Возмездие

Проблема заключалась в том, что Шестая — не только улица с односторонним движением, но еще и не является сквозной. Даже если бы Чавес смотрел на запад, то есть назад, то небольшие цементные заграждения все равно не позволили бы ему развернуться налево или на юг, на Вашингтон-авеню. Ему пришлось бы поворачивать на север по Вашингтон-авеню, а затем делать поворот на сто восемьдесят градусов через квартал или два от того места, где он стоял. Он никак не мог постоянно держать «ягуар» в поле зрения, и это предположив, что он вообще изначально видел, как тот едет с превышением скорости.

Теперь Чавесу явно стало не по себе. Он покраснел. Си-Джей поймала его на лжи, и он это знал.

— Послушайте. Хорошо. Я стоял на Шестой. Я увидел «ягуар» и поехал по Шестой к Коллинз-стрит. Там я быстро повернул направо и поехал назад по Пятой, прямо к шоссе Макартура. Я потерял его из виду всего на минуту, если вы к этому клоните.

— Подождите. Подождите. Вы поехали по Шестой?

— Да.

— Значит, вы стояли совсем не так, как рассказывали. И смотрели совсем в другую сторону. Вы даже не смотрели на Вашингтон-авеню? — Она не могла поверить в то, что слышала. Си-Джей встала и склонилась над письменным столом, ее трясло от гнева. — Послушайте, или вы помогаете мне, или я лишу вас жетона! Вы находитесь под присягой, и мне нужна правда, это понятно? Или вам придется в самом скором времени разговаривать с дешевым адвокатом, которого назначит суд, пока вы будете прощаться с молодостью в переполненной камере предварительного заключения!

Последовало долгое молчание. Самоуверенность и наглость исчезли, словно сдулся воздушный шарик. Чавес хмурился, глаза потемнели. Теперь он выглядел обеспокоенным.

— Боже праведный, я и предположить не мог, что это будет такое, такое... большое дело! Откуда я мог знать, что этот мужик окажется Купидоном?! — Чавес запустил пальцы в волосы, и Си-Джей почувствовала, что ее дело вот-вот развалится. — Хорошо. Послушайте, я на самом деле стоял на Шестой, но не в машине, которая была припаркована на углу. Я разговаривал с ребятями-туристами. Они повздорили, я их разнимал. И тут мне поступило сообщение по рации. Анонимное сообщение об этом мужике в черной машине — сказали, что он перевозит наркотики. Звонивший сообщил, что мужик едет в черном «Ягуаре XJ8» последней модели и направляется на юг по Вашингтон-авеню. И наркотики у него в багажнике.

— Анонимное сообщение? — Си-Джей была поражена. Она впервые слышала об этом.

— Да. Заявитель сказал, что у этого мужика в багажнике два килограмма кокаина и он направляется в аэропорт. И тут я увидел, как этот «ягуар» проносится мимо меня, поэтому я говорю adios ребятам, прыгаю в машину и несусь по Шестой к Коллинз. Там я делаю поворот и возвращаюсь по Пятой, но его нигде нет. Я решил, что он, вероятно, направляется к дороге по насыпи, чтобы ехать в аэропорт, поэтому сам понесся в направлении Макартура и примерно через милю или около того, после Стар-Айленда, я его заметил. Спокоен и невозмутим, черт побери. И я подумал: ну и дерьмо, спокойно катится с наркотой в багажнике, даже не превышает допустимые на шоссе пятьдесят пять миль в час. Поэтому до того, как он выехал с территории нашего подразделения, я заставил его остановиться.

Си-Джей снова села. Во рту у нее пересохло, сердце сильно билось в груди. Дело было плохо.

— Значит, вы не видели, как Бантлинг превышал скорость? Вы приказали ему остановиться, действуя на основании анонимного сообщения? Так?

Чавес ничего не говорил, просто смотрел на бумаги, которые все еще лежали у него на коленях.

— Что конкретно сказан звонивший?

— Я только что вам рассказал. Черный «Ягуар XJ8» последней модели едет по Вашингтон-авеню на юг с двумя килограммами кокаина в багажнике.

— Направляется в аэропорт?

— Направляется в аэропорт.

— А звонивший дал описание водителя? По крайней мере номер машины указал? Он объяснил, откуда у него эта информация? Он сказал что-нибудь, чтобы разумный полицейский поверил: да, водитель является перевозчиком наркотиков!..

Ее голос поднялся чуть ли не до крика, и Си-Джей знала это. Суд всегда скептически воспринимал анонимные сообщения — позвонить может любой, и невозможно подтвердить надежность звонившего и определить, насколько можно ему доверять. А если в подсказке нет достаточного количества деталей и фактов, то нет и достаточных оснований для задержания машины. Черный «ягуар» направляется на юг по Вашингтон-авеню с двумя килограммами кокаина в багажнике — это просто не пойдет.

— Нет. Это все, что он сказал. Времени не было, мисс Таунсенд. Водитель же покидал нашу территорию, и я не хотел его упустить, поэтому и тормознул.

— Нет. Вы уже потеряли его на Шестой. Откуда вы знали, что черный «ягуар», который вы догнали на шоссе Макартура, это тот же самый, который вы видели проносящимся мимо вас по Вашингтон-авеню? Откуда вы знали, что остановленная вами машина — это та, которую имел в виду звонивший, сообщая, что она следует до Вашингтона? И почему решили, что сообщение не было ложным?

Снова повисла тишина.

— Правильно. Вы этого не знали, потому что подсказка была ложной, — и вот это вы теперь понимаете. Именно поэтому вы мне про звонившего ничего и не сказали. Итак, вы приказали водителю остановиться. Расскажите мне точно, что было потом.

— Я заставил его выйти из машины и попросил предъявить водительское удостоверение и документы на машину. Я спросил, куда он направляется, и он ответил, что в аэропорт. И тогда я спросил, что у него в багажнике. Сумки? Он ответил, что у него с собой только одна большая сумка — на заднем сиденье. А звонивший говорил, что наркотики в багажнике. Водитель мне сказал, чтобы я отвалил. Поэтому я понял: у него там точно что-то есть. Я сказал ему, что на самолет он не успеет, и вызвал ребят из «К-9».

— Что было в сумке на заднем сиденье?

— Одежда, паспорт, ежедневник. Еще какие-то бумаги.

— А когда вы обыскали его сумку?

— Пока ждал ребят из «К-9».

— И запаха тоже не было? Из багажника?

— Нет, был, был! — закричал Чавес. — Воняло какой-то гнилью, как труп пахнет.

— Вы — лжец, полицейский. Вы не уловили никакого подозрительного запаха. И вы, и я это знаем. Вначале вы сказали Мэнни Альваресу, что подумали, будто Бантлинг везет наркотики, а теперь вы сменили пластинку, поскольку никаких наркотиков не нашли. Нигде. Вы также не смогли бы почувствовать запах разложения, потому что жертва умерла всего за день до обнаружения тела. Признайтесь, что захотели заглянуть в багажник потому, что вам не понравился отказ водителя его открыть, и вы знали, что у вас нет прав самому его раскрывать. Десять минут работы — и вы уже крутой парень. Никто не смеет вам отказывать. У вас не было никаких оснований заставлять Бантлинга останавливаться, вы это знаете? Вы даже не удосужились проверить поступившее сообщение. Вы представляете, какое дело сейчас полностью развалили, полицейский?

Чавес встал и стал мерить шагами небольшой кабинет.

— Боже, я не знал, что это окажется Купидон! Я подумал, этот мужик — торговец наркотиками. Может, мне удастся взять наркоторговца, мне самому, одному, просто прислушиваясь к своей интуиции. Мой руководитель практики говорил, что они постоянно орудуют в Майами. Если кто-то не хочет, чтобы ты заглядывал ему в багажник, значит, он там что-то прячет. А там оказался труп, черт побери! Труп! Вы мне собираетесь сказать, что это ничего не значит?!

— Да, именно это я и собираюсь вам сказать, поскольку если вы остановили Бантлинга незаконно и обыск проводился незаконно, то у нас в багажнике нет трупа, вы это понимаете? Ни один суд не станет рассматривать такое дело. Разве вы не учили права в полицейской академии или вы были так заняты, прикрепляя второй пистолет к лодыжке, что забывали слушать?

Они какое-то время сидели молча, дешевые настенные часы отсчитывали секунды и минуты. Наконец Си-Джей спросила:

— Сколько человек это знают?

— Мой сержант Риберо. Я ему все рассказал после того, как мы открыли багажник. И он отреагировал точно так же, как вы. Сказал, что дело пойдет прахом. И затем он сказал, что мы просто не можем отпустить этого негодяя, никак нельзя этого делать. Риберо заявил, что должно быть другое основание для задержания. Это не может быть анонимное сообщение.

— Кто разбил заднюю фару?

Чавес не отвечал и просто смотрел в окно.

— Значит, все знали вы и Риберо?

— Линдерман тоже знает о сообщении. А насколько все плохо, мисс Таунсенд? Меня за это уволят?

— Ваше благополучие, полицейский Чавес, волнует меня меньше всего. Мне нужно придумать способ, как оставить в тюрьме человека, который жестоко убил десять женщин. И пока у меня на него совершенно ничего нет.

Глава 39

Она сидела за своим письменным столом, пытаясь сосредоточиться, хотя голова гудела и мысли путались. Чавес замер на стуле для посетителей, его широкие плечи были опущены, он смотрел вниз, а руки сложил в некоем подобии молитвы. Не исключено, что он и на самом деле молился.

Лу Риберо был вызван из «Веселого бочонка» и тоже сидел на стуле, скрестив руки на груди, и гневно смотрел на поникшего новичка. Риберо, очевидно, думал о том, какие задания будет ему давать в следующие десять лет и в какие отвратительные места для патрулирования посылать.

После долгого молчания Си-Джей наконец заговорила, тщательно подбирая слова:

— В то время как факты по различным делам могут отличаться, закон штата Флорида об анонимных сообщениях не вызывает никаких сомнений. Он трактуется однозначно. Поскольку нет возможности провести перекрестный допрос звонившего, подтвердить, откуда и каким образом он получил информацию, и проверить его мотивы, анонимные сообщения не могут служить основанием для остановки автомобиля. Есть исключения. В анонимной подсказке должно содержаться достаточно деталей, чтобы у полицейского не осталось никаких сомнений: информатор очень хорошо знаком с фактами, о которых сообщает. Если эти факты в дальнейшем независимо подтверждаются полицейским, то тогда и только тогда у полицейского появляются достаточные основания или по крайней мере право подозревать, что имеют место незаконные действия, и тогда и только тогда он может приказать автомобилю остановиться и провести дальнейшее расследование. Если в анонимном сообщении нет необходимых фактов, нет достаточного количества деталей, чтобы считать его достоверным, оно не может служить основанием для остановки автомобиля. Все. И конечно, мы знаем, что любой обыск, который проводится после незаконной остановки, также считается незаконным, если нет независимо полученного обоснования для проведения обыска. Любая улика, полученная в результате нелегально проведенного обыска, считается незаконно полученной, и ее нельзя представить в суде. Это фрукт ядовитого дерева.

Си-Джей вздохнула.

— Кроме того, транспортное средство можно останавливать за нарушение правит дорожного движения, совершенное водителем в присутствии полицейского, например превышение скорости, поворот в неположенном месте; также можно остановить из-за механических повреждений автомобиля, которые видит полицейский, например разбитую переднюю или заднюю фару. Полицейский Чавес сообщил мне, что девятнадцатого сентября, примерно в двадцать пятнадцать, он находился в патрульной машине на пересечении Вашингтон-авеню и Шестой улицы, в районе Саут-Бич. Что в это время он увидел, как черный «Ягуар XJ8», номер TTR-L57, следует на юг по Вашингтон-авеню в направлении шоссе Макартура, за рулем сидит белый мужчина, блондин, в возрасте от тридцати пяти до сорока пяти лет. Автомобиль промчался мимо него на скорости, которую полицейский Чавес примерно определил как превышающую тридцать пять миль в час в зоне, где установлено ограничение скорости в двадцать пять миль. Полицейский Чавес проследовал по Шестой улице до Коллинз-стрит, а затем назад по Пятой и выехал на шоссе Макартура, направляясь на запад. Он снова заметил черный «Ягуар XJ8», номер TTR-L57, с тем же белым мужчиной на водительском месте. Полицейский держался за автомобилем примерно две мили на шоссе и тогда заметил, что у «ягуара» разбита задняя фара и что автомобиль нарушил правила, перестроившись в другой ряд и не подав сигнала. В этот момент полицейский Чавес решил остановить машину, за которой следовал. Он включил мигалку и сирену и приказал водителю «ягуара» остановиться.

Си-Джей сделала глубокий вдох.

— Полицейский Чавес попросил водителя, который в дальнейшем был идентифицирован как Уильям Руперт Бантлинг, показать ему водительское удостоверение и документы на машину. Мистер Бантлинг явно нервничал. Когда он протягивал водительское удостоверение Чавесу, у него тряслись руки и он не мог смотреть полицейскому в глаза. На пути назад к патрульной машине полицейский Чавес остановился, чтобы повнимательнее рассмотреть разбитую фару. В этот момент он заметил на бампере некую субстанцию, похожую на кровь. Возвращаясь к автомобилю мистера Бантлинга, чтобы вернуть водительское удостоверение и документы на машину, полицейский Чавес уловил в машине Бантлинга запах марихуаны. Он спросил у мистера Бантлинга разрешения обыскать автомобиль и получил отказ. Основываясь на всей имеющейся у него информации — субстанции на бампере, запахе марихуаны и поведении мистера Бантлинга, — Чавес заподозрил, что в машине перевозится контрабанда, и поэтому он вызвал на подмогу подразделение «К-9». Вскоре прибыл полицейский Бочамп из отдела Майами-Бич с собакой по кличке Силач. Собака отреагировала, когда ее подвели к багажнику. Это дало полицейским необходимые основания для обыска багажника, и они обнаружили труп Анны Прадо.

Си-Джей долго смотрела на двух мужчин, сидевших в кабинете.

— Все происходило именно так, полицейский Чавес? Я вас правильно поняла?

— Да, мадам. Вы все поняли правильно. Все происходило именно так.

Она посмотрела на Риберо.

— Ваш подчиненный именно так доложил вам об инциденте, сержант?

— Именно так.

— Очень хорошо. Идите допивайте кофе с полицейским Линдерманом, сержант Риберо, а в двенадцать я приму его для предварительной дачи показаний.

Риберо встал и собрался уходить.

— Спасибо за помощь, мисс Таунсенд. Вскоре я приду для дачи показаний под присягой. — Он с мрачным видом кивнул Си-Джей, затем гневно посмотрел на подчиненного: — Пойдем, Чавес.

За ними закрылась дверь. Дело сделано. С дьяволом заключен тайный договор, и никто из них не сможет повернуть назад.

Глава 40

Впервые за годы своей работы Си-Джей скомпрометировала себя при ведении дела. Это было во благо, успокоила она свою совесть. Небольшая жертва ради главной цели. Чтобы уничтожить чудовище, убить дракона, даже хорошим ребятам иногда нужно вести грязную игру.

Чтобы остановить зло, другого пути не было. Юридические основания отсутствовали, поэтому обыск тоже проводился незаконно. Си-Джей только жалела, что Чавес не умеет хорошо врать. Если бы умел, она не узнала бы то, что знала теперь. Тогда ей не потребовалось бы в этом участвовать, но теперь ей придется играть свою роль.

Если обыск проводился незаконно, то трупа просто нет. Без трупа нет дела. Если Чавес скажет правду, Бантлинг выйдет из зала суда свободным человеком. Это так просто и так ужасно. Независимо от того, какие улики, связывающие его с убийствами, полицейские нашли у него в доме, все пойдет прахом, потому что если бы не было незаконной остановки и незаконного обыска, то полиция никогда не узнала бы, что Уильям Руперт Бантлинг живет на свете. Не стали бы обыскивать его дом. Не нашли бы галдол, кровь, вероятное орудие убийства, садистские порнокассеты. Таков закон.

У нее на столе зазвонил телефон.

— Си-Джей Таунсенд.

— Си-Джей? Это Кристин Фредерик из Интерпола. Прости, что не звонила так долго. Мне потребовалось несколько дней, чтобы прогнать информацию, которую ты мне дала, через несколько систем.

— Что-нибудь нашла?

— Нашла ли я что-нибудь? Да, думаю, нашла немало. Полагаю, твоего подозреваемого захотят увидеть еще в нескольких странах, после того как ты с ним закончишь. Имеются похожие случаи во всех трех странах Южной Америки: изнасилования в Рио, Каракасе и Буэнос-Айресе, Аргентина. Белый мужчина в маске. Любит резать и забавляться. Однако маска меняется. Использовались маски инопланетянина, чудовища, клоуна, пара резиновых лиц, которые женщины не узнали. Затем я нашла похожие случаи на Филиппинах — четыре изнасилования по подобному сценарию, но они происходили в период с девяносто первого по девяносто четвертый год. С тех пор ничего не было. К сожалению, по восьмидесятым годам я ничего не нашла, данные за тот период часто отсутствуют или устарели, также я ничего не обнаружила в Малайзии. В целом получается десять жертв из четырех стран. Но по всем этим случаям дела уже закрыты. Я не связывалась ни с консульствами, ни с полицейскими управлениями для подтверждения. Я решила, что ты сама захочешь это сделать, если ваш тип подходит; а похоже, все совпадает. Давай я тебе по факсу переправлю все данные, и ты сама посмотришь.

Еще десять женщин. Си-Джей даже не требовалось читать материалы, которые по факсу переслала Кристин, чтобы знать: речь идет о Бантлинге. Он серийный насильник, убийца, сексуальный хищник, охотящийся на женщин.

Без Чавеса дела бы не было. Бантлинга бы не стали судить за убийство Прадо. Срок давности по изнасилованиям в США вышел, поэтому тут ему опять нечего предъявить. Си-Джей знала: никто не станет расследовать дела по изнасилованию в других государствах. Места преступлений были так же «стерильно чисты» — никаких доказательств, а системе правосудия в бедных странах Южной Америки нельзя доверять, и это еще мягко сказано. Там Бантлинг тоже не понесет наказания. Уильям Руперт Бантлинг уйдет свободным человеком и будет снова охотиться и выслеживать женщин, насиловать, пытать и убивать. Это просто дело времени.

Небольшая жертва для большего блага.

Теперь от этого дела ей не уйти, и никогда не уйти. Оставался только один вопрос. Си-Джей не могла его отбросить, но ответить тоже не могла и, как она считала, не сможет никогда.

Кто позвонил Чавесу?

Глава 41

— Ты меня избегаешь.

В дверном проеме ее кабинета стоял спецагент Доминик Фальконетти с пакетом из «Данкин донатс» в одной руке и черным кожаным дипломатом в другой. Он весь промок.

Си-Джей попыталась открыть рот, чтобы возразить, но промолчала и откинулась на спинку стула. Она виновна в совершении преступления.

— Не пытайся это отрицать. За последнюю неделю ты не появилась в бюро судебно-медицинской экспертизы и проигнорировала по крайней мере шесть моих телефонных звонков. Ты перезвонила Мэнни, а не мне, и назначила мне время для дачи предварительных показаний под присягой в самом конце списка.

— Ты прав. Наверное, я тебя избегала.

— А теперь я хочу знать почему. Почему Мэнни тебе нравится больше, чем я? Он определенно вызывает большее раздражение. И он курит у тебя в кабинете.

Доминик уселся напротив Си-Джей.

— Разве вам вместе с «глоками» не выдают зонтики?

— У нас «беретты», и нет, не выдают. Наше начальство не волнует, промокну я и заболею или нет, пока при необходимости еще могу стрелять. Не уходи от темы.

— Послушай, Доминик, это все между нами... У нас должны быть рабочие отношения. И ничего больше. Ты мой главный помощник в деле, и будет не очень хорошо, если у нас с тобой... э... возникнет что-то большее. Наверное, я просто не знала, как тебе это сказать.

— Определенно знала. Ты явно репетировала, что мне скажешь, и прокручивала это в голове целую неделю.

Он положил ладони на стол и склонился к ней. Мокрые черные волосы завитками лежали у него на лбу. Доминик снова пах мылом «Левер». Си-Джей наблюдала, как капельки воды сбегают у него по шее и исчезают на голубой форменной рубашке, которая настолько промокла, что прилипла к груди.

— Может, я слишком самоуверен, но я тебе не верю. Я думал, мы... — Доминик колебался мгновение, а Си-Джей наблюдала за его губами, пока он подбирал нужные слоза. — Я думал, между нами что-то есть. Что между нами что-то было. И после поцелуя я был уверен, что ты тоже так думаешь.

Си-Джей почувствовала, как у нее запылало лицо, и понадеялась, что никто не пройдет в ее кабинет, дверь которого осталась открытой. Она быстро отвела взгляд от пронзительных карих глаз Фальконетти.

— Доминик, я... — пробормотала она, пытаясь собраться с мыслями. — Я... нам нужно сохранять рабочие отношения. Мой начальник... Репортеры устроят неизвестно что, если обнаружат...

Он откинулся на спинку стула.

— О-о, журналистам на это плевать. Ну, может, вызовет интерес минуты на две. А даже если и устроят что-то, кому какое дело? — Доминик запустил руку в пакет из «Данкин донатс», достал два закрытых пластиковых стаканчика с кофе и протянул ей один через стол. — Один сахар и сливки, так?

Си-Джей улыбнулась и кивнула:

— Да. Один сахар и сливки. Спасибо. Тебе не нужно было этого делать.

Последовало несколько минут молчания, пока она помешивала кофе. Дождь бил в окно. Он уже три дня шел беспрерывно. Нельзя было рассмотреть, что происходит на другой стороне улицы, а стоянка для автомашин казалась затопленной. Крошечные фигурки отчаянно пытались поскорее заскочить в здание суда, перепрыгивая через лужи. Кто-то уронил папку, и по всей Тринадцатой авеню валялись белые листы бумаги, прибитые дождем к мостовой.

— Значит, ты понимаешь, что я имею в виду? — Си-Джей нарушила молчание.

Доминик вздохнул:

— Нет. Нет, не понимаю. Послушай, Си-Джей, давай выложим карты на стол. Ты мне нравишься, это так. Меня к тебе тянет. И я был уверен: это взаимно. Я думал, мы можем перевести наши отношения на другой уровень, но, наверное, не сейчас. Однако я знаю и кое-что еще. С тобой что-то случилось после ареста Бантлинга, но я не знаю, что именно, и не думаю, что дело в журналистах или твоем боссе. Если ты хочешь, чтобы я принял то, что ты говоришь, хорошо, я это приму. Но если хочешь, чтобы я понял, то этого я сделать не могу.

Он провел рукой по мокрым волосам.

— Но будь как будет. Я пришел для дачи предварительных показаний. Пятница, четырнадцать часов. Как раз вовремя. — Теперь он говорил как человек, смирившийся со своей участью. Доминик поставил дипломат на свободный стул и открыл его. — О-о, я забыл еще кое-что... — Он снова сунул руку в пакет из «Данкин докатс». — Я принес тебе взбитые сливки. Закрывал их телом, чтобы не промокли.

Они оба чувствовали себя неловко только первые двадцать минут, потом напряжение стало спадать, и через некоторое время они опять легко общались. Си-Джей знала, что Доминик на нее злится и обижен. Она мечтала сказать ему о своих истинных чувствах, о том, как ей хотелось, чтобы все сложилось так, как он говорил, чтобы они перешли на другой уровень. Но Доминик дал присягу, она записала его заявление и ничего не сказала. Еще одна небольшая жертва для общего блага.

Старший помощник прокурора Мартин Ярс назначил представление дела большому жюри на следующую среду, 27 сентября, всего за несколько дней до предъявления официального обвинения* по первоначальной формулировке, назначенного на понедельник, 2 октября. Доминик будет давать показания перед большим жюри, представляя все результаты расследования смерти Анны Прадо, в надежде что члены большого жюри посчитают Бантлинга виновным в убийстве первой степени. На первый взгляд дело выглядело хорошо подготовленным. Имелось изуродованное тело, и хотя результат анализа ДНК еще не поступил, группа крови — первая — и резус — отрицательный — совпадали с группой и резусом Анны Прадо.

* Имеется в виду предъявление обвинения до заявления подсудимого о своей невиновности или о том, что он не оспаривает обвинение. На таком слушании обвиняемый после предъявления прокуратурой официального обвинения объявляет себя виновным или невиновным, адвокат защиты требует или не требует суда присяжных, а также определяется дата начала судебного процесса.

Похоже, у них также имелось и орудие убийства. На скальпеле, найденном спецагентом Джимми Фултоном, также присутствовали следы крови, а наркотик галоперидол, обнаруженный в крови жертвы, совпадал с выписанным и найденным в доме Бантлинга лекарством. Это все составляло идеальное дело, если бы только не Чавес и не его признание в понедельник, которое вызывало беспокойство. Тем не менее Си-Джей ожидала, что большое жюри вынесет обвинительный акт и обвинение будет в убийстве первой степени. На этой стадии ведения дела, перед решением большого жюри, представлять дело может только прокуратура штата, но не защита. Судья не председательствует, и допустимы показания с чужих слов и доказательства, основанные на слухах. И поэтому, как говорил преподаватель уголовного права, у которого Си-Джей обучалась в Университете Святого Иоанна, прокуратура штата вполне может обвинить бутерброд с ветчиной, если захочет.

Си-Джей ничего не рассказала Доминику о том, как Бантлинга остановили. Никого нельзя было затаскивать в эту черную дыру, хотя вопрос о том, кто позвонил с анонимным сообщением, все еще беспокоил ее. После тщательных размышлений Си-Джей наконец решила, что это, возможно, совпадение. В районе Собе немало черных «Ягуаров XJ8», и, вероятно, Чавес остановил не тот автомобиль, который имел в виду звонивший. Не исключено, что Бантлинг кому-то здорово насолил или какой-то идиот на него просто обиделся и решил сделать ему гадость. Если Си-Джей продолжит интересоваться этим, то откроет дверь в комнату, в которую никого не хотела пускать.

Примерно через три часа, когда они закончили и Доминик встал, собираясь уйти, за окном все еще шел дождь и дул сильный ветер. Си-Джей достала из письменного стола зонтик.

— Возьми, ведь ты едва обсох. А я попрошу службу безопасности проводить меня до машины под их зонтом.

— Службу безопасности? Ха! Пять часов когда было? А сегодня еще и пятница. Как мне кажется, служба безопасности уже давно ушла домой. Спасибо, нет. Я крепкий парень. Дождь меня не пугает.

— Как хочешь. Смотри не простудись. Ты нужен в среду, чтобы предстать перед большим жюри. И, о-о, я чуть не забыла! Только сегодня мне вручили уведомление о дополнительном слушании по делу. Представь, Бантлинг хочет выйти под залог. Слушание назначено на час дня в следующую пятницу, двадцать девятого. Ты сможешь подойти?

Дополнительное слушание, фактически второе слушание по делу, проходит несколько иначе, когда судья знакомится с протоколом задержания и находит обоснование для ареста. Даже если ко времени второго слушания будет вынесено обвинительное заключение большим жюри, Си-Джей все равно придется доказывать, что «улики очевидны и есть веские основания считать, что Бантлинг совершил убийство первой степени», а это означает по крайней мере приглашение для дачи показаний ее главного детектива. Опять же допускается дача показаний с чужих слов, но в отличие от дачи показаний перед большим жюри во время второго слушания все свидетели подвергаются перекрестному допросу. Адвокаты защиты часто используют второе слушание для выяснения, насколько хорошо подготовлено дело прокуратурой и как ведут себя свидетели при перекрестном допросе, прекрасно зная, что судья никогда не согласится на залог. Си-Джей подозревала, что Лурдес Рубио преследует именно эти цели.

— И на том слушании прокуратуру будешь представлять ты?

— Да. Ярс работает только с большим жюри. После этого все делаю я.

— Ну тогда как я могу отказаться? Конечно, мы должны все сделать официально, поэтому лучше пошли мне повестку.

Она опять почувствовала, что краснеет.

— Очень смешно. Спасибо за... м-м-м... понимание, что это... наша дружба... не должна мешать рабочим отношениям.

— Я не говорил, что понимаю. Но я сказал, что принимаю. Большая разница.

Они прошли мимо пустой секретарской к двери с кодовым замком у лифта.

Доминик повернулся к ней:

— Мы с Мэнни встречаемся в «Алиби», чтобы пропустить по стаканчику и обсудить кое-какие вопросы по нашему делу. Приходи и ты, если хочешь. За пивом мы можем демонстрировать чисто рабочие отношения.

— Спасибо, нет. Мне нужно закончить кучу дел.

— Ну ладно. Хороших выходных, госпожа государственный обвинитель. Увидимся в среду, после большого жюри.

— Постарайся не промокнуть, — сказала Си-Джей, как раз когда закрывались двери лифта и погруженный во тьму коридор опять опустел.

Глава 42

Большому жюри потребовалось меньше часа, чтобы обвинить Уильяма Руперта Бантлинга в убийстве Анны Прадо первой степени. А потребовалось им столько времени лишь потому, что они заказали обед во время обсуждения, — за обед штат платит только в том случае, если они справятся с едой да того, как закончат с делом.

Через несколько минут после составления обвинительного акта слетелись тучи журналистов, чтобы проглотить новость, и они сразу же вынесли информацию на мраморные ступени здания суда округа Дейд.

Си-Джей не ожидала, что решение будет принято так быстро. Они с прокурором штата, Джерри Тиглером, проводили незапланированное совещание, когда к ним ворвалась одна из секретарш с этой новостью и включила телевизор. Си-Джей, Тиглер, а также федеральный прокурор, осуществляющий надзор за южными штатами США, и старший спецагент ФБР в Майами уставились на экран, где шел прямой репортаж. Возбужденный и раскрасневшийся Мартин Ярс, старший помощник прокурора округа Майами-Дейд, болезненно заикался даже на самых простых словах, стоя на ступенях здания суда и пытаясь удовлетворить неуемные аппетиты дюжины или около того представителей телекомпаний, которые неожиданно остановили его для интервью, когда он шел к машине. Выглядело все плохо. И звучало еще ужаснее.

Совещание у прокурора штата было созвано по просьбе Федерального бюро расследований и прокурора, осуществляющего надзор за южными штатами. Похоже, федералы сами хотели заполучить Купидона. Взгляды находившихся в кабинете были прикованы к Ярсу, который именно сегодня начал заикаться. К счастью, через несколько трудных минут седьмой канал сжалился и включил рекламу. Том де ла Флорс, представитель генерального прокурора США в южных штатах, нарушил неловкое молчание:

— Видишь, Джерри.