Муха с капризами

Муся отлично знала свое имя и, когда ее звали, бежала из самых далеких уголков, забавно кланяясь и помогая себе крыльями. Когда Крися говорила галке: "Поцелуй меня", Муся немедленно садилась к ней на плечо и клювом притрагивалась к ее губам. К концу лета галка умела уже по команде махать крыльями и делать сальто. Делала она это так: засовывала голову себе между ног и переворачивалась навзничь. Умела она танцевать, переступая с ноги на ногу, два - три шага вправо, два - три влево. Танец этот назывался в нашем доме "галочьим казачком". Он имел большой успех как у нас, хозяев, так и у гостей. Да что я говорю! "Галочий казачок" славился во всем городе!
      4
      Вы, конечно, хотели бы знать, как мы учили наших животных разным штукам, правда?
      И, наверно, удивитесь, если я вам скажу, что мы их вообще не учили. Это они сами показывали нам, что умеют, что могут сделать.
      Мы только уславливались с ними, что по такому-то нашему знаку они будут делать то или это. Понимаете? Нет? Ну, тогда послушайте.
      Все фокусы, какие показывали наши животные, начинались случайно. Кто-то из нас, например, заметил, что Мусд, когда была голодна, садилась на подлокотник кресла и бегала по нему взад и вперед, вытягивая голову и громко напоминая о том, что ей пора подкрепиться. С тех пор мы кормили ее только на кресле. И она никогда не получала еды, пока не исполнит свой танец.
      - Танцуй, Муська, танцуй! - объясняли мы ей, если она упрямилась. - Ничего не получишь, пока не потанцуешь! Ну, Мусенька, "казачка"!
      И кто-нибудь одновременно насвистывал или напевал мелодию "казачка".
      Муся очень быстро поняла, что, не побегав по креслу, не получит еды. И так привыкла к этому, что потом, когда хотела есть, исполняла свои пляски всюду: на столе, на полу, на окне. Если никто не обращал внимания на ее танец, она сердилась и кричала на нас:
      "Как так? Что же это такое? Я танцую, а вы - ничего? Что это за порядки в доме?!"
      А потом уже достаточно было позвать Мусю, засвистать ей ту самую, знакомую мелодию - и Муся немедленно начинала выделывать кренделя.
      Отработав свое, галка останавливалась и глядела нам в глаза: "По-моему, вполне достаточно!"
      И с этого момента ее уже никакими силами нельзя было заставить повторить танец. Разве что новым лакомством. После каждого своего выступления она, конечно, получала то, что ей причиталось. С животными надо поступать так же честно, как и с людьми. Не дай бог обмануть! Животное перестанет вам доверять. А разве можно жить'в дружбе с тем, кто не питает к нам доверия?
      Должен вас, впрочем, предупредить, что не всякое животное сразу поймет, чего вы от него хотите. Одни не понимают нас по недостатку сообразительности, а другие - потому, что простонапросто не желают.
      Тупи, наш Тупи, был пес выдающегося ума. А лапу никогда подавать не хотел. Не желал, и всё тут! Когда мы пытались убедить его не упрямиться, он только смотрел на нас с обидой:
      "Да оставьте же вы меня в покое! Что вы ко мне пристали! Зачем вам нужно, чтобы я подавал лапу?" Вот что хочешь, то и делай!
      5
      Но... Господи, всегда найдется какое-нибудь "но"! Наше "но" появилось, когда лето уже шло к концу.
      Катерина любила после обеда вязать на спицах какие-то никому, в сущности, не нужные теплые носки. Крися в это время читала ен вслух. Присутствовала, естественно, и Муся - как же без нее могли обойтись? Обе дамы заговорились о приключениях героя или героини книги. Вдруг Катерина ахнула: спицы исчезли, Муся тоже. Через минутку она вернулась, уселась на стол и смотрит на всех совершенно невинно, как ни в чем не бывало. Катерина ищет спицы, перевернула весь дом. Как сквозь землю провалились!
      И с этого как раз и началось наше "но". Сколько Муся наворовала шпилек, пуговиц, карандашей, гвоздиков, крючков, кнопок-этого ни в сказке сказать, ни пером описать! Мало того, что она таскала их, когда они валялись где попало. Она научилась открывать коробки, спихивая их со стола или с полки. И была она таким ловким и хитрым жуликом, что о пропаже мы узнавали, только когда исчезнувший предмет становился необходим.
      Муся, кстати, приучила меня курить трубку. Потому что все мои папиросы исчезали бесследно.
      То что Муся обкрадывала нас, хозяев, это еще полбеды. Можно сказать, что это было нам в известной мере даже полезно. Мы приучились к порядку. Ведь все приходилось тщательно прятать в шкафы и ящики. Хуже было, когда Муся упражняла свои таланты на наших гостях. Не раз приходилось вступать в весьма неприятные объяснения. Поэтому, когда мы узнали все достоинства нашей черной жемчужины, мы без всякого милосердия стали запирать ее на два оборота ключа, едва у нас появлялись гости.
      Несмотря на эти предосторожности, все же бывали достаточно неприятные происшествия.
      Пришла к нам впервые с визитом некая чета, весьма чопорная и весьма чувствительная в отношении хороших манер. Сидим в гостиной. Разговор что-то не клеится. Вдруг - скок-скок, появляется Муся. Я хочу ее убрать, но дама-гостья оживляется и начинает рассказывать о том, как она любит животных. Спрашивает, как зовут галку... Муся? Оказывается, что и даму в детстве звали Мусей! Дама начинает любезничать со своей тезкой, а у меня мурашки по спине бегают, потому что у дамы-Муси приколота брошка! А наша галка теряет всякое самообладание при виде блестящих предметов!
      Муся тем временем танцует. Смех. Муся делает сальто. Полный восторг. Гость наклоняется над столом. Улыбается галке. И - конец всему. Муся изо всех сил клюнула золотой зуб, блеснувший во рту нашего гостя.
      Прощай, золотой зуб! И еще какая-то коронка треснула! Словом, так было неприятно, что лучше об этом не вспоминать...
      6
      Зимой Душек стал домоседом. Примерным обитателем нашего двора. И уж как это вышло, неизвестно, но только Муся с ним подружилась. Стала его парикмахером. Расчесывала ему шерсть. Целыми часами. Когда он лежал, выбирала на нем самое теплое место. Забиралась в изгиб собачьего живота и дремала там в тепле.
      Катерина рассказывала как совершенно несомненный факт, что галка крала для Душека на кухне кости. Я не очень верил в это. Вопервых, сам я этого никогда не видел, а кроме того, Катерина, с тех пор как Муся украла у нее медальон, рассказывала о воровских проделках галки самые фантастические сказки. Если бы Катерина рассказала мне, что Муся в сообщничестве с Душеком вынесла из дому рояль, я бы вовсе не удивился! В общем, насчет костей не знаю, а знаю только то, что Муся и Душек стали неразлучными друзьями.
      К концу зимы Муся начала беспокоиться. Все время порывалась куда-то лететь. Взлетала то на крышу, то на деревья. Потом пропала. Целый день ее не было дома. Вернулась к ночи. Опять исчезла на несколько дней. И снова вернулась. Наконец о чем-то поговорила с Душеком и исчезла окончательно.
      А солнце уже основательно припекало, и на монастырской звоннице начались предварительные совещания по жилищному вопросу.
      Мы поняли, что Муся пошла своей дорогой, и пожелали ей найти свое счастье. Правда, мы были уверены, что осенью, когда поля опустеют и для галок придут черные дни, Муся вернется в наш дом.
      Как обстояло дело в действительности, знал один Душек. То и дело бегал он к монастырю, хотя пути его обычных странствий вели в совершенно ином направлении. Я сам его там видел. Он стоял, задрав вверх голову, и смотрел на галок, летавших около звонницы. Я уверен, что он навещал Мусю. Зачем иначе было ему ходить туда?
      Как-то в конце марта у Душека было опять хорошее настроение. Мы пошли в город вместе. Зашли на почту. Возвращаемся. Идем мимо монастыря. Подходим к колокольне. Вдруг - бах!
      Начальник почты выпалил в галок из своей пушки. Одна из птиц, та, которая как раз совершала круг возле звонницы, остановилась в воздухе и, словно выпавший из окна листок бумаги, немного покружилась и упала на землю.
      Первым подбежал к ней Душек. Он трогал галку носом. Слизывал капли крови. Он узнал Мусю. Погибла, бедняжка, именно тогда, когда все складывалось так, что она могла стать счастливой!
      Ну разве не правда, что у начальника почты в груди вместо живого сердца была губка, пропитанная уксусом и желчью?
      ЦИРК НА ДВОРЕ
      Пройдя по нашей улице до самого конца, вы попадали на площадь. Площадь была большая, пустая и мало интересная. Летом там развлекались собаки со всего местечка, а зимой ребята устраивали катки - луж на площади было больше чем нужно.
      Я уже даже не помню, как эта площадь называлась. Помнится, на табличках было написано какое-то громкое и торжественное название. Однако народ называл ее не слишком уважительно: старый свиной базар. И под этим названием и знал площадь каждый малыш в городе.
      В один прекрасный день на обычно пустом базаре стало шумно. И даже тесно. Все мои знакомые мальчишки с самого утра торчали там. Матери не могли их дозваться на обед.
      Что же случилось? - спросите вы.
      Приехал цирк! Настоящий цирк!
      Тут, пожалуй, никто из вас не удивится тому, что ребятишкам трудно было усидеть дома. Цирк!
      Во-первых, белый круглый шатер - шапито - под полотняной крышей! Да еще домики на колесах! Смешные, прямо игрушечные! С окошечками, в которых были настоящие стекла! С трубами, из которых валил дым! И самое главное клетки со зверями! Каждый из вас согласится, что тут было на что таращить глаза с утра до вечера, верно?
      Я-то не очень всему этому радовался. Не люблю цирка! А уж на дрессированных зверей смотреть не могу. Слишком хорошо мне известно, сколько страданий должны перенести несчастные создания, пока человек сделает из них цирковых артистов.
      Но ведь не зря были у меня разные босоногие знакомые!
      Благодаря этой устной почте я каждый час узнавал все последние новости со свиного базара. И то, что шатер уже готов. И то, что завтра начинаются представления. И то, что там есть два настоящих тюленя. И обезьяна, которая будет прыгать через огонь.
      И вдруг прибегает ко мне один конопатый гонец. Помнится, пятиклассник.
      - Ой, беда, беда! Несчастье! - кричит он еще в воротах, и мордашка у него такая перепуганная, будто полгорода охвачено пламенем. - Не будет цирка! Продают цирк!
      И до тех пор уговаривал он меня, упрашивал, умолял, пока я не пошел посмотреть, что же случилось. Ну и увидел я настоящую беду. Человеческое горе! У хозяина цирка были какие-то неоплаченные долги.
      И за эти долги действительно распродавали все его имущество.
      Ценные звери уже нашли новых хозяев. Но никто не хотел купить ослика. Он был мал ростом, бедняжка, - немного побольше рослой собаки, и, видимо, немолод. И никому не хотелось его задаром кормить.
      Не зная о своем сиротстве, ослик спокойно пощипывал травку и стриг ушами...
      Жаль мне стало длинноухого. Тем более, что даже хозяин цирка не очень беспокоился о том, что с бедняжкой будет. Он, видимо, решил бросить его тут же на лугу и предоставить воле божьей.
      - Я покупаю осла, - говорю.
      Заплатил я несколько злотых и уже беру его за поводок.
      А какой-то немолодой человек, один из циркачей (помню, что был у него во рту только один зуб, и тот порядком подпорченный), похлопал осла по темной ленте на спине и говорит:
      - Старый-то он старый, но еще молодец! О, молодец! И умный, как человек! - Взял он осла за морду, посмотрел ему очень ласково в глаза, потрепал по лопатке. - Ну, иди, старик, иди за этим паном, иди... -говорит. Вздохнул, отвернулся и ушел.
      А Молодец повел ушами, тряхнул головой и пошел за мной, как собака. Но у самого края площади осел вдруг остановился, оглянулся на цирк и как заревет!
      Не знаю, слышали ли вы когда-нибудь ослиный рев. Могу вас заверить, что он ни капли не похож на соловьиное пение! Больше всего напоминает он стоны человека, который подавился костью и теперь судорожно хватает воздух.
      Я думал, что у меня перепонки в ушах полопаются от этого рева.
      Прислушавшись, я понял, что Молодец плачет. Да, да, плачет! Ведь ему приходится расставаться совсем, что ему близко и знакомо. Со всем, к чему он привык издавна, пожалуй, с первых дней своей ослиной жизни.
      - Пойдем, маленький, пойдем! - говорю я ослику и глажу его как можно ласковее по заплаканной мордашке.
      Замолчал. Поглядел на меня. Стригнул ушами. И поплелся за мной, низко опустив голову, как человек, которому уже все равно, что его ожидает... С тех пор Молодец поселился у нас на дворе. Он был такой маленький, что о стойле для него заботиться не пришлось.
      Я поместил его в сарае. Ослик был тощий, заморенный, жалкий. Видимо, цирку давно не везло и Молодцу пришлось основательно попоститься. Надо было его поставить на ноги. Я откармливал его как мог, а Крися угощала сахаром.
      И Молодец быстро пошел на поправку. Но как только наш ослик немного откормился, он начал показывать свой нрав.
      Во-первых, стал реветь. Ревел утром, ревел в обед, ревел после обеда и перед ужином. Ревел на весь город! И, естественно, вскоре то один, то другой сосед деликатно спрашивал у меня, долго ли я намерен еще держать у себя эту иерихонскую трубу...
      Если бы он только ревел! Это было бы еще полбеды. Но вскоре он стал прямо-таки бичом всего двора. Ни с того ни с сего лягался. Оскалив зубы, бросался на собак. Скверно, очень скверно получалось...
      Мы ломали голову, пытаясь понять, что же приключилось с нашим осликом. Характер у него испортился - это было ясно. Но почему? По какой причине?
      Неожиданно все выяснилось. И притом тогда, когда этого никто из нас не ожидал.
      В этот день Молодец был особенно сердит. И даже после обеда настроение у него нисколько не улучшилось. Тут на дворе у нас вдруг появился огородник из Грубно. Звали мы его "Всяко бывает", потому что к каждому слову прибавлял он это присловье и чаще всего - ни к селу ни к городу. Но ему, по-видимому, это "всяко бывает" казалось очень красивым выражением.
      Всяко бывает был озорник. Любил попугать наших животных. Но только в шутку, не зло. Ни собаки, ни кошки, ни даже куры не боялись его.
      "Знаем, слыхали!" - говорили они и снисходительно поглядывали на Всяко бывает.
      На этот раз Всяко бывает стоял посреди двора и щелкал кнутом. Раз, второй, третий.
      После первого щелчка Молодец встрепенулся, насторожил уши. После второго - уморительной рысцой понесся вокруг столба, стоявшего посредине двора. После третьего - сделал крутой поворот и побежал в обратную сторону. А после четвертого!..
      После четвертого наш Молодец стал выкидывать такие коленца, что и Крися, и я, и Всяко бывает, и даже тетка Катерина попадали со смеху.
      Осел лягался и прыгал, снова лягался и прыгал взад и вперед. И все это так серьезно, с такой важностью. Умора, да и только!
      Очевидно, это был коронный номер нашего Молодца в цирке. И, видно, зрители всегда надрывали животы, смеясь над его прыжками, потому что ослик нисколько не обиделся на наш смех. Наоборот! Закончив номер, он посмотрел на нас с таким гордым выражением, словно говорил:
      "Вот что значит старая школа! Неудивительно, что вам нравится. Конечно, цирк у вас тут чепуховый, но артист - везде артист!"
      С той поры плохое настроение Молодца как рукой сняло. А у меня на дворе появился свой цирк!
      Все ребята - а я вам уже говорил, что школа была у меня под боком мчались, не жалея ног, чтобы посмотреть, какие фокусы откалывает мой Молодец. Пришлось мне приобрести кнут, потому что без музыки ослик не желал танцевать.
      Вы, может быть, думаете, что ослик показывал свои штуки в любое время, стоило его попросить? Ошибаетесь. Он исполнял свой номер только три раза в день: утром, после обеда и вечером. В другое время можно было щелкать кнутом сколько угодно - Молодец и ухом не вел.
      "Простите! -возмущенно стриг он ушами. - Все хорошо вовремя! Настоящий цирковой артист работает только на утренней репетиции, на дневном и вечернем представлениях. А сейчас попрошу оставить меня в покое. Я свои обязанности знаю!" Ну что ты с ним будешь делать?
      С ребятишками, которые приходили полюбоваться его штуками, Молодец жил в дружбе. Он выходил их встречать на улицу, позволял себя гладить, чесать свой мохнатый лобик. А с Крисей целовался. Да, да, целовался! И не с какой-нибудь корыстной целью. Просто так, от всей души.
      Бывало, сидим мы с Крисей на ступеньках и разговариваем, а Молодец разгуливает по саду.
      Вдруг Крися подскакивает. Что случилось? Это потихоньку подкрался к ней Молодец и, вытянув свои мягкие губы, словно хобот, схватил Крисю за локоны. Или за ухо. Или ласково провел губами по ее щеке. А сам смотрит ей в глаза, прижав ушки к затылку.
      "Люблю тебя, малышка!" -говорили тогда его добрые глаза. Славный был ослик!
      Случались у нас с ним, конечно, и неприятности, не без того.
      Ослы не так разборчивы в пище, как их ближайшие родственники - лошади. Наш Молодец ел все, что только можно было жевать. Старая метла нравилась ему ничуть не меньше, чем капустные листья, солома - не меньше отборнейшего овса. Должен вас уверить, правда, что в огороде и в саду он ничего не трогал. Его не приходилось привязывать. Он прекрасно знал: то, что растет на грядках, - не для него. И щипал себе потихоньку траву, а посадок никогда не трогал. И все же...
      И все же однажды слопал соломенную шляпу, которую некая дама положила возле себя на скамейке. А шляпа, оказывается, была очень модной, и хозяйка уверяла нас, что шляпа эта необыкновенно ей идет! Вернее, шла!..
      В другой раз наш Молодец соизволил сжевать совершенно новые кожаные перчатки!
      А как-то во время весьма торжественного ужина осел перевернул сахарницу, съел весь сахар до последней крошки, зацепил языком кулич, и, прежде чем мы успели ахнуть, кулича и след простыл!
      Крикнуть на него за это? Не дай боже! Он обижался, отбегал на несколько шагов и ревел.
      А, как я вам уже говорил, ослиный рев мало, очень мало напоминает пение соловья. Ошалеть можно было от этих ослиных жалоб и упреков!
      Случай открыл нам еще один талант нашего Молодца. Я купил маленькую тележку. Легкую повозочку на двух колесах для сада. Доставили мне эту повозку вечером. Молодец посмотрел на этот новый предмет обстановки без всякого интереса.
      Тележка осталась на ночь на дворе. Осел пошел спать в сарай. А утром - дикий рев?
      Молодец вопит, словно с него живьем кожу сдирают. Выбегаю во двор...
      Осел стоит в оглоблях и просит, чтобы его запрягли! Сердится, от нетерпения топает ногами. "Что же это? Наконец есть повозка, пора уже ехать! А вы спите!" - выговаривает он нам. Наладили мы на скорую руку какие-то постромки, запрягли Молодца. Осел бежит к воротам и оглядывается - догадался ли кто из нас, наконец, пойти за ним! Пошла за ним Катерина. Молодец, как стрела из лука, полетел прямиком на рынок.
      Только он не желал идти по мостовой. Старался шагать обочиной. Там всегда после дождя собиралась грязь и было мягче ступать. А у Молодца копытца были маленькие, изящные, деликатные, и булыжники мостовой были для него чересчур жестки...
      С тех пор каждое утро Молодец ходил с Катериной на базар. Править им не нужно было. Он вскоре узнал все лавки, в которых Катерина делала покупки. Сам останавливался у дверей и ждал. Возвращаясь, всегда приостанавливался на углу возле нашего дома и ревел.
      "Прошу отворить ворота - мы вернулись!" - сообщал он на весь город. И влетал, таща за собой повозку, во двор. Так бывало утром. Но пусть бы Катерина попробовала отправиться за покупками на тележке в другое время! Молодец смотрел на нее исподлобья, стриг ушами.
      "Хватит и одного раза,-заявлял он твердо.-Твое дело помнить, что ты должна купить, а мое дело - привезти покупки домой. Но только раз в день, не забывай!"
      И ни за что не давал себя запрячь. Лягался и ревел изо всей мочи.
      "От работы я не отказываюсь, - говорил он. - В труде - весь смысл жизни. Но на все свое время. Порядок - прежде всего!"
      Можно ли сказать, что наш Молодец был лентяем? Ни в коем случае! Был ли он упрямым? Тоже нет! У него были свои принципы, и все.
      А сколько люди наговорили худого об ослах. Пожалуй, из всех животных человек больше всего обидел осла. Ведь кого называют ослом? Не буду вам объяснять - вы и сами знаете. Да и разговаривать на эту тему неприятно. Впрочем, каждый, кто имел дело с настоящим ослом - с четвероногим, у которого такая славная, милая мордашка и коровий хвостик, знает, что между ним и человеком, которого называют ослом, нет ничего общего. Из этих двух ослов я всегда предпочту своего Молодца. А вы как думаете, ребятки?
      МУХА С КАПРИЗАМИ
      У меня была кошка-белая, пушистая, с шелковистой шерсткой. Говорят, ее родная бабушка была настоящей ангорской кошкой. Мы звали нашу кошку Пусей.
      Очаровательная была кошечка. Жила она со мной в такой сердечной дружбе, как редко кто из моих животных.
      Целыми часами лежала она, бывало, под лампой на моем письменном столе. Дремала. Время от времени, однако, открывала глаза - а были они синие, как васильки, - и внимательно глядела на меня. Потом вставала, выгибалась в изящную подкову, зевала так глубоко, что видно было ее розовое горлышко. И перед тем как снова улечься под лампой, не забывала сказать мне несколько теплых слов.
      "Слишком много читаешь по вечерам, дорогой мой!" - ласково упрекала меня она и клала свой пушистый хвостик поперек открытой страницы книги. Или деликатно протягивала лапку и задерживала перо, бегающее по бумаге. "Хватит этой писанины, - уговаривала она, - пора уже спать. Утро вечера мудренее!"
      У Пуси была одна большая странность. Вы, конечно, знаете, что почти каждый кот или кошка прекрасно умеет ходить по узким карнизам, по крышам. Говорю - почти каждый, потому что Пуся как раз этого сделать не могла. С ней делалось головокружение. И она как камень падала на землю.
      Бедное существо, несомненно, не понимало, почему так получается. И мы тоже сначала не знали, отчего наша Пуся падает то с крыши, то с дерева. Падает тяжело, не по-кошачьи - на лапы, а разбивается. И неделями потом не может встать.
      Когда мы нашли истинную причину, стали стараться не позволять кошке забираться так высоко, чтобы падение могло причинить ей вред.
      И все шло хорошо, пока не пришел этот май. Помню, что сирень цвела в тот год как сумасшедшая. У Пуси были малыши. Три этакие белые пуховочки на красных лапках, с хвостиками, как спички. Пока котята были слепые, Пуся не отходила от корзинки, служившей ей жильем. Но когда котята прозрели и стали поживее, она начала выбираться на охоту. Ну и забралась однажды на самую верхушку ясеня.
      И упала. Да так неудачно, что не оставалось ничего другого, как только похоронить ее под белой розой, которая росла у южной стены нашего дома...
      На этих похоронах была наша маленькая черная такса, по имени Муха. Она обнюхала кошку и убежала. Никто не обратил на нее внимания. Надо сказать, что Муха была особа капризная, и, особенно когда у нее бывали щенки, мы предпочитали не вмешиваться в ее дела.
      Главное, - эта собачонка была ужасно обидчива. Ни с того ни с сего с визгом, лаем, плачем она уходила из дому с таким оскорбленным видом, как будто больше уже никогда не вернется. Но через несколько часов Муха появлялась на дворе как ни в чем не бывало. И начинала с того, что бросалась на первого встречного.
      Порой она была слаще сахара, а то вдруг, неизвестно почему, жалила, как оса. Словом, дама с капризами.
      Похоронив нашу Пусю, начали мы думать, что же нам делать с сиротами. Кормить из соски? Что ж, можно попробовать. Попытка - не пытка. Правда, маловато было у нас надежды соской выкормить таких маленьких котят.
      Но не могли же мы оставить маленьких Пусят на произвол судьбы. Идем в сарай, где стояла корзинка Пусеньки. Заглядываем туда... Пусто! Котятами и не пахнет!
      Ай-ай-ай! Скажу вам откровенно, мне стало стыдно. Хорошо же я позаботился о детях моей бедной Пуси, - позволил им пропасть! Вот так так!..
      Да еще, признаться, было у меня недоброе предчувствие. Вспомнилось мне, что недавно видел я во дворе Лорда - добермана из дома напротив. Был это пес прожорливый и глупый. Он мог проглотить несчастных Пусят в мгновение ока. Ищем мы на всякий случай котят, перетряхиваем дрова, заглядываем в каждый угол. Ни следа! Гм, что ж делать? Пропали! Решили мы не пускать Лорда даже на порог. И это было все, что мы могли предпринять, правда?
      Прошла неделя, а может, и больше. Вдруг на дворе появляется Лорд. И направляется прямо к террасе, где Муха в глубокой нише под полом устроила свою детскую в старом ящике из-под гвоздей.
      Муха - к Лорду. Без звука, без предупреждения вцепилась ему в нос. Лордишка исчез, словно его ветром сдунуло! А Муха оглянулась на него раз, другой и с достоинством заковыляла на своих коротких ножках под террасу к ящику.
      И только там начался визг. Жалобы, упреки! Напищалась она, наплакалась вволю и, продолжая еще скулить от возмущения, приступила к генеральной уборке в детской. Происходило это всегда так. Сначала она осторожно выносила из ящика малышей. Потом перестилала сено и тряпки, которые отовсюду натаскивала - - вместо простынь и пеленок - для своих ребят.
      Вижу, Муха вытаскивает одного пищащего малыша, черногочерного, как и его мама. За ним - второго. Мы знали, что у нее только двое детей. Вот удивился я, когда Муха снова за чем-то полезла в ящик! Осторожно достает еще кого-то... Киска! Белая киска! Пусенок! Один, второй, третий!.. Весь выводок. Выходит, когда мы все позабыли о сиротах. Муха о них вспомнила. И приютила их.
      - Мушка, славная ты псинка, - говорю я и подхожу ближе.
      А Муха становится ко мне боком, заслоняя собой детей. Смотрит исподлобья.
      "Ну? Чего ты хочешь? Не люблю я, когда вмешиваются в мои семейные дела, понимаешь?- ворчит она и на всякий случай показывает мне зубы. Пусть каждый поступает так, как считает нужным!" - буркнула она и принялась перестилать постели своих и приемных детей.
      С тех пор никто из нас не заглядывал в Мухин ящик. А через несколько дней семейство Мухи в полном составе уже разгуливало под верандой и в добром согласии пило молоко, которое малышам приносила Крися.
      В один прекрасный день Муха вывела всю свою фамилию в свет - на прогулку к колодцу.
      И тут только убедилась славная собачонка, что ее собственные дети сильно уступают приемным. Черные ящерицы - Мухины дети - были неловкими, как все маленькие щенята. А котята! Ну, стоит ли вам рассказывать, как подвижны и проворны маленькие котята!
      Мухе их кошачьи ухватки не очень понравились. А за рискованное предприятие - попытку забраться на сруб колодца - Пусята даже получили взбучку.
      Муха зорко следила за котятами, берегла их как зеницу ока и воспитывала по-своему. И Пусята росли настоящими псами. Пытались даже тявкать, точь-в-точь как маленькие Мушенята, которые были от природы пискливы и облаивали все, что только двигалось. И как же было забавно, когда коты прыгали на развевающуюся в воздухе простыню и орали что есть мочи!
      Но все кончается. Мухины таксики выросли и пошли в люди. Пусята тоже нашли себе хозяев. У нас остался только один белый пушистый котик, как две капли воды похожий на маму. Жил он уже своей, кошачьей жизнью. Беспрепятственно разгуливал по крышам, по деревьям, ибо не унаследовал от мамы головокружения.
      Не раз пропадал он по целым неделям. Но, возвращаясь, шел спать в старый ящик из-под гвоздей, в котором проживала Муха. Старая, славная Муха. Немножко капризница, но ведь это не такая уж беда, верно?
      УНИВЕРСИТЕТ НА ЯСЕНЕ
      Перед нашим домом был палисадник. Справа, как войдешь с улицы, росла большая, развесистая липа. Кольцом вокруг нее стояли стол и скамейки. Там мы летом полдничали. Но, если случайно чаепитие затягивалось до захода солнца, надо было, хочешь не хочешь, убираться из-под липы. Почему? Потому что на этой липе ночевали воробьи. Тучи воробьев. Целые воробьиные народы! Все дерево-от верхушки до самых нижних веток - было усыпано ими. И перед сном они так шумно о чем-то совещались, что мы, люди, разговаривать никак не могли.
      Эти воробьиные сборища разогнали с липы всех остальных птиц. Не помню случая, чтобы какой-нибудь пернатый смельчак рискнул задержаться на этой облюбованной воробьями липе. А уж о том, чтобы построить там гнездо, и речи быть не могло! Лишь ворона, пролетая, присаживалась порой на верхушку липы - отдохнуть в пути. Но, едва успев оглядеться, с отвращением каркала - и поминай ее как звали!
      Зато на ясенях - на тех, которые росли возле террасы, - весной бывало полным-полно перелетных гостей. Они оставались там даже на ночь. Вероятно, потому, что им там никто не мешал: воробьи почему-то не любили этих ясеней и никогда там собраний не устраивали.
      И совершенно напрасно. На презираемых воробьями ясенях можно было ночевать, не опасаясь никаких разбойников. На стволе каждого ясеня красовалось широкое жестяное кольцо. Для чего? Для того, чтобы нашей кошке Имке или какому-нибудь из ее милых дружков не пришло в голову залезть на дерево. Ну и, понятно, поохотиться там на наших гостей. С гладкой и твердой жести соскользнет всякий коготь, даже самый острый. О том, чтобы влезть на дерево, нечего и мечтать. Можно только снизу с аппетитом поглядывать на засыпающих пташек и облизываться. А это никому не вредит. Пожалуйста, сделайте одолжение!
      На этих-то безопасных ясенях помещались скворечники. Три штуки. По одному на каждом дереве. Почему каждое лето из трех птичьих домиков два пустовали, а только один был заселен, - этого я никогда не мог понять.
      Зимой в эти скворечники обязательно вселялись воробьишки. Тут они квартировали до весны.
      Прилетали скворцы. И та пара скворцов, которая намеревалась у нас поселиться, начинала с того, что без церемоний выселяла из домиков непрошеных жильцов. Причем не из одного, а обязательно из всех трех. Ну, был тут, понятно, шум, писк, крик. Воробьи не так-то легко уступали!
      Но наконец все утихало. Из двух скворечников свешивались наружу прядки побуревшего сена, натасканного туда за зиму воробьями. Эти-то клочья и были вернейшим признаком того, что скворцов в этих скворечниках нет. Ведь скворцы большие чистюли и ни за что не потерпели бы такого беспорядка у себя в детской, не говоря уже о гостиной или спальне.
      Поэтому, кстати сказать, советую вам: никогда не садитесь под деревом, на котором висит скворечник.