Мое бурное прошлое

– Джульет, – мягко сказала мама.

Виски тотчас свело, словно кто-то сжал их плоскогубцами. Я отлично понимала значение этого всепрощающего тона святоши: Джульет недавно совершила ряд грехов по отношению к мамочке, но та великодушно простила свою неблагодарную дочь. Тем не менее ее святой долг – указать на грехи, дабы вышеупомянутая Джульет не допустила их повторения в будущем. Мама так прочно вошла в роль святоши, что могла номинироваться на «Оскар».

– Привет, мам, – осторожно ответила я.

– Я передала через твоего брата просьбу позвонить мне, но он, должно быть, забыл.

Мое сердце упало.

– Нет, он не забыл, – вздохнула я. – Прости, у меня было столько дел…

С первой же минуты ей удалось вытянуть из меня признание вины. Мамочка всегда была виртуозом по этой части.

– Крис сказал, что ты в дурном настроении.

Если Крис сказал матери, что я накачалась с самого утра и свалилась с головной болью, ему не жить.

– Как жаль, что Крис не получил работу в ресторане, – продолжала она. – Он так надеялся. Я была почти уверена, что он непременно устроится.

На меня накатила депрессия, сдобренная чувством вины. Это случалось всегда, стоило маме помянуть беднягу Криса. Она сваливала на меня очередную проблему брата, а когда оказывалось, что я не в силах хоть что-то сделать (а так почти всегда и происходило), во всем была виновата Джульет.

Все-таки я решилась возразить:

– Мне тоже жаль, но, думаю, его песни показались им слишком мрачными, что ли. Понимаешь, это же не клуб, а кафе. Нужно было сыграть что-нибудь поживее.

Сон испарился. Я села в кровати и включила ночник. Для разговора с мамой нужно быть в состоянии полной боевой готовности.

– Прости, но твой брат сам знает, что ему играть, Джульет. Он же музыкант, а не ты.

Каждый раз при попытке внести дельное предложение я получала по носу. Но сейчас, вместо того чтобы стойко перенести удар, как это делают многие достойные представительницы моего пола, я полезла в бутылку, потому что привычная манера мамы сваливать все на Джульет порядком осточертела.

– Даже если бы он и получил эту работу, зарплата была бы мизерная. Что с того, что он смог бы пару дней в неделю питаться за их счет? Он достоин большего.

– Чего большего? Писать песенки для «Макдоналдса»?

Я резко выпрямилась, как будто мне врезали по спине плетью.

– Не песенки, а рекламные заставки.

Пару лет назад я встретилась по работе с директором крупнейшей звукозаписывающей компании, специализировавшейся на мелодиях для рекламы, и подсунула ему Криса. Брату всегда удавались простенькие запоминающиеся мелодии, но он их люто ненавидел. Мне казалось, что для Криса это замечательная возможность заработать и в дальнейшем самостоятельно субсидировать свою творческую карьеру. Владелец компании был от меня без ума и, послушав записи Криса, дал понять, что готов поговорить с ним. Я эту идею находила весьма перспективной, по крайней мере не такой уж пустой, особенно если учесть, сколько сил я потратила, чтобы добиться своего.

К сожалению, и мама, и Крис подняли такой вой, будто я вознамерилась унизить брата. Крис давным-давно забыл о том эпизоде, но мама упорно продолжала меня линчевать.

– До сих пор не могу поверить, что ты хотела заставить своего брата писать какие-то там заставки, – с глубочайшим презрением сказала она.

– А что в этом плохого, мама? – в сотый раз вопросила я. – По-моему, отличный способ получать приличные деньги, работая полдня. Крис бы навскидку выдал парочку мелодий…

– У него талант!

– Но, мам, надо же как-то подрабатывать, пока к тебе не придет успех. Салман Рушди, например, писал рекламные тексты, пока не стал великим писателем. – Я заранее припасла этот аргумент в ожидании очередного упрека.

Вместо ответа мамочка фыркнула, что она всегда делала, когда ей нечем было крыть. Я сцепила зубы и после паузы, не в силах выдерживать гнетущую тишину, спросила, как у нее дела.

– А я все жду, когда ты наконец об этом спросишь. – Мама испустила очередной протяжный вздох. – У меня уйма дел, совсем нет времени на себя. В субботу у меня были Холмсы, Дэвисы и Джин Уизерс. Джульет, ты себе не представляешь, как трудно развлекать людей.

– Как раз в этом и состоит моя работа, мама.

– Я стояла у плиты с восьми утра до семи вечера. У меня отекли ноги, а на следующий день ломило все тело.

Мама страдала варикозным расширением вен, и это был ее любимый конек.

– А потом я мыла посуду до часа ночи!

Я в изумлении уставилась на телефонную трубку, затем, снова приложив ее к уху, спросила:

– Зачем? У тебя же есть посудомоечная машина!

– Я же не могу сунуть бабушкины тарелки в посудомоечную машину, дурочка!

– Я не дурочка, – огрызнулась я, – и вообще, ты забыла сообщить, что подавала на бабушкином сервизе. Хотя это всего лишь какие-то Холмсы и…

– Не тебе об этом судить, – резко оборвала она.

– Я просто беспокоюсь о твоих ногах, – рассердилась я. Если маме что-то взбредет в голову, ее не остановит ни одна болячка, однако потом она изведет всех своими жалобами.

– Только не надо меня жалеть. Я вполне могу обойтись без твоего напускного сочувствия.

– Что же ты приготовила? – сменила я тему, чтобы разрядить атмосферу.

– Овощи в горшочках, запеченную говядину с гарниром из картофеля в сметане, фасоль, печеные фаршированные помидоры. В общем, пять разных блюд, а на десерт – безе с корицей и земляникой, а еще крем со взбитыми сливками. Потом сварила кофе. Когда они наконец ушли, я просто свалилась без сил.

– Ха! Это же целый банкет!

– У меня не было выбора. Никакого. Нужно было пригласить Дэвисов, потому что я сама недавно была у них в гостях. Джин тоже всегда очень гостеприимна.

Мне редко удавалось смолчать в таких случаях, как будто кто-то тянул меня за язык. Будь здесь Крис, он наверняка заметил бы, что я сама лезу на рожон.

– Мама. Выбор есть всегда.

Как и следовало ожидать, мама тотчас взорвалась:

– Что ты об этом знаешь?! Разве тебе, с твоей милой квартиркой и непыльной работой, приходится задумываться о выборе? Джульет, ты законченная эгоистка. Ты не думаешь ни о ком, кроме себя. Тебе наплевать на бедного брата, который влачит свою жизнь в муниципальной каморке, пытаясь найти работу, которая позволила бы проявиться его таланту! Бедняга едва сводит концы с концами!

Не знаю, что там с концами, но деньги на дурь у Криса водились всегда. Однако мне хватило ума прикусить язык.

– К тому же ты постоянно мне перечишь. Ты только и делаешь, что критикуешь меня. Уже поздно, я устала, и мне все это ни к чему. Я не для того позвонила тебе на свои собственные деньги, чтобы слушать твои дерзости. Я просто хотела спокойно поговорить со своей дочерью. Имею я на это право?

Я знала, к чему она клонит.

– Мам, только не вешай трубку!

И в ту же секунду послышались короткие гудки.

Я несколько раз глубоко вздохнула. Мама всегда бросала трубку, как только разговор выходил из-под ее контроля. Трюк с фразой о платном звонке я давно раскусила. Каждый раз это было верным знаком, что она вот-вот швырнет трубку. Тем не менее я сама спровоцировала ее, и мне некого винить, кроме себя. Разве трудно было просто заткнуться? Господи, ну почему меня так достают мамины жалобы на ее, в сущности, спокойную и обустроенную жизнь? Сегодняшняя хренотень ничем не отличалась от той, которой мама потчевала меня уже много лет. Но я почему-то никак не могу научиться отсеивать все это, как ненужный хлам. Сердце колотилось, хотелось плакать.

В полном отчаянии я повалилась на подушки. Мечты о голландце развеялись, я чувствовала себя старой корягой. А мама, выплеснув на меня всю желчь, наверняка угостится чаем, восхваляя себя за то, что объяснила наконец дерзкой девчонке, что к чему, и с чувством полного удовлетворения отойдет ко сну. Где же тут, к чертям собачьим, справедливость?

Глава шестая

У меня правило: если мама швыряет трубку, я никогда не делаю первый шаг к примирению (по крайней мере, до поры до времени). Иначе у меня точно возникло бы чувство, что я ползу на брюхе, дабы облобызать руку, которая нанесла мне удар. Тем не менее на следующее утро меня оседлала паранойя. Мама призраком преследовала меня повсюду. Ее дух кружил надо мной в ванной, разглядывая грязный налет на раковине, пока я чистила зубы; осуждающе щелкал языком, рассматривая переполненное мусорное ведро, когда я, спешно раздраконив новую упаковку колготок, выбросила обертку. Призрак мамы застыл от ужаса при виде купюры, которую я отдала за утренний капуччино и сдобную булочку (диета диетой, но не подыхать же с голоду!). Придя на работу, я без промедления позвонила своей домработнице – состояние раковины все еще не давало покоя – и потребовала реанимировать мою квартиру на этой же неделе. За что сразу же получила штрафной: мамочка на пушечный выстрел не подпустила бы чужака к своему жилищу. А женщины, которые позволяют себе такое безобразие, по ее мнению, переходят в разряд непотребных тварей.

Крис, к счастью для него, родился парнем и поэтому пользовался всеми услугами, как в гостинице: мама убирала его комнату и скоблила за него общественную территорию раз в две недели. Она стирала его одежду, а потом доставляла ее на дом. Нередко она выполняла и заказы на питание. Черт меня побери, если Крис хоть раз убрался перед ее приходом. Он просто сидел в кухне и хлебал чай, пока мама суетилась, поругивая его подружку за бесхозяйственность. Впрочем, стоит отдать Крису должное: он всегда самолично раскладывал по полкам выстиранное и выглаженное бельишко. Я стиснула зубы. Иногда мне кажется, что, когда я была ребенком, мама имплантировала мне в мозг электронный чип, а сейчас легко управляет мной с помощью пульта, который всегда держит под рукой.

Работа немного отвлекла от безрадостных мыслей. Все утро заняла традиционная планерка, затем я составила окончательный список изданий, в которых мы будем пиарить Лайама. Мои приготовления произвели на Ричарда такое впечатление, что он пригласил меня на обед. Ричард далеко не каждый день обходился с подчиненными таким образом, но я чувствовала, что заслужила его благоволение. Не желая, чтобы из-за Лайама пострадали все остальные клиенты, я очень энергично протолкнула в прессу бельгийский шоколад. С щедростью истинного кабальеро Ричард объявил, что совладелец может не слишком-то ограничивать себя в трате средств компании.

– Зачем нам деньги? – риторически вопрошал он. – Для того чтобы развлекать и развлекаться. Мы хотим, чтобы ты соблазнила весь Лондон и все выстроились к нам в очередь, разве не так? Поэтому не стесняйся. Вперед! И пусть твои расходы будут неограниченны.

Слова его небесной музыкой пролились на мои уши. А я-то уже терзалась муками совести из-за того, что слишком часто пускаю в ход служебную кредитку. Должна заметить, это сугубо женский комплекс. Что до мужчин, тут все наоборот: они считают себя просто обязанными истощать казну. Чем больше они излучают самоуверенности, тем больше всем наплевать, какая сумма пошла коту под хвост. Нет, женщины не такие. Женщины одержимы комплексом неполноценности, помноженным на комплекс бесправия. Они начинают самым жалким образом трястись, если случается вытянуть из компании лишний фунт, и, как вполне логичное следствие, их вечно упрекают в неоправданных тратах. В общем, я решила разделаться со своими комплексами: строго-настрого велела себе избавиться от излишней скромности и тратить напропалую. А раз уж все это время Льюис отчаянно держал оборону на шоколадном фронте, нужно отблагодарить бедняжку парой-тройкой коктейлей.

Ближе к вечеру намечался рекламный ланч в баре на Беркли-сквер. Для всех нас это был отличный повод списать обеденные расходы на счет компании, так что на ланч заявился весь личный состав нашей фирмы. Тем более что на этот раз рекламным объектом были новые затейливые коктейли – всевозможные пахучие желе на основе водки. Надо сказать, что рекламная продукция в виде стаканчиков с желеобразной водкой шла на ура – в отличие от прошлого раза, когда рекламный ланч был посвящен продукции «Британской говядины». Мало того, что пришлось жевать говяжью жвачку, так еще и беседовать с представителями этой славной организации, что было покруче, чем в пургу преодолевать снежную целину на раздолбанной колымаге. Я тогда, как назло, только-только прошла посвящение в совладельцы и поэтому чувствовала себя обязанной посещать все мероприятия. Три битых часа я с самым что ни на есть поддельным интересом слушала, как британский говяжий представитель вещает о злоключениях британского животновода в отдаленных регионах страны. К концу вечера мне хотелось как можно скорее удалиться в маленький сельский домик в вышеупомянутых отдаленных регионах страны и купить двустволку, чтобы оградить себя от старых красномордых козлов.

– Класс! – с чувством сказал Льюис, поднося ко рту водочно-клюквенное желе. Он мастерски сжал пальцами дно пластикового стаканчика. Ровное и правильное, как мокрый песок в детской формочке, желе вывалилось из стаканчика и непринужденно скользнуло ему в рот.

– Я так не умею, – позавидовала я ему. Я себе отхватила желе-перцовку и томатное желе «Кровавая Мэри».

Почти две минуты я мяла стаканчик над раскрытым ртом, тщетно пытаясь повторить трюк Льюиса, но желе с тем же упорством нахально тряслось себе в стаканчике – видимо, от хохота.

– Ну и черт с тобой! – наконец сдалась я и безжалостно ковырнула ложкой бесстыдно ухмылявшуюся рожу. – М-м-м! Очень мило. Необычно, но мило.

Мимо нас проплыл странноватого вида официант с напирсингованными бровями и козлиной бороденкой. В Нью-Йорке в моде официанты, напоминающие манекенов из витрины дорогого бутика.

В Лондоне, напротив, официанты – сплошь образчики экстремальной моды. Льюис взял еще один стаканчик с желе. В Нью-Йорке он стал бы официантом года.

– С чем это? – спросил Льюис.

– Водка с лимоном, цитрусовое желе, – траурно возвестил парень. Под официантской личиной наверняка скрывалась чрезвычайно творческая натура – музыкант, актер или хрен знает кто еще.

– Классно! – обрадовалась я. – Я тоже такой хочу. Это что на дне? Карамельная стружка?

Официант одарил меня угрюмым взглядом и молча продолжил свое скорбное шествие с подносом.

– Похож на дворецкого из фильма ужасов, который показывает вам вашу комнату, игнорируя все вопросы касательно подозрительного шума, доносящегося из камина, – сказала я.

– Джульет? Джульет! Вот ты где!

Ричард спикировал на меня, точно стервятник на добычу. Он был высок, костляв и вечно вздергивал широкие сутулые плечи почти к ушам в тщетной попытке сделаться не таким долговязым. Сходство с хищной птицей довершала лысая голова, нервно вращавшаяся туда-сюда. Ричард почему-то предпочитал допотопного покроя камзолы со стоячим воротничком, который предательски подчеркивал выступающий хребет и кадык. Большинство из нас хлебом не корми, дай поизображать Ричарда, благо дело это нехитрое.

– Я хочу тебя кое с кем познакомить, – сказал Ричард.

Он вежливо кивнул Льюису и потащил меня к двум элегантным джентльменам.

– Клаус, Йохан, – это Джульет Купер, наш новый партнер, а также восходящая звезда рекламного бизнеса. Клаус Зенн, управляющий директор компании «Айс-Водка». А это Йохан Гротхейзен, его заместитель.

Мы пожали друг другу руки. Ричард благосклонно улыбнулся и отправился налаживать прочие связи.

– Роскошные коктейли! – сказала я, выскребая ложкой остатки цитрусового желе. Первое правило рекламы: льсти клиенту. – Я уверена, они будут пользоваться успехом.

– Спасибо, – поблагодарил Клаус Зенн и с нервной улыбкой поправил галстук. – Что ж, Ричард прекрасно поработал. Мы очень довольны.

– Реклама получилась супер, – искренне признала я. – Будем выпускать ее обоймами – и успех обеспечен. Жалко, что нельзя делать бутылочки с водкой в форме пуль.

– Это непрактично, – заметил Йохан. – А жаль. Это быть эффективно, то есть эффектно.

Клаус явно из немцев. А вот у Йохана был совсем другой акцент, до боли напомнивший мне кое-кого.

– Вы не голландец? – с любопытством спросила я.

– Да! – Он был явно польщен. – Я из Амстердама. Как вы догадайся?

– Ну… – только бы не покраснеть, – пару дней назад в клубе я встретила парня. У него был такой же акцент. – Я сделала рукой неопределенный жест. – И он был такой же высоченный. А что, все голландцы такие… м-мм… большие?

И это я еще не успела как следует наклюкаться (не с трех же стаканчиков желе)! Счастье еще, что никто из коллег меня не слышал. При воспоминании о Петере у меня в мозгу происходило замыкание и язык сам собой начинал нести ахинею. Через неделю все встанет на свои места, но до того я обречена выставлять себя полной идиоткой.

Йохан выглядел ужасно довольным. Зато его напарник издевательски захохотал:

– У вас в Англии тоже есть высокие мужчины. Вот Ричард очень высокий.

– Но он не такой… э-э… большой. Ну, вы понимаете, не такой… э-э… солидный.

И я сопроводила свои слова беспомощным и нелепым жестом – будто призывала невидимого доброхота прийти мне на помощь. Йохан перехватил мою руку, освободил ее от пустого стаканчика и, подозвав официанта, поставил стаканчик на поднос.

– Вы пробовать черниковый водка? – спросил он. – Он очень хорошо.

Не дожидаясь ответа, он взял с подноса стаканчик и протянул мне.

– Спасибо, – промямлила я.

– Да, это правда, – дружелюбно сказал он. – Мы все очень большой в Голландия. Но мы ценить то, что можно ценить в иностранцах. Например, в Голландия никто не имей такой цвет волос, – сказал он, глядя на мою голову.

– Боюсь, я тоже не имей такой цвет волос, – ответила я, машинально дернув себя за локон.

– Это покраска? – спросил Клаус.

– Увы, ваша правда…

– Однако красивый покраска, – любезно заметил Йохан.

– Спасибо.

Если волосы у вас мышиного оттенка, то вы, по крайней мере, можете их перекрасить в любой, даже самый невообразимый цвет. В данный момент моя голова огненно-рыжая, сей оттенок олицетворяет «осенний пожар» (поэтическое название придумал мой парикмахер). Сейчас как раз осенняя пора, и цвет весьма актуален.

Я возилась с черничным желе, чувствуя, что таланты светской львицы меня нынче подводят. Спасением стали восторженные речи о водочном желе «Айс». Я бы восхищалась им, даже если бы оно отдавало рыбьим жиром и тухлым сыром, но, к счастью, до этого не дошло.

– Как вкусно! – с жаром вскрикивала я. – На данный момент черничное желе – мой фаворит.

Клиенты расплылись в улыбках, и Клаус снова поправил галстук. А поскольку галстук и до того был в порядке, я решила, что таким жестом он реагирует на похвалу.

– У нас весь водка превосходный, – сказал он довольно. – Весь превосходный качество. Особенно черниковый.

– Она не такой сладкий, как обычно бывает водка с заполнителем, – подхватил Йохан. – Мы пробовай очень, очень много водка, прежде чем выбирай эта.

– Не сомневаюсь. Ароматизированная водка на вкус обычно как одеколон.

Мое замечание вызвало бурю восторга. Клаус даже захлопал в ладоши, выражая одобрение.

– Мы так и говори друг другу! Как будто пей одеколон!

– Кто пьет одеколон? – вопросил Ричард, приземляясь рядом с нами. – Если судить по запаху, то почти все, что сейчас продается, можно пить. А сколько ванили стали добавлять в те же духи! Джульет, помнишь те массажные фиговины, которые нам предлагали рекламировать? Они выглядели как мыло, пахли как пирожные и принимали очень странный вид через десять минут после того, как их наносишь на кожу.

Ричард оглядел зал хищным взором и остался доволен:

– По-моему, все идет отлично.

– Просто чудесный! – согласился Клаус.

Пребывая в прекрасном настроении, он продолжал заигрывать со своим галстуком. Интересно, чем бы он занял руки, будь он голый? Так, пометим себе – галстук символизирует фаллос.

– Мы лишь жалей, что вы – менеджер нашего проекта, а не Джульет. Правда, Йохан? – пошутил Клаус. – Почему мы не знакомиться с Джульет раньше? Мы бы находись с красивая девушка, то есть женщина, – поправился он, вежливо кивнув в мою сторону, – на всех деловых встречах. Nicht war, Johan?[8]

– Согласен, – ответил Йохан и в упор посмотрел на меня.

Я была захвачена врасплох. Разумеется, не тяжеловесным комплиментом Клауса (от него я ничего другого и не ожидала), а вниманием Йохана. Лощеные деловые мужчины редко со мной заигрывают. Замечу, что и Петер мог бы выглядеть вполне солидно в строгом костюме. В голове опять произошло замыкание при воспоминании о виниловой майке и кожаных штанах. Не могу сказать, что мне не понравился маневр Йохана.

– Она у нас просто умница, – согласился Ричард, похлопав меня по плечу.

Хорошо, что я была на высоких каблуках, а то его рука наверняка погладила бы меня по голове.

Ричард большой любитель потрогать сотрудниц нашего агентства. Должна заметить, что в наше время, когда за это подают в суд, такое обращение стало выходить из моды. Но на Ричарда никто не обижается. Все знают, что наш директор – цвета неба в ясную погоду.

Мысли мои вернулись к Йохану. В одном глянцевом журнале какая-то особа разглагольствовала в интервью о том, что у большинства людей повышается самооценка, если они знают, что кто-то от них без ума. Сама же героиня интервью, напротив, начинает лучше думать не о себе, а о человеке, который от нее без ума. Последнее всегда казалось мне чертовки верным. Вот и сейчас, стоило мне сообразить, что Йохан положил на меня глаз, как он тут же не на шутку заинтересовал меня.

Я с любопытством оглядела его. Лицо пусть некрасивое, но мужественное, небольшие мешки под глазами и уверенный взгляд. Охапка светлых волос, возможно, скоро поредеет, но пока она в полном порядке. Для более точной экспертизы оставалось только стащить с него пиджак с брюками или хотя бы увидеть его в футболке и джинсах. Мужики просто обожают костюмы. Ничего удивительного: сколько недостатков можно под ними скрыть!

Льюис маячил за стойкой бара в компании с сериальной актриской, которую мы пригласили, чтобы добавить искорку в коктейль из чопорной публики. Актриса заявилась разодетая в пух и прах и уже успела лишиться рассудка из-за моего душки-ассистента. А как же иначе? Прибавьте к внешним данным Льюиса технику вышколенного жиголо

(интересно, не закончил ли он соответствующие курсы?) и умение обращаться с женщинами – и кто устоит? Интересно, каков он в постели? Скорее всего, запредельно высокомерен. Такие красавчики, как Льюис, частенько бывают чересчур самоуверенны. Множество случайных связей возвышают их в собственных глазах, но по-настоящему чему-то можно научиться, только если пожить с кем-нибудь. Но, думаю, Льюис сообразит, если вы объясните ему, что и как вам нравится. Он у нас смышленый.

Актриска запрокидывала голову и громко хохотала. Она была далеко не единственной любимицей желтой прессы на этой вечеринке: в баре ощущался повышенный градус звездности – как от водочного желе, так и от присутствия знаменитостей.

– Льюис делает нам какие-то знаки, – заметила я. – Думаю, он хочет сказать, что фотограф уже готов.

Ага, Льюис взял актриску за руку. Она замечательно украсит наш кадр.

– Вы иметь в виду готов, потому что съедать наш желе? Или он на все готов ради наш желе? – загоготал Клаус.

– Очень остроумно, Клаус, очень остроумно, – сказал Ричард. – Не пройти ли нам теперь в бар?

Клаус на прощанье широко улыбнулся мне, а Йохан забрал у меня из руки очередной стаканчик.

– Я брать это вместо вас, – произнес он, глядя мне в глаза.

У меня не осталось сомнений. Существует миллион знаков, по которым можно понять, что мужчина от тебя без ума. Самый очевидный – желание расплатиться за тебя в ресторане. Но есть и еще уйма всего, например если мужчина изо всех сил старается тебе угодить. Что ж, Йохан начинал мне нравиться.

Итак, трое за неделю. Просто экстаз.

– Знаешь, что моя помощница Лора говорит в таких случаях? – наставительно спросила Джиллиан. – Она говорит, что как только ты кого-то снимешь, другие тут же слетаются на тебя как осы на сладкое. Мужчины носом чувствуют соперника.

– Брр! Какая гадость! Как если бы свора собак дружно мочилась на мою ногу. – Я подложила себе фрикаделек.

– Теперь я поняла, почему тебе всегда приходится надевать сапоги, – заметила Джил.

– Это моя рабочая одежда.

Изящный свитер, юбка с разрезом, сапоги на высоком каблуке – что еще нужно, чтобы сражать всех наповал?

– Не понимаю, как тебе удается ходить на таких каблучищах?

– Ну, тебе они ни к чему, ты же выше меня. Не так уж и трудно. Они как продолжение ноги. Бог не потрудился отпустить мне лишний десяток сантиметров, так почему бы не добавить их самой?

– Люблю слушать женскую болтовню, – доброжелательно встрял Джереми. – Я просто внимаю, и передо мной открываются все тайны. Приятели завидуют, что я могу проникнуть в святая святых.

– А мы ничего и не скрываем. Спрашивай если что, – предложила я.

Сколько я их знаю, Джереми и Джил всегда были вместе. Они снюхались в колледже и с тех пор не расставались. Я всегда смотрела на Джереми как на постоянного друга Джил, и поэтому между нами установились приятельские отношения, не омраченные подавленными сексуальными мотивами. Такая дружба возникает только в том случае, когда хотя бы один из двоих крепко-накрепко окольцован. Для меня Джереми был как старший брат, да и он относился ко мне как к сестре, вечно подкалывая за мои подвиги с безопасной позиции мужа лучшей подруги. Втроем мы обжирались чудной стряпней Джиллиан, заливались не менее восхитительными винами Джереми и ночи напролет смаковали интимные подробности моей личной жизни. Раньше я бы и в кошмаре не могла себе вообразить, что буду с наслаждением разбирать по косточкам количество и качество своих оргазмов с мужем лучшей подруги, не чувствуя себя при этом свихнувшейся идиоткой. Джил, Джереми и я были одной семьей. Больше того – тремя закадычными подружками.

Возможно, именно поэтому Джил и Джереми почти не трахались, несмотря на все достоинства Джереми.

– Джил, это восхитительно! – сказал он, разламывая мясной пирожок.

– Просто балдею от фрикаделек, – подпела я. Джил вздохнула:

– Вы, друзья мои, вполне могли бы сказать, чего в них не хватает, вместо того чтобы пожирать молчком. Ну? Как их усовершенствовать?

Джил в последнее время корпела над рецептами пирогов с разными начинками. Сеть супермаркетов заказала ей серию кулинарных книг, которые выкладывались рядом с кассами. Хотя работа была не бог весть какой почетной, зато недурно оплачивалась, к тому же Джил могла гордиться своим именем на обложках.

Весь день она стряпала, а вечером пригласила меня «закусить» вчерашнюю водку. Я готова кричать от счастья, когда Джил составляет новую книгу рецептов. В данный момент она проверяла на нас действие мексиканской кухни, от которой, как известно, не похудеешь. Но я, как всегда, не устояла.

– Вот эти штуки выглядят как-то чудно, – сказала я, указывая на крошечные пирожки.

Джил испекла их в маленьких формочках, добавив в начинку лук-порей и сыр с плесенью.

– И правда, выглядит как черт знает что, – согласился Джереми, подливая нам вина, – но ты попробуй – пальчики оближешь!

Я взяла один пирожок и нерешительно посмотрела на него.

– Его нужно целиком глотать?

– Там внутри заварной крем. Режь, не бойся, не потечет.

– Ладно. – Я откусила половинку и изумленно замерла на мгновение. – Ну и вкуснота! А как славно хрустит корочка! Нужно только сфотографировать их посимпатичнее.

Джил просияла.

– Я хотела придумать что-нибудь оригинальное. Моим читателям нужно что-то необычное, а не банальные фрикадельки в тесте.

– Не такие уж они банальные, – обиделась я за фрикадельки.

– Как провела вечер, что там с очередной презентацией? – поинтересовался Джереми.

– Водка с желе. В общем, приятно.

– Как это – водка в желе? – удивилась Джил, апатично гоняя еду по тарелке. Видимо, объелась своей стряпней за день.

– Не в желе, а с желе, – поправила я. – Точнее, водочное желе, в таких маленьких стаканчиках.

– Омерзительно! – прокомментировал Джереми.

– Ну, это тусовочная штука, – заметила я.

– Еда и алкоголь в одном флаконе, – задумчиво проговорила Джил. – Интересно.

– Да там водки капля. Эту штуку можно даже продавать в барах, где нет лицензии на продажу спиртного по ночам. В общем, презентация прошла на ура. Когда за дело берутся профессионалы нашего агентства, успех приходит сам собой.

– А как поживает твой красавчик ассистент, который словно с подиума сошел?

– Льюис? Отлично. Во-первых, он профессионал, во-вторых, душка, а в-третьих, шлюха! Перетрахал всех баб в нашем агентстве и думает, что я ничего не замечаю. И все-таки он – сокровище!

Я сыто откинулась на спинку стула и оглядела просторную кухню. Она и впрямь была сердцем уютного гнездышка Джил и Джереми. Бледно-желтые стены, пол терракотового цвета, повсюду вьющиеся растения. Тускло поблескивает медь кастрюль. На простом деревянном столе каждая царапина, каждая опалина рассказывает свою историю. Именно такой и должна быть кухня счастливого семейства. За окном в темноте укрылся небольшой зимний садик. Лунный свет мягко ложится на цветы, расставленные ровным рядком на подоконнике: розмарин, шалфей, тимьян, базилик, лук-резанец…

– А у вас классно, – похвалила я.

– За это надо выпить! – воскликнул Джереми, и мы с ним чокнулись. – За хозяйку! – добавил он.

Мы выпили за Джил, которая как-то кисло улыбнулась, – должно быть, бедняжка устала после целого дня у плиты.