Мое бурное прошлое

– Место здесь в самый раз для них, – пояснила Мэл и указала на арку мясного рынка «Смитфилд». – Рядом бойня. Очень кстати. Можно выпотрошить и пустить на мясо гнусных рабов!

Очередь между тем продвигалась вперед. Кожаные плащи, соприкасаясь с виниловыми одеждами, издавали мягкий хищный звук, точно крылья летучей мыши, шуршащие во мраке ночи. Я кинула сочувственный взгляд на раба Мэл, голыми коленями скребущего по булыжникам. Но он, похоже, не замечал неудобств.

– Это госпожа София, – ледяным тоном произнесла Мэл, указывая на меня кожаной плеткой. – Если ты очень постараешься, она соизволит посмотреть, как я буду тебя дрессировать.

Раб нервно вскинул голову и вперил в меня взгляд доисторического человека, оказавшегося перед каменным идолом.

– Жалкий червяк и тупица! Как надо приветствовать госпожу Софию? Я не потерплю хамства!

Несколько лиц с вожделением обернулось к нам, когда раб подполз ко мне и облобызал мои туфли.

– Прости, госпожа, – проблеял он.

– Не смей говорить, пока я не прикажу! – Мэл ткнула его в грудь острым носком туфельки. – Прочь с моих глаз! Не желаю даже смотреть на тебя, жалкое отродье!

Придурок с серебряными лепестками в немом обожании таращился на Мэл. Нет, дружок, сегодня тебе не обломится: Мэл занята по горло. В другой раз, приятель, если у тебя отыщется достаточно денег.

– Симпатичный парик, – сказала Мэл своим обычным голосом.

– Спасибо.

Я невольно коснулась черных локонов, спадавших на плечи. Парик может в мгновение ока превратить вас в незнакомку. Хорошо еще, что, в отличие от большинства, для меня это просто маскарадный костюм.

Неоновая вывеска над входом розовыми бликами раскрашивала полуголые тела. Мы вошли внутрь и сдали плащи в гардероб. У меня под плащом была еще теплая фуфайка на молнии. Ее я тоже сдала. Как же глупо эта заурядная одежка смотрелась поверх винилового платья! Зато пригодится, когда я вывалюсь в морозную ночь.

Наряд мой оригинальностью не поражал. Похмелье и депрессия выжали из меня все соки. Поэтому я просто влезла в виниловое мини-платье, колготки в сеточку и лакированные сапоги на каблуках – банальный прикид фетишистов. Мэл же была великолепна. Она напоминала изящную плеть, которой небрежно поигрывала. Ее черное платье так плотно обтягивало высокое и тощее тело, что даже соски не выпирали. Зато тазобедренные кости, напротив, выпирали. Руки и плечи были обнажены, а на шее сверкала большая серебряная застежка. Если не считать этого элегантного аксессуара, спина была совершенно голой вплоть до самых ягодиц. Позвонки прямой, как стрела, линией сбегали вниз. Мэл любого может сразить наповал (и не только в переносном смысле). Просто богиня. Со всех сторон на нее благоговейно пялились потенциальные рабы. Два прилизанных худосочных мальчика смотрели так, будто стали свидетелями второго пришествия.

Мэл между тем потрошила своего раба. Когда он оказался почти нагишом, она снова застегнула поводок на его шее. Кроме этого изысканного украшения на нем осталось что-то вроде клетки, в которой болтались причиндалы. Я отвернулась. Можете считать меня ханжой, но вид металлических колючек, расположенных в опасной близости от гениталий, меня как-то не возбуждает.

– Видишь? – снизошла Мэл до раба. – Все твой жалкий член! Госпожу Софию чуть не стошнило. Ну! Пошел!

Мы сделали круг почета, чтобы войти в роль, а заодно и присмирить жалкое существо. Мэл заметила, что такой трюк приводит в чувство склонных к истерике дурачков, которые перевозбуждаются в предвкушении шоу.

Клуб заполнялся, но фиолетовый занавес был еще задернут. У сцены сгрудилась толпа. Телевизионщики возились с камерами, из чего я заключила, что шоу обещает быть на славу. Вне сцены здесь и там уже начинались маленькие представления. Возле стойки бара, напоминая клубок червей, извивалось несколько тел, загораживая проход.

Движение поневоле замедлилось, и я застряла в пробке перед парнем, тискавшем свою спутницу. Она сладострастно откинула голову назад, ее высокие блестящие шпильки слюнявила какая-то мадам, стоявшая на коленях. Парень поймал мой взгляд. Я отвела глаза, но не могла не признать, что мне нравится подсматривать, а им – привлекать внимание. У парня была смуглая кожа, бритая голова и шипастый ошейник. Не обращая внимания на привалившееся к нему тело, он запечатлел у меня на губах сочный поцелуй. Мимолетный, но дико возбуждающий эпизод. Его дыхание было горячим, как адский бриз, а рот – мягким и сочным, как райский фрукт. И как Мэл могла намекать, будто я выдохлась?

Пробка передо мной рассосалась. Я двинулась вперед, довольная улыбка так и осталась у меня на лице. Позади меня Мэл выговаривала своему рабу за то, что тот медленно тащится.

– Высеки его! – послышался мужской голос. – Задай ему хорошую порку!

Поцелуй зарядил меня энергией. Я крикнула Мэл, что встретимся в баре, и взяла курс на оглушительную музыку, гремевшую со стороны танцпола, где уже вовсю отрывалась небольшая толпа. Протиснувшись в самый центр, я не стала терять время. Обожаю танцевать. Эту способность я обнаружила в себе еще в нежном возрасте. В школе я не была крутой девчонкой и отнюдь не ожидала от себя, что стану королевой диско, но стала-таки, и с тех пор танцы неизменно доставляли мне огромное, мало с чем сравнимое удовольствие.

Увлекшись, я врезалась в гору твердых мышц. Надо мной высился огромный, как небоскреб, качок в виниловой майке и кожаных штанах. В первое мгновение я подумала, что мне привалило счастье в виде разжиревшего чревоугодника, но тут же разглядела в полумраке накачанную грудь. Могучий торс нависал надо мной полноценной горой. Я попыталась заглянуть парню в лицо, но оно было где-то далеко-далеко.

– Простите, – произнесла я одними губами.

Гигант махнул рукой: мол, не стоит. На его физиономии мелькнуло нечто вроде улыбки. Я оглянулась: народу было не так много, и он мог бы танцевать где угодно, но ошивался возле меня. Приятно. Тело у него было просто нереальных размеров. Я игриво поманила его пальцем, ожидая, что он последует за мной. Как бы не так. Между нами тут же вырос какой-то усатый хмырь с украшенной заклепками конской сбруей на груди. Я чуть не сплюнула. Музыка ускорилась, толпа зашевелилась живее, и человек-небоскреб вновь вырос передо мной. Небрежным жестом он отодвинул хмыря в сторону. Еще бы: одна его рука была размером с торс хмыря. Тут уж я не стала терять даром время и принялась кокетничать напропалую, твердо решив опровергнуть жуткое пророчество Мэл. Вдруг кто-то сзади цапнул меня за задницу. Я развернулась с намерением как следует врезать наглецу и не поверила собственным глазам.

– Здорово, Джулс! Вот ты где! – заорал мне в лицо Лайам.

Кожаные штаны, торс обнажен, на шее – массивная золотая цепь (большая ошибка: Лайам напоминал скорее гангстера, чем фетишиста). Но он попытался сгладить свою ошибку, жирно подведя глаза черным карандашом, хотя больше напоминал мальчишку, который влез в маменькины мазилки, чем нездоровый стиль «Кабаре», который, видимо, подразумевался.

– Лайам! – в бешенстве заорала я. – Что ты тут делаешь?

– Отрываюсь! Спасибо, что сказала мне про это место, старушка! – Он схватил меня за руку. – Па-а-атанцуем?

В тот момент Лайам не казался мне ни капли привлекательным. Напротив, я была готова разодрать его в клочья. Присутствия этого недоумка было достаточно, чтобы испоганить всю вечеринку. Не могла же я зажигать со своим клиентом на глазах у всего Лондона? Уходя, я через плечо кинула человеку-небоскребу взгляд, полный сожаления. Мне показалось, он ответил тем же, хотя его лицо маячило метрах в двух от земли, и потому черт его знает, что он в самом деле подумал. Лайам потащился за мной, и я просто умирала от злости. Этот козел наверняка станет докучать мне всю ночь напролет, и человек-небоскреб точно решит, что Лайам – мой бойфренд.

Я купила в баре джин с тоником и бутылку воды. Лайаму даже в голову не пришло угостить меня в качестве компенсации за моральный ущерб. Не потому что он привык к подачкам от нашего агентства, а потому что вообще привык жить за чужой счет. Лайам предпочитал иметь дело с женщинами в возрасте – как по причине их богатого жизненного опыта, так и из-за солидного счета в банке. Случались у него, конечно, и свистушки, но последнее время Лайам сосредоточился исключительно на старухах.

Что ж, сейчас я не на работе, поэтому не собираюсь ни потакать его привычке напиваться, ни трепаться с ним. С мрачным видом я направилась в дальний угол бара, где попыталась утешиться джином.

– Джулс! Ты тут! – Лайам звякнул бутылкой пива о мой стакан. – Я тебя проморгал!

Его кудри взмокли, голубые глаза сияли.

– Как ты нашел этот клуб? – сердито спросила я. – Я не говорила тебе, где находится «Резиновый шар».

Лайам игриво подмигнул:

– Спросил у парней, что торгуют дисками. У них обычно полно всяких флайеров.

Ага, и теперь всякие любители забредают в фетишистские клубы.

Между тем в баре появилась Мэл, и толпа, осаждавшая стойку, расступилась перед ней, как море перед Моисеем. Раб вился вокруг ее ног, Мэл, не обращая на него внимания, болтала с одной из своих подруг, которую я уже видела на какой-то из прошлых вечеринок. Мэл была звездой этого клуба уже долгие годы, еще тогда, когда он не пользовался такой бешеной популярностью. И теперь я грелась в лучах ее славы. Достаточно было упомянуть имя Мэл, как передо мной открывались решительно все двери.

– Эй! – окликнула меня Мэл, в очередной раз осадив раба. – Чего не танцуешь?

Тут она заметила Лайама. Мэл не знала, кто он, но по моей кислой мине поняла, что его присутствие для меня сродни смирительной рубашке. Она приподняла брови и, глядя на Лайама в упор, осведомилась:

– Ты кто такой?

Лайам пялился на нее как последний кретин. Его широко распахнутые глаза напоминали блюдца, и единственное, что отличало его от мультяшного героя, накушавшегося наркотиков, это отсутствие в блюдцах вращающихся спиралей.

– Мэл, познакомься, это Лайам О'Доннел, мой новый клиент, – процедила я сквозь зубы. – Решил заглянуть на огонек.

Мэл мигом все поняла.

– Тот самый? – спросила она, беззастенчиво разглядывая Лайама, и отхлебнула из своего стакана.

Раб у ее ног слегка дернулся, и она машинально пихнула его ногой. Потом опустила взгляд.

– Ладно, ты был паинькой.

Она обмакнула в коктейль пальцы – сплошь в перстнях, с ноготками, расписанными серебристо-черными узорами. Ее рука упала и замерла. Раб терпеливо ждал.

– Хорошо, – разрешила Мэл, – можешь облизать.

Весь исходя благодарностью, раб тщательно вылизал ее пальцы. Ему было за сорок, редеющие волосы, дряблое брюхо. Больше ничего сказать было нельзя: он так вошел в роль раба, что лицо потеряло всякое человеческое выражение, почти стерлось, будто он уничтожил свою индивидуальность одним усилием воли.

Лайам хоть и был околдован, но довольно быстро обрел и дар речи, и обычную свою самоуверенную манеру.

– И часто ты сюда захаживаешь? Вопрос прозвучал донельзя фальшиво.

Мэл посмотрела на него. Она не улыбалась – ее лицо было как маска. Мужчины, как правило, создания слабонервные, поэтому она частенько использовала этот прием.

– Стало быть, часто? – промямлил Лайам.

Ладно, все не так плохо. Может быть, Лайам, очарованный Мэл, увяжется за ней хвостом на всю ночь и оставит меня в покое. Но это будет нечестно по отношению к Мэл.

– Пойду смотреть шоу. – Она с таким достоинством проигнорировала Лайама, что он совсем распалился. – Идешь?

– Да, – ответила я. Она взглянула на раба.

– Достойна ли эта жалкая тварь увидеть шоу? Или привязать ее здесь?

Тварь испуганно заскулила. На это Мэл и рассчитывала.

– Мерзкое ничтожество! – Мэл безжалостно хлестнула раба по голому заду.

Я отвернулась. Жалости я не испытывала – он сам желал этого. Но его бледная, волосатая задница, прикрытая только тонкой кожаной полоской, вызывала у меня отвращение. Мэл не врала, говоря, что он мерзок.

Телевизионщиков и фотографов к этому времени оттеснили к дальнему концу подиума. Ребята из охраны следили, чтобы в кадр не попало ничего, кроме самого шоу и зрителей из первого ряда. Все, кто не хотел засветиться на голландском и немецком кабельном ТВ, могли укрыться в задних рядах или плотнее надвинуть свои маски.

Грохнул хэви-метал. На подиум выпрыгнули длинные и тонкие как спагетти манекенщицы, на их сверкающих блестками телах были только тяжелые железные украшения. Изображая диких животных, они кидались и рычали на публику. Черный манекенщик в тугом корсете и бежевых резиновых трусиках, со шваброй мелких косичек на голове, вытанцовывал среди девушек, помахивая кнутом. Толпа позади оживилась, кто-то толкнул меня, и я чуть не пролила джин. Чертыхнувшись, я обернулась и увидела Лайама, который прокладывал себе путь локтями. Добравшись до подиума, он без раздумий запрыгнул на него.

Толпа взревела. Кто-то закричал «убирайся!», а кто-то, напротив, радостно взвыл. Опьянев от всеобщего внимания, Лайам раскинул руки и принялся вертеть бедрами, как извращенная пародия на Элвиса Пресли. Затем, повернувшись к камерам спиной, стал хлопать себя по заду. Какая-то дура рядом со мной завизжала от восторга. Чернокожий парень с кнутом начал выеживаться еще больше, пытаясь перещеголять Лайама. К моему протеже подскочила манекенщица – из-за всклокоченной шевелюры и десятисантиметровых каблуков она была почти на две головы выше. Девица ухватилась за ремень и на потеху публике изобразила, будто стаскивает с Лайама штаны. Толпа исступленно ревела. Лайам явно вошел в раж. Зная, что произойдет дальше, я едва могла на это смотреть. Естественно, штаны поползли вниз, явив миру семейные трусы. Публика заулюлюкала.

Другая модель с силой шлепнула Лайама по заду и потянула вниз его трусы. Как только обнажились ягодицы, на сцену выскочили двое крепких парней, схватили Лайама под руки и утащили за кулисы. Толпа бесновалась от восторга и негодования.

Мэл хлопнула меня по плечу.

– Помаши ему ручкой. На сегодня он закончил, – проорала она мне в ухо.

– Ты ему помогла? – догадалась я.

У Мэл был очень самодовольный вид.

– Я поспорила с ним, что он не сможет как тот парень на сцене. Уговаривать не пришлось. Твой клиент был на подиуме раньше, чем я закрыла рот.

Бешеные гормоны Лайама и его желание произвести на Мэл впечатление и спровоцировали эту бурную реакцию.

– Что бы я делала без тебя?

– Ерунда!

Свободна! Я до того обрадовалась, что запросто могла сама выскочить на сцену.

Но вместо этого я поспешила на танцпол – сквозь адское месиво тел. Зал заливал багряный свет, новичку это и впрямь напомнило бы ад. Странно, но танцующие словно соблюдали какие-то негласные правила – что можно себе позволять, а что нет. Однако, несмотря на легкий налет официозности, все упоенно ловили кайф. Положительная аура разливалась в воздухе, как свет багровых прожекторов. В общем, вливайся, влюбляйся и веселись!

Я раздобыла банку пива и стала наблюдать за извивающимся клубком змей в лучах красного прожектора. На меня вдруг снизошло озарение: все мы здесь совершали некое таинство. Внутри этих стен творились самые пронзительные, самые безумные вакханалии, разве что без кровавых жертвоприношений, но стоило нам, надев плащ, ускользнуть в ночь, и мы вновь становились обычными, никому не известными и одинокими людьми. Глухой тяжелый ритм, как отзвуки взрывов, несся с танцпола, ноги сами отбивали такт. Музыка и мерцающие блики дурманили. В самом центре какой-то шизик вертел бедрами как заведенный. По его безумному лицу струйками стекал пот. Литое резиновое трико, смахивавшее на купальный костюм начала века, так плотно облегало тело, что парню то и дело приходилось поднимать ногу, чтобы пот, скопившийся под костюмом, вытек. На тальке, которым парень обмазался, чтобы натянуть эту резиновую жуть, змеились блестящие дорожки. Через несколько минут, как я и надеялась, передо мной снова вырос человек-небоскреб, не оставляя ни малейших сомнений относительно своих намерений. Он улыбался так, как будто мы заранее договорились встретиться, и вот я здесь – сдержала обещание.

Я танцевала, то и дело стреляя в него взглядами из-под ресниц. Парень действительно выглядел классно. Прекрасно понимая, что я его разглядываю, он двигался почти вплотную ко мне, так, что его бедра касались моих. И вот произошла химическая реакция, какая бывает, когда двое резко и взаимно западают друг на друга. Я улыбнулась, и через мгновение его рука лежала у меня на талии, и мы танцевали, прижавшись друг к другу. Музыка гремела в ушах. Его огромный торс оттеснял все вокруг. Я только и видела его смуглую гладкую грудь и резиновую майку.

Это было замечательно, я почти плавилась рядом с ним, а он прижимал меня к себе все сильнее и сильнее. Я остановилась, чтобы перевести дыхание. Он вопросительно взглянул на меня.

– Ты слишком высокий! – проорала я.

Он рассмеялся и что-то ответил, но я не расслышала. Мы еще немного подергались, затем он потянул меня к стене, у которой стояла бетонная скамья. Моя рука тонула в его ручище, большой и теплой, я послушно поплелась сквозь толпу. Боже, широкая спина, накачанные смуглые плечи, плотно облегающая резиновая майка… Bay! Он сел на скамью. Я молча смотрела на его красивое лицо, взлохмаченные темные волосы, блестящие от возбуждения глаза, накачанные плечи (кажется, их я уже упоминала). Наклонившись, я прижалась губами к его губам – в старом кино это сходило за поцелуй. Потом резко выпрямилась, чтобы проверить реакцию.

Судя по всему, он испытывал то же, что и я: глуповатое самодовольство людей, которые, убедившись во взаимной симпатии, пялятся друг на друга, не в силах отвести глаза и расцепить рук. Он притянул меня к себе и поцеловал, одной рукой обхватив за спину, а вторую положив мне на плечо. Точно кошка, я потерлась о его руку. Забыв обо всем на свете, я лохматила ему волосы, а мой язык вовсю орудовал у него во рту. Да и о чем я должна была помнить? Каких последствий бояться? Мы встретились минут десять назад, я и имени-то его не знаю. Вот она, истинная свобода!

Время обезумело. Оно то останавливалось совсем, то неслось со скоростью света, как будто механизм часов сошел с резьбы и стрелки бегали по кругу в бешеном темпе. Не знаю, сколько времени прошло, когда мы, совершенно одуревшие, желая освежиться, пошли за пивом. Затем снова стали обжиматься, гонять изо рта в рот пиво и слизывать его друг у друга с подбородка. Я не сразу заметила, что кто-то тычет меня в спину.

Мэл пихала меня кнутом, пытаясь привлечь внимание.

– Мешаю, да? – хохотнула она. – Пора оставить тебя в покое. Я уезжаю.

Быстрым раздевающим взглядом она смерила моего нового знакомца, подалась вперед и проорала мне в ухо:

– На этой неделе трахаешь исключительно переростков? А на прошлой неделе были только коротышки, так?

– Пока, Мэл, – твердо сказала я. – Уматывай. Раб сидел рядом с ней на корточках. Выглядел он изможденным, но счастливым.

– Пора вести мою тварь домой, – вздохнула Мэл. – Ты остаешься?

Громилу звали Петером, и он был из Голландии – вот все, что удалось узнать в тот короткий промежуток времени, когда наши рты были ничем не заняты.

– Останешься? – спросил Петер с нетерпением. Мой рот растянулся в улыбке. Волнение куда-то испарилось. Испарилась и Мэл, я даже не заметила, как она ушла.

– Да, – сказала я, припав к губам Петера, отдававшим свежим пивом. – Остаюсь.

Глава пятая

– О боже всемогущий! – Льюис был сама любезность. – В гроб краше кладут.

– Отвали. – Я вовсе не собиралась строить из себя восставшую из ада. – Не мог бы ты приготовить…

– …капуччино с двойным эспрессо? Один момент. Может, и чего-нибудь шоколадного, а?

– Можешь сделать мне ребенка, если хочешь. Ты же знаешь, я от тебя без ума, и заявляю это со всей ответственностью.

Я полезла в сумочку за деньгами, но Льюис отмахнулся:

– Потом. Когда руки перестанут трястись.

– О господи!

Моя тесная конура, расположенная прямо за комнатой, в которой сидит мой помощник, изумляет странной планировкой. Зато из окна открывается вид на Брюэр-стрит[6]. Я тайком взглянула в зеркало, и… Жуть! Что можно вылепить из этого безобразия? Уж конечно, не человеческое лицо! Пытаясь скрыть последствия бессонной ночи, я применила весь известный науке арсенал для наведения красоты, но даже самые убойные средства оказались бессильны. Взглянув утром в зеркало, я ужаснулась при виде рожи, которую кто-то всю ночь опускал в отбеливатель, в перерывах терпеливо втирая сажу вокруг глаз.

Косметика лишь превратила мое лицо в бездарную мазню дилетанта. В первую очередь надо сказать спасибо тональному крему, который, отражая свет, был призван маскировать темные круги под глазами. Он недурно справился с этой задачей, зато все лицо, не обработанное этим чудодейственным средством, напоминало заветренную телячью отбивную.

Я снова вздохнула, сняла плащ, повесила его на крючок и, включив компьютер, открыла бесконечный список дел, которые нужно было провернуть для презентации Лайама. Не в состоянии прочесть ни строчки, я тупо смотрела в экран, когда вошел Льюис с кофе и пирожными.

– Так быстро погрузилась в работу? – ухмыльнулся он.

– Что? – опомнилась я. – Ах да, кофе.

Я сняла со стаканчика пластиковую крышку.

– Ты был в итальянском кафе?

– Certamente[7].

– Хороший мальчик. Себе тоже принес?

– Угу.

Он сел напротив меня и отхлебнул кофе.

– О боже, как хорошо, – пробубнила я, набив рот шоколадным пирожным. – Настоящий итальянский кофе. Черт бы побрал американцев с их непомерными порциями гранд-латте!

– Кстати, тебе идет закрытый ворот. Шея такая длинная становится, – похвалил Льюис.

Он большой любитель разглядывать шмотье коллег, из-за чего я сначала подумала, что парень – гей. Еще бы: всегда такой прилизанный, одет с иголочки. А его вежливость, внимательность, обаяние! Вывод напрашивался сам собой.

– Если бы у меня была такая грациозная шейка, как у тебя, я бы каждый день носил свитерочки с горлом.

Я чуть не поперхнулась кофе. Мне пришлось упрятать шею, потому что ее украшали яркие следы поцелуев вампира, то бишь Петера. Обычный джемпер скрыл бы рассаду синяков на груди, но сегодня этого было недостаточно: мой вампир явно не отличался деликатностью.

– Я что-то не то сказал? – Прямые густые брови Льюиса взлетели вверх, как два крыла Тауэрского моста.

– Нет-нет. Просто я сегодня не в своей тарелке. Затрезвонил телефон. Из-за похмелья мне показалось, что прогудела сирена.

– Я возьму?

Получив согласие, Льюис снял трубку.

– Офис Джульет Купер. Здравствуйте, – вежливо произнес он. – Да, она на месте. Только позвольте мне узнать, закончилось ли у нее совещание.

Он перевел телефон в режим ожидания.

– Мелани из акционерной компании «Винил». Будешь говорить?

– Да, спасибо. Не мог бы ты прикрыть дверь и проследить, чтобы нам никто не мешал?

– Конечно!

– Ах, Льюис! Ты чудо!

– Чудо расчудесное, – пропел он, закрывая дверь. Я подняла трубку:

– Мэл!

– Ну? Как там твой Зигфрид?

– О! – Я отхлебнула кофе; пенка прилипла к верхней губе. – Он такой милый.

– Что-то у тебя слишком приторный голосок.

– Еще бы. Он был восхитителен! Мы поехали к нему в гостиницу. Знаешь, он голландец, приезжал в Лондон по делам и смотался этим утром.

– Ты его трахнула?

Черт, черт, черт! Я так надеялась, что Мэл этого не спросит.

– Мы валяли дурака несколько часов подряд. – Я попыталась придать тону беззаботности. – Это было замечательно. Как повеселилась? По-моему, шоу было супер, ты согласна?

Мэл проигнорировала мою жалкую попытку перевести разговор в другое русло.

– Слушай, Джулс. Только попробуй мне сказать, что ты и этого не поимела!

– Я так и знала, что ты мне за это вставишь… – начала я примирительным тоном. Мэл не дала мне закончить:

– Лучше бы тебе вставил этот несчастный ублюдок.

Я смущенно хихикнула. В голове один за другим пронеслись трехмерные кадры той ночи, будто сделанные с помощью фотоаппарата будущего. Вот мы стоим на коленях в кабинке туалета, я высыпаю кокаин на крышку унитаза, а Петер, путаясь в моем парике, пытается добраться до моей шеи; его широкие плечи едва умещаются в тесной кабинке с металлическими стенками. Или вот: я сижу верхом на его обтянутых кожаными штанами коленях и покатываюсь от смеха: «Не стяни мой парик!» Мы смотрим шоу: его рука на моей виниловой груди. Гостиничный номер: я целую его, а он болтает что-то вроде: «Наша одежда, она так скрипит – это сексуально!» Наконец, я сдираю майку с его накачанной груди, чувствую кожей его кожу…

– Мы с Петером чудесно провели время, – мечтательно протянула я, сексуально слизнув молочную пенку с губы. – Он инспектор по финансам из Амстердама.

Мэл тяжело вздохнула.

– Ты еще увидишь его?

– Почему бы и нет? В любом случае, я оставила ему свой номер телефона – на случай, если он снова будет в Лондоне. – И я опять захихикала. – Жаль, что ты не видела меня с утра пораньше. У меня был такой самодовольный видок, что в метро все взгляды выражали недоумение, с чего эта дуреха так скалится ни свет ни заря, когда все уныло тащатся на работу. И тут я заметила, что один парень с отвращением смотрит на карман моего плаща. Только тогда до меня дошло, что из кармана торчит парик. Не представляю, что они все подумали!

– Что у этой крошки так накренилась крыша, что торчит из кармана.

Мы захохотали. Я надеялась, что мне удалось отвлечь внимание Мэл от моей персоны, но не тут-то было. Могла бы догадаться, что Мэл не отстанет никогда.

– Не могу поверить, Джулс. Ты снова лажанулась, – строго сказала она. Серьезный тон Мэл решительно начинал меня пугать. – У тебя явно развивается комплекс.

– Ну, Мэл, еще ведь не вечер.

– Как не лечат?

– Да я не то…

– Ах да!

– Слушай, я бы смотрела на это как на небольшую… – я поискала слово, – передышку.

– Хм. Знаешь, кажется, ты и рада, что он из этой недоделанной Голландии. Тебе не надо забивать себе башку, потому что ты больше его не увидишь. С глаз долой – из сердца вон.

– Мэл!

Мы помолчали.

– Знаешь, на прошлой неделе я сделала себе временную татуировку на лодыжке. Ричард подумал, что она настоящая. Я сказала, что для меня выбор – настоящая проблема, даже если речь идет о тату. Все засмеялись, но я поняла, что попала прямо в десятку.

Мы снова помолчали, потом я сказала:

– Между прочим, я хочу, чтобы Джил готовила на презентации Лайама. Ресторан, с которым мы сотрудничаем, видите ли, готовит только по своим рецептам. Ну и пошли к черту, у меня есть Джил. Она отлично справится, да и живет по соседству. Я подготовлю для нее помещение, а она сможет пригласить в помощники кого захочет. Ну, как тебе моя идея?

– Неплохо, но…

– Кстати, спасибо, что помогла мне отделаться от Лайама, – перебила я подругу, опасаясь, что она свернет на мою временную импотенцию.

– Брось. Все равно пришлось устроить разборки. Одна глупая корова так наклюкалась, что ее недоносок-раб слетел с катушек. До чего же омерзительны доминатрисы, которые не могут привести в чувство своего раба!

– О боже! – Мне стало жаль эту бедную доминатрису. От Мэл ей наверняка досталось по первое число.

– Ладно, можешь трудиться дальше. Но мы скоро увидимся, – предостерегла она. – Нужно поболтать.

Господи, кажется, я действительно влипла.

Разговор с Джил я отложила до следующего дня. Я знала, что если прямо сейчас начну названивать ей, моя загадочная проблема опять выплывет наружу. Нет, хватит с меня дискуссий, пусть даже с лучшими подругами. Остаток дня ушел на приготовления, связанные с появлением Лайама в прессе. Вечер я провела в постели, поглощая разогретое в микроволновке ризотто с чеддером (да-да, это именно то, что едят рекламщики продуктов питания, если им случается скоротать редкий вечерок дома). Я думала о Петере, разрабатывая проект нашей следующей встречи, – если она, конечно, произойдет – и пришла к выводу, что Мэл права. В моих мечтах мы с Петером встречались в самых разных странах, выпивали вместе в баре, оттягивались в клубе, а затем занимались любовью в самых неожиданных местах. Я ни разу не встретилась с ним при свете дня, и в наших свиданиях не было и намека на романтику: ни загородных прогулок, ни ужинов при свечах. Я почему-то на пушечный выстрел не подпускала его к моему дому и, уж конечно, не трепалась с ним о детстве, лежа в его объятиях.

Все-таки Мэл неспроста так зациклилась на моей проблеме. Я просто тряслась от ужаса при мысли, что кто-то сможет заявить на меня права. Только сейчас я вспомнила, что представилась Петеру как София. Допив вино, я включила какое-то кино, чтобы хоть немного утихомирить завихрения в голове.

Около половины одиннадцатого зазвонил телефон. Я успела погасить свет и уже почти заснула, продолжая мечтать о Петере, вернее, о разных его частях. Кажется, во время нашей встречи я мысленно членила его на детали, обращая на них больше внимания, чем на самого Петера, и сейчас «расчлененка» стояла перед глазами: его загорелая грудь с розовыми бутонами сосков, могучие руки, подбородок…

Трубку я сняла в полной уверенности, что это Петер. Сейчас он попросит меня собрать все свои виниловые шмотки и прикатить в Париж в ближайший же уик-энд. Один облом еще не значит, что у нас ничего не получится. Меня ждало почти романтическое свидание…

– Да? – с надеждой ответила я.