Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Пани Иоанна (№12) - Стечение обстоятельств

ModernLib.Net / Иронические детективы / Хмелевская Иоанна / Стечение обстоятельств - Чтение (стр. 1)
Автор: Хмелевская Иоанна
Жанр: Иронические детективы
Серия: Пани Иоанна

 

 


Иоанна Хмелевская

Стечение обстоятельств

(Пани Иоанна — 12)

* * *

Подпоручик Янек Яжембский в условленное место прибыл пунктуально. Прибыв, сначала позвонил, потом постучал и лишь после этого взялся за ручку входной двери — все, как положено по инструкции. Разумеется, дверь оказалась незапертой.

— Можно? — вежливо спросил сотрудник полиции и вошёл в квартиру.

Труп, ясное дело, не ответил. Он лежал на полу, заваленный макулатурой. Хорошо просматривались лишь ноги, но подпоручик полиции Янек Яжембский обладал уже некоторым опытом и по ногам сразу понял — человек мёртв. На всякий случай полицейский ноги все-таки пощупал, они оказались ещё тёплыми. Окинув взглядом находящуюся в неимоверном беспорядке комнату этой однокомнатной квартиры, выхватил из разгрома искомое — телефон. Разбит, конечно.

Подпоручик Янек Яжембский в полиции состоял не по уголовной, а по экономической части, но, разумеется, имел представление о сложностях работы коллег из отдела особо тяжких уголовных преступлений, и в его планы отнюдь не входило ещё более усложнять их работу:

Однако, с другой стороны, этот ещё тёпленький покойник мог оказаться не совсем мёртвым, и в таком случае ему следовало оказать незамедлительную медицинскую помощь. Кстати, возможность вернуть к жизни пострадавшего целиком совпадала с интересами самого подпоручика, ибо на условленное место он прибыл для того, чтобы пообщаться вот с этим предполагаемым покойником, и неоказание ему помощи могло вообще перечеркнуть все шансы на такое общение.

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове подпоручика Яжембского, и их вытеснила одна, главная — немедленно вызвать медицинскую помощь и немедленно вызвать оперативную группу. Но как? Телефон выведен из строя. Бежать куда-то и бросить незапертой квартиру с обнаруженным трупом? Оставить в квартире некого, запереть нечем, а пока он туда и обратно преодолеет лестницу на пятый этаж, всякое может случиться. Попробовать позвонить от соседей? Ни в коем случае, неизвестно, чем ещё обернётся дело. Скорей, скорей решайся, сколько можно раздумывать! Необходимость что-то немедленно предпринять прямо-таки заглядывала подпоручику через плечо и рычала страшным голосом. И он решился.

— Один раз козе смерть! — пробормотал подпоручик, плотно закрыл дверь злосчастной квартиры и ринулся вниз по очень неудобным ступенькам крутой лестницы. Просто чудо, как не переломал себе рук и ног! Позвонив куда надо из своей служебной машины, припаркованной за квартал от этого дома, подпоручик в том же темпе взлетел на пятый этаж, убедился в наличии покойника в квартире и, опять закрыв дверь, тяжело дыша, уселся перед нею на верхней ступеньке лестницы. Теперь только оставалось ждать прибытия опергруппы с полицейским врачом, о чем Яжембский предупредил особо.

Тут скрипнула дверь квартиры напротив злосчастной, и в щель просунулась дамская голова в мелких завитках. Женщина, чьи лучшие годы давно миновали, подозрительно посмотрела на незнакомого мужчину, усевшегося на её лестничной площадке, и неприязненно поинтересовалась:

— А пан тут чего?

Подпоручик Яжембский выглядел очень прилично, никак не походил ни на пьянчугу, ни на бандита, ни даже на хулигана. Был он молод, симпатичен, одет прилично, тщательно выбрит, и трудно было предположить, что такой способен безобразничать на лестничной клетке. А вот на квартирного вора очень даже походил! Как раз такие приличные, не вызывающие подозрений и очищают квартиры в отсутствие их владельцев.

Видимо, эта мысль столь явственно отразилась на лице женщины, что подпоручик счёл нужным рассеять её подозрения и. произвести по возможности хорошее впечатление. Во-первых, нельзя допускать, чтобы баба подняла крик на все парадное, а она явно к этому готовилась. Во-вторых, такая, судя по всему, любопытная и энергичная особа, проживающая дверь в дверь с его безвременно ушедшим из жизни клиентом, может оказаться весьма ценным свидетелем.

Послав дотошной бабе одну из своих самых обаятельных улыбок, молодой человек с грустью произнёс:

— Так не повезло, проше пани! Ногу подвернул, ступить нельзя. Подожду немного, может, пройдёт. Очень уж неудобная у вас лестница!

— Не лестница, а форменное безобразие! — с готовностью подтвердила голова в дверях, но бдительности не утратила. — Интересно, когда же пан успел подвернуть ногу? Только что вошёл, и вообще ничего такого я не слышала.

— Вот на этой ступеньке и подвернул, только что, и сразу сел! В самом деле ничего слышно не было, видите, у меня ботинки на микропоре. Да вы не беспокойтесь, я вот помассирую, авось все и пройдёт!

И он принялся растирать щиколотку правой ноги, так как к бабе ближе была левая.

Бабу это не очень убедило.

— А мне казалось, что пан уже был здесь, потом спустился на улицу, а потом опять поднялся! — настаивала она. — А чтоб подвернул ногу, такого я не видела.

Ага, похоже, любопытная соседка не отходила от глазка в своей двери! Очень важное обстоятельство, и хорошо, что подпоручик его установил, ведь неизвестно, захочет ли ещё эта вредная баба общаться с официальными представителями следственных властей.

— Пани просто не могла меня видеть, ведь я нагнулся! — вежливо пояснил Яжембский, проверяя свою гипотезу относительно глазка. Поскольку опровержения не последовало, офицер полиции уверился в своём предположении и смело врал дальше, ещё энергичнее растирая ногу:

— Такая боль, вы не представляете!

Трудно сказать, удалось ли подпоручику убедить соседку. Скорее, не удалось, ибо она по-прежнему смотрела на него с подозрением, помощи не предложила и, похоже, о чем-то думала. Затем, судя по движению кудрявой головы, пожала плечами, втянула эту голову внутрь и захлопнула дверь.

Будучи уверен, что баба продолжает наблюдать за ним через глазок, подпоручик продолжал демонстративно массировать лодыжку. Ему пришло в голову, что версию с вывихнутой ногой можно использовать и в другом отношении: опергруппа, уезжая, прихватит его с собой как пострадавшего, и тем самым удастся скрыть от дотошной соседки свою принадлежность к полиции. Знакомство с нею, так сказать, состоялось, как знать, может, и пригодится.

Полиция прибыла через десять минут. С нею приехал и полицейский врач.

— Ну, что тут у вас? — сухо поинтересовался подпоручик Анджей Вербель, с которым Янек Яжембский учился ещё в начальной школе, не говоря уже о средней и специальной милицейской. Пути их разошлись лишь после окончания Высшей школы милиции, когда судьба разделила их, отправив на службу в разные отделы.

— Нарочно не придумаешь! — ответил Яжембский и стащил коллегу на несколько ступенек вниз. В ответ на недоуменный взгляд давнего дружка пояснил: — Камера работает! Баба вон из той квартиры видит нас в глазок.

— Да что случилось?

— Приехал поговорить по душам о своём деле с одним типом, а застал клиента для вас.

— Фальшивомонетчики? — пожелал убедиться подпоручик Вербель.

— Да, как раз копаюсь в этом деле, а он мог много знать. Чертовски много знать. Как тебе удалось так быстро заловить эскулапа?

— Случайно ошивался поблизости. А что, ты думаешь, тот ещё жив?

— Был тёплый, я пощупал. И знаешь, в комнате все вверх ногами. Анджей, мне бы хотелось присутствовать при осмотре.

— Нет проблем! Пошли скорее!

Оказалось, можно уже не спешить, ибо хозяин квартиры, как установил врач, расстался с жизнью окончательно и бесповоротно, и произошло это ещё до прибытия подпоручика Яжембского, минимум полчаса назад. После врача своё дело сделал фотограф и уступил место специалисту по дактилоскопии.

— На ручке входной двери мои отпечатки, — информировал его подпоручик Яжембский. — Снаружи, внутри я к ручке не прикасался.

— Очень мило с вашей стороны, — похвалил его эксперт. — Тут я как раз вижу потрясающие отпечатки. Свеженькие, как первая редисочка.

Врач в своём заключении не сомневался. Хозяин квартиры и в самом деле был совершенно мёртв. Две колотые раны, из них одна прямиком в нужный орган, исключали ошибку. Следов борьбы врач не обнаружил.

— Если удар в сердце нанесён пружинным ножом, это мог сделать даже ребёнок, — заметил врач. — А больше ничего до вскрытия сказать не могу.

Начальник опергруппы капитан Фрелькович подвёл итоги первых минут расследования:

— Нападение внезапное, скорее всего, действовали пружинным ножом. Хозяин квартиры открыл кому-то знакомому дверь — это мог быть и мужчина, и женщина, и даже ребёнок — и получил первый удар. Не давая ему опомниться, нападавший толкнул хозяина в квартиру, где и нанёс ему смертельную рану. Потом в спешке принялся что-то искать в комнате. Преимущественно рылся в бумагах.

— И наверняка нашёл, — с горечью резюмировал подпоручик Яжембский. — Что бы мне, холера, прийти на час раньше!

— А почему же ты не пришёл? — поинтересовался школьный товарищ.

— Он сам мне назначил время. Слушайте, тут напротив такая дотошная баба живёт, она не отходит от глазка в двери и наверняка видела, кто здесь был незадолго до моего прихода.

И Яжембский рассказал о своём знакомстве с любопытной соседкой. Оба — и капитан, и подпоручик из следственной группы — очень обрадовались. Такая камера действительно могла оказаться бесценной!

Труп лежал посередине небольшой комнаты тесной однокомнатной квартиры и очень мешал опергруппе в её работе, поэтому капитан распорядился отправить его с врачом в морг. Подпоручики Вербель и Яжембский могли на просторе приступить к осмотру помещения, сам же капитан решил лично побеседовать с наблюдательной соседкой, надеясь в глубине души, что после общения с ней следствие удастся закончить в рекордно короткий срок.

Не успел капитан снять палец с кнопки звонка, как дверь распахнулась.

— Ну, чего раззвонились? — недоброжелательно поинтересовалась пожилая красотка громким пронзительным голосом, явно намереваясь привлечь к делу общественность. — Сейчас полицию вызову!

— А я и есть полиция! — обрадовал её капитан. — Вот моё служебное удостоверение. Разрешите войти? Мне нужна ваша помощь.

Внимательно изучив удостоверение личности, женщина неохотно впустила капитана в квартиру. Удостоверение, похоже, отнюдь не смягчило подозрительную особу, она по-прежнему оставалась неприязненной и бдительной.

Опытному оперативному работнику хватило взгляда, чтобы понять — он имеет дело с одной из самых неприятных категорий граждан, самоуверенными и недалёкими женщинами старше среднего возраста со следами былой привлекательности, исполненными претензий ко всему на свете неизвестно за что. Первые же слова возможной свидетельницы подтвердили наихудшие опасения капитана:

— А что тут вообще происходит? С чего вдруг такой шум? Там живёт порядочный человек, редкий мужчина, никогда никакого шума не было, никаких подозрительных визитёров, вроде вас…

— Вот я как раз о визитёрах и хотел поговорить с уважаемой пани! — подхватил капитан. — У вас глазок в двери, так, может, вы случайно видели, кто тут сегодня был?

— Случайно! — фыркнула дама. — Тоже скажете! Да я, если хотите знать…

Спохватившись, что сболтнула лишнее, она прикусила язык и попыталась исправить содеянное:

— То есть я хочу сказать… приходится смотреть, столько разного жулья развелось! Вот поэтому, как услышу что подозрительное, сразу и смотрю в глазок. Да вы войдите, чего уж там.

Капитан с энтузиазмом похвалил столь полезную осторожность и спросил, кого же именно удалось сегодня высмотреть.

Оказалось, одного такого… Околачивался здесь, на лестнице, без всякой видимой причины один подозрительный тип. С виду — чисто ангелочек, воды не замутит, вежливый такой. Но она-то знает, что именно такие самые опасные! Уж поверьте её опыту и умению разбираться в людях. Ногу он подвернул, видите ли! А сам по лестнице вверх и вниз как метеор шастал!

Капитан терпеливо выслушал донос на подпоручика Яжембского, продемонстрировав к нему повышенный интерес, поблагодарил бабу за бдительность и спросил, не видела ли она сегодня ещё кого до появления подозрительного ангелочка. В бабе опять пробудилась бдительность и недюжинные способности рыночной торговки.

— Сначала пусть пан полицейский мне скажет, что случилось. Ведь я же видела — кого-то на носилках вынесли. Не иначе, моего соседа. Совсем расхворался? Он ведь уже несколько дней как плохо себя чувствовал. Приступ какой? А иначе больше ни словечка от меня не услышите.

— Убили его! — резко бросил капитан, решив, что встряска бабе не помешает, а правду сказать соседям все равно придётся.

Полицейская тактика сработала безотказно. Баба была ошарашена, да ещё как! Схватилась за горло, видимо, дыхание перехватило, вскочила со стула и тут же тяжело плюхнулась обратно. Капитан невозмутимо наблюдал за реакцией соседки на известие о смерти «такого порядочного человека», «редкого мужчины». А соседка с ненавистью прохрипела сквозь стиснутые зубы:

— Это та сука, не иначе!

— Какая сука? — немедленно пожелал уточнить капитан.

Женщина не ответила. Молча сидела она, пытаясь справиться с волнением и интенсивно о чем-то размышляя. Потом все так же, не говоря ни слова, встала, направилась в кухонный закуток и там напилась воды прямо из-под крана, что несомненно свидетельствовало — волнение было истинным, не показным. Какой дурак в нормальном состоянии стал бы пить прямо из-под крана жидкость, которая в этом городе называется водой? В сыром виде?! Когда всем известно, что даже в кипячёном ею лучше мыть пол, а не потреблять внутрь.

Тем не менее женщина немного пришла в себя, села на прежнее место, тяжело вздохнула и решительно заявила:

— Все скажу! И, помолчав, стала давать показания:

— Первое: в глазок я наблюдала за дверью соседа, потому как он сам меня просил об этом. Кто, кто… Пан Миколай, ясное дело, сосед мой, что живёт напротив! За кем наблюдать? Да за всеми, кто тут крутится на площадке, кто звонит ему, когда его нет дома, вообще за всем. Ну, я и наблюдала. Раз какие-то типы пришли и отвёрткой в его двери ковыряться начали, так я их шуганула. Нет, это ещё в прошлом году было. Сегодня? Как же, и сегодня приходили. С час назад, ну, может, с полтора, появилась тут эта лахудра. Я её сразу узнала! Явилась не запылилась, вспомнила о пане Миколае через три года!

Лахудра очень заинтересовала капитана Фрельковича, и он попросил рассказать о ней подробней.

— Да жила она с ним три года назад! — с ненавистью, сквозь стиснутые зубы произнесла соседка покойника. — Приходила сюда к нему. Редко правда, чаще он к ней ходил. «Жена», — говорил мне, а какая она там жена! Багажная квитанция вместо штампа в паспорте. Да вот уже как три года не видать тут было этой холеры, и слава Богу, а сегодня — нате вам, объявилась! В зеленом ортальоновом плаще. Он ей открыл, она вошла, побыла немного и отчалила. А уж летела, будто волки за ней гнались! Я в окно поглядела, так она к своей машине чуть ли не бегом бежала. И умчалась.

— А какая у неё машина?

— Не знаю, в машинах я не разбираюсь. Нет, не «фиат», не «полонез» и не «мерседес», эти я отличу, а , вот за другие не поручусь. Да старая такая машина, поношенная. Я так понимаю — пан Миколай эту стерву бросил, вот она ему и отомстила, пришила беднягу. Как пить дать, она пришила!

— Фамилию её знаете?

— Нет, пан Миколай мне не говорил. И имени тоже.

— А как она выглядит?

— Ну чистая выдра, страх один. Патлы торчат… Что какие? Патлы какие? Да такие, светлые. Ну да, блондинка. Нет, не крашеная. Да уж можете мне поверить, я в этом разбираюсь получше некоторых полицейских чинов! А что ещё сказать? Нет, не толстая, скорее тощая. И вовсе не молодая, только строит из себя девочку, а самой никак не меньше тридцати пяти! Рост? Поменьше меня, на полголовы меньше, факт!

Поскольку свидетельница габаритами напоминала деревенскую печь, — рост далеко за метр семьдесят и телосложение весьма солидное — капитан сделал необходимую поправку, и все равно информация о внешних данных лахудры, выдры и стервы была слишком общей. Хорошо бы в бумагах покойного пана Миколая обнаружить её имя и телефон, а возможно, и адрес.

— Так вы не знаете, где она живёт?

— Где-то недалеко, в районе Верхнего Мокотова, а вот улицы не знаю. Пан полицейский, эта чума в квартиру пана Миколая входила последней, а до того пан Миколай живёхонький был! Я ему сырок принесла из магазина. Он дверь отворил и взял сырок. Говорю вам — в полном порядке был, живой и здоровый!

— Как же здоровый, ведь вы только что сказали, что он уже несколько дней как хворал?

— Он ив самом деле был нездоров. Несчастный случай, попал под машину. Что-то с позвоночником, по квартире пан Миколай с трудом передвигался, а на улицу и вовсе не выходил. В остальном же здоровёхонек был, с чего ему помирать?

— А больше к нему никто сегодня не приходил?

Баба ответила не сразу, и у капитана создалось впечатление, что она решает про себя — сказать или не говорить ещё о чем-то. Похоже, решила информацию попридержать.

— Нет! — сказала как отрезала.

Поскольку капитан продолжал выжидающе смотреть на свидетельницу, та, подумав, сочла нужным добавить:

— Да к нему, почитай, вообще никто и не заходил. Бывал, правда, один хмырь, но редко, раза два в году, не чаще. Ну, какой хмырь, известно какой! Средний такой, рябоватый, вечно обвешанный фотоаппаратами. А как-то раз заявилась форменная кикимора — большая, толстая и чернявая. Но та вовнутрь не заходила, он с ней через цепочку говорил. Оставил на площадке ждать, вышел, и куда-то они пошли. Нет, кикимора больше не появлялась.

По словам наблюдательной соседки, убитый был журналистом и вечно собирал материал-информацию, над которым потом работал дома. Поиски необходимого материала занимали у него много времени, случалось, он целыми днями где-то пропадал. Но пьяным ни разу не возвращался! Даже если добирался до дому поздней ночью или под утро. Одно слово — порядочный человек.

На этом, собственно, и закончился первый разговор капитана Фрельковича с наблюдательной соседкой. Из всего сказанного ею самой ценной представлялась информация о неизвестной женщине, побывавшей в квартире соседа последней.

Тем временем два подпоручика с помощью сержанта полиции провели в квартире погибшего большую работу. Отложив на будущее подробный анализ множества машинописных страниц, газетных вырезок, газет и журналов в целом виде, а также официальных документов (оптимисты!), они первым делом занялись тщательным изучением двух, по их мнению, самых интересных предметов. Один из них был блокнотом, а может быть, записной книжкой, второй — женской сумкой из мягкой кожи, большой, не очень новой, с оторванным ремешком, на котором её носили на плече, и испорченным замком-молнией.

Капитан Фрелькович накинулся на эту сумку, как оголодавший стервятник на падаль, ведь она, естественно, ассоциировалась у него с упомянутой выше лахудрой, стервой и чумой. Очень возможно, что именно она, бывшая любовница, и прикончила соседа свидетельницы.

— Документы? — с надеждой воскликнул капитан.

— Фига с маком! — невежливо ответил подпоручик Вербель, но начальство не обиделось — такая горечь и разочарование прозвучали в голосе подчинённого. А тот добавил:

— Разве в такой сумке может оказаться что-нибудь путное? Да вы сами взгляните, пан капитан, на её содержимое, вон там мы все выложили. И перечень составили.

Обозрев кучу самых разнообразных предметов, вываленных на софу, капитан схватился за перечень. Из него следовало, что весьма поношенная пластмассовая косметичка, находящаяся в упомянутой дамской сумке, была битком набита предметами, из которых только пудреница не вызывала удивления. Остальные же ничего общего с косметикой не имели. Там находились: перочинный и консервный ножи, лекарства и перевязочный материал, филателистический пинцет, булавки и столько прочей дребедени, что содержимого только косметички хватило на то, чтобы завалить полсофы.

Капитан воздержался от комментариев и продолжил чтение перечня. Под пунктом 4 в нем фигурировал миниатюрный календарик на этот год всего с двумя записями. Под пунктом 15 — клочок бумаги с надписью «Змам 46 16». Далее следовал ещё один клочок, на котором было в спешке накорябано: «Зося 15». Фигурировали в перечне и несколько пустых пластмассовых папок с надписями на иностранных языках, и ксерокопия весьма экзотического кулинарного рецепта, жетоны к игорным автоматам, скомканные куски бумажных салфеток и туалетной бумаги. От 17 до 21 пункта следовали: две банки пива марки «Окочим», бутылочка салицилового спирта, горсть гальки в целлофановом пакете, отдельно два довольно крупных булыжника, один чёрный, другой белый, и небольшой электрический фонарик на две батарейки — без батареек.

Дочитав до конца, капитан долго молчал, переваривая прочитанное, потом задумчиво произнёс:

— Женщина, которая в своей сумке носит столько барахла, способна на все! Ведь она же явно ненормальная. Была тут в квартире одна, незадолго до Яжембского. Её обязательно надо найти.

— Надо бы, но как? — пробурчал подпоручик Вербель.

— Есть же её записи в календарике. Ну и клочки бумаги с двумя телефонами.

— Много ли выжмешь из «Зоей 15»? Всем известно, что пятнадцатого мая именины Зофьи. Вы на «Змам» надеетесь, пан капитан? Хотелось бы знать, что это такое — «Змам».

— Адрес, — не очень уверенно предположил капитан, — улица Змам, дом сорок шесть, квартира шестнадцать.

— Да разве есть такая улица? — удивился подпоручик.

— А вот вы и проверьте. И позвоните по этим вот номерам телефона, что записаны в календарике. А больше ничего не обнаружили интересного?

— Я нет, может, коллеге удалось…

Коллега, подпоручик Яжембский, занялся изучением записной книжки покойного. Судя по выражению лица коллеги, ему не многое удалось из неё выудить.

— Обнаружишь тут! Ну и блокнотик, в жизни не видел такого.

И в самом деле, трудно было назвать блокнотом эту груду перепутанных смятых страниц. Объединяло их лишь то, что лежали они в одной кучке и были одного формата. Заполняли странички бесчисленные цифры, номера телефонов, адреса, наскоро сделанные записи для памяти типа: стекло, суб. 17, бабуля, 77/42, Яр., М. Око, на углу и т. п. Компьютер бы спятил, пытаясь расшифровать такое!

— Послушайте, а вы уверены, что это сумка женщины, а не покойника? — деликатно поинтересовался подпоручик Вербель. — Она хоть и дамская, да уж очень подходит её содержание к записям в его записной книжке.

— И пудреница подходит? — усомнился капитан.

— Зато губной помады в сумке не было. И туши для ресниц. А у женщин они всегда при себе.

— Кончай инсинуировать, он был нормальный мужик! — рассердился подпоручик Яжембский. — Метр восемьдесят ростом, и бицепсы, как у борца. Бабу из себя никогда не строил.

— Ты его так хорошо знаешь? — удивился капитан.

— Ещё бы мне его не знать! Не первый месяц копаюсь в афёре с фальшивомонетчиками. Этот тип работал в МВД, но уже пятнадцать лет как вышел на пенсию. После того, как получил травму позвоночника. Однако склонность к разнюхиванию осталась. На свободе занялся расследованием подделки пятисотзлотовых купюр. Возможно, ещё раньше проявил интерес к фальшивым стодолларовым банкнотам, но точно утверждать этого не могу, пока нет данных. Человек предельно осторожный и очень замкнутый, держался в стороне от всех, много знал, но помалкивал, язык не распускал. Для чего собирал сведения — трудно сказать, может, просто искусство ради искусства. Мне удалось его прижать к стенке, во время нашего последнего разговора согласился на встречу и дал понять, что кое о чем расскажет, поделится своими сведениями. Поделился, ничего не скажешь…

Помолчали, каждый думал о своём. Молчание прервал капитан:

— Необходимо выяснить следующие вещи. Кажется, тут кто-то ковырялся в замке отмычкой. На сей счёт допросить бабу из квартиры напротив. Далее, недавний несчастный случай с покойным. Получил опять травму позвоночника, везёт же человеку! Тут могут сохраниться сведения в Дорожной инспекции, разузнать подробности…

— А самое главное — разыскать хозяйку этой сумки! — подхватил подпоручик Вербель, взмахнув упомянутой сумкой. — Только и делов!

Вернувшись в комендатуру полиции, подпоручик позвонил по номерам телефонов, обнаруженным в календарике. Оба не отвечали. Удалось выяснить, что это номера в Центре экспериментальной медицины Польской академии наук, который расположен на улице Дворковой. Правда, в это время в Центре уже мог закончиться рабочий день.

Стали искать улицу Змам и не нашли. Подпоручик Яжембский высказал предположение, что запись прочли неправильно, следует читать — Знам. Улицы, начинающейся на Знам, тоже не оказалось. Подпоручик Яжембский пошёл ещё дальше и предложил расшифровать запись как Знан, ибо не вызывали сомнения только буквы «З» и «а». Таких улиц Оказалось целых две, улица Знана и улица Знанецкого. Первая была короткой ууичкой на Воле, старом районе Варшавы, вторая, тоже не сказать чтобы очень длинная, в Гоцлавеке, районе новостроек. Поскольку ни на одной из этих улиц никак не поместился бы дом под номером 46, сотрудникам следственной группы было поручено поискать упомянутые улицы по другим городам Республики Польша.

Когда следственная группа покидала квартиру, где был обнаружен труп, подпоручик Яжембский предусмотрительно попросил коллег вывести его из квартиры под видом задержанного. Школьный товарищ с удовольствием выполнил его просьбу и не только крепко держал Яжембского за плечо, выпроваживая из квартиры, но даже легонько подталкивал в спину. Оба надеялись, что любопытная соседка подсматривала в глазок, а подпоручик Яжембский рассчитывал побеседовать с ней в частном порядке. Вечером того же дня он нанёс ей визит.

— Ну что? — удивилась соседка, впуская в квартиру уже знакомого человека, — Так сразу и выпустили?

— Сразу и выпустили! — не задумавшись ответил молодой человек. — Только проверили отпечатки пальцев да обыскали. Перчаток не обнаружили, чего же не выпустить?

— Вы могли их сто раз выбросить, когда по лестнице вниз сигали.

— Так они не только лестницу проверили, а и все мусорные ящики поблизости. И мою ногу. Увидели, что вывихнута, с такой я далеко не мог сбегать. Ихний доктор мне перевязку сделал. Вот, смотрите.

Подтянув брючину, молодой человек продемонстрировал свою щиколотку, аккуратно обмотанную эластичным бинтом. Правую, Яжембский постарался не перепутать. Женщина с недоверием покачала головой. Непонятно, как это она могла так ошибиться, ведь уверена была, что вот этот парень с грохотом помчался вниз по лестнице и тут же вернулся, а оказывается, и в самом деле, вывихнув ногу, сидел на лестнице согнувшись, потому она его и не могла видеть. Жаль, что сидел молча, вот если бы ещё и стонал, тогда у неё не осталось бы и тени подозрений. Последнее соображение недоверчивая соседка высказала вслух, на что Янек Яжембский признался: не стонал он не потому, что такая сильная у него воля, а просто от боли горло перехватило. Это чистосердечное признание вроде бы немного смягчило недоверчивое сердце женщины.

— А теперь вы чего хотите? — почти дружелюбно поинтересовалась она.

— Если бы я знал! — с тяжким вздохом ответил несчастный молодой человек. — Теперь и сам не знаю, что делать. Кто-то убил вашего соседа, а я, честно говоря, ведь к нему пришёл.

— Знаю! — отрезала соседка.

— Но наверняка не знаете, что его обокрали! — убедительно врал подпоручик. Историю он заранее выдумал. — Утащили большой толстый портфель, точнее, саквояж, размером с хороший чемодан. Бумаги там у него были…

— Что за бумаги?

— Да всякие. В том числе и мои. Как бы это вам объяснить… Расписки там были, векселя, знаете, всякие такие документы… Имея их на руках, можно много неприятностей людям сделать. Я хотел договориться с паном Миколаем, знаю, за так он бы моих расписок не отдал, но я и заплатить был готов. Да что я! Мелочь. А вот некоторые другие, чьи векселя оказались у пана Миколая, запросто могли и пристукнуть беднягу, чтобы раз и навсегда разделаться. И дешевле обойдётся… Вот я и подумал — не было ли здесь чего-нибудь такого, особенного? Ну не знаю, скандал какой, ссора, попытка взлома, не угрожал ли кто ему? Вы, судя по всему, женщина умная, наблюдательная, вы должны знать все!

И молодой человек устремил на умную женщину такой молящий взгляд, что и камень бы не выдержал. И хотя баба по своей консистенции намного превосходила любой минерал, она вроде бы чуточку смягчилась. Во всяком случае, утратила насторожённость, ибо у неё вырвалось:

— А может, это те самые…

— Которые? — жадно подхватил подпоручик. Баба немедленно спохватилась и вновь закаменела.

— Ну та самая зараза, — ответила она. — Та сука, та мерзавка, что убила его. Вышла она с торбой.

Информация о торбе была весьма ценной, но проинструктированный капитаном подпоручик намеревался расколоть упрямую бабу, которая что-то явно скрывала. Для следствия, естественно, главный интерес представляла женщина, посетившая пана Миколая за минуту до его смерти, но оно, следствие, не имело права проигнорировать и все сопутствующие обстоятельства. Особенно, если их скрывали столь упорно.

Торба была описана соседкой во всех подробностях: большая, похоже тяжёлая, битком набитая и зеленого цвета. Нет, из неё ничего не торчало, так что невозможно было догадаться, что именно вынесла эта гангрена. Очень может быть, что и те самые бумаги.

Подпоручик разыграл целую комедию. Это надо же, как ему не повезло! Хозяин бумаг убит, а бумаги свистнула какая-то неизвестная гангрена. Может, хоть кто-нибудь ещё её видел, может, кто её знает, раз она бывала в этом доме, может, кто из соседей или дворник? А вообще, очень странно, ибо, насколько он знает, бумагами были заинтересованы сплошь мужчины, откуда появилась женщина и чего ей тут было надо? Совершенно непонятно и вообще сплошные проблемы!

Старания подпоручика не пропали даром, баба вроде бы стала колебаться. Невооружённым глазом было видно, что в ней борются противоречивые чувства: засадить на всю оставшуюся жизнь за решётку стерву и гангрену или сообщить этому несчастному молодому человеку ещё какую-то информацию. Информация свидетельствовала о её, бабы, уме и наблюдательности и уже не могла повредить соседу. А с другой стороны, как не воспользоваться такой уникальной возможностью отомстить разлучнице? Ни за что!


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18