Компас-клуб (№4) - Все в его поцелуе

Он улыбнулся и поцеловал ее в шею. За ухом, на шее, он чуть оттянул кожу и втянул ее в себя. След, что он оставил там, отличался от тех отпечатков, что оставили его пальцы у нее на груди, но и он стал как печать, наглядное свидетельство того, кому она принадлежит. Он поцеловал первую свою печать, затем принялся делать другую.

Она металась под ним, и ее желания, понятные без слов, подтверждались ее нетерпением, но он не желал торопиться. Уж здесь вести будет он. Сейчас она не способна оценить его неспешность, но зато потом она изменит свое мнение.

– Ты забавляешься. – Собственный голос звучал для Рии чужим и напоминал хриплый густой шепот.

– М-м-м… – промычал Уэст и прижался губами к ее рту, давая ей возможность ощущать его теплое и душистое дыхание. – Как всегда.

Поцелуй его длился долго, и она замерла, несмотря на то, что он касался ее лишь губами. Уэст ласкал ее рот так, как хотел, – ее чуть припухшую нижнюю губу, обратную сторону губ, язык, ласкал до тех пор, пока он не стал жарким и влажным.

Она схватила его за шею, когда он попытался отстраниться, и прижала к себе. Но он убрал ее руки, запечатлев по поцелую на каждой из ее ладоней. Когда он склонился над ней, ей ничего не оставалось, как изо всех сил схватиться за простыню.

Он опять коснулся губами ямочки у горла, провел влажную дорожку к ее груди. Сердце ее забилось часто и сильно, и он чувствовал его биение тубами, поцеловав там, затем стал целовать ее грудь. Взяв губами сосок, он втянул его в себя, касаясь языком и катая его между губами.

Ладонь его легла на ее бедро, не давая ей подниматься, изгибаясь дугой.

– Тсс, – прошептал он, чтобы ее успокоить. – Ты со мной. Ты всегда будешь со мной.

Он видел, как губы ее разомкнулись, словно она хотела что-то сказать, но она лишь покачала головой. Зрачки ее потемнели, и в них стоял вопрос. Он подумал, что знает, о чем она хочет спросить, хотя о том, какой вопрос может задать Рия, не мог знать наверняка ни один мужчина.

– Когда ты снова дойдешь до предела, – промолвил он, – я дам тебе упасть. И тогда я тебя подхвачу.

Она кивнула, но не потому, что поняла его, а потому, как ему казалось, что доверяла. И от беспредельности того, что она могла позволить ему с ней сделать, у него защемило сердце и перехватило дыхание.

Она спасала его от его самого. Если и оставались у него сомнения, то они исчезли, когда пальцы ее погрузились в темно-рыжую копну его волос, и она тихонько потянула его на себя. Ее чутье, то самое, что связывало ее с ним и позволяло читать в его душе, предопределило его, на тот момент еще неокончательное, решение. Нельзя сказать, что он не желал ее, он просто не хотел ее желать. Он спрашивал себя, чувствует ли она тонкое различие его желаний, если он сам с трудом его осознавал.

Он почувствовал, как она потянула его вновь, и увидел, что уголки ее губ чуть приподнялись в застенчивой улыбке. Она не кокетничала с ним, не манила, как сирена. Ее абсолютная честность делала ее ранимой, но тем самым она ставила их двоих в равноправное положение.

– Колдунья, – произнес он и взял губами второй ее сосок. Уэст радовался, что стоял день и солнечный свет, проникая сквозь щели ставень, играл на роскошном теле Рии. Он провел ладонью по ее бедру, чуть захватывая ягодицы. Она снова зашевелилась. Рука его скользнула вверх, к ее талии, большой палец прошел по нижней части ее живота, чуть нажимая там, где под кожей ощущались сокращения мышц.

Словно созданное для его рук, тело Рии восхищало его, поддаваясь медленному изучению ими изгиба плеча, предплечья, ямочки локтевого сгиба руки. Груди ее, тугие и полные, переливались через его ладони, кожа ее порозовела и приобрела цвет спелого персика.

Ладони его скользнули по внутренней поверхности бедер, с обратной стороны колен. Давление его пальцев, легкое, но настойчивое, побудило ее раздвинуть бедра. Он скользнул вниз, лаская ее уже не руками, а ртом.

Уэст скинул кальсоны и, приподняв ее колени, склонился между ними. Он не просил ее закидывать ноги ему на плечи – она сделала все сама.

Он почувствовал, как она вздрогнула при первом прикосновении его губ, как вздрогнула вновь, когда к губам присоединился язык. Лоно ее, горячее и влажное, ясно говорило о ее желании. Язык его довершал процесс.

Вокруг них кипела жизнь – школа проснулась, студентки спускались в столовую, учителя, как всегда, шикали на них, призывая к тишине. Домоправительница ругала одну из горничных, слышалась уверенная поступь преподавательниц и, в довершение, громкий стук в комнату Рии и озабоченный голос мисс Тейлор, справлявшейся о ее здоровье.

Рия не слышала ничего – лишь звук собственного дыхания и гул в ушах, словно шум моря вдали. Уэст слышал все, но как-то отстраненно, ибо в фокусе его внимания находилась лишь Рия. Все, что творилось за дверью, могло с тем же успехом происходить в другом графстве.

Уэст поднял голову. По тому, как она быстро хватала ртом воздух, по напряжению в ее теле, по прогнутой спине, по тому, как раскрылись ее нежные губы, он понял, что она готова. Он приподнялся, чуть повернув плечо, давая упасть ее ноге, и сжал в ладони ее ягодицу. Она помогла ему, приподнимая бедра, но глаза ее оставались открытыми, она смотрела ему прямо в глаза.

Тело ее готово, чтобы принять его. Уэст нащупал ее руку и поднял ее так, чтобы она могла коснуться его члена в положении эрекции.

– Смотри, – показал он ей. – Смотри, что мы сделаем вместе.

Глава 10

Рия в точности исполнила его инструкции. Она смотрела, как он вошел в нее, и видела, как сжались ее бедра, принимая его. И потом она закрыла глаза. Она не могла справиться с собой. На мгновение ей показалось, что она не вынесет той открытости, которая необходима, чтобы дать ему войти. Руки ее взлетели вверх, легли на его предплечья и сильно сжали. Она прикусила губу, чтобы не опозорить себя постыдной просьбой отпустить ее на все четыре стороны.

– Рия? Посмотри на меня.

Ресницы ее вспорхнули. Он вошел в нее так глубоко, как только может мужчина войти в женщину. До самой рукояти, подумала она. Теперь боль прошла. Она даже не могла назвать то, что почувствовала, болью. Присутствовало чувство дискомфорта, но вместе с тем и довольно приятное ощущение, которое появляется, когда массируешь больное место.

– Я могу остановиться сейчас, – известил он. – Но только сейчас.

Голос его, ровный и какой-то глуховатый, шел из горла, как мед по песку. Звук его заставил мурашками покрыться кожу и приподнял волоски на затылке.

– Я знаю, чего я хочу, – проговорила она еле слышно. – И я хочу не этого.

Бедра его дернулись в ответ, он вышел из нее и, приподнявшись на локтях, удерживая на них свой вес, на сей раз медленнее, стараясь сдерживаться, снова вошел в нее, постепенно приучая ее к тому ритму, который мог доставить удовольствие им обоим.

Она туго обхватила его там. Она поднималась и падала, дыша часто и мелко. Он хорошо подготовил ее к тому, чтобы принять его. Теперь она понимала его тактику.

Рия потянулась к нему, обняла его, ощущая под пальцами те бледные рубцы, что остались на его теле с детства. Она почувствовала, как он замер, застыл на мгновение, но, тряхнув головой, вдруг признал за ней, единственной из женщин, право касаться их. Кончиками ногтей она провела две тонкие полоски от копчика к затылку, затем снова вниз. Дрожь, пробежавшая по его телу, стала и ее дрожью тоже, и, когда она почувствовала, что оказалась на пороге еще совсем ей незнакомого такого рода удовольствия, он сдержал слово.

Словно столкнув ее с головокружительной высоты и заставив почувствовать свободный счастливый полет, он поймал ее в свои объятия в тот самый миг, когда она, казалось, могла разбиться.

Уэст продолжал ритмичные движения еще около минуты, толчки его стали резкими и частыми. И тогда, в момент разрядки, остатки его решимости подверглись последнему испытанию. Он успел выйти из нее и излил свое семя на ее бедро, плоский ее живот и, наконец, на простыню.

– Чтобы не рожать бастардов, – прошептал он.

Рия кивнула. Она еще не могла говорить, даже если бы захотела. Она тихо-тихо лежала несколько долгих минут. Его семя высыхало у нее на коже. Она думала о последней отметине, оставленной им на ее теле, и хотела, чтобы его метка сделала бы ее красивой.

– Ты ведь понимаешь, не так ли? – Уэст повернулся на бок и приподнялся на локте. Он положил руку к ней на плечо. – Рия?

– Да, конечно, – борясь со спазмом, сдавившим горло, ответила она. – Так все неожиданно, знаешь ли. Ты прав, не забыв о главном, что говорит о твоем опыте и отсутствии оного у меня.

Не дав ему ответить, Рия встала.

– Позволь мне принять ванну и одеться, и тогда я устрою ванну и для тебя. Ты можешь спать здесь. Никто тебя не побеспокоит. Мистер Добсон скорее всего уже давно заметил твоего коня. И значит, он знает, что ты здесь. – Она подняла ночную рубашку и прикрылась ею спереди. – Я объясню, что ты приехал сюда верхом из Амбермеда и свалился от сильнейшей мигрени.

Уэст удивленно приподнял бровь:

– Мигрень?

– У тебя на уме другое недомогание? Скарлатина? Тиф? Грипп?

– Мигрень подойдет, – заявил он, сдаваясь. Она уже прибрала его к рукам, и ее сарказм недвусмысленно давал понять, что следовать ее указаниям он должен неукоснительно. – Ист периодически страдает от мигрени, но в постель мигрень его не загоняет.

– Значит, он стойкий парень. – Рия почувствовала, что боевой настрой как-то сам собой улетучивается, когда, взглянув на Уэста, она заметила, что тот с трудом держится, чтобы не свалиться и не уснуть. – Более стойкий, чем ты в настоящий момент, – добавила она уже мягче. – Позволь мне позаботиться о тебе, а потом уже будем слушать твои объяснения. Как я понимаю, ты все же хочешь мне кое-что объяснить.

Он кивнул. Спорить с ней у него не осталось сил. Он сутки не спал, и веки его сами собой смыкались. Он уснул еще до того, как Рия вышла из комнаты.

Солнце зимой садится рано. Когда Уэст проснулся, уже стемнело. Он медленно потянулся. Все тело ныло. Его состояние чем-то напоминало то, в котором он проснулся перед рассветом в пещере возле Мадрида. Тогда он провел ночь в пещере, свернувшись калачиком, ожидая, пока мимо пройдет французский патруль. Увы, сейчас он чувствовал себя даже хуже.

Чуть-чуть приоткрыв глаза, он тупо уставился в костер. Он не сразу понял, где находится. Он не помнил, чтобы приобретал балдахин цвета созревшей пшеницы, залитой солнцем, и уж тем более не помнил, чтобы прикреплял полы балдахина к каждому из четырех столбов кровати шелковыми шнурами. Туалетный столик на гнутых ножках в виде птичьих лап с зеркалом на столешнице тоже точно не его, и располагался он между двумя закрытыми ставнями окнами. У камина стояло большое кресло, повернутое скорее к нему, чем к камину. Он видел, что подушка на кресле примята. На подлокотнике кресла лежала книга корешком в его сторону. Он не мог разобрать надпись на корешке, но переплет он знал хорошо, ибо сам часами держал его в руках.

Тихо застонав, Уэст опрокинулся на спину, закрыл рукой лоб и уставился в потолок. И вот тогда Рия склонилась над ним и попала в его поле зрения.

– А, да ты не спишь, – тихо произнесла она.

И вдруг с поразительной стремительностью все встало на место и в мире опять все пошло как надо. Он улыбнулся ей, скорее сонно, чем устало. Веки у него все еще были тяжелыми, но зрение снова стало ясным.

Рия убрала свои льняные волосы в свободный узел на затылке. Муслиновое платье с гофрированным воротничком-стойкой, украшенным синей бархаткой, ей очень шло. Слишком короткие волосы, не попадавшие в узел, она не стала закалывать, и они обрамляли лицо мелкими кудряшками, Глаза ее сейчас, скорее голубые, чем серые, светились заботой. К ее ангельскому лицу лишь рот не подходил – слишком крупный и чувственный; и подбородок слишком упрямый. Она выглядела очень хорошенькой. Уэст попытался вспомнить, имел ли он о ней иное мнение, и понял, что всегда считал ее таковой. Но лишь сейчас он позволил себе любоваться ею осознанно.

Он помнил урывками то, как, словно добрая волшебница, она вернула ему человеческий облик. Рия все же сумела вытащить его из кровати, когда в ее уборную принесли ванну. Она пригрозила, что сама примется драить его и скоблить, если он не сделает все сам. Время от времени она заглядывала к нему, и всегда почему-то именно тогда, когда он засыпал в воде. После ванны она принесла ему теплое полотенце и чистую ночную сорочку. Кажется, она даже сама его вытерла и сама на него натянула ночное белье.

Уэст откинул одеяло, подоткнутое явно женской рукой. Он и в самом деле лежал в ночной сорочке, более того – в своей собственной.

– Ты нашла мою сумку.

– Нашла.

Он слишком поздно сообразил, что она могла найти кое-что еще, помимо ночной сорочки. Дорожную сумку Уэст, как и саквояж с картинами, прикрепил к седлу Драко.

– Не думаю, что ты сумела сдержать любопытство.

Рия действительно выглядела виноватой.

– Я понимаю, что для тебя мои муки значения не имеют, но я сдерживалась целый час.

– Ты права, – заметил он, приподнимаясь, – теперь уже действительно не важно. Что ты с ними сделала?

Рия кивнула в сторону туалетного столика.

– Я убрала их внутрь, туда, где их не найдут.

Уэст нажал на веки подушечками пальцев, затем потер их. Он попытался сбросить сонную дрему, но никак не мог.

– Ты влила мне опиум в горло?

– Я дала тебе успокоительное, но совсем чуть-чуть. К тому же ты сам мне сказал, что у тебя по-настоящему разболелась голова.

На самом деле он ничего такого не помнил, но решил, что она не стала бы лгать по пустякам.

– Который час?

– Начало шестого, я думаю. – Она уже предвидела следующий вопрос. – Вечера, а не утра. А что, ты собираешься уезжать?

Уэст провел рукой по волосам, но не пригладил их, а взъерошил.

– Нет. Еще нет. О Драко позаботились?

– Много часов назад. Он на конюшне.

– Хорошо. Спасибо, что проследила.

– Спасибо не мне, а мистеру Добсону. – Рия вдруг подумала, что слова ее прозвучали слишком грубо, и уже иным тоном добавила: – Тебе здесь всегда рады.

Уэст поднял глаза на Рию и вдруг понял, что заставил ее тревожиться, и расстроился.

– Видит Бог, – вздохнул Уэст, – я не хотел, чтобы ты увидела картины.

– Я знаю.

– Ты видела обе? – Он увидел в ее глазах ответ. – Не важно, – заметил он чуть погодя, – все равно ты увидела бы.

Рия присела на край кровати.

– Я тоже не хотела бы их видеть, но я же не знала, что там, пока не развернула.

– Если в твоих словах и есть логика, то она от меня ускользает. – Он поднял руку, предупреждая возможные объяснения. – Не надо. В таких делах, когда хочешь что-то распутать, все еще сильнее запутывается.

Рия кивнула, соглашаясь.

– Принести тебе ужин? Сегодня на ужин ростбиф и пудинг с изюмом.

– Нет, пока не хочется. – Он коснулся ее руки и переплел свои пальцы с ее пальцами. – Я обошелся с тобой неласково? Прости, я не хотел.

– Принимается.

– Мне следует принести еще извинения? – спросил он, удерживая ее взгляд. Глаза его превратились в ярко-зеленые. – Ты сожалеешь о чем-то?

Рия покачала головой:

– Я ни о чем не жалею.

– Даже о том, что случилось в конце?

– Нет, – твердо произнесла она, стараясь казаться убедительной. – Вначале я взгрустнула… немного. Потом подумала и решила, что только моя наивность заставляла меня верить, что могло произойти по-другому.

Уэст склонил голову набок и пристально посмотрел на нее:

– Значит, ты не хочешь детей?

Рия сосредоточенно жевала нижнюю губу, обдумывая ответ. Теперь все как-то осложнил ось. Она не могла сказать ни просто «да», ни просто «нет».

– Чего я действительно не хочу, – проговорила она наконец, – так это наградить тебя бастардом.

Пусть делает свои выводы. Она сжала его руку, давая понять, что ничего не будет конкретизировать.

– А теперь, может, ты сам мне расскажешь, без пытки, что случилось до того, как ты сюда приехал? Где ты обитал?

Уэст от неожиданного поворота мигнул, но уходить от ответа не стал.

– Недалеко отсюда. Ты знаешь тот коттедж, что герцог когда-то оставил моей матери? С тех пор как умерла мама, он мой. Вот там я находился прошлым вечером – в гостях у себя самого.

– Спасибо за ответ, но я жду подробностей.

Подчиняясь неизбежному, Уэст вздохнул и подвинулся на кровати, освобождая для нее место. И когда она села рядом, он рассказал ей о том, как он нашел картины и где, и объяснил, зачем брал их в Лондон. Рия могла бы спросить, какие именно отношения связывают его с полковником, но она иногда понимала, какие вопросы лучше не задавать.

Она очень хорошо умела слушать, по ходу рассказа она задавала вопросы лишь для уточнения сказанного. Уэст не стал говорить ей ни о поездке к Херндону, ни о том, что выяснила леди Нортхем у портних на Ферт-стрит.

– Мисс Парр присоединилась к нам вскоре после того, как я закончил показывать картины Сауту, – продолжал Уэст. – Я думаю, она подслушивала нас, находясь на верхней площадке лестницы, и проявила большое самообладание. Я не представлял, каково ей будет смотреть на картины или видеть, как на них смотрим мы. Я уже не говорю о Саутертоне. Для него все очень проходило болезненно. Мисс Парр призналась, что знала о существовании картин. Она сказала, что их примерно сорок – все в одной тематике.

Рия поежилась.

– История ее грехопадения.

– Я тоже так подумал, – подтвердил Уэст, – но мисс Парр объяснила, что в намерения художника входило показать, что женщина достойна поклонения.

– Или достойна, чтобы ее принесли в жертву, – тихо предположила Рия. – Она должна сознавать, что ее изобразили как жертву.

Уэст поразился проникновению Рии в замысел художника. Они с Саутертоном пришли к тому же мнению лишь после разговора с Индией.

– Возможно, все уже началось, – заявил Уэст, опустив голову на подушку. – Она попросила меня сделать ей подарок, отдав ей картины. Она хотела уничтожить их своей рукой, чтобы они не стали достоянием публики. Я не мог пойти ей навстречу, и Саутертон тоже понял меня. Ты не можешь представить, как мне трудно дался отказ ей…

– Я могу представить. – Рия склонила голову ему на плечо и погладила его руку. – Ты порядочный. Ты хороший. Ты джентльмен. – Она улыбнулась чуть насмешливо. – Нет, я не забыла о нашей встрече в переулке возле твоего клуба и знаю, что ты и сейчас носишь нож за голенищем, но одно другому не мешает. Я знаю, какое отчаяние ты чувствовал, сказав ей «нет», ведь ты должен вернуть картины Беквиту – у тебя нет выбора.

Уэст тяжело вздохнул.

– Я объяснил мисс Парр, что в коллекции, которую я нашел, других картин с ее изображением не имелось, но она не успокоилась. Две или двадцать – какая разница, если они уже пошли по рукам! От Саутертона я также узнал, что картины написаны без ее согласия. Прежде ее накачали наркотиками. Когда она позировала, в комнате находились только она и художник. Все, кроме нее самой, – плод воображения автора.

– Только вот сами комнаты – они существуют, – заметила Рия.

Уэст никогда не сомневался в остроте ее ума, и ее высказывание – лишнее тому доказательство.

– Ты их узнала. Не думал, что ты сможешь. Я сам с трудом их узнал.

– Шесть лет подряд я проходила мимо этих портретов каждый день, а ты их видел всего раза два.

– Три. Я остановился посмотреть на портреты, перед тем как пришел к тебе утром. Те же мраморные колонны фигурируют почти на всех портретах учредителей. Те же капители, та же резьба на обеих картинах, тот же узор на бордюре. Значит, мисс Парр и отцы-основатели изображены в одном и том же месте. Ты когда-нибудь присматривалась к портретам попристальнее?

– Нет, но я помню, что, увидев портреты, я подумала, что они весьма подходят для того, чтобы висеть в школе. Храм – храм науки, кладезь знаний античности. Древнегреческие девы и… кони, кажется.

– Нимфы и сатиры. – Он обернулся, чтобы посмотреть, как она отреагирует. Рия смотрела на него раскрыв рот. Он нежно взял ее за подбородок и закрыл ей рот. – По крайней мере, ты не говоришь мне, что я не прав. Уже прогресс.

Она убрала его палец.

– Лишь потому, что ты не дал мне говорить. Ты уверен? Ты не допускаешь, что здесь закралась ошибка?

– Картины мастерски сделаны. Я понимаю, почему ты никогда не обращала внимания на изображение на бордюрах. Все внимание приковано к фигурам на переднем плане. А я сегодня специально изучал рисунок бордюров, чтобы сравнить их с теми картинами, на которых есть мисс Парр. У меня сомнений нет. А ты вольна придерживаться своего мнения.

Рия с трудом подавила желание броситься изучать портреты. Она посмотрит их потом.

– Еще что-нибудь?

– Кушетка и портьеры не настолько уникальны, но и их можно узнать. Из всех портретов, висящих в школе, только на одном на заднем плане можно увидеть те же портьеры, – и он сделан относительно недавно, как мне кажется. Цвета те же самые, хотя не такие яркие, как на картинах с мисс Парр, Я еще подумал, что кушетка цвета сапфира очень удачно подчеркивает цвет его глаз.

– Ты говоришь о сэре Алексе Коттоне, изображенном сидящим на кушетке с книгой в руке, и глаза у него действительно голубые и привлекают внимание. – Рия подоткнула под спину подушку. – Кстати, он последний присоединился к совету попечителей.

– Как давно он там?

– Приблизительно года два.

– Мисс Парр сказала, что картины сделаны три года назад.

– Она была в тех комнатах?

– Нет. Ни в той, ни в другой. Она их видела только на картине.

– Но они должны существовать, – утверждала Рия. – Учредителей рисовали разные художники, причем портрету, на котором видны колонны, уже лет сто и ни один из портретов не выполнялся тем мастером, что рисовал мисс Парр.

– Согласен. Комнаты существуют.

Рия поняла, что он больше ничего не знал. Что бы там еще ни случилось в коттедже, к Академии мисс Уивер и картинам уже отношения не имело.

– Ты что-то ничего не сказал про пожар.

– Все произошло как раз тогда, когда я пытался объяснить, почему не могу отдать картины. Мисс Парр первой почувствовала запах дыма. Саут попросил ее покинуть дом в целях безопасности, а мы с ним побежали наверх – дым шел оттуда. Мы тушили пожар чем могли: одеялами, моим жакетом. Я думал, что нам оттуда живыми не выбраться. Пламя лизало потолок, каминная полка почти прогорела. Окно было распахнуто, И ветер, рвавшийся в окно, лишь раздувал пожар. Нам пришлось ретироваться. Мы таскали ведрами снег, через три ступеньки неслись наверх. Саутертон бросал снег в огонь, а я бежал за следующей порцией.

Уэст сидел по-турецки, положив локти на колени. Сложив пальцы домиком, он постукивал подушечками пальцев друг о друга. Он наклонил голову и вдруг почувствовал нежные пальцы Рии у себя на затылке. Упрямые темно-рыжие завитки улеглись под ее рукой. Он чувствовал себя так, словно она знала, что он должен ей сказать и как ему чертовски тяжело признаваться.

– Мы затушили огонь, – рассказывал дальше Уэст, – но к тому времени мы упустили нечто весьма важное. Слишком поздно Саутертон понял, что мы имеем дело с поджогом. Я бы и сам должен был догадаться, но суматоха, сумасшедшая беготня за снегом… И в результате мисс Парр пропала. Мы честно пытались ее разыскать, обегали все вокруг, причем нам пришлось полагаться лишь на собственные ноги, потому что лошади тоже пропали. Даже пара гнедых, которых Саут запрягал в карету, и та куда-то делась.

Пальцы Рии замерли в рыжей копне Уэста. Она не сразу решилась задать свой вопрос.

– Я не уверена, что все понимаю. Мисс Парр подожгла дом, чтобы убежать от твоего друга? Она находилась с ним против ее воли?

– Нет. – Он на миг перестал постукивать пальцами. – Определенно «нет» на первый твой вопрос. Ответ на второй не так однозначен. Я не могу на него ответить. Ты удовлетворена?

– Я понимаю, почему ты не хочешь мне отвечать. Ты честный человек. И поэтому я удовлетворена твоим ответом. – Она снова принялась массировать кожу его головы. – Вы ее не нашли?

– Нет. Кони нас, в конце концов, нашли, но к тому времени след остыл. Саутертон поехал в Лондон. Я предложил ему помощь, но он отказался. Он знал, что мне надо в другое место, хотя, я думаю, не только поэтому.

– Так ты имел в виду исчезновение мисс Парр, когда говорил, что она уже стала жертвой? Она ведь в большой опасности, не так ли?

Уэст кивнул.

– Саут считает, что знает, где может ее найти, и уверен, что он сам должен был погибнуть в пожаре. Может, он и погиб бы, если бы меня там не оказалось, но я не могу избавиться от ощущения, что я привел туда совратителя мисс Парр. Саут отрицает мои слова, но он из тех, кто все берет на себя.

– И конечно, совсем не похож на вашу светлость, – саркастично заметила Рия, – ведь ты таки норовишь перекинуть ответственность на другого и всех вокруг считать виноватыми в собственных грехах. Нет, у тебя с твоим другом решительно нет ничего общего.

Уэст надул губы, словно обиделся.

– Точное попадание. Будь твой язык чуть острее, и у меня бы кровь пошла.

Взгляд Рии упал на ямочку на щеке Уэста, и она, повинуясь импульсу, поцеловала ее.

– Как понимать твой поцелуй?

Она пожала плечами:

– Тебе знать не обязательно.

– Я спросил.

Рия покачала головой. Она тоже умела скрывать свои секреты, особенно если они касались сердечных дел.

– Сейчас поешь? – спросила она.

Уэст почувствовал, что аппетит к нему вернулся, и тут же услышал, как в животе у Рии громко заурчало. Он усмехнулся: – Думаю, тебе стоит ко мне присоединиться.

Они сели за стол в гостиной и принялись за еду – ту, что ели на ужин ученицы. Мясо, нарезанное тонкими ломтиками, розоватое в центре и сочное. Мелкий отварной картофель, слегка обжаренный в масле. Свежеиспеченные булочки и мед, и, наконец, пудинг с изюмом.

Уэста не пришлось упрашивать, чтобы тот ел от души. К тому времени как он оделся, и принесли еду, в животе его урчало еще громче, чему Рии. После еды он откинулся на спинку стула и, взяв в руки бокал, пристально глядя на Рию, спросил:

– Как тебе удалось весь день возле меня просидеть?

– Я не сидела возле тебя весь день, – ответила она, – смотреть, как ты спишь, несколько часов кряду очень скучно. Я работала. Я провела положенные уроки и вернулась, когда позволило время. Ты даже не шелохнулся. – Она отпила немного вина. – Учителя и студентки любопытны, но ни у кого не возникло причин усомниться в моих словах относительно твоего приезда сюда и тем более заподозрить меня в аморальном поведении.

Уэст едва не подавился.

– Разумеется, – примирительно промолвил он.

– Я не могу знать, на что они тебя считают способным.

– Очень забавно.

Рия всего лишь бровь приподняла, изображая недоумение, и улыбнулась.

Уэст спрашивал себя, посмеет ли лечь с ней в постель снова. Судя по ее виду, она будет только счастлива. Он подавил искушение забыть о том, зачем приехал.

– Ты знаешь, – отозвалась Рия, – если бы у Адама была хоть капля твоей стойкости, то люди до сих пор жили бы в раю. – И тут пришедшая в голову мысль заставила Рию нахмуриться. – Возможно, потому, что мне далеко до Евы.

Она так явно расстроилась от этой мысли, что Уэсту ничего не оставалось, как встать, подойти к ней и поцеловать в губы.

– В твоем яблоке всего хватает – и вкуса, и спелости, и соблазна.

Рия поставила бокал на стол и приложила два пальца к своим чуть припухшим губам. Его поцелуй имел привкус красного вина и смородины. Ей потребовалась определенная решимость, чтобы не броситься к нему на колени.

– Боже мой, – тихо произнесла она.

Уэст протянул ноги, скрестив их в лодыжках. Он как ни в чем не бывало сложил руки на груди. Непринужденная поза находилась в явном противоречии с напряженной серьезностью лица.

– Мы еще не сказали ни слова о мисс Петти.

– Я знаю. – Она испытала нечто вроде облегчения. Когда он с таким видом на нее посмотрел, она решила, что следующими его словами будут «я должен уехать немедленно». – Вероятно, потому, что я получила хорошие новости. Ну, скажем, обнадеживающие.

– В самом деле? – Уэст и глазом не повел. Глядя на него, никто бы не подумал, что он владеет той же информацией;

– Мистер Литтон написал мне, что он опросил портних на Ферт-стрит и кое-что выяснил. Джейн запомнили несколько портних, которые сказали, что видели ее в обществе молодого человека, Он, похоже, действительно закупал для нее целый гардероб. Мистер Литтон перечислил предметы туалета, но я могу показать письмо – к нему приложен список.

– Да, я хотел бы на него взглянуть.

Рия тут же пошла в смежную комнату и достала из стола письмо. Она бы так и стояла рядом с ним, пока он читал, если бы Уэст не усадил ее в кресло.

– Он пишет, что Джейн пребывала в хорошем расположении духа, а молодой джентльмен старался ей во всем угодить.

Уэст оторвал глаза от письма и, прищурившись, посмотрел на Рию:

– Он также пишет, что джентльмен представлялся в одних магазинах как брат, в других – как опекун. Что ты скажешь?

– Я думаю, все от молодости. Он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что он завел любовницу. – Она не прятала глаз. – Ты ведь не думаешь, что я предполагала, будто он собирается на ней жениться. Джейн, может, до сих пор так думает, но я-то нет.

– Мистер Литтон не называет имени молодого человека. Ты насчет этого не задумывалась?

Уэст очень скоро дошел до сути. Да, такой факт Рию как раз больше всего и волновал.

– Конечно. Я уже отправила ответ и попросила узнать его имя. Я понимаю, что едва ли могу что-то изменить в той ситуации, в которой оказалась Джейн, но я могла бы написать ей, чтобы она знала, что о ней не забыли и что она в любой момент может ко мне обратиться и рассчитывать на помощь. Джейн по наивности так доверилась своему джентльмену, но она рано или поздно поймет, что он не намерен брать ее в жены; и если ее такое положение не устроит, она может вернуться и…