Заблудший ангел

– Ты уверена? – резко перебил он. – Ты сама мне рассказывала, что в детстве беседовала со своей покойной прабабушкой. Что твоя мать у вас дома не раз видела шествие неприкаянных душ… Как ты их называла?

– Святое братство.

– Точно. Святое братство. И не я же придумал, что ты происходишь из старинного рода галисийских ведьм и знахарок-травниц… Ты сама даже умеешь делать ром, излечивающий от артрита!

Мартин перегнул палку. Он хотел увести разговор в сторону, не затрагивая главного. Я не могла этого допустить:

– А почему ты мне не рассказал о камнях раньше? – Я позволила своему дурному настроению проявиться в интонации каждого произнесенного слова.

– Ну… – заколебался он. – До нынешнего момента они были чем-то вроде фамильной тайны, cherie. Но коль скоро завтра ты станешь полноправным членом семьи, я подумал, что тебе следует о них знать. Тебе не понравился сюрприз?

– Сюрприз? Я чувствовала себя подопытным кроликом! Балаганным шутом! Откуда вообще взялись эти, эти?..

– Друзья? Даниэль – ученый. А Шейла – она… что-то вроде тебя.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ей единственной до настоящего времени удавалось заставить камни реагировать. Хотя совсем не так, как получилось у тебя. Ведь очевидно, что я в тебе не ошибся. Они с тобой говорят! У тебя дар!

– Говорят? К черту все, Мартин! Ты что, правда считаешь, что камни могут говорить?

Одним прыжком он соскочил с кровати и встал рядом со мной:

– Эти – да!

– Как ты можешь так думать?

– Хулия, за двадцать лет никто не видел, чтобы адаманты вели себя так, как сегодня днем. Они казались живыми! Тебе стоило видеть лицо Шейлы! У тебя настоящий дар, – повторил он. – Такой же, как у Эдварда Келли, любимого ясновидящего Джона Ди. Если бы ты захотела, ты могла бы смотреть сквозь них, заставлять их вибрировать. Ты их медиум!

Пелена спала с моих глаз. Человек, за которого я собиралась замуж, говорил со мной как с чужой.

– Мне страшно, – вымолвила я, с трудом сдерживая слезы. – Я полагала, ты ученый. Разумный человек… Я доверила тебе свою жизнь, а теперь тебя не узнаю!

– Хулия, ради бога… Ты напугана, – шептал он. – Но тебе нечего бояться.

– Я в этом не уверена.

– После свадьбы у тебя будет время, чтобы научиться использовать камни, cherie, и ты убедишься, что я по-прежнему тот ученый, которого ты любишь. Мы станем их изучать вместе. Я обещаю. Ты вдохнешь в них жизнь. А я сумею растолковать их язык.

Я не отвечала.

– Ты скоро все поймешь. Увидишь, что все то, что сейчас тебе кажется колдовством, имеет простое объяснение. Шейла и Даниэль тоже жаждут помочь тебе разобраться.

– А если я перестану тебе доверять? – Я посмотрела на него со всей суровостью, на какую была способна. – Пойми, я чувствую, что меня обманывают, используют!

– Ну, ты же не думаешь так всерьез…

– Нет… – Я опустила глаза. Его крепкие руки сжимали мои ладони, стремясь вернуть мне чувство уверенности и безопасности, которое я чуть было не утеряла. Я совершенно запуталась. – Конечно же нет…

26

Происходили очень странные вещи.

Антонио Фигейрас никак не мог обеспечить защиту свидетельницы – все, казалось, ополчилось против него. Отсутствие освещения, радиосигнала и сбой мобильной связи в районе оставили его без необходимых для работы инструментов. Поэтому, недолго думая, инспектор взял свой личный автомобиль и на всей скорости устремился по самому короткому пути к площади, где находилось кафе «Кинтана». Должно быть, Хулия Альварес все еще беседует с американцем. К счастью, он оставил присматривать за ней несколько надежных людей, а вертолет их подразделения уже приземлился, так что ей не дадут уйти. Фигейрасу казалось, что никакой курдский террорист, каким бы лихим воякой он ни был, не отважится на похищение Хулии в подобных условиях.

Дождь – «к счастью», подумал он, – взял небольшую передышку. Он перестал хлестать с прежней силой и сейчас позволял различить даже слабое сияние зари за затейливыми шпилями собора.

Если бы Фигейрас взял на себя труд взглянуть на часы на приборной доске, он сообразил бы, что это зарево никоим образом не могло быть отсветом восходящего солнца.

Но он этого не сделал.

27

Второе мое воспоминание post mortem нахлынуло нежданно. Человек в сером, с лицом, изборожденным морщинами от старости и холода, устремил на нас непроницаемый взгляд своих выцветших глаз. Мы с Мартином только что приехали в Биддлстоун, деревушку, где собирались пожениться, и тамошний викарий – отец Джеймс Грэхем никак не мог поверить в происходящее.

– Это очень важное решение… – шептал он. – Вы уверены, что готовы к такому шагу?

Мы кивнули. В деревню мы приехали рано, покинув отель еще на заре, поскольку так и не смогли заснуть.

– И когда вы решились?

– Она узнала об этом позавчера, – ответил Мартин, усмехнувшись.

– Так я и думал.

Хотя в голосе священника звучал упрек, больше он ничего не сказал. Он сел рядом с нами и предложил слегка перекусить. Его присутствие успокаивало. И я вскоре поняла почему.

– Сколько мы не виделись, сын мой? – спросил он Мартина.

– С моего первого причастия. Уже тридцать лет!

– Ну да, конечно. Столько же я не видел и твоих родителей.

– Я знаю. Мне жаль, что их так долго не было.

– Знаешь, в глубине души я могу считать этот факт комплиментом. Признанием того, что они сохраняют веру в мои труды, – произнес он, будто не желая заострять на этом внимание. Мартин также сидел с невозмутимым видом. – А скажи, сын мой, ты по-прежнему настаиваешь на такой форме проповеди? Твой вчерашний звонок меня озадачил. Подобные церемонии вообще проводятся нечасто, а в христианском храме и подавно.

– Я понимаю, – заверил Мартин, беря меня за руку. – Но ведь нет никаких препятствий?

– Нет. Если невеста не возражает…

– А с чего бы мне возражать? – улыбнулась я, считая этот разговор шутками старых друзей. – Это же моя свадьба!

– Дочь моя… ваш нареченный настаивает, чтобы на церемонии зачитывались тексты, не входящие в Библию. Вы уже в курсе?

– Честно говоря, нет.

Мартин пожал плечами, словно речь шла еще об одном сюрпризе.

– Он упрям как осел, – продолжал священник. – И хочет, чтобы был совершен ритуал при помощи одной древней притчи, в которой женщинам отводится не слишком почетная роль. Поэтому я задаюсь вопросом: что, если вы, мисс, будучи испанкой, причем, как я догадываюсь, весьма темпераментной, захотите…

– Это правда?

Я лукаво посмотрела на Мартина, и отец Грэхем замолчал на полуслове.

– Да, за исключением того, что ваша роль не слишком почетная, – расхохотался он.

– Тем не менее, – добавил священник, – ты согласишься со мной, Мартин, что это необычный текст и уж совсем не подходящий для брачной церемонии.

– Не подходящий? – спросила я, умирая от любопытства. – А чем он не подходит, отец Грэхем?

– Ох, не обращай внимания, cherie. – Мартин попытался отвлечь меня от этого замечания священника. – Этот человек сочетает браком уже многие поколения моей семьи и всегда брюзжит из-за одного и того же. Думаю, он пытается саботировать нашу традицию… – добавил он, подмигивая.

– И все-таки, что это за притча? – с нажимом спросила я.

– Речь идет об одном древнем тексте, без сомнения ценном, но при этом никоим образом не каноническом, мисс. Мой долг предупредить вас. Мартин сказал мне, что вы историк и специалист по истории искусств. Это любопытно. Я вам покажу эту легенду, чтобы вы смогли составить свое мнение.

Священник встал из-за кухонного стола, направился к стеллажу, уставленному переплетенными в кожу фолиантами, и достал с полки один том большого формата.

– В Книге Бытия мимоходом упоминаются те же события, которые подробно изложены в шестой главе этого трактата, – пустился в объяснения он, держа в руках книгу в веленевом переплете, очевидно очень древнюю. – К сожалению, Библия дает о них крайне скудную, неполную информацию, словно обходя молчанием всяческие грубые и жестокие подробности. Напротив, на этих страницах они предстают во всем своем блеске…

– А что это за трактат?

– Это «Книга Еноха»[11]. И то, что ваш муж хочет услышать, – это главы шестая и седьмая.

– «Книга Еноха»? Не уверена, что слышала это название.

Мартин заерзал на табуретке. Я полагала, что ему должен быть приятен мой интерес к деталям ритуала, но тут же поняла, что ошибалась. Пока отец Грэхем излагал свои пояснения, он беспокойно вертелся на месте, будто желая вмешаться в беседу.

– «Книга Еноха», – продолжал священник, устраивая передо мной огромный фолиант, на переплете которого не имелось никаких названий или обозначений, – это пророческое произведение, повествующее о прошлом и будущем человечества. О времени, когда люди совершали свои первые шаги на Земле. Самые древние копии берут начало из Абиссинии, современной Эфиопии.

– Как интересно! – захлопала я в ладоши, к вящему огорчению Мартина. – А что же в этой книге нелестного для женщин, отец?

– Если наберетесь терпения, я вам объясню, – заворчал тот. – В общих чертах там повествуется о том, что с нами произошло после изгнания из рая. О событиях, предшествующих второму падению.

– Второму падению?

– Видите ли, согласно Священному Писанию человечество оказывалось на грани уничтожения два раза. Первый раз – когда Адам и Ева были изгнаны из Эдема на грешную смертную землю. Тогда Бог мог испепелить наших прародителей, но in extremis[12] даровал им прощение. Они очень быстро приспособились к новым условиям и стали размножаться с огромной скоростью.

– Значит, второе падение произошло…

– Когда их потомки погибли во время потопа, – закончил священник.

Меня совершенно очаровало, что отец Грэхем пересказывает мне историю Сотворения мира с таким же апломбом, с каким делится своими путевыми впечатлениями репортер «National Geographic». Я решила поддержать игру:

– Давайте убедимся, что я правильно вас понимаю, отец. Вы хотите сказать, что «Книга Еноха» написана до потопа?

– Не совсем так, мисс. События, о которых ведет речь автор, предшествовали потопу. Иными словами, он повествует о фактах, имевших место между первым и вторым падением. К сожалению, точный возраст текста представляет собой истинную загадку. Книга не упоминает Адама и Еву, что удивительно, но зато в подробностях объясняет, почему Бог наслал на нас великое наводнение. И похоже, действительно говорит со знанием дела, поскольку его источником информации был не кто иной, как сам пророк Енох.

– Енох…

Отец Грэхем не услышал моего удивленного возгласа.

– Енох неоднократно упоминается в Библии. Ему, неграмотному пастуху, было даровано величайшее счастье – узреть собственными глазами Царствие Небесное. Вам, наверное, известно, что он был одним из немногих смертных, кого Бог допустил в рай в бренном теле: подхваченный смерчем, он был поднят на небеса, но потом смог вернуться на землю и поведать нам о том, что Создатель разгневан поведением людей…

– И все это излагает «Книга Еноха»? – прошептала я.

– Более того. Представляется, что во время пребывания на небесах Енох смог узнать ответы на все наши нужды и чаяния – в прошлом, настоящем и будущем. Вернувшись, он стал неким подобием оракула, отмеченного знаком Господним. И получил бессмертие. Как боги античного мира.

Я услышала недовольное ворчание Мартина откуда-то из угла кухни.

– А скажите, отец, – продолжала я, искоса посматривая на своего жениха, – почему, по вашему мнению, Мартин хочет, чтобы на свадьбе прозвучал этот текст? В нем говорится о любви?

Джеймс Грэхем устремил на меня взгляд своих блеклых голубых глаз, словно пытаясь предупредить о неведомой опасности:

– Те слова, которые ваш нареченный хочет включить в свадебную церемонию, стоят в самом начале книги, дочь моя… Вы не хотите сами взглянуть и рассеять сомнения? Я не в силах сказать, любовь это или нет.

Священник протянул мне огромный том и предложил полистать. Я без труда нашла нужные строки – они были отмечены закладкой из синей шелковой ленты, сложенной искусным образом.

Обрамленная тончайшей миниатюрой заглавная буква открывала фрагмент текста, разделенного на небольшие абзацы. Трактат был напечатан красным и черным готическим шрифтом и украшен золочеными гравюрами. С почтительным трепетом я наклонилась над фолиантом и вслух прочитала название этой главы: Падение ангелов; развращение человечества; заступничество ангелов за человечество. Суд Бога над ангелами. Царство мессии.

Эти слова вызвали у меня недоумение. На первый взгляд никакого отношения к свадьбе они не имели. Мартин и отец Грэхем молчали, я продолжила читать и вскоре изменила свое мнение:

И случилось, – после того как сыны человеческие умножились в те дни, у них родились красивые и прелестные дочери. И ангелы, сыны неба, увидели их, и возжелали их, и сказали друг другу: «давайте выберем себе жен в среде сынов человеческих и родим себе детей!»

«Ага. Вот и началось про любовь», – подумала я. Я читала дальше:

И Семейяза, начальник их, сказал им: «Я боюсь, что вы не захотите привести в исполнение это дело и тогда я один должен буду искупать этот великий грех».

Тогда все они ответили ему и сказали: «Мы все поклянемся клятвою и обяжемся друг другу заклятиями не оставлять этого намерения, но привести его в исполнение».

Тогда поклялись все они вместе и обязались в этом все друг другу заклятиями: было же их всего двести.

И они спустились на Ардис, который есть вершина горы Ермон; и они назвали ее горою Ермон, потому что поклялись на ней и изрекли друг другу заклятия.

– А теперь откройте там, где вторая лента. Зеленая, – распорядился отец Грэхем, указывая на другую закладку. – Прочитайте всю страницу. Пожалуйста.

– Эта часть не будет звучать в церкви, – вяло запротестовал Мартин, подходя к нам.

– Нет. Но твоей невесте следует ее знать. Хулия, – он дотронулся до моей руки, – читайте, прошу вас.

Я повиновалась:

И они взяли себе жен, и каждый выбрал для себя одну; и они начали входить к ним и смешиваться с ними, и научили их волшебству и заклятиям, и открыли им срезывания корней и деревьев.

Они зачали и родили великих исполинов, рост которых был в три тысячи локтей. Они поели всё приобретение людей, так что люди уже не могли прокармливать их.

Тогда исполины обратились против самих людей, чтобы пожирать их. И они стали согрешать по отношению к птицам и зверям, и тому, что движется, и рыбам, и стали пожирать друг с другом их мясо и пить из него кровь.

Тогда сетовала земля на нечестивых.

Какое-то время мы втроем молчали.

Отец Грэхем нас не торопил. Честно говоря, я испугалась. В конечном итоге это оказалось историей о греховной связи; ее плодом явилась омерзительная раса, и понадобилась Божья кара, чтобы пресечь этот род.

– Ну же, Хулия! Вот видишь? – Мартин нарушил ледяной холод молчания и постарался разрядить обстановку. – Всего лишь старинная любовная легенда. Фактически самая древняя со времен Адама и Евы.

Отец Грэхем болезненно поморщился:

– Это рассказ о запретной любви, Мартин. Ее не должно было быть.

– Но, отец, – заворчал он, – благодаря этой любви «дети Бога», некоторые ангелы, во всем превосходящие род человеческий, решили поделиться своими знаниями с нашими предками, изгнанными из рая. Если рассказанное в этой книге правда, они вступили в связь с земными женщинами и способствовали улучшению нашей расы. Что в этом дурного? Их род облагодетельствовал человечество. Это были первые браки в истории! Священные браки. Иерофания, проявление божественного начала! Союз богов и людей.

– Нечестивые браки, Мартин! – На какой-то миг в голосе священника прозвучала угроза, но он тут же овладел собой. – Они принесли нам неисчислимые беды. Бог никогда не благоволил к потомству, появившемуся на свет в результате этих союзов, и поэтому решил уничтожить его при помощи потопа. Мне по-прежнему кажется неуместным напоминать об этом в день вашей свадьбы.

– Отец, – вступила я, заметив, какой нежелательный оборот принимает их беседа, – вы сказали, что нам, женщинам, отводится не слишком почетная роль в «Книге Еноха»… Моя уловка сработала лишь отчасти. Священник умерил свое негодование, но от этого его слова не стали менее суровыми.

– Енох считал, что «дочери человеческие» всегда будут в подчиненном положении по отношению к «сыновьям Бога», – произнес он. – Они злоупотребляют вашей чистотой и наивностью, оставляют в вашем лоне семя чудовищных отпрысков, ужасных гигантов и титанов, а потом вас же обвиняют в том, что вы породили греховное потомство. Это страшный рассказ.

– Но, отец, – улыбнулась я, – ведь все это просто мифы…

И кто меня за язык дергал!

Джеймс Грэхем вскочил с табуретки и грубо выхватил у меня книгу. Если до сих пор ему удавалось хранить непроницаемое выражение лица, то сейчас с него слетела маска.

– Мифы? – рыкнул он. – Если бы все было так просто! В этой книге собраны по крохам сведения об истоках нашей цивилизации. О том, что произошло до потопа, до того, как история началась с нуля. Нет более точной хроники о наших корнях.

– Но ведь и потоп – это тоже притча… – настаивала я.

– Подожди секунду, Хулия! – неожиданно прервал нас Мартин. – Ты помнишь наш вчерашний визит?

Я удивленно кивнула. Конечно же, воспоминания были более чем свежи.

– Ты помнишь, что я тебе сказал о своей семье и о Джоне Ди?

– Что этот тип – навязчивая идея семейства Фабер.

– Великолепно, – вздохнул он. – Позволь мне еще кое-что добавить: он был первым европейцем, получившим доступ к «Книге Еноха», и поэтому первым ученым, оценившим с научной точки зрения последствия потопа. Этот эпизод, будь он явлением местного порядка в районе Месопотамии или же глобальным катаклизмом, изменившим климат всей планеты, в любом случае имел место в действительности. Причем не один, а как минимум два раза. Последний раз восемь или девять тысяч лет назад. Ди первым сделал этот вывод, основываясь на тексте, который ты только что прочитала.

– Ты что, и правда веришь, что потоп произошел в действительности? – спросила я, не веря своим ушам.

– Естественно.

– А почему ты хочешь вспоминать про это на нашей свадьбе?

– Многие поколения моей семьи проявляли интерес к Джону Ди, Еноху и истокам человеческого рода. Моя мать изучала мертвые языки только с той целью, чтобы прочесть «Книгу Еноха» в оригинале. Отец стал физиком, чтобы получить возможность раскрыть в технических терминах метафоры пророка о рае и его путешествии на небеса. А я специализировался в биологии и климатологии, чтобы подтвердить, что все рассказанное Енохом в действительности происходило между первым и вторым великим затоплением планеты, приблизительно в промежутке между двенадцатью и девятью тысячами лет до нашей эры. Это… дань памяти моим корням.

– Да вы прямо какая-то семейка монстров![13] Мартин моей иронии не оценил.

– Кроме того, – произнес он, запнувшись, – в некотором смысле мои родители и я – последние потомки древнего рода хранителей этого наследия.

– Серьезно? – засмеялась я.

– Поверьте ему, мисс, – вмешался отец Грэхем, размахивая руками, словно стремясь отогнать навеянные этими словами воспоминания. – Джон Ди – одно из звеньев этой цепи. И Роджер Бэкон, ученый-францисканец тринадцатого века, наделенный умом масштаба Леонардо. И врач Парацельс. И мистик Эмануэль Сведенборг. И даже Ньютон. И многие другие, чьи имена не сохранились в веках.

– Смотри, Хулия, за двести лет до того, как «Книга Еноха» была найдена шотландским исследователем Джеймсом Брюсом, Джон Ди уже знал наизусть содержание ее важнейших страниц. Фактически он столь глубоко проник в смысл встреч пророка с «сынами Божьими», что в конце концов нашел способ призывать ангелов с помощью неких реликвий, существовавших еще до потопа.

– Адамантов!

– Точно. – Лицо Мартина озарилось широкой улыбкой. – Джон Ди использовал их, чтобы восстановить подлинную историю нашей цивилизации. И обнаружил, что в наших венах еще струится божественная кровь благодаря тем ангелам, которые осмелились бросить вызов Яхве и вступить в связь с нашими предками. И ему удалось выяснить кое-что еще: гнев Божий не прекратился ни после изгнания Адама и Евы из рая, ни после потопа.

– Что ты имеешь в виду?

– Адаманты предупредили его о грядущем третьем падении. О нем говорил и Енох, так что рано или поздно оно наступит, и это будет очищение огнем. Наша цивилизация снова в опасности, Хулия. Поэтому я и хочу вспомнить об этом на нашей свадьбе. Быть может, в свое время нам придется вместе спасать род человеческий…

28

В реальном мире события принимали, насколько это возможно, еще более необычный оборот.

Светящееся облако, еще недавно колыхавшееся над собором Сантьяго, опустилось до земли, сгустком тумана просачиваясь между колоннами. Затем оно обернулось чем-то вроде небольшой линзы, но вскоре и она видоизменилась, превратившись в упругий пар, который растекся по гранитным плитам, оставляя за собой влажный след.

Образовавшийся слой вещества оказывал на людей и предметы поистине удивительное воздействие. Эта геоплазма несла электрический заряд невиданной силы, способный вывести из строя любой прибор в радиусе действия радиосигнала и блокировать нервную систему млекопитающих и птиц. Лишь специальные костюмы, как у людей в вертолете на площади Орбадойро, обеспечивали относительную безопасность перед лицом этого явления. Обшивка летательного аппарата была сконструирована, подобно громоотводу, таким образом, чтобы электрический разряд уходил в землю.

– Вперед! Пора!

Шейх знал, что нужно делать, когда «ларец» откроется. Он заранее приказал своим людям прикрепить к оружию специальные фонарики, изолированные кожухом из материала, подобного ткани их защитных костюмов. Их целью было проникнуть в единственный дом на площади, охраняемый полицией. Очевидно, именно там они держали Хулию Альварес.

Все трое действовали быстро и слаженно. Входя, они обогнули неподвижные тела нескольких полицейских в форме, которые лежали прямо на пороге кафе. Их открытые глаза остекленели, взгляд был устремлен в никуда. Само собой, сопротивления они не оказали. Не сопротивлялся и официант, сидевший на полу с застывшей гримасой среди осколков тарелок.

– Сколько длится действие «Амрака», учитель?

Вопрос Ваасфи, юноши с косичкой и татуировкой в виде змеи на щеке, заставил шейха обернуться на ходу:

– Вопрос не в том, сколько действие длится, а в том, сколь сильно оно поражает человека. Более чем вероятно, что многие уже никогда не проснутся, брат. Такова мощь Амрака.

Пока фонарики обшаривали помещение, шейх сменил тему:

– Ты видел жену Мартина в соборе. Сможешь ее узнать при встрече?

– Ajo. Без сомнения.

Молча они прошли вглубь заведения. Все столики были пусты, за исключением одного, около которого находилось два тела. Первый, высокий мужчина крепкого телосложения, распростерся ничком во весь рост. Рядом лежала женщина. Видимо, ноги ее подогнулись и она, потеряв равновесие, опрокинулась назад. Ее голова упала на грудь, как у сломанной куклы.

Ваасфи взял ее за подбородок и приподнял.

Это была она, Хулия. Ее лицо было искажено, словно смерть – или как там называется действие «Амрака» – застигла ее посреди разговора. «У нее красивые зеленые глаза», – подумал он.

Когда луч фонарика Ваасфи скользнул по лицу Хулии, ее зрачки сократились.

Армянин улыбнулся.

– Это она, – подтвердил он, не отпуская женщину.

Шейх едва услышал его. Он присел на корточки рядом с гигантом в черном костюме и пытался перевернуть его.

Когда это удалось, шейх помрачнел.

– Что-то случилось?

Учитель подавленно кивнул:

– Ты был прав, Ваасфи. Они идут по следу Мартина. Я знаю этого человека…

29

С детских лет я слышала, что, когда умираешь, сразу видишь ослепительный свет в конце туннеля и непреодолимая сила влечет тебя к нему. Также мне говорили, что в эту минуту ушедшие раньше тебя родные и близкие выходят навстречу, успокаивают тебя и помогают преодолеть эту световую завесу, из-за которой никто – возможно, кроме Еноха, – никогда не возвращался назад.

В моем же случае, когда я ее увидела, то почувствовала себя ужасно одинокой. Поля, где блуждал мой разум, были безлюдны. Безмолвны. Безжизненны. Единственным впечатлением стало то, что вожделенный сияющий свет начал выжигать меня изнутри, как сунутый в стог сена факел. Внезапно все мои нейроны содрогнулись от боли. И хотя это ощущение длилось не дольше вздоха, оно опустошило меня. Сломало. Будто еще остававшиеся у меня скудные силы окончательно иссякли без надежды на возвращение.

Именно в этот момент поток воспоминаний, проплывавший прежде перед моими глазами, возник вновь и понесся вперед, бурля и вихрясь водоворотами.

«Я умерла, – повторяла я себе, не переставая удивляться, что даже в таком состоянии способна мыслить. – Сейчас останется лишь темнота».

Очевидно, я ошибалась.

Вдруг на меня навалилось еще одно воспоминание. Это меня слегка озадачило. Я всегда считала, что по ту сторону жизни память начинает ретроспективный обзор с событий раннего детства. По-видимому, это суждение было ошибочным. Картинка, всплывшая в еще сохранившейся части моего сознания, представляла Мартина в тот момент, когда он достал из моей сумки один из этих проклятых камней и со стуком бросил его на кухонный стол отца Грэхема.

– Вот он! – воскликнул мой муж.

Мартин столь явно выразил свое желание, что я тут же положила свой камень рядом. Я вновь переживала часы, предшествующие моей свадьбе.

Священник Биддлстоуна как зачарованный смотрел на наши талисманы.

– Это то, что я думаю, Мартин? – наконец молвил он.

– Два камня Джона Ди.

– Это… адаманты?

Мартин кивнул.

– Твоя мать много про них говорила. Я представлял их иначе.

– Все хотят увидеть некий полированный кристалл, более обработанный и крупный, – поддержал Мартин, – нечто наподобие «дымящегося зеркала» Джона Ди.

– А что это еще за чертово «дымящееся зеркало»?

Мой вопрос вызвал улыбку у обоих мужчин.

– Ох, Хулия, ты совсем ничего не знаешь! – Упрек Мартина прозвучал мягко, и я не обиделась. – После смерти Джона Ди значительная часть его библиотеки и коллекции артефактов попала в руки британского антиквара Элиаса Эшмола. Этот человек впоследствии стал одним из основателей Лондонского королевского общества, флагмана современной науки. Однако он исповедовал тайную веру: говорят, он собрал вокруг себя тех, кто считал возможным и даже полезным общаться с ангелами. Одержимый стремлением достичь своей цели, он обнаружил «дымящееся зеркало» среди магических приборов Ди и попытался использовать его в своих интересах. В действительности речь идет о великолепно отполированной пластине из обсидиана, явно ацтекского происхождения, которая сегодня хранится в Британском музее.

– Это зеркало, по крайней мере, хоть выглядит диковинно и странно, а вот камни… – проворчал отец Грэхем, прикидывая их вес на руке, – кажутся совсем обыкновенными.

– В этом вы совершенно правы, отец. Если кто-то не знает об их свойствах, то и внимания на них не обратит, пока они не начнут действовать. Поэтому всякий раз, путешествуя из страны в страну, мы декларируем адаманты на таможне, чтобы оставить маршрут их передвижения на тот случай, если мы, хранители, их потеряем.

– Ты собираешься вывезти их из Англии?

– Не исключено.

– А скажи, сын мой, вы уже выяснили, земного ли происхождения эти камни?

Вопрос священника меня ошарашил, но в еще большее недоумение ввел ответ Мартина.

– Они лишь кажутся земными, отец, – сказал он. – Полагаю, что мама должна была вам сообщить, что ей не удалось разыскать ничего похожего ни в одной коллекции минералов мира.

Старик вновь жадно ощупал первый камень.

– А где она их раздобыла? – спросила я.

– В нашей семье есть фамильное сокровище – древний экземпляр «Книги Еноха», и камни были вмонтированы в его переплет. В старину важные книги часто украшали драгоценностями.

– А в других экземплярах этой книги тоже есть похожие камни, инкрустированные в переплет? – вступила я.

– Нет, Хулия. А если и были, то затерялись в веках. Мои родители посвятили долгие годы поискам адамантов, но результатом явились лишь туманные ссылки. Ну, знаешь, упоминания в легендах, хрониках конкистадоров и прочих подобных текстах. Довольно нередкий мотив в индейском фольклоре.

– В индейском?

Отец Грэхем, до сих пор с отрешенным видом поигрывавший камнями, протянул их Мартину и вмешался в нашу беседу.

– Свидетельства об адамантах, – заметил он, – столь же универсальны, как и рассказ о потопе, дорогая. Тебе доводилось слышать про эпопею о Наимлапе? В Перу она очень известна.

– Не думаю, что подобные истории интересны Хулии, отец, – вмешался Мартин.

– Нет-нет, мне очень интересно!

– С каких это пор? Ты никогда не проявляла любопытства к мифологии.

– Значит, сегодня отличный день, чтобы начать, – огрызнулась я.

Довольный священник продолжал:

– Наимлап был таинственным мореплавателем доколумбовой эпохи, добравшийся до берегов Перу благодаря подобному камню. Индейцам он объяснил, что камень помогал ему слышать указания богов и никогда не сбиваться с курса.

– Занятно. А вы не знаете, отец, к какому времени относятся самые ранние упоминания об этих камнях?

– На этот вопрос ответить несложно, – улыбнулся он. – Первыми их стали использовать шумеры. Самым знаменитым из них был некий Адапа, своего рода Адам, чье восхождение в землю богов находит столько параллелей с историей Еноха, что практически можно не сомневаться – речь идет об одной и той же личности.

Отец Грэхем немного помолчал, словно упорядочивая мысли, и затем продолжил:

– Старинные книги изобилуют необъяснимыми совпадениями подобного рода. Независимо от культуры или страны их герои всегда стремятся к одним и тем же целям и одержимы поисками сходных реликвий. Много лет назад я написал диссертацию, где доказывал, что человеческий род на протяжении многих тысячелетий бьется над решением одних и тех же основных вопросов – смерть, общение с Богом и, в меньшей степени, любовь и связанные с ней последствия.