Пустыня цвета крови. Файл №226

      — Я же тебе говорил! От одного приятеля-анархиста!
      — Ты только не нервничай. Рассуди здраво. Получается, он-то их прочел.
      — Сказал, что не всё. Только то, что успел.
      — Неважно! Важно, что хоть немного, но прочел. Значит, здесь не бессмысленный на— бор символов, не чушь собачья. Мог он по прочтении зашифровать текст?
      — Этот?! Этот — мог. Еще как мог… срань господня! Бомбакс паршивый! Дур-риан вонючий! Поймаю — убью!.
      — Не спеши. Без тебя поймают и убьют…
      — Типун и тебе на язык!
      — Типун, типун. Идем дальше. Зачем шифровать файлы, если они переданы тебе как раз для прочтения? Зачем такие сложности? Чесать левой рукой правое ухо? Этот твой приятель…
      — Придурок он, а не мой приятель!
      — Не нервничай… Этот твой приятель до конца их даже не прочел. Не говоря уже о том, чтобы их зашифровать. Так?
      — Ну так, так!
      — Не нервничай… Просто, значит, икс-файлы были закодированы изначально. А он ухитрился понять. Кто он, этот твой приятель? Кроме того, что анархист.
      — Хакер…
      — Вот ты сам и ответил на свой вопрос. Если он мог пролезть в директорию Министерства обороны, то уж прочесть…
      — А что, крупица здравого смысла в твоих словах есть, м-да… Но я-то не хакер! И ты тоже! Взломщиков его уровня, может, вообще раз-два и обчелся!
      — Не нервничай… Я, конечно, не хакер, но… шифр, кажется, узнаю. Весьма похоже на код «Навахо». Последовательность созвучий…
      И вот это вот — ohrash… Типичный код «На-вахо». Использовался нами во Второй Мировой. Отец рассказывал, что это был единственный шифр, который даже японцы не раскрыли.
      — Вот видишь! Даже японцы!
      — Не нервничай… Если знать наверняка, что это «Навахо», то…
      — Сможешь расшифровать?!
      — Я — н-нет. Но несколько людей, способных на это, всегда отыщутся.
      — О! Несколько — уже кое-что. Уже много. Найди мне хотя бы одного.
      — Не нервничай… Слушай, Молдер, с тобой все в порядке?
      — Да. Скалли, да. Я сказал: да, со мной все в порядке. Просто не выспался.
      — Плохо спал?
      — Не спал.
      — И чудненько!
      — Что чудненько?! Что не спал?
      — Не цепляйся к словам. Что нервничаешь всего лишь из-за того, что не выспался.
      — Я! Не! Нервничаю!!!
      — Оно и видно, агент Молдер, оно и видно… Ладно, я пойду пока, а ты… Ты помнишь, что тебя Скиннер ищет?
      — Ор-ригинально он меня ищет! Где угодно, кроме моего собственного кабинета. Р-ра-ботничек!
      — Молдер, прошу тебя, хоть с Железным Винни не порть отношений.
      — А с кем еще?
      — Постарайся ни с кем.
      — Постараюсь, Дэйна, постараюсь.
      — Вот хороший мальчик! — и уже на пороге, покидая кабинет: — И… не нервничай.
      Впрочем, то уже шутка. И надлежит отреагировать соответственно — схватить со стола органайзер и запустить в партнера: «Уйди, противная!» Шуткой на шутку.
      Однако, сказано, в каждой шутке есть доля истины.
      Изрядная доля истины… По поводу «не нервничай». Ибо, когда Молдер спохватился через десяток секунд — надо бы отдать Скалли дискету! — и метнулся вдогонку из кабинета в коридор, то нос к носу столкнулся с Железным Винни…
      Помощник директора ФБР Уолтер Скин-нер действительно чем-то схож с Винни-Пухом. Косолапый увалень с пуговичками-глазками. Обширная лысина и массивные старомодные очки — и еще больше сходства с диснеевским медведиком. Хотя тот не лыс, а мохнат, и на зрение не жалуется, но это несущественные частности, лишь подчеркивающие общее: господин Скиннер — натуральный Винни.
      — Агент Молдер! Как удачно! Весьма кстати! Мне нужно с вами поговорить!
      Винни доброжелателен — дальше некуда.
      — Полагаете, удачно? Сколько людей, столько мнений! Что ж, говорите.
      Агент Молдер, напротив, недоброжелателен — дальше некуда.
      — В коридоре? Не лучше ли в вашем кабинете, агент Молдер?
      — А что так? У меня нет секретов от товарищей по оружию!
      — У меня есть.
      — Угу! Большой секрет для маленькой… для маленькой такой компании. Очередная почетная миссия для агента Молдера! Подите, агент, и вываляйтесь по уши в дерьме, а мы вам — благодарность, но морды при этом воротить и носы зажимать — не обессудьте. Да?!
      — Агент Молдер, будьте добры блюсти субординацию!
      — Есть, сэр! Виноват, сэр! Надрывное шутовство — оно оскорбительней откровенного неподчинения.
      — Агент Молдер, прошел слух, что вами получены некие секретные файлы.
      — Слух? До меня он еще не дошел. Ничего про это не знаю. Извините, спешу!
      — Агент Молдер! — тяжелая лапа Винни легла на плечо. — Я с вами разговариваю!
      Не на-адо хватать агента Молдера за плечо, когда он спешит. Руки прочь от агента Молдера. Непонятно?! Тогда — н-на!!! И с разворота, поднырнув и продлевая рычаг, — в челюсть!
      Это круто! Начальству — в челюсть! Очки, само собой, — прыг и вдребезги. Увалень Винни, само собой, — брык на пол.
      Но Молдеру и того мало — бросок на поверженного, перевод борьбы в партер. Суровой борьбы. Типа «удавлю гада!»
      На звук товарищи по оружию — гурьбой из кабинетов в коридор. Что тут у вас? О! Начальство лупцуют! Когда еще увидишь?! Подспудное коллективно-бессознательное — присоединиться бы! Заманчиво, заманчиво. Но чревато… А тогда, если не помочь, то не мешать. Двое дерутся — третий не лезь.
      Двое уже не дерутся. Исход схватки предрешен. Мистер Уолтер Скиннер по праву наречен не просто Винни, но Железный Винни. Оправившись от первого шока, довольно споро вывернулся из-под наседавшего Молдера, оказался сверху, зажал шею противника в мертвый захват-замок — чуть посильней, и асфиксия обеспечена
      — Агент Молдер! Всё?! — с трудом дается Железному Винни увещевающий тон, с пыхтением и рычанием. — Всё или нет?
      Взбрыкивающий Молдер готов на полную и необратимую асфиксию, но согласия на «Всё!» Железный Винни из него ни за что не выдавит. Нет, не выдавит, срань господня!
      — Всё… — констатирует Уолтер Скиннер, ослабляя захват и аккуратно ссыпая противника на пол, когда налившиеся бешенством глаза Молдера начинают заволакиваться снулой рыбьей пленкой. — Всё…
      Не нервничай, Молдер. Отдышись, попей водички, сосчитай до десяти и… не нервничай.
 
      Штаб-квартира ФБР Вашингтон, округ Колумбия 13 апреля, день
      За проступки поднадзорного всегда больше достается надзирающему. И вопрос Скалли «Сэр? Вы хотели меня видеть?» — риторический, из служебного этикета.
      Разумеется, помощник директора ФБР хотел ее видеть. И сам директор ФБР хотел ее видеть. И еще парочка угрюмых высоких персон аналогичного пошиба хотела ее видеть. Для чего и вызваны вы, агент Скалли, не куда-нибудь, а в святая святых… Или просторный кабинет директора ФБР в данном контексте уместней назвать чистилищем?
      — Сэр? Вы хотели меня видеть?
      Против обыкновения Скалли не вперилась характерным птичьим взглядом в лицо Железного Винни. Деликатно уставилась куда-то на уровень скиннеровского галстука. Можно толковать как понурую голову. Хотя элементарно — поедать глазами начальство, у которого перекошена вздувшаяся скула… Зачем дразнить? Боевые отметины украшают мужчин. Однако дьявол кроется в деталях. Фотогеничный шрам у виска и припудренный фингал на скуле — почувствуйте разницу. Точно так же, как осколок, застрявший в плече, или осколок, угодивший в задницу. Оно конечно, разорвавшаяся граната не целит в строго конкретные части тела, но так уж устроена люде— кая психология: рана в плече — героическая, . рана в заднице — достойна осмеяния. Шрам у виска — ты мужчина, фингал под глазом или на скуле — ты мужчинка.
      Скалли с трудом сдержала кривую ухмылку, боковым зрением зафиксировав боевую отметину Железного Винни. Аи, да Молдер, аи, да сукин сын! Говорила же ему: не нервничай!
      — Пожалуйста, садитесь, агент Скалли.
      И то хорошо, что пока будут отчитывать, не придется стоять, как провинившейся школьнице. А отчитывать будут, будут. И не Скиннер…
      Железный Винни, пригласив ее сесть, демонстративно отвернулся, предоставив инициативу коллегам. Дескать, я — лицо заинтересованное, отчасти пострадавшее, и любое мое слово может быть истолковано превратно, так что я просто побуду здесь немым укором. А вы спрашивайте, господин директор, спрашивайте, коллеги.
      Приступим!
      — Агент Скалли, вы в курсе вчерашнего безобразного инцидента в коридоре нашего Бюро?
      — Да, сэр.
      — Есть ли у вас разумное объяснение неразумному поведению агента Молдера?
      — Агент Молдер говорил мне, что в последнее время мучается бессонницей. Я ему говорила: «Не нервничай!» Он действительно был какой-то взвинченный.
      — Именно и только из-за бессонницы?
      — Других причин не вижу, сэр. Во всяком случае, он мне их не сообщал.
      — Как вы считаете, агент Молдер доверяет вам?
      — Конечно! Мы ведь с ним напарники.
      — Напарники… Напарники, значит… Агент Скалли, насколько мне помнится, вы были приставлены к агенту Молдеру, чтобы контролировать его деятельность. Или я ошибаюсь? Может директор ФБР иногда ошибаться, нет?
      — Вы не ошибаетесь, сэр.
      — Замечательно! А то я заподозрил у себя подступающий склероз. Вы сняли громадный груз с моей души, агент Скалли.
      — Рада стараться, сэр!
      — Вы не радуйтесь, агент Скалли. Вы, главное, старайтесь.
      — Я стараюсь, сэр!
      — Скажите, агент Скалли, вашими стараниями мы получаем исчерпывающие сведения о служебной и иной деятельности агента Молдера?
      — Да, сэр. На протяжении последних шести месяцев, сразу как только я была… восстановлена в прежней должности агента ФБР… вы получали исчерпывающие сведения об агенте Молдере. Что касается его работы над икс-файлами — да, сэр.
      — И в докладывали всегда добросовестно? Всегда подробно и добросовестно? Правду, одну только правду и ничего, кроме правды. Так, агент Скалли?
      — Меня обвиняют во лжи, сэр?
      — Разве? Вас просто спрашивают, агент Скалли.
      — Я и отвечаю, сэр.
      — Замечательно!.. Что ж, как вы понимаете, вашему напарнику предстоит дисциплинарная комиссия. Если на ее слушаниях вдруг обнаружится, что вы что-то скрыли от нас… хотя бы здесь и сейчас… Будьте уверены, для вас уготовано то же взыскание, что и для него.
      — Какое, сэр?
      — Увольнение. И, будьте уверены, на сей раз без возможности восстановления в должности.
      — Не сомневаюсь, сэр.
      — Сомнения, агент Скалли, толкуются в пользу обвиняемого.
      — Все-таки меня обвиняют…
      — Ну что вы, агент Скалли! Вас предупреждают. По-товарищески. По-дружески. Мы ведь одна команда, агент Скалли, нет?
      — Простите, сэр. Агент Молдер входит в команду?
      — А как же! Мы все уверены, что да. И мой помощник в этом уверен. Нет, Уолтер?.. Видите, агент Скалли, молчание — знак согласия.
      — Это все, сэр?
      — Да, агент Скалли. Спасибо. Вы нам очень помогли. Можете быть свободны.
      Двоякое напутствие — «можете быть свободны»! То ли на сегодня, то ли до злосчастной дисциплинарной комиссии, то ли… навсегда — от работы в ФБР. Черт возьми, не нужна Дэйне Скалли такая свобода — от работы. Работа делает свободным! А ей, Дэйне Скалли, фактически недвусмысленно дали понять: «Свободна!»
      И она, покинув чистилище, не сдержалась, изничтожила взглядом почтенную матрону в «предбаннике». Вот этой старой грымзе, вручную перебирающей почту и отстукивающей официальные отписки на допотопном «Ун-дервуде», небось, не скажут: «Свободна!» Так и будет этот… номинальный сотрудник ФБР просиживать юбку от «Армии Спасения» до скончания веков! Всеобщая компьютеризация, космические скорости, передовые технологии — а эта старая грымза так здесь и будет! И еще не одного директора ФБР переживет! И всех нас переживет! Агента Скалли в качестве сотрудника Федерального Бюро Расследований — всяко переживет! У-у-у, старая грымза! Мэнни-Пэнни со столетним стажем!
      «Господи, я-то при чем!» — невольно поежилась «Мэнни-Пэнни». — «Сижу тихо, никого не трогаю, починяю „Ундервуд“. Ходят тут всякие — лишь бы зло сорвать на несчастной секретарше!»
 
      Западный Тисбари Массачусетс, «Виноградники Марты»
      13 апреля, вечер
      Добротный дом на природе, флагшток с традиционными «звездами и полосами» на лужайке, экологически чистая еда и качественное виски, заслуженная и немалая пенсия — что еще нужно, чтобы встретить старость?!
      Ничего.
      Одинокому старику Вильяму Молдеру ничего и не нужно.
      С супругой старик Молдер расстался давно и небезболезненно. Но время лечит все, и остался в душе лишь легкий саднящий зуд — главное, не расчесывать.
      Сын, Фокс, вырос — у него своя жизнь, но готов по первому телефонному звонку навестить: «Что случилось, пап? Как ты?» Ничего, сын, ничего. Ничего не случилось, и я — ничего. Просто соскучился… Но лучше не злоупотреблять сыновней преданностью сверх меры.
      Бывшие единомышленники-соратники по науке, по бывшему общему делу — иных уж нет, а те далече. И особой скорби по этому поводу нет как нет. Более того, есть затаенное желание, чтобы оставшиеся те, которые далече, побыстрей перешли в категорию иных, которых уж нет.
      Так что… Одиночество, конечно, угнетает. Но ведь на склоне лет его можно трактовать и как уединение. Осознанное и желанное. Так выпьем за то, чтобы наши желания всегда совпадали с нашим сознанием (и подсознанием)! Пить в одиночестве — симптом тихого алкоголизма. И пусть! Старику Вильяму Молдеру вольно распоряжаться собственной жизнью, ее остатком. Довольно он в цветущем возрасте распоряжался чужими…
      Однако! Сколько ни пей, все равно не всегда наши желания совпадают с нашим сознанием (и подсознанием). И те, кто далече, отнюдь не торопятся в категорию иных, кого уж нет. К тому же, норовят из своего далека вдруг стать поближе, еще ближе, и еще ближе… судя по нарастающему рокоту многосильного «ма-зератти».
      Автомобили здесь, в краю непуганых косуль, сравнительная редкость. Роскошный, цвета «мокрый асфальт», «мазератти» — тем более.
      И старик Вильям Молдер застывает с пустым стаканом на полпути к бару, куда брел добавить. И он, старик Вильям Молдер, в отличие от местных непуганых косуль, очевидно напуган. И цепляется за спасительную мысль-соломинку: может, все-таки не сюда, не ко мне?
      Сюда, Билли, сюда. К тебе, Билли, к тебе. Колокольчик над входом: «Трень-брень!» Размытый, нечеткий силуэт за стеклянной дверью.
      Старик Вильям Молдер знает и опознает этот силуэт — даже размытый, нечеткий.
      Так и есть. Лучше бы не было.
      — Ну, здравствуй, Билли.
      — Зачем ты здесь? — Старик Вильям Молдер даже ритуально не пожелал здравствовать гостю.
      — По делу, Билли, по делу. По неотложному делу и, как ты догадываешься, государственной важности.
      Ну разумеется! Как же еще! Только так и не иначе! Мистер Никотин… ведь иначе его не называли ни тогда, почти полвека назад, ни теперь, наверное… Мистер Никотин всегда по самую макушку в деле государственной важности — и тогда, полвека назад, и теперь, наверное. Вот и «звезды и полосы» реют за спиной гостя так, будто это не старик Молдер еще утром поднял их на флагшток, но Мистер Никотин приехал на «мазератти» с развевающимся знаменем, воткнул его в землю и дернул колокольчик: открывай и сразу обрати внимание, Билли, — государство это я.
      — Но мы же договаривались давным-давно, что ты ни в коем случае и никогда…
      — Мы договаривались давным-давно. С тех пор много воды утекло. И не только воды. Утечка, Билли, она всем утечка. Информации, в том числе. Самой закрытой информации, в том числе.
      — Не хочешь же ты сказать…
      Мистер Никотин не хочет сказать. И не хочет, чтобы хоть кто-то, хоть одна живая душа сказала. .. Вот об этом и поговорим, Билли. М-м?
      Они поговорили.
      Ранее непочатая бутылка «Джонни Уоке-ра» опустела. Впрочем, Мистер Никотин и не пригубил. Он непьющий.
      Ранее кристально чистая пепельница переполнилась. Впрочем, Вильям Молдер и не затянулся. Он некурящий.
      — Никто никогда не должен был узнать… — тяжело, в полупьяной медлительности, запоздало посетовал старик Вильям Молдер.
      — Кто из нас способен предсказать будущее, Билли?! Фантасты? Но и они при всей своей буйной фантазии не предвосхитили появление компьютера. А теперь компьютеры — обычная домашняя бытовая техника. Вроде пылесоса или холодильника.
      — Да-да… И средство промышленного шпионажа… Вроде пылесоса или холодильника… Высасывается информация. Замораживается и хранится вечно… Да-да… Ничто не вечно. Тайны тоже. Нет ничего тайного, что не стало бы явным… Да-да…
      — Билли?
      — Все данные нужно было уничтожить! Там же и тогда же! — и сухоньким кулачком по безвинному столу: — Там же и тогда же! Там же и тогда же!
      — Билли, Билли! Побереги себя… Мы, со своей стороны, сделали все возможное и невозможное. Мы организовали информационный залп и не один. Если нельзя утаить, то надо выставить напоказ, но так, чтобы даже последний кретин понял: это, выставленное напоказ, — бред и мистификасьон… Мы отсняли и запустили в мир дурацкий кадр с дуболомом Ремейем, дурацкую пленку с коллоидными муляжами а ля «I.T.» Спиллберга.
      — Я не хожу в кино.
      — И правильно делаешь, Билли! Немного потерял! Хотя спиллберговский инопланетянин весьма забавен. Дети в восторге. А наш муляж в препараторской — один к одному из «I.T.». И абсолютно ничего общего с теми… из Розуэлла. Более того! Мы по-черному от-пиарили прошлогоднюю премьеру «Русского следа» на нашем канале TNT…
      — Я не смотрю канал TNT. Я вообще стараюсь не смотреть телевизор.
      — И правильно делаешь, Билли! Немного потерял! Хотя фильм не лишен поучительности. Его слепили якобы папарацци TNT якобы о свердловском, 1968 года, аналоге Розуэлла якобы в подмосковном Алабино. Нормальный кошмар — русские войска ПВО сбили в небе над Свердловском летающую тарелку, а уцелевших после катастрофы гуманоидов хирурги-кагэбэшники затерзали на операционном столе. Документальная лента, с риском для жизни вывезенная бывшим комитетчиком, выбравшим свободу. Бутафория, по сравнению с которой Санта-Клаус — воплощение реальности!.. Дальше больше! Мы даже через нашу турецкую резидентуру озвучили «радио» — НЛО в Азербайджане: в Бакинской бухте на глубине восьмидесяти метров покоится потерпевший аварию инопланетный корабль, рухнувший в Каспий несколько дней назад. Плюс подлинные слова заглотнувшего наживку аборигена из сектора космической сейсмологии: «Помимо научного значения, „тарелка“ имеет и прикладное. Ее оборудование оценивается в триллионы долларов. И официальный Баку не намерен ни с кем делиться!» Форменный блеф, разумеется. У армян — панацея от СПИДа, «арменикум», а тогда у азербайджанцев «тарелка» в триллионы долларов! Кто поверит?.. И наконец! Мы слили через Интернет целую серию материалов, секретных материалов. Естественно, некоторым образом препарировав.
      — Я не пользуюсь Интернетом.
      — И правильно делаешь, Билли! Немного потерял! Глобальная Сеть настолько глобальна, что в ней застревает преимущественно мусор. Так вот, насчет мусора. Когда различные таблоиды, скачивают из Интернета нашу полудезу и печатают ее в своих изданиях, то тираж, возможно, и повышают, но доверия к таковым икс-файлам, несомненно, убавляют. Особенно, когда и если издание ради пущей рекламы так и называется «Икс-файлы». Читателя-обывателя привлечет, но не в качестве «чистой монеты»… В общем, Билли, старина, мы проделали большую работу.
      — Которая пропала даром, так? Сизифов труд,так?
      — Ну почему даром…
      — Потому что ты приехал ко мне. И шантажируешь меня дальнейшей судьбой моего сына. Или вам было мало Саманты, мало моей дочери?!
      — Нам? Не нам, Билли. Побойся бога, Билли! Ты же знаешь, что не нам.
      — Знаю. А… Фокс — тоже не вам?
      — Нам он, по существу, не нужен. Нам нужны икс-файлы, которые ему ненароком достались.
      — А откуда вы знаете, что они ему достались? Откуда?!
      — Да понимаешь, Билли, один никчемный человечек, сдуру выкравший их из директории Министерства обороны, признался, как на духу, что передал дискетку с данными твоему, Билли, единственному и такому непоседливому сыну. И этот никчемный человечек вряд ли лжет. В нашем арсенале не единственный способ заставить любого человечка говорить… И не единственный способ заставить любого человечка молчать. Ну ты понимаешь меня, Билли…
      — Боже мой! Почему, почему все данные не уничтожили там же и тогда же!
      — Увы, Билли, сожаление о несделанном, как и сожаление о сделанном, сопровождает нас всю жизнь — от колыбели до могилы.
      — О какой… о чьей могиле ты говоришь?
      — Билли, старина! Что ты! Фигура речи, не более. Без конкретики, без имен… Кстати, в этих икс-файлах фигурирует и мое имя, и твое… Но все эти икс-файлы настолько угрожают нам, насколько быстро будут расшифрованы. Быстро — не получится. Ни у кого. Таким образом, некоторая фора. Экая роскошь!.. Любишь роскошь, Билли? Нет, не любишь. Скромно живешь, Билли, вижу… Однако я не хочу, чтобы факты всплыли в принципе! Хоть когда-нибудь. Ты понимаешь меня, Билли?
      — Только не делайте ему ничего плохого!
      — Я отстаивал его до тех пор, пока… Словом, отстаивал. Надо мной тоже есть начальство. Но твой сын, Билли, кажется, сорвал привязь и намерен действовать на свой страх и риск. Должен предупредить, Билли, — это серьезный страх и немалый риск. Ну-ну, Билли! Побереги себя. Нет, понимаешь, у нас хлопот, как Фокса Молдера превращать в мученика за идею!
      — Но если Фоксу все-таки суждено узнать, что я тоже вовлечен… то пусть тогда я сам ему…
      — Билли! Ты всегда был себе на уме и, вижу, хорошо сохранился в этом смысле. Настоятельно рекомендую, Билли — если твой сын попытается связаться с тобой, отрицай все и вся… Самая выигрышная позиция — отрицать все и вся. Основополагающий принцип, Билли. Понимаешь меня?
      Старик Вильям Молдер понимает мистера Никотина, понимает. А что ему остается!
      Профессор Молдер, вы большой ученый. В биологии, генной инженерии и прочих смежных науках знаете вы толк. А Мистер Никотин — простой госслужащий и чей-то под-чиненныНРно, в свою очередь, под его началом спецподразделение «Полярный волк».
      Когда твари испуганы, они очень агрессивны.
      — Очень приятно было с тобой встретиться снова, Билли. Ты выглядишь молодцом. Повторюсь, хорошо сохранился.
      Это он слукавил на прощание, мистер Никотин. Или он лукавил с самого начала? Так или иначе, но профессор Молдер сохранился плохо. Старик Вильям Молдер и впрямь старик — по сравнению с мистером Никотином. А ведь почти ровесники. Вместе начинали полвека назад — каждый на своем месте, но в единой системе… ценностей.
      И призадумаешься невольно, что вредней — беспробудно пить или без продыха курить!
 
      Вашингтон, округ Колумбия 13 апреля, ночь
      Вредней — глотать «колеса». Они погружают в забытье, приносящее временное облегчение. Но, будучи в забытьи, по ту сторону сна, теряешь контроль над тем, что по эту сторону сна, то есть в действительности.
      Лежать в своей квартире на диванчике, не скинув и обуви, и видеть сны, быть может.
      Вот в чем трудность — какие сны приснятся в крепком сне, когда ты сбросил этот бренный шум, под воздействием снотворного. Кошмары не замучают?
      Нет, трудность не в том, замучают кошмары или не замучают. Сон разума, конечно, рождает чудовищ. Но они, монстры, виртуальны. Они из подсознания выползают, пока разум в отключке, и туда же, в подсознание юркают, стоит пробудиться.
      Настоящая трудность, агент Молдер, в том, что пока разум в отключке, в квартирке могут материализоваться не воображаемые, а реальные монстры — явочным порядком…
      Спи, моя радость, усни — а к дивану на бесшумных цыпочках приближается и приближается некто, склоняется и склоняется над тобой, протягивает и протягивает руку, в которой зажат…
      Но агент ФБР — всегда агент ФБР. И в последний миг чуткий сторожевой рецептор спящего организма гаркает: «Молдер-р-р!» Я! «Палочка от нуля!!! Берегись!»
      Ладонь Молдера на автоматизме ныряет под подушку и выныривает оттуда уже с пистолетом. Еще не успев разлепить глаза, Молдер уже целит табельным оружием в…
      — Тс-с-с… Молдер, Молдер. Это я, Скалли.
      Уф! И в самом деле, Скалли. И в руке у нее ничего не зажато. Просто хотела потрогать за плечо, разбудить.
      Однако! Так недолго лишиться напарника!
      — Скалли… Уф!.. Я ведь мог выстрелить.
      — Мог? В меня?
      — Откуда мне знать, что это ты! Я спал:
      — Так крепко, что не реагировал на мои звонки. Ни по телефону, ни вот сейчас, в дверь.
      — Таблеток наглотался.
      — Реакция у тебя сохранилась. Еще та реакция. Что, действительно, пальнул бы?
      — Ну, извини.
      — Забыли!.. Я искала тебя на работе, не нашла. Забеспокоилась. Звонила сюда — никто не снимает трубку. Вот… пришла.
      — Я же заперся. Как ты пришла? То есть… вошла?
      — Молдер! У меня же второй ключ. Мы же партнеры.
      — Давай все же выберем слово «напарники».
      — Мы же напарники. Ты сам мне доверил ключ, еще когда…
      — Да помню, помню… Стоп! Зачем же ты звонила, если у тебя есть второй ключ?
      — Из вежливости, сэр! Из природной тактичности. Мы же напарники, а не партнеры.
      Женщины иногда не уступают по ядовитости пустынной гремучке. Особенно когда им наступают на хвост. Скалли — женщина. Хоть и агент.
      — Ну, извини еще раз!.. Просто голова чугунная. Наверное, у меня лихорадка. Может быть, предчувствие, что гореть мне синим пламенем на этих чертовых слушаниях, на дисциплинарной комиссии.
      — Кстати. Меня сегодня вызывали.
      — И что ты им сказала?
      — Что у нас все отлично!
      — В таком случае ты им сказала правду, одну только правду и ничего, кроме правды. И да поможет тебе в этом бог!
      Мужчины иногда не уступают по ядовитости женщинам. Нет, все-таки уступают. Сарказм Молдера какой-то… усталый, вымученный.
      — Молдер, ты сам нарвался на неприятности. Они только и ищут повод… а ты вдруг так подставился.
      — Ладно-ладно, я скажу им, что весьма сожалею и больше не буду, и что давайте забудем…
      — Никто не забыт и ничто не забыто, Молдер. Ты видел, какой у Скиннера фингал?
      — А будет знать!
      — Молдер, оставь это мальчишество. Скажи лучше… Эти икс-файлы… Ты знаешь, у кого еще они есть?
      — А что?
      — А то, что мне сегодня пришлось солгать. Я поставила под угрозу свою репутацию и карьеру. Если они выяснят, что эти икс-файлы у нас…
      — А как они выяснят?
      — А если они уже выяснили?
      — Ты же сказала, что тебе пришлось солгать.
      — Я — не единственный источник информации.
      — Мы — вместе?
      — Я же сказала тебе — у НАС. Мы парт-не… Напарники. Вопрос в другом — стоит ли игра свеч?
      — Мне! Нужно! Знать! Что! Внутри! Найди мне кого-нибудь, кто мог бы расшифровать…
      — У меня утром встреча кое с кем… Возможно, кое-что удастся выяснить. Мне нужно лишь нечто вроде заверения от тебя, что нас не повесят из-за всей этой затеи, что я поступаю правильно.
      — Ты поступаешь правильно. Нас повесят.
      — Гарантируешь?
      — А что?
      — Я бы предпочла электрический стул. Более эстетично. И не повредит прическу.
      — То, что у тебя на голове, ты называешь прической?
      — На себя посмотри! Страшила-муд… рый! Для такого случая вызову напоследок в камеру парикмахера, сделаю шестимесячную завивку.
      — Может, тогда лучше газовую камеру? Или инъекцию? Леди?
      — О, вы так любезны, сэр.
      — Я стараюсь, леди… Но, кроме шуток, Дэй-на, при всем богатстве выбора другой альтернативы нет.
      — Что ж, на нет и суда нет, напарник.
      — Суда действительно не будет, Скалли.
      — Вот и я говорю!.. Да! И еще одно. Просто хочу знать. С чего вдруг ты набросился на Скиннера?
      — Сам голову ломаю. Честно? Понятия не имею.
      — Тогда я пошла, что ли?
      — Куда?
      — Молдер! Кое-куда! Я же сказала — у меня встреча. Возможно, кое-что удастся выяснить. Не хочешь составить компанию?
      — Хочу. Но не составлю. У тебя своя компания, у меня своя. Пока ты ходишь, я здесь еще посижу. Возможно, и у меня встреча. Здесь. Возможно, и мне кое-что удастся выяснить… Скалли! Прекрати смотреть на меня, как на шизофреника!
      А как еще прикажешь, агент Молдер, на тебя смотреть, если без всякой видимой связи с произнесенным ты начинаешь сосредоточенно вскрывать упаковку скотча, отматывать и отстригать сначала одну белую полоску, потом вторую, потом сосредоточенно лепишь эти полоски косым крестом в правый нижний квадрат окна, потом сосредоточенно пялишься сквозь стекло на безлюдную улочку… Что, эта, Молдеровская сторона улицы при обстреле наиболее опасна? Тем более нечего сидеть напоказ мишенью, помеченной крестиком! . — Молдер?
      — Скалли? Ты еще здесь?
      — Знаешь, чтобы не смотреть на тебя, как на шизофреника, придется общаться с тобой, зажмурившись!
      — Ну-ка? Угу! Знаешь, тебе так больше идет! Только не попади под машину.
      — Кому суждено быть повешенным… Ты меня дождешься? Никуда не исчезнешь?
      — Разве что инопланетяне похитят. Сижу сиднем, жду тебя.
      — Слово, напарник?
      — Слово, слово!
      Вольно же агенту Молдеру и агенту Скалли бодриться, выбирая друг для друга наиболее приемлемый способ перехода в мир иной. Юмор висельников!
      А между тем, если полазить по Интернету, пополняя багаж знаний об аномальных явлениях, то изредка такое выудишь, такое!
      Вот какое:

ЖЕСТОКАЯ СТАТИСТИКА.

      Принимаясь за новый роман, затрагивающий проблему наблюдений и исследований НЛО, небезызвестный автор бестселлеров Сидни Шелдон затребовал статистику по специалистам, так или иначе причастным к изучению феномена «летающих тарелок» и сделал интересное наблюдение. Оказывается, именно среди этих людей смертность высока как нигде в другой области профессиональной деятельности. Причем гибнут лучшие — серьезные исследователи, профессура — кто чисто конкретно мог приоткрыть завесу тайны над феноменом НЛО.
      Несколько примеров из «Списка Шелдона». (Более чем десятилетней давности, а значит, проверено временем):
      Октябрь 1986 года. Профессор Аршад Шариф удавился, привязав один из концов веревки к дереву, другим затянув себе шею и резко рванув свою машину с места.