мы уже знаем. У Зотова же в голове вновь закрутилась «старая пластинка»: произошедшее на левом фланге, по его словам, «естественно приводило к мысли о значительности сил противника…»[283].

Согласно записям полковника Газенкампфа, после своего возвращения Левицкий говорил буквально следующее: «Турки не могут отдать те высоты, которые приходится атаковать Скобелеву, потому что с них обстреливается и город Плевна, и весь турецкий укрепленный лагерь, в котором стоит их резерв. Атака этих высот поведет к самому кровопролитному бою: не следует делать себе иллюзий на этот счет»[284]. Казалось бы, здравый смысл подсказывал, что нужно бросить все усилия на овладение этими ключевыми высотами и редутами. На остальных же участках стараться максимально оттянуть на себя силы противника. Однако, по Левицкому, вырисовывалась прямо противоположная перспектива. Надо сначала овладеть более укрепленными участками, а затем уже штурмовать высоты (гребни Зеленых гор) и два ключевых редута Кованлык и Исса-ага на левом фланге, которые вплотную подступали к городу и к атаке которых уже готовился Скобелев. Под влиянием Левицкого заколебался и Зотов.

Создается впечатление, что любые энергичные действия турок, будь то вылазка турецкого гарнизона 19 (31) августа или его атаки против скобелевского отряда на Зеленых горах 28 августа (9 сентября), упрямо оценивались Зотовым как показатель значительности сил противника. Вот уж воистину – «у страха глаза велики». Хотя вроде бы и не числился Павел Дмитриевич Зотов в трусах… Однако вот эта его «слабинка» и сыграет без преувеличения роковую роль в дни третьего штурма Плевны 30–31 августа. Но об этом чуть позже.

Как уже говорилось, 29 августа (10 сентября) Новицкий докладывал главнокомандующему проект диспозиции штурма. В это время Николай Николаевич вместе со штабом проводил рекогносцировку и, рассматривая в бинокль турецкие позиции, прекрасно видел, что самый интенсивный огонь турки вели именно против нашего левого фланга, где закрепился отряд Скобелева. Он ближе всего подобрался к самому чувствительному месту турецкой обороны – редутам Кованлык и Исса-ага. Видеть-то великий князь видел, но ничего не изменил. И диспозиция на штурм осталась в варианте, «навеянном» генералом Левицким. Настаивая на своем мнении, Левицкий, конечно же, хотел как лучше, но получилось… Получилось как всегда, когда за дело брались люди, явно находившиеся не на высоте тех задач, которые призваны были решать в силу своего служебного положения.

Но что для одного проблема – для другого возможность. И если одни генералы накануне штурма явно начинали осторожничать, то другие рвались в бой. 29 августа (10 сентября) новый командующий IV корпусом генерал-лейтенант Е.Т. Крылов сообщил полковнику Скалону, что «он решил вместе со Скобелевым атаковать сегодня и дойти до Плевны»[285]. Отсюда следует, что приступить к осуществлению этого намерения предполагалось даже до начала общего штурма. Так велика была уверенность двух генералов в успехе выбранного ими направления атаки. Именно утром 29 августа (10 сентября) к Крылову приехал Скобелев и предложил командиру IV корпуса поддержать его атаку на редуты движением частей корпуса в том же направлении по берегу Тученицкого оврага. Позднее Крылов вспоминал: «…я ответил ген. Скобелеву, что одновременно с его атакою на редут двинусь на Плевну по пути, который он указывал…» В тот же день, 29 августа (10 сентября), Крылов подал на имя Зотова докладную записку, в которой изложил необходимость принятия согласованного со Скобелевым плана: «атаку левым флангом при поддержке всем IV корпусом»[286].

До Плевны отряд Скобелева, как и части IV корпуса, 29 августа (10 сентября) не дошел, но к 16 часам подразделения скобелевского отряда, вопреки предсказаниям Левицкого, все же овладели вторым гребнем Зеленых гор и закрепились там. Продвигаться же дальше к Плевне, т. е. овладевать третьим гребнем Зеленых гор, Скобелев не стал, опасаясь до начала общей атаки втянуть в бой все резервы своего отряда. Но была и куда более простая причина. Захват этой, ближайшей к Плевне высоты неминуемо ставил бы атакующих под перекрестный огонь как с фронта, из редутов Кованлык и Исса-ага, так и с обоих флангов. Обезопасить себя и укрепиться можно было, только быстро окопавшись. Осуществить это под прикрытием перестрелки с противником было возможно, но вот незадача – в шанцевом инструменте войска испытывали крайнюю нужду.

Решение Скобелева ограничиться 29 августа (10 сентября) достигнутым на 16 часов противоречило полученному в час ночи приказу генерала Зотова овладеть в течение дня третьим гребнем Зеленых гор. Думается, что этот фактор вместе с настойчивым пессимизмом Левицкого окончательно подорвал решимость штабного начальства, и прежде всего генерала Зотова, бросить более крупные силы на прорыв к Плевне с левого фланга. Отсюда и родилась очень удивившая многих, «размытая» диспозиция штурма, разосланная по частям в ночь с 29 на 30 августа (с 10 на 11 сентября).

Так, до получения диспозиции генерал Крылов был в полной уверенности, что располагавшийся на южных рубежах IV корпус всеми силами поддержит атаку Скобелева. Каково же было его удивление, когда из полученной в ночь на 30 августа (11 сентября) диспозиции общего штурма он узнал, что из его IV корпуса две бригады назначались для штурма редутов центра. Но здесь же находился самый укрепленный участок плевненской обороны. Только в первой линии располагались три редута, а два редута и люнет были выстроены во второй. Впоследствии Крылов писал: «Эта диспозиция отнимала возможность совокупного действия IV корпуса, и для приведения в исполнение плана Скобелева оставалось только одно средство – принять в свое начальство общий резерв и одновременно с атакою в центре двинуться хотя бы с частью его в Плевну»[287].

Но и этого последнего «средства», как показали события 30–31 августа (11–12 сентября), Николай Николаевич и Зотов лишат Крылова. Все говорило о том, что с выбранной диспозицией сражение получало хорошие шансы быть проигранным, даже не успев начаться. Кстати, во многом именно так расценило перспективы предстоящего штурма союзное румынское командование.

В фильме «Турецкий гамбит» есть одна сцена, в которой генерал Соболев (Б. Акунин предпочел изменить фамилию М.Д. Скобелева на созвучную) после провала штурма на повышенных тонах выговаривает Александру II за то, что его отряд остался без поддержки. Сцена, конечно, нереальная, тем не менее она подчеркивает основную проблему – очевидный провал верховного командования русской армии.

Николай Николаевич проявил просто поразительное безволие в ответственнейший момент, когда нужно было решительно пресечь роковые сомнения Левицкого, попустительство им со стороны Зотова и Непокойчицкого и отстоять собственные же разумные предложения. Прав был Гурко: в чем особенно грешил великий князь, так это «в отсутствии отваги»[288]. Это и дало о себе знать самым печальным образом в дни «Третьей Плевны». Главнокомандующий уже однажды не разобрался в ситуации, приказав Криденеру атаковать Плевну второй раз. Вот и 30 августа (11 сентября) он, по сути, выпустил бразды единого командования. Что он делал рядом со своим венценосным братом на наблюдательном пункте? Рассматривал бой в бинокль? Ведь с началом штурма стало очевидным, что диспозиция ломается. Именно как главнокомандующий он должен был метаться между отрядами, вникать в обстановку, быстро находить новые решения, маневрировать силами. После провала штурма великого князя с упреком спрашивали, почему он не взял командование штурмом в свои руки? Почему продолжал оставаться с императором, несмотря даже на то, что, как писал очевидец событий Скалон, «его тянуло на наш левый фланг, где шла главная атака Скобелева и IV корпуса»? Ответ великого князя был просто «очарователен»: «Я не принял начальства, потому что не мог отойти от Государя Императора»[289].

Присутствие Александра II, конечно, сковывало главнокомандующего, как, впрочем, и не его одного. Зотов с Новицким весь день 30 августа (11 сентября) ошивались рядом с императором. А отъезжали только для того, чтобы отменить приказ Крылова о посылке в помощь Скобелеву Шуйского и Ярославского полков. Ну не держал же, в самом деле, Александр Николаевич брата Николая Николаевича подле себя и никуда не пущал. Все это очень походило на банальный паралич воли главнокомандующего в ответственный момент. Такое часто происходит с личностями несильными, особенно на войне, когда от их действий зависит судьба сражения.

Вечером 29 августа (10 сентября) погода резко испортилась. Пошел дождь. Не прекратился он и на следующий день. Дождь перед сражением – дурной знак для атакующих, будто сама природа заранее оплакивает тщетность их кровавых усилий. В ночь с 5 (17) на 6 (18) июня 1815 г. южнее Брюсселя на двух плато – Бель-Альянс и Мон-Сен-Жан – было то же самое. Но ведь там был сам бог войны… И тем не менее… «Неужели Ватерлоо?! Спаси и сохрани!» – наверняка пронеслось в головах многих русских воинов.

В «Описании Русско-турецкой войны…» резюме произошедшего под Плевной по-военному сухо и точно:

«В общих чертах сражение разыгралось следующим образом: 30 августа войска правого фланга – овладели Гривицким № 1 редутом, войска центра – были отбиты, на левом фланге – генерал Скобелев взял оба Скобелевские редута; на следующий день, 31 августа, правый фланг и центр – боя не вели, чем воспользовался Осман-паша и, обрушившись с превосходными силами на войска генерала Скобелева, заставил их отступить»[290].

Но скупая точность этого описания скрывает и трагизм самопожертвования воинов, и позор командования русской армии в те последние два дня августа 1877 г.

Согласно диспозиции на 30 августа (11 сентября), силы штурмующих должны были распределиться следующим образом. Русские и румынские части общей численностью в 48 батальонов атакуют два Гривицких редута на правом фланге. Колонне генерала Скобелева при поддержке отряда князя Имеретинского общими силами в 22 батальона диспозицией предписывалось «атаковать укрепленный неприятельский лагерь, прикрывающий город Плевну со стороны Ловчинского шоссе». Командующий IV корпусом генерал Крылов должен был с 30 батальонами атаковать правее Скобелева т. н. центральные укрепления, и прежде всего выдававшийся вперед редут Омар-бей-Табия.

После штурма в реляции на имя главнокомандующего генерал Зотов назвал участок атаки скобелевского отряда «стратегически-тактическим ключом» всего турецкого лагеря[291]. Казалось бы, Зотов учел ошибку Криденера, который считал таким «ключом» Гривицкий редут. Однако логике генерала Зотова остается только поражаться. Скобелеву приказывают вырвать этот «ключ» турецкой обороны, но выделяют для этого меньше всего сил! Здравый смысл просто отдыхает… Таких «перлов» армейского руководства на той войне было немало. По этому поводу хорошо высказался полковник Газенкампф. Вскоре после провала штурма, припомнив, как Наполеон бил своих противников, создавая численный перевес на решающем участке в решающий момент, он записал в своем дневнике: «Мы же изобрели искусство быть в подобных же случаях всегда слабее». Об этом же и с не меньшей язвительностью писал и граф Игнатьев[292].

Вечером 29 августа (10 сентября) князь Имеретинский, Скобелев и генерал Добровольский обсуждали план совместных действий в предстоящем штурме. Было решено одновременно атаковать: редут Юнус-бей-Табия из т. н. Кришинских укреплений – войсками Добровольского, а редуты Кованлык и Исса-ага – войсками Скобелева. В ночь с 29 на 30 августа (с 10 на 11 сентября) Имеретинский получил диспозицию предстоящего штурма.

К утру 30 августа (11 сентября) Скобелев с Имеретинским оказались перед весьма сложной задачей. «Скобелев… – пишет Н.В. Скрицкий, – решил не штурмовать Кришинский редут, как предписывала дипозиция»[293]. Но в диспозиции такая определенность цели отсутствовала. В ней говорилось, что в 15 часов отряды Скобелева и Имеретинского должны были начать атаку и захватить «укрепленный неприятельский лагерь, прикрывающий город Плевну со стороны Ловчинского шоссе»[294]. Но что под этим подразумевали авторы диспозиции? Кришинские укрепления?.. Редуты Кованлык и Исса-ага?.. А может быть, все это вместе?

Третья атака Плевны 26.08 (7.09) – 31.08 (12.09) 1877 г.

Из книги: Золотарев В. А. Противостояние империй. Война 1877-1878 гг. Апофеоз восточного кризиса. М.: Animi Fortitudo, 2005. С. 58.

Уже после штурма многие в штабе армии посчитали, что речь шла о Кришинских укреплениях. В своей книге Н.В. Скрицкий привел мнение советского исследователя генерала Н.И. Беляева, который «считал, что отказ от штурма Кришинского редута (Юнус-бей-Табия) явился ошибкой Скобелева, который вместо охвата неприятельского фланга штурмовал два вражеских редута в лоб и оказался под обстрелом с двух флангов»[295]. Однако в оставшиеся перед штурмом часы Скобелев счел наличные силы недостаточными для одновременной атаки редутов Юнус-бей-Табия, Кованлык и Исса-ага. До последних двух редутов от передовых позиций русских частей на втором гребне Зеленых гор было более двух километров. На пути был занятый турками третий зеленогорский гребень. С левого фланга атакующим угрожал противник из Кришинских укреплений. В этих условиях Скобелев принимает решение в 15 часов сразу обрушиться на редуты, которые впоследствии назовут Скобелевскими, – Кованлык и Исса-ага. С левого фланга, т. е. со стороны Кришинских укреплений, Скобелев рассчитывал, что его прикроет кавалерия генерал-майора Леонтьева, которой диспозиция штурма как раз и предписывала «прикрыть левый фланг всего боевого порядка и действовать наступательно по направлению к Софийскому шоссе…»[296]. С целью максимального приближения к редутам Кованлык и Исса-ага Скобелев между 10 и 11 часами 30 августа (11 сентября) переходит в атаку. После упорного боя его бойцы овладевают третьим гребнем Зеленых гор и укрепляются на нем.

Выбор между атакой Кришинского редута или Скобелевских во многом был равновесным. Да, атакуя Кришин, Скобелев избегал обстрелов во фланг, а сам при этом обходил плевненские укрепления слева. Но удар по фронту на Кованлык и Исса-ага – был ударом в самое сердце турецкой обороны, разрубавшим ее на две части. Однако конечный успех здесь был возможен только при условии поддержки. На это и сделал ставку Скобелев. После захвата редутов он предполагал следующее: или нас поддерживают резервами, и мы прочно закрепляемся в ключевом секторе турецкой обороны, или же нас не поддерживают, но тогда можно надеяться на успешную атаку справа батальонов корпуса Крылова, что сулит соединение с частями IV корпуса и достижение, по сути, тех же результатов. В обоих вариантах участь Плевны была бы решена в пользу русских. Второй вариант становился даже более вероятным. Это было связано с тем, что по диспозиции части Крылова не предназначались для второго эшелона скобелевской атаки. Однако они наступали всего в трех километрах справа за Тученицким оврагом. В этом варианте главный расчет строился на том, что части Скобелева и Крылова будут наступать в сходящихся направлениях. И точкой их схождения мог стать как раз район правее редутов Кованлык и Исса-ага.

Но вот тут правее Скобелева, в расположении русского центра, произошел просто дурацкий и до конца не проясненный случай, имевший поистине трагические последствия. Согласно диспозиции на 30 августа (11 сентября), «сводная дивизия», составленная из 2-й бригады 16-й пехотной дивизии и 1-й бригады 30-й пехотной дивизии (всего 4 полка) под общим начальством командира 30-й дивизии генерал-майора Н.Ф. Шнитникова, должна была в 15 часов атаковать турецкие укрепления, находившиеся впереди батарей левого фланга IV корпуса. Между 11 и 12 часами дня, когда на третьем гребне Зеленых гор уже вовсю кипел бой, 63-й Угличский полк 16-й пехотной дивизии (из состава «сводной дивизии») расположился в боевом порядке за батареями 16-й артиллерийской бригады. В это время турки усиливали огонь по позициям русских батарей.

Командир полка полковник Томиловский вызвал к себе всех батальонных и ротных командиров для оглашения диспозиции и определения конкретных целей атаки. Но не успело совещание закончиться, как примчался унтер-офицер и доложил, что по распоряжению начальника штаба дивизии полк в полном составе, не оставив даже резерва, двинулся вперед! Обалдевшие, ничего не понимающие, что происходит, офицеры полка вместе с командиром бросились к своим подразделениям.

Произошло же следующее. Начальник штаба 16-й пехотной дивизии полковник Тихменев обходил расположение батарей. Приняв усилившийся огонь турок за подготовку их атаки, он приказал 1-му батальону Угличского полка продвинуться вперед и подкрепить Пензенский полк для защиты артиллерии. Тихменев даже толком не видел происходящего впереди, так как все пространство перед батареей застилал густой туман. Но его распоряжение было почему-то воспринято как приказ о переходе в наступление. Не исключено, как писал Игнатьев, что шедший в то время бой на участке Скобелева «увлек бригаду 4-го корпуса»[297].

Первый батальон Угличского полка бросился вперед на турецкие ложементы и завязал перестрелку. Его движение, подобно снежному кому, увлекло в том же направлении другие части. За 1-м батальоном последовали 2-й и 3-й, к левому флангу наступавшего Угличского полка примкнули две роты 64-го Казанского. Командир же 117-го Ярославского полковник Хитрово, видя, что угличане, за которыми располагался его полк, наступают, счел своим долгом, не дожидаясь приказа, поддержать их и повел полк вперед. Батальоны шли без четких конкретных целей и согласованного взаимодействия, держась только общего ориентира – редута Омар-бей-Табия.

Бригадный командир генерал-майор Гренквист, видя преждевременность наступления, приказал Томиловскому вернуть свой полк. Но было уже поздно. Примчавшийся на звук разгоравшегося в центре боя Шнитников также не смог исправить положение. Батальоны просто шли на убой. Массированным огнем турки атаку отбили. Угличский и Ярославский полки откатились на исходные позиции, потеряв половину своего состава и почти всех офицеров! «Никогда ранее войска не были так биты, как русский центр 11 сентября 1877 г.», – не без злорадства писал впоследствии Херберт[298].

В своем рапорте о действиях 63-го Угличского полка 30 августа (11 сентября) полковник Томиловский написал, как он увидел Тихменева, увлекавшего вперед солдат «голосом, полным энтузиазма»: «Срам, срам! В штыки, братцы! Стыдно не выручать своих. Вперед, в штыки!» В том же рапорте Томиловский отметил, что в 10 часов утра, после получения общей диспозиции, встал вопрос о конкретизации задач полка, что являлось прерогативой генерал-майора Шнитникова. Однако, по словам Томиловского, полковник Тихменев, как начальник штаба 16-й дивизии, «заявил мне, что 3 часа не есть безусловный час атаки, а что начало будет зависеть от действий отряда ген. Скобелева, а потому полк должен быть построен в боевой порядок к 12 часам дня и в таком строю находиться в полной готовности»[299]. Запомним эти слова, они точно не могли быть плодом воображения храброго, но недалекого Тихменева. Они явно перекликались с настроением самого Крылова, который обещал Скобелеву всемерно поддержать его действия на крайнем левом фланге.

В результате нелепейшей случайности еще до начала общего штурма, назначенного на 15 часов, центр русской позиции фактически потерял необходимый для успеха атакующий потенциал. Из четырех полков, предназначенных для атаки на этом направлении, два были полностью расстроены. Изначальная диспозиция явно требовала срочной корректировки. Прежде всего напрашивался вопрос: а имеет ли смысл в создавшейся обстановке бросать в бой на самый укрепленный участок турецкой обороны резко ослабленные силы русского центра? Но, к сожалению, никто этим не озаботился, и ровно в три часа пополудни генерал-майор Шнитников строго в соответствии с диспозицией лично повел два оставшихся боеспособных полка, 64-й Казанский и 118-й Шуйский, на штурм турецких позиций. Когда стало очевидным, что эта атака проваливается, Шнитников в 16 часов бросает на редут Омар-бей-Табия переданный ему 124-й Воронежский пехотный. Однако и воронежцев постигает та же участь. Но Шнитников упрямо шлет полки вперед. И в 16.30 на тот же редут из главного резерва двинулся 20-й Галицкий пехотный полк, который, впрочем, пройдя более половины пути до редута, получил приказание далее не идти и прикрывать отступление ранее введенных в бой частей.