Пираты – призраки

      Его голос остановил нас на полпути.
      – Быстро на грот-мачту, несколько человек, и разберитесь, кто там наверху. Надо узнать, что задумал этот идиот!
      – Есть, слушаюсь, сэр! – откликнулось несколько матросов, и двое первых прыгнули на ванты с наветренной стороны. Я последовал за ними, потом бросились и остальные; но помощник капитана закричал, чтобы ктонибудь поднялся на реи с другого борта – на тот случай, если этот тип попытается спуститься с подветренной стороны.
      Поднимаясь по вантам, я услышал, как второй помощник приказывает Тамми, дежурившему на рынде, спуститься на главную палубу и вместе с другим практикантом держать под наблюдением носовые и кормовые штанги.
      – Он может спуститься по одному из них, если мы загоним его в угол. Я слышал, как он объясняет. – Если что увидите, сразу кричите мне.
      Тамми топтался на месте.
      – Что такое? – спросил второй помощник.
      – Ничего, сэр, – сказал Тамми и спустился на главную палубу.
      Первый матрос достиг путенс-вант, он высунул голову над марсом < Марс – площадка в верхней части для наблюдения, для управления парусами.>, оценивая обстановку перед тем, как решиться на дальнейшие действия.
      – Что-нибудь видишь, Джок? – спросил тот матрос, что лез следом за ним и чуть впереди меня.
      – Нет, – ответил коротко Джок. Потом он перебрался через марс и исчез из виду.
      Парень передо мной поднялся выше. Он добрался до вант футтокса и остановился, чтобы перевести дыхание и прокашляться. Я был рядом, почти касался его башмаков, и он обратился ко мне:
      – Из-за чего весь шум? Кого он увидел? За кем гоняемся?
      Я ответил, что не знаю, и он подтянулся и перебрался на ванты стеньги. Я последовал за ним. Парни, поднимающиеся с другого борта, были на нашем уровне. Прямо под ногами я мог разглядеть на главной палубе Тамми и его товарища – они оба смотрели вверх.
      Ребятки слегка нервничали, хотя и старались не показывать этого; я склонен думать, что всех охватило любопытство и, возможно, в какой-то степени осознание того, что во всем этом кроется нечто странное.
      Один из матросов высказал предположение:
      – Наверно, кто-то хотел прокатиться, не закатив; прятался где-нибудь в трюме, а теперь вылез наружу.
      Я тут же ухватился за эту мысль. Возможно... Однако так же быстро я и отбросил ее. Я вспомнил, как та первая фигура шагнула через борт. Новое предположение никак не объясняло тот случай. Меня одновременно одолевали и беспокойство, и любопытство. На этот раз я лично ничего не видел. Но что мог заметить второй помощник? Я мысленно вернулся к тому происшествию, когда Тамми и я заметили кого-то у кормовой лебедки. Тогда второй помощник не сумел ничего разглядеть. Я снова вернулся к версии о прятавшемся в трюме пассажире. Во всяком случае этим можно хоть что-то объяснить. Было бы... Ход моих мыслей оказался неожиданно прерван. Один из матросов что-то кричал, размахивая руками.
      – Я вижу его! Я вижу его! – Он показывал вверх.
      – Где? – спросил висевший надо мной матрос. – Где?
      Я смотрел во все глаза. Я ощущал облегчение. «Все-таки это не призрак», – подумал я. Я повертел головой, осматривая реи над нами, однако ничего не увидел, ничего, кроме теней и пятен света.
      Снизу с палубы донесся голос второго помощника. Он кричал:
      – Ну что, поймали его?
      – Еще нет, сэр! – крикнул тот матрос, что был ниже всех на вантах.
      – Мы видим его, сэр, – добавил Квойн.
      – Я не вижу! – сказал я.
      – Да вон же он, смотри! – сказал он.
      Мы достигли уже брам-стеньги, и Квойн показывал на бом-брам-рей.
      – Ты болван, Квойн! Болван самый настоящий.
      Голос звучал сверху. Это говорил Джок. Раздался взрыв хохота.
      Теперь я видел Джока. Он стоял на вантах чуть ниже верхнего рея. Он вырвался далеко вперед, пока мы возились на марсе.
      – Ты болван, Квойн, – повторил он. – Похоже, что и помощник капитана такая же бестолочь.
      Он начал спускаться.
      – Ну что, никого не нашел? – спросил я.
      – Нет, – ответил он коротко.
      Когда мы вернулись на палубу, помощник капитана спустился с юта. Он подошел к нам, ожидая наших сообщений.
      – Поймали его? – спросил он с уверенностью.
      – Там никого не оказалось, – сказал я.
      – Что?! – вскричал он. – Вы что-то скрываете от меня, – продолжал он сердито, переводя взгляд с одного матроса на другого. – Выкладывайте живо. Кто это был?
      – Ничего мы не скрываем, – ответил я за всех матросов. – Там наверху никого нет.
      Второй помощник оглядел нас по очереди.
      – Что же, я идиот, по-вашему? – зло спросил он.
      Ответом ему было красноречивое молчание.
      – Я видел его собственными глазами, – продолжал он. – Спросите Тамми, он тоже видел. Он был под самым марсом, когда я его засек. Ошибки быть не может. А вы мне говорите, будто его там нет.
      – И все же это правда, сэр, – ответил я. – Джок поднялся до самого верха мачты.
      Помощник капитана не сразу нашел что ответить; он отошел на несколько шагов к юту и осмотрел грот-мачту снизу вверх. Затем он обратился к двум практикантам:
      – А вы двое? Вы уверены, что не прозевали его, когда он спускался с мачты?
      – Уверены, сэр, – в один голос ответили они.
      Я услышал, как он пробормотал себе под нос:
      – И правда, я бы и сам заметил, если бы он слез.
      Прерывая его раздумье, я задал вопрос:
      – Так кого именно вы видели, сэр?
      Он строго взглянул на меня и сказал:
      – Не знаю.
      Прошло несколько минут; мы молча стояли, обступив помощника капитана и ожидая, когда он даст команду разойтись. Неожиданно он воскликнул:
      – Святые угодники! Как я раньше об этом не подумал!
      Он повернулся и начал пристально разглядывать каждого из нас.
      – Все здесь? – спросил он.
      – Да, сэр, – мы ответили хором. Я заметил, что он пересчитывает нас.
      Затем он снова заговорил:
      – Всем оставаться на месте. Тамми, бегом в свою каюту и проверь – все ли практиканты в койках или кого-то нет. Вернешься и доложишь. Поторопись, приятель!
      Тамми умчался. Помощник обратился ко второму практиканту:
      – А ты слетай в кубрик, пересчитай подвахтенных и потом сразу сюда, понятно?
      Не успел парнишка исчезнуть за палубной рубкой, как вернулся Тамми после своего визита в их каюту, чтобы сообщить второму помощнику, что два других практиканта спят в своих койках. После чего второй помощник поручил ему заглянуть в каюты судового плотника и парусного мастера, чтобы узнать, у себя они или нет.
      Пока Тамми выполнял приказ, пришел второй парнишка и доложил, что все матросы в кубрике и мирно спят.
      – Ты уверен? – спросил у него второй помощник.
      – Так точно, сэр, – ответил он.
      Второй помощник взмахнул рукой.
      – Сходи и посмотри, у себя ли стюард, – сказал он отрывисто. Было заметно, что он ужасно озадачен.
      Я подумал: «Тебе еще предстоит кое-что узнать, господин помощник капитана!» Затем я принялся про себя рассуждать, к какому выводу он придет.
      Через несколько секунд вернулся Тамми с сообщением, что столяр, парусный мастер и доктор давно уже спят.
      Второй помощник что-то пробормотал и велел ему спуститься в кают-компанию: первый и третий помощники капитана, случайно, не отсутствуют на своих койках?
      Тамми отправился вниз, но приостановился.
      – Может, мне заглянуть и в каюту капитана, сэр, если уж я туда направляюсь? – спросил он.
      – Нет! – сказал второй помощник. – Делай, что тебе ведено, а затем возвращайся. Если уж кому и придется идти к Старику, так это мне самому. – Слушаюсь, сэр, – сказал Тамми и умчался на ют.
      Пока он бегал, другой посыльный подошел и доложил, что буфетчик был у себя и потребовал объяснений, какого черта практикант делает в его каюте.
      Второй помощник ничего не говорил с минуту. Затем он повернулся к нам и сказал, что все свободны и могут идти в кубрик.
      Когда мы удалялись всей толпой, переговариваясь вполголоса, Тамми спустился с юта и подошел ко второму помощнику. Я слышал, как он сказал, что оба помощника были в своих койках и спали. Затем он добавил, как будто припомнив:
      – И капитан тоже спит.
      – Мне кажется, я говорил тебе... – начал второй помощник.
      – Я не входил в его каюту, – сказал Тамми. – Просто дверь была открыта... Второй помощник двинулся на корму. До меня донесся отрывок замечания, с которым он обратился к Тамми:
      – ... Все на месте. Я не знаю... Он поднялся на ют, и я не услышал продолжения.
      Я задержался на секунду, потом поспешил вслед за остальными. Когда мы приближались к баку, раздался один удар рынды, и мы, разбудив подвахтенных, поведали им, какую встряску только что получили.
      – Да он просто накачался, – заметил один из матросов. – На него не похоже, – сказал другой. – Скорей, закемарил на юте, и ему во сне любимая теща явилась, проведала зятька!
      Это предположение вызвало среди матросов смех; я поймал себя на том, что улыбаюсь вместе с остальными, хотя уж у кого у кого, а у меня не было ни малейших оснований разделять их беззаботное настроение.
      – Знаешь, я все-таки думаю, что это кто-то прятавшийся в трюме, – донесся голос Квойна, того матроса, который уже раньше высказывал это предположение; он обращался к матросу по имени Стаббинс – невысокому мрачноватому парню.
      – Как бы не так! – возразил Стаббинс. – Если уж он тайком пробрался на корабль, какого черта он будет лазить по реям.
      – Кто знает, – сказал первый.
      – Мне почему-то не верится, что это трюмный пассажир, – вмешался я. Что ему понадобилось на мачте? Мне кажется, его скорее привлекла бы кладовка нашего буфетчика.
      – Вот здесь ты прав, ей-богу, – сказал Стаббинс. Он раскурил трубку и стал неторопливо посасывать ее.
      – И все-таки мне не понятно, – заметил он, помолчав секунду.
      – Мне тоже, – сказал я, после чего на какое-то время замолчал, следя за течением разговора.
      Вскоре мой взгляд упал на Вильямса, того парня, что рассказывал мне о «тенях». Он сидел на своей койке, покуривая и явно не желая присоединяться к общей беседе.
      Я подошел к нему и спросил:
      – А ты что думаешь об этом, Вильямс? Как считаешь, второй помощник действительно видел что-то?
      Он взглянул на меня с какой-то мрачной подозрительностью, но ничего не сказал.
      Я почувствовал легкое раздражение, но постирался скрыть это. Через некоторое время я снова заговорил с ним:
      – Знаешь, Вильямс, я начинаю понимать, что ты имел в виду тогда ночью, когда говорил мне о тенях.
      – Что ты хочешь сказать? – спросил он, вытащит изо рта трубку.
      – То, что слышишь, – сказал я. – И в самом деле, теней слишком много.
      Он приподнялся и, вытянув вперед руку с трубкой, наклонился ко мне.
      По его глазам было видно, что его охватило волнение.
      – Так ты видел... – начал он, заглядывая мне в глаза; он преодолевал внутреннее сопротивление, желая высказаться.
      – Ну, – подталкивал я.
      Наверно, с минуту он боролся сам с собой, пытаясь что-то сказать. Затем выражение его лица резко изменилось, и вместо сомнения и еще чего-то менее определенного оно выражало довольно мрачную решимость. Он заговорил:
      – Что бы там ни было, а я все равно получу свои суточные все до единого пенса, есть тут тени или нет – мне плевать.
      Я посмотрел на него в изумлении.
      – Какая связь между суточными и тем, что происходит на борту?
      Он, кивнув с какой-то непреклонной решимостью, сказал:
      – Послушай.
      Я ждал. Он показал рукой в сторону кормы.
      – Команда списалась.
      – Во Фриско, ты имеешь в виду? – спросил я.
      – Ну да, – ответил он. – И никто не получил всех тех денег, что причитались каждому из нас. Я один остался.
      Я понял внезапно, к чему он клонит.
      – Ты думаешь... – Поколебавшись, я закончил: – Они все тоже видели тени?
      Он кивнул, но ничего не сказал.
      – И все они сбежали?
      Он снова кивнул и начал выбивать пепел из трубки, постукивая ею о спинку койки.
      – А офицеры, а капитан? – спросил я.
      – Все новые, – сказал он и встал со своей койки: ему пора было заступать на вахту – пробило восемь склянок.
 

Глава 4
КТО-ТО БАЛУЕТСЯ С ПАРУСОМ

 
      Была пятница, когда второй помощник загнал ночную вахту на реи искать человека под клотиком < Клотик – деревянная или металлическая деталь закругленной формы, насаживаемая на верх мачты. Внутри клотика ролика (шкивы) фалов для подъема фонаря, флагов.> гротмачты; в течение пяти дней почти все разговоры на корабле крутились вокруг этого случая; хотя никто, за исключением Вильямса, Тамми и меня, казалось, не воспринимал происшедшее всерьез. Возможно, не стоит исключать из их числа и Квойна, который при малейшей возможности продолжал настаивать, что у нас в трюме прячется «заяц». Что же касается второго помощника, то он, по-моему, тоже начал понимать, что дело было куда более серьезным и менее понятным, чем ему поначалу казалось. Я знал, что ему приходится держать при себе догадки и предположения, касавшиеся природы случившегося, поскольку Старик и первый помощник безжалостно высмеяли его, услышав историю про «домового» на борту. Я узнал об этом от Тамми, который подслушал, как они изводили его насмешками в течение всей второй полувахты вечером следующего дня. Так, он поведал мне не одну еще вещь, которая доказывала, на" только второй помощник обеспокоен своей неспособностью донять загадочное появление и исчезновение человека, увиденного им на вантах мачты. Он заставил Тамми подробнейшим образом пересказать все, что тот мог вспомнить о фигуре, которую мы видели около кормовой лебедки. Самое интересное, что в его поведении не было ни тени насмешки, ни намека на какое-либо недоверие словам Тамми; он крайне серьезно все выслушал, а потом задал массу вопросов. Я более чем уверен, что в его голове рождалось единственно возможное объяснение. Хотя, видит Бог, выглядело оно совершенно невероятным и абсолютно невозможным.
      В среду вечером, после пяти дней, наполненных бесконечными разговорами, о которых я упоминал, произошло событие, вселившее еще больший страх в тех, включая и меня самого, кто уже все понял... Однако я вполне допускаю, что те из матросов, которые не знали ничего о тенях, не увидели особых причин для беспокойства в событии, о котором я собираюсь сейчас рассказать. Хотя и они были в достаточной степени удивлены и озадачены, а возможно, даже и испытали легкий мистический ужас. Слишком много необъяснимого было в том происшествии, несмотря на всю его заурядность и естественность. Суть его сводилась всего лишь к тому, что один из парусов неожиданно распустился, правда этому сопутствовали поистине значимые детали – значимые в свете того, что знали Тамми, я и второй помощник. Семь склянок и чуть позже еще одна были отбиты вахтенным, первой вахты, и нашу смену подняли с коек, чтобы сменить их. Большинство парней спрыгнули уже на пол и, сидя на своих сундучках, натягивали на себя робы.
      Внезапно в дверном проеме кубрика появилась голова одного из практикантов сменяющейся вахты. Он сказал:
      – Старший помощник хочет знать, кто из вас, парни, закреплял фор-бом-брамсель?
      – Зачем это ему? – поинтересовался один из матросов. – Подветренный край распустился и болтается, – сказал практикант. – И он приказывает тому, кто крепил его, сразу, как только он заступит на вахту, лезть наверх и привести все в порядок.
      – Приказывает? В любом случае это не я, – ответил матрос. – Спроси других.
      – В чем дело? – полюбопытствовал Пламмер, слезая со своей койки.
      Практикант повторил вопрос старшего помощника.
      Матрос зевнул и потянулся.
      – Постой-ка, – пробормотал он, одной рукой почесывая затылок, а второй отыскивая свои брюки. – Кто крепил брамсель, говоришь? – Он засунул ноги в брюки и поднялся. – Да Том, кто же еще?
      Получив ответ, посыльный ушел.
      – Эй! Приятель! – закричал Стаббинс Тому – матросу второго класса. -Вставай, ленивый дьявол! Первый помощник только что присылал посыльного с тем, чтобы узнать, кто крепил фор-бом-брамсель? Парус весь раздуло, и он говорит, чтобы ты залез наверх и подвязал его.
      Том спрыгнул с койки и начал быстро одеваться.
      – Раздуло? – сказал он.. – Ветра-то совсем не было, да и потом я хорошо заделал концы, на несколько узлов. – Может, попался гнилой сезень, который и развязался, – предположил Стаббинс. – В любом случае тебе лучше поторопиться, сейчас как раз пробьет восемь склянок.
      Через минуту раздались удары рынды, и мы двинулись толпой на ют на перекличку. Как только были зачитаны все имена, старпом наклонился ко второму помощнику и что-то сказал ему. После чего второй помощник крикнул:
      – Том!
      – Здесь, сэр! – ответил Том.
      – Это ты закреплял фор-бом-брамсель во время прошлой вахты?
      – Так точно, сэр.
      – Как случилось, что парус распустился?
      – Не могу знать, сэр.
      – Так вот, давай бегом наверх и принайтовь его к рею. И смотри, чтобы на этот раз все было сделано как надо.
      – Слушаюсь, сэр, – сказал Том и последовал за остальными матросами на носовую часть. Достигнув фокмачты, он перелез на ванты и начал неторопливо взбираться на нее. Я отчетливо видел его, поскольку луна, хотя и стареющая, была очень ясной и яркой.
      Я подошел к наветренному борту, облокотился на поручни, наблюдая за ним, начал набивать трубку. Другие матросы, как палубная вахта, так и подвахтенные, ушли на бак, поэтому на какое-то время мне показалось, что я один остался на главной палубе. Однако через минуту выяснилось, что я ошибаюсь; продолжая раскуривать трубку, я вдруг заметил Вильямса, лондонского парня, он появился из-за рубки, поднял голову и посмотрел на Тома, который поднимался все выше и выше. Я несколько удивился его поведению, поскольку знал, что у него и еще трех матросов шла в полном разгаре «покерная баталия» и Вильямс выиграл уже больше шестидесяти фунтов табаку. Насколько помнится, я открыл уже было рот, чтобы окликнуть его и спросить, почему он бросил играть, но вдруг мне на память пришел наш самый первый разговор с ним. Я вспомнил его слова о том, что паруса всегда раздувало по ночам. Я вспомнил, с каким особенным и абсолютно непонятным мне тогда ударением произнес он эти два слова; и вспомнив это, я ощутил страх. Мне сразу же стала ясна абсурдность ситуации: парус, пусть даже плохо закрепленный, не раздулся бы при той ясной и тихой погоде, что стояла в ту ночь. Меня удивило, что я не сразу понял это. Паруса не раздуваются в безветренную погоду при спокойном море. Я отошел от поручня и двинулся навстречу Вильямсу. Он знал или, по крайней мере, догадывался о каких-то вещах, мне абсолютно неизвестных тогда. Том поднимался все выше – что ждало его там?
      Вильямс повернулся и, заметив меня, сказал:
      – Бог мой, опять это началось!
      – Что? – спросил я, хотя и уже догадывался о том, что он имеет в виду.
      – Опять эти паруса, – ответил он, показывая в направлении фор-бом-брамселя.
      Я бросил быстрый взгляд на фок-мачту. Весь подветренный край верхнего паруса трепыхался по воздуху, от мачты до конца рея. Чуть ниже был виден Том, он как раз перебирался на ванты брам-стеньги.
      Вильямс снова заговорил:
      – Вот так мы потеряли двоих. Все чудовищно схоже.
      – Двоих матросов? – воскликнул я.
      – Вот именно, – выдавил он из себя.
      – Что-то не понимаю, – продолжал я. – Ничего подобного мне слышать не приходилось.
      – А кто тебе мог об этом рассказать? – спросил он.
      Я оставил его вопрос без внимания, так как мои мысли были заняты немного другим, а именно – что же мне предпринять?
      – Я все-таки лучше пойду на ют и расскажу второму помощнику все, что знаю, – сказал я. – Он и сам видел кое-что, чему не нашел объяснения и... И в любом случае что-то надо делать в такой ситуации. Если б второй помощник знал обо всем...
      – Чушь! – оборвал меня Вильямс. – Он обозвал бы тебя круглым идиотом.
      Не лезь на рожон, лучше помалкивай.
      Я стоял в нерешительности. То, что говорил Вильямс, было чистой правдой, и я не знал, что делать. Я был убежден, что там наверху таится какая-то опасность; однако, если б у меня потребовали представить доказательства тому, мне было бы это трудно сделать. Хотя сам я был абсолютно уверен в их существовании! Я вдруг подумал, а не смог бы я, не представляя себе формы, которую примет опасность, предотвратить ее, присоединившись к Тому на рее? Эта мысль пришла мне в тот момент, когда я смотрел на клотик фок-мачты. Том уже достиг паруса. Он перегнулся через рей, стараясь дотянуться до провисшего края парусины. И тут я увидел, как фор-бом-брамсель резко вздулся и опал, как будто поймав внезапный сильный порыв ветра.
      – Разрази меня гром... – возбужденно произнес Вильямс, но затем резко осекся. На наших глазах парус выгнулся рывком в другую сторону и, очевидно, сбил Тома с рея.
      – О боже! – воскликнул я. – Он исчез!
      На мгновение мои глаза застлало пеленой; я слышал, как кричал Вильямс, но что он кричал, я не понимал. Затем, так же неожиданно, пелена спала, и я снова мог видеть происходящее.
      Вильямс показывал пальцем куда-то вверх, и, подняв глаза, я увидел что-то черное, раскачивающееся под реем. Вильямс еще что-то выкрикнул и бросился к фокмачте. Я уловил лишь окончание фразы:
      –... Сезень... Я тут же сообразил, что Тому удалось, падая, ухватиться за конец крепежного сезня, и кинулся следом за Вильямсом, к нему на помощь.
      Я уловил звук топающих ног внизу на палубе и затем голос второго помощника. Он спрашивал, какого черта здесь происходит, но в тот момент не счел нужным отвечать ему. Нельзя было терять ни секунды. Я помнил, что некоторые сезни < Сезни – плетеные концы для крепления убранного паруса.> были совсем ветхими, и если Том не ухватится за что-нибудь на рее под собой, он в любой момент рискует сорваться. Я добрался до марса и быстро залез на него. Вильямс был чуть впереди меня. Менее чем за полминуты я добрался до брам-рея. Вильямс находился выше, на бом-брам-рее. Я продвинулся по своему рею, пока не оказался прямо под Томом; затем я крикнул ему, пусть разожмет руки, я подхвачу его. Он не отвечал, и я заметил, что он висит как-то странно: тело обмякло, сезень сжат только одной рукой.
      С бом-брам-рея донесся голос Вильямса. Он кричал, чтобы я перебирался к нему и помог подтянуть Тома наверх. Когда я дополз до него, он сообщил, что сезень захлестнулся петлей на запястье парня. Я перегнулся через рей и посмотрел вниз, напрягая зрение. Все было именно так, как описал Вильямс, и я представил себе, что еще бы чуть-чуть, и парень нашел бы свою смерть. Вам, наверно, это покажется странным, но даже в тот момент меня не оставляла мысль о том, насколько слабым был ветер. Я помнил, с какой неистовой силой обрушился парус на беднягу.
      Все это время я без остановки работал руками, разматывая бык-гордень, потом взял конец каната, завязал его булинем вокруг сезня и стал опускать петлю, пока она не охватила плечи парня. Затем я потянул за канат, затягивая петлю у него под мышками. Еще минута, и он был поднят на рей. В неровном лунном свете я разглядел большой синяк у него на лбу – очевидно, след от удара нижней кромки паруса, сбившего Тома с рея.
      Мы стояли, с трудом переводя дыхание, и тут до нас донесся откуда-то снизу голос второго помощника. Вильямс глянул вниз, затем повернулся ко мне и издал короткий хриплый смешок.
      – Ну-ну! – сказал он.
      – В чем дело? – быстро спросил я.
      Он дернул головой, показывая вбок и вниз. Я развернулся, ухватившись одной рукой за штаг и придерживая второй рукой потерявшего сознание матроса. Только тогда я смог посмотреть вниз. Сначала я ничего не увидел. Затем снова раздался голос второго помощника:
      – Эй, кто там на рее? Какого черта вас туда занесло?
      Теперь я видел его. Он стоял там, где начинались ванты брам-стеньги, с наветренной стороны, лицо его было обращено вверх – он оглядывал оснастку и реи. В лунном свете оно виделось мне расплывчатым, бледным овалом.
      Он повторил свой вопрос.
      Я отозвался:
      – Здесь Вильямс и я, сэр. С нами Том, он сорвался с рея.
      Я замолчал. Он начал подниматься. С вант подветренной стороны донесся неясный гул – переговаривались матросы.
      Вскоре второй помощник присоединился ь нам.
      – Ну, так что стряслось? – зло поинтересовался он. – В чем дело?
      Он нагнулся, вглядываясь в лицо Тома. Я начал было объяснять, но он остановил меня:
      – Он что – мертв?
      – Нет, сэр, – сказал я. – Думаю, что нет, но бедняга едва не разбился. Он висел на сезне, когда мы добрались сюда. Парус сбил его с рея.
      – Что? – сказал он резко.
      – Ветер надул парус, и тот сбросил его...
      – Какой ветер? – прервал он меня. – Что ты несешь? Ветра и в помине нет. – Он перенес тяжесть тела на другую ногу. – Что ты хочешь этим сказать?
      – Только то, что вы уже слышали. Ветром швырнуло низ паруса по рею и сбило Тома. Вильямс и я, мы оба видели, как это произошло.
      – Что ты несешь, такое возможно только при очень сильном ветре!
      Мне показалось, что в его голосе, помимо всего прочего читается растерянность; что-то вызвало в нем подозрение, я явно чувствовал это.
      Он взглянул на Вильямса и, похоже, собирался чтото спросить у него, затем, точно передумав, повернулся и закричал одному из матросов, следующих за ним, чтобы тот спустился вниз и притащил сюда бухту нового трехдюймового манильского каната и блок.
      – Только живо! – приказал он в завершение.
      – Слушаюсь, сэр, – сказал матрос и начал быстро спускаться.
      Потом второй помощник обратился ко мне:
      – Когда спустите Тома на палубу, я жду от вас более убедительных объяснений, нежели те, что вы плели тут мне сейчас. Со мной такое не проходит!
      – Слушаюсь, сэр, – ответил я. – Только другого объяснения не будет.
      – Что ты хочешь сказать? – заорал он на меня. – Я тебе покажу «не будет», я не потерплю дерзости ни от тебя, ни от кого другого!
      – Я и не думал дерзить, сэр. Я только хотел сказать, что это единственное возможное объяснение, другого нет.
      – А я тебе говорю, не морочь мне голову! – повторил он. – Что-то в этом деле чертовски много неясного. Придется доложить обо всем капитану. Не могу же я пересказывать ему весь этот бред... – Он вдруг замолчал.
      – Разве это первый раз, когда чертовски все непонятно? – спросил я. Вам-то это прекрасно известно.
      – Что ты имеешь в виду? – резко спросил он.
      – Бросьте, сэр, давайте начистоту, как насчет того парня, которого мы по вашему приказу ловили на днях? Довольно странный вышел случай, разве не так? Сегодняшнее происшествие будет куда легче объяснить, если...
      – Хватит, Джессоп! – приказал он сердито. – Я не хочу больше об этом слышать. Ты понял? – Однако чтото в его голосе подсказывало мне, что я отыграл одно очко в этой стычке. Мне было абсолютно ясно, что он уже не столь уверен в себе.
      После этого он, наверно, с минуту молчал, когда же заговорил снова, это уже касалось того, как помочь пострадавшему.
      – Одному из вас, видимо, придется спускаться по вантам другого борта и страховать его канатом.
      Он посмотрел вниз и закричал:
      – Эй, скоро вы там? Где блок и тали?
      Я услышал, как один из матросов откликнулся:
      – Уже несу, сэр!
      Через секунду я увидел, как голова этого матроса появилась над марсом. Блок был перекинут у него на шее, а конец каната через плечо.
      Мы быстро установили блок и тали и опустили Тома на палубу. Затем мы отнесли его в кубрик и уложили на койку. Второй помощник велел принести бутылку с коньяком и начал большими дозами вливать его Тому в рот. Одновременно с этим двое матросов растирали Тому руки и ноги. Через несколько минут он стал приходить в себя, и вскоре, после внезапного приступа кашля, открыл глаза. Он смотрел на нас с удивленным, озадаченным видом. Затем он ухватился за край койки и приподнялся. Один из матросов поддерживал его; помощник капитана отступил на шаг и осмотрел его критическим взглядом. Том поднял руку и потрогал голову.
      – Давай-ка еще один глоток, – сказал ему второй помощник.
      У Тома перехватило дыхание, он закашлялся, затем заговорил:
      – В голове гудит, точно колокол!
      Он снова поднял руку и пощупал шишку на лбу. Затем, наклонившись вперед, он уставился на матросов, сгрудившихся вокруг его койки.
      – В чем дело? – спросил он растерянно и с таким видом, будто видит нас не совсем четко. – В чем дело? – повторил он.
      – Именно это и я хотел бы узнать! – сказал второй помощник.
      Том встревожился:
      – Я что, вахту проспал?
      Он оглядел матросов; у него был жалкий вид.
      – Сдается мне, ему начисто отшибло память, – сказал громко один из матросов. – Нет, – сказал я, отвечая на вопрос Тома. – Ты...
      – Молчать, Джессоп! – быстро сказал второй помощник, прерывая меня. Я хочу услышать, что парень скажет сам, без подсказок.
      Он снова повернулся к Тому, приглашая к разговору:
      – Ты полез закреплять фор-брам-брамсель...
      – Может быть, и так, я не знаю, сэр, – сказал Том.
      Я видел, что он не понимает, о чем говорит второй помощник.
      – Но ты поднимался туда! – сказал второй помощник с некоторой досадой. – Парус развязался, его раздуло, и я отправил тебя, чтобы ты привязал его к рею.
      – Раздуло ветром, сэр? – тупо переспросил парень.
      – Да, раздуло! Разве я непонятно говорю?
      Неожиданно Том встрепенулся – память возвращалась к нему. Он сказал: – Так все и было, сэр. Чертов парус надуло, он рванулся и ударил меня прямо в лицо.
      Он замолчал на секунду, потом снова начал:
      – Мне кажется... И снова пауза.