Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Пожар любви

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Хэндленд Лори / Пожар любви - Чтение (стр. 13)
Автор: Хэндленд Лори
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


Если скажу «нет», то старый прохвост Мигель найдет кого-нибудь другого, кто с удовольствием женится на Анжелине... Но кто может знать, что этот «кто-то» поймет и ее, и ее мечту так, как понял я? В самом крайнем случае я мог бы увезти Анжелину от ее жалкой пародии на отца и отвезти обратно в монастырь. Как только она станет женой Чарли Колтрейна, никто больше не посмеет обращаться с нею, как со своей собственностью...»

Чарли повернулся и спокойно встретил холодный и расчетливый взгляд Мигеля Рейеса.

– Хорошо, согласен, – сказал он. – Я женюсь на вашей дочери.


Наступила ночь, а Анжелина все еще оставалась в своей комнате. Несколько раз приходила мать – приносила ей еду – но так ничего и не сказала. Даже если она знала, что произошло, она все равно молчала. Уходя, мать всегда запирала за собой дверь. Анжелина просила, чтобы ее выпустили, но Тереза Рейес послушно выполняла все распоряжения мужа.

Поднялась луна, бросая сквозь окно на кровать, где лежала Анжелина, серебряные тени. Она смотрела в потолок, задаваясь вопросом, что могло так рассердить отца на этот раз. После долгих размышлений Анжелина все же поняла, что ее воображение рисовало намного худшие варианты, чем на самом деле. Но, при этом она чувствовала, что непременно сойдет с ума, если ей придется и дальше оставаться в этой комнате, не зная, что происходит за ее стенами.

Щелкнул замок, и дверь распахнулась. Анжелина быстро села. Ей не хотелось встречать свою судьбу лежа. В дверном проеме показался отец. В темноте его лицо оставалось почти неразличимым, но вся фигура, и особенно посадка головы, позволяли догадаться, что отцу с трудом удавалось сдерживать свой гнев.

Он вошел в комнату и запер за собой дверь. Анжелина старалась не выдать своего страха, поскольку отец направился прямо к ней. Не говоря ни слова, он ударил ее по лицу наотмашь тыльной стороной ладони. Анжелина выдержала удар, прикусив кончик языка, чтобы сдержать вскрик.

– Это тебе... – прошипел он, – за твою глупость. Ты думала, что сплетни о твоих похождениях не дойдут до Чихуахуа?

– Каких похождениях?

Он было занес руку снова, но потом – с очевидной неохотой – опустил ее.

– Думаешь, что вы с этим anglo можете свободно разъезжать по всей стране, останавливаться на ранчо Альвареса, демонстрировать перед каждым ваши отношения и при этом не бояться, что сплетни побегут впереди вас?

– У меня не оставалось иного выбора, кроме как ехать с ним. И я не знала, что Хуан и Мария живут на той гасиенде... Ну, а потом стало слишком поздно уезжать... Но я даже предположить не могла, что люди такие узколобые. Я же постулантка. Совсем скоро я дам свой обет. Так почему всем так упорно хочется верить, что я должна лечь с мужчиной только потому, что он оказался рядом?

Отец подошел к окну и долго смотрел на темный двор. Анжелина с облегчением вздохнула. Когда он минуту назад тучей нависал над ней, она утратила способность думать, ожидая, что в любой момент он ударит ее снова.

– Предмет спора здесь не в том, почему они верят, – сказал он. – Проблема в том, что они в это верят. Ты зачем-то рассказала Марии Альварес о своих неприятностях в монастыре. О том, что ты еще даже не послушница, что мать-настоятельница чувствует, что ты еще не готова к пострижению... И это только подхлестнуло слухи. Один раз своим упрямством ты уже чуть не разрушила мою политическую карьеру. Но теперь я тебе этого не позволю.

– Тогда сегодня же вечером я уеду.

– Нет. Никуда ты не поедешь.

От ледяной решительности его тона Анжелина оцепенела с головы до пят. Она вздохнула и попыталась еще раз убедить его в своей искренности.

– Я вернусь в монастырь. И, как только я уеду, разговоры очень быстро утихнут.

– Может быть. А может, и нет. Я не собираюсь больше испытывать судьбу по твоей милости, дочь. Сегодня же вечером ты выйдешь замуж. Только так мы сумеем укоротить болтливые языки.

– Я? Замуж? – Мозг Анжелины судорожно искал недостающее звено этой загадки: «В какой момент разговора вообще возник вопрос о замужестве?» – И за кого я, по-вашему, должна выйти замуж? – спросила она.

Отец тут же повернулся спиной к окну, даже в темноте она могла разглядеть его злорадную улыбку, обнажившую белые зубы.

– За кого? За своего друга, конечно. Ты же так хотела его. Теперь можешь его получить.

Мгновенно нахлынувшая радость пересилила шок. Но тут же ход ее мыслей вернулся к суровой реальности: «А как же мое призвание? А мое видение? Я ведь просто обязана стать монахиней. Чарли для меня лишь посланное Богом испытание. Если я сейчас откажусь от своих чувств к Нему, то потерплю поражение. Я должна помнить, что истина превыше всего...»

– Я не могу выйти за него, padre.

– Я не спрашиваю твоего согласия. Ты выйдешь за него замуж, и вас обвенчают сегодня же вечером.

– Мне кажется, что такая же беседа у нас однажды уже состоялась. Вам не удастся заставить меня выйти замуж против моей воли.

К ее удивлению, отец просто рассмеялся и вышел, не проронив ни слова. В ночной тишине щелчок замка с той стороны двери показался ей громом. Анжелина упала обратно в постель и снова уставилась в потолок. Отец показался ей подозрительно счастливым. Но счастье Мигеля Рейеса обычно предвещало кому-то большие неприятности. На этот раз у нее возникло дурное предчувствие, что именно она и стала этим человеком.

Ей показалось, что прошла целая вечность, а возможно всего один час, когда дверь в ее комнату распахнулась снова. На этот раз каждый из вошедших нес в руках керосиновую лампу. Анжелина села в постели и, прикрыв глаза рукой, заморгала от непривычного яркого света, заполнившего комнату. Когда ее глаза привыкли, она узнала мать, стоявшую чуть впереди отца, и рядом их семейного священника. Это был другой человек – не тот, что предоставил ей убежище на прошлой свадьбе.

В левой руке отец держал револьвер. Анжелина, нахмурившись, взглянула на мать. Тереза не посмела поднять на нее глаза.

Анжелина встала и, обращаясь к священнику, спросила:

– Что здесь происходит?

Не отвечая на ее вопрос, священник встал перед окном и открыл Библию. По всей вероятности, рассчитывать на его помощь она не могла. За него ответил отец:

– Настало время для свадьбы, дочь.

– Я же говорила вам...

Анжелина остановилась, когда увидела в дверях еще один темный силуэт. Свет упал на его красивое лицо, и у нее перехватило дыхание. Он надел джинсы и чистую черную рубашку. И на этот раз пришел без оружия, с которым прежде никогда не расставался.

«Странно, – подумала она, – но и безоружный он все равно таит в себе угрозу».

Темная ткань рубашки оттеняла золотые с серебряными прядями волосы, блестевшие в мерцающем свете ламп. Глаза Чарли показались Анжелине бездонно-черными, когда его взгляд вдруг вспыхнул, остановившись на ней. Он улыбнулся. Этой – первой по-настоящему открытой – улыбке она не могла не улыбнуться в ответ.

Чарли шагнул к ней, протягивая руку. Какую-то долю секунды Анжелина стояла в нерешительности. «Неужели Чарли согласился на этот фарс? Как же он мог, зная о моих видениях, об ангеле, о моих мечтах? Он должен бы знать, что я не могу согласиться...»Но прежде чем она успела его о чем-нибудь спросить, вопросы получили самый неожиданный ответ: Мигель Рейес поднял револьвер и направил ствол в грудь Чарли. Улыбка на губах Чарли исчезла. Он замер, взглянул вниз, на оружие, а потом на человека, который его держал.

– Черт возьми, вы отдаете себе отчет в том, что делаете, Рейес? – прорычал Чарли.

– Всего лишь небольшая страховочка... – Мигель не спускал с Чарли глаз, хотя все его последующие слова предназначались для Анжелины: – Говори только то, что нужно, дочь. Выходи замуж за этого человека и не противься, иначе я пристрелю твоего друга прямо у тебя на глазах.

Потрясенная этой картиной и поведением отца, Анжелина чуть не задохнулась, вглядываясь в глаза Чарли. «Возможно ли, чтобы его глаза потемнели еще больше? Не глаза, а черный лед, – думала она. – Он выглядит так, словно готов кого-нибудь убить».

– Это не входило в наше соглашение, Рейес.

– Соглашение? – Анжелина переводила взгляд с отца на Чарли. – Какое еще соглашение?

– Ты обещал жениться на ней, так вот она. Священник тоже здесь. Делай то, что обещал, или быстро перенесешься в мир иной.

– Нет, – прорычал Чарли. Отец Анжелины взвел курок.

– Я вам уже сказал, что без ее согласия жениться на ней не стану. Не хочу, чтобы ее принуждали к чему-нибудь. Особенно это касается вас.

Слова Чарли согрели сердце Анжелины. «Он меня понимает. Если б он только смог, то никогда не навредил бы мне».

Отец подтолкнул Чарли револьвером, и тот попятился.

Анжелина вскрикнула и шагнула вперед. Мать подбежала к ней и попыталась удержать за локоть, но Анжелина выдернула руку. Оба мужчины, занятые своим разговором, не обращали на нее внимания.

– Делай то, что я тебе говорю, Колтрейн, и держи язык за зубами, если тебя не спрашивают. Посмотрим, сумеешь ты произнести свои клятвы, если я нашпигую твою ногу свинцом?

– Прекратите! – закричала Анжелина. Все повернулись к ней. – Оставьте его в покое. Я все сделаю. Я скажу то, чего вы от меня добиваетесь, если только вы сейчас же оставите его в покое.

Все в комнате заулыбались ее сговорчивости. Все, кроме Чарли. Он хмуро смотрел на присутствующих. Только ее отец подошел к нему сзади и начал толкать рукоятью револьвера до тех пор, пока Чарли не встал рядом с Анжелиной.

– Что ж, начнем венчание, не так ли? – сказал Мигель Рейес, очевидно очень довольный тем, что все шло по его плану. – Начнем? – обратился он к священнику.

Священник начал торопливо бормотать что-то по-латыни. Анжелина чувствовала охватившее Чарли напряжение, как некую материальную силу, осязаемо витавшую в воздухе. Она могла бы безошибочно сказать, что он отчаянно пытается придумать, как им обоим выбраться из этой ситуации. Но ее отец стоял позади них с револьвером, направленным в спину Чарли.

Большая часть церемонии воспринималась ею как в тумане. Когда потребовали, чтобы она произнесла слова своей клятвы, Анжелина обернулась назад. Ее отец снова – для пущей важности – взвел курок револьвера, и она поспешно повторила за священником то, что тот ей подсказывал. Когда настала очередь Чарли, ему об этом напомнили толчком рукоятки револьвера в спину, вынудив его подчиниться, хотя его голос с каждой минутой грубел от едва сдерживаемого гнева.

Наконец, обряд совершился. Она перестала быть Анжелиной Рейес, но зато стала Анжелиной Колтрейн. Все еще потрясенная, она повернулась к мужу. С ее губ не сорвалось ни одного слова извинения.

Рыча от раздражения, Чарли повернулся к ее родителям.

– Вы получили то, что хотели. Теперь забирайте свое оружие и убирайтесь.

Ее отец нагло и двусмысленно ухмыльнулся:

– Не терпится воспользоваться своими правами, Колтрейн?

От волнения мать Анжелины тяжело дышала. Потом, слегка потрепав дочь по руке, она выбежала из комнаты. Отец, пятясь к двери с револьвером в руках, не сводил с Чарли глаз.

Чарли шел за ним, и, как только Мигель Рейес перешагнул порог, пинком захлопнул за ним дверь. Заперев ее, он наклонился и уперся лбом в деревянную поверхность, шумно испустив долгий выдох.

Анжелина неподвижно стояла на середине комнаты. Теперь она замужняя женщина, – одна половинка большого целого. «Тогда отчего мне так одиноко?»Такой несчастной она себя никогда не чувствовала... за всю свою жизнь.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Чарли еще только поворачивался от двери, а Анжелина уже внутренне сжалась. «Чего он может теперь от меня потребовать?»Она имела совершенно смутные представления о том, что происходит между мужчиной и женщиной, да и то почерпнула их в основном из невольно подслушанных разговоров между старшими братьями, ну и, конечно, из своих наблюдений... ведь она выросла на ранчо. Вечером, накануне ее насильного и несостоявшегося венчания с Хуаном, мать пыталась что-то рассказать ей об этом, но дальше призывов верить в Господа, убеждений слушаться во всем мужа и мечтать о детях она так и не пошла. Никаких полезных рекомендаций мать ей толком дать не смогла.

Чарли подошел к ней на шаг, а Анжелина быстро отступила на два.

– Проклятие! Анжелина, я совсем не собираюсь на вас набрасываться. Успокойтесь. – Чарли нетерпеливым жестом провел пятерней по своим густым волосам, потом подошел к кровати и сел.

– Ч-что вы д-делаете? – заикаясь, спросила она.

– Ложусь спать. Этот день меня немного утомил. – Он сбросил сапоги, раздался двойной стук по деревянным доскам пола.

– Вы х-хот-тите сказать, ч-то буд-дете спать в моей пост-тели?

– Разумеется. Здесь же только одна кровать. Меня совсем не прельщает встреча в холле с вашим отцом и его любимой игрушкой, как он называет револьвер. Так что до утра я отсюда не уйду. А к тому времени у нас обоих будет шанс немного поостыть.

– Я буду спать в кресле, – Анжелина кивнула на кресло-качалку у окна.

Чарли покачал головой:

– Нет, вы будете спать в постели. И я тоже. Теперь мы женаты и ничего грешного в этом нет. Хотя, как мне кажется, занятие любовью с любимым человеком не имеет ничего общего с грехом. Хотя кто я такой, чтобы спорить с церковью?

«Грешница... Сколько раз я обвиняла себя в грехе? Несчетное число – то есть всегда, когда мечтала о том, как хорошо мне могло бы быть с Чарли. Как сейчас. А Чарли расстегивает рубашку...»

– Нет! Не надо. – Эти слова сорвались с ее непослушных губ. – Я не могу лечь с вами. Я не знаю... – она замолкла.

Чарли перестал раздеваться, хотя уже расстегнул рубашку. Она распахнулась, будто нарочно открыв ее нескромным взглядам золотистую кожу и волосы на его груди, когда он повернулся, чтобы взглянуть на нее.

– Я знаю, что вы многого не понимаете, Анжелина. – Его голос звучал самым нежным тоном из тех, что ей приходилось от него слышать. Когда он так говорил, она не только не могла уловить ни одной фальшивой нотки, но даже не замечала его болезненной хриплости. – Сегодня мы ничем не станем заниматься, а будем только спать. Я обещаю. Я женился на вас не ради секса.

Он встал и прошелся по комнате, задувая по очереди все лампы. Комната погрузилась в серебряное сияние лунного света и бархатные тени. Чарли вернулся к кровати и стянул с себя рубашку, стараясь не поворачиваться к ней спиной. Он еще не знал, что Анжелина уже видела его шрамы, но сейчас ей казалось совсем неподходящим обсуждать это. Когда он встал, чтобы снять брюки, Анжелина отвернулась, напряженно глядя в окно, пока не услышала, что он улегся.

– Ложитесь в постель. Вы же устали. Я вас не обижу.

Чарли был прав. Она так устала от переживаний этого дня, что комната плыла у нее перед глазами. Подойдя к кровати, Анжелина села, потом потянулась, чтобы расстегнуть на спине пуговицы платья.

От первого прикосновения грубых мужских пальцев она замерла, но Чарли отстранил ее руки и ловко расстегнул последние пуговицы. Воздух в комнате, только что казавшийся душным, вдруг захолодил ее обнажившуюся кожу, и Анжелина задрожала. Руки Чарли вначале нерешительно задержались у ее поясницы, но потом он их убрал.

Анжелина с облегчением вздохнула, но тут он стал вынимать шпильки из ее волос.

– Не надо, – задыхающимся от волнения шепотом сказала она, останавливая его. – Вы же обещали.

– Я обещал, что не обижу вас. И я не стану вас обижать. Только позвольте мне вынуть шпильки. Мне всегда хотелось видеть ваши волосы распущенными.

– Если я не заплету их на ночь в косу, утром они собьются в птичье гнездо.

– Утром я расчешу ваши волосы. Ну пожалуйста, – прошептал он, щекоча дыханием кожу на ее шее. – Ради меня.

Подумав о том, что Чарли будет расчесывать ее волосы утром, после того, как они проведут ночь в одной постели, Анжелина почему-то почувствовала, как от ожидания этих ощущений по спине у нее пробежала легкая дрожь. Начинали проявляться интимные детали замужества. Анжелина отпустила его руку и села на краю постели, напрягшись и ожидая, когда он, наконец, кончит расплетать ее волосы. Каскад темных волос хлынул вниз, щекоча ей шею, плечи, спину... Чарли несколько секунд гладил пальцами пряди, потом стал разминать Анжелине плечи и шею.

– Расслабьтесь, – предложил он.

Она действительно стала расслабляться, глухо застонав от удовольствия. Еще никто так не прикасался к ней. Чудесное чувство. Ощущения от его прикосновений к телу были такими, каких она еще не испытывала за всю свою жизнь. Он осторожно наклонил ее голову вперед, продолжая разминать шею.

«Когда же он успел спустить платье с моих плеч! «Она не замечала этого, пока магические движения не охватили ее ключицы. Но все, что бы он ни делал, доставляло ей такое блаженство, что она почти впала в летаргический сон, потеряв волю к сопротивлению, плыла по какой-то бесконечной реке желания.

– Снимите платье и ложитесь. – Ей показалось, что шепот шел откуда-то из ее головы. Анжелина подчинилась и сняла платье и нижние юбки, оставшись лишь в сорочке. Она легла на подушки. Чарли сел рядом, черной тенью на фоне синей комнаты, окрашенной лунным сиянием. Золотые волосы создавали вокруг его головы светящийся нимб, и хотя она не могла различить его лица, глаза Чарли сияли в темноте.

Не говоря ни слова, он наклонился и поцеловал ее. Его тело парило над нею, совсем близко, почти касаясь ее, и от него исходил жар, обжигавший ее кожу. Его губы – сначала твердые, – прикасаясь к ее губам, становились мягкими. Он гладил ее сжатые губы своим языком, и эта ласка отдавалась трепетом, волнами расходившимися от ее губ по всему телу. Отдавая себя на волю захватившего все ее существо страстного желания, Анжелина обвила руками шею Чарли и притянула к себе.

Он был совершенно нагой. Жар твердого и тяжелого тела, прижавшегося к ней, согревал ее сквозь тонкую ткань сорочки. Он почти не шевелился, будто боясь ее испугать, но она все равно почувствовала силу его желания по тому, как он прижимался к ее сокровенному женскому месту.

Поцелуй длился нескончаемо – губы к губам, язык к языку. Широкая ладонь Чарли подхватила, чуть прижимая, ее грудь. Но вместо того чтобы смутиться или вздрогнуть от страха, Анжелина застонала и выгнула спину так, чтобы теснее вжать грудь в его руку. Сосок затвердел до почти непереносимого, болезненно-сладостного состояния. Он отнял губы от ее губ и, наклонившись, захватил упругий бутончик губами сквозь тонкую ткань.

От противоречивых ощущений горячего тепла и влажного раздражающего прикосновения ткани к напряженной плоти пальцы Анжелины судорожно сжали его волосы. Цепочка поцелуев протянулась по ложбинке между ее грудями, и его губы завладели другим соском, а тем временем нижняя часть тела тесно прильнула к ней. Анжелина не удержалась от вскрика – так неожиданны и приятны были его ласки. Она понимала, что нужно прекратить то, что они делали, но невероятные, неизъяснимые ощущения лишали ее сил отказаться от них. Ее тело отвечало на совсем иной зов.

Чарли прижался губами к изгибу ее шеи, потом, тяжело дыша, приник к ней лицом. Он изогнулся, прижимаясь еще крепче, и весь мир в ее прикрытых глазах взорвался, рассыпавшись мириадами звездочек. Напряжение волнами пробегало по телу, возникая там, где он касался ее горячими губами и руками. Она крепко сжимала его в объятиях до тех пор, пока эти волны не ослабли. Потом гладила его по волосам так долго, пока он не поднял голову и не поцеловал ее в бровь.

Кровать заскрипела под тяжестью его тела, когда он отодвинулся от нее. Чарли лежал на спине, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Она лежала рядом прямая и негнущаяся, как палка, и тоже смотрела в потолок, находя его восхитительным, хотя и смотрела на него предыдущие полдня. «Я что-то сделала не так. А что?»

– Простите меня, – шепнула она.

Чарли выругался вполголоса, а Анжелина прикрыла веки и затаилась. Уж теперь-то она совершенно не сомневалась, что допустила какую-то ошибку.

– Этого не должно было произойти, Анжелина. Я только хотел к вам прикоснуться и поцеловать. Но когда вы ответили мне, я перестал соображать. Мне бы следовало получше держать себя в руках. Не знаю, что со мной случилось. – От гнева и злости его голос стал еще более жестким, а от того, что он весь напрягся, даже дернулась кровать.

– Я знала, что делаю что-то недозволенное...

– Нет... – голос Чарли снова стал нежным, и он привлек ее к себе, охватывая плечи рукой так, чтобы ее голова легла ему на грудь, а тело тесно прижалось. – То, что произошло, – естественно. Мы ведь теперь женаты.

– Разве это по-настоящему? Я кое-что знаю об этих отношениях и понимаю, что любовью мы не занимались, так что брак еще не состоялся.

– Правильно. И я хочу, чтобы все так и осталось.

– Что? – Анжелина попыталась сесть, но Чарли удержал ее, крепко прижимая к себе. Побарахтавшись в его объятиях несколько секунд, она успокоилась. – Почему вы так говорите?

Чарли сокрушенно вздохнул:

– Временами я забываю, как вы еще молоды. И все время ведете себя чертовски самостоятельно и независимо. Хотя, познакомившись поближе с вашим отцом, я понимаю, почему вы не могли полагаться на родителей. Во всем.

– Не знаю, почему вы постоянно считаете меня молоденькой. Мне уже двадцать. Почти все молодые женщины в этих краях выходят замуж в шестнадцать. Так что я, по сравнению с ними, старая дева.

– Вот когда вам стукнет тридцать семь, вам покажется, что ваши двадцать были сто лет назад. Я и вспомнить не смогу, каким был в мои двадцать лет.

– Верится с трудом.

– Поверьте. Это было еще до войны, до Мосби... – Он затих, а когда заговорил снова, его голос стал таким тихим, что Анжелине пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова. – Задолго до того, как многое произошло.

Анжелина прикусила губу. «Есть еще столько всего, чего я не знаю о Чарли, о его прошлом, о его семье, как и о том, как он стал таким. Удастся ли мне когда-нибудь узнать всю правду? Да и хочу ли я этого? Но самый главный вопрос, который волнует меня теперь...»

– Зачем же вы на мне женились?

Чарли немного помедлил и только потом ответил:

– Чтобы защитить вас. Боюсь, что по всему городу только и болтают, что о нашей с вами поездке. Ваш отец кипел от злости. Он поклялся, что заставит вас выйти замуж за первого встречного. И я подумал, что со мной вы будете чувствовать себя лучше всего.

Ее оскорбило, что Чарли женился на ней только для того, чтобы спасти ее честь и защитить.

– Я и сама могу о себе позаботиться.

– Да уж. Для этого вы проделали большую работу, – произнес он саркастически и приложил к ее губам два пальца, чтобы остановить гневные слова, вот-вот готовые сорваться с ее губ. – Послушайте меня еще минуту. Мигель Рейес мог делать с вами, что захочет, но... до тех пор, пока вы не стали бы монахиней или не вышли бы замуж. Теперь вы замужем. И он больше не посмеет указывать, как вам поступать.

– Я хочу только одного – стать монахиней.

– Если вам так хочется этого, так дерзайте. Анжелина, я все еще нахожусь в розыске. Никто не может сказать, что меня ждет впереди. Стоит мне уйти со сцены, и вы спокойно сможете вернуться в монастырь.

От этих слов Анжелину бросило в холодный пот.

– Что вы хотите сказать этим «уйти со сцены»? Она почувствовала щекой, как он недоуменно пожал плечами.

– В тюрьму... Пропасть без вести... Умереть...

– Перестаньте!

– Надо трезво смотреть на жизнь. Вы сами сказали, что вообще не хотите выходить замуж. Вы хотите стать монахиней. Вот я и выбрал самый безболезненный путь к исполнению ваших пожеланий.

– Тогда какие у вас желания, Чарли Колтрейн? Bы сказали, что не станете заниматься со мной любовью, но вы ведь этого очень хотите. Теперь вы – мой муж и никто вас не остановит. Так почему вы не взяли то, что хотели? Я ведь тоже хотела этого, если не сказать больше.

– Вы говорите прямо как ваш отец, – пробормотал Чарли.

Анжелина замерла.

– Что? Что вы имеете в виду?

– Ничего.

– Нет, я все-таки хочу знать. Что он вам такого сказал?

– Только то, что я могу вас взять. Он хорошо заплатит монастырю, – а это будет считаться вашим приданым – чтобы они там закрыли глаза и приняли вас обратно, если наш брак по каким-то причинам не состоится.

– Он знает, кто вы такой? Что вас разыскивают?

По тому, как Чарли вздрогнул, Анжелина поняла, что такого вопроса он никак не ожидал.

– Не думаю, – произнес он медленно. – Если бы он знал, то ему не пришлось бы меня подкупать. Он бы достиг своей цели обычными угрозами и шантажом. И к тому же я сомневаюсь, что в таком случае он посчитал бы меня подходящим кандидатом на роль спасителя репутации своей дочери.

– Что верно, то верно. – Анжелина затихла, вернувшись к мысли, совсем недавно лишь промелькнувшей в ее подсознании. После новых ощущений, которые она только что испытала в объятиях Чарли, ей захотелось большего. «Он уверяет меня, что теперь мы – муж и жена и можем заниматься любовью, и это не будет грехом. Более того, ведь церковь предполагает, что супружеский долг должен быть исполнен нами обоими. Чарли желает меня... Тогда почему он остановился и не стал учить меня всему, что знает сам? Он и раньше уходил от объяснений, но теперь я хочу знать правду...»

Собравшись с мужеством, Анжелина снова задала ему свой вопрос:

– Почему вы не стали заниматься со мной любовью? Вы ведь сами сказали, что мы женаты... а я так хотела этого.

Чарли повернул к ней голову, и она почувствовала легкое прикосновение, будто он поцеловал ее волосы на макушке.

– Мне не хотелось бы ничего иного, кроме как показать вам, как может чувствовать себя настоящая женщина, Анжелина. С тех пор как мы встретились, я день и ночь испытываю к вам жгучее желание. А понимая, что вы никогда не будете моей, мое желание еще больше разгоралось. Вот и сейчас я хочу вас больше, чем мог когда-нибудь от себя ожидать. Но вот позволить оставить своего ребенка без отца я не смогу. Я сам прошел через кошмар безотцовщины, который врагу своему не пожелал бы... уже не говоря о том, что ребенок будет частицей моей плоти и крови.

Анжелине вспомнился рассказ Чарли о том, как он жил под одной крышей с отчимом, Ричардом Беккером, и ей стало ясно, что именно он хотел сказать. По крайней мере, у него хватило здравого смысла заглянуть вперед и увидеть последствия того, что они могли совершить.

– Вы правы. Об этом я не подумала. Простите меня.

– Спите, Анжелина, – сказал Чарли уставшим и словно постаревшим голосом. – Мне кажется, завтрашний денек не будет более легким, чем сегодняшний.

Он поцеловал ее в лоб и отвернулся. Но мысли, роившиеся в голове Анжелины, не давали ей уснуть.

«Ребенок... Боже, как я наивна. Чувствуя его прикосновения и ласки, я думала только об удовольствии, о великолепных, восхитительных ощущениях, которые испытывала. Мне было не до того, чтобы чуть-чуть заглянуть в то, что может произойти через час, не говоря уже о том, чтобы подумать о новой жизни, которая могла в результате этого возникнуть. Слава Богу, что у Чарли хватило здравого смысла, и мы избегли этой ошибки...»

Мысль о ребенке, ребенке Чарли, вызвала в ней ощущение приятной и теплой тяжести, почему-то комком вставшей где-то у горла. Она заморгала от влаги, вдруг появившейся в уголках глаз. Анжелина всегда любила детей. И, наверное, поэтому выбрала монашеский орден, который и был призван учить их, и сделала это вопреки своему другому призванию – ухаживать за больными. Ей хотелось, чтобы дети стали частью ее жизни, даже если они и не были бы ее родными детьми.

Перед внутренним взором девушки развернулась картина того, как они могли бы жить с Чарли. Картина настоящего и счастливого замужества – каждую ночь ложиться вместе спать, обнимать его, ласкать и с каждым разом все глубже познавать силу страсти, возникавшую от его поцелуев и прикосновений. Фантазия разыгралась дальше, и она позволила себе на минутку подумать о несбыточном – о том, как она вынашивает и растит детей Чарли, любит и воспитывает их. Ей до боли хотелось всего этого.

Но тут ее мечта рассыпалась. Этот мужчина послан ей как испытание. Как экзамен, который она с таким позором провалила. Вместо того чтобы противиться его обаянию и чарам, она вышла за него замуж, и если бы поддалась страсти, которую он в ней вызвал, и мечте о жизни с ним, то где бы она очутилась теперь? С десяти лет Анжелина верила в жизнь, связанную с Богом. Разве она тогда ошибалась? Если ее призвание не настоящее, тогда что означает золотой ангел, посещавший ее в видениях?

«Если я – не Анжелина Рейес, кандидатка в послушницы ордена «Сестер Воплощенного Слова и Святого Причастия», тогда кто я? Анжелина Колтрейн, жена преступника, которого разыскивает полиция? Или заурядная мошенница и самозванка во всех отношениях?..»


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20