Слезы печали

      Хозяином гостиницы был Том Феррет, сын Джима Феррета, - это сообщил нам лорд Эверсли. Том Феррет, как и большинство людей, был рад отбросить идиотское благочестие, которое он вынужденно напускал на себя, в пользу более привычной манеры поведения.
      - Привет, Том! - сказал лорд Эверсли. - Времена меняются.
      Том почесал пальцем нос и, хитро улыбаясь, сказал:
      - И все остальное тоже, милорд. Очень рад видеть вас вновь.
      - А как дела у твоего отца? - спросил лорд Эверсли.
      Том указал пальцем вверх, и я не поняла, что он имел в виду: то ли отец находится в верхней комнате, то ли он уже в раю. Том уточнил свой жест, добавив:
      - Очень жаль, милорд, что отец не дожил до этого дня. Ну что ж, теперь нам остается ждать наступления добрых времен.
      - И возвращения к процветанию, - сказал лорд Эверсли. - При пуританах дела шли плохо, верно, Том?
      - Мы еле-еле держались, милорд, но, слава Богу, Его Величество возвращается. Вы не знаете, милорд, когда наступит этот радостный день?
      - Скоро, Том, скоро. Мы предполагаем, что это произойдет в его тридцатый день рождения, то есть двадцать девятого числа этого месяца.
      - Боже, храни короля! Надеюсь, вы выпьете за его здоровье моей лучшей мальвазии? - Он подмигнул. - Я прятал ее в погребе многие годы. Нет смысла баловать хорошим вином тех, кто считает, что наслаждаться грешно.
      - Выпьем, выпьем, а ты. Том, не откажись отвезти письмо в замок, чтобы сообщить моему племяннику о нашем возвращении.
      - Говорят, хозяин Карлтон все это время работал на короля. А он-то разыгрывал тут пуританина... Да еще, говорят, пуританина твердого закала, и все их крупные шишки заезжали в Эверсли встретиться с ним и потолковать, как бы сделать нашу жизнь еще гнусней, чем она есть.
      - Ни один из Эверсли никогда не предавал своего короля, Том.
      - Это верно, милорд, но хозяин Карлтон сумел нас всех одурачить.
      - Так было надо.
      - Да, милорд. Теперь насчет весточки... Я сейчас к нему отправлюсь. Давайте-ка только отведаем мальвазии.
      Принесли молоко для малышей, и мы уселись за стол, на котором стояли горячий хлеб с сыром и мальвазия, на мой взгляд превосходная.
      Примерно через час появился Карлтон Эверсли. Он обменялся с лордом Эверсли рукопожатием, а Матильда обняла его. В ее глазах стояли слезы - Ах, Карлтон! воскликнула она. - Столько лет...
      Он ответил:
      - Но мы знали, что этот день настанет, и он настал. Так давайте же радоваться!
      Я чувствовала, что он старается скрыть свои эмоции. Как мне показалось, он вообще не любил их проявлять.
      Карлтон взглянул на меня, и на его губах появилась легкая улыбка, значения которой я угадать не могла.
      - А, - сказал он, - мы не так уж давно встречались.
      Я представила его своим родителям. Он обменялся с ними приветствиями и только тогда заметил малышей. Конечно, он ни о чем не знал. Да и откуда? Он вопросительно взглянул в сторону двух служанок с детьми на руках.
      - Мой сын, - сказала я. - Мой сын Эдвин. Карлтон был откровенно удивлен.
      - Так значит.., он оставил ребенка...
      - Да.
      - Двойняшек?
      - Нет. Это Эдвин, а это Ли.
      - Чей же ребенок Ли?
      - Вы помните Харриет Мэйн?
      - Харриет Мэйн... - Он вдруг усмехнулся и оглянулся вокруг, ища взглядом Харриет.
      - Ее нет с нами, - сказала я. - Она уехала в Лондон с сэром Джеймсом Джилли. Они собираются пожениться. И тогда она, конечно, заедет сюда за ребенком.
      Я сочинила примерно такую же историю, которую на моем месте выдумала бы Харриет. Это было глупо, но меня вывела из себя его усмешка.
      - Ну, вы можете быть уверены, что вам долго придется дожидаться ее приезда, если необходимым условием этого является брак с Джилли. Он удачно женат на даме, которую я хорошо знаю. Весьма достойная дама, у них два сына и четыре дочери, и, поскольку она никогда не жаловалась на здоровье, похоже на то, что Джеймс Джилли еще некоторое время будет несвободен.
      Я возненавидела его за то, что он представил Харриет в таком свете. Я понимала, что Эверсли неприятно поражены, а моя мать несколько встревожена услышанным, хотя потом она и призналась мне, что ожидала чего-то подобного.
      Как позже выяснилось, Карлтон рассчитывал именно на такой эффект. Если вокруг царила мирная атмосфера, ему обязательно хотелось нарушить ее.
      - Так значит, вы остались с младенцами? - рассмеялся он. - Ну что ж, они вырастут вместе. Дайте-ка я взгляну на этого малыша. Симпатичный мальчишка!
      Он протянул палец, за который Эдвин ухватился с ловкостью, показавшейся мне необычайной.
      - Кажется, я понравился ему.
      Мне хотелось вырвать у него моего ребенка. Я была уверена: Карлтон понимает, что существование Эдвина лишает его наследства, в правах на которое он был уже уверен.
      Карлтон привез с собой повозку и лошадей, чтобы мы могли добраться до дома, находящегося милях в трех от побережья. Пока мы катили по проселку, все восхищались красотой окружающей природы.
      - Ах, эти зеленые-зеленые поля! - восклицала Матильда. - Мне их так не хватало! Вы только взгляните на цветущие каштаны! Ах, Арабелла, дорогая, посмотри туда - яблони в розовом цвету! А вон там - белые вишни!
      Нам, конечно, приходилось видеть и зеленую траву, и цветущие деревья в те годы, что мы провели в изгнании. Но ведь теперь мы были дома, и это придавало пейзажу особое очарование.
      К тому же стояла лучшая пора года. Трудно было подобрать более удачное время для восстановления монархии. Мы все обращали внимание на прелесть пробуждающейся природы - бронзовые купы платанов, нежные краски сирени, заросли золотого дождя.
      Англия! И мы больше не беженцы!
      Наконец, мы прибыли в Эверсли-корт. Мои мысли неизбежно вернулись к событиям более чем годичной давности, когда я приехала сюда с Эдвином и Харриет. Как ни странно, мне вспомнился не Эдвин, а Карлтон, произносящий: "Господи храни тебя, друг!"
      Карлтон, конечно, здорово проделал это. Да, он был великолепным актером. Ни единым жестом он не проявил своего дурного отношения к моему ребенку, хотя должен был чувствовать, по крайней мере, разочарование, - ведь самим фактом своего рождения малыш лишал его состояния и титула.
      - Мы постепенно наводим здесь порядок, - сказал Карлтон. - Я надеялся, дядя, что успею сделать несколько больше. Сейчас вы увидите, что мне удалось спасти. Это действительно крупное достижение.
      - Ты всегда был умницей, Карлтон, - сказал лорд Эверсли.
      - Бог свидетель, мне понадобилась вся моя хитрость в течение этого последнего года. Я не раз был на грани провала. Мне досталась не самая легкая актерская роль - роль пуританина.
      - Я ручаюсь, что это верно, - рассмеялся лорд Эверсли. - Но ты, племянник, молодец. Как все-таки приятно оказаться дома! Единственное, что омрачает...
      - Я знаю, - сказал Карлтон. - Это просто трагедия. - Он насмешливо посмотрел на меня, и я вновь почувствовала к нему неприязнь. - Но у вас появился мальчуган.
      - Господь одной рукой отнимает, а другой дает, - сказала Матильда. - Я потеряла любимого сына, но обрела новую дочь, которая принесла мне счастье. Я переполнена к ней благодарностью, которую не в силах выразить.
      Она протянула мне руку, и я нежно пожала ее.
      - Господь благослови тебя, Арабелла! - сказала она.
      - Арабелла подарила вам внука, - вмешался Карлтон. - Несомненно, это большая радость. А теперь давайте пройдем в дом и посмотрим, как он вам понравится.
      Он шел рядом со мной, и мне показалось, что он украдкой посматривает на меня, желая убедиться в том, какое впечатление на меня производит возвращение к месту трагедии.
      Во время своего первого визита я не сознавала, как красив Эверсли-корт. Я хорошо помнила высокую стену, окружающую замок, и коньки крыши, торчащие над ней. Ворота были широко открыты, и мы въехали во двор. Дух аскетизма еще не выветрился здесь, на бывших цветочных клумбах все еще росли овощи. Но зато уже бил фонтан, а тисы были причудливо подстрижены. Они красовались во дворе, проявляя открытое неповиновение старому режиму.
      - Это, конечно, потрясение для вас, тетя Матильда, - сказал Карлтон, - но не расстраивайтесь. Вскоре здесь снова будут расти ваши цветы. Играя роль пуританина, я был вынужден избавиться от них. Они были слишком красивыми. Пряная зелень и овощи приносят пользу, и это делало их приемлемыми для наших господ и хозяев. Впрочем, некоторые из овощей не лишены своеобразного очарования, не так ли?
      - Ах, Карлтон, как ты все это выдержал?! воскликнула Матильда.
      - Иногда это даже доставляло мне удовольствие. Очень любопытно охотиться вместе с гончими за лисой, которой ты сам и являешься.
      - Немногим это удалось бы, - пробормотала его тетушка.
      Мы вошли в холл. Он очень изменился. Длинный обеденный стол был уставлен богатой посудой. Над галереей менестрелей, на которую я не обратила внимания во время первого посещения замка, висел бархатный занавес. На стенах разместились гобелены, явно только что принесенные из тайника.
      - Дом, - произнесла леди Эверсли. - Что еще можно сказать?
      Муж обнял ее и прижал к себе.
      Мы поднялись по главной лестнице. На стене висели картины - портреты предков Эверсли.
      - Так ты спас и их! - воскликнул лорд Эверсли.
      - И кое-что еще, - гордо ответил Карлтон. - Скоро увидите. Но теперь позвольте проводить вас в комнаты. Я уверен, что вам нужно отдохнуть. К сожалению, я не знал, что с вами прибудут и дети. У нас нет детской комнаты. Долгие годы она была здесь не нужна.
      Он улыбнулся мне, словно извиняясь.
      Карлотта сказала:
      - У нас есть старая детская.
      - Осмелюсь предположить, что моя кузина Арабелла захочет в первое время быть рядом со своим ребенком.
      - Конечно.
      - А детские находятся на самом верхнем этаже. Там еще ничего не готово. Я сказала:
      - Я займу ту же комнату, что и прежде. Рядом с ней была еще одна...
      Я запнулась. Там, в этой комнате, оживут воспоминания о ночах, проведенных с Эдвином. Соседнюю комнату тогда занимала Харриет.
      Мне хотелось, чтобы она оказалась здесь. Она сумела бы посмеяться над Карлтоном, она заставила бы меня взглянуть на все по-иному. Я знала, что Харриет авантюристка. Разве она сама не признавалась мне в этом? Она отняла у Карлотты любимого; она завела ребенка и бросила его; она лгала, причем настолько умело, что нельзя было отделить правду от лжи. Но я ее любила, и мне ее не хватало.
      Разумеется, ее пребывание здесь было невозможным. Карлотта не перенесла бы этого. Бежав, Харриет поступила правильно, решила я.
      Я позабочусь о Ли. Он будет жить в детской вместе с Эдвином. Но как бы мне хотелось, чтобы здесь была и Харриет!
      Это была та же самая комната, в которой мы поселились с Эдвином, но как она изменилась! Теперь здесь стояла прекрасная мебель, а стены были завешаны чудесными гобеленами. Все эти вещи были припрятаны в те времена, когда я жила здесь, и как же они преобразили комнату! Я не могла без волнения смотреть на кровать, но даже она выглядела совсем по-другому под шелковым пологом.
      Я вошла в комнату Харриет, куда собиралась поместить малышей. Мои младшие братья и сестренка притихли, видимо, ошеломленные всем происходящим.
      Карлотта, судя по всему, очень мило отнеслась к ним, и я была рада, поскольку она им понравилась. Она сказала, что позаботится о специальной комнате для них. Она прекрасно помнит свой родной дом. Воспоминания вернулись к ней.
      Я размышляла о том, что для нее значит присутствие Ли. Как может относиться женщина к ребенку, которого родила от ее любимого другая женщина? Карлотта, между тем, не проявляла никаких признаков неприязни к Ли. У нее была слишком тонкая душа для того, чтобы она могла плохо относиться к ребенку. Сестра моего мужа все сильнее нравилась мне, и я надеялась, что мы еще больше сблизимся. Однако никто не мог заменить мне Харриет.
      Мои родители должны были уезжать рано утром, но, как не раз уже говорила мама, теперь мы все будем жить в Англии и часто видеться друг с другом.
      Оставшись одна в комнате, я смыла с лица дорожную грязь и сменила дорожную одежду на несколько поношенное платье из синего бархата. Вся наша одежда была сшита в замке Контрив, и я не знала, как мы будем выглядеть в ней здесь, дома. В Конгриве можно было одеваться как угодно, но я живо помнила, как мы были ошеломлены изысканными платьями Харриет, столь великолепно выглядевшими при свечах.
      Теперь, конечно, никто больше не захочет одеваться по-пуритански. Возможно даже, что это будет почти так же опасно, как при пуританах носить кружева и ленты.
      В комнату вошла моя мать. Она не совсем уверенно взглянула на меня и сказала:
      - Я все еще продолжаю думать о тебе как о своей маленькой дочурке, хотя, конечно, теперь ты взрослая.
      - Вдова и мать, - напомнила я ей.
      - Милая моя Арабелла, здесь ты будешь счастлива. Я уверена в этом.
      - Я попытаюсь, мама.
      - Матильда - добрая женщина. Я знаю, что она болтлива и может показаться поверхностной, но на самом деле это не так. Она любит тебя, и это не удивительно. Ты помогла ей пережить трагедию. Теперь она может быть счастлива с тобой и с мальчиком. Я знаю, что и лорд Эверсли благодарен тебе. Они сказали, что считают тебя своей дочерью и сделают все для твоего благополучия.
      - Я знаю это, мама.
      - А Карлотта? Она нелегко сходится с людьми, но, мне кажется, ты и ей нравишься.
      - Да, мне тоже так кажется, мама.
      - Есть еще кузен.
      - Карлтон? - раздраженно спросила я.
      - Я не совсем уверена в нем. Все эти годы он вел себя просто великолепно. Он был самым надежным нашим агентом в этой стране. Большей частью наших успехов мы обязаны ему. Он регулярно посылал информацию. И все-таки...
      - Он тебе не нравится, мама?
      - Этого я не могу сказать. Я его не понимаю, и думаю, немногие могут похвастаться тем, что понимают его. Для правильной оценки понадобилось бы длительное время. Конечно, все это время Карлтон считал себя наследником , и стал бы им, если бы не Эдвин. Интересно, как он себя сейчас чувствует? По нему ничего не скажешь, правда?
      - А ты предполагала, что сумеешь это сделать?
      - Нет, но я думала, что смогу выяснить хотя бы что-нибудь, наблюдая за его поведением.
      - Ах, мама, тебе пришлось бы для этого стать ясновидящей. Я согласна с тобой. Он мне не нравится. Но я не позволю ему вмешиваться в мою жизнь.
      Мама кивнула.
      - Я не сомневаюсь, ты сумеешь позаботиться о себе. Не забывай, что мы будем неподалеку. И отец и я рады оставить тебя в хороших руках. Теперь у тебя есть некоторый жизненный опыт. - Она слегка нахмурилась. - Меня немножко беспокоит ребенок Харриет Мэйн.
      - Ах, мама, но это всего лишь младенец.., чудесный младенец.
      - А тебе не кажется, что его присутствие может оказаться труднопереносимым для Карлотты? Ведь это ребенок человека, за которого она надеялась выйти замуж... Что она почувствовала, узнав, что этот ребенок находится в ее доме?
      - Кажется, она испытывает к нему нежность, так же, как и к Эдвину. Карлотта слишком благородна для того, чтобы питать злобу к невинному ребенку.
      - Возможно, и так, - сказала она. - Ну, моя дорогая, давай прощаться. Очень приятно сознавать, что ты находишься неподалеку от нас.
      Я стояла вместе со своими новыми родственниками, наблюдая за отъездом родителей, братьев и сестры. Среди нас была и Карлотта.
      Я вернулась в дом, ощущая, что завершился один этап моей жизни и начинается новый.
      Часть вторая
      РЕСТАВРАЦИЯ
      ВСТРЕЧА В ТЕАТРЕ
      Двадцать девятое мая тысяча шестьсот шестидесятого года - какой незабываемый день! Мы все должны были присутствовать на церемонии торжественного въезда короля в столицу. По счастливому совпадению в этот день Его Величеству исполнилось тридцать лет.
      Мы приехали в Лондон накануне и поселились в городской резиденции Эверсли, которая благодаря хитроумным действиям Карлтона была сохранена для семьи почти так же, как и Эверсли-корт. К сожалению, Карлтону не удалось вывезти из этого дома все предметы роскоши, а тайника здесь не было, но все же он с большим риском переправил часть вещей из Лондона в Эверсли-корт, и некоторые из них уже вернулись обратно. Таким образом, дом оказался все-таки не совсем пустым.
      Что за отрадное зрелище! Город, казалось, обезумел от радости. Было ясно: все убеждены в том, что черные дни кончились и настало царствие небесное на земле. Выехав из дома, я, Карлотта, Карлтон, лорд и леди Эверсли с трудом пробирались по забитым толпами улицам. Лорда Эверсли, одетого в парадную форму, приветствовали радостными криками как одного из генералов короля, и я была уверена, что мой отец, тоже проезжающий сейчас по улицам, вызывает такую же бурю восторгов.
      Нам необходимо было попасть к Лондонскому мосту, где начиналась торжественная процессия и где мы собирались присоединиться к королю, который должен был проехать из Рочестера через Дартфорд к Блэкхиту.
      Где-то там были мой отец, мать и Лукас. Я так гордилась своим отцом, прекрасно выглядевшим в военной форме! Он вообще отличался благородством облика, и я горячо любила его, потому что знала об огромной любви между ним и моей матерью, плодом которой явилась я. В этот волнующий момент меня охватила бесконечная грусть, ведь рядом со мной не было моего мужа.
      Толпа все росла, крики ее становились оглушающими. Повсюду слышалось: "Да здравствует король!" Казалось невероятным, что всего несколько месяцев назад никто из этих людей не решался вслух произнести его имя.
      Рядом с Карлтоном ехала высокая женщина, великолепно державшаяся в седле. В ней было то, что я назвала бы чувственностью, черная мушка на ее виске подчеркивала красоту больших карих глаз.
      - Позвольте представить вам мою жену, - сказал Карлтон.
      Я вздрогнула от труднообъяснимого отвращения. Мне было известно, что он женат. Что там говорил о ней Эдвин? Оба они живут по-своему, и обоих это устраивает.
      - Мадам, - обратился Карлтон к своей жене, - позвольте представить вам мою новую родственницу.
      - Я уже слышала о вас, - сказала Барбари Эверсли. - Говорят, у вас чудесный сын.
      Мне показалось, что она бросила мстительный взгляд на Карлтона, как будто знала, что рождение моего сына положило конец всем его надеждам, и это доставляло ей удовольствие.
      - Я тоже слышала о вас, - ответила я. - Вы часто бываете в Эверсли-корте?
      - Редко, - сказала она, - зато, я полагаю, там часто бывает мой муж.
      Она внимательно смотрела на меня, словно изучая каждую деталь моей внешности. Мне стало не по себе, но, к моему облегчению, в это время затрубили трубы, возвещая о приближении короля.
      Барбари пришпорила кобылу и подъехала поближе к Карлтону.
      Во главе процессии ехало триста человек свиты, пажей в серебряных камзолах; вслед за ними - двенадцать сотен всадников в бархатных камзолах, а за ними - пехота в темно-красных мундирах. Везде виднелась яркая военная форма: солдаты в желтом с затканными серебром рукавами и в ярко-зеленых шарфах, всадники в синих мундирах с серебряными шнурами, а за ними - члены городской управы в черных бархатных камзолах, украшенных цепями.
      Когда они проехали, настал главный момент: в окружении двух своих братьев появился стройный темноволосый мужчина, и, как только он показался, из тысяч глоток вырвались крики: "Боже, храни короля!", "Да здравствует Его Величество!" Подданные были в него влюблены. Он обладал обаянием, которого нельзя было отрицать. То, что он счастлив вернуться домой, было совершенно очевидно. Вряд ли нашелся бы в многотысячной толпе хотя бы один человек, который не считал бы, что сегодня именно тот день, которого он ожидал все эти угрюмые годы пуританского правления.
      Тридцатый день рождения короля! Далеко не юн, но все же достаточно молод. Он был высоким, очень высоким, и возвышался над своими спутниками; некоторым его темное, возможно даже мрачное, лицо могло бы показаться некрасивым, но все же никто не мог отказать ему в своеобразной притягательности. Если бы сейчас хоть кто-то из этой гигантской толпы попытался поднять голос против доброго короля Карла, его немедленно вздернули бы на ближайшем дереве. Во всех церквах звонили в колокола; люди расстилали на мостовой ковры; девушки и женщины, высовываясь из окон, забрасывали проезжавшего короля цветами. Трубили трубы, играла музыка, на ветру развевались знамена. Никогда народ столь наглядно не демонстрировал монарху свою верность, а поскольку он вернулся домой, не пролив ни единой капли крови, чтобы занять по праву принадлежащий ему трон, его любили еще больше.
      Народ танцевал. Народ черпал вино, бившее из фонтанов. К ночи некоторые напьются и, возможно, подерутся, но сейчас вокруг царило счастье.
      Как все это было волнующе! Меня тоже захватила общая эйфория, и, проезжая по лондонским улицам, я ощущала, что начинается новая жизнь.
      В этот момент я заметила в толпе Харриет. Она ехала рядом с сэром Джеймсом Джилли и определенно была самой привлекательной женщиной из всех. Одета она была в синий бархат, на шляпе развевалось длинное перо. Она казалась радостной, довольной, и я вдруг ощутила вспышку гнева, вспомнив о том, с какой легкостью она бросила своего ребенка.
      Я попыталась развернуть лошадь и пробраться к ней, но чья-то рука удержала поводья.
      Это была рука Карлтона.
      - Вы не доберетесь до нее, - сказал он. - И не советую пытаться это сделать. Невестка лорда Эверсли не должна открыто показываться рядом со шлюхами.
      Я почувствовала, что мои щеки запылали.
      - Как.., как вы смеете говорить так о...
      - Ax, добрая, верная Арабелла, - прошептал он, - милая, славная простушка Арабелла! Эта женщина вам не друг. И прекратите считать ее своей подругой.
      - Откуда вам знать, кто является моим другом, а кто нет?
      Он приблизил ко мне свое лицо, выражающее насмешку.
      - Я знаю очень многое, - сказал он. - Я не вчера родился.
      - Так же, как и я.
      - Кто знает, сколько времени прошло со вчерашнего дня?
      Я перестала обращать на него внимание, продолжая смотреть на Харриет.
      - Надо бы отослать ей ее ублюдка, - сказал он. - Почему вы должны нести ответственность за ее ошибки?
      Разворачивая лошадь в сторону от него, я услышала, как он негромко рассмеялся.
      - Спокойно! - шепнул он. - В такой-то день! Конечно, очень может быть, что ваша добрая подруга Харриет вскоре явится и будет умолять принять ее в дом. Всем хорошо известно, что Джеймс Джилли не держится подолгу за одну и ту же юбку. Он действительно хороший муж и выполняет свой долг перед женой. Теперь, вернувшись сюда, он будет содержать ее со всеми удобствами в Шропшире вместе с продолжающей расти семьей. Кстати, это доказывает, что он наносит ей визиты тогда, когда считает нужным. Если бы она сейчас находилась в Лондоне, то ехала бы рядом с ним. Он никогда не считает своих женщин чем-то большим, чем они есть на самом деле.
      - Похоже, - жестко сказала я, - он просто циник.
      - То же самое можно сказать о многих из нас. И как, моя милая, добрая Арабелла, вы собираетесь приспособиться к этому грешному обществу?
      - Я не сомневаюсь, что существуют достойные люди даже...
      - Даже в Лондоне времен Реставрации, - закончил он. - Возможно, и так. Ну что ж, будет интересно посмотреть...
      - На что посмотреть?
      - Как вам понравится новая жизнь. Поехали. У вас слишком сердитый вид. Люди уже обращают на нас внимание. Сегодня неподходящий день для ссор. Вы должны улыбаться. Все изменилось. Вы обязаны верить в то, что теперь, когда король дома, Англия стала раем.
      - А вы в это верите?
      - Не более чем вы.
      - Что это он там рассказывает? - спросила Барбари. - Не верьте ему. Он известный обманщик.
      - И это говорит моя верная жена! - сказал Карл-тон, поднимая глаза к небесам.
      Мне было очень не по себе в их обществе. Я не могла не думать о том, что Карлтон сказал про Харриет и ее возлюбленного. И я испытывала некоторое удовлетворение, предвкушая момент, когда она обратится ко мне с просьбой об убежище.
      Я представляла себе возникающие в связи с этим проблемы. В Эверсли-корте дела будут обстоять совсем по-иному, чем в Конгриве. Эти мысли не оставляли меня и во время банкета в честь короля, поскольку, принадлежа одновременно к двум лояльным семействам, я, естественно, была в числе приглашенных.
      Я слушала короля. Он даже подарил мне свою необычайно привлекательную улыбку. Он был из тех, кого скорее любят женщины, чем мужчины.
      Я слышала, как он сказал своим мелодичным голосом , который составлял не последнюю из граней его обаяния:
      - Безусловно, было ошибкой то, что я не явился сюда раньше. За сегодняшний день мне не довелось встретить ни одного человека, который не утверждал бы, что всегда мечтал о моем возвращении.
      Эти слова были произнесены сардонически, и на губах Карла заиграла циничная улыбка. Я подумала, что этот человек защищен от всевозможных льстецов и что, хотя ему понравилось внешнее выражение единства и верности народа, он сомневается в глубине этих чувств. Он способен проникать взглядом под блестящую поверхность.
      Там, в банкетном зале, я думала о Харриет и о том, какое будущее ждет всех нас.
      ***
      После завершения торжественных церемоний я вернулась в Эверсли-корт вместе с Матильдой, со своим свекром, Карлоттой и Карлтоном. Барбари с нами не поехала. Эти дни были волнующими, но утомительными. А кроме того, мне пришлось на несколько дней разлучиться с сыном. Тем не менее он постоянно был со мной в моих мыслях. Матильда снисходительно посмеивалась надо мной:
      - Неужели ты действительно думаешь, что никто другой, кроме тебя, не способен присмотреть за ним?
      Не только беспокойство за сына заставляло меня желать побыстрее вернуться домой. Возможно, это было как-то связано с тем, что я увидела Харриет. Она сидела на лошади, великолепная, блестящая, с сияющим лицом. Я понимала, что в этом было кое-что наигранное, ведь мне все-таки удалось проникнуть в некоторые из ее секретов. Но от этого она не выглядела менее красивой. Дело не в том, как достигается красота, а в том, что она есть. Эта легкость, эта вера в будущее - сколько они могут длиться? Я вспомнила циничный комментарий Карлтона: "Джеймс Джилли не держится подолгу за одну юбку".
      Мне было неприятно думать о том, что Харриет находится в такой ситуации. Но в то же время я ощущала, что и она, и Барбари относятся ко мне с некоторой снисходительностью. Они могли заводить любовников, когда им вздумается. Пусть так, но неужели меня можно презирать за то, что я не хочу поступать подобным же образом? И все-таки я была уверена, что они меня презирают.
      Я решила, что мне следует выкинуть их из головы, и лучший способ сделать это - посвятить себя домашним делам в новом доме. А дел в Эверсли-корте было более чем достаточно. Из укрытий извлекались спрятанные сокровища и занимали свои законные места. Матильда желала обустроить кладовую, где в прошлом она занималась винами и наливками. Она обожала аромат благовоний, и, следует признать, мне это тоже нравилось. Моя свекровь любила наполнять подготовленными ею травами баночки и коробочки; иногда запахи, связанные с ее деятельностью, наполняли весь дом, и мы называли это "порой ароматов".
      Карлотта помогала мне в моих необременительных заботах, и было очевидно, что отношения с семьей мужа складываются у меня прекрасно.
      Особое удовольствие доставляла возня с малышом. Мне помогала няня - Салли Нуленс, вынянчившая в свое время Эдвина и Карлотту и с тех пор, по ее словам, поджидавшая следующего малыша, нуждавшегося в ее заботах. Она была стара, но я подумала, что будет неплохо, если мне станет помогать кто-то, кому доверяет семья, а Эдвин, проявивший к Салли благосклонность, окончательно решил вопрос в ее пользу. Она старалась заботиться о малышах одинаково, но я знала, что ее любимцем был Эдвин.
      Эллен продолжала работать на кухне, а Джаспер - на конюшне. Было очень приятно вновь встретиться с маленькой Частити. Она вошла и смущенно остановилась передо мной, а когда я встала на колени и обняла ее, она тесно прижалась ко мне. Частити явно была рада моему возвращению. Я сводила ее посмотреть на малышей, и она смеялась от удовольствия. Девочка была счастлива оттого, что мы здесь, и неудивительно. С этих пор смеяться и играть перестало быть греховным. Частити считала, что такие перемены настали благодаря мне, и относилась ко мне как к доброй фее.
      Эллен, увидев меня, немножко застеснялась. Что же касается Джаспера, то он, как и прежде, был угрюмым. Пуританизм настолько стал частью его существа, что он не мог его отвергнуть, но Эллен, кажется, вовсе не прочь была сбросить это ярмо, и, хотя она оставалась верна Джасперу и, рассмеявшись, внезапно в смущении обрывала смех, все-таки, судя по всему, она была рада избавиться от необходимости подавлять естественную склонность радоваться жизни.
      Эллен любила поболтать, и вскоре у меня сложилось впечатление, что она хочет о чем-то мне рассказать. Однажды, когда я пришла на кухню и мы остались наедине, она сказала:
      - Ужасная это была трагедия.., которая случилась с молодым хозяином. Я кивнула. Она продолжила:
      - Мы ведь были не виноваты. Вот что я хочу вам сказать. Это не мы. Мы тут ни при чем.
      - Давай не будем говорить об этом, Эллен, - сказала я. - Это всех нас расстраивает, а моего мужа уже не вернуть.
      - Но мне кажется, хозяйка, вы можете подумать на нас. Я и хочу сказать, что это не из-за нас...
      - Эллен, - прервала ее я, - это была моя вина. Я была беспечна. Я не считала, что дать ребенку красивую пуговицу - значит совершить святотатство. Это казалось мне такой ерундой.
      Эллен стыдливо покраснела:
      - Так, в общем-то, и подумали, хозяйка. Но Джаспер решил, что это нехорошо для Частити.
      - Я понимаю, Эллен. Всему виной мое легкомыслие. Потом пришел этот человек, начал задавать вопросы, и я выдала нас. Теперь уже можно говорить об этом. Больше нет нужды что-то скрывать. Мой муж был убит из-за моей безответственности.