Техасский рейнджер

Пэнхендль Смит отнес котелки и сковородки в хижину и бодро окликнул оттуда:

— Если вы проголодались, джентльмены, то не ждите, чтобы я стал кормить вас с ложечки!

Бандиты оживленно повалили внутрь хижины и уселись за стол, гремя тарелками и ножами. Как и все голодные мужчины, разговаривали они мало.

Дьюан подождал немного, затем осторожно встал и вернулся обратно за угол. Когда глаза его вновь освоились с темнотой, он прокрался вдоль задней стены хижины до оконца и заглянул в него. Бандиты собрались в другой комнате, куда дверь была слегка приоткрыта, и их не было видно.

Дьюан приготовился ждать. Минуты тянулись бесконечно. Сердце напряженно билось в груди. Вошел Лонгстрет, прибавил света в лампе, взял коробку сигар и снова вышел.

— Вот, ребята, пойдите-ка, покурите на свежем воздухе! — сказал он. — Нелль, зайди ко мне. Давай покончим, наконец, с этим делом!

Он вернулся, закурил сигару и, положив ноги в высоких сапогах на стол, удобно расположился на стуле.

Теперь Дьюан имел возможность заметить, что комната обставлена довольно уютно, даже с некоторой претензией на роскошь. Он снова подумал о том, что сюда должен вести более легкий путь, иначе как очутилась бы здесь вся эта мебель? Совершенно очевидно, что ее не могли доставить по тропе, по которой он пробирался с таким трудом. Наконец, он услышал, как бандиты вышли из хижины, и голоса их стали трудно различимы. Затем вошел Нелль и сел, даже намеком не повторяя небрежных манер своего шефа. Он казался чем-то озабоченным, но, как всегда, спокойным и невозмутимым.

— Что случилось, Нелль? Почему ты не явился сюда раньше? — спросил Лонгстрет.

— Поггин, чтоб ему провалиться! Мы с ним снова повздорили.

— Из-за чего?

— А, ему вовсе ни к чему было заводиться! Он объезжает новую лошадь там, на Дальних Ключах, и вы знаете его, когда дело касается лошадей. Это, я думаю, интересует его больше всего остального!

— Что еще? Давай, выкладывай поскорее, чтобы мы могли перейти к главному.

— Ну, ладно. Все началось довольно давно. Не помню точно, — возможно, пару недель тому назад, — в Орд явился чужестранец и стал себя вести так, будто все там принадлежит ему. Мне его лицо показалось знакомым. Но я не был уверен. Мы хорошенько присмотрелись к нему, и я ушел, пытаясь восстановить его в моей памяти.

— Как он выглядел?

— Стройный, мускулистый, крепкий мужчина с седыми висками, спокойное волевое лицо, глаза, словно два кинжала. То, как он носит револьвер, как ходит, стоит и держит свою правую руку, подсказало мне, кто он такой. Меня не проведешь: настоящего классного стрелка я вижу насквозь! И у него была потрясающая лошадь, огромный вороной конь.

— Я встречал того, о ком ты толкуешь, — сказал Лонгстрет.

— Не может быть! — воскликнул Нелль. Было странно слышать выражение удивления в голосе человека, лицо которого оставалось абсолютно бесстрастным. Нелль засмеялся коротким, невеселым смешком:

— Так вот, хозяин, этот большой парень снова приезжает в Орд и подкатывается к Джиму Флетчеру. Джим, вы знаете, легко поддается постороннему влиянию. Он любит настоящих мужчин. А когда нагрянула облава, пущенная по ложному следу в поисках человека, ограбившего поезд номер шесть, Джим вдруг прозревает и принимает незнакомца за железнодорожного грабителя. Разумеется, он тут же стал заигрывать с ним. Брал у него деньги, я уверен. И это тревожит меня больше всего. Что ему нужно? В чем заключается его игра? Ведь мне хорошо известно, хозяин, что он не мог ограбить поезд номер шесть…

— Откуда ты знаешь? — строго спросил Лонгстрет.

— Потому что я сам провернул это дело!

Лицо предводителя бандитов потемнело от гнева:

— Дьявол тебя побери, Нелль! Ты неисправим. На тебя нельзя положиться! Еще одна подобная выходка, и мы с тобой разойдемся. Ты сказал Поггину?

— Да. В этом одна из причин того, что мы поссорились. Он впал в неистовство. Я думал, он меня убьет!

— Зачем ты пустился на такое рискованное дело без всякой поддержки или продуманного плана?

— Так случилось, вот и все. И дело-то оказалось пустяшным. Но я ошибался. Я взбудоражил всю округу и железную дорогу, и совершенно зря. Я просто не мог удержаться. Вы знаете, как вредно отражается на нас безделье. И знаете также, что вся наша жизнь порождает неизбежное. Она неправильная — вот почему! Я родился в приличной семье, у меня были хорошие родители, и я знаю, где добро, а где зло. Мы — это зло, и поэтому не можем избежать заслуженного конца, только и всего. Что касается меня, то мне наплевать, когда он наступит!

— Умные речи ты ведешь, нечего сказать! — с упреком произнес Лонгстрет. — Продолжай лучше свою историю.

— Как я уже сказал, Джим начал заигрывать с чужаком, и они подружились. Все время проводят вместе. Можете поставить свой последний цент, что Джим разболтал ему все, что знает, и еще немного впридачу. Выпивка развязывает ему язык. Несколько ребят прибыли из Орда, и один из них явился к Поггину и сказал, что у Джима Флетчера есть новый человек для банды. Поггин, как вы знаете, всегда рад новому пополнению. Если новичок окажется неподходящим, говорит он, его всегда легко прикончить. Ему пришлось по душе, как хвастает новый приятель Джима. Джим и Погги всегда были не разлей вода. Так что пока я не вмешался, приятель Джима стал уже членом банды, причем ни Поггин, ни вы его в глаза не видели. Тут я крепко задумался. Где же я видел этого парня? Как оказалось, он мне никогда не попадался на глаза, чем и объясняется моя неуверенность. Я никогда не забываю лица тех, кого увижу хоть раз. Я достал из сундука кучу старого бумажного хлама и начал его просматривать. Письма, рисунки, газетные вырезки и всякое такое. Похоже, интуиция подсказывала мне, кого я хочу найти и о ком хочу побольше разузнать. И я нашел его, наконец! И сразу узнал. Но я не стал объяснять это Поггину. О, нет! Мне хочется немного посмеяться над ним, когда придет время. Он взбесится сильнее, чем загнанный волк. Я опять послал Блоссома в Орд с известием, которое должно было нагнать на Джима тоску. Поггин разозлился, сказал, что будет ждать Джима в Дальних Ключах, а я могу отправиться сюда, чтобы переговорить с вами о новом деле. Он встретиться со мной в Орде.

Нелль говорил торопливо, приглушенным голосом, в котором то и дело прорывались страстные нотки. Бледные глаза сверкали, словно огонь, заключенный во льду; наконец, он перешел на шепот:

— Как вы думаете, кто такой новый человек Флетчера?

— Кто же? — спросил Лонгстрет.

— Бак Дьюан!

Сапоги Лонгстрета с грохотом слетели со стола, и сам он вытянулся и замер:

— Отшельник с реки Нуэсес? Тот, чьи две дырки от пуль можно прикрыть пиковым тузом? Стрелок, который убил Блэнда, Аллоуэя…

— И Хардина, — Нелль прошептал последнее имя с большим чувством, чем того требовали обстоятельства.

— Да, и Хардина, лучшего из парней во всем Рим Роке, — Бак Дьюан!

Лонгстрет так страшно побледнел, что казалось, будто его черные усы нарисованы на куске мела. Он пожирал глазами своего угрюмого помощника. Оба понимали друг друга без лишних слов. Достаточно было того, что Бак Дьюан находится здесь, в Большой Излучине. Наконец, Лонгстрет встал, взял со стола бутылку, отпил из нее несколько глотков и протянул Неллю. Тот жестом отвел ее в сторону.

— Нелль, — медленно начал главарь, утирая рукою губы, — я так понимаю, ты что-то имеешь против этого Бака Дьюана?

— Да.

— Тогда… не будь дураком и поступай так, как поступил бы Поггин и большинство из наших людей, — не связывайся с ним. У меня есть основания предполагать, что он сейчас техасский рейнджер.

— Черт побери, неужели? — воскликнул Нелль.

— Да. Отправляйся в Орд и намекни обо всем Джиму Флетчеру. Он свяжется с Погтином, и они вдвоем справятся даже с Баком Дьюаном.

— Ладно. Я сделаю все, что смогу. Но если я нарвусь на Дьюана…

— Не нарывайся на него! — голос Лонгстрета почти звенел от скрытой в нем силы и несгибаемой воли. Он вытер вспотевшее лицо, снова приложился к бутылке, сел, отбросил в сторону недокуренную сигару и, достав из жилетного кармана какую-то бумагу, принялся внимательно ее изучать.

— Итак, я рад, что с этим улажено, — сказал он, очевидно имея в виду проблему Дьюана. — Теперь о новом деле. Сегодня восемнадцатое октября. Примерно двадцать пятого или около того ожидается транспорт золота в адрес Фермерского банка в Валь Верде. Когда прибудешь в Орд, передай Поггину следующее: банде ничего не говорить. В дело будете посвящены только ты, Поггин, Кейн, Флетчер, Пэнхендль Смит и Больдт. Больше никто. Двадцать третьего вы выедете из Орда прямиком через равнину по тропе, ведущей к Мерсеру. От Бредфорда до Валь Верде сотня миль, примерно столько же и от Орда. Рассчитай всю дорогу так, чтобы оказаться неподалеку от Валь Верде утром двадцать шестого. Для этого не придется гнать лошадей; достаточно идти легкой рысью. В два часа пополудни, не раньше и не позже, въезжайте в город и направляйтесь прямо к Фермерскому банку. Валь Верде — довольно большой город. Никаких налетов на банк в нем никогда не случалось. Город чувствует себя в полной безопасности. Дело должно быть сделано быстро, чисто и в дневное время. Вот и все. Детали тебе ясны?

Нелль даже не попросил повторить даты.

— А предположим, Поггин или я задержимся? — спросил он.

Лонгстрет бросил хмурый взгляд на своего помощника.

— Никогда не знаешь, что может приключиться, — продолжал Нелль. — Я буду стараться, но…

— Скажи Поггину обо всем немедленно, как только увидишь его. Имея на руках конкретное задание, он сразу успокоится. И опять повторяю: смотрите, чтобы ничего не случилось. Либо ты, либо Поггин должны закончить дело. Но я хочу, чтобы это сделали вы оба. Уходите в сторону холмов, и когда достигнете скалистого грунта, где можно будет скрыть ваши следы, направляйтесь на гору Орд. Когда все утихнет, я присоединюсь к вам здесь. Это все. А теперь зови ребят!

Быстро, как тень, и так же бесшумно Дьюан проскользнул через поросшую травой долину к темной отвесной скалистой стене. Каждый нерв его напоминал туго натянутую струну. Некоторое время его сознание было подавлено бурным, хаотичным водоворотом мыслей, из которого, словно яркий сверкающий свиток, постепенно начинал развертываться длинный, четкий и сложный порядок действий. Игра находилась в его руках. Теперь ему предстояло преодолеть перевал через гору Орд ночью — задача немыслимая, но не невозможная. Завтра утром, не позднее восьми часов, он должен добраться до Бредфорда, расположенного в сорока милях от подножья горы. Он должен послать телеграмму Мак-Нелли с требованием прибыть в Валь Верде к двадцать пятому. Он должен вернуться назад в Орд, чтобы успеть опередить Нелля, дать ему разоблачить себя, вызвать его на поединок, застрелить его и, не мешкая, попытаться во что бы то ни стало полностью добиться уже наполовину завоеванного расположения Поггина, как это ему удалось с Флетчером. В случае неудачи он должен оставить бандитов дожидаться в Орде запланированных сроков, чтобы без помех отправиться на осуществление своей новой аферы в Валь Верде. А тем временем он должен найти способ арестовать Лонгстрета. Это была грандиозная схема, невероятная, заманчивая, безупречная в своей безликой непогрешимости. Дьюан ощущал себя олицетворением судьбы. Он сам себе казался грозной карой, нависшей над обреченными преступниками.

Под обрывом скопились черные тени, виднелись только верхушки деревьев и скал, но Дьюан вышел прямо на тропу. Она едва выделялась тусклой серой лентой на фоне абсолютной темноты. Он приступил к подъему, не останавливаясь ни на минуту. Скалистая стена больше не казалась ему отвесной. Ноги его словно приобрели способность видеть самостоятельно. Он вскарабкался на гребень стены и, взглянув вниз на погруженную во мрак долину с единственной яркой светящейся точкой на ней, погрозил ей крепко стиснутым кулаком. Затем он отправился дальше и не останавливался, пока не достиг гигантских скальных террас. Здесь он потерял тропу; ее просто не было; однако он припоминал очертания утесов, отдельные выступы, трещины в нависавших над ним камнях. Прежде чем он добрался до руин растрескавшихся каменных стен и беспорядочного нагромождения скалистых обломков, луна осветила восточные склоны горы, и предательская чернота, пугавшая его, сменилась волшебным призрачным сиянием. Стало светло, как днем, только свет был мягким, рассеянным, и в воздухе словно висела прозрачная серебристая пелена. Он взбирался на обнаженные гребни скал и сбегал по гладким склонам, словно горный козел перепрыгивая с камня на камень. При свете луны он хорошо различал путь и не тратил время на поиски тропы. Он пересек водораздел, и теперь перед ним открылась крутая дорога вниз. Он начал быстро спускаться, почти неизменно узнавая окружающие ориентиры. Дьюан не помнил, чтобы он запоминал их во время подъема, однако они казались ему знакомыми даже в этом неверном свете. То, что он хоть раз видел, прочно запечатлевалось в его памяти. И наконец, безошибочно, как олень, направляющийся домой, он достиг ущелья, где оставил свою лошадь.

Пулю найти было нетрудно. Дьюан быстро набросил на него седло и подсумки, туго затянул подпругу и продолжил свой спуск. Худшее теперь ожидало его впереди. Обнаженные каменные ступени, ведущие вниз, скользкие, выветренные склоны, узкие черные расселины, тысячи коварных трещин и выбоин в растрескавшихся камнях, — все это Дьюану нужно было преодолеть в быстром темпе, ведя за собой гигантскую лошадь. Пуля оступался на шатких камнях, скатывавшихся вниз из-под его копыт, скользил по осыпавшимся склонам, прыгал, по гигантским каменным ступеням-террасам, следуя за Дьюаном по пятам, как верный пес.

Часы пролетали, словно мгновения. Дьюан вполне соответствовал уровню своей высокой миссии. Но он не мог подавить в себе того прежнего мальчишку, к которому неизменно возвращался в душе через пропасть долгих изнурительных лет одиночества. Он, считавшим себя более, чем мертвым, ухватил теперь судьбу за подол, — что означало победу, честь, счастье. Дьюан отдавал себе отчет в том, что какая-то часть его рассудка не совсем в порядке. Да и немудрено было бы тут и окончательно свихнуться! — думал он. Он упорно стремился вниз, и его поразительное умение двигаться по пересеченной местности и придерживаться верного направления никогда еще не было столь тонким и четким, даже во время спасения от преследователей. И всю дорогу ему неизменно сопутствовал его добрый дух, его ангел-хранитель. После того, как он расстался с Рей Лонгстрет, мысли о ней лишали его сил. Но сейчас, когда исход игры становился очевидным, когда ловушка вот-вот готова была захлопнуться, когда удача столь странным образом сопутствовала ему, Дьюан не мог отрешиться от воспоминаний о ней. Он видел перед собой се бледное лицо, ее милые печальные губы, ее черные глаза, такие грустные и нежные. И время, расстояние, риск и мучительные трудности превращались в ничто!

Месяц склонялся к западу. Тени деревьев и скал пересекали теперь его путь с другой стороны. Звезды меркли на небосклоне. Незаметно позади остались скальные обломки и каменные осыпи, и перед ним смутно обозначилась узкая полоска знакомой тропы, едва различимая в предрассветных сумерках. Оседлав Пулю, Дьюан быстро пересек длинный пологий склон и холмистую местность, ведущую к Орду. Убогое пристанище людей вне закона с его темными рядами домов, хижин и лачуг, мирно покоилось под бледнеющей луной, погруженное в темноту и безмолвие. Дьюан обогнул его с юга, выехал на дорогу и пустил Пулю в галоп. Он следил за угасающим месяцем, за меркнущими звездами, за начинающим сереть востоком. По срокам он успевал, поэтому он решил поберечь лошадь. Нелль выедет из места тайных бандитских встреч примерно к тому времени, когда Дьюан повернет назад к Орду. Где-то между полуднем и закатом они встретятся.

Ночь сходила на убыль. Луна опустилась за пологие вершины гор на западе. Звезды, вспыхнув на короткое время, снова начали гаснуть. Тусклый полумрак окутал весь мир; он густел, серыми дымными полосами ложился на дорогу. Затем постепенно он начал светлеть, пока сквозь прозрачную дымку на востоке не пробились первые отблески надвигающейся зари.

Дьюан достиг Бредфорда перед рассветом. Он оставил лошадь в стороне от дороги, надежно укрыв и привязав ее там в кустах, а сам быстро отправился на железнодорожную станцию. Еще издали он услышал постукивание телеграфного аппарата, и этот звук воодушевил его. Телеграфист сидел внутри, читая газету. Когда Дьюан постучал в окно, тот вздрогнул, испуганно взглянул на него, затем быстро встал и открыл дверь.

— Хелло. Бумагу и карандаш. Быстро! — прошептал Дьюан.

Трясущимися руками телеграфист протянул ему требуемое. Дьюан написал сообщение, которое он тщательно продумал еще по дороге сюда.

— Отправьте это — повторите дважды для верности, — и держите язык за зубами. Скоро увидимся. До встречи!

Телеграфист остался стоять с широко раскрытыми глазами, так и не успев проронить ни слова.

Дьюан скрылся из города так же быстро и незаметно, как и появился. Он провел лошадь шагом несколько миль по дороге, затем дал ей отдохнуть, пока рассвет полностью не вступил в свои права. Когда розовая заря заалела на востоке, Дьюан вывел коня на дорогу и решительно направился в сторону Орда.

Когда Дьюан свернул на широкую, поросшую травой площадь на окраине Орда, он увидел группу оседланных лошадей, стоявших перед таверной. Он понял, что это означает. Удача все еще благоволит к нему. Если бы так продолжалось и дальше! Но он не мог требовать у судьбы большего. Остальное зависело от того, как ему удастся использовать свои преимущества. Открытая стычка в столь неравных условиях могла привести к плачевному результату. Подобный исход означал бы крушение всех его надежд, и чтобы избежать этого ему придется положиться на свое имя, напугать всех своим неожиданным появлением. Он знал привычки и особенности беглецов от закона. Он знал, какие качества могут удержать их от решительных действий. Он знал, на чем можно было сыграть.

Ни один бандит не попадался ему на глаза. Запыленные, усталые лошади проделали немалый путь сегодня утром. Дьюан спрыгнул с седла и услышал громкие, сердитые голоса в таверне. Он снял куртку и жилет и перекинул их через луку седла. Один револьвер он сунул в кобуру на поясе с левой стороны, другой висел у него справа, низко подвязанный к бедру. Вместо того, чтобы заглянуть внутрь или прислушаться, он храбро толкнул дверь таверны и вошел.

Большая комната была полна людей, и все лица сразу повернулись к нему. Лицо Нелля первым мелькнуло в поле зрения Дьюана; затем лицо Больдта, Блоссома Кейна, Пэнхендля Смита, Флетчера, затем лица других знакомых и, наконец, Поггина. Хоть Дьюан никогда прежде не видел Поггина и не слышал его описания, он сразу узнал его. Потому что он увидел лицо, представляющее собой настоящую летопись благих и низменных поступков и душевных страстей.

В комнате воцарилась полная тишина. Бандиты столпились позади длинного стола, на котором лежали бумаги, стопки серебряных монет, пачка банкнот и большой револьвер с инкрустированной золотом рукояткой.

— Вы искали меня, джентльмены? — спросил Дьюан. Он придал голосу насколько мог сильное и властное звучание. И он отступил на шаг, обеспечив себе свободу действий, держа бандитов на виду перед собой.

Нелль стоял, весь дрожа, хотя лицо его можно было принять за бесстрастную маску. Другие бандиты переводили взгляд с него на Дьюана, и обратно. Джим Флетчер взмахнул руками.

— Боже мой, Додж, зачем ты сюда ворвался? — с досадой спросил он и медленно шагнул вперед. Его действия были продиктованы натурой человека, верного своим принципам. Он считал, что поскольку он рекомендовал Дьюана, то должен поддерживать его до конца.

— Назад, Флетчер! — приказал Дьюан, и этот окрик заставил бандита подпрыгнуть на месте.

— Постой, Додж, и вы все погодите, — запротестовал Флетчер. — Дайте мне сказать, поскольку я вижу, что меня здесь неправильно понимают!

Его увещевания не ослабили напряжения.

— Ладно, валяй. Говори, — сказал Поггин.

Флетчер обернулся к Дьюану:

— Приятель, я принимаю на себя то, что ты встретил здесь врагов, тогда как я уверял тебя, что ты встретишь друзей. Это моя вина. И я буду вместе с тобой, если ты позволишь.

— Нет, Джим, — ответил Дьюан.

— Но зачем ты пришел без моего сигнала? — в отчаянии выпалил Флетчер. Он не видел в этой встрече ничего, кроме катастрофы.

— Джим, я никому не навязываю своего общества. Но если меня очень хотят видеть…

Флетчер остановил его жестом поднятой руки. Затем он с грубоватым достоинством обернулся к Поггину:

— Погги, он мой друг, и сейчас он немного не в себе. Я никогда не говорил ему ничего такого, что могло бы его обидеть. Я только сказал, что Нелль недолюбливает его так же, как и меня. Теперь как ты скажешь, так и порешим. Я никогда в жизни не подводил тебя. Вот мой друг. Я ручаюсь за него. Поддержишь ли ты меня? Ведь черт знает, что может произойти, если не поддержишь! А у нас еще такое большое дело на руках!

Пока Флетчер мучительно преодолевал трудности в выражении своих искренних доводов и убеждений, Дьюан не сводил глаз с Поггина. В нем было что-то львиное. Он был рыжеволос и, казалось, пылал каким-то внутренним всепоглощающим огнем. В нем таилось нечто притягательное, очаровывающее, как в живом пламени костра. С точки зрения физической это был крепкий мужчина отличного телосложения, с превосходно развитыми мышцами, выпирающими из-под одежды, с великолепной головой и лицом жестокого, свирепого, желтоглазого ягуара.

Глядя на этого странного человека, невольно ощущая его необычную и страшную силу, Дьюан впервые в жизни почувствовал внутреннюю холодную дрожь. В нем словно зазвучал тревожный колокол, заставивший замереть его сердце. Прежнее инстинктивное пламя в крови, вспыхнувшее в нем, не уняло этой дрожи. Он понял. Он постиг нечто, значительно более глубокое, чем обычно доступно разуму. И он возненавидел Поггина.

Сейчас этот человек обдумывал предложение Флетчера.

— Джим, я придерживаюсь того же мнения, как и прежде, — сказал он. — Если Фил не станет поднимать шум и не приведет значительных доводов против, — что ж, будем считать дело улаженным, и твой приятель сможет вступить в игру.

Взоры всех присутствующих обратились к Неллю. Он был бледен, как смерть. Он засмеялся, и всем, кто услышал этот смех, стало ясно, что гнев и ненависть в нем не уступают его убежденности в том, что он является хозяином положения.

— Поггин, ты ведь игрок, не так ли, — козырный туз, самая верная рука во всей Большой Излучине, — проговорил он с язвительной насмешкой. — Ставлю все свои деньги против чумазого песо, что смогу сдать тебе карты, которыми ты побоишься сыграть!

— Фил, ты несешь чепуху, — проворчал Поггин с упреком и угрозой одновременно.

— Если есть что-нибудь такое, чего ты не любишь, то это человек, притворяющийся не тем, кем он является на самом деле. Верно?

Поггин утвердительно кивнул, хмурясь от постепенного накапливающегося раздражения.

— Так вот, новый приятель Джима — этот Додж, — он не тот, за кого себя выдает! Ого-го! Он другой, совсем другой! Но я узнал его. И когда я назову тебе его имя, Погги, у тебя застынут все внутренности. Понял меня? Ты окоченеешь, и рука твоя онемеет, тогда как ей следовало бы быть быстрее молнии. И все потому, что ты поймешь, что вот уже пять минут — целых пять минут! — ты стоишь перед ним живой!

Если не ненависть, то бесспорно большая неприязнь к Поггину проявлялась в насмешливом, издевательском обращении Нелля, в его трясущихся руках, которыми он размахивал перед лицом Поггина. В наступившей мгновенной паузе отчетливо слышалось его учащенного дыхание. Остальные люди, бледные, настороженные, опасливо жались вдоль стен, оставив главных действующих лиц и Дьюана посреди комнаты.

— Так назови его имя, ты… — с проклятием прорычал Поггин.

Как ни странно, но Нелль ни разу даже не взглянул на человека, которого собирался разоблачить. Он наклонился в сторону Поггина, причем его руки, его тело, его продолговатая голова успешно выражали то, что скрывалось за бесстрастной маской его лица.

— Бак Дьюан! — внезапно выкрикнул он.

Это имя не произвело на Поггина сколько-нибудь заметного воздействия. Тем не менее, быстрое, неожиданное заявление Нелля явно было рассчитано на то, чтобы вызвать незамедлительную реакцию со стороны Поггина. Вполне возможно также, что поведение Нелля, важность его разоблачения, скрытый смысл всей этой сенсации повлияли на Поггина сильнее, чем сама неожиданность. Потому что бандит несомненно был удивлен, возможно, даже ошеломлен тем, что он, Поггин, готов был вместе с Флетчером поддержать знаменитого Дьюана, которого ненавидели и боялись все истинные противники закона.

Нелль выждал долгую паузу, после чего лицо его сменило свою холодную неподвижность на необычное выражение дьявольского ликования. Ему удалось втравить великого Поггина в нечто такое, что доставляло ему злобную, нечеловеческую радость.

— Да, Бак Дьюан! — возбужденно повторил Нелль. — Именно он — знаменитый стрелок с реки Нуэсес! Тот самый одинокий волк, чей двойной выстрел можно прикрыть одним пиковым тузом! Ты и я — мы оба тысячу раз слышали о нем, не раз упоминали о нем в разговоре. И вот он здесь — перед тобой! Поггин, ты поддерживал нового дружка Флетчера, Бака Дьюана! Не будь меня, он обвел бы вас обоих вокруг пальца. Но я узнал его. И я знаю, почему он явился сюда. Чтобы взять на прицел Чизельдайна, тебя, меня! Ба! Не говори мне, что он хотел присоединиться к банде. Ты знаешь профессиональных стрелков, ты сам один из них. Разве тебя не мучает постоянное желание убить кого-нибудь? И разве тебе не хочется встретить наконец настоящего противника, не хвастливого зазнайку? Это болезнь всех профессиональных стрелков, я знаю. Так вот — Дьюан стоит перед тобой, вызывает тебя! И когда я назвал его имя, что должен был бы сделать ты? Чего ожидал бы хозяин — да и любой из нас! — от знаменитого Поггина? Разве ты выхватил револьвер, так же быстро, как ты это делал всегда? Нет ты просто оцепенел! А почему? Потому что перед тобой человек, выдержке и нервам которого ты мог бы позавидовать. Потому что тебе известно, какие чудеса он проделывает с револьвером, а ты любишь жизнь. Потому что и ты, и я, и любой из нас здесь должен выступать против него один на один, каждый сам за себя. Если мы все вместе откроем по нему огонь, мы убьем его. Разумеется! Но кто начнет? Кто захочет быть первым? Кто заставит его схватиться за револьвер? Только не ты, Поггин! Ты готов предоставить эту честь более мелкой сошке — мне, например, — дожившей до того, чтобы увидеть, как ты струсил! Такое случается однажды с любым стрелком. Ты встретил равного себе противника в Баке Дьюане. И, Бог свидетель, я рад этому! Потому что наконец я показал всем, чего ты стоишь!

Хриплый, насмешливый голос прервался. Нелль отступил на шаг от товарища, которого ненавидел. Покрытый испариной, измученный, осунувшийся, он весь дрожал от возбуждения, но выглядел величественно.

— Бак Дьюан, ты помнишь Хардина? — спросил он едва слышал голосом.

— Да, — ответил Дьюан, и мгновенное прозрение подсказало ему намерения Нелля.

— Ты встретил его… заставил его взяться за оружие… и убил его?

— Да.

— Хардин был моим лучшим другом!

Челюсти его туго сомкнулись, а губы сжались в тонкую прямую линию.

Комната погрузилась в молчание. Не стало слышно даже дыхания. Время слов миновало. В этой долгий момент тревожного ожидания тело Нелля постепенно напрягалось, и в конце концов он перестал дрожать. Он пригнулся. Глаза его сверкали яростным огнем.

Дьюан наблюдал за ним. Он ждал. Он уловил мысль Нелля — момент, когда его напряженные мышцы дрогнули, сбросив оцепенение. Тогда он выхватил револьвер.

Сквозь дым выстрела он увидел две красные вспышки пламени. Пули Нелля с тупым стуком врезались в потолок. Он упал с криком, словно дикий зверь, смертельно раненный охотником.

Дьюан не видел, как умирал Нелль. Он смотрел на Поггина. А Поггин, словно громом пораженный, ошеломленно глядел на распростертого на полу товарища.

Флетчер бросился к Дьюану, держа руки высоко поднятым вверх.

— Убирайся отсюда, проклятый лжец, или тебе придется убить также и меня! — кричал он. Все еще с поднятыми руками, он плечами и всем телом вытолкал Дьюана из комнаты.

Дьюан вскочил в седло, пришпорил лошадь и умчался прочь.

Глава 23

Дьюан вернулся в Фэйрдейл и разбил лагерь неподалеку в мескитовых зарослях, где и скрывался до двадцать третьего числа. Эти несколько дней показалась ему вечностью. Он постоянно думал о том, что минута, когда он обязан будет навлечь позор на Рей Лонгстрет, медленно, но неотвратимо приближается. За время своего бесконечного ожидания он познал, что такое любовь и долг. Когда, наконец, наступил намеченный день, он помчался как безумный вниз по крутому склону, перепрыгивая через валуны, с треском ломясь через заросли кустарника, и в ушах его звучал не только свист ветра. Какая-то тяжкая обуза висела на нем.

Одна сторона его сознания, похоже, была неизменно направлена на осуществление твердой цели, в то время, как другая представляла собой беспорядочное скопление торопливых отрывочных мыслей и чувств. Он никак не мог успокоиться. Почти бессознательно он все быстрее и быстрее гнал свою лошадь. Энергичные действия, казалось, ослабляли гнетущее, подавляющее настроение, детали его менее тягостным. Но чем дальше он продвигался вперед, тем труднее ему было продолжать путь. Неужели он вынужден будет отвернуться от любви, счастья, а возможно, и самой жизни?

Не было смысла двигаться дальше, прежде чем он не обретет абсолютной уверенности в себе. В мозгу Дьюана сформировалось четкое и ясное понимание того, что при таком настроении он никогда не сможет выполнить работу, которая требовала от него полного напряжения всех его физических и духовных сил.