Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Записки 'важняка'

ModernLib.Net / Детективы / Громов Сергей / Записки 'важняка' - Чтение (стр. 6)
Автор: Громов Сергей
Жанр: Детективы

 

 


      Твилдиани принятому решению был рад.
      Как раз в это время прибыл вновь назначенный начальник штаба бригады, полковник Смирнов. Человек уже в возрасте, призванный из запаса, невысокого роста, сутулый, с заметным брюшком, он с первого своего появления в Сухуми сразу проявил себя как человек с неуживчивым характером.
      Скорее всего, засидевшись в тылу, он был одержим жаждой деятельности и стремился к тому, чтобы всем доказать свое стремление навести всюду должный порядок.
      Начал полковник с того, то накричал на одного из своих помощников, усмотрев в его действиях недостаточную расторопность. Потом строго отчитал оперативного дежурного по штабу, долго разговаривавшего с кем-то по телефону, даже не потрудившись выяснить, кто звонил и по какому поводу. Досталось и коменданту штаба, которого не оказалось на месте, когда Смирнов позвонил ему.
      Вот на такого начальника штаба и суждено было нарваться старшине Твилдиани.
      Твилдиани приехал в штаб с каким-то поручением, но не успел сделать и нескольких шагов, как встретил полковника Смирнова. Тот сразу об ратил внимание на офицерское обмундирование старшины и, ни в чем не разобравшись, заорал:
      - Это еще что за явление?! Как ты позволил себе расхаживать в неположенном тебе обмундировании? Наглец! Я за это тебя живо проучу!
      Твилдиани попытался ему что-то объяснить, но Смирнов продолжал кричать:
      - Где комендант, немедленно переодеть его и поместить на гауптвахту, чтобы и другим неповадно было!
      Затем, уже обращаясь к Твилдиани, заявил:
      - Я долго церемониться с тобой не стану!
      Те, кто это слышал, ничуть не сомневались, что хамское обращение может взбесить гордого свана. А Смирнов не унимался и даже дал волю рукам: вцепился старшине в плечо и подтолкнул к подбегавшему коменданту штаба.
      И тут произошло неожиданное. Твилдиани потянулся к кобуре и выхватил наган.
      Перепуганный насмерть, Смирнов укрылся за спину коменданта, а затем трусливо побежал в штаб.
      А старшина Твилдиани поднес наган к своему виску и выстрелил. Остальное произошло как на экране в кино. Во двор штаба стремительно влетел "газик", с которым старшина, как видно, прибыл в штаб, бездыханное его тело солдатики подняли и быстро увезли в ближайший госпиталь в поселке Гульрипш.
      Естественно, что о чрезвычайном происшествии сразу позвонили в военную прокуратуру гарнизона.
      Пока мы осматривали место происшествия и составляли протокол, полковник Смирнов во двор штаба не выходил. Я застал его в служебном кабинете, где он, сидя за письменным столом, быстро что-то строчил на бумаге. Скорее всего, это было его обширное донесение об общей обстановке в штабе бригады и об обстоятельствах происшедшего.
      Когда я представился, Смирнов, бегло взглянув в мою сторону, даже не приподнялся с места. Мне показалось, что он мое представление пропустил мимо ушей - вполне возможно, что до него не дошло ни кто я, ни зачем к нему явился.
      Поэтому я спокойно произнес:
      - Должен вас допросить, освободите мне место, а сами пересядьте вот сюда. - И я указал ему на стул рядом с приставным столиком.
      Смирнов несколько удивленно на меня взглянул, что-то понял, заторопился и пересел на указанное мною место. Я уловил его испуганный взгляд, брошенный на мои погоны капитана юстиции.
      Я, конечно, начал с выяснения первопричины возникшего конфликта.
      Смирнов объяснил его только тем обстоятельством, что старшина позволил себе явиться в штаб в неположенном ему обмундировании.
      - Вы увидели его впервые? - поинтересовался я.
      - Да.
      - Откуда он прибыл в штаб и с какой целью? - продолжил выяснять я.
      - Меня это не интересовало, - проговорил Смирнов.
      - Кто выдал старшине это офицерское обмундирование и разрешил его носить?
      - Этот вопрос я бы выяснил позже.
      - Вам старшина что-то сказал?
      - Нет.
      - А вы этим не поинтересовались?
      - Нет.
      - Какая же была необходимость этого старшину незамедлительно отправить на гауптвахту, да еще и при вмешательстве штабного коменданта?
      - Мое решение не обсуждается! - важно изрек Смирнов.
      - Свидетели утверждают, что старшина вел себя пристойно и пытался что-то вам объяснить. Разве это было не так?
      - Вы, капитан, свое мнение можете оставить при себе! - огрызнулся Смирнов. - Как мне следовало себя вести и что нужно было сделать, я хорошо знаю и без вас.
      - А вы подумали над тем, что направление старшины на гауптвахту без всякой его вины могло ему показаться оскорбительным, тем более что он кавказец?
      - Позволю себе заявить, что своими вопросами вы вторгаетесь во взаимоотношения начальников с подчиненными.
      - Вы его даже оскорбили действием, схватили за гимнастерку и оттолкнули от себя. Как вы расцениваете эти свои начальственные действия?
      - А это уже чей-то вымысел! - возмущенно заявил Смирнов.
      - Можете объяснить, из-за чего старшина решил покончить самоубийством? - спросил я.
      - Попросту дурью мучился. Вот и все!
      Со Смирновым мы расстались довольно холодно. И поскольку мой следователь продолжал допрашивать свидетелей, я решил отправиться в Гульрипш.
      Старшину Твилдиани мне было крайне жаль. Я знал, что он был родом из горного аула сванов. Его жена с малолетними детишками проживала где-то в Сухуми.
      До Гульрипша мы доехали довольно быстро. Стало смеркаться, и я обратил внимание, что по ходу нашего движения слева, на разной высоте замелькали какие-то огоньки, двигавшиеся в разных направлениях: создавалось впечатление, что в кустарнике и между деревьев бродили какие-то люди и что-то искали. Никакого объяснения этому я найти не мог и лишь в госпитале все разъяснилось.
      Все произошло после того, как к ним был доставлен Твилдиани. У него прощупывался слабый пульс, поэтому его сразу занесли в операционную. Незамедлительно к нему был направлен дежурный хирург. Однако стоило дежурному хирургу приблизиться к столу, на котором лежал старшина, как вдруг случилось совершенно непредвиденное. Старшина приподнялся, резко соскочил с операционного стола, через открытое окно выпрыгнул со второго этажа и убежал.
      Вначале все остолбенели. Потом бросились за раненым, да его уже и след простыл. И это с огнестрельным ранением в висок!
      По тревоге был поднят весь госпитальный персонал. На его розыски с факелами направились все врачи и санитары. Ведь старшина мог где-то упасть без сознания и истечь кровью. Но старшина так и не был обнаружен.
      Тогда решил помочь общему делу и я. Дозвонился в расположенный поблизости отдельный батальон связи, объяснил обстановку и попросил поднять по тревоге людей, что и было сделано: вскоре прибыла целая рота. Развернувшись цепью, солдаты все вокруг вновь обшарили. Но безрезультатно. Старшина как в воду канул. И тогда дальнейшие розыски пропавшего было решено отложить до рассвета.
      К себе в Сухуми я уже возвращался в первом часу ночи. Теперь мне стало вдвойне жаль старшину. Надежда на его спасение иссякла. Оставалось теперь только найти его труп. Однако, прежде чем ехать домой, я отправился в прокуратуру узнать, не произошло ли в мое отсутствие еще что-нибудь.
      Дверь открыл наш секретарь, старший сержант Доня, которого мы все звали только по имени - Костя.
      К своему удивлению, на его лице я заметил подобие улыбки. Он склонился к моему уху и прошептал:
      - Товарищ прокурор! Вас дожидается один человек.
      В нашей приемной, ближе к зашторенному окну, в глубоком кресле, положив ноги на приставленный табурет, мирно спал не кто иной, как всеми разыскиваемый старшина Твилдиани. Рядом на полу стояли его сапоги. Голова его была накрест повязана обычным платком, слегка обагренным кровью. Он дышал спокойно и ровно.
      Очевидно, сон старшины не был глубоким. Он проснулся и, увидев меня, с возмущением произнес:
      - Я ничего плохого не совершал, а меня он захотел упрятать на гауптвахту!
      Прежде всего надо было его успокоить. Поэтому, дружески положив ему руку не плечо, я сказал:
      - Все знаю и во всем разберусь! Честное слово. Во всяком случае, в обиду вас не дам.
      Потом, естественно, поинтересовался:
      - Как вы себя чувствуете?
      - Вроде как чувствую себя нормально.
      "И это он говорит с пулей, застрявшей в голове!" - подумал я. Тут же позвонил дежурному госпиталя, сказав, что старшина разыскан, и предложил подготовиться к срочной его операции.
      Мы с Костей помогли Твилдиани надеть сапоги и посадили в нашу автомашину.
      Нечего и говорить о том, что в госпитале нас встретили все, кто успел узнать о нашем приезде. Ведь всем не терпелось увидеть человека, который расхаживал с пулей в голове. Его, не раздевая, положили на операционный стол, после чего мне и всем остальным ничего не осталось, как ждать результатов операции.
      Сказать честно, большинство из нас на успешный результат этой операции не надеялись. Каково же было общее удивление, когда к нам вышел хирург, сказал, что жизнь старшины вне опасности, и протянул пульку, извлеченную из головы Твилдиани.
      Оказывается, произошло чудо. Эта пулька не пробила костей его черепа, а по касательной устремилась под кожей головы, справа налево, где и застряла возле левого уха: видимо, он поднес дуло нагана к виску не перпендикулярно, а по касательной.
      След от ранения у Твилдиани зажил довольно быстро. Вот так для него закончилась эта эпопея с несостоявшимся самоубийством.
      В ту памятную ночь в окно квартиры полковника Смирнова влетел булыжник. Это сразу было расценено как предупреждение о том, что братья старшины Твилдиани просто так действия полковника Смирнова не простят.
      Командир бригады посоветовал Смирнову поскорей уехать. И тот с первым поездом уехал с семьей в Тбилиси.
      Больше в Сухуми он уже не возвращался, а возбужденное против него уголовное дело я прекратил за отсутствием тяжелых последствий им содеянного. А через три дня из штаба Закавказского фронта поступил приказ о присвоении старшине Твилдиани офицерского звания "младший лейтенант".
      Похороненный дважды
      Это необычная история случилась в самом начале 1945 года, когда еще шли кровопролитные бои с немцами, а в Грузии, на побережье Черного моря, местные жители, предчувствуя окончание войны, уже занимались делами личными: дни рождения, свадьбы, встречи фронтовиков и родственников.
      Именно на такую свадьбу к своим родственникам в Очемчири из Сухуми приехал главный бухгалтер стрелкового корпуса, дислоцированного в местном гарнизоне, подполковник интендантской службы Вано Меладзе, человек общительный и веселый.
      Это была обычная грузинская свадьба: гости веселились, пили кахетинское вино, пели хором, танцевали лезгинку, обнимались и целовались.
      Вано Меладзе, общепризнанный тамада, казалось, превзошел самого себя в замысловатых тостах в адрес присутствующих.
      Под громкие звуки зурны все разошлись лишь глубокой ночью. Был доставлен домой и тамада Вано Меладзе. Домашние помогли ему раздеться и уложили спать. Однако утром, когда жена принялась его будить, выяснилось, что Вано во сне умер.
      Хоронили бедного Вано Меладзе на другой день, утром.
      Недавние свадебные гости и товарищи по службе печальной вереницей протянулись через весь Очемчири. Надо сказать, что Вано Меладзе был женат дважды: от первого брака у него остались двое сыновей-школьников. Так вот, в Очемчири из Тбилиси приехал двоюродный брат второй жены Меладзе. Их поезд опоздал. Зная о времени похорон, он мог рассчитывать только на участие в поминках.
      Но, выйдя на площадь, этот родственник заметил степенно удалявшуюся похоронную процессию с оркестром.
      Из любопытства он спросил у кого-то:
      - Кого хоронят?
      И в ответ неожиданно услышал:
      - Бухгалтера, подполковника Вано Меладзе.
      "Надо же, - удивился родственник. - Видимо, произошла какая-то задержка", - и стремглав бросился догонять процессию, а догнав, скромно пристроился в конце. Так он и дошел до кладбища, где все остановились у свежевырытой могилы. Двоюродный брат второй жены Меладзе, на правах родственника, протиснулся вперед и заглянул в открытый гроб, где действительно увидел почившего Вано Меладзе. Потом его взор обратился в сторону, где должны были стоять его двоюродная сестра, ее осиротевшие дочурки и старики-родители второй вдовы и самого Меладзе. Но у гроба в скорбном молчании стояла первая жена Вано Меладзе, которую с обеих сторон поддерживали ее два сына.
      Все это свидетельствовало лишь об одном: вторая жена Меладзе по какой-то причине отказалась его хоронить. Это было неслыханно, и двоюродный брат со всех ног бросился к ее дому.
      Каково же было его удивление, когда он увидел, что поминки по Меладзе в этом доме в самом разгаре.
      Его вопль о том, что Вано только сейчас хоронят, заставил всех устремиться на кладбище, где они действительно обнаружили похоронную процессию и гроб с телом Вано Меладзе, который уже собирались опустить в могилу.
      Между родственниками первой и второй жены началась свирепая потасовка. В общей свалке гроб раскрылся, и бедный Вано вылетел на землю, пра вда, всем было вроде как и не до него. Лишь двое родственников первой жены Меладзе проворно подхватили его тело, забросили его в кузов автомашины и увезли в неизвестном направлении.
      Не обратив на это никакого внимания, остальные участники побоища продолжали истово колошматить друг друга. А когда спохватились, было уже поздно. Куда исчез труп Вано Меладзе, ответить толком никто не мог.
      Так в нашей военной прокуратуре неожиданно возникло нелепейшее дело об осквернении могилы и похищении тела умершего офицера. На этом настояла вторая жена подполковника Меладзе. И я поручил это дело одному из своих военных следователей. Сам же попытался выяснить что-либо определенное у самой заявительницы.
      Однако это оказалось безнадежным занятием: в первый час ее допроса она лишь безутешно рыдала, да и потом смогла пересказать все уже общеизвестное.
      О замысле первой жены Меладзе она не догадывалась, неизвестны ей было и обстоятельства, при которых ее муж был извлечен из могилы и вопреки здравому смыслу опять отправлен на то же кладбище.
      Тем не менее это дело представлялось мне несложным, и я был полностью уверен в том, что мы сумеем в нем разобраться. Однако этим ожиданиям было не суждено сбыться.
      Ничего нового не принесла и поездка следователя в Очемчири. Все родственники и друзья семейства первой жены Меладзе будто воды в рот набрали. Было ясно только одно: извлеченный из могилы Меладзе был в доме первой жены переодет в новое обмундирование и положен в другой гроб, неизвестно кем и где приобретенный. Можно было не сомневаться, что вся эта процедура, как и прощание с ним, была заранее тщательно продумана. Было также установлено, что разрытая первая могила Вано Меладзе, с оставленным в ней пустым гробом, была тщательно восстановлена в первоначальном виде.
      Наибольший интерес могли представлять показания первой жены Меладзе. Как и вторая его жена, она явилась в глубоком трауре, но была совершенно спокойна. Никаких подробностей осквернения могилы и похищения трупа ее бывшего мужа я от нее так и не услышал. С нескрываемым торжеством и злорадством в голосе, адресуясь ко второй жене Меладзе, она заявила:
      - Мои слезы ей отольются! Увела мужа и отца малых детей, ни с чем не посчитавшись. Вот теперь мои сыновья и их дети будут знать, где похоронен их отец и дедушка и в любое время придут навестить его могилу. А вот ее двум дочерям это заказано. Ей и им остается довольствоваться этим... - и она показала кукиш.
      Я знал, что по кавказским обычаям посещение старых могил в определенные дни является святым делом. И носит далеко не формальный характер. Так что ее слова вовсе не были брошены на ветер. В их правоту она уверовала твердо и навсегда. Между нами встала непроходимая стена. В этом и заключалась суть ее жестокосердной мести.
      Ни к чему определенному не привели и мои разъезды по населенным пунктам Абхазии в радиусе 100 километров вокруг Очемчири. Свежевырытой могилы, которой бы могли воспользоваться для повторного захоронения этого Меладзе, я нигде не обнаружил. Не нашлись и какие-либо новые свидетели.
      В конечном итоге нам пришлось довольствоваться прекращением этого дела за отсутствием установленной и доказанной чьей-то вины.
      Картежник
      Свидетель происшествия Павел Васильевич Гуров, доставленный в прокуратуру из районного отделения милиции, хотя еще выглядел напуганным, но уже стал успокаиваться.
      Я уже многое знал о нем - его паспорт и командировочное удостоверение лежали у меня на столе. По специальности он был инженер-путеец, находился в служебной командировке и проживал в московской гостинице "Украина".
      Гуров рассказал о том, как он познакомился с тем человеком, который нас и интересовал.
      Первый раз он разговорился с ним на лавочке в сквере у газетного киоска недалеко от гостиницы, там же он встретился с ним и в воскресный день. Тогда же узнал, что звали его Григорием Петровичем Карповым и что проживал он в большом доме недалеко от "Украины", а работал не то бухгалтером, не то кассиром на каком-то торговом предприятии.
      В дальнейшем они стали встречаться и после рабочего дня, - оба были холостяками и торопиться им было некуда, - обсуждали газетные новости.
      Гуров побывал в доме своего нового знакомого- у того была комната в коммунальной квартире. Мебелишка у Карпова была скромной. Немного посидели, выпили, поговорили о жизни, на том и расстались.
      Рассказав все это, Гуров вздохнул, помолчал, как бы собираясь с мыслями, и приступил к главному.
      А вот вчера они с Григорием Петровичем договорились встретиться в центре города, погуляли, зашли в ресторан. Посидели там за приятной беседой часа два и ушли в числе последних посетителей. На дворе стояла весьма паршивая погода: проливной дождь и ветер так и норовили сбить с ног.
      Григорий Петрович сильно опьянел, и Гур ову пришлось тащить его буквально на руках. Кое-как добрались до дому, поднялись наверх, с трудом открыли дверь, вошли в комнату и зажгли электричество. Уже собрались лечь спать, когда Карпов вдруг предложил:
      - Павел Васильевич, как ты смотришь на то, чтобы сыграть парочку партий в картишки, в двадцать одно?
      - Не дури. Я хочу спать! - отмахнулся от него Гуров.
      Однако Григорий Петрович только выразительно прищелкнул пальцами по карточной колоде и настойчиво проговорил:
      - Слышь, поднимайся! Сыграем в очко, всего одну-две партийки. Деньги еще есть!
      - Ложимся спать! - Гуров начинал злиться.
      Но Григорий Петрович не унимался. Извлек из ящика небольшую стопку денег, заявил:
      - Ставлю четвертак! Клади свою долю и тяни карту!
      - Ты еще пьян, брось эту дурацкую затею, - попытался протестовать Гуров. Но Григорий Петрович неожиданно угрожающе повысил голос:
      - Спрашиваю в последний раз. Ты будешь играть или нет?!
      - Тем не менее я все же твердо заявил: "Нет!" - продолжал Гуров. Потом демонстративно отвернулся к стене.
      К счастью, это подействовало на Григория Петровича, он явно угомонился:
      - Черт с тобой! Стану играть сам с собой!
      Сон Гурова, конечно, глубоким не был. На жестковатом и узком диване он беспокойно ворочался и просыпался.
      Григорий Петрович тем временем продолжал играть в карты с воображаемым противником с прежним азартом. Лицо его пылало, со лба срывались капли пота.
      - Что же произошло потом? - спросил я.
      Свидетель горестно вздохнул:
      - Ранним утром меня разбудил громкий стук в дверь.
      Я вскочил, настольная лампа все еще горела, но Григория Петровича не было. Тут дверь отворилась, и в комнату вошли двое: один - в милицейской форме, он представился тамошним оперуполномоченным, и дворник в белом переднике.
      - Вы кто здесь будете? - строго поинтересовался оперуполномоченный.
      - Всего лишь гость, - ответил Гуров. - Из-за плохой погоды остался ночевать.
      Дворник, видно хорошо знавший жильцов дома, подтвердил:
      - Не наш.
      - Где хозяин комнаты? - продолжал милиционер.
      Гуров только пожал плечами:
      - Что у вас стряслось? - продолжал вопрошать опер.
      Гуров промолчал, подумав, что его заспанный вид красноречивее слов. И вдруг как гром среди ясного неба:
      - Кто это и почему сиганул вот из этого окна?
      Гуров недоуменно выглянул из окна. Во дворе на асфальте лежало неподвижное тело Григория Петровича. На столе лежала записка, из которой следовало, что Карпов безнадежно проиграл... Ее текст был предельно ясен:
      "Ухожу из жизни со стыдом и позором. Проиграл в очко три тысячи казенных денег. Прощайте!"
      На этом наша беседа и закончилась. Я позвонил по телефону на работу к Карпову. Оказалось, что эти три тысячи рублей - зарплата, которою он не успел до конца рабочего дня раздать. Произошел чудовищный случай. Человек предельно честный умудрился сам себя обыграть в карты - ни с чем подобным в нашей следственной практике я не сталкивался.
      Гуров немного помолчал и с нескрываемой тревогой спросил:
      - Что мне будет за всю эту историю?
      - За историю ничего не будет! - успокоил я его.- А вы за собой чувствуете какую-то вину?
      Видимо, Гуров подсознательно боялся прокуратуры, полагая, что визит сюда чреват неприятностями.
      - Вам нечего опасаться. Произошел несчастный случай. И вы тут ни при чем! - развеял я его страхи.
      С этими словами я извлек из своего портфеля его паспорт, командировочное удостоверение и безоговорочно вернул их ему под расписку.
      И только тогда испуг окончательно исчез с его лица.
      Дело Королькова и Глебова
      Лейтенант Петров уже усвоил, что в здешних лесных чащобах, мирно соседствующих с непролазными зарослями никогда не кошенной травы и бесчисленными заболоченными местами, ощетинившимися частоколом камыша, наступающий рассвет постоянно запаздывал. Неясные ночные шорохи вначале чуть заметно сменял робкий шелест листвы, взбудораженный порывами ветерка, потом воздух заметно свежел, наливаясь полевыми запахами, и лишь после этого окружающая темень заметно редела, а на смену ей прорывались первые лучи солнца. Но в просветлевшем небе еще долго продол жали мерцать далекие звездочки.
      Всю прошедшую ночь Петров провел со своим взводом в боевом охранении, специально выдвинутом за передний край окопов в расположении их стрелкового батальона. Но он хорошо знал, что, как только вступит в свои права рассвет, нужно сразу отходить назад, надежно укрывшись в окопах. Ведь все уже свободно просматривалось и простреливалось со стороны немцев. Вот почему лейтенант Петров, убедившись в том, что рассвет вот-вот наступит, для верности взглянул на свои часы со светящимся циферблатом и условным коротким свистом подал общую команду к отходу.
      О своевременности его решения можно было судить по тому, что и немцы уже прекратили бросать в небо осветительные ракеты, чем ежедневно с наступлением сумерек занимались с завидным упорством. Свинцово-серые вспышки этих ракет с равными интервалами как бы пронизывали все пространство вокруг. И в эти мгновения Петров всякий раз с превеликим удовольствием замечал, что невдалеке справа все еще догорал подбитый немецкий танк. Над ним стойко клубилось бурое облачко дыма, а с башни, развороченной прямым попаданием снаряда, даже сыпались огненные искры.
      Взвод отошел на исходные позиции не мешкая, организованно. И только в этот момент обнаружилось отсутствие двух бойцов. Об этом доложил лейтенанту его помкомвзвода, сержант Кабдыров, казах по национальности. Слегка путая русскую речь, он с нескрываемой тревогой доложил:
      - Товарищ лейтенант. В моем отделении нет два стрелка.
      - Не понял. Ты это о чем? - спросил Петров, абсолютно уверенный, что в боевом охранении ночь прошла спокойно и без всяких происшествий.
      Очевидно, так же вначале подумал и Кабдыров. Однако, поставленный перед свершившимся фактом и весьма этим озадаченный, он только и нашелся, что, избегая взгляда командира, произнести:
      - Плохой дела выходит!
      Петров посуровел, но, все еще сомневаясь, переспросил неуверенно:
      - Чего городишь? Кого недосчитался?
      - Считался, недосчитался! Младший сержант Корольков - нет! Рядовой Глебов тож нет!
      - В боевом охранении они были вместе?
      - Так точно!
      Дальнейших разъяснений Петрову не потребовалось. Смысл сказанного Кабдыровым стал предельно ясен. Этого младшего сержанта Королькова, призванного из запаса, и солдата-первогодка Глебова Петров знал. Оба отличались примерной дисциплинированностью и в боевой обстановке проявили себя неплохо. Обоих Петров отрядил в самый дальний секрет, что находился в камышах, у них на левом фланге, у края обширного болота. Оно, правда, считалось непроходимым. Однако в боевых условиях любая предосторожность не лишняя. Потому всякий раз, заступая на дежурство, Петров обязательно кого-нибудь направлял в этот секрет.
      "Что же с ними могло приключиться?" - не на шутку встревожился Петров. Наихудший вариант- Корольков и Глебов подались к немцам. Однако у Петрова не было оснований так думать. Корольков и Глебов охотно выполняли все его поручения и неоднократно поощрялись им перед взводом.
      "Может, их к утру сморил сон и они не услышали команды на отход? пришла в голову спасительная мысль. - Или они отравились, наевшись ягод, которых здесь предостаточно?"
      Сразу уцепившись за это, как за спасательный круг, Петров приказал Кабдырову:
      - Возьмите кого-нибудь, кто пошустрей и, пока еще не рассвело, быстро проверьте секрет: не заснули ли они, а может, и занеможили?
      Казалось, Кабдыров только того и ждал. Он подхватился и уже в следующее мгновение в сопровождении какого-то рослого солдата исчез за бруствером. Потянулись минуты мучительного ожидания. И стоило из-за вершин дальних сосен появиться краешку багрово-красного солнечного диска, как они уже свалились в траншею.
      - Корольков и Глебов там нет нигде! - стирая полой маскировочного халата с лица крупные капли пота и налипшую грязь, тяжело дыша, доложил Кабдыров.
      - Искали хорошо? - не терял надежды Петров.
      - Товарищ лейтенант, зачем обижаешь? Говорю честна. Все глаза проглядел. Там их нет, а на месте секрета один поломанный камыш.
      - Так ведь оттуда и податься некуда! - все еще упорствовал Петров, пытаясь отыскать хоть какое-то объяснение случившегося. Всегда достаточно сдержанный и молчаливый сержант Кабдыров вдруг разразился какой-то, по-видимому хлесткой, бранью на казахском языке и потом, уже по-русски, произнес, чеканя слова:
      - Такой люди убивать мало! - И сразу стало ясно, о чем он подумал.
      - Считаешь, что они сбежали к немцам?
      - Только так! - кивнул сержант.
      - Пойми, там непроходимое болото, трясина, глубина, - все еще пытался возражать ему Петров, но тут же осекся. Сержант Кабдыров, очевидно, прав. Королькову и Глебову каким-то образом удалось это болото преодолеть, и они с оружием в руках переметнулись к немцам. И уже укрепившись в этой мысли, лейтенант с этой минуты стал действовать строго по уставу. Не медля, он обо всем случившемся доложил своему командиру роты, лейтенанту Лучко. Тот замкнулся, побледнел.
      Взвод-рота, по существу, были едины. За все предстояло им держать ответ вместе. Потом они по траншейному лабиринту дошли до блиндажа комбата и виновато предстали перед ним.
      Кроме командира батальона капитана Кононова, в этот ранний час у него в блиндаже обретались двое офицеров: замполит батальона старший лейтенант Свиридов и адъютант старший лейтенант Папиташвили, ведавший всем нехитрым батальонным штабным производством.
      Кононов выслушал молча, не прерывая, а затем как бы подытожил:
      - Да-а, дружок. Скажем без утайки. Твоя новость наиподлейшая!
      Судя по всему, с этим были согласны все. Оба своих людей совершенно не знали, мало с ними общались, никакой работы с ними не вели... и остальное в том же духе. Но капитан был не из тех, кто для собственного благополучия был всегда готов все свалить на другого. Кононов сочувственно взглянул на Петрова, удрученного происшествием, и, уже обращаясь, как это было принято между ними, к Папиташвили только по имени, распорядился:
      - Автандил! Составь донесение за моей подписью и направь с нарочным в штаб полка. Не забудь привести и все необходимые сведения: откуда эти солдаты, где и когда призывались в армию, сколько времени пробыли у нас в батальоне, как себя проявили... - И, повернувшись к Петрову, приказал:Возвращайтесь к себе и успокойте народ, никаких панических разговоров и нежелательных обсуждений случившегося.
      Когда они покидали блиндаж, замполит старший лейтенант Свиридов сказал:
      - Младшего сержанта Королькова - члена партии и рядового Глебова комсомольца я хорошо знаю. Они отличные бойцы. Глебову, к примеру, я бы, не задумываясь, дал рекомендацию.
      На это Кононов сочувственно возразил:
      - Чужая душа - потемки. Ты, Ваня, теперь на этот счет особенно и не распространяйся, а то возьмут да и сделают козлом отпущения тебя.
      А на другой день, рано утром, в расположение первого эшелона их полка уже прикатил я - военный следователь дивизии, с заданием расследовать уголовное дело об измене Родине военнослужащими Корольковым и Глебовым.
      В село с поэтическим названием "Берендейка" я удачно добрался на попутном грузовике, под завязку загруженном ящиками со снарядами и минами. Мое присутствие в кабине явно устраивало водителя: вдвоем по пустынным прифронтовым дорогам ехать было веселее, можно перекинуться парой слов. Перед самым селом наша груженая автомашина стремительно выскочила из густого ельника на косогор, еще окутанный белесым туманом, не снижая скорости скатилась к Северскому Донцу, перемахнула по понтону на противоположный берег и, покачивая облезлыми боками, подпрыгивая на ухабах, покати ла по центральной улочке. Куда ехать, водитель знал - этот путь он проделывал уже не в первый раз. Остановился там, где мне было нужно.
      Надо сказать, что с того дня, как отсюда с упорными боями были изгнаны немцы, село Берендейка приобрело для нашей дивизии важное значение стратегического пункта для возобновления наступательных действий.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12