Драконья погибель - Силиконовый маг

— Будь ты проклят, — зашипела девушка. — Ты можешь действовать как человек, как обычный живой человек, а не как компьютер?

— Но ведь человек слишком… — Керис тоже вышел из себя.

Наконец Джоанне удалось вырвать свою руку из железной хватки послушника, и она стояла, потирая покрасневшее запястье.

— Мне приходилось сталкиваться с кучей компьютеров, можешь мне в этом верить, — сказала она язвительно, — но ты, оказывается, куда глупее их.

Они стояли друг напротив друга у излучины переулка, как брат и сестра, не поделившие яблоко. Керис тяжело дышал, и было видно, что он совсем не прочь ударить Джоанну. «Только пусть попробует стукнуть, — подумала Джоанна, — я тогда оторву ему уши».

Но постепенно злое выражение стало исчезать с лица внука архимага. Постепенно он снова стал выглядеть самим собой — молодым парнем, чем-то обеспокоенным. И девушка вспомнила, что ему всего лишь девятнадцать лет. И Керис уже тихим голосом сказал:

— Не мне судить об этом, не мне даже слушать все это. Единственное, что я знаю, так это то, что ты идешь против воли Совета. Ты ведь пришла сюда спасти Антрига, не так ли?

— Ты льстишь ему, — отозвалась Джоанна, — и одновременно оскорбляешь меня. Я пришла в твой мир потому, что узнала, как узнал и ты, что настоящий Сураклин все-таки не умер двадцать пять лет назад, когда все вроде бы считали, что он убит. Керис послушай меня, последние четыре года душа Сураклина жила в теле твоего деда Солтериса.

— Нет! — резко отшатнулся Керис, и выражение его лица снова стало каменным и злым. — Это он, наверное, сам тебе сказал? Конечно он, чтобы спасти свою шкуру. Если бы я знал раньше, что он станет клеветать на Солтериса, я бы…

— Ты перерезал бы ему вены там, в Башне, когда он сам попросил тебя об этом? — в тон ему спросила девушка. Керис раскрыл от удивления рот. — В моем мире есть один человек, это хозяин дома, в котором мы все тогда были. В том самом доме, где тогда нашлись отметки Сураклина. И после того, как твой дед умер, когда Сураклин покинул его тело, оставив Солтериса в безумном и бессознательном состоянии, как и императора, так вот, этот мой знакомый сразу стал говорить и вести себя именно так, как вел себя твой дед. Ты вспомни, твой дед сам рассказывал, что именно Сураклин умеет переселяться из тела в тело, сохраняя при этом свои старые манеры. Керис, мы совершили ужасную ошибку. Мы взяли не того. Нужно хоть теперь остановить Сураклина. Но для этого нужно побыстрее вызволить из Башни Антрига. Нужно снять с него печать. Антриг единственный, кто может нам помочь.

— Я не верю этому, — ледяным голосом сказал Керис. — Моего деда убил Антриг. Он воспользовался его доверчивостью. Так мог действовать только Сураклин.

— Керис, — тихо сказала Джоанна, — ты не помнишь тот момент, когда твой дед вдруг резко изменился?

— Нет, — но при этом послушник быстро отвел глаза в сторону. — Все это случилось из-за смерти бабки. Он любил ее, — но в следующий момент Керис резко сжал губы. Вероятно, он вспомнил проданную Совету Кудесников клятву, в которой было и обещание не проявлять слабости.

Когда Джоанна посмотрела в его глаза, то увидела там что-то вроде огонька ненависти.

— Разве ты не понимаешь, что дело тут совсем не в этом? — трагически спросила она.

— Я не знаю, в чем тут дело, — слова Кериса летели, словно камни из пращи. — Все, что ты мне тут сейчас говоришь… Я поклялся Совету быть орудием в его руках. Я… я просто не могу думать об этом. Пусть думают на Совете. Я простой послушник.

Посмотрев внимательно в лицо Кериса, Джоанна внезапно испытала приступ жалости к этому парню, который сам обрек себя на роль бездушной машины. Он совершил своего рода сделку за душевный покой, который означал отсутствие необходимости принимать решения, он отдал свою волю. Теперь он сам почувствовал, что это не всегда спасает его от ударов судьбы, но сделать ничего был не в силах.

И девушка ощутила, что гнев на Кериса улегся в ней.

— Извини меня, Керис, — пробормотала она, повернулась и побрела к противоположной стороне улицы. Горечь поражения наполнили душу Джоанны, как будто бы она сейчас проиграла большое сражение. Керис же, стоя и наблюдая за удалявшейся фигуркой недавней единомышленницы, даже сдерживал дыхание. На него нахлынула волна самых противоречивых чувств. Уже возвращаясь к дому Магистра Магуса, она подумала, что на чей раз Керис отчего-то не выполнил своей обязанности и не доставил ее в Совет. А много позже она вспомнила, что у Кериса остался ее кольт.

Глава 4

Это моя последняя возможность, решила девушка. Слуга, одетый в изумрудно-зеленую ливрею с инициалами принца Сердика, элегантным жестом открыл дверцу кареты Магистра Магуса и помог Джоанне выйти наружу. Вообще-то Джоанна всегда считала этот жест выражением учтивости, пустой формальностью, но теперь поняла, что если на тебе бесконечно длинное платье, то поданная рука дело совсем не лишнее.

Итак, если и этот визит окажется безрезультатным, то тогда она вовсе не сможет больше действовать.

Джоанна подала лакею мелкую монетку (давать слугам чаевые ей посоветовал Магус), и стала подниматься по ступенькам из розового мрамора к парадному входу в Наследный Дом, так назывался один из местных дворов. В нем-то и обитал беззаботный Сердик. Сейчас вдруг Джоанна почувствовала, что ее наполняет большая неуверенность, чем в тот раз, когда она входила в дом самого Магистра. Впрочем, у нее есть еще шансы, подумала она. Если не Магистр Магус, тогда Керис, если не Керис, то тогда принц Сердик, если Сердик не поможет, то нужно обратиться к регенту, в случае отказа регента, можно отправиться к самому императору.

А пока нужно действовать, тем более, что пути к отступлению нет. Джоанна и понятия не имела, каким образом она может вернуться домой.

Вообще-то о доме лучше не думать, подумала девушка, глядя как кучер хлестнул коня и карета, стуча железными ободьями колес по брусчатке, скрылась за углами домов. Когда она попросила Магистра доставить ее в Высокий Суд, тот от страха поначалу даже дара речи лишился.

— Ты что, рехнулась, — наконец нашелся он, — там и так сейчас не до тебя. Прошлой ночью чудовище убило несколько детей ночной смены на мануфактуре, что за два квартала отсюда. В Сикерсте идут брожения, народ ропщет и говорит, что лучше вернуться к старой Вере. Инквизиция, конечно же, нервничает и хватает кого попало. В Меллидэйне были погромы. Помни, что сейчас осень, народ беднеет, торговли никакой, урожай в этом году бедный… Я не дам за свою жизнь два медных гроша, если пройдусь возле этих дворов.

— Но мне непременно нужно увидеть принца Сердика, — настаивала девушка, вцепившись в резные подлокотники кресла. — Я, может, и не знаю, какие напасти постигли вас, но я все-таки понимаю, что первый встречный на улице не проведет меня к наследнику престола. А ты считаешься другом Сердика, он вообще хорошо относится к волшебникам. Если кто-то и поможет вызволить Антрига, так это он.

— Если кто-то может, — задумчиво повторил предсказатель.

Это было ночью, когда Джоанна возвратилась после неудачного разговора с Керисом. В тот раз они с Магусом выпили по большому бокалу красного вина в библиотеке. Джоанна рассказывала Магистру о своей встрече с внуком архимага, а тот в это время читал разные местные газеты, выбирая оттуда разные события светской хроники и сплетни, которые он использовал как рабочий материал в общении со своими многочисленными клиентками и клиентами. — Вся проблема состоит в том, дитя моя, что мне кажется, сейчас никто не в состоянии помочь Антригу. Я даже сам боюсь спрашивать там о чем-то. Если ты обращаешься в этот самый Высокий Суд, ты знаешь, что в какой-то степени становишься для них нежелательным свидетелем. А теперь еще, когда принц-регент женился, он более внимательно наблюдает за Сердиком.

— Женился?!

— Да, месяц назад. Свадьба была очень пышная.

И тут Джоанна вспомнила, как регент своим высоким резким голосом говорил: «… та безмозглая сука, на которой мне должно жениться…». А потом Антриг сказал ему: «Ладно, Фарос, тебя ведь женщины не интересуют…»

— Пеллицида, племянница короля Сентервинга, — продолжал Магус, — там при дворе, говорят, что его высочество называет жену Темной Лошадкой. Но до тех пор, покуда у них не родится ребенок — если, конечно, Фарос сумеет произвести на свет потомство… — в общем, покуда его наследником остается Сердик. Так что, сама понимаешь, Сердик сидит тихо, как мышь. Он отлично понимает, что никто не должен видеть, что он общается с волшебниками. Это может возбудить подозрения.

Но Джоанна сейчас проявила настойчивость, и сумела вырвать у Магуса не только карету, но и даже рекомендательное письмо к принцу.

— Может быть, чего-то еще пожелаешь? — спросил на прощание Магус, при этом в голосе его звучало скрытое раздражение. — Может, парочку пажей, чтобы бежали впереди кареты и кричали, что ты едешь? Или духовой оркестр? Или, может, на площади перед дворцом устроим фейерверк в честь твоего приезда туда?

После чего Магистр возвратился обратно к своим газетам со сплетнями. Впрочем, его можно было понять, эти газеты давали ему возможность заработать на кусок хлеба, да еще и с маслом.

Джоанна сумела также выторговать у него обещание, что кучер станет ожидать ее у ворот в Имперский парк, в котором и располагались дворцы всех августейших особ империи. У дворца Сердика он стоять был не должен, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Зная, что у регента везде глаза и уши, а уж среди слуг наверняка, Джоанна не стала спорить. Кстати, наутро настроение Магуса улучшилось — в гавань прибыло несколько кораблей из заморских стран с грузом специй. Магус был один из пайщиков, которые снабдили в свое время корабельщиков деньгами, и теперь продажа специй сулила всем, в том числе и Магистру, бешеные прибыли. И потому Магус дал Джоанне кошелек с деньгами (на непредвиденные расходы) и долго объяснял ей, как нужно вести себя при дворе.

Потом Джоанна поняла, что Магистр Магус не единственный в этом городе, кто знает, в какой именно момент лучше залечь на дно и не высовываться. Очевидно, подозрительность Фароса в отношении Сердика была всем тут хорошо известна. Мажордом при входе окинул оценивающим взором наряд Джоанны (она похвалила себя, что сшила такое дорогое платье в ателье) и провел ее в группу более знатных посетителей, что явно имела преимущество перед просителями, одетыми не слишком изысканно. Комната для посетителей была отделана черным деревом и алым бархатом, громадные, во всю стену окна, выходили на унылый сад, в котором давно уже с деревьев опали листья. Комната отличалась также обилием статуй людей, выполненных в натуральную величину и двумя большими мраморными каминами.

— Вообще-то его высочество чрезвычайно заняты сегодня утром, — холодно сказал мажордом.

Это предупреждение Джоанна истолковала как намек на то, что ей не придется рассчитывать на чрезмерно долгую аудиенцию.

— Я доложу ему о вашем приходе, — и мажордом степенно удалился, унося на подносике рекомендательное письмо, а в кармане серебряную монетку, которую Магус посоветовал Джоанне презентовать мажордому, чтобы ускорить аудиенцию.

Народу в комнате было полно, видимо, каждый полагал, что принц в состоянии разрешить его проблему. Если много посетителей, то выходит принц уже успел прослыть хорошим судьей. Но стоявшие по соседству люди говорили, что принц действительно занят. Джоанна почувствовала какую-то неясную тревогу. За время путешествий она успела выработать в себе это шестое чувство, разбудить его. Она знала, что сейчас должно что-то произойти, но не могла понять, откуда ждать удара. Вдруг дверь из соседней комнаты распахнулась, посетители вытянулись в струнку, из комнаты вышел Сердик. Но он был не один. Сопровождал его не кто иной, как Гэри…

Джоанна была столь потрясена, увидя здесь Гэри — теперь было даже не то важно, находился ли в его теле Сураклин. Итак, рушилась ее очередная возможность, на которую она возлагала такие надежды. Вдруг она подумала, что ей и здесь грозит опасность, что у нее даже не хватило сообразительности хотя бы отвернуться в сторону. Может, теперь… И Джоанна рванулась к камину, где стояла изображавшая некоего древнегреческого бога статуя. Там же, у огня, присели два мужчины, видимо, только что пришедших с улицы, потому что они отогревали руки у пламени.

— Мой дорогой Гэрр, — говорил в это время Сердик, обращаясь к своему спутнику, — конечно же, он безумец. Но с какой это стати мы должны заниматься такими мелочами? На церковь он больше не нападает, с торговлей у нас вроде пока все нормально, крестьяне не бунтуют… По-моему, нет никакого дела, с кем он там спит, с мальчишками ли, со свиньями или с козами. Не это же главное.

Сердик успел даже поправиться с тех пор, когда Джоанна в последний раз видела его. Его щеки вообще теперь казались круглыми, как помидоры. Но эта полнота никак не отягощала его, здоровье прямо брызгало с его лица. Яркие карие глаза излучали доброжелательность и участие. Это впечатление усиливалось розовым камзолом с красными кружевными манжетами и жабо. Рядом с ним серый бархат одеяния Сураклина казался ненужно-аскетичным и вообще попавшим по недоразумению в это буйство красок.

— Так-то это так, — Темный Волшебник больше не пользовался характерными ужимками и манерами Гэри. Даже голос звучал как-то по-иному, хотя тембр его Сураклину изменить все равно не удалось, — все звучит правильно, людям незачем вмешиваться в дела человека, который станет не только править ими, но и под чьим покровительством они процветают. Но стоит им только ощутить горечь потери, как сразу пробуждается интерес и к себе, и к власть предержащим.

— Я понимаю. Конечно, ты очень разумно советуешь мне, во что именно лучше всего вложить деньги, — закивал головой Сердик, — как и все твои советы, которые ты черпаешь из волшебства. Я всегда хорошо относился к волшебству, поскольку именно в нем сконцентрировалась мудрость веков.

Слушая принца Сураклин одобрительно кивал головой. Джоанна, стоя позади статуи, глядела на принца. Тут она вспомнила, как Сердик с готовностью соглашался со всем, что говорил ему Антриг. Нет, такое слепое послушание не доводят до добра.

— Но иногда бывают такие моменты, когда не одни только деньги решают, что делать. Иногда приходится руководствоваться своими и чужими эмоциями. Тем более, сейчас…

— Ну, это само собой разумеется, — ответствовал «Герр», — потому-то я и прошу тебя пригласить твоего двоюродного брата вместе с его новобрачной. Ведь госпожа Пеллицида пользуется доброй славой в народе.

— Пелла? — удивление Сердика было неподдельным. — Но какой авторитет может быть у пустоголовой разряженной куклы, если она даже…

— Но народ считает, что она только страдает от зла регента, — отозвался невозмутимо Сураклин. — Это и в самом деле так. Покуда ты будешь разговаривать с регентом, я перекинусь парой слов с Пеллицидой. Я предложу ей твою помощь и поддержку.

— Но… — тут принц нахмурился, беспокойство уже охватило его, — я не могу позволить тебе подвергать себя такой опасности. Я не отрицаю, что регент это воплощение всех худших качеств в человеке. И он сам не скрывает этого. Бедная девушка. Но если тебя кто-то заметит здесь… я имею в виду людей моего милого братца… Если он узнает, что я продолжаю поддерживать связь с волшебниками… Нет, я не хочу, чтобы ты так рисковал.

Сураклин улыбнулся улыбкой мученика, который ради ближнего готов принести себя в жертву злу, но от Джоанны не укрылось злорадство, читавшееся в его глазах. Неужели Сураклин таким же образом потешался над ней и над любовью Кериса к деду? И тут Сураклин спросил:

— Неужели вы, ваше высочество, сомневаетесь, что я способен заниматься такими делами? Поверьте мне, здесь нет ничего опасного. К тому же, я в первую очередь пекусь о ваших интересах.

Тут оба собеседника направились к окну, что-то обсуждая в связи с предстоящим маскарадом, который устраивал у себя богатый купец Кальве Дирхам. Вдруг Джоанна с удивление заметила, что и Сердик, и Сураклин были одного роста. Девушке даже показалось, что тело Гэри стало несколько тоньше, выше, в общем изменилось. Она знала, что Гэри было тридцать четыре года, он лет на десять-двенадцать был старше Сердика. Но желтоватые глаза говорили за себя, показывая, что хозяин их куда старше того, сколько лет ему не давай.

Если кого Сураклин обрабатывал, то хватка у него была железная. Джоанна прекрасно знала об этом, а вчера имела возможность лишний раз убедиться в этом, все ее аргументы разбились о непоколебимую любовь к деду, которым настоящий Солтерис уже четыре года как не был. И теперь она сильно сомневалась в том, что Сердик действительно поможет ей. Выдаст, чего доброго, еще этому Сураклину.

Эта мысль бросила девушку в жар. Она вдруг поняла, для чего Сураклин появился при дворе и вертится здесь: он пытается склонить власть предержащих казнить Антрига. Впрочем, все здесь зависело от регента, который, как известно, с подозрением относился поголовно ко всем волшебникам. А уж ей самой приходилось сталкиваться с непреодолимым очарованием Темного Волшебника. Вдруг он сможет сделать и регента орудием в своих руках? Нет, нужно поскорее вызволить Антрига из этого кошмара.

Но пока Джоанна и понятия не имела, что именно она должна сделать для этого.

Итак, выходит, что в городе Ангельской Руки ей теперь делать нечего. Нужно было обратиться к Магистру Магусу, чтобы он снова кое-чем помог ей. А потом нужно поскорее отправляться прямо в Кимил.

— Мой господин, — донесся вдруг из соседней комнаты хорошо поставленный голос мажордома, — его высочество принц-регент прибыли.

Сердик положил руку на плечо Сураклина и сказал:

— Друг мой, заклинаю, будьте осторожны.

Резко повернувшись, принц направился в соседнюю комнату. Весело улыбаясь, Сураклин вышел в противоположную дверь.

У Джоанны даже ноги подкосились от страха. У меня теперь даже выбор есть, думала она с ужасом, либо идти за ним следом, что опасно, либо стоять тут и ждать, покуда гвардейцы Фароса догадаются обыскать комнату. Фарос ведь сразу меня узнает. Джоанна в растерянности прислонилась к статуе, не зная, что ей предпринять.

Но сильнее страха в ней оказалось стремление не потерять из виду Сураклина. Одно дело было видеть его в Сан-Серано в образе Гэри. Было страшно смотреть, как он неуклюже копировал манеры не в меру доверчивого программиста. Но теперь она увидела Сураклина именно как настоящего Сураклина — беззаботно болтавшего и улыбавшегося губами Гэри, махавшего его руками, чтобы убедить в своей правоте очередную жертву. Тут вдруг она подумала, что Сураклин убил Гэри ради одного его тела, как охотник убивает енота, чтобы сделать из его шкуры шапку. Вообще-то все время, когда она знала Гэри настоящего, Джоанна всегда его недолюбливала. А, вчитываясь в компьютерные программы, которые раскрывали его стремления, девушка только убеждалась, каким гнилым человеком был этот парень. Но ей стало жаль Гэри, он даже не подозревал, какая страшная участь ждет его.

Вдруг двери отворились. Старший мажордом ввел в комнату принца-регента Фароса Дестамора, будущего императора Феррита, но уже сейчас фактического правителя этой страны, разодетого в бархат и парчу с кружевами. Принц опирался на руку ослепительно красивого мальчика, одетого в темно-синие шелка. Мальчик этот был по возрасту примерно ровесник Кериса, но, в отличие от послушника, ревностно относился к своему внешнему виду. Чуть позади шагала девочка — тоже симпатичная, на голову выше самого регента. Пышные черные волосы были украшены жемчужными подвесками. Впечатление портило только чрезмерное количество украшений, которыми обвесилась девочка. У ног девочки вертелась кудрявая болонка с изящным ошейником. Даже ошейник был украшен бриллиантами. В общем, выставка ювелирных украшений.

Это и есть Темная Лошадка, решила Джоанна, глядя на крупную фигуру девушки. Прозвище, конечно, очень жестокое, в особенности, для человека, которому придется жить вреди ехидных придворных. Но Джоанна в глубине души признавала, что эта кличка довольно меткая. Лицо девушки было обильно покрыто косметикой, но искушенным оком Джоанна распознала, что Темная Лошадка очень молода.

Регент и его спутники подошли к одному из пылавших каминов. Чуткие ноздри Джоанны сразу же уловили сильный запах благовоний и духов, который, наверное, давно уже пропитал одежду этих людей. Девушка, которую и звали Пеллицида, оглядывалась в комнате. От Джоанны не укрылось, что изредка она довольно саркастически поглядывала на своего новоиспеченного мужа и его спутника. Один раз даже этот мальчик невзначай поймал на себе взгляд Пеллициды. Он тут же покраснел и отвернулся.

Вдруг та самая болонка, обнюхивая пол, подбежала к тому месту, где стояла Джоанна. Втянув ноздрями воздух, она сразу навострила уши и уставилась настороженно на девушку. Видя это, принц присел на корточки и сказал достаточно громко, чтобы его несчастная жена слышала:

— Эти проклятые суки… Все.

Регент щелкнул пальцами и позвал:

— Киша. Киша.

Маленькая собачонка моментально развернулась и засеменила обратно к хозяину. Принц погладил собачонку по голове и нежно произнес:

— Ах ты, маленькая лохматая тварь. Мне всегда хотелось брить всех вас наголо.

— Хватит, — вдруг не выдержала Пеллицида.

Собачонка рванулась было к ней, услышав знакомый голос, но Фарос с неожиданным упорством схватил крохотное существо за тонкую шейку. Все присутствующие затаили дыхание.

— Хватит, — передразнил регент и сказал уже собачонке. — Укуси меня, если сможешь, — и он сильнее нажал на шею болонки. Собака раскрыла миниатюрную пасть, хотя знала, что ни в коем случае не должна кусать людей. Глаза животного излучали непреодолимый ужас.

Пеллицида, шурша обширным платьем и опрокинув невзначай низкий столик на капризно изогнутых ножках, через весь зал рванулась к регенту.

— Отпусти ее, — закричала она.

— Но с какой стати я должен это делать, моя маленькая принцесса? В конце концов, это моя собственная собака, как и все, что у тебя есть, теперь принадлежит мне. Мне решать, что делать с имуществом, не так ли? Вдруг мне вот захочется, к примеру, подпалить этот пушистый хвостик… — тут Фарос, схватив собачонку за крохотный хвост, поволок ее к камину.

Собирался ли он в самом деле подпалить хвост собаки или это была просто неумная шутка, Джоанна так и не узнала. Пеллицида, подскочив к мужу, резко схватила его за пышное кружевное жабо и так тряхнула, что тот от неожиданности выронил злополучного песика. Второй рукой Пеллицида отвесила Фаросу звонкую пощечину отчего тот даже отлетел и ударился спиной о мраморную колонну.

Поначалу Джоанна решила, что сейчас принц тоже бросится на нее. На всякий случай Джоанна отодвинулась и спряталась в нише, которая была занавешена голубой бархатной портьерой. Принц стоял у колонны, как змея, готовящаяся к прыжку. Одна щека его была белой, покрытая пудрой, а вторая, к которой приложилась ладонь Пеллициды, розовела. Пеллицида вызывающе смотрела на него. Болонка, словно понимая, что ее хозяйка именно из-за нее пострадала, тоже оскалила свои миниатюрные клыки и тонко зарычала.

— Ты еще пожалеешь об этом, — сказал принц тихо.

Регент резко повернулся и направился в боковую дверь. За ним бросился его неразлучный друг. Принцесса некоторое время смотрела на дверь, которую спутник Фароса даже не потрудился закрыть за собой, потом, упав на колени, раскрыла руки, в которые тут же запрыгнула болонка, и громко разрыдалась. Посетители, толпившиеся тут, словно вышли из состояния оцепенения и стали быстро покидать комнату.

Джоанна поняла, что перед ней опять стоит дилемма. С одной стороны, ей безумно хотелось броситься к принцессе, в сущности, это же была еще девочка, ребенок, и утешить ее. Но с другой стороны, ей не хотелось выходить из своего убежища, ведь если регент вернется сюда, он сразу узнает ее. К черту регента, пронеслось в ее голове, и Джоанна выступила из-за портьеры. В конце концов, принцесса рисковала куда больше. Как она здорово ударила этого напомаженного извращенца. Девушка только направилась было к Пеллициде, как болонка, подняв голову и поглядев в сторону одной из ведущих на веранду стеклянных дверей, предупреждающе зарычала. Поглядев туда же, Джоанна в ужасе убедилась, что сюда опять возвращается Сураклин.

Конечно же, Сураклина увидела и принцесса, она бросилась к нише за портьерой, врезавшись в стоявшую тут Джоанну.

Некоторое мгновение обе девушки недоуменно смотрели друг на друга. Джоанна опомнилась первой — она рванулась обратно в нишу, увлекая принцессу за собой.

— Нельзя, чтобы он заметил меня, — пояснила Джоанна подруге по укрытию.

Пеллицида понимающе кивнула и встала рядом с Джоанной, почти вплотную, ведь ниша была узкая, предназначенная, по-видимому, для одной из статуй. В это время послышался стук открываемой двери.

— Я тоже не хочу, чтобы он видел меня, — прошептала принцесса.

Тем временем снова послышался стук — Сураклин прошел в соседнюю комнату.

— Почему же нет? — тихо спросила Джоанна. — Я имею в виду. Гэрр, — она называла Сураклина тем именем, которым именовал его и Сердик.

Пеллицида посмотрела на нее, а потом быстро отвела глаза. Наконец она выдавила:

— Ну это не важно.

Было видно, что слова эти дались ей не просто.

Обе девушки быстро покинули свое убежище и прошли в небольшую комнату, где, на их счастье, никого не было. Это кажется была нежилая комната. Видимо, тут бывал только Сердик, стояли статуэтки старых богов, лежали книги по волшебству и магии, предсказанию судьбы и ворожбе, на столах были навалены диковинные приборы, стеклянные шары и стояли граненые бутыли с разноцветными жидкостями. Из этой комнаты стеклянная дверь выводила на террасу. С террасы обе девушки быстро спустились в сад и, минуя купы подстриженных в форме геометрических фигур деревьев, направились по посыпанной белым речным песком дорожке к воротам, за которыми ждала повозка Магистра Магуса. Несмотря на довольно солнечную погоду, на улице было холодно, но при этом ни одна из девушек не предложила вернуться за оставленными во дворце накидками.

Вдруг принцесса всхлипнула. Джоанна, быстро смекнув в чем дело, сунула руку в карман, достала чистый носовой платок и предложила ей. Пеллицида, или Пелла, как успела ее окрестить Джоанна, не относилась к типу женщин, которые стыдятся плакать на людях. И Джоанна поняла, что глаза у нее постоянно находились на мокром месте. При ближайшем рассмотрении оказалось, что лежавший на лице принцессы толстый слой пудры скрывал опухшие от постоянных рыданий щеки. Киша, болонка, почувствовав огорчение хозяйки, тоже подняла голову и тоскливо завыла. Пеллицида быстро нагнулась и подхватила многострадальное животное на руки.

— Я понимаю, что мой вопрос звучит глупо, — вздохнула Джоанна, — но все же я спрашиваю, могу ли я чем-то помочь тебе? Оставим Фароса в стороне, но мне кажется, что и Сердик не окажется правителем лучшим, нежели его брат.

Пелла посмотрела на Джоанну, словно желая убедиться, что эти слова исходят именно из ее уст. Принцесса была на голову выше Джоанны, и потому смотрела на нее сверху вниз.

— Нет, все нормально, — осторожно сказала она, — думаю, что на этот счет я согласна с Гэрром… Хотя я совершенно не представляю, каким правителем окажется этот Сердик, — она резко вытерла глаза платком, смахивая заодно со слезами и остатки косметики, а затем успокаивающе погладила по кудрявой голове и болонку. Собака благодарно лизнула руку хозяйки и вдруг снова завыла, дрожа всем телом на пронизывающем осеннем ветру. Наконец Пелла все так же настороженно поинтересовалась: — Скажи, а ты хорошо знаешь… Гэрра?

— Знаю, — тихо отозвалась Джоанна, — то есть когда-то знала его.

— Я и не представляла, что он возвратиться, — обе девушки шли уже мимо газонов, покрытых пожухлой травой, — может ты расскажешь мне о нем?

— Вряд ли это получится у меня, — уклончиво отозвалась Джоанна, — это… это все трудно объяснить.

— Но я должна это знать.

Решимость, горевшая в зеленоватых глазах принцессы и безапелляционность интонации донельзя удивили Джоанну. Она изучающим взглядом уставилась на Пеллу, испытывая отвратительное чувство знания важного, но бездоказательного. Сураклин наверняка уже пытался подчинить принцессу своей воле, но она как-то подсознательно убежала от него.

— Он приходит и уходит, — вдруг сбивчиво заговорила Пеллицида, — никто ничего не знает о нем. Только то известно, что очевидно. Знают, что он недавно подружился с Сердиком, что он постоянно подает ему умные советы. Он запрещает называть себя «волшебником». Но ведь он все равно волшебник, да?

— Да, — подтвердила Джоанна.

Пеллицида тяжело вздохнула и, укачивая на руках притихшую болонку, уставилась на золоченую крышу императорского двора, которая виднелась за уже успевшими сбросить листву деревьями.

— Он заставил меня, — начала было принцесса, но потом остановилась. — Он сразу мне не понравился. Но поначалу я даже ничего не успела понять… Прежде мне не приходилось кого-то любить, я даже не думала, что все может быть так… Но ведь это было заклятье, да?

— Да, — сказала Джоанна, теперь понимая, почему Пеллицида с такой поспешностью удрала от Сураклина, — но вообще-то, насколько мне известно, такие вещи называются изнасилованием. По крайней мере, должны называться.

Но Пеллицида только хмыкнула в ответ, глаза ее теперь были совершенно сухи — вероятно, все слезы она успела выплакать за этот ужасный месяц. Принцесса безмолвно пошла дальше, ветер принялся трепать ее пышные черные волосы. Джоанна не удержалась и спросила:

— А он что, сделал это с тобой?

— Он пытался.

— Не потому ли, что ты могла оказаться для него полезной в чем-то?

Принцесса ничего не ответила, а Джоанна представила себе, как если бы в случае удачи в своей затее Сураклин принялся бы изображать из себя страстного Гэри.

— Но для чего все-таки ему понадобилось это? — нарушила тишину Пелла. — Может быть, для того, чтобы я не заметила, как он убивает Фароса?

Пеллицида была совершенно чужой в этой стране, тут все было чужое и враждебное. Она была еще ребенком, которого вдруг взяли, и выдали за человека, который издевался над ней и унижал ее. Сейчас лицо ее было напряжено, и она напоминала одну из каменных статуй, что в изобилии столпились в парке.