Не стреляйте в рекламиста

      В этот момент зазвонил телефон внутренней связи.
      - Марин, я же сказал, ни с кем не соединять! - в сердцах бросил Ефим в трубку.
      Референт была как всегда спокойна:
      - Думаю, с этим можно.
      В трубке запела веселенькая музычка, после чего Атаман слегка взволнованно, но без испуга, рассказал Ефиму о задержании бандита около их дома.
      Береславский посоветовал ему быть осторожнее и положил трубку.
      Вот это уже было неожиданно. Ну, ошиблись. Ну, не туда заскочили. С кем не бывает? Зачем же добивать? Может, как раз Сашка и был их целью? Но какое "двойное дно" может быть у Саньки? Бразильский шпион?
      А может, кого-то не устраивает версия ошибки? Это уже теплее. Хорошо, что Ефимовы тексты ошибку педалировали.
      Юрий Васильевич принял новость спокойно. Он и не такое видел.
      - Тебе нужна охрана, Ефим.
      - Мне-то зачем?
      - Если Орлов - отвлекающая цель, то ты тоже в стороне не останешься.
      - Сомневаюсь. Особенно после завтрашнего ТВ и утренних статей. Береславский рассказал о своей медийной "войнушке".
      Это заметно прибавило Климашину настроения. Много денег на деле он и не собирался зарабатывать: сам предупредил Ефима. Хотел помочь по старой дружбе. Но, похоже, дело могло дать отличную рекламную "раскрутку". А это уже бизнес. Впрочем, дружба и бизнес часто ходят рука об руку. Так же как бизнес и вражда.
      Климашин допил чай и ушел. А его место занял другой человек, причем столь настойчивый, что прорвал даже Маринкины кордоны.
      - Добрый день, Ефим Аркадьевич!
      - Здравствуйте. - Береславский протянул гостю свою визитку.
      Тот в ответ достал свою: "Марк Григорьевич Рейзман, коммерческий директор государственного унитарного предприятия "РОСПРОМ продвижение"".
      - Мы занимаемся раскруткой лучших образцов отечественной бытовой техники, - начал гость. - При соответствующей поддержке в верхах. Самых верхних. - Марк Григорьевич возвел глаза к небу.
      "Уж не Всевышний ли у них - "крыша"?" - кощунственно ухмыльнулся Ефим. Но сказанное его сразу заинтересовало. Здесь пахло большими бюджетами, которыми "Беор" отнюдь не был избалован. А в свете предстоящих трат такая работенка и вовсе представлялась многообещающей.
      - Вы среди профессионалов - человек известный, - продолжил Марк Григорьевич. - Кто ж лучше вас сделает рекламу сложной техники? Тем более понадобится написать множество статей, только прямой рекламой мы не ограничимся.
      Береславский слушал с удовольствием. Если уж и кошке доброе слово приятно, то что говорить про творческого работника? Но пора было переходить к делу.
      - А какие бюджеты предполагается запустить?
      - Ну, мы в долларах не считаем, - застенчиво улыбнулся Рейзман. - А в рублях ежеквартальное финансирование порядка пяти миллионов.
      "Двести тысяч баксов в квартал", - перевел в уме Ефим, непатриотично считавший в маломеняющейся заокеанской валюте. Эти суммы для "Беора" были фантастическими. С учетом того, что часть денег шла на творчество и большая часть - на полиграфию, прибыль "Беора" до налогов могла составить десятки тысяч долларов! Обалдеть!
      Очень скоро он убедился, что предложение не было голословным. Марк Григорьевич, если и не был в рекламе профессионалом, то уж точно в ней разбирался. И понимал, что делает. Ему требовалось совсем мало рекламы в электронных СМИ (там у "Беора" были минимальные возможности), чуть больше - в печатных, и максимум - в рекламном креативе, полиграфии, выставках, мобильных экспозиционных системах для мерчендайзинга*, то есть в том, в чем "Беор" был либо очень силен, либо, по крайней мере, не слаб.
      Береславский никогда не считал себя алчным человеком, но здесь аж руки зачесались! Однако где-то в глубине мозга уже точилась крайне неприятная мыслишка: а за что ему такая радость? И что за это с него потребуют?
      Ответ он получил очень скоро.
      - Мы ведь понимаем друг друга, - вкрадчиво сказал Рейзман. - Каждому хочется что-нибудь принести детям.
      Ефим молчал, не желая помогать собеседнику. Тот деликатно кашлянул и продолжил:
      - Я бы хотел знать, что смогу на этом проекте заработать.
      Сразу многое прояснилось. Нет, он не на Луне родился и, безусловно, знал про схемы "с откатом". Говоря по-русски, сотрудник фирмы-заказчика предложил дать ему завуалированную взятку за помощь при получении заказа.
      Живя в России, Береславский не считал такую схему невероятной, - он собирался честно отработать договор, а не перекачивать бюджетные средства под мифические контракты! - хотя г-н Рейзман, конечно, был конкретным жуликом. Он-то собирался урвать от собственной конторы.
      Глазки-маслины Марка Григорьевича радостно смотрели на будущего партнера. Он не сомневался в согласии Ефима. И был прав. Это было предложение, от которого трудно отказаться.
      Единственно, что огорчало Ефима, так это то, что перед ним сидел не просто жулик, а жулик-еврей. Будь на его месте японец или англичанин, его это никак бы не задело. А так - неприятно. Именно этим объяснялось его минутное промедление. Хотя с точки зрения чистой теории такие рассуждения Береславского, по сути, тоже были проявлением национализма.
      Рейзман неправильно понял молчание Ефима и бросился в атаку.
      - Риска - никакого, - горячо заговорил он. - Гарантия - сто процентов. "Откат" - не после поступления на счет, а после сдачи заказа.
      А вот это уже насторожило. Господин Рейзман по своей роли просто обязан быть жадным. Даже не жадным, а алчным. Только такие люди продают собственные конторы. И вдруг - такое благородство. Черненький очажок в радостно гудящем мозге Ефима вновь привлек к себе внимание. Теперь он решил согласиться и выслушать дальнейшие условия. Если где-то есть зарытая собака, то сейчас она проявится.
      Рейзман сильно обрадовался консенсусу.
      - Вы не думайте, Ефим Аркадьевич, все чисто. Договор будет железно. Все обсуждено. Ваши прайсы уже изучены, и сейчас нужно рамочное соглашение, а прайс подложим как приложение. Мы переведем на ваш счет пять миллионов и будем их понемногу опроцентовывать уже по конкретным счетам. А закрывать - конкретными актами сдачи-приемки и накладными. Если хотите, мы переведем деньги на указанную вами фирму. Это не проблема.
      - Хорошо, хорошо, - соглашался Ефим. Где же здесь подлянка? Или он, дуя на воду, откажется от сделки века?
      - Единственный момент, - вкрадчиво начал гость ("Вот оно", - подумал Береславский), - но очень важный. Нам по ряду причин нужно, чтобы договор был заключен июлем, то есть двумя месяцами назад.
      - Почему?
      - А вам какая разница? Это ж наши внутренние проблемы.
      - Это так. Но уж больно велик договор. Вот и интересуюсь.
      - Тут тайны-то нет. Мы планировали работу с вами еще в июле. Тогда же подготовили договор. Ваши прайсы нас полностью устроили. - Он тряханул зелеными листами, которые достал из портфеля. - Потом собирали справки. Проверяли вас, улыбнулся Марк Григорьевич.
      Все. Дальше не надо. Летний прайс был в желтых тонах. А этот напечатан три дня назад. Буквально за день до нападения на Сашку. Ефим вдруг почувствовал себя немножечко антисемитом.
      Г-н Рейзман не понял причины изменения настроения. А объяснять что-либо Ефим не собирался.
      - Извините, Марк Григорьевич. Мы не сможем работать с вашей фирмой.
      - Почему же?
      - Из чисто антисемитских соображений, - нахально и отчасти честно ответил Береславский.
      - Вы что, с ума сошли? - Тот, казалось, не собирался уходить. Никак не мог взять в толк, что человек может отказаться от такого предложения. ("Может, его втемную используют? Хотелось бы на это надеяться...")
      - Все, Марк Григорьевич. Аудиенция закончена, мне надо работать.
      - Вы очень пожалеете об этом, Ефим Аркадьевич, - процедил, выходя, гость. - Вы не знаете, кому отказываете. - Рейзман пытался пугать, но Ефиму было понятно, что Марк Григорьевич просто обескуражен и, похоже, сам напуган результатом беседы.
      В кабинет зашла Марина Ивановна.
      - Ты чего с мужиком сделал?
      - Угадай с трех раз.
      - Он прямо ошалелый.
      - Ошалеешь тут. Маринка, ты знаешь, только что я отказался от двухсот штук зеленых.
      - Он тебе предлагал?
      - Точно.
      - Правильно сделал, что отказался. Гнилой мужик.
      - Спасибо, утешила.
      Марина Ивановна принесла Ефиму чайку с медом, чтоб чуток успокоился. Не успел он допить чашку, как дверь снова открылась. В дверях появилась крепкая круглая физиономия Василия Федоровича Ивлиева.
      - Здорово, буржуй!
      - Здавствуйте, Василий Федорович! - У Ефима гора с плеч упала. Господи, как классно, что старик приехал так вовремя!
      - Не смог я в санатории. За....ли режимом. - Подполковник запаса Ивлиев никогда не утруждал себя соблюдением нормативной лексики. - А чего ты такой задроченный? Ужель на твою фирмешку кто-то наехал? Не верю. Ведь чтоб наехать, нужно заметить...
      - Еще как заметили, - пробурчал Береславский. "Смейся, смейся, старый черт! Как ты вовремя появился!"
      Отношения у них были своеобразные. Старый друг и ровесник отца Ефима, Ивлиев всю жизнь прослужил в КГБ, причем в оперативном подразделении, которое реально воевало в самых разных необъявленных войнах. Ефим помнил, как еще совсем маленьким, с отцом навещал Ивлиева в санатории, где тот отлеживался после ранения. Старик не очень любил делиться воспоминаниями, но Ефим знал, что тот участвовал во взятии Дворца Амина в Афганистане, воевал в Анголе и Латинской Америке.
      Распад СССР подполковник пережил на удивление легко, так как его, повидавшего самую разную жизнь, коммунистическая болтовня никогда не привлекала. Воров и олигархов он не любил, но считал первый, воровской период становления новой экономики неизбежным.
      Что его ужасно задевало - так это потеря Россией территорий. Здесь он был чуть не монархист, что служило причиной страшных словесных баталий между ним и Ефимом. Все кончалось страшным матом и хлопаньем дверью. Чтоб через два-три дня потихоньку вернуться на круги своя.
      Дело в том, что старик очень любил Ефима. Его собственный сын все детство прожил с матерью, не пожелавшей жить с человеком, регулярно исчезающим неизвестно куда. И возвращающимся иногда с малярией, а иногда с пулей в животе. Сын так и вырос вдали от отца. А потом укатил в Южную Африку, откуда не писал и не звонил.
      Так что Береславский был для Ивлиева в некотором роде сыном. Ивлиев никогда не был для Ефима в некотором роде отцом, но был, безусловно, одним из самых близких людей. Хотя сейчас, когда родного отца не стало, подполковник стал еще нужнее. И дело не только в его работе по защите фирмы (что тоже в ряде случаев весьма пригодилось). Дело в том, что каждый человек хочет иметь рядом с собой старшего. Отца, брата, друга. И если тебе за сорок, и у тебя жены и дети - это ничего не меняет. Даже самому сильному нужна опора.
      - Так что случилось? - стер с лица улыбку Ивлиев.
      - На Сашкину квартиру был налет. Он убил троих у себя на дому и одного на выезде, - даже с некоторым злорадством рассказывал Ефим. Пусть подполковник не думает, что его ничем не удивишь.
      Но он действительно не удивился!
      - Сам-то цел?
      - Да, в тюрьме. А тебя не поразил наш Рэмбо?
      - Нет. Он - мужик. Не то, что ты.
      - А я кто? - обиделся Береславский.
      - Ты - сопливый романтик предпенсионного возраста, - отрезал старик. ...Но иногда и ты пригождаешься, - смилостивился он, выслушав, что успел сделать Ефим для помощи узнику.
      В их беседу вмешалась Марина.
      - Ефим, это срочно, - сказала она и соединила линию. Береславский узнал голос Юры Иванова.
      - Слушай меня внимательно, - сказал генерал. - Задержали парня, который опять лез в ту квартиру. Запиши номер. - Он продиктовал телефон. - Это начальник ОВД полковник Кунгуренко. Он предупрежден. Езжай туда и попробуй что-нибудь выяснить. Если смогу, я тоже подъеду.
      И, не прощаясь, повесил трубку.
      - Кто? - спросил подполковник.
      - Юрка Иванов. Говорит, еще одного взяли. Сегодня к Ленке лез в квартиру. Я тебе рассказывал, Атаман сообщил.
      Ивлиев недовольно поморщился при упоминании и генерала милиции, и уголовника. К первым он всегда относился с корпоративным недоверием, второго считал порождением сопливого Ефимового романтизма.
      - Ладно, Фимыч. Не ссы раньше времени. Старые кадры не подведут.
      Они в момент собрались и двинулись в ОВД к Кунгуренко.
      Марина Ивановна проводила их до лифта и тайком перекрестила ушедшую кабину. Ох, как ей все это не нравилось!
      ГЛАВА 16
      Сеня буквально дрожал от возбуждения, "раскалывая" Петруччо. Редкостный факт, но Митрошкин был почти уверен, что деморализованный Петруччо вот-вот СДАСТ ЗАКАЗЧИКА! Такого не было не только в Сениной практике, но и в подавляющем большинстве расследований заказных убийств! Даже когда их проводили лучшие следователи и огромные сыскные бригады.
      Сеня приковал Петруччо к батарее в своем кабинете, не давая тому забыть обстановку его первого за сегодняшний день краха. И теперь было ясно, что назревал второй.
      Петруччо, прошедший восьмилетний котел "зоны", откровенно боялся маленького и сопливого Митрошкина. Он так и не понял, как все произошло. Одно мгновение - и прощай, свобода! В самом худшем варианте: с фотографиями предполагаемых жертв в кармане и "дурой" в кобуре.
      - О, господи, - чуть не вслух застонал Петруччо. Пистолет ему продал "чурка" на рынке. Уверял, что чистый. Но кто знает, в кого из него шмаляли? Еще два часа назад это никак не беспокоило бандита. Но теперь весь мир был против него.
      - Ну, что, дозрел? - поинтересовался Митрошкин и шмыгнул носом. Ринит к осени всегда усиливался.
      - Ничего не знаю, - безнадежно прошептал Петруччо. И получил почти незаметный, но ужасно болезненный удар в живот.
      Избиения были привычны Петруччо. Уж сколько и как его били! Но здесь пугала даже эта обычная при задержании процедура. Откуда в недомерке столько силы? Почему он бьет туда, куда меньше всего ожидаешь? Может, мысли читает? И тут же получил еще один мгновенный, но сильный удар.
      Дверь в кабинет со скрипом открылась. Вошел старший лейтенант в форме.
      - Проводится воспитательная работа? - весело спросил он. - Могу помочь.
      - Сами справимся, - улыбнулся Сеня. - Правда, чучело? - обратился он к поверженному злодею. Сеня ни с кем не хотел делиться полупобедой. Чем меньше рост, тем больше самолюбие. А Сеня хотел славы. Сегодня он ее честно заслужил.
      - Покажи свои успехи, Митрошкин! - Это в кабинет вошел полковник Кунгуренко, начальник ОВД. - Вот, значит, какие они, наемные убийцы!
      Кунгуренко был плотен и высок. Несмотря на свои пятьдесят, бегал кросс не хуже многих. А уж стрелял точно лучше большинства. Народ его уважал. Но сейчас Сеня не хотел делиться даже с ним.
      - Идет работа, товарищ полковник. Думаю, к вечеру многое узнаем.
      - Давай, орел. Я улетаю на совещание, часа через два буду.
      Вот и временные рамки определились. Петруччо должен "сдуться" быстрее. Полковник получит готовый результат. А Митрошкин - явно задерживающиеся капитанские погоны.
      Они опять остались одни.
      - У меня на тебя полчаса есть, - со скукой в голосе предупредил сыщик. Либо ты рассказываешь, либо...
      - Что? - не притворяясь, испуганно спросил Петруччо.
      - Придумай сам, - вежливо разрешил Сеня. - Все равно в натуре будет хуже.
      Он снял часы и положил на стол. И вышел из кабинета.
      Петруччо сидел на корточках (стула не дали) и потел от страха. "Что задумал этот ублюдок?" Никогда еще он не был так беспомощен.
      Дверь открылась. Петруччо вздрогнул всем телом. Вошел маленький мучитель.
      - Рассказываю программу, - спокойно сообщил он. - Ты сел навсегда. Самого в камеру, а ключи в озеро.
      - Какое озеро? - чуть не закричал затравленный Петруччо. Про остров Огненный он не мог забыть. - Я же ничего не сделал!
      - А вот это ты зря, дурачок, - даже пожалел парня сыщик. - Твой пистолетик столько рассказал...
      - Ох, б..ь, - застонал Петруччо.
      - Это ты мне? - расстроился Сеня. - А я-то к тебе всей душой...
      - Нет, что вы! - "Сломался, сучонок, - радостно подумал Митрошкин. Еще немного..." - Это не моя пушка!
      - Конечно, - успокоил его Сеня. - Мы знаем. Тебе менты подложили.
      - Нет! Я купил его!
      - Орехи колоть? Да не переживай ты так. Сейчас даже за три трупа, - один из них, кстати, мент, - не расстреливают. Не переживай.
      Сеня импровизировал. Никакую экспертизу еще не проводили. Просто он видел, что клиент "поплыл", и ковал железо, не отходя от кассы.
      Петруччо верил всему, что вещал Митрошкин. А как не поверить? Разве поверил бы он, что эта блоха подкует такого Мамая? А в тридцати метрах от них сидели кенты. С пушками. И ведь не шевельнулись! Суки, все суки. Каждый спасается в одиночку. (Если бы Петруччо поразмышлял, он бы сообразил, что кенты задержания не видели. И "подорвали когти", лишь завидев милицейскую машину. Однако Петруччо размышлять не хотелось. Он неосознанно, но верно шел к капитуляции, раздавленный происшедшим.)
      - Но и это не самое неприятное, юноша. - Митрошкин присел на корточки, оказавшись лицом к лицу с задержанным.
      - Что еще? - откровенно испугался парень.
      "Вот", - удовлетворенно подумал Сеня. Краткая такая мысль. Но приятная.
      - Тебя подсадят в камеру к их папаше. Въехал?
      - К кому? - не понял Петруччо.
      - К папе детей, которых ты хотел убить. Тебе сказали, кто он такой?
      - Не-ет...
      - Он сейчас в СИЗО. Порешил пятерых. За то же самое.
      - Какое "то же самое"? - Петруччо, когда дежурил у дома, слышал некоторые насторожившие его разговоры жильцов, но не придал им значения.
      - Ну, те тоже пришли убивать его детей.
      - Я не хотел их убивать!
      - Ему и расскажешь. Он доверчивый, - улыбнулся Сеня. - Правда, спать тебе в его камере будет трудно. Мало кто любит убийц детей. Да еще тех, чей папа сидит рядом. Не повезло тебе...
      Петруччо заплакал. Уж он-то представлял себе свою будущую жизнь.
      Сеня оглядел диспозицию, как полководец - поле выигранной битвы. Или как художник, нанесший на гениальный холст последний мазок. Осталось только подпись поставить.
      - Последнего можно избежать, - заботливым шепотом, как добрая мамочка, зачастил он. - Легко. Да и со "стволом" тоже. Можно ведь и прежнего владельца поискать. А я найду, если надо. Ты мне веришь? Ну, зачем тебе за чужие грехи на остров? Тебе ж еще двадцати семи нет!
      - Двадцать шесть, - прошептал Петруччо.
      - Вот видишь, двадцать шесть. Жить да жить. Сейчас жить-то можно. Ну, зачем тебе чужие грехи?
      - Что я должен сделать? - облизнул губы Петруччо.
      - Отдай мне заказчика. Он тебя на смерть послал. Теперь других будет посылать, - Митрошкин не был психологом. Но точно знал, что и последнему стукачу лучше преподнести его профессию в красивой обертке.
      - Я был у него два раза на новой квартире.
      - Адресок?
      - Щелковское шоссе, 104, корпус 3, квартира 17. Пятый этаж "хрущевки".
      Митрошкин аж подпрыгнул. Черт! Прямо у дома с приключениями! Не дай бог, Заказчик видел сегодняшнее! Уйдет!
      Опасение потерять такую редкостную удачу затуманило Сенины обычно разумные мозги.
      - Кто он такой?
      - Не знаю.
      - Бизнес?
      - Наверное. - Петруччо отнюдь не считал Заказчика бизнесменом, но опасался перечить внушавшему ужас человеку.
      - Отлично. - Сеня не скрывал радости. Сейчас он пойдет и возьмет за толстую задницу этого деятеля. Заказчик и Исполнитель - оба рядом. А там, глядишь, ниточка и к первой банде покатится. Таких совпадений не бывает.
      Сеня позвал веселого старшего лейтенанта, попросил дооформить Петруччо. А сам маленьким колобком скатился по лестнице на первый этаж.
      - Ты куда? - крикнул из окошка дежурного Юра Аксенов. - К девчонкам небось, - с завистью сказал он напарнику, записывавшему в журнал очередное телефонное сообщение.
      - Он свое отбегал, - мрачно сказал усатый капитан. - Ты что, не в курсе? Они с Зойкой из паспортного стола женятся в субботу. У той уж пузо выпирает.
      Но Сеня этого не слышал. Митрошкин запрыгнул в личный транспорт, - битую бежевую "копейку" 1984 года выпуска, - но двигатель не завелся: аккумулятор сдох окончательно и бесповоротно, а денег на новый перед свадьбой не было. Сеня попросил курящих у входа милиционеров дать "толкача" и помчался "колоть" новорусского злодея.
      Беланов, конечно, не видел задержания Петруччо. Как и не слышал стрельбу в соседнем доме. Имея к происходящему самое непосредственное отношение - лично распределял работу, - он решил больше не посещать квартиру, так близко расположенную к "грязному" месту. Но напоследок зашел демонтировать камеру внешнего наблюдения. Она денег стоит. Фирма, конечно, на новую даст. Однако Беланов - не транжира: использует старую. А деньги честно оставит себе.
      Беланов уже понял, что денег никогда не бывает много.
      Перед работой Андрей решил последний раз на старом месте попить чайку. Частенько он меняет пристанища. Даже не успевает привыкнуть. Но на прощание всегда устраивает чаепитие. Типа ритуала. Чтоб на новом месте жилось хорошо.
      Он заварил "Дилму" - никак не кончается, проклятая, придется остатки с собой забирать. Отрезал себе хлеба от принесенного батона.
      И в этот момент в дверь постучали.
      Беланов никого не ждал. Включив монитор, он увидел за дверью маленького, но очень целеустремленного человека. Несмотря на свои размеры, человек явно ничего не боялся. И пришел он по Андрееву душу, Беланов мог в этом поклясться.
      Андрей вскочил, бесшумно на цыпочках пробежал к двери, на ходу вынимая "Глок-17".
      Он сам распределял их среди наиболее способных подчиненных: пришло всего три "ствола". Пистолет был замечательный, не сравнить с "ПМ". Во-первых, в полтора раза легче: многие детали из пластика. Удлиненные девятнадцатимиллиметровые гильзы от "Парабеллума" обладали увеличенной мощностью. Правда, не автомат. Да и не надо: профессионалы не стреляют из пистолетов очередями. Зато магазин, как у пулемета: семнадцать девятимиллиметровых патронов плюс восемнадцатый в патроннике.
      Сене Митрошкину хватило и одного. Восемнадцатого. Пуля пробила камеру-"глазок", Сенину бедовую голову и, прошив дерматин да вату на двери расположенной напротив квартиры, застряла в деревянном массиве.
      Сеня не успел что-либо почувствовать. Он так и умер в состоянии радости и эйфории. Еще немножко, и он станет капитаном. Подлых заказчиков и убийц осудят и отправят куда подальше. А Зойка, которую столько добивался, родит.
      Светлая ему память...
      ГЛАВА 17
      Ефим и Василий Федорович подошли к машине.
      - Ну, ты буржуй! - восхитился Ивлиев. Он еще не видел "Ауди" Береславского. Машина стояла перед подъездом, поблескивая выверенными мускулистыми формами. - Когда отхватил?
      - Месяца три уже. Я ж вам рассказывал.
      - Мать честная. - Василий Федорович ощупывал кнопки и рычажки роскошного салона. Он, конечно, не первый раз ехал в хорошем автомобиле, просто любил немного повыступать. - Вот куда деньги-то народные уходят!
      - Ладно трепаться, коммунист нашелся! - с пол-оборота завелся Ефим. - Ты посмотри, на чем твои лидеры ездят, защитники трудового народа! - Когда Береславский злился на старика, то переходил на "ты". В отличие от Ивлиева, который в хорошем расположении духа "тыкал", а в плохом - был принципиально вежлив.
      Ивлиев еще немного позлил Ефима, а потом неожиданно спросил:
      - А куда мог деться разноглазый?
      - Кто? - сразу не врубился Ефим.
      - Сосед Сашки Орлова. У него глаза разные. Из-за которого весь сыр-бор.
      - А ты откуда про соседа знаешь? Я тебе не рассказывал. - И тут Береславского озарило. - Так вот почему ты из отпуска сорвался! Партийное поручение? За нас что, твоя КГБ взялась?
      - Не КГБ, а ФСБ, дурень. И не за вас, а за убийц.
      - Один черт, не хочу с КГБ иметь дел.
      - Тебя не спросят, Ефим Аркадьевич. Хочешь, не хочешь - какая разница?
      - Есть разница. Если и узнаю чего, ни с кем делиться не стану. Они там, уж прости, такие же продажные, как и везде.
      - Это ты зря, пацан. - Старик насупился. - Ты, между прочим, против них ничего не имел, когда я твою фирму от чеченов прикрывал. Ты же знал, откуда ветер.
      - Ладно, Василий Федорович, - решил мириться Ефим. - Я не лезу в твои дела, ты - в мои. И мы с тобой хорошо ладим, ладно? Для тебя КГБ - твои друзья боевые, а для меня - очко играющее, когда я от них стихи прятал. Не могу любить тех, кого боялся.
      - А сейчас не боишься?
      - Сейчас я об этом не думаю.
      - Значит, что-то изменилось. А ты все дудишь свое.
      Они некоторое время ехали молча. Потом старик опять задал вопрос:
      - А ты этого Кенгуренко знаешь, что ли?
      - Кунгуренко, - поправил Ефим. - Знаю.
      - Я смотрю, ты чегой-то больно многих знаешь. Коррупционер, что ли?
      - Опять заводишь? Не выйдет.
      - Нет, ну, смотри сам. Генерал милиции тебе звонит, справки дает. К полковнику милиции посылает.
      - Причем не одного, а в обществе подполковника КГБ. Они вам хоть платят за внештатную работу?
      - А мне моей зарплаты в фирме хватает. - "Это точно", - подумал Ефим. Больше старика в "Беоре" получали только они с Сашкой. - На родину я бесплатно работаю. - Василий Федорович достал расческу и начал старательно причесываться.
      Это зрелище всегда радовало Береславского необычайно. Аккуратное небыстрое причесывание пяти раздельно растущих волосинок - и все без тени иронии.
      - Что ты ржешь, как конь? - недовольно заметил Ивлиев. - Никакого уважения к старшим. Мало тебя отец порол!
      Оба они знали, что отец никогда ни при каких обстоятельствах не порол Ефима. Но если Береславский считал такой подход педагогически единственно верным, то Василий Федорович объяснял большинство неприятных ему Ефиминых свойств характера именно этим досадным упущением.
      А Ефим уже рассказывал Ивлиеву про полковника Кунгуренко. Правда, тогда он был старлеем.
      17 лет назад
      - Вот это - один из лучших наших оперов. - Майор представил Ефиму крепкого парня в модном по тем временам прикиде: рубашка-батник, расклешенные брюки. Старший лейтенант Кунгуренко.
      - А это, - теперь он обращался к оперу, - один из лучших репортеров "молодежки" Ефим Береславский. Его, - он печально вздохнул, - прислали к нам по разнарядке горкома. Освещать и популяризировать. - Мог бы - обоих бы убил, читалось в интонациях. Журналиста - за то, что везде сует свой обширный нос. А за что опера - Ефиму еще предстояло выяснить.
      Уже уходя, майор опять повернулся к оперу:
      - Только без глупостей, Кунгуренко.
      - О чем это он? - поинтересовался Береславский.
      - А бог его знает, - задумчиво ответил опер, ковыряя в зубах стильной, явно импортной зубочисткой, извлеченной им из специального чехольчика. Что-то, видно, его тревожит. Геморрой, наверное.
      Оперу геморрой явно не грозил. Высокий, подтянутый, спортивный, с щегольскими тонкими усиками на крупном скуластом лице, он совсем не походил на милиционера в привычном представлении Ефима.
      - Меня, кстати, Володей зовут.
      - Ефим. - Володино рукопожатие, на взгляд Береславского, было излишне крепким. - Пошли смотреть жизнь?
      - А не обоссышься? - придирчиво оглядел журналиста Кунгуренко.
      - Не должен, - подумав, ответил Ефим. Ответ, а главное, пауза перед ответом Кунгуренко понравились.
      - Ладно, сработаемся.
      И они пошли смотреть жизнь.
      Береславский действительно увидел много необычного. Например, позвонив в квартиру, где жил недавно освобожденный малый, Кунгуренко повел себя не совсем так, как его коллеги из мосфильмовских детективов.
      Заяц (так звали парня), увидев, кто к нему пришел, попытался сразу закрыть дверь. Но нет тут-то было! Опер врезал по ней ногой! А потом очень эффектно, с правой, заехал Зайцу по морде. Тот грохнулся прямо в узеньком квартирном коридорчике.
      Ефим почувствовал себя крайне неловко. То, что он наблюдал, называлось предельно просто: полное беззаконие.
      - Что ж так гостей встречаешь? - улыбаясь, спросил Кунгуренко у поверженного. - Или ты мне не рад?
      - Рад, Владимир Степаныч. Очень рад, - выпучив глаза и приподнявшись на локте, ответил Заяц.
      - Видишь, какая сволочь? - обратился Кунгуренко к Ефиму. - Ему по морде, а он очень рад. Разве с такими можно ходить в разведку?
      Из комнаты на шум выбежала заспанная и непричесанная, но все равно очень красивая девчонка. Если Зайцу было лет двадцать пять, то ей вряд ли больше двадцати.
      - Ой, что ж вы делаете, Владимир Степаныч? - запричитала она. - Лешик, Лешенька, - присев около Зайца, девушка обхватила его голову, закрывая от любых возможных превратностей судьбы.
      - Так нельзя, - наконец решился Ефим. - Его не за что бить. Ты же власть.
      Глаза Кунгуренко стали бешеными.
      - Выйдем, поговорим. - Он дернул журналиста за рукав и потащил на лестничную клетку. - Двери не закрывать! - бросил на ходу обитателям. - Мы с тобой одна команда? - свистящим шепотом спросил он у Береславского.
      - Нет, - тихо ответил Ефим, мысленно представляя, как и ему сейчас врежут.
      Кунгуренко неожиданно успокоился и расхохотался:
      - Ты, наверное, диссидент. Борец за права человека. - Потом, помолчав, неожиданно для Береславского, продолжил: - Это, кстати, не худший случай. А Зайца ненавижу. Как взгляну на эту заячью морду, хочу задавить.
      - Что он тебе такого сделал?
      - Мне - ничего. К сожалению. Если бы мне сделал - больше бы никому не сделал.
      - Так чего ты взъелся?
      - Он шел по групповому изнасилованию. Он единственный совершеннолетний. С ним - три малолетки. Девчонку совсем измордовали. Сплошные разрывы. После танцев, прямо за Дворцом культуры, на снегу. Пацана ее избили сильно. А как суд - все твердят, что Заяц ее не трогал. Все трогали, а Заяц - нет. Даже пытался других отговорить. Но не послушали. Прямо орден надо давать.
      - А девушка?
      - Подтвердила.