Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Династия Морлэндов (№5) - Черный жемчуг

ModernLib.Net / Исторические приключения / Хэррод-Иглз Синтия / Черный жемчуг - Чтение (стр. 22)
Автор: Хэррод-Иглз Синтия
Жанры: Исторические приключения,
Исторические любовные романы
Серия: Династия Морлэндов

 

 


– Кажется, он присудил вам победу, мадам, – поклонившись, сказал Руперт. – Могу ли я считать вас победительницей?

– Это нечестно! – воскликнула Аннунсиата, блестя глазами. – Я и так должна была выиграть.

Принц улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.

– Тогда, может быть, я могу предложить вам пообедать со мной – в знак примирения?

– Очень любезно с вашей стороны, но я уже приглашена к обеду у лорда Кларендона, – ответила Аннунсиата.

Принц смутился, а затем задумчиво поглядел на нее, как бы желая определить, насколько подлинное сожаление прозвучало в этом вежливом отказе.

– Тогда... может быть, мы поужинаем вместе? Сердце Аннунсиаты стремительно забилось, кровь прилила к ее щекам. Ужин был гораздо более интимным событием, чем обед.

– Благодарю вас. Я с радостью приму ваше приглашение.

Глава 20

Началось жаркое лето. Оставаться в Уайтхолле стало неудобно и даже опасно из-за вспышки оспы, за которой обычно следовала чума. Свита королевы заранее перебралась в Хэмптон, и Аннунсиата решила последовать за ней, хотя свита короля еще оставалась во дворце, намереваясь впоследствии переехать в Виндзор. Джордж уехал в свое имение в Эссексе, а Аннунсиата взяла детей, несколько слуг, собаку и лошадь и, покинув душный Лондон, устремилась к прохладной зелени Хэмптона, испытывая подлинное облегчение.

В июне ее навестил Эдуард по дороге в Лондон и сообщил последние новости из дома: о том, что муж Кэти умер, и что они с Китом поженились и уехали в Стирлинг, где собираются жить большую часть года. Аннунсиата неожиданно болезненно восприняла это известие, и Эдуард, наблюдавший за ней, был поражен.

– Неужели вас так обидела потеря давнего поклонника, Нэнси?

Аннунсиата покачала головой и попыталась изобразить равнодушие.

– Конечно, нет! Я не так тщеславна и жестока, как кажется. Я рада, что он нашел себе достойную жену, в конце концов, кто-то должен позаботиться об этой бедняжке Кэти. Просто это странно, вот и все. Я никогда не думала, что Кит женится на ней.

– Никто никогда не подозревал, что Кит женится на ком-либо, кроме вас, и все беспокоились о нем, – заметил Эдуард. – Но если вы потеряли поклонника, я уверен, что вы найдете ему лучшую замену. Или уже нашли?

Аннунсиата метнула в него быстрый взгляд из-под ресниц, удивляясь, откуда Эдуарду известно о ее интимном ужине с принцем. Однако он проявлял всего лишь праздное любопытство. После того ужина она с принцем не встречалась наедине, хотя часто бывала с ним в обществе и на прогулках с королем. Конечно, принц остался в Лондоне и не собирался с королем в Виндзор, и иногда Аннунсиата удивлялась, откуда вообще у него взялся интерес к ней. Их ужин вдвоем был восхитительным, между ними установились теплые дружеские отношения по мере того, как они обнаруживали друг у друга множество общих черт и привычек. Похоже, никто не замечал их дружбы, и Аннунсиата удивилась, откуда об этом мог узнать Эдуард. Вероятно, он спросил просто наугад, решила она. Кажется, Эдуард не слишком задумывался над тем, что говорил.

Эдуард сообщил остальные новости из дома: Ральф нашел нового священника, чрезвычайно респектабельного мужчину средних лет, который был рад бросить свое фермерство, необходимое для жизни. Он заботился не только о духовной стороне жизни в замке Морлэндов и в Шоузе, но и взвалил на себя много обязанностей Клема, помогая Арабелле по хозяйству, а также устроил еженедельные уроки грамоты для служанок. Ральф забрал Ральфа-младшего из школы, боясь, как бы мальчик не подхватил болезнь, убившую двух его братьев, и священник взялся быть его наставником. Мартин решительно запротестовал, когда его собрались разлучить с сестренкой, и Дэйзи пришлось брать уроки вместе с ним. Трое детей вместе учили греческий и древнееврейский, латынь и математику, риторику, логику и философию под руководством священника, а также учились пению, танцам и музыке у Элизабет.

– Ральф не собирается снова жениться? – беспечно поинтересовалась Аннунсиата. Эдуард покачал головой.

– Думаю, он никак не может смириться со смертью Мэри. Целые дни он проводит в хлопотах по хозяйству, выезжает лошадей, охотится с собаками и соколами почти каждый день. Он кажется довольно жизнерадостным, но сердце у него разбито. Похоже, он совсем растерялся.

Аннунсиата попыталась представить себе растерянного Ральфа, и это ей не удалось.

– Но вскоре ему все равно придется жениться, – продолжал Эдуард, – ибо здоровье Арабеллы становится все хуже, и она вряд ли сможет продолжать выполнять свои обязанности. Пока Ральф хочет найти домоправительницу, но сможет сделать это, только когда женится. За этим дело не станет – десятки девушек из приличных семейств готовы из кожи вон вылезти, чтобы заполучить в мужья самого Ральфа Морлэнда из замка Морлэндов, – Эдуард отодвинулся – они лежали рядом в постели – и внимательно посмотрел в задумчивое лицо Аннунсиаты. – Вот, бедная моя девочка, еще один твой поклонник потерян. Что же ты станешь делать, дорогая, когда женятся все твои обожатели? Тогда с тобой останусь только я – какая скука!

– Вы напрашиваетесь на комплименты, – сердито ответила Аннунсиата и взъерошила ему волосы. – Нам пора вставать, пока Берч не привела детей.

– Нет, нет, еще рано, – прошептал Эдуард, целуя ее в глаза, и после короткого показного сопротивления Аннунсиата вздохнула и подставила ему губы.


В июне ее обычные женские недомогания, всегда отличавшиеся регулярностью, так и не наступили, и Аннунсиата со страхом предположила, что снова беременна. Несколько дней она ходила сама не своя: жизнь казалась ей бесконечной чередой родовых мук, и хотя близнецы забавляли и до слез трогали ее, с возрастом все сильнее напоминая отца, а маленький Джордж становился все взрослее, Аннунсиате не хотелось больше иметь детей ни от Джорджа, ни от Эдуарда. Кроме того, они с Джорджем не виделись все лето и должны были встретиться не раньше осени, когда двор вновь собирался в Лондоне, так что каждый мог понять, что ее ребенок не от мужа.

На третий день Берч вошла в ее комнату и обнаружила хозяйку сидящей у окна, нахмуренной и угрюмой. Она мгновенно все поняла, склонилась над ней и прошептала:

– Все еще можно поправить, мадам, – если пожелаете, я приму меры. В такой деревне, как эта, да еще где живут придворные, обязательно должна быть женщина...

Аннунсиата удивленно подняла на нее глаза и, чувствуя надежду, после короткой борьбы с собственной совестью согласно кивнула. Два дня спустя Аннунсиата в плаще и вуали направилась к коттеджу на окраине Хэмптона, где встретилась с местной повитухой. Это была скромная, чисто одетая, почтенная на вид женщина – Аннунсиата ожидала увидеть страшную, бормочущую ведьму – и она решительно взялась за дело, дав Аннунсиате дозу какого-то снадобья и пакет с травами, которые следовало принимать в течение двух недель, если не подействует снадобье. У Аннунсиаты начались желудочные колики, ей было очень плохо, но желанные последствия так и не наступили. Второе средство оказалось еще более ядовитым – от него начались сильные боли, лихорадка и рвота. Берч с беспокойством наблюдала за хозяйкой и несколько раз порывалась послать за врачом, но Аннунсиата запретила ей. Она чувствовала себя пристыженной и была уверена, что Бог посылает ей наказание. Спустя несколько часов у нее началось кровотечение – очевидно, снадобье и было рассчитано на это. Тем не менее Аннунсиата чувствовала себя отвратительно, ей пришлось целый день провести в постели. Она была слишком слаба, чтобы перебраться вместе с двором в Виндзор, а оправившись, сняла коттедж в деревне и провела там остаток лета. Через месяц она почувствовала себя значительно лучше, но ее подавленность и чувство вины не проходили. Аннунсиата поклялась, что больше никогда не прибегнет к подобному способу и втайне решила полностью изменить свою жизнь. Среди придворных было принято посещать церковь по воскресеньям, но теперь Аннунсиата слушала службы дважды в день. Король снисходительно относился к католицизму, и Аннунсиата была уверена, что ее решение иметь в числе домашних священника, чтобы ежедневно служить мессу, не вызовет упреков.

Ободренная собственным решением, она провела остаток лета, пытаясь подружиться с детьми. Аннунсиата бродила с ними по полям, ловила рыбу в Темзе, учила детей ездить верхом на Голдени, пела и играла им по вечерам. Она открыла для себя маленькие радости кормления детей, купания, укладывания в постель. В один жаркий солнечный день Том нанял длинную плоскодонку, Берч наполнила корзину вкусной снедью, и вместе с Аннунсиатой, тремя детьми и Шарлеманем отправилась на речную прогулку. Они медленно плыли под ивами, отыскивая подходящее местечко на берегу, где могли бы закусить. Шарлемань встал у борта на задние лапы, подергивая куцым хвостиком и сердито лая на лебедей. Близнецы рискованно свесились с бортов лодки, взвизгивая от восхищения, когда видели рыбу. Аннунсиата с младшим сыном на коленях полулежала на подушках, глядя в тихое небо над головой и придерживая леску, к которой была привязана бутылка белого рейнского вина, опущенная в воду для охлаждения. В последнее время она стала одеваться в простые платья поселянок, а на голову надевала большую соломенную шляпу, чтобы уберечь лицо от загара.

Это были очаровательные дни, и Аннунсиата хотела, чтобы они никогда не кончались, стараясь продлить свое лето насколько позволяла погода. В октябре дни стали холоднее и короче. Однажды на верховой прогулке Аннунсиата заметила, что крупная вена, выступающая на ухе Голдени, скрылась под густой зимней шерстью. Этой ночью она дрожала в постели и никак не могла согреться, а на следующее утро оказалось, что крыши домов выбелил иней. Пора было возвращаться домой. Пятого ноября семья переехала в лондонский дом. Джордж уже был там и сразу показал жене присланные приглашения. Среди них оказалось приглашение им обоим на концерт во дворце и интимный ужин в апартаментах королевы. Именно этого и хотелось Аннунсиате. Отдохнувшая и повеселевшая после долгой жизни в деревне, она была полна энергии и жаждала светского общества и остроумных бесед.

– Обязательно пойдем! – воскликнула она. – О, как мне хочется послушать музыку! А ужин у королевы – интересно, король там будет? Что слышно о леди Стюарт? О, сколько всего мне надо успеть! Да, а что я надену? Берч! Берч! Есть у меня в запасе какое-нибудь новое платье? Оставь с детьми Бетти и пойдем со мной, поможешь выбрать. Как думаешь, какое из моих платьев подойдет для такого случая? – она стремительно повернулась, подхватила собаку под мышку и прошла к себе, что-то напевая от полноты счастья. Джордж смотрел ей вслед, как делают собаки, поднимая при этом одно ухо.

Они выбрали платье из бледно-золотистого шелка с верхней юбкой из тонкого черного кружева и очень пышными рукавами, разрезанными по всей длине, чтобы показать черные шелковые нижние рукава с кружевной отделкой у локтя. Лиф платья украшали витые золотые шнуры, скрепленные перламутровыми пуговицами, а поверх них Аннунсиата приколола крест, Как брошь. Она быстро собрала волосы римским узлом, перевивая его жемчужной нитью и приколов три желтые розы, которые сообразительная Берч невероятными усилиями ухитрилась добыть у дворцового садовника. Аннунсиата до сих пор не красилась, хотя ей вскоре должно было исполниться девятнадцать лет. В узких кругах ненакрашенное лицо называли «макияжем а-ля виконтесса», к вящему удовольствию Аннунсиаты.

– Вы так прекрасно выглядите, – галантно заметил Джордж, помогая ей сесть в карету: хотя до дворца было совсем близко, улицы покрывал слой грязи, к тому же для графа и графини было бы немыслимо явиться ко двору пешком. Аннунсиата испытывала такой восторг, что почти ощущала, как струится кровь в ее жилах. Боже, как я соскучилась по развлечениям, думала она про себя, упиваясь звуками и запахами двора, слегка наклоняясь, чтобы толпа слуг у входа, встречающих гостей, могли узнать ее. Супругов проводили вверх по лестнице в маленький зал, где должен был состояться концерт. Зал заполняли возбужденные, элегантно одетые люди, все до одного знакомые с Аннунсиатой – некоторые были ее друзьями, с другими она враждовала или недолюбливала их. По устремленным на нее взглядам Аннунсиата поняла, что за лето она не утратила своей красоты и умения эффектно одеваться.

Вечер был неофициальным, но королева сидела в кресле – она быстро уставала, когда ей приходилось подолгу стоять. Аннунсиата подошла к ней с реверансом и поцеловала королеве руку, а король в ответ поцеловал ее в обе щеки, воскликнув, что она стала еще прелестнее, и пожалел об ее отсутствии в Виндзоре.

– Вы пропустили несколько удачных охот, – добавил он, бросая приветливые взгляды Джорджу, – и вы тоже, милорд, – надеюсь, дела в вашем поместье идут успешно? Какая жалость, что вы не видели того оленя, что мы недавно загнали – клянусь вам, он был почти таким же, как мой конь, с большущими рогами... – возбужденно беседуя, король взял Джорджа под руку и увел его к группе джентльменов, стоящей неподалеку. Аннунсиата удивленно смотрела им вслед, и вдруг по ее обнаженным рукам и плечам пробежали мурашки: она заметила, что рядом с ней стоит принц Руперт, не спуская с нее радостных глаз.

– Я так рад, что вы приехали. Я надеялся, что вы окажетесь в Лондоне как раз вовремя.

Аннунсиата присела, не сводя с него глаз. Она волновалась, испытывая безумное желание просто крикнуть: «Я соскучилась по вас!» – но сумела сдержаться, хотя ее пальцы дрожали, когда принц взял ее за руку.

– В Виндзоре я часто вспоминал вас, – проговорил принц. – Без вас общество стало неимоверно скучным. Могу я предложить вам бокал вина, пока не началась музыка? Можно мне надеяться, что вы сядете рядом со мной и позволите прочесть вам программу?

Аннунсиате не понадобилось отвечать, и они вдвоем направились к лакею, держащему поднос с вином. Губы Аннунсиаты слегка приоткрылись в радостной улыбке, и уже никто из присутствующих не испытывал сомнений относительно ее чувств.


Отношения с голландцами ухудшались с каждым днем, и все знали, что войну больше невозможно оттягивать. Английские и португальские купцы жаловались на грабежи, которые голландцы учиняли у побережья Гвинеи, и Роберт Холмс повел туда флотилию с приказом решить все мирным путем. Но голландцы сожгли его корабль, а Холмс в отместку осадил две их крепости. Голландцы решили потопить флотилию и разом покончить со всеми затруднениями. Тем временем адмирал Англии у другого побережья Атлантики осадил Новый Амстердам, единственное укрепление голландцев в Новом Свете. Англичане торжествовали и начали требовать войны, чтобы использовать свое преимущество.

При дворе мнения о необходимости и разумности войны разделились. Страна еще не оправилась от последствий двух последних десятилетий и скорее нуждалась в мире у себя дома, чем в войне за границей. Король и Кларендон спорили о политическом значении событий, ибо они придерживались дружеских отношений с Францией, а Франция подписала с Голландией соглашение об оборонительном союзе. Руперта беспокоило состояние английского флота, который уже не был столь сильным после продолжительной вражды с голландцами. Однако немало голосов раздавалось в поддержку войны; партию сторонников войны возглавил герцог Йоркский и семейство Арлингтонов – Генри Беннет, лорд Арлингтонский, занял должность государственного секретаря и был таким же тщеславным, как и нетерпимым к Кларендону и Элбермарлу.

Аннунсиата обнаружила, что Находится в самом центре бурных споров, ибо король и принц постоянно спорили, а она проводила с ними почти все свое время. В равной степени тема войны затрагивалась в доме Ричарда и Люси, вернувшихся на родину, причем Ричард горячо отстаивал необходимость войны, а Люси была так же горячо против нее. Аннунсиата считала войну неизбежной и полезной для торговли шерстью и сукном, которыми она интересовалась по семейным традициям, но она также поддерживала мнение Руперта о том, что флот недостаточно силен. В обществе короля Аннунсиата пыталась высказаться, что сейчас не время воевать. Разговор на эту же тему она завела с принцем Рупертом, и мало-помалу у них разгорелся интересный спор.

Ближе к весне их часто стали видеть вдвоем. Аннунсиата была влюблена, но не так, как в Хьюго – его она любила по-детски глупо, вела себя просто и беспечно, а теперь ее любовь стала взрослой, покоящейся на солидном фундаменте уважения и восхищения. Что касается принца, он, очевидно, был полностью увлечен ей. Двор уже давно прекратил сплетничать об отношениях леди Челмсфорд с королем, но торжествовал, имея возможность пошептаться о ее отношениях с принцем Рупертом. Они везде появлялась вместе: сначала только в обществе ее мужа и большой группы приближенных короля и королевы, потом, когда весна уже была в самом разгаре и постепенно становилось все теплее, их встречали гуляющими вдвоем по садам и паркам столицы. Откуда-то стало известно, что Аннунсиата ужинала с Рупертом во дворце, а потом в собственном доме.

Однако они до сих пор не стали любовниками. Руперт получил старомодное воспитание и считал, что события нельзя торопить. Он вырос среди чинных и воспитанных придворных, и прелюдии любви были для него так же значительны и приятны, как и само чувственное наслаждение. Руперт любил ее и выражал свою любовь старомодным образом, двигаясь к цели шаг за шагом. Он писал Аннунсиате письма и посылал подарки, которым она искренне радовалась. Аннунсиате казалось, что она вновь стала юной и вернулась домой, в Йоркшир, где ее окружали преданные поклонники, которые не требовали взамен за свои ухаживания ничего, кроме улыбок и ее общества. Аннунсиата позировала для еще одного портрета – на этот раз миниатюры, которую писал Сэмюэл Купер. Когда портрет был закончен, его оправили в золото и слоновую кость, и Аннунсиата подарила его Руперту 25 марта, в день своего рождения. Руперт пришел в восторг и в ответ преподнес золотой медальон с прядью собственных волос на ужине в ее честь. Паж принца торжественно внес медальон на бархатной подушке, а шестеро музыкантов в это время играли торжественный марш.

Аннунсиата захлопала в ладоши и рассмеялась, она сразу же позволила Руперту снять с шеи жемчужное ожерелье и заменить его медальоном, сказав, что будет беречь это сокровище еще сильнее, чем подарок принцессы Генриетты. Принц Руперт, наконец, отважился обнять ее, и Аннунсиата, повернув голову, быстро поцеловала его в щеку. На мгновение их лица сблизились, и глаза Руперта показались Аннунсиате такими огромными, что она вздрогнула. Теперь уже недолго, решила она. Все время, пока тянулось ухаживание, их дружба постепенно крепла. Они постоянно беседовали, не уставая от собственных слов. Руперт так много путешествовал, побывал на нескольких войнах, был знаком со множеством людей, и его жизненный опыт казался Аннунсиате неимоверным. Однако она обладала живым и быстрым умом, и принцу нравилось давать пищу этому восприимчивому уму. Он приносил ей книги, и они с удовольствием обсуждали их. Вместе они слушали музыку, играли и пели и даже пытались сочинять что-то свое. Руперт ввел Аннунсиату в мир архитектуры, и они провели много приятных часов, набрасывая эскизы зданий, планы городов и поселков.

Принцу нравилось рассказывать Аннунсиате о своем детстве: о том, как еще ребенком он бежал из дворца после битвы у Уайт-Маунтин и спасся один из всей семьи, о том, как в раннем детстве он начал интересоваться военным искусством вместе со своим любимым младшим братом Морисом, которого теперь уже не было в живых. Он поведал о начале своей военной карьеры и упомянул про Гамиля Гамильтона, дядю Кита Морлэнда, вместе с которым они участвовали во многих сражениях. Однако принц не любил рассказывать о войне в Англии – с ней у него было связано слишком много печальных воспоминаний, и Аннунсиата никогда не затрагивала эту тему, так как чувствовала, что она только подчеркнула бы разницу в возрасте. Принцу нравилась ее молодость и живость, а Аннунсиате – его зрелость и мудрость, но им не нужно было напоминать, что разница в возрасте между ними двадцать лет.

Начиналось раннее лето, и вскоре по стране разнеслась весть, что флот голландцев готовится выйти в море под предводительством грозного адмирала де Рюйтера, чтобы отомстить за осаду гвинейских крепостей. Было решено, что принц Руперт примет командование английским флотом, высланным на перехват голландцев. Аннунсиата услышала об этом от радостного Ричарда, который надеялся, что все эти события ускорят войну.

– Конечно, немало времени займет сбор денег, людей и подготовка кораблей, – заметил он.

– Сколько времени на это может потребоваться? – спросила Аннунсиата, стараясь сдержать дрожь в голосе.

– Месяц-другой, – ответил Ричард, – а то и несколько месяцев. Надеюсь, в сентябре или октябре корабли будут готовы к отплытию. Иначе потом их застанут осенние штормы.

Аннунсиата задумалась. Если принц поведет флот, его отсутствие продлится больше года – в семье Аннунсиаты было достаточно мореплавателей, и она слышала рассказы об их плаваниях. Значит, она очень долго не увидится с принцем. Аннунсиата отправилась домой в совершенно подавленном состоянии и обнаружила, что дома ее ждет письмо, принесенное из старого дворца. Принц просил прощения за то, что несколько дней не давал о себе знать, ссылался на важные дела и сообщал о предстоящей экспедиции. Принц писал также, что дела задержат его еще на несколько дней, но спрашивал, не желает ли Аннунсиата присоединиться к нему в Танбридже, чтобы отдохнуть и подкрепить силы. Принц предлагал выехать сразу же, как только будут закончены его дела.

Аннунсиата приказала горничной принести перо и бумагу, и начала стремительно писать ответ. В это время года Танбридж был очаровательным местом, а в Лондоне с наступлением весны становилось слишком жарко, и принц в самом деле нуждался в отдыхе после суматохи последних недель. Аннунсиата тоже мечтала оказаться в провинции, насладиться прохладой в тени деревьев, слушая пение птиц и попивая целебные воды, которыми славился Танбридж. Когда она писала о своем согласии, ее рука задрожала. Аннунсиата не сомневалась, что принц, зная о предстоящем отъезде, решил не откладывать последний шаг. В Танбридже ей предстояло, наконец, стать любовницей принца Руперта.


Эдуард спешил в Лондон, изо всех сил пришпоривая Байярда. В его голове постоянно вертелась одна мысль, заставляя Эдуарда чувствовать смущение и негодование. Первое, что он решил сделать – это ехать еще быстрее и молиться Богу, чтобы не опоздать. Он вспоминал о вчерашнем обеде, который состоялся в замке Морлэндов. Среди гостей была и Руфь – она лишь изредка обедала с Ральфом и Арабеллой, хотя ее постоянно приглашали. Разговор естественным образом зашел об Аннунсиате, и Ральф, заметив о том, сколько она сделала добра для своей семьи, шутливо спросил, скоро ли Аннунсиата станет возлюбленной короля.

– Тогда она могла бы сделать для семьи еще больше, – добавил он.

– Скорее всего, она станет возлюбленной не короля, а одного из членов королевской семьи, – ответил Эдуард. – Осмелюсь сказать, принц Руперт имеет огромное влияние, когда речь заходит о делах.

Руфь беспокойно зашевелилась, и взглянув на нее, Эдуард заметил, что кровь отхлынула от ее лица. Ральф продолжал болтать:

– И что же, наша графиня будет возлюбленной принца Руперта?

Искоса взглянув на Руфь, Эдуард ответил:

– По Лондону идет слух, что они стали неразлучными друзьями, и что она вскоре станет его любовницей, если еще не стала.

Немного спустя Руфь почувствовала недомогание, после кратких извинений отказалась переночевать в замке Морлэндов и уехала домой.

Эдуард предложил проводить ее, и его предложение было принято. Он не переставал удивляться странному выражению на лице Руфи, и как только они выехали за ворота замка, спросил:

– Неужели моя догадка...

– Потом, – прервала его Руфь, которая все еще выглядела потрясенной и бледной. – Подождите, пока мы не окажемся дома.

Дома, в Шоузе, Руфь приказала придвинуть поближе к огню кресло, принести бренди, и когда все было исполнено, кивком выслала слуг. Эдуард нерешительно повторил вопрос. А через пару часов он уже мчался в Лондон, помня о совершенной секретности своего трудного поручения. Недавно установилась сухая и теплая погода, и это означало, что по хорошим дорогам он доберется до столицы быстрее, потратив всего-навсего три дня. К моменту приезда в Лондон Эдуард твердо решил поговорить сначала с принцем – он не смог бы сейчас смотреть в глаза Аннунсиате. Эдуард надеялся, что они до сих пор не вместе.

К своей огромной радости он выяснил, что принц находится в адмиралтействе, неподалеку от Тауэра. Эдуард отправил посыльного с письмом, в котором умолял принца о встрече по срочному личному делу. В адмиралтействе его провели в приемную, сообщив, что принц скоро выйдет. Спустя час внутренняя дверь отворилась, и на пороге показался принц в сопровождении Джорджа Картрета, казначея флота, Джона Миннеса, гофмейстера, сэра Вильяма Пенна, одного из офицеров и секретаря Сэмюэла Пипайса. Принц пожелал всем спокойной ночи и отпустил своих спутников кивком головы. Они прошли к выходу, мельком взглянув на бледного, взволнованного Эдуарда.

Эдуард шагнул вперед, и принц повернулся к нему с терпеливым выражением смертельно усталого человека, который с трудом сохраняет внимание. Подумав, что принц неважно выглядит, Эдуард учтиво приветствовал его.

– Вы хотели видеть меня, мастер Морлэнд?

– Да, ваша милость. Мы могли бы поговорить где-нибудь наедине?

– Я слишком устал, мастер Морлэнд, – начал принц, но Эдуард перебил его:

– Уверяю вас, ваша милость, я не стал бы доставлять беспокойство, если бы дело не было столь важным.

Руперт не стал спорить. Он кивнул, провел посетителя в кабинет, откуда только что вышел, и прикрыл дверь.

– Здесь нам никто не помешает. Вы можете говорить без опасений.

– Ваша милость, прежде чем я изложу суть моего дела, я хочу попросить вас запастись терпением и заранее извинить меня. Дело касается лично вас, – Руперт недоуменно приподнял бровь, а Эдуард с жаром продолжал: – Сэр, я должен попросить вас вспомнить о том, что случилось несколько, а именно двадцать лет назад, в августе 1644 года.

Даже если принц и был удивлен, он не стал терять времени, расспрашивая, к чему такое упражнение памяти. Его глаза, под которыми залегли тени, смотрели понимающе и настороженно. Кивнув головой, принц продолжал молча слушать.

– Вы тогда были в Йоркшире, ваша милость, где произошла битва при Марстоне. Ваше войско потерпело поражение и бежало.

Лицо принца выразило боль и горечь, видимо, так и не затихшие за двадцать лет. Сжав губы, он еле слышно попросил:

– Продолжайте.

– Вместе с несколькими офицерами вы остановились на ночь в одном из близлежащих домов, – теперь Эдуард переходил к самому трудному. Он сглотнул ком в горле и нервно облизнул губы. – В том доме не было хозяина – он принадлежал даме, одной из моих родственниц. В ту ночь вы... вы спали не один, – он избегал смотреть в глаза принцу. – Сэр, от этой связи родился ребенок, девочка. Она появилась на свет 25 марта 1645 года.

Наступило долгое молчание, и Эдуард, наконец, решился поднять голову. Лицо принца было замкнутым и отчужденным. Он выглядел очень старым, как будто потух светильник, освещавший его лицо изнутри. Мгновение он стоял, устремив взор в пространство, а затем, медленно и почти мучительно потянувшись, он достал из внутреннего кармана миниатюрный портрет в позолоченной рамке из слоновой кости.

Еле сдерживая дрожь в руке, он протянул портрет Эдуарду и проговорил:

– Вот этот ребенок?

Эдуард взглянул на портрет, поразившись сходству, и кивнул.

Принц приблизил портрет к глазам и долго смотрел на него, прежде чем вновь положить в карман.

– Не понимаю... – проговорил он. – Почему же она не сообщила мне? – Эдуард смутился, а принц поспешил объяснить: – Ее мать, ваша...

– Кузина, сэр.

– Да, ваша кузина. Почему она не написала мне?

– Не знаю. Она странная женщина, сэр. Она так и не вышла замуж, прожила в одиночестве все эти годы, сама вырастила ребенка и, по-видимому, не нуждалась ни в чьей помощи или обществе.

– Не понимаю... – снова повторил принц. Он беспокойно огляделся и нахмурился, как от сильной боли, чувствуя себя совершенно потерянным. – Все эти годы я мог бы иметь дочь... А теперь я потерял ее. Она знает? Я хочу сказать, об этом известно графине? – он не мог назвать ее дочерью – она пока еще не принадлежала ему.

Эдуард покачал головой.

– Я еще не успел сообщить ей, решив, что лучше сначала встретиться с вами.

– Я должен был догадаться – это сходство... Все его замечали, но если не присматриваться, этого можно было и не заметить... Я видел, что она выглядит, как женщина из рода Стюартов, но не более, чем кто-либо другой... Черные глаза и волосы... Нет, я не думал об этом. Откуда я мог знать?

– Вам не в чем упрекать себя, сэр, – мягко сказал Эдуард. – Ведь пока еще ничего не случилось, – в этом утверждении прозвучал вопрос. Принц Руперт посмотрел ему в глаза и сухо ответил:

– Мы должны были уехать завтра, в Танбридж. Она ждет, что я заеду за ней утром.

– Сэр, иногда болезнь, особенно внезапная болезнь, помогает избежать опасности, – заметил Эдуард.

Руперт кивнул.

– Но это было бы проявлением слабости с моей стороны. Она должна знать.

– Вы думаете, это будет разумно, ваша милость? Потрясение может оказаться очень сильным, даже опасным для нее. Разве постепенное отдаление, меньшее внимание не... – Руперт нетерпеливо кивнул, и Эдуард поспешил договорить: – Тогда она будет чувствовать только разочарование, ее чувства изменятся, и можно будет сказать ей, каким-нибудь образом дать понять...

Впервые в своей жизни принц Руперт узнал чувство нерешительности, обдумывая преимущество тактичного и деликатного выхода перед прямым и честным заявлением. Эдуард понял его сомнения. Он ждал в сочувственном молчании, пока, наконец, принц не заговорил:

– Да, недавно я стал чувствовать себя хуже. Именно поэтому я собирался в Танбридж...


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24