Наследница чародеев (№1) - Магия черная, магия белая

– Ты всегда был дураком и, похоже, всегда им будешь! Не обольщайся на собственный счет. Ты не способен творить добро!

– Посмотрим!

– Посмотрим!

И два рыцаря скрестили мечи в поединке. Это было страшное и впечатляющее зрелище. Казалось, время повернуло вспять и на землю вернулись времена Средневековья. Маргарита, как завороженная, следила за схваткой чародеев. Но ее ужасно отвлекал слуга мессира, продолжавший атаковать девушку, пока его хозяин боролся с более сильным противником.

Маргоша решила, что с Вороном надо решать вопрос кардинально (раз уж замахнулся на ведьму, то сам виноват!). При помощи кольца она снова обратила его в птицу. Как знать, не припрятано ли у него в карманах еще какое-нибудь сильное средство, способное причинить серьезный вред? Лучше не рисковать, лишив противника способности к колдовству. Противостоять силе Бальдра Ворон не мог и вскоре захлопал черными крыльями, кружа над болотом.

ГЛАВА 38

Рыцари рубились не на жизнь, а на смерть. Их мечи скрещивались с такой силой, что выбивали искры, и было видно, как мучительно искажены их лица. Маргарита поймала себя на мысли, что стало намного светлее и поэтому ей хорошо видны лица дерущихся – тьма, сгустившаяся перед появлением Реми, отступала.

Но преданный слуга мессира не оставлял ее в покое. Ворон попытался наносить Маргарите удары с воздуха, складывая крылья и камнем кидаясь на молодую ведьму, выставив хищный, готовый к агрессивным действиям клюв. Сила кольца вновь и вновь отбрасывала его прочь. И тогда Ворон сосредоточился на маленькой кукушке, в которую обратилась валькирия.

Неизвестно, чем закончился бы их воздушный поединок, но Валька решила не рисковать и на бреющем полете перелетела мерцающий голубым пламенем магический круг, очутившись внутри защищенной зоны. Ворон же, вознамерившийся ее преследовать, не смог преодолеть границу круга даже высоко в воздухе. Разлетевшись, он снова и снова со всего маха ударялся грудью о невидимую преграду, не пропускавшую его к домику кикиморы.

Порывы ветра усилились до такой степени, что стали вырывать деревья с корнем и ломать старые мощные стволы, словно спички. Шляпу цверга сорвало с головы Маргоши и закрутило вихрем вместе с обломанными ветками деревьев, листвой, травой и еще каким-то мусором. В этот же воздушный поток попал и слуга мессира, который бился в воронке урагана, как старая тряпка. Вой ветра, казалось, переходил в ультразвук, от которого закладывало уши. Рыцари еле держались на ногах, но продолжали размахивать мечами.

Реми осыпал своего противника отборными ругательствами, чтобы вывести из себя и заставить нервничать и совершать ошибки. Но на лице человека, посмевшего встать с мечом против черного чародея, не отражалось ни раздражения, ни страха – сжав губы, он бесстрастно отбивал удары, не давая мессиру Реми возможностей для активной атаки. Казалось, что силы противоборствующих чародеев равны и поединок будет длиться вечно… Но Реми такое развитие событий явно не устраивало.

Он произнес заклятие (лицо его в этот момент так исказилось, словно чародей испытал приступ физической боли), и в руке его оказались сразу три меча. Один из них так и остался у чародея в качестве боевого оружия, а два, вырвавшись, принялись действовать самостоятельно, нанося все новые" и новые удары благородному рыцарю. Это были чары вольных мечей…

Рыцарь, столкнувшись с утроением боевого потенциала противника, стал на глазах слабеть. Тогда один из вольных мечей подлетел к нему со спины и плашмя ударил по ногам, прямо под колени. Металлические наколенники защитили рыцаря от возможной раны, но ноги его подогнулись, и он, загремев доспехами, рухнул оземь. Вольные мечи, взвившись вверх, спикировали с высоты прямо на рыцаря, пригвоздив его к земле, как коллекционную бабочку в собрании энтомолога. Со стороны было непонятно, что именно пробили мечи – только лишь доспехи или человеческую плоть под доспехами. Маргарита внутренне сжалась от ужаса, представляя, какую боль испытывает ее защитник, но, вопреки ожиданиям, потоки крови из-под рыцарских лат не струились. Право поразить рыцаря было оставлено мессиру Реми.

– Ну ты добился своего? – насмешливо спросил Реми противника, распростертого у его ног и лишенного возможности сопротивляться. – Я ведь предупреждал: тебе надо быть осмотрительнее и думать, на чью сторону выгоднее встать.

– Я не думаю о презренной выгоде, когда хочу остановить зло, – просипел поверженный рыцарь, оставшийся верным сроим принципам.

– А жаль, – усмехнулся Реми. – В качестве черного мага ты мог бы добиться больших высот. Но, пытаясь играть в благородство, обречен на никчемную роль вечного неудачника. Впрочем, я слышал, тебе надоело твое бессмертие? Что ж, сейчас подходящий момент, чтобы избавить тебя от этой обузы. Если тело остается без головы, никакой эликсир бессмертия не сохранит ему жизнь. А меч, выкованный рукой Тора, легко лишит тебя головы – зачем тебе, дружок, это вместилище мозга, если ты не желаешь пользоваться силой собственного ума?

Реми поднял меч и примерился, как вернее нанести роковой удар.

– Нет!!! – в ужасе закричала Маргарита, повиснув на руке мессира Реми и изо всех сил мешая ему действовать мечом…

Как там говорил старый Эрик? В трудный миг надо постараться выиграть хотя бы пару минут жизни… Это немало и может сыграть решающую роль в схватке!

Маргоша наконец осознала глубокий смысл этих слов – надо сделать все, чтобы подарить хотя бы пару минут жизни себе и своему союзнику! Пусть даже это будут последние минуты, но пока они с рыцарем живы, жива и надежда!

Прежде чем Реми смог отшвырнуть от себя молодую ведьму, впившуюся в него мертвой хваткой, на месте поединка шевельнулась чья-то тень…

– А ну-ка, замерли все! – раздался вдруг грозный окрик. – Нишкни у меня!

Чародей застыл с занесенным для удара оружием. Маргарита тоже почувствовала, что не в силах шевельнуться. Ноги словно приросли к земле, а руки налились такой тяжестью, что невозможно было двинуть даже пальцем.

Порывы ветра неожиданно стихли. Над лесом и болотами повисла глухая, зловещая тишина. Похоже, и уцелевшие на лесной опушке деревья не смели шевелить листвой, и комары затаились, боясь даже пискнуть…

А рядом с замершими противниками появился странный человек в меховой тужурке.

– Это что же ты, сударь мой, удумал? На моей земле этакое бесчинство творить? – заговорил он спокойным и вкрадчивым голосом, от которого тем не менее мороз пробегал по коже. – В сече рубиться без хозяйского дозволения? Да с темным волхованием баловать? Собственной силушки не хватает, так ты посмел черные чары в дело пустить? Этак-то поединки витязи не ведут. Много на себя берешь, касатик!

– Соловей, мне нужна ведьма, – глухо произнес Реми, с трудом ворочая языком. – Отдай мне ее, и я уйду.

Соловей присвистнул, от чего деревья вновь склонились до земли, а чародей с трудом устоял на ногах.

– Ишь ты, ведьму тебе отдай! Размечтался! Мало ли, кому что надобно! Шустер ты больно, Николушка! Шустер и борз! Зарываешься. То-то мне челобитная с болот пришла, что ты в наших землях беспредел творишь, живешь не по понятиям и на чужой кусок рот разеваешь, рожа басурманская! Я ведь еду-еду – не свищу, а наеду – не спущу!

– Отдай мне ведьму, – повторил Реми. – И попридержи язык. Я не из числа твоих шестерок, и угрозы твои не по адресу.

– Так, – буркнул Соловей. – Басурман упорствует в злоязычии своем. Людишек моих не забижай, Ремиз, у нас шестерок нету, все тузы, народишко справный. А вот ты, гнида заморская, притухни, пока не заставили все болото выхлебать. Усек? Нас на фуфло не схаваешь! Я муромскую дорожку держал, когда ты еще по парижам своим фазаном хлындал, сявка!

Откуда-то бесшумно и совершенно незаметно появилось несколько крепких парней. Пришельцы плечом к плечу стали за спиной Соловья.

– Пацаны, заводи старую чародейскую песнь! – скомандовал он, не оборачиваясь. – Покажем басурмайскому отродью, как тут у нас с черными волхвами справляются!

Парни тут же послушно затянули древним былинным ладом:

А не богатырь могуч

Из Новогорода подлетал,

Подлетал огненный змей,

Проклятый бархадей.

А броня его не медяна, не злата,

А шелом на нем не из красного уклада,

А калена стрела не из дедовска ларца.

А и убит тот огненный змей,

Проклятый бархадей.

Рассыпаны перья по Хвалынскому морю,

По сырому бору Муромскому,

По медяной росе, по утренней заре…

Как ни странно, от такого незатейливого текста мессир Реми начал буквально на глазах усыхать и корчиться и уже совсем не напоминал могучего воина гигантского роста – так, какой-то сморчок в старинных латах не по размеру.

Соловей смотрел на него свысока и с недоброй усмешкой, явно довольный результатом самодеятельных песнопений своей братвы.

– Моя дружина, – с гордостью объявил он. – Выученнички… Мы в этой земле все свойственники. А вот ты тут, Ремиз, лишний. Забыл, что на чужом поле играть всегда стремно? Так что, падаль, пора тебя отсюда прибрать за ненадобностью. И если еще когда вернешься, чтобы девку с ее цацкой дареной, бабкиной памятью, выцепить, ответку будешь держать передо мной! Братва за этим проследит. Все, прощевай, старый кореш! Пацаны, делай как я!

Соловей и его команда дружно всунули пальцы в рот и изготовились к свисту. То, что последовало, Маргарита не могла описать словами даже приблизительно. Звук, наверное, был похож на свист падающей ядерной бомбы, хотя в эпицентре бомбежки Маргоше бывать еще не доводилось и все ассоциации носили исключительно кинематографическое и литературное происхождение.

Вокруг завертелось множество сильных смерчей, унося все, что можно было оторвать от земли. Но при этом Маргарита, поверженный рыцарь и бригада Соловья вместе со своим боссом оставались на месте совершенно недвижимо. Зато мессир Реми был поднят в воздух подобно безвольной тряпичной кукле. Он завертелся в безумном воздушном вихре, выронив меч, и исчез в темном небе, рассыпая невнятные проклятия, уносимые ветром вдаль.

Один из парней поднял с земли потерянное Реми оружие и с почтением подал его Соловью.

– Ну что ж, вещица добрая, – заметил Соловей, рассматривая боевой трофей, – хотя супротив нашенского меча-кладенца слабовата будет. Что там басурман говорил – сила Тора в ней, дескать? Ладно, приберите, авось сгодится на что. Слышь, Горыня, прими басурманский меч под свою ответственность, в терем воротимся – в кладовую диковинок сдашь. Под роспись.

И тут он наконец обратил внимание на второго рыцаря, так и замершего недвижимо на сырой земле. Два вольных меча по-прежнему держали его, но рыцарь и сам был не в силах пошевелиться с тех пор, как Соловей наложил на присутствующих обездвиживающее заклятие. Правда, застыл рыцарь с оружием в руке – свой боевой меч защитник прекрасных дам так и не выпустил.

Соловей Одихмантьевич взглянул своим горящим взглядом на вольные мечи и очертил рукой в воздухе круг. Мечи, пригвоздившие рыцаря к земле, рассыпались в пыль.

– Отмирай, драгоценный ты наш! – обратился Соловей к рыцарю. – Свободен.

Тот поднялся на ноги и выпустил меч, с наслаждением разминая затекшие руки.

– Может быть, и драгоценный, но не ваш, – ответил он Соловью без особого почтения. – За помощь спасибо, а вот союзником вашим быть не смогу. Увольте.

– Не зарекайся, милостивец, – ответил тот. – Это вопрос времени. А уж времени у нас с тобой навалом. Считай, касатик, что сто первое предложение о совместной деятельности от меня поступило. Так что пораскинь мозгами, сударь ты мой. Ум человеку недаром даден.

В кустах за спиной Маргариты раздалось шуршание, и на полянку у болота вышла Нининсина с вечным медицинским саквояжем в руках.

– Ох, как же в моем возрасте тяжело трансфигурироваться, – стонала она, потирая поясницу. – Все косточки заныли. Спину так и ломит, так и ломит…

– Здорово, Тетя, – обратился к ней Соловей, вспомнив древнее славянское имя богини целительства. Наверное, ему это имя было ближе и привычнее. – Я гляжу, и тут без тебя не обошлось, старая ты перечница.

– А как же, Соловушка, как же иначе, голубь ты мой, – невозмутимо ответила та, убирая мерцавший синим огнем круг, который защищал дом кикиморы во время битвы. – Как же без меня? Ну что, раненые и пострадавшие есть?

Маргарита, державшаяся только усилием воли, увидев знакомое и почти родное лицо тети Нины, почувствовала, как силы оставляют ее. Последнее, что она услышала, погружаясь в полную тьму, было жизнерадостное замечание Соловья:

– О, вот и пострадавшая! Ведьмачка наша сомлела! Как нарочно тебя, Тетка, дожидалась!

ГЛАВА 39

Очнулась Маргарита утром в комнате, отведенной для нее кикиморой, в постели, пахнущей медом и сухими травами. Ей понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, она действительно вчера пережила нападение мессира Реми или это был страшный сон.

Выглянув в окно, Маргоша поняла, что привычный пейзаж болот несколько изменился: деревьев на лесной опушке стало меньше, торчавшие среди трясины кустарники оказались обломанными кое-где почти до основания. Больше ничто о разыгравшейся накануне драме не напоминало. Но, судя по виду из окна, поединок с чародеем был отнюдь не ночным кошмаром…

Спустившись вниз, Маргоша обнаружила за столом большую компанию. У самовара восседала Нининсина, разливая по чашкам ароматный чай. Рядом с ней сидел Амфиктион, одетый в льняную рубаху с вышивкой, видимо, из гардероба лешего, и с наслаждением уплетал шоколадные конфеты.

– Осторожнее с шоколадом, сынок, – говорила ему тетя Нина. – С непривычки у тебя может развиться диатез.

Леший и кикимора тихонько ворковали в углу.

– По поводу зеленых насаждений на болоте не тревожьтесь, душа моя, – говорил Мелентий, успокоительно поглаживая Кикины руки. – Хоть их бурей и потрепало, все восстановим, все поправим. Убрать бурелом и обновить посадки – это мне только в радость. И ускоренный рост растений наладим. Такой ландшафтный дизайн для вас организую, не болото получится, а картинка, полный манифик… Желаете, так даже бамбук для вашего удовольствия и разнообразия флоры болотной тут насажу. Мне знакомый дракон из Китая давно посадочный материал прислать обещался…

Мрачный Эрик Витольдович сидел в сторонке над остывающим стаканом чая. Рядом с ним на стуле лежали остатки канотье-невидимки, превращенного бурей в рваную кучку соломы. Хозяйственный цверг все-таки разыскал испорченную шляпу на болоте, и теперь на его лице отражались мучительные раздумья: что проще – попытаться исправить эту шляпу или уж изготовить новую?

За столом не было только Вальки. Маргарита вспомнила маленькую серую кукушечку, беззащитно хлопавшую крыльями, и сердце ее сжалось от тревоги.

– Ну вот и наша воительница, – приветливо сказала Нининсина, увидев Маргошу. – С боевым крещением тебя! Это была настоящая тяжелая магическая битва, а не легкая стычка с дилетантами. И надо с благодарностью вспомнить покойную Маргариту-старшую… Едва ли ты смогла бы справиться, если бы бабушка не осуществила свой план магической защиты. Как ты себя чувствуешь после вчерашнего, девочка моя?

– Все в порядке, тетя Нина, не волнуйтесь. А что с валькирией? – спросила Маргоша, пытаясь по выражениям лиц понять, не скрывают ли от нее что-нибудь страшное. – Она все еще… птица?

Важно было уяснить – осталась ли Валька кукушкой, что само по себе тоже тяжело, или процесс черного колдовства развивается дальше и приведет к непредсказуемым последствиям?

Но лица присутствующих были слишком спокойными, чтобы заподозрить неладное.

– Не бойся, тетя Нина Вальку уже лечит, – отозвалась Кика, отвлекшись от своей занимательной беседы с Мелентием. – Выпей чаю, а потом поднимешься к ней в комнату проведать.

– Колдовское зелье было сильное, – отозвалась Нининсина, – но ничего необратимого, к счастью, не случилось. Конечно, курс лечения растянется на некоторое время, и боюсь, довольно продолжительное. К этому надо быть готовым. Но явную положительную динамику можно наблюдать уже сейчас. Большая удача, что процесс обратного превращения удалось начать вскоре после акта колдовства. Случай незапущенный… Но я все не могу успокоиться, вспоминая, как ты сражалась с мессиром Реми! Это надо было видеть!

– Я же позволил себе в гимне воспеть этот подвиг, дабы о славной победе не затихала молва, – зардевшись, сказал Амфиктион, отвлекшись, наконец от вазочки с конфетами. Вытащив откуда-то лиру, он ударил по струнам и запел:

О Маргарита прекрасная,

Та, что подобно Цирцее,

Может все тайны земли

Ясным умом превозмочь…

Но Маргоше было не до чая и не до восторженных песнопений. Она бегом кинулась вверх по лестнице…

Валька уже не была похожа на кукушку, но и до возвращения к облику женщины было еще далеко. Больше всего она напоминала птицу Сирин – крупную пернатую дичь с человеческим лицом. Размеры тела по сравнению с кукушечьими увеличились значительно, но о прежней Вальке напоминала только голова с взлохмаченными волосами, а все остальное по-прежнему было птичьим, с крыльями, перьями и когтистыми лапками.

Валька сидела на спинке кресла, как попугай на жердочке, и по-птичьи крутила головой. Но дар речи к ней уже полностью вернулся.

– Привет, подруга! – жизнерадостно встретила она Маргошу. – Видала, что со мной сотворили? Просто чудо в перьях в самом прямом смысле. Но Нининсина меня уже расколдовывает… Процесс пошел! Проклятый Ворон не смог нанести мне непоправимого вреда, не тот у него магический калибр, чтобы его колдовство стало необратимым… Как я тебе говорила, валькирию непросто сбить с крыла.

– И как ты себя чувствуешь? – осторожно спросила Маргарита.

– Спасибо, хреново. Кости болят так – передать тебе не могу. Ну что ты хочешь, вытягиваются из птичьих в человечьи, растут, меняют форму и структуру… Пока костяк к человеческим пропорциям не вернется, меня тут изломает всю. М-м, суставы крутит… – Валька болезненно сморщилась и шевельнула крылом, на глазах вытягивающимся до размеров нормальной женской руки. – Сил нет.

– Хочешь, я материализую для тебя свежего творожка или кураги? В них кальция много, для роста костей полезно…

Валька усмехнулась.

– Материализуй-ка лучше рюмашку коньяку для анестезии. И еще, если тебе несложно, причеши мне волосы. После всех катаклизмов они буквально стоят дыбом и так мне мешают… А, ввиду отсутствия рук и наличия крыльев, мне самой с ними не справиться.

Маргоша принесла гребень и шпильки, расчесала буйные рыжие локоны и соорудила на Валькиной голове пучок в японском стиле, который валькирии неожиданно оказался очень даже к лицу.

– Неплохо, – одобрила Валька, любуясь на себя в зеркало. – Вот поправлюсь, женские формы верну, и надо будет кимоно себе заказать. У меня сейчас жгучий роман с одним майором… Бездна страсти! Представляешь, он ко мне на свиданку приходит, а его встречает этакая гейша. Отпад просто!

Упоминание о Валькином майоре направило Маргошины мысли по иному пути.

– Валь, а что это за рыцарь пришел мне на помощь во время боя с Реми? Это ведь был Роман Лунин? Музыкант? Правда?

– Конечно. Кто же еще так, очертя голову, кинется сражаться с мессиром Реми? Только Роман. Он был на похоронах твоей бабушки и с тех пор, похоже, решил взять тебя под свою защиту. Обожает брать под тайную защиту новичков магического братства. Тебе давно пора было бы познакомиться с ним поближе…

– Знаешь, я не из тех, кто бегает за эстрадными звездами, – не пожелала отступать от своих принципов Маргоша. – Мои попытки познакомиться поближе Роман наверняка расценит неправильно. Видишь, он даже не счел нужным остаться после поединка…

– Нет, ты все-таки дура! – буркнула Валька, обронив пару перьев. – Когда ты научишься видеть то, что скрыто за внешней оболочкой? Настоящей колдуньей без этого не стать! Эстрада – далеко не самое важное в жизни чародея, это всего лишь средство маскировки, способ предстать перед человеческим обществом обычным гражданином, в чем-то похожим на других. Иначе проблем не оберешься! А не остался Роман лишь потому, что отправился залечивать свои раны после поединка – и физические, и душевные. Думаешь, ему легко было оказаться поверженным в бою прямо у тебя на глазах? С его-то представлениями о чести и гордости? Роман – знаменитый маг и алхимик, но при этом он один из самых больших романтиков в волшебных кругах. В России его издавна называют Романом Луниным, но в магическом сообществе он известен как Раймунд Луллий. Хотя у него, как и у каждого уважающего себя чародея, много разных имен для разных стран и народов. Тебе ради общей колдовской подготовки не мешает проштудировать его труды по алхимии: он один из немногих, кто сумел синтезировать философский камень и получить эликсир бессмертия. К тому же он из тех редких европейцев, кто досконально изучил каббалу, усматривая в ней истинное откровение и божественную премудрость. Короче, всерьез запал на каббалистическое учение и положил его в основу собственной мистико-философской системы. Но всего чудеснее его собственная жизнь и невероятные приключения. Правда, везунчиком его не назовешь, все дается ему с невероятным трудом… Говорят, когда-то он осквернил свой дар, занявшись черной магией. Не знаю, было это или нет, но печать какого-то проклятия он на себе тянет, это точно. Хотя человек приличный и на черных колдунов не похож.

– Расскажи мне о нем подробнее, – попросила Маргарита.

– Ну что ж, слушай. Он дворянин, родился в 1235 году на Майорке, в знатной семье и начал свою карьеру при Арагонском дворе.

– В 1235 году родился! – ахнула Маргарита, перебивая подругу. – Так сколько же ему лет?

– Посчитай. Не мальчик, конечно, но для чародея, наделенного бессмертием, это, в общем-то, не возраст. На мой взгляд, так просто мальчишка… Ну ты будешь дальше слушать или будешь его годы считать? Короче говоря, в середине тринадцатого века это был настоящий, как теперь говорят, плейбой – красавец, куртуазный кавалер, дуэлянт и победитель женских сердец. Может быть, он так мотыльком и пропорхал бы всю свою жизнь, но его сразила безумная любовь. Дон Раймунд влюбился в замужнюю даму, Амброзию де Кастелло, и впервые в жизни встретил отпор со стороны предмета своей страсти. Вот это и заставило его буквально потерять от любви голову. С мужиками, знаешь ли, такое бывает.

– Что, девочки, косточки кому-нибудь перемываете? – поинтересовалась Нининсина, поднявшись к Вальке вслед за Маргошей.

– Тетя Нина, я рассказываю Маргарите о доне Раймунд. Он произвел на нашу воительницу сильное впечатление. Расскажи лучше ты о нем, тетя Нина, ты с ним хорошо знакома, а я так, шапочно. Я как раз остановилась на том, как он втюрился в донну Амброзию до потери пульса.

– Втюрился, – фыркнула Нининсина. – И откуда у тебя этот жаргон? О возвышенных чувствах надо говорить иными словами. Итак, Раймунд отдался безумной страсти и всячески доказывал своей избраннице, что не ответить на такую пламенную и во всех смыслах неземную любовь просто невозможно. Он так надоел бедной донне Амброзии со своими домогательствами, что она придумала остроумный выход. Вот, дескать, если бы ты, благородный идальго, занялся науками и нашел эликсир жизни, дарящий человеческой душе бессмертие, я бы стала твоей. А так, без эликсира, нечего беспокоить и впустую обивать мой порог. Раймунд удалился от придворной жизни и посвятил себя изучению магии, алхимии и тайн природы. Но, как ты понимаешь, изготовление эликсира жизни – дело не одного дня и даже не одного года. Многие чародеи так и ушли в лучший мир, не добившись успеха за всю свою жизнь… Но дону Раймунд повезло больше, чем другим, – через тридцать лет ему удалось изготовить эликсир бессмертия. Говорят, он привлек силы черной магии… Мог, конечно, мог, из чисто академического интереса – когда исследователь увлечен какой-нибудь идеей, запретов для него не существует. Как истинный ученый дон Раймунд испытал эликсир на себе, в течение двух месяцев отказываясь от пищи и воды и всячески пытаясь себя умертвить. Но ничто уже не могло лишить благородного идальго жизни… Воодушевленный, он вернулся в дом Амброзии, ибо образ прекрасной молодой женщины не изгладился из его памяти.

Увы, прошли десятилетия. Амброзия изменилась так, что он с трудом узнал ее. Она овдовела, постарела, поседела и была тяжело больна – ее некогда прекрасная лебединая грудь была изуродована раковой опухолью. Со слезами она попросила Раймунд освободить ее от данного слова, ведь бессмертие означало бы для нее лишь бесконечные мучения и вечную старость… И великий алхимик разбил флакон со своим бесценным эликсиром. «Она теперь может обрести небесное бессмертие, – горько сказал он, – а я обречен на живую смерть на земле».

От отчаяния он вступил в монашеский орден францисканцев и вскоре присутствовал при кончине Амброзии уже в качестве монаха. Больше ничто не держало его в Арагоне. Он изучил арабский язык и отправился с миссионерской экспедицией на север африканского континента. Проповедуя христианство, он совершал бесконечные подвиги и дела благочестия, надеясь вымолить прощение за собственную самонадеянность у Того, Чье Имя Благословенно в Веках.

Однажды мусульманские фанатики побили миссионеров камнями, и все братья-францисканцы погибли, кроме, естественно, Луллия. Христианские купцы, услышав стоны, откопали его из-под груды камней и взяли на свой корабль. То ли его спасители, то ли сам дон Раймунд, желавший начать новую страницу своей жизни, в общем-то, кто-то распустил слух, что дорогой монах умер. Его тело в закрытом гробу якобы захоронили в Пальме в 1315 году.

Но пятнадцать лет спустя он, пребывая в тайном убежище, опубликовал свои научные сочинения, обобщающие опыт алхимических исследований, а еще через два года появился в Лондоне, при дворе короля Эдуарда III, где успешно занимался алхимией и получил золото, из которого чеканили королевские дукаты. В народе их еще долго называли раймундинами. Впрочем, такие ситуации, когда человек, который в одном месте вроде бы умер и погребен, в другом месте еще долго продолжает жить, для чародеев дело обыкновенное… Одно можно сказать – дон Раймунд отличается большим благородством и часто приходит на помощь своим собратьям по колдовскому цеху в трудную минуту.

– А я его еще когда-нибудь увижу? – не то спросила, не то просто подумала вслух Маргарита.

– Не знаю, дитя мое, – вздохнула Нининсина. – Это тайна, покрытая мраком. Иногда о благородном идальго не слышно веками, а иногда он чуть ли не ежедневно мелькает в обществе, вмешиваясь в события и не позволяя черным магам творить произвол… И пусть не в каждом поединке он одерживает победу, сама мысль, что в момент совершения злого деяния может откуда ни возьмись появиться дон Раймунд с мечом и жаждой подвигов в сердце, кое-кого останавливает. Если бы он предался черной магии, мог бы стать великим властелином, но его мало интересует власть сама по себе. В своем трактате «О природе» Раймунд Луллий когда-то писал: «У меня есть любовь и любовные помыслы, есть слезы, порывы, есть страдания и томления, а все это бесконечно дороже, чем царства и владычества». Вот такое кредо у человека…

– Ой! Ой, вечные боги, не оставьте меня! – заорала Валька, опрокидываясь на кресло кверху птичьими лапками. – Ой, как же больно…

Лапки стремительно вытягивались, быстро приобретая схожесть с человеческими конечностями.

– Потерпи, деточка, потерпи, – кинулась к ней Нининсина. – Вон какие красивые ножки растут, стройненькие, крепкие.

– Больно! – продолжала стенать Валька.

Маргоша чуть не стукнула себя по лбу – как же она могла забыть про свое кольцо?

– Со мной сила Бальдра! – закричала она, протянув к Вальке руку. – Я хочу облегчить страдания валькирии и помочь ей обрести прежний облик. Да будет так!

Кольцо выпустило сноп искр, растаявших в комнате.

– Полегчало, – прошептала Валька искусанными от боли губами. – Спасибо тебе, Ритуха…

И повела крылом, да нет, не крылом, уже рукой, с которой дождем сыпались птичьи перья.

– Перо сходит! Девочки, обильно сходит перо! – обрадовалась тетя Нина. – Ну теперь можно с уверенностью констатировать, что пациентка пошла на поправку! Валя, разрабатывай пальчики! И прими еще порцию мандрагоровой настойки – видишь, какой хороший клинический эффект получается.

В дверь тихонько постучали. На пороге стоял Мелентий с двумя горшочками меда.

– Мадам Нининсина, не пренебрегайте традиционной медовой магией, – сказал он. – Вы ведь сами видели, с каким сложным случаем мы справились при помощи медовой терапии… Я говорю об Амфиктионе.

– Видите ли, коллега, в данном случае клиническая картина совершенно отлична. Амфиктион пострадал из-за устного заклятия, а в случае с валькирией использовалось зелье, причем в сочетании с контагиозной магией. Я нисколько не умаляю значения волшебного меда. Но при лечении больных, обращенных в птиц или зверей, я, для ускорения возврата к традиционному облику, назначаю комплексные меры воздействия, среди которых медолечение отнюдь не на первом плане. Вот разве что в качестве общеукрепляющего средства мед можно применить. Но только как фон и в ограниченных дозах…

Маргоша тихонько пошла к двери, чтобы не мешать медицинскому консилиуму.

– Мы могли бы вызвать Бабу-ягу, – предложил леший. – Ядвига Станиславовна прекрасно разбирается в «нетрадиционной» медицине. У нее есть множество эффективных средств, изготовленных из природных ингредиентов, собранных на местных болотах. К примеру, настойка «Двенадцать мхов»… Насколько я помню, Василису Яга возвращала из птичьего облика к человеческому трижды, и весьма эффективно.

– Да, но после ее лечения Василису перестали именовать Прекрасной и называют только Премудрой. А это, согласитесь, для женщины обидно. Ума лечение Ядвиги у Василисы не отняло, а вот все остальное… Если вы, коллега, не доверяете мне, лучше уж пригласите Бригитту. В старой кельтской школе, знаете ли, всегда были мастера в искусстве врачевания! Бригитта не любит дальние перелеты, но ради валькирии, полагаю, тронется в путь не задумываясь.