Симфония веков (№1) - Рапсодия: Дитя крови

Грунтор лег на пол и, взяв лопатку в обе руки, изо всех сил ударил по камню. Полетели искры, однако больше ничего не произошло. Тогда Грунтор нанес еще один удар — ему удалось отбить от массивной стены несколько осколков. Потом еще. И еще.

Очень скоро его движения стали ритмичными и четкими — он вонзал маленькую Копалку в камень бесконечное число раз. Железо гнулось, но Грунтор не останавливался ни на секунду. Рапсодия и Акмед устроились в туннеле у него за спиной, убирая камни, которые отлетали от стены.

— Если потолок свалится нам на голову, отличный получится конец всем нашим страданиям, — заявила Рапсодия, когда Акмед передал ей довольно большой кусок породы; ей пришлось кричать, чтобы он услышал ее за шумом, поднятым Грунтором.

— Не свалится, — ответил дракианин, отворачиваясь, чтобы собрать новые осколки. — Но если хочешь, я могу попросить его копать прямо над нами.

— Нет, спасибо, — поспешно ответила Рапсодия.

В глазах Акмеда полыхал гнев. Рапсодия так и не поняла — иронизировал ли Акмед или же говорил вполне серьезно. Она опасалась, что последнее предположение ближе к истине.

Прошло несколько часов, и спутникам Грунтора стало ясно, что они не смогут его остановить. Когда они предлагали ему прерваться и передохнуть, великан даже не слышал их, словно вступил в схватку не на жизнь, а на смерть с самой Землей. Грунтор отказывался сдаться, даже если упорство означало для него гибель.

Другой вывод, который сделали Акмед и Рапсодия, состоял в том, что Грунтор больше не был просто одержимым, — он постепенно становился частью самой Земли.

Он все увереннее отыскивал крошечные трещины и неровности в гранитной поверхности и наносил по ним могучие удары — во все стороны летели крупные куски породы, а туннель наполнился несмолкаемым звоном железа и грохотом камня.

Рапсодия, удивленно улыбаясь, наблюдала за его работой. «Грунтор, сильный и надежный, как сама Земля» — так она назвала его в своей песне, добавив эти черты к остальным. Теперь она видела, что была права…

Последнее откровение, посетившее Акмеда и Рапсодию, заключалось в том, что, чем бы ни закончилась атака Грунтора на камень, они либо выйдут на поверхность, либо останутся здесь навсегда. Туннель, из которого они пришли, постепенно наполнялся глыбами, осколками и мелким мусором — плодами трудов Грунтора.

Певица и дракианин ничего не сказали друг другу. Рапсодия оглянулась на кучи камня и заметила, что Акмед смотрит туда же. Они встретились глазами и улыбнулись, как матросы, которые цепляются за последний обломок разбитого бурей корабля.

Грунтор остановился только один раз — затем, чтобы повернуть Копалку в другом направлении. И принялся откалывать куски стены, находившейся прямо перед ними.

Он превратился в ювелира, который обладает внутренним зрением и интуитивно понимает, как именно следует обрабатывать данный камень. Чем дольше он работал, тем больше развивался его дар, дающий ему возможность заглянуть в самую душу Земли. Казалось, он замечает не только трещины в стене, но и то, куда они идут дальше, в глубину породы. Камень становился все мягче. Теперь Грунтору приходилось разбивать глыбы, которые он откалывал, — они стали такими большими, что помощники не могли сдвинуть их с места.

Великан все глубже и глубже погружался в самого себя. Казалось, окружающий мир перестал для него существовать, он рассыпался вместе с прошлым и будущим. На свете существовали отныне только Грунтор и земля. А потом осталась только земля. Он чувствовал ее так, будто она была частью его существа. Во всей огромной Вселенной ничего не осталось, только глина, земля и камень. А потом исчез и камень.

Когда Грунтор выбрался на поверхность, на воздух, он некоторое время не мог поверить тому, что произошло. Ветер жалил его свежестью, и это чувство почему-то наполнило великана печалью. Кровь, которая ревущим потоком мчалась по его венам, постепенно замедлила свой бег, и он почувствовал головокружение. Он сделал шаг вперед, в темноту, новую, совсем не такую, которая окружала их под землей, споткнулся и упал лицом вниз. Земля, всего мгновение назад ласково обнимавшая его и дарившая тепло своей любви, словно забыла о нем и стала холодной и беспощадной.

Рапсодия выбралась вслед за ним в промозглую зимнюю ночь. Певица подскочила к великану, схватила за плечи, принялась испуганно трясти.

— Грунтор, что с тобой?

Он едва заметно кивнул, желая успокоить ее. Ощущение, что его оторвали от земной груди, лишили ее тепла и отдали на растерзание ледяному ветру, казалось ему хуже смерти. Грунтор встал на четвереньки, чувствуя, как отчаянно болят ладони и кончики пальцев, которых коснулся снег.

Увидев, что великан поднимается на ноги, Рапсодия с облегчением вздохнула и только после этого огляделась по сторонам.

Ей казалось, что она попала в райские кущи. Чистый, сладостный воздух, которым она дышала, был пронизан светом восковой луны. Они стояли на поляне, в ночном лесу. Была зима. Рапсодия рассмеялась и обернулась как раз в тот момент, когда из ямы выбрался Акмед. Она снова засмеялась, а затем, не в силах сдержать слезы радости, упала на землю и принялась валяться в снегу.

Грунтор невидящим взглядом уставился куда-то вдаль. По мере того как он медленно возвращался в реальный мир, его янтарные глаза постепенно прояснялись.

Акмед оглянулся на Рапсодию и замер.

Их заложница, женщина, которую они взяли с собой и которой сохранили жизнь лишь по одной причине: Акмед предполагал, что она может ему понадобиться, чтобы вернуть старое имя, — женщина, ставшая причиной перемен в его жизни, бессвязно лепетала, словно лишилась рассудка, набирала снег целыми пригоршнями и разбрасывала в разные стороны.

Неожиданно Акмед почувствовал приступ тошноты. Если они вернулись назад, в Серендаир, — значит, он лишился своего врожденного дара. Вместо биения миллионов сердец, звука, который сопровождал его всю жизнь, его окружала непривычная тишина. Он слышал только успокаивающийся пульс Грунтора и радостное ликование Рапсодии, словно в мире, кроме них троих, не осталось ни одного живого существа.

Рапсодия задыхалась, но все равно не могла успокоиться и продолжала радостно смеяться. Ее голос звонким эхом разносился по безмолвному лесу. Акмед быстро огляделся но сторонам, потом подошел к Певице, схватил ее за руку и резко поставил на ноги. Счастливое ликование на ее лице тут же сменилось изумлением.

— Хватит! Успокойся и помолчи немного! Рапсодия смотрела на него несколько мгновений, потом вырвала руку и нахмурилась.

— Сам заткнись, — проворчала она, отошла в сторону и подняла глаза к небу, затянутому кружевом голых веток и усыпанному мерцающими звездами.

Звезды погасили ее гнев, и она быстро направилась к краю поляны. Но тут Акмед снова схватил ее за руку:

— Подожди.

Она сердито отстранилась:

— Не трогай меня.

— Прежде чем ты нас покинешь, — не обращая внимания на ее слова, сказал дракианин, — нужно решить, что делать дальше. Мы не имеем ни малейшего представления о том, где оказались и кто здесь живет.

Рапсодия продолжала хмуриться, хотя понимала, что он прав.

— Далеко я не уйду, — проговорила она. — Мне нужно увидеть звезды. И не пытайся меня остановить.

Акмед заглянул ей в лицо.

Как же она изменилась!.. Девушка, что вместе с ними входила в лиринский лес целую вечность назад, исчезла. Кроме физического совершенства, подаренного ей огнем, она обрела уверенность в себе и притягательную силу, какой ему встречать еще не приходилось.

— Хорошо. Будь осторожна, — сказал он.

Рапсодия подождала, когда он пропадет из вида, затем постаралась освободиться от паутины ужаса, который окутывал ее сознание, пока она находилась под землей. У нее над головой, словно сверкающие кусочки небесной души, сияли звезды. Она не заметила, как на глаза навернулись запретные слезы, но, не успев пролиться, замерзли на щеках, точно драгоценные камни.

Медленно, словно во сне, Рапсодия достала древний меч, найденный в утробе Земли. Языки пламени метались вдоль клинка, обнимая его, но не нагревая холодную рукоять. Затем, точно повинуясь приказу, который могла услышать только она, девушка подняла меч над головой.

Вместо того чтобы поглотить свет звезд, его сияние сделало их еще ярче. Впрочем, возможно, дело было в непролитых слезах, застилавших глаза Певицы. Рапсодия открыла рот, но не смогла издать ни звука. Она сделала глубокий вдох, прогоняя боль, которая поднялась из самых глубин ее души, и запела вечернее посвящение звездам, песнь Серен, именем которой был назван Остров, — звезды ее родины.

Сладостная мелодия устремилась в ночное небо, и ее тут же подхватил ветер, играющий лохматыми облаками, окружавшими звезды.

Далеко на юге, в самом сердце другого леса, другая лиринка пробудилась, почувствовав отзвуки песни Рапсодии, — отзвуки, укрытые от нее ушедшими годами. «Меч вернулся», — подумала она, но ветер принес ей что-то еще. В голосе ветра звучала тоска, которой она не понимала, но которую слышала и раньше. Печаль, такая знакомая и одновременно необъяснимая. Ощущение промелькнуло, словно тень на лике луны, и исчезло.

Глядя на дыру, из которой они выбрались, Грунтор медленно приходил в себя. Его связь с землей, такая надежная и успокаивающая, проникала через ноги, согревала душу.

Каждую клеточку его тела, каждую мышцу наполняли усталость и боль, каких он до сих пор не знал. Даже когда они с Акмедом бежали от демона, было легче. Великан пошевелил руками. Ему предстояло еще одно дело, прежде чем он мог позволить себе провалиться в сон.

Грунтор закрыл глаза и ласково провел рукой по краям отверстия, ощущая силу и слабость земли. Собрав всю свою волю, он нанес могучие удары по нескольким точкам, где, он знал, она была уязвимее всего. Вход в тоннель исчез.

Только после этого великан медленно опустился на колени и замер.

— Пути назад нет, — проговорил Акмед, стоявший у него за спиной.

Грунтор посмотрел на него и ухмыльнулся, казалось, из последних сил:

— Ну, мы же с самого начала знали, что назад не вернемся.

— Назад? — язвительно проговорил Акмед. — А мы никуда и не уходили.

Грунтор положил голову на землю, укутанную снежным покрывалом, всем телом ощущая ее успокаивающий голос.

— А вот и нет, сэр, — пробормотал он. — Мы на другом краю света.

Не в силах больше сражаться с изнеможением, Грунтор провалился в глубокий сон, который принес ему полное понимание случившегося, рожденное неразрывной связью великана с землей.

Спустя несколько мгновений Акмед услышал, как вскрикнула Рапсодия, которая увидела звезды и тоже все поняла.

16

ПЕРЕД САМЫМ РАССВЕТОМ ветер усилился и принялся швырять в лицо Рапсодии крошечные колючие крупинки льда.

Она мгновенно проснулась и села. Сон оказался явью — она на воле! Ночью воздух стал холоднее, небо полностью очистилось от туч. Звезды медленно гасли, словно не хотели покидать небосклон. Приближался рассвет, который нес с собой прозрачное сиреневое сияние, едва различимое сквозь деревья.

Кто-то из спутников накрыл девушку грубым армейским одеялом. Под такими одеялами они безуспешно пытались согреться, когда ночевали под землей. Рапсодия лежала рядом с Грунтором, в зарослях густого кустарника, защищавшего их от пронизывающего ветра. Неподалеку весело трещал огонь и жарился надетый на вертел кролик. Грунтор до сих пор еще не пришел в себя.

Акмед устроился на голых ветках форсатии и молча наблюдал за девушкой. Он кивнул, когда Рапсодия сбросила одеяло, и она невольно улыбнулась ему в ответ. Затем повернулась к храпящей рядом горе. Казалось, после своих героических усилий Грунтор нисколько не пострадал.

— Он в порядке, — сказал Акмед.

— Хорошо, — ответила Рапсодия и осторожно поднялась на ноги. Все мышцы у нее затекли, и она чувствовала себя разбитой и старой — хотя представления не имела, сколько ей теперь лет. — Я отойду ненадолго.

Она направилась на восток, радуясь тому, что снова может определять направление, и нашла небольшую полянку, откуда открывался прекрасный вид на светлеющее небо.

Как и вечером, она достала меч, не переставая восхищаться тем, что его рукоять остается холодной, хотя языки пламени, ласкающие сталь, сияют ярче, чем костер, разведенный Акмедом. Едва различимые розовые и пурпурные тени коснулись огненного оружия, перекрасив его сверкающий наряд в цвета рассвета. Рапсодия чувствовала на лице тепло и не могла отвести от клинка глаз, завороженная этой красотой.

Акмед назвал его Звездный Горн. В имени меча звучала музыка — словно зов трубы на рассвете. Рапсодия подняла клинок над головой, закрыла глаза и запела гимн заре, торжественную песнь, которой народ ее матери прощался со звездами и приветствовал наступление дня. Она пела очень тихо, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.

И вдруг почувствовала, как в голове прояснилось и перед мысленным взором предстало сверкающее оружие. Она услышала его песню и с удивлением обнаружила, что мелодия немного изменилась, чтобы звучать в унисон с ее утренней молитвой. Рапсодия ощутила такую могучую силу, что от удивления и ужаса уронила меч в снег.

Впрочем, она тотчас открыла глаза и, задыхаясь, быстро подняла чудесное оружие. Снег не погасил его сияния — более того, снова оказавшись у нее в руках, меч засверкал еще ярче. Рапсодия убрала его в ножны и вернулась в лагерь как раз в тот момент, когда начал просыпаться Грунтор.

Акмед внимательно наблюдал за Рапсодией, которая стояла на небольшом возвышении и смотрела в небо, светлеющее на востоке. Ее фигурка отбрасывала крошечную, хрупкую тень. Первый луч света, возникший на горизонте, коснулся ее волос, и они вспыхнули золотым ореолом, ярким и теплым, словно само солнце.

Мерцающее золото волос окутывало прекрасное лицо, изумрудные глаза сияли в утреннем свете. Рапсодию пронизывала такая сила, какой Акмеду до сих пор ощущать не доводилось, — сила, рожденная огнем, сквозь который она прошла. Привязав его к себе песней, она впитала часть его могущества, и сейчас в ее душе полыхал настойчивый зов пламени, гипнотический, подчиняющий себе все вокруг. Акмед вдруг понял, что не может отвести от нее взгляда.

Огонь превратил ее в совершенство, одарив неземной, нечеловеческой красотой. Последствия этих перемен завораживали Акмеда — его всегда интересовало, каким образом можно получить дополнительное могущество.

Закончив молитву, Рапсодия вернулась и наклонилась над Грунтором, который пытался проснуться, отчаянно сражаясь с усталостью и болью, сковавшими все его тело. Рапсодия положила руку ему на плечо и тихонько пропела:

Проснись скорей, малыш, довольно спать,

Пусть солнышко в твои заглянет глазки,

Ведь светлый день зовет тебя играть.

Не открывая глаз, Грунтор расплылся в счастливой улыбке, услышав сереннскую детскую песенку. Потом он разлепил веки пальцами и с жалобным стоном сел.

— Ой унюхал еду, — заявил он и обхватил Рапсодию своей ручищей.

— Надеюсь, ты имеешь в виду кролика, — заметила Рапсодия, бросив взгляд на костер.

— Ясное дело.

— С тобой всегда нужно держаться настороже, особенно учитывая, какие у тебя сильные лапы. Как ты себя чувствуешь?

— Лучше всех, мисси, — весело рассмеявшись, ответил великан. — Ою здесь больше нравится, чем там, в черном брюхе. — Его огромные глаза остановились на девушке. — Герцогиня, что у тебя с волосами?

— А ты не знаешь? Я измазала их грязью и не расчесывала целую вечность. Тебе они нравятся? — Она расхохоталась и, кокетливо на него взглянув, попыталась взбить волосы.

— Если по правде, очень. Ой считает, тебе грязь идет. Может, другим женщинам стоит тоже попробовать?

Рапсодия подтолкнула его в бок и направилась к костру. При ее приближении огонь вдруг с оглушительным ревом взвился к небу, и мясо мгновенно обгорело по краям.

— Мне кажется, он уже готов, Акмед. Еще немного — и наш кролик превратится в угли. Эй, Грунтор, одолжи мне Миротворца на минутку.

Грунтор вытащил пику и передал Рапсодии. Не задумываясь о том, что делает, она засунула руку прямо в огонь, нацепила тушку кролика на острый конец пики, затем вытащила руку из костра и отдала пику Акмеду.

— Во дает! — присвистнул Грунтор. — Что?

— Как рука? — спросил Акмед у Рапсодии, которая удивленно смотрела на Грунтора.

— Отлично. А что с ней должно было случиться?

— Ну, судя по тому, что ты сделала мгновение назад, она должна была сильно обгореть.

Рапсодия пожала плечами:

— Огонь совсем не такой горячий. Да и руку я там держала всего секундочку. Ну, будешь делить кролика? Грунтор проголодался, а я лично заинтересована в том, чтобы он всегда был сыт.

Акмед отдал половину кролика Грунтору, а остальное разделил между собой и девушкой.

Они ели молча. Акмед и Грунтор с изумлением наблюдали за тем, как Рапсодия поглощает свою порцию. За то время, что они ее знали, она редко ела мясо. Может быть, сейчас ей просто захотелось чего-нибудь посущественнее?

Когда закончили завтрак и собрали вещи, Акмед принялся забрасывать костер снегом, а Рапсодия поднялась на ноги, огляделась по сторонам и надела свой заплечный мешок.

— Ну, и что будем делать?

Акмед поднял голову и ехидно поинтересовался:

— Мне кажется, ты знаешь, куда нужно идти.

— Ну, здесь я оставаться не собираюсь. Прежде всего, я намерена отыскать ближайшее поселение, а оттуда добраться до какого-нибудь порта.

— Значит, решила вернуться назад?

— Естественно. Я бы никогда с вами не пошла, будь у меня выбор.

Она решительно тряхнула головой, но спутники заметили, как дрогнули у нее губы. Никто из них не знал, сколько времени они блуждали под землей. Иногда им казалось, будто прошел целый век, хотя в это верилось с трудом — ведь внешне они практически не изменились.

Может статься, ее друзья и родные умерли за время путешествия. Это всегда казалось Рапсодии вероятным, но она не позволяла себе думать об этом там, под землей, когда они ползали по корням Сагии. Иначе бы она просто не смогла идти вперед.

— Хорошо, — сказал Акмед. — Я считаю, это разумно. Мы с Грунтором проводим тебя до ближайшего крупного города. А там ты сама решишь, нужна ли тебе наша помощь, чтобы добраться до порта. Мы — твои должники.

— Спасибо, — искренне ответила Рапсодия. — Мне будет спокойнее, если некоторое время мы продолжим путь вместе.

— Но если ты пойдешь с нами, тебе придется следовать тем же правилам, которым подчиняемся мы. Болги, как правило, вынуждены соблюдать максимальную осторожность…

Она кивнула.

— В таком случае, начнем с языка. Разговаривать будем только на болгише. Ты его уже прилично знаешь. На Серендаире есть несколько крупных портов. Ни люди, ни лирины, которые там живут, не говорят на нашем языке.

— Прекрасно, — ответила Рапсодия на болгише, и Грунтор рассмеялся.

— На самом деле ты сказала, что «кое-кто» справился со своей работой, — объяснил сержант.

— Нужно время, чтобы научиться правильно употреблять идиомы чужого языка, — пожав плечами, заметила Рапсодия. — В большинстве языков легко вычленить основу, если она у них четкая. Очень похоже на музыкальную грамоту.

— Хорошо, если вопрос с языком решен, давайте обсудим стратегию, — продолжал Акмед. — Мы не имеем ни малейшего представления о том, где мы находимся и кто здесь живет. Совершенно очевидно одно: мы оказались не у одного из Корней-Близнецов Сагии. По-видимому, мы отклонились от стержневого корня, когда Грунтор начал копать. Вполне возможно, это даже к лучшему. Ведь нам известно, что Сагию охраняют. Скорее всего, где-нибудь поблизости есть люди, с которыми нам не стоит встречаться — по крайней мере, пока. Необходимо узнать как можно больше о них и данной местности, прежде чем они догадаются о нашем появлении.

— Согласна, — сказала Рапсодия. Грунтор молча кивнул.

— А когда мы все-таки вступим с ними в контакт, давайте постараемся не выдавать им никаких лишних сведений, пока не решим, что это можно сделать. Ради нашей общей безопасности.

— Разумно — согласилась Певица.

— И еще, Рапсодия, я считаю, что твой меч следует держать подальше от посторонних глаз до тех пор, пока не появится настоящая необходимость пустить его в дело. Ты получила в руки очень могущественный предмет. Я не имею ни малейшего представления о том, как он оказался здесь, на другом конце света, да еще спрятанный под землей. Сомневаюсь, что это к добру.

— Понятно. Теперь мы можем отправляться? Чем скорее мы выберемся на дорогу, тем скорее попадем в порт. — От нетерпения Рапсодия не могла устоять на месте.

Акмед и Грунтор обменялись быстрыми взглядами. Вот что у них имелось с лихвой, так это — время. Потрясающее ощущение!

Через час Рапсодия начала дрожать. Когда они покидали Истон, стояло лето и она была одета соответственно сезону. Теперь ее и без того легкая одежда превратилась в лохмотья.

Девушка надеялась, что они пойдут быстро и она сможет согреться, однако среди голых деревьев разгуливал ледяной ветер, и она замерзла так, как ни разу не мерзла под землей. Несмотря на постоянную сырость, в самом сердце Земли, как правило, было сравнительно тепло. Здесь же, на поверхности, стоял такой холод, что Рапсодия едва держалась на ногах.

— Эй, мисси, подожди-ка минутку! — скомандовал Грунтор.

Он развернул два одеяла, под которыми они спали ночью, — самое ценное, что у них имелось, — затем вытащил Люси и быстрым движением прорезал посередине каждого одеяла по дыре. Бросил одно Акмеду, который просунул голову в отверстие и завернулся в него, как в плащ. Другое одеяло великан отдал Рапсодии.

Когда девушка последовала примеру Акмеда, Грунтор расхохотался — импровизированный плащ оказался ей велик и даже прикрывал запястья.

— Надеюсь, тебе не придется в нем сражаться, — весело заметил Акмед.

— Я тоже на это надеюсь, — ответила Рапсодия. — Учитывая, какой у меня меч, я легко подожгу себя и превращусь в пылающий факел.

— Зато согреешься, точно? — заметил Грунтор, и они снова тронулись в путь.

Кое-где снега намело довольно много, но Акмеду, казалось, достаточно было одного взгляда, чтобы выбрать наиболее удобную тропинку, — словно в голове у него была карта, которой он следовал.

У Рапсодии сложилось впечатление, что Грунтор тоже наделен каким-то особым пониманием земли. Он знал, в каких местах снег присыпал трещины, а где — далеко впереди — поджидают колючий кустарник и бурелом, которые лучше обойти. Время от времени он указывал на препятствия Акмеду, и тот менял направление движения, чтобы не попасть в западню снежного обвала. Оказавшись на незнакомой территории, двое друзей вели себя так, будто бывали тут уже много раз.

В середине дня небо начало темнеть, и девушка заметила, что даже для середины зимы день здесь небывало короткий. Она слышала, что в южных районах Серендаира зимой темнеет очень рано, а рассвет наступает поздно. Когда она была ребенком, дед рассказывал ей, что есть несколько маленьких островов, расположенных далеко на юге, и ночь там тянется долго-долго. И Рапсодия решила, что они оказались в южных краях, где зимняя ночь кажется бесконечной, зато летом дни благословенно долгие.

Она уже собралась поделиться своими соображениями, когда Грунтор предложил повернуть, и в результате они приблизились к узкой дороге, уходящей на север. На ее солидный возраст указывали громадные дубы и ясени, растущие по обочине. Их ветви сплетались высоко над головами путников, создавая ощущение сводов древнего храма. Впрочем, дорога оказалась в прекрасном состоянии. Тут и там виднелись следы от колес. Снег по краям превратился в замерзшую бурую жижу. Несколько мгновений путники молча смотрели на дорогу.

— Похоже, мы тут не одни, — заметил наконец Акмед, и Рапсодию охватило ликование при мысли о том, что такая дорога может привести их к городу.

Пусть даже этот городок расположен далеко от порта. Она обязательно доберется туда, куда нужно. Впрочем, девушка довольно быстро погрустнела, сообразив, что люди, которым дорога принадлежит, совсем не обязательно отнесутся к незнакомцам доброжелательно. Да и сам городок может находиться в тысячах миль от моря. Однако это было уже кое-что — начало пути домой, в Серендаир.

Через несколько часов Акмед резко остановился.

— Что такое? — спросила Рапсодия, но короткое движение рукой тут же заставило ее замолкнуть.

Дракианин уловил шум. Звук возник вне пределов его телесного слуха. Перед мысленным взором появилась картина места, где они остановились; прошло мгновение, и видение изменилось. Он мысленно мчался вперед по дороге на невероятной, все увеличивающейся скорости. Деревья превратились в одно сплошное серое пятно, он едва удерживал равновесие, балансируя на неожиданных поворотах.

Природа наградила Акмеда противоестественным чувством направления, которое оказалось очень кстати в подземном путешествии. Тот факт, что они нашли Звездный Горн, озадачил дракианина, и он знал, что ему еще придется заняться разгадкой этого необычного подарка. После того как он прошел сквозь огонь, его способность находить правильную дорогу стала почти беспредельной.

Грунтор быстро протянул руку и схватил Акмеда за плечо, чтобы удержать на ногах.

— Ты в порядке, сэр?

Дракианин кивнул, наклонился и, положив руки на колени, опустил голову, чтобы вернуть себе ощущение равновесия.

— Все, как тогда, на Корне? Акмед снова кивнул:

— К нам приближается стадо животных. Немного дальше есть хижина с соломенной крышей. За ней дорога превращается в две, уходящие в разные стороны… А потом видение исчезло. Мой новый дар, наверное, может оказаться очень полезным, но к нему придется привыкать.

Через некоторое время издалека донеслись крики животных. Грунтор уверенно повел своих спутников к лощине, прикрытой высокими снежными сугробами, где можно было надежно спрятаться и откуда, с другой стороны, отлично просматривалась дорога. Они присели за обледеневшим стволом поваленного дерева и стали ждать.

Акмед снял со спины квеллан и приготовился в случае необходимости пустить его в дело. Затем он снова мысленно отправился вперед по дороге и увидел ребенка, который шагал рядом с животными; тогда Акмед попытался уловить ритм его сердца. Однако словно выстрелил впустую, словно отправил стрелу в «молоко»… Он искал и ничего не находил. На мгновение в глазах у него потемнело. Страхи оказались не напрасными — он лишился дара крови.

Мысль о потере причинила боль, словно собственное оружие нанесло ему смертельное ранение. Его способность попадать в цель с немыслимого расстояния, чувствовать изменение ритма мира никуда не делась, но перестала быть такой сильной, как прежде.

Если раньше он слышал биение миллионов сердец, то сейчас его окутывала относительная тишина, которую нарушал лишь яростный, гулкий пульс Грунтора и медленный, ровный — Рапсодии. Связь Акмеда с биением сердца жертвы порвалась — это стало платой за обретенную свободу. Акмеду казалось, что уж лучше ему было остаться слепым или калекой. Он вдруг с пронзительной ясностью осознал значение случившегося, и к горлу подкатил отвратительный ком.

Между тем на дороге появилось стадо. Лохматые приземистые животные с большими крутыми рогами шумно топали мимо спрятавшихся путешественников.

Животных погонял длинным гибким кнутом мальчишка-подросток в простой крестьянской одежде. Он насвистывал довольно странный мотив — такого Рапсодия до сих пор никогда не слышала. Рядом с мальчишкой бежала черно-белая собака, совсем такая же, как у отца Рапсодии, когда она сама была ребенком.

Певица повернулась к Грунтору и кивком показала на мальчишку, но великан только покачал головой. Рапсодия снова принялась разглядывать пастуха и его стадо, пока они не скрылись из вида.

Как только дорога опустела, она взглянула на Акмеда. Его лицо почти полностью скрывалось в тени, но девушка заметила на нем выражение, похожее на отчаяние.

— Что случилось?

Дракианин ничего не ответил, однако Грунтор сразу понял, в чем дело. Фирболги уже обсуждали возможные последствия того, что Акмед покинул Остров.

Когда он был Братом, его дар имел непосредственную тесную связь с Островом, поскольку первые представители его народа родились именно там.

«Дитя крови, — так сказал о себе дракианин, — Брат всех людей, не связанный родственными узами ни с кем».

Лицо друга было таким, что Грунтор сразу понял: произошло то, чего они опасались с самого начала. Связь разорвана, дар крови утерян. Акмед больше никому не Брат. Великан положил руку на плечо дракианина. Наемный убийца молча пожал плечами и, снова проверив дорогу, зашагал вперед.

Они подошли к ферме, которую Акмед уже видел своим мысленным взором. Здесь был сарай для скота, простая хижина и маленький садик, разбитый на клочке земли, отвоеванном у леса.

Над дверью Рапсодия разглядела знак, отгоняющий злых духов, — такие она видела всю свою жизнь. Если здешний рисунок не отличался от тех, что были приняты в Серендаире, — а на первый взгляд он показался девушке точно таким же, — то предназначался он для того, чтобы защитить обитателей дома от огня и болезней. Рапсодия рассказала Акмеду и Грунтору о своем открытии, и они спрятались, чтобы понаблюдать за домом.

Из дома вышел мужчина. Потом появился мальчик, и они заговорили между собой, но никто из троих путников не понял ни единого слова. Крестьяне о чем-то беседовали, загоняя животных в сарай, а когда дело было сделано, вернулись в дом.

— Вы узнали язык? — спросила девушка. Грунтор только плечами пожал.

— Нет, но некоторые слова показались мне знакомыми, — сказал Акмед. — А ты что скажешь?

— Не пойму. Не знаю, как это получше объяснить, но у языка та же тональность, что у нашего, только иной ритм и строение слов.

— Может, все вы, люди, одинаково разговариваете? — предположил Грунтор и фыркнул.

— Вполне возможно. Откуда нам знать?.. Ну что, постучимся и попросим приютить нас на ночь?

Фирболги одновременно расхохотались.

— Ой не думает, что так будет правильно, твоя светлость.

— А что глупого в моем предложении? — возмущенно поинтересовалась Рапсодия.