Виктория – королева Английская

      Их женитьба дала повод для непристойных и ядовитых комментариев.
      Естественно, что принцессу наделили солидным доходом.
      «Новая атака на кошелек Джона Буля», – писали газеты.
      Регент предложил им один из своих домов для медового месяца, но жених невежливо заявил, что ему не нравится эта страна. Однако никто не обратил никакого внимания на его заявление, кроме королевы, выразившей свое удивление тем, что Елизавета могла решиться выйти замуж за такого типа. На что Елизавета ответила, что она полностью удовлетворена замужеством.
      Королева стала издеваться над ландграфом, над его манерами, над его нечистоплотностью, а больше всего – над его неуклюжими попытками говорить по-английски.
      – Многим иностранным принцам и принцессам приходится изучать иностранный язык, когда они вступают в брак, – парировала Елизавета. – В этом нет ничего необычного.
      «Все они меняются, как только выходят замуж, – думала королева. – Взгляните на Марию! Теперь она герцогиня Глочестерская. Как же она отличается от той, что звалась принцессой Марией. И все это из-за ее союза с этим Ломтиком Глочестерского Сыра, чья мать была модисткой и вообще не имела права выходить замуж за члена королевской семьи».
      На церемонии бракосочетания королева не смогла сдержать смех, услышав, как ландграф говорит по-английски. Это звучало слишком комично, да и вся эта свадьба выглядела как фарс. Так сказала королева. Но смеялась она не столько потому, что это выглядело забавно, сколько из желания высмеять жениха дочери. Шарлотта ужасно не любила терять своих дочерей и хотела, чтобы все они находились рядом с ней, ухаживая за ней, как это делали постоянно.
      Регент был расположен к своей сестре. После церемонии он тепло обнял ее и захотел узнать, счастлива ли она.
      – Я полностью удовлетворена, – ответила ему сестра.
      – Тогда я тоже счастлив.
      Милый Георг, ему, в общем-то, все равно, но он всегда так очаровательно притворяется. И вот наконец-то замужество. Она не останется старой девой. Так будут называть Августу, потому что никто не сможет назвать Софию старой девой из-за ее любовных похождений.

* * *

      Вскоре после свадьбы Елизаветы с ландграфом Адольф, герцог Кембриджский, женился на своей прекрасной Августе во дворце ее отца Бельведер в Касселе.
      Адольф, сорокачетырехлетний жених, был счастлив. Предстоял брак по любви. Герцог не мог забыть о том, как сильно ему повезло, что он приехал в поисках невесты для Кларенса в Гессе-Кассель, а нашел невесту для себя. Он был нежен, отчасти наивен, и в целом они были очень счастливы.
      Даже английская королева одобрила невесту и направила ей теплые послания, приветствуя и приглашая в Англию.
      – Мы должны, – сказал Адольф, – сыграть свадьбу как здесь, в Гессе-Касселе, так и в Англии, а после церемонии вернемся сюда.
      Августа обрадовалась, так как не имела ни малейшего желания покидать свой красивый дом в горах, где провела беззаботное детство с добрейшими родителями, братьями и сестрами. Даже наполеоновские войны не смогли серьезно нарушить жизнь в Гессе-Касселе, так как герцогу удалось в какой-то мере сохранить нейтралитет.
      Он согласился с Адольфом в том, что бракосочетание следует отпраздновать и в Англии, и объявил о своем намерении сопровождать туда молодую пару, чтобы участвовать в церемонии.
      Сама Августа немного нервничала в связи с поездкой. Она была наслышана о том, что происходит при английском дворе. Дела этой семьи составляли самую громкую скандальную хронику континента. Они особенно интересовали немцев, потому что, с одной стороны, ни одна другая правящая семья не вела себя так возмутительно, а с другой – Германия была тесно связана с английской королевской династией, являвшейся, в конце концов, династией Ганноверов.
      – Я очень нервничаю из-за встречи с королевой и регентом, – сказала Августа мужу.
      – Тебе не следует бояться регента. Он самый очаровательный человек на свете, что проявляется при общении, в особенности с красивыми женщинами.
      Адольф самодовольно посмотрел на свою жену. С ее высокой стройной фигурой, темными глазами, густыми темными волосами и красиво изогнутыми бровями она была прекрасна и удивительно женственна. Августа изумительно пела, а это, сказал Адольф, понравится регенту, уверенному, что сам обладает прекрасным голосом.
      – Но королева? – спросила молодая жена. Королева? Относительно нее герцог не был уверен. Она будет в восторге от того, с каким мастерством Августа владеет иглой. Августа великолепная рукодельница. Образцы ее изящной вышивки украшают дворцы отца; она составляет букеты, как настоящий художник. Королева отметит эти достоинства.
      – Королева не имеет ничего против нашего брака, – сказал Адольф, – а в последнее время столь многое вызывает у нее недовольство, что она даже обрадуется событию, которое ее не раздражает.
      Итак, они отправились в Англию. Море было бурным, бедная Августа страдала от морской болезни, и ее так швыряло на койке, что она предпочла бы оказаться где угодно, но только не на утлом суденышке в негостеприимных водах на пути к капризной королеве Англии.
      Но когда путешествие закончилось, она выглядела превосходно в своем белом платье и ротонде цвета лаванды, так хорошо сочетавшимися с ее темными волосами, светлой кожей и прекрасными глазами, блеск которых усиливался белыми страусовыми перьями на шляпе.
      Народ признал ее прекрасной и бурно приветствовал. Какой контраст с жирным, грязным Хамбагом из Хомбурга!
      Адольф пришел в восторг от такого приема, но Августа, не понимавшая, что кричат люди, забеспокоилась. Когда они проезжали по улицам Лондона, и улыбающиеся лица замелькали у самых окон экипажа, она отодвинулась в глубину, испытывая некоторую тревогу. Эти шумные улицы так отличались от тех, к которым она привыкла в Гессе-Касселе, где люди послушны и дисциплинированны и проявляют надлежащее уважение к правящему дому.
      – Они выражают свое восхищение тобой, любовь моя, – сказал с гордостью Адольф.
      Она неуверенно улыбалась людям, и те посчитали ее холодной, поэтому им стала безразлична ее красота. Августе же, чувствующей отчуждение, очень захотелось вернуться домой в Гессе-Кассель, хотя и с ужасом думалось о повторном морском путешествии.
      Но королева приняла ее в высшей степени дружелюбно. Августа продемонстрировала надлежащее уважение, разговор шел по-немецки, и оказалось, что королева не такая страшная, как она опасалась. Как ей и говорили, регент очаровывал. Адольф – счастливейший человек на свете, поскольку завоевал такую красавицу, сказал он ей и при этом вздохнул, давая понять, что завидует брату. Легкая меланхолия, прозвучавшая в его голосе, должна была показать, что счастье новобрачных не могло не напомнить ему о его собственных страданиях с принцессой Уэльской.
      Кларенс и Кент отнеслись к ней с подозрением. Она чувствовала, как братья мужа присматриваются к ней, оценивая ее способность к деторождению. Адольф шепнул ей, что гонка началась, и они все жаждут иметь ребенка, который станет наследником престола.
      – И у нас, дорогая, есть преимущество перед ними. Кларенс и Кент еще не женаты.
      Встреча с герцогом Камберлендом вызвала чувство неловкости, так как он был без жены, которую не принимали при дворе. У него оказалось такое выражение лица, что она готова была поверить во все истории, которые слышала о нем.
      Английская церемония бракосочетания происходила в присутствии королевы. Невеста выглядела безупречно, жених был явно доволен, и даже у королевы не нашлось никаких критических замечаний.
      Вряд ли следовало рассчитывать на то, что пресса не найдет повода для насмешек.
      Августа, возможно, и красавица, и королевская семья, возможно, довольна браком, но во что это обошлось стране?
      Веллингтон был прав, когда сказал, что королевская семья это тяжкий груз на шее страны. Королевские браки хороши, но все эти невесты и женихи принимали правительственные субсидии или повышение доходов как принадлежащие им по праву. А откуда могут взяться деньги, как не от налогов?
      «Новые Хамбаги, – объявляли газеты. – Еще одна атака на кошелек Джона Буля».
      Они с ликованием сообщали о том, что делали две пары молодоженов – конечно, особенно о Елизавете и герцоге Гессе-Хомбургском. Однако две пары называли четырьмя Хамбагами: и Адольфу и его жене не удалось избежать этой участи.

* * *

      Фредерика, герцогиня Камберлендская, была в ярости. Она жаловалась своему мужу Эрнесту:
      – Жена Кембриджа принята при дворе. Королева носится с ней как с писаной торбой. При этом меня не замечает. Она ведет себя так, будто меня нет.
      – Дорогая, – сказал Эрнест, – ты знаешь мою мать. Самая вздорная старуха на свете. Она приняла решение относиться к тебе неодобрительно, и ничто не заставит ее изменить это решение. Мне не на что жаловаться. Если бы ты была унылой и неинтересной, королева отнеслась бы к тебе с одобрением. Помни об этом.
      – А как же мадам герцогиня Кембриджская? Я слышала, она красавица.
      – Красивая, но пресная.
      – Интересно…
      – Что интересно?
      – Не беременна ли она уже?
      – Так скоро?
      – Они поженились в Гессе-Касселе. Вторая церемония, в общем-то, была не нужна. Интересно.
      – Мы об этом узнаем достаточно скоро.
      – Для меня недостаточно быстро. Я хочу, чтобы во что бы то ни стало короля Англии родили мы.
      – Конечно. И на меня отрезвляюще действует мысль о том, что еще у трех моих братьев такие же честолюбивые замыслы.
      – Отрезвляюще! Это волнующая мысль. Кто окажется победителем? По крайней мере первыми гонку начинаем мы и Адольф. Кларенс и Кент еще не начинали?
      – Нет, но когда начнут, у них будет преимущество, так как они старшие.
      – Фаворит побеждает не всегда, – она вдруг засмеялась. – О Эрнест, это возбуждает меня. Наше соревнование. Кто из нас победит? Это гонка за трон. И наши шансы не хуже, чем у других. Но Кембриджи – грозные соперники. Она молода – всего двадцать один год, ему сорок четыре, и он самый молодой из соперников. Мне кажется, что Кларенс и Кент слишком стары. Наши настоящие соперники – Кембриджи. И подумать только, в этот самый момент твоя скучная, но исключительно красивая маленькая герцогиня, возможно, уже носит ребенка.
      – Мы скоро об этом узнаем. Должен сказать, что Кембридж, кажется, очень доволен собой.
      – Он очень наивен. Когда-то я хорошо его знала. Представь себе, ведь я и сама могла бы стать герцогиней Кембриджской!
      – Ты сожалеешь об этом?
      – Дорогой Эрнест, не пристало тебе задавать глупые вопросы.
      – Хочу тебе кое-что сказать. Леопольд был очень любезен, когда я его видел в последний раз. Мне интересно почему.
      – Он собирается привезти в Англию свою сестру, чтобы выдать ее за Кента. И он хочет, чтобы семья одобрила ее.
      – Но для чего ему беспокоиться о таких непопулярных членах семьи? Как ты думаешь? Он уезжает в Саксен-Кобург и предложил нам поселиться в Клэрмонте.
      – Прекрасно! Когда мы переезжаем?
      – Как только он уедет.
      – Это хорошая новость. Я была бы удовлетворена, если бы узнала, беременна Августа или нет. Хочу тебе сказать, что не успокоюсь, пока не узнаю этого.
      – Тебе придется ждать объявления, как всем нам, моя дорогая.
      Фредерика лукаво улыбнулась мужу.

* * *

      Августа, герцогиня Кембриджская, обожала прогулки пешком. Кроме того, приятно было скрыться от толпы, что позволяли сделать парки в Кью.
      Каждый день она совершала там часовую прогулку в одиночестве, и это казалось совершенно безопасным, так как она не встречала никого, кроме домочадцев королевы, которые, уважая ее стремление к уединению, часто делали вид, что не замечают ее.
      Она проходила по одной из затененных аллей возле реки, когда услышала за спиной чьи-то шаги и, обернувшись, увидела женщину, приближающуюся к ней. Августа мгновенно оценила ее красоту и королевскую осанку. Она пришла в недоумение. Насколько ей было известно, эта женщина не принадлежала к королевской семье, и тем не менее манеры у нее были величественными.
      Августа удивилась, когда женщина заговорила с ней, но почувствовала облегчение от того, что незнакомка обратилась к ней на немецком.
      – Я ваша золовка Фредерика, жена Камберленда. Я знаю, что вы Августа, новая герцогиня Кембриджская.
      Радость отразилась на лице Августы.
      «Она, несомненно, красива, – подумала Фредерика. – И вместе с тем… несколько пресна, но это, пожалуй, в сравнении с такой любительницей приключений, как я».
      – Как приятно услышать немецкую речь, – сказала Августа.
      – Я тоже подумала об этом. Могу ли я присоединиться к вам или вы предпочитаете прогуливаться в одиночестве?
      – Пожалуйста. Мне будет очень приятно.
      – Скажите, как вам нравится Англия?
      – Она очень странная. Вокруг столько людей. Лондон… наводит на меня ужас. Этот шум, эта суматоха.
      – Он совсем не похож на Гессе-Кассель, – сказала Фредерика. – Да и на Мекленбург-Стрелиц.
      – Вы тоже обратили на это внимание? Фредерика кивнула.
      – Я без сожаления вернусь домой.
      – Я тоже, – согласилась Августа.
      – Хотя, – продолжала Фредерика, – перед отъездом я пережила очень печальное время. Эрнест подумал, что поездка поможет мне забыть о том, что я потеряла ребенка.
      Выражение лица Августы смягчилось. Теперь на нем было написано глубокое сочувствие. Фредерика настороженно следила за ней. «Действительно ли она сочувствует?» – подумала она.
      – Должно быть, это ужасная трагедия.
      – Только мать может представить себе, насколько ужасная, – сказала Фредерика печально. – Вам этого не понять.
      – Думаю, что я пойму, – сказала Августа. «Что это? Признание?» – подумала Фредерика.
      – Неужели? – Ее голос был искренним, почти умоляющим о доверии. Однако Августа не отличалась открытостью. Она тоже сохраняла осторожность.
      – Думаю, что теперь, когда вы замужем, вы тоже надеетесь… как мы все, – продолжала Фредерика.
      – Да, как мы все, – ответила Августа. – Но у вас же есть другие дети.
      – Верно, у меня есть другие дети. От предыдущих браков, – ее голос стал более холодным. «О, обо мне ходят сплетни, – подумала Фредерика. – Что слышала эта маленькая чопорная Августа? Если злая старая тетя Шарлотта говорила с ней обо мне, я могу ожидать самого худшего. По крайней мере Августе известно, что королева не принимает Фредерику».
      – Наконец-то я обрела свое счастье, – сказала Фредерика голосом, который, как она надеялась, звучит мягко и романтично. – И я, естественно, надеюсь, что у меня будет ребенок. – (И не забывайте, мадам Августа, что если у нас обеих родятся сыновья, мой будет идти раньше вашего!)
      Было ясно, что Августа не намерена сообщать ей такой секрет, а задать прямой вопрос она, естественно, не могла. Поэтому пришлось перевести разговор на их жизнь в родных краях, что приносило Августе очевидное удовольствие. Фредерика надеялась, что в приятной беседе Августа случайно выдаст секрет.
      Но когда они расставались, Фредерика так и не выяснила того, что хотела знать, однако их видели вместе и об этом было доложено королеве.

* * *

      Королева пришла в бешенство.
      – София! Августа! – кричала она. – Почему вас никогда нет рядом, когда вы мне нужны? Вы не знаете, что произошло? Эта женщина… дочь моего брата… подстерегла герцогиню Кембриджскую в парке Кью и навязала ей свое общество.
      – Ну и что ж, матушка, – сказала София. – Им надо многое сказать друг другу. И, должно быть, хорошо иметь возможность поговорить по-немецки.
      Как они смеют препираться с ней! Что случилось с ее семьей? Мария покинула ее, чтобы выйти замуж за этого болвана Ломтика, и хотя ее постоянно вызывают, чтобы ухаживать за матерью, никто не может приказать герцогине Глочестерской делать то или другое, как это можно было делать с принцессой Марией. Елизавета выставляет себя в дурацком свете вместе с этим Хамбагом. А теперь и Августа с Софией, кажется, решили, что могут огрызаться.
      – Это позор. Принеси мне табакерку, София, я не могу понять, почему ты не в состоянии помнить о моей табакерке. В прежние времена все было совсем по-другому.
      – В старые времена вы были другой, матушка.
      Они забывают о том, что к ней должно относиться с уважением. Все меняется. Она устала, и у нее болело все тело.
      – Я… в ярости! – кричала она. – Я отдала приказ не принимать эту женщину при дворе, а она… подстерегает… Августу.
      – Матушка, как вы себя чувствуете? – это был голос Софии, доносившийся, казалось, издалека. Но София склонилась к ней; ее глаза выглядели громадными и… очень таинственными. Какие страшные вещи рассказывают о детях королевы. Правда ли это? И все они отворачиваются от нее. Все вызывают у нее одно только разочарование… кроме…
      – Георг? – спросила она, и собственный голос прозвучал как гром в ее ушах.
      – Я думаю, мы должны уложить матушку в постель и позвать врачей, – предложила Августа.

* * *

      Регент сидел возле ее постели, нежно держа мать за руку, и, несмотря на всю боль, раздиравшую тело, она была почти счастлива.
      Пришел сразу же, как только узнал, что она заболела. Как это похоже на него! Такие прекрасные манеры! И он, пожалуй, встревожился. Если это действительно так, она счастлива.
      – Спасибо тебе за то, что пришел, – прошептала королева.
      – Моя дорогая матушка, я пришел сразу же, как узнал, что вам стало плохо. Разве вы не ждали этого от меня?
      «Он нежно укоряет меня, – подумала она. – Как хорошо у него получается!»
      – Мой дорогой сын, – и в этом обращении не было никакого притворства. Он самый любимый из ее сыновей. Всегда был и всегда будет. – Я почувствовала себя так плохо, что не сомневалась в том, что наступил мой последний миг.
      – Умоляю, не расстраивайте меня.
      Она улыбнулась.
      – Не буду, но я была так потрясена. Все из-за той женщины… жены Камберленда. Я знаю, она моя собственная племянница…
      – Да, – сказал регент, личные неприятности которого больше всего отравляли его жизнь, и потому ему легко было напомнить о них, – как моя жена племянница моего отца.
      – Эта парочка, – сказала королева, сдерживая ярость. – Я действительно считаю, что они одинаково отвратительны… каждая по-своему.
      – Я не перестаю надеяться на развод.
      – И она имела наглость заговорить с Августой, которая не понимает по-английски. И потому не знает, что я… что мы… что ты… запретил этой женщине появляться при дворе.
      Регент почувствовал себя неуютно. Он ведь не запрещал жене Камберленда появляться при дворе. Раз или два сам встречался с ней и считал ее волнующей женщиной. Это королева отказалась ее принимать. Но сейчас он не собирался поднимать спорные вопросы.
      Королева продолжала:
      – Меня так… расстроило то, что она посмела это сделать. Вот что вызвало приступ. Такое… неповиновение.
      Регент печально кивнул головой. Ему напомнили о Каролине, а стоило ему только подумать о ней, как он уже не мог отделаться от тягостных мыслей. Он заслал своих шпионов в ее дом на континенте. Там находился итальянец, Пергами, своего рода мажордом. Был ли этот человек ее любовником? Если это так, то есть все шансы получить развод; а затем… он женится опять. На какой-нибудь свеженькой молоденькой принцессе, такой же волнующей, как Фредерика, герцогиня Камберлендская, и такой же красивой, как Августа, герцогиня Кембриджская. Почему его братья должны быть женаты на таких женщинах, в то время как у него вызывающая тошноту Каролина… Больше двадцати лет он привязан к ней. «Пропали даром годы моей молодости!» – с тоской думал он.
      – И, – сказала королева, – я не могу позволить, чтобы это осталось без последствий. Я хочу показать свое недовольство. Уверена, что ты одобришь мои действия. Уверена также, что ты не захочешь, чтобы я страдала от присутствия этой женщины в стране.
      – Моя дражайшая матушка, – ответил он, – все, что облегчит ваше состояние, должно быть сделано.
      Торжествующая улыбка придала гротескное выражение желтоватому лицу королевы.
      – Я дам Эрнесту понять, что он и его жена должны покинуть Англию… немедленно. И это приказ.

* * *

      – Итак, – сказала Фредерика, – нам приказано уехать. На лице Эрнеста появилась гримаса.
      – И в этом ты можешь винить только себя. Ты не смогла справиться со своим любопытством.
      – Но Августа не поддалась. Мадам не выдала своих секретов?
      – Значит, ваша маленькая встреча не дала никаких результатов.
      – Ну, такие попытки никогда не проходят зря. Я не буду жалеть о том, что приходится возвращаться в Германию. Хотя, конечно, основные действия развернутся именно здесь, и настоящая битва начнется тогда, когда приедут невесты Кларенса и Кента. – Она засмеялась. – Но совсем необязательно находиться в Англии, чтобы произвести на свет будущего короля. Твоя дорогая мамаша, кажется, забыла об этом. И хотя я наслаждалась кратковременным пребыванием в Клэрмонте, который Леопольд так любезно предложил нам, я, в общем-то, не жалею о том, что приходится возвращаться домой.
      – В Германии нам придется полагаться на сообщения из Англии.
      – Не волнуйся, как только одна из претенденток забеременеет, мы об этом узнаем. Но я намерена опередить их, а как только я произведу на свет будущего английского короля, даже моя злая старая тетя не сможет удержать меня вдали от Англии.
      – Так поспеши, – сказал Эрнест.
      – У меня такое чувство, что это скоро произойдет. А Августа… я думаю, что она уже беременна… или скоро забеременеет. Но какой шанс будет у ее ребенка против нашего? Как же умно ты поступил, мой Эрнест, что родился раньше Кембриджа.
      – Я был бы еще умней, если бы обогнал Кларенса и Кента.
      – Ничего. Когда преимущество не на твоей стороне, сражаться еще интересней.
      Но несмотря на все, что она говорила, Фредерика была раздосадована тем, что злая старая тетка изгнала ее из Англии.

ДВОЙНАЯ СВАДЬБА В КЬЮ

      Аделаида испытывала тревогу. Этот брак не походил на замужество Иды. Ида любила мужа и в то же время могла свободно приезжать домой. Ну а теперь Аделаида будет находиться так далеко, что им нелегко навещать друг друга. В том, что она уплывет за море, было что-то окончательное.
      Герцогиня Элеонора тоже испытывала тревогу. Именно поэтому она отказалась от брака дочери по доверенности и твердо решила сопровождать ее в Англию. Герцогиню радовало, что фон Эффа и фон Кониц едут с ней, так как не сомневалась в том, что ей потребуются их услуги.
      Аделаида стояла на палубе, когда впереди появилась земля. Прикрыв глаза рукой, она ждала того момента, когда ее страна из белого утеса в туманной дали преобразуется в нечто большее. Мать подошла и встала рядом с ней.
      – Теперь уже очень скоро, Аделаида, – сказала она, – ты ступишь на берег… на свою новую землю. Это торжественный момент.
      – Очень торжественный, – согласилась Аделаида.
      – Герцог Кларенс будет ожидать… с нетерпением, чтобы приветствовать тебя.
      «С нетерпением ли?» – подумала Аделаида. До нее дошли слухи о том, что герцог отказался жениться, потому что парламент предложил недостаточно солидное пособие. Так разве можно сказать, что он ждет с нетерпением?
      И ему пятьдесят два. Он печально известен своими любовными похождениями – как и большинство его братьев. Двадцать лет он жил с очаровательной актрисой. Были и другие женщины. Что он подумает о невзрачной молодой женщине, чью внешность не улучшило долгое морское путешествие? Она надеялась, что его не будет на пристани. Ей не помешала бы небольшая передышка.
      Теперь она видела землю яснее. Вдали справа видны предательские Гудвинские пески, где погибло множество кораблей. Она слышала рассказы моряков о том, что вахтенным по ночам чудились крики тех, кого давно поглотили эти пески. А впереди находились скалы Дувра и Сент-Маргарет-Бей.
      Все ближе и ближе земля. На берег они сошли в маленькой рыбацкой деревушке под названием Дил.

* * *

      Когда герцогиня Элеонора узнала, что никто из королевской семьи не ждет их в деревне Дил, она была раздосадована. Разве так положено встречать принцессу, которая может стать матерью короля? Она слышала, что королевская семья грубо обращается со своими новыми членами, и встреча доказывала это.
      «Хорошо, что я настояла на том, чтобы сопровождать свою дочь», – подумала Элеонора.
      Бедная Аделаида. Она выглядела бледной, усталой и совсем не жаждала встречаться с женихом, который, возможно, настроен критически. Как и она относительно него, мрачно подумала герцогиня.
      Насколько было бы благородней, насколько цивилизованней, если бы ему хватило вежливости приехать и поухаживать за ней, как герцог Кент ухаживал за принцессой Викторией, которая прибывает одновременно с ними. Должна состояться двойная свадьба, но Виктория приезжает не к чужому человеку, как бедная Аделаида. Такое впечатление, что ухаживание состоялось, и между герцогом Кентом и его Викторией уже возникла привязанность.
      «Я бы предпочла Кента для Аделаиды, – подумала Элеонора, – хотя на первом месте, безусловно, стоит Кларенс.
      Из маленьких домиков, разбросанных по берегу, вышли люди, чтобы посмотреть на прибытие принцессы из Саксен-Мейнингена. «Очередная немка, – бормотали они. – Всегда немки». Но это был волнующий момент, когда происходило столько королевских свадеб, и жители деревушки были довольны тем, что Аделаиду первыми увидели они.
      Ее приветствовали власти деревни, но не приехали ни жених и никто из членов королевской семьи. Приветственную речь было трудно понять, но Аделаида прилежно изучала английский с тех пор, как узнала, что должна выйти замуж за герцога Кларенса, а понять слова мешал кентский акцент.
      Но если не было королевской встречи, то по крайней мере постель и горячую пищу им предоставили. А Аделаида чувствовала, что нужнее всего ей именно хороший ночной сон.
      Их разместили на постоялом дворе на берегу моря, и хотя стоял июль, ветер всю ночь стучал в окно, и было слышно, как волны разбиваются внизу о гальку. Спала принцесса неспокойно, и на рассвете мать пришла и села к ней на постель, с тревогой глядя на нее.
      – Путешествие только началось, мама, – сказала Аделаида.
      Герцогиня кивнула.
      – Я не уверена, следовало ли нам сходить на берег, когда я поняла, что они никого не прислали, чтобы встретить нас.
      – Жители Дила добры к нам.
      – Мы можем быть благодарны хотя бы за это, но я могу поклясться, что они удивлены тем, как грубо с нами обошлись. Мне сообщили, что за нами и нашей свитой высланы две кареты, чтобы мы могли приехать в Лондон.
      – Мы должны быть благодарны хотя бы за это.
      В тот день они отправились в каретах в Кентербери, где провели ночь и наутро поехали в Лондон.
      Никто не приветствовал их по пути; никто не знал, что молодая женщина, сидящая в первой карете со своей матерью и двумя придворными дамами, может в один прекрасный день стать их королевой.
      Никто не приготовил им апартаменты, поэтому они направились на Олбемарл-стрит и устроились в отеле «Гриллон».
      Фон Кониц был разгневан. Он обсуждал с фон Эффа, какие шаги следует предпринять. Ситуация складывалась немыслимая. Приехала невеста герцога королевской крови, и ее никто не встречает!
      Решили без промедления направить письмо принцу-регенту.
      Тем временем Аделаиду провели в номер гостиницы, и когда она посмотрела в зеркало на свое бледное лицо с сероватым оттенком, то уже с облегчением подумала о том, что никто не приехал их встречать. Под глазами, в которых застыла напряженность, залегли глубокие тени. Даже в лучшие времена их взгляд не отличался твердостью. У нее были светлые волосы, не золотые или льняные, как у Иды, а желтоватые, почти лимонного цвета. Ей нужно некоторое время, чтобы прийти в себя после тягот путешествия.
      «Интересно, какое представление составит он обо мне даже тогда, когда я отдохну?» – спросила она себя.

* * *

      «Итак, она здесь», – отметил Кларенс.
      Он узнал, что невеста прибыла в Дил со своей матерью два дня назад. Они провели ночь в Кентербери и сейчас находятся в отеле «Гриллон».
      Назад пути нет.
      Странно, что он, который пытался жениться с тех самых пор, как распрощался с Дороти Джордан, и сейчас находился на пороге этого приключения, не горел особым желанием пускаться в него.
      По какой-то причине не было желания увидеть ее. Кларенс продолжал думать о Дороти и о том вечере, когда он впервые увидел ее в роли Литтл Пикл на сцене театра «Друри-Лейн». Какое это было прелестное создание! Многие считали ее самой очаровательной женщиной в Англии. Она растолстела, и они ссорились – и все время из-за денег. Только деньги вызывали разногласия между ними. Как же счастливы они были в первые дни их близости! Здесь, в Буши, родились и выросли все их дети. Его дети, в которых он души не чаял.
      Его новая жена должна будет понять, что ее муж не собирается бросать своих детей. Их оставила ему в наследство Дороти; он их любит; ими гордится; их приучил к мысли о том, что он их отец.
      Герцог надеялся, что его невесте разъяснили, когда она выйдет за него замуж, ей придется принять его десять незаконных детей.
      Конечно же, должна принять. Герцог получил несколько писем от нее после обручения, и на него произвело хорошее впечатление здравомыслие ее писем.
      Он сказал Джорджу Фицкларенсу, своему старшему сыну:
      – Я думаю, что мы будем ладить с твоей мачехой. Она кажется разумной женщиной. Я думаю, что ее не слишком ослепит перспектива стать герцогиней Кларенс.
      Аделаида примет его семью. Она, приехавшая из малюсенького герцогства, должна трепетать при мысли о том, что выходит замуж за сына английского короля. Герцог часто думал о себе как о короле Англии, потому что ни Георг, ни Фредерик не отличались хорошим здоровьем, и если они умрут… не имея наследников, он станет королем, и Аделаида понимает это.
      Ей идет двадцать шестой год. Совсем молодая, по крайней мере в сравнении с мужчиной, которому за пятьдесят. Он должен с нетерпением ожидать бракосочетания. Но ждет ли? Не уверен. Он настроился на мисс Уайкхэм. Но это, конечно, был бы неподходящий брак. Но какая мисс Уайкхэм веселая, жизнерадостная и здоровая женщина! Она бы очень скоро подарила ему сына.