Лес великого страха

      А нападавший в красном колпаке был уже у лошадей и замахивался. Гоблин намеревался разнести своей булавой череп ни в чем не повинной лошадке. Сидевший на козлах экен – а это был Гёса – привстал, вытаскивая из-за пояса кинжал. Ирина услышала короткий свист. Гоблин бросил булаву и вцепился в собственную шею. Ведьма увидела рукоятку кинжала в его пальцах, из-под нее короткими толчками била кровь. Гёса выхватил меч и спрыгнул на дорогу. Экен опрокинул лезущего на козлы гоблина и добил его коротким ударом.
      «Не Ежи», – мелькнуло у Ирины. Партизаны бы не стали выходить на дорогу. Ежи просто расстреляли бы караван, не спускаясь с деревьев. «О Ярило и Ладо, не Ежи! Гоблины! Всего лишь гоблины!» – подумала звеньевая и выкрикнула обездвиживающее заклинание. Ведьмы подхватили его. Экен успел снести голову еще одному врагу и отрубить руку другому, прежде чем подействовала сплетенная ведьмами сеть. Гоблины повалились на дорогу, словно сброшенные с доски шахматные фигурки.
      Когда подоспели Рамдан с еще двумя наемниками, Карина, Светлана и Ринке, все уже было кончено. Арга как раз перерезал глотку последнему гоблину. Деревья по бокам дороги превратились в обугленные колья и потухли, дальше магическое пламя не пошло.
      Рамдан внимательно осмотрел место схватки.
      – Слабаки, – заключил экен презрительно.
      – Я про них слышал, – сказал Гёса, поднимая с дороги мятый красный колпак. – Эти гоблины свои шапки кровью мажут…
      Экен нахлобучил колпак на голову трупа. Рамдан с Махмудом взяли мертвого гоблина за руки-ноги и выбросили тело с дороги. Труп задел обугленное основание тополя, и дерево рассыпалось пеплом. Гёса и Махмуд оттащили к обочине еще два тела, мешавшие проезду.
      – А где Лайруксал? – спросил Ринке.
      Кусты на обочине зашевелились, из-под них выкарабкался Лайруксал. Щека у сидха была расцарапана, под глазом наливался синяк. Больше в схватке никто не пострадал. Арга поймал своего коня и на поводу повел его в конец колонны. Гёсе капитан поручил нести седло.
      – Ринке, Лайруксал – продолжать движение, – скомандовал он перед уходом.
      Лайруксал успокаивал дрожащих лошадей, гладил мокрые бархатные морды и что-то шептал в подергивающиеся уши. Ринке запрыгнул на козлы и сказал, не глядя на Аргу:
      – Господин капитан, свяжитесь с имперским магом Кроном. Он очень хотел побеседовать с вами.
      Арга оглянулся через плечо. На лице его застыло смешанное выражение недоумения и страха. Ринке вытянул лошадей вожжами, и обоз тронулся.
      Труп гоблина остался на обочине. Уродливое лицо было разрублено пополам, кровь запеклась на дурацком красном колпаке. Один глаз вытек, а другой, холодный и застывший, глядел, казалось, прямо на идущего мимо Гёсу.
      Светало.
 
      Дверь кабинета была обита черной кожей. Искандер смотрел на прорезанное в центре двери окошко, забранное стальной заслонкой, на серебряные гвоздики, торчавшие из обивки, и слушал доклад Эмнера.
      – Шесть дней назад господин имперский маг вызвал для допроса мещанку Таубер, обвиняемую в нарушении закона о раздельном существовании разумных рас, – невыразительным голосом сообщил секретарь Крона. – Четыре дня спустя они заказали ужин в кабинет. Господин Крон и мещанка Таубер посетили душевую…
      Искандер отвлекся от мыслей о том, как же ему открыть эту дверь. Большую часть дверей в своей жизни он высадил тараном, но сейчас нужно было добиться того, чтобы Крон открыл ему сам.
      – Здесь есть душевая? – спросил император.
      – Так точно, ваше величество, – ответил Эмнер. – Чтобы мастера пыточных дел могли помыться после работы… После чего господин имперский маг и мещанка Таубер не покидали кабинета. Вы понимаете, ваше величество, есть ряд бумаг, которые я могу подписать вместо господина Крона. Но сейчас поступило большое количество дел, принятие решения по которым выходит за рамки моей компетенции. Очень неловко было беспокоить вас сразу по возвращении из Ринтали, я слышал, что переговоры были очень напряженными, но…
      – Я понял, – сказал Искандер. – На двери стоит какой-нибудь магический экран или Крон услышит меня, если я просто его позову?
      – Насколько мне известно, такой экран есть, но является односторонним, – сказал Эмнер. – Никто не может услышать, что происходит в кабинете господина имперского мага, но Крону слышно, что происходит в коридоре. До определенной степени, конечно.
      – Крон! – крикнул Искандер. – Это я! Открой, ты мне нужен!
      Секретарь имперского мага и император Мандры уставились на дверь в ожидании ответа. Некоторое время ничего не происходило. Затем раздался шорох и железное бряцание – изнутри подняли щеколду. Дверь бесшумно приоткрылась, меньше чем на четверть. Искандер и секретарь Крона почувствовали запах из кабинета одновременно, и этот запах был знаком им обоим.
      В кабинете находился труп, и человек этот умер не вчера.
      – Вы свободны, Эмнер, – сказал император.
      Тот прищелкнул каблуками и удалился. Искандер дождался, пока сутулая фигура Эмнера скроется за поворотом коридора, толкнул дверь и вошел. Император думал, что Крон стоит за дверью, но мага там не оказалось. Искандер понял, что Крон поднял щеколду магическим пассом, не подходя к двери. Император почувствовал, что на лбу у него выступает холодный пот. Искандер остановился на пороге и спросил:
      – Ты ранен? Где ты, Крон?
      Тут император увидел мага. Крон оказался на диване у дальней стены, спиной к двери. Услышав голос Искандера, маг зашевелился.
      –  Онопять тебя мучает? – пробормотал Крон и поднялся с дивана. – Сейчас…
      Пока имперский маг пересекал кабинет, Искандер смотрел на труп женщины, лежавший на диване. Трупные пятна перемежались с синяками. Но тело было не настолько изуродовано, чтобы император его не узнал.
      Крон обнял Искандера. Тот усилием воли сдержал себя, чтобы не отшатнуться. Император прикинул на глазок, что мещанка Таубер, подбадриваемая пинками, спустилась в чертоги Ящера дня два тому назад. И судя по запаху, все время, прошедшее после ее смерти, Крон провел, обнимая труп, и теперь сам пах, как покойник.
      – Не здесь, – твердо сказал император.
      Маг опустил голову, так, словно хотел оглянуться на труп. Искандер взял его за руку и сказал мягко:
      – Пойдем. Ты здесь уже ничего сделать не можешь.
      Имперский маг глубоко вздохнул и направился к выходу. Искандер последовал за ним, боясь выпустить его руку. Но все же ему пришлось это сделать, когда Крон захлопнул дверь и полез в карман за ключами от кабинета. Имперский маг не глядя вставил нужный, закрыл на два оборота, и они двинулись по коридору. Вдоль стен, выкрашенных в зеленый цвет неприятного оттенка, стояли обшарпанные стулья для посетителей. Крон запнулся об один из них и чуть не упал. Он успел ухватиться за висевшую на стене доску с приказами, с другой стороны его схватил за локоть Искандер. Император почувствовал, что Крона бьет дрожь. Маг повернулся и неожиданно спросил:
      – Но почему так, Искандер?
      Император предполагал, что в той или иной форме этот вопрос ему будет задан. Что это за «так»,Искандеру доложили сразу по прибытии из Ринтали. Он прикинул несколько вариантов ответа, пока добирался до Имперской канцелярии, но сейчас запнулся, не зная, что ответить. Больше всего ему хотелось сказать: «Тебе просто не повезло». Но Искандер вдруг понял, что Крон придет в ярость от его сочувствия. Однако маг уже справился с собой. Он зашагал дальше, избавив императора от необходимости отвечать. Сразу за поворотом обнаружился Эмнер, такой же чахлый и невыразительный, как фикус в кадке, рядом с которым стоял.
      – Эмнер, выдайте тело родственникам Таубер, – сказал Крон на ходу. – И проветрите в моем кабинете.
      Секретарь склонился в полупоклоне.
      – Будет исполнено, господин имперский маг. Когда я могу подойти к вам? Накопилось очень много бумаг на подпись…
      Синие глаза Крона никогда не двигались, словно имперский маг был слеп. Но Искандер уже научился улавливать незаметные для других жесты, которыми обычный человек сопровождает движения глаз. Если бы речь шла о нормальном человеке, сейчас можно было бы сказать, что Крон покосился на императора. Маг разрывался между двумя вещами, которыми необходимо было заняться.
      – Лучше будет, если ты сделаешь это сейчас, – сказал Искандер.
      Эмнер немедленно раскрыл папку из серой кожи, которую держал под мышкой, ловко извлек из камзола эльфийское писало. Крон быстро подмахнул несколько листов, лежавших сверху. Наморщившись, разорвал на куски два следующих и бросил их на пол. Мельком проглядев документ, оказавшийся в папке последним, имперский маг сказал:
      – А этот дундук… начальник штаба… Он не знает, что сначала надо пройти аттестацию по схеме номер восемь?
      – Господин Крон, так полковник Маковец и просит не о назначении его на должность командующего по борьбе с сепаратизмом в лихолесском секторе, а как раз о направлении его на необходимую для этого аттестацию. После того как бывший командующий, генерал-лейтенант Хляндик с домочадцами погиб при пожаре в Приморском квартале, я по вашему приказу объявил конкурс среди сотрудников для замещения этой должности.
      – А, ну да, – проворчал Крон и что-то стал быстро писать.
      Заглянув через его плечо, император увидел:
      «Удовл. Удержать 20 % оклада за неправильный подбор кадров для операции „Хрустальное яйцо"».
      Крон поставил руну своей подписи и вернул секретарю писало. Эмнер захлопнул папку.
      – Благодарю вас, господин имперский маг.
      Когда они отошли на такое расстояние, чтобы секретарь не мог их слышать, Искандер сказал:
      – Лихо ты управляешься… А что это за «Хрустальное яйцо»?
      – Ты просил меня подготовить ответ сидхам на поджог Приморского квартала, – ответил Крон. – Я и отправил в Бьонгард парочку-другую… аргументов для будущего спора.
      Искандер хмыкнул, но промолчал.
      Гёса несколько секунд смотрел в застывшие глаза мертвого гоблина. Почему-то ему вспомнились глаза самого первого гоблина, убитого охранниками обоза. Хотя с того дня прошло только две недели, экену казалось, что обоз плетется по лесу уже год или два. Гёса поднял руку и почувствовал, что куртка под мышками разошлась по швам.
      – Заринка, одолжишь иголку с ниткой? – спросил он у стоявшей рядом ведьмы.
      Зарина устало кивнула. Экен перешагнул через труп и чуть не поскользнулся на кровавой требухе. Гёса сорвал с обочины мощный лопух и протер клинок. Из кустов доносились голоса экен – Рамдан, Махмуд и Ахмет ловили разбежавшихся лошадей.
      – Как я не люблю лес, – с отвращением пробормотала Зарина. – Один шайтан знает, кто ждет нас в следующих кустах…
      – То ли дело горы! – заметил Гёса. – В Баррии есть такие ущелья, что их могут удержать два подростка, если у них есть с собой хотя бы один зефар на двоих…
      Ведьма устало улыбнулась и кивнула.
      – Поднимаем, девочки! – крикнула Карина.
      Нападавшие опрокинули два первых фургона Ведьмам предстояло поставить их на колеса. Зарина метнулась вверх, чтобы помочь подругам.
      – На счет раз! – продолжала старшая крыла «Змей». – Три!
      По фургону, лежавшему на боку, забегали голубые огоньки Чи ведьм.
      – Два!
      Огоньков становилось все больше и больше. Они сплелись в магическую сеть. Внешне она ничем не отличалась от рыбацкой, за тем исключением, что эта сетка светилась синим светом.
      – Раз!
      Фургон дрогнул и оторвался от земли, становясь на колеса. С него сползли два тела, оставив на тенте длинный красный след.
      Экен отбросил испачканный лопух. Придирчиво осмотрел клинок, наклонился и сорвал еще травы. Гёса покосился на Ринке – тот стоял непоодаль и лениво ковырялся мечом в развороченных внутренностях огромного паука. И так невысокий, рядом с монстром проводник казался крохотным, игрушечным. Сидх напомнил Гёсе бронзового солдатика, которого он в детстве выменял у соседского мальчишки. Мертвый паук был похож на прохудившийся бурдюк с кефиром, из которого торчали переломанные спицы огромных ног. Белая с прозеленью кровь растеклась по всей дороге. Но когда паук был еще жив, то есть минут пять назад, – тогда он вывалился на дорогу из леса, бодрый и полный сил – то показался наемнику воплощением самого Иблиса.
      И расправился с ним именно этот игрушечный сидх.
 
      Под сводами леса царила страшная духота. Последние три дня выдались очень жаркими, а воздух под зеленым лиственным пологом был совершенно неподвижен. Гёса и Рамдан сидели рядом на козлах третьего фургона. Рамдан правил. Гёса высморкался в два пальца. Его рубашка от пота промокла насквозь, прилипла к телу, и теперь наемник чувствовал холод кольчуги. Половина отряда ходила в соплях по этой же причине. Рядом с фургоном летела Карина. Все трое молчали – жара разморила так, и не было сил даже разговаривать. Да и о чем было говорить?
      Конечно, не о том, что за последние три дня караван продвинулся вперед не больше чем на десять верст, а до первого нападения обоз проходил такое расстояние за полдня. Теперь гоблины и тролли посыпались на караван, как из дырявого мешка. Они выскакивали из кустов утром, в сумерках. Падали с деревьев среди бела дня словно переспевшие желуди, прямо на головы конвою каравана. Подкрадывались ночью… Охрана обоза отражала атаки одну за другой. Нападавших всегда было немного, и, как выяснилось, гоблины были жутко трусливы. Но вчера людям впервые пришлось столкнуться с неповоротливыми гигантами – троллями. Лайруксал обучил всех воинов в караване заклинанию, от которого тролль ненадолго застывал, подобно статуе. Крюк и Брина не успели выкрикнуть его, запутались в незнакомых словах. На выручку экену пришла Сабрина, метнула огненный шар и пару заклинаний вдогонку. Видимо, какое-то из них все же подействовало, поскольку ведьме удалось вырвать экена из лап тролля. Но монстр успел зацепить Сабрину. Ведьма и экен теперь ехали в пятом фургоне вместе с другими ранеными. Последний фургон каравана уже начал потихоньку превращаться в лазарет. Брина погибла – первая из ведьм, которая осталась в лесу навсегда. Соратницы не смогли успокоить ее дух и установить по мандреченскому обычаю деревянную стрелу над ее могилой. Тролль смял Брину в кровавый комок и размазал по деревьям вдоль дороги на протяжении четырех саженей. И небесные воительницы понимали, что вряд ли духу Брины долго придется грустить и прогуливаться меж дубов и берез в одиночестве.
      Разговор на эту тему не имел смысла потому, что вчера вечером между Кариной и Рамданом уже все было сказано. И Арга очень встревожился бы, узнай он хоть половину беседы ведьмы и экена. Караван до сих пор шел туда, куда хотел капитан, только потому, что ни Карине, ни Рамдану не удалось вчера поговорить с Ринке, – сразу после ужина проводники ушли в свой фургон.
      Но сейчас сидх появился рядом с фургоном – неслышно и незаметно, как он это умел. Гёса заметил его и понял, что Ринке идет рядом с фургоном уже минут пять. Появление сидха было верным знаком того, что скоро придется драться – из всех остальных экен Ринке выбрал Рамдана и Гёсу для того, чтобы они его прикрывали в бою. Выбор был понятен – они были наиболее сильными Танцорами Смерти среди наемников. Гёса и Рамдан успели заметить, что Ринке каждый раз сходится со странными соперниками – то с главой нападающих, то с самым хилым из гоблинов, то и вовсе с ничем не примечательным. Но всегда, схватившись с намеченной жертвой, сидх побеждал. А атакующие тут же обращались в бегство.
      Гёса пихнул Рамдана локтем в бок. Прежде чем общаться с ведьмой, Рамдан поделился с ним своими мыслями о судьбе каравана. Гёса знал, что надо использовать так кстати подвернувшуюся возможность переговорить с проводником.
      – Садись, – предложил Рамдан сидху.
      Ринке взобрался на повозку.
      – Выспался? – спросила Карина, тоже заметив его.
      Тот улыбнулся и кивнул.
      – Что же это вашим троллям никто не рассказал в детстве сказок про то, что свет солнца обращает их в камень? – мрачно продолжала ведьма.
      Ринке засмеялся:
      – Зато их мясо можно есть.
      – Кожаные ремни тоже можно есть, если хорошенько их выварить, – пробурчал Гёса. – В Даарнийской крепости, помню…
      – Где? – переспросил Ринке.
      – Я там сидел, – пояснил экен.
      – Я что спросить-то хотел, – произнес Рамдан. – Троллям от нашего Танца ни жарко, ни холодно. Ты не знаешь, почему?
      – Нет, – покачал головой сидх. – Но у вас же есть какие-то правила… На какие виды живых существ Танец Смерти не влияет?
      – Да в том-то и дело, – ответил Рамдан. – Танец Смерти не действует только на мертвых, или на вещи – камни, воду. То есть получается, что тролли – мертвые.
      – Для мертвецов они слишком быстро двигаются и соображают, – пробурчал Гёса. – Хотя ходячих мертвецов я видел раньше. Там же, в Даарне. Пропишут тысячу двести палок – и прогоняют сквозь строй. А это верная смерть, но очень дооо-лгая…
      Глаза Ринке расширились – он понял, на что намекает экен. Движение каравана последние трое суток очень напоминало варварский метод казни, описанный Гёсой. Но сидх промолчал.
      – Я схожу в фургон, рубашку сухую надену, – добавил Гёса и спрыгнул с козел.
      Не успел он скрыться за краем тента, Рамдан сказал:
      – Ринке, давай повернем назад.
      Сидх задумчиво посмотрел на него и перевел взгляд на Карину.
      – Мы согласны, – произнесла мандреченка. – Я вчера посоветовалась с девочками… Только Арга должен остаться в живых.
      После первого нападения Арга связался с Кроном. После этого капитан орал на троих проводников так, что листва дрожала на дубах. Ринке понял, какую ошибку совершил, связавшись с вышестоящим начальством. Арга не уважал стукачей. Вот уже три дня проводники и капитан вообще не разговаривали.
      – Конечно, мы его не тронем, – кивнул Рамдан. – А то под трибунал будет некому идти.
      – Ребята, это все здорово, – произнес Ринке. – Но это бесполезно.
      – Почему же, хвост Ящера? – воскликнула мандреченка.
      – Тише, – сказал Рамдан.
      – Нет никакого смысла возвращаться, – пояснил сидх. – Сзади нас, грубо говоря, тоже стоят солдаты с палками, которыми будут бить нас по спине.
      – А ты… ты никак не можешь договориться с этими… солдатами? – осведомилась Карина осторожно. – Вы же в Лихом Лесу все друг друга знаете, наверно.
      – Могу, – сказал Ринке. – Я вчера предлагал капитану. Мне надо отлучиться от обоза. Но Арга ни в какую. А сегодня уже поздно, я не успею дойти.
      – Одного он тебя не отпустит, – согласился Рамдан. – А мне нельзя пойти с тобой? Я ж не мандречен. Мне ваши партизанские секреты неинтересны.
      – А еще можно Свету попросить, она и тебя отнесет, и Рамдана. Она свяжет вас таким заклинанием, что Рамдан никогда никому не расскажет, что видел, – добавила Карина.
      – А на ведьм это заклинание не действует? – тихо спросил Ринке.
      – Почему же, действует, – ответила мандреченка.
      Сидх молчал. Рамдан молчал тоже.
      – Ты хочешь, чтобы с тобой кто-то из девочек пошел? – догадалась старшая крыла «Змей». – Так говори, не стесняйся. Я прикажу любой, у нас это быстро, без вольностей…
      – Не сомневаюсь, – сказал сидх. – Но кто сможет приказать тебе, Карина?
      – Ах вот как, – пробормотала озадаченная ведьма. – Да, конечно, Ринке, я пойду с тобой.
      – Благодарю, – ответил Ринке.
      – Вы скажите Арге, а я за Светланой слетаю, – сказала Карина.
      Ведьма поднялась над фургоном и умчалась в хвост обоза – целительница была в последнем фургоне, у раненых.
      – Гоблины! – закричали впереди.
      – Тпру! – крикнул Рамдан и натянул вожжи.
      Засверкали огненные шары. В начало каравана над головами экена и сидха промчались ведьмы.
      – Шайтан, опять, – закряхтел Рамдан. – Как они надоели…
      Сидх глянул на часы и сообщил:
      – В этот раз будет кое-что новенькое.
      – Ты меня пугаешь, – мрачно ответил командир наемников.
      – Где Гёса? – спросил сидх. – Прикроете меня?
      – Само собой, – сказал Гёса, появляясь из-за фургона.
      Ринке хмыкнул:
      – Сменил рубашку?
      – А как же, – с независимым видом ответил экен.
      – А штаны запасные у тебя есть? – осведомился сидх. – Могут пригодиться.
      – Не обосрусь, не дождешься, – хмуро ответил Гёса, и в этот момент на дорогу вышел паук.
      Экен не видел его ног – он видел только огромное мохнатое тело, нависающее над передним фургоном. Стальные отблески магических шаров на его передних лапах. Россыпь горевших алым глаз на голове.
      – Крученый Иблис, – пробормотал Гёса и попятился.
      – Режь поводья, Крюк! – закричал Ринке. – Ему нужны лошади!
      Паук взмахнул лапой в воздухе, и ведьмы бросились врассыпную. Чудовище подхватило первый фургон, подбросило в воздух. Лошадей там уже не было – Крюк успел перерезать поводья. Из фургона выпала темная фигурка и улетела куда-то в лес.
      – Бейте его файерболами! – орал Ринке.
      Ведьмы услышали его. Вспыхнули файерболы, запахло паленой шерстью. Сидх обернулся к экенам, изумленно смотревшим на происходящее.
      – Прикройте же меня! – крикнул он.
      – Да, прости, – пробормотал Рамдан.
      Гёса и Рамдан привычно закрутились. Во время Танца экены превращались в черные воронки, в которых исчезало все живое. Ринке двинулся между Танцорами Смерти по коридору из мертвой силы. Эльф шел по нему не в первый раз, до сих пор не мог отделаться от ощущения, что заживо спускается в Подземный мир. В каком-то смысле это так и было. Иногда эльф видел лица Рамдана или Гёсы – серые, плоские, похожие на дешевые маски. Ринке старался не думать о том, что Рамдан, грубый и резкий, но при этом изумительно игравший на зурне, сейчас превратился в эту серую, дрожащую пленку, которая отделяет эльфа от мира живых. Ринке видел ужас на лице гоблинов, которых затягивало в Подземный мир. В стенах коридора мелькали изломанные зигзаги молний. Сами стенки казались прозрачными. Лес через них виделся серым, а кровь – белой. Метрах в двух от паука Ринке вытащил арбалет и взвел его. Сидх махнул рукой экенам привычным жестом, обозначавшим – «дальше я сам».
      Не успели Гёса и Рамдан приобрести человеческий облик, как гоблины бросились на новых противников. Ринке подбежал под брюхо пауку – ему не пришлось даже нагнуться. Чудовище щелкнуло жвалами и стало подниматься на задние лапы, но было поздно.
      Ринке поднял руку с арбалетом и выстрелил почти в упор, в огромное брюхо, нависавшее над макушкой эльфа.
 
      Рамдан и Лайруксал впрягали лошадей в фургон, который подняли ведьмы. Теперь небесные воительницы поднимали второй. Махмуд и Ахмет держали в поводу фыркающих лошадей.
      – Что же пауки здесь жрут, когда по дороге никто не едет? – спросил Рамдан у Лайруксала.
      – И два! – донеслось с неба.
      – Раньше по тропе было сильное движение, – ответил тот и поправил повязку на голове. Через грязный бинт проступила кровь. – Вот пауки и прочие… существа привыкли рассматривать ее как скатерть-самобранку.
      Ринке перестал ковыряться мечом во внутренностях паука и неожиданно рявкнул:
      – Это все ваши друидские сказочки! Мы попали в схему!
      Лайруксал моргнул, покосился на наемников и угрюмых ведьм и сказал нервно:
      – Давай обсудим это в Бьонгарде
      – Мы не дойдем до Бьонгарда, – очень спокойно и четко произнес Ринке. – Мы все сдохнем у первого шнейкхюгеля.
      Сидх смачно харкнул на дорогу, развернулся и двинулся в конец обоза. Второй фургон поднялся в воздух, неприятно ухнув чем-то внутри. Ринке остановился переждать, пока уляжется поднятая повозкой пыль и перестанут мерцать голубые огонечки магической сети. На сидха из-за фургона вышел Арга. Ринке начал забирать влево, собираясь обойти повозку с другой стороны, но капитан преградил ему дорогу.
      – Извини меня, Ринке, – с трудом произнес Арга. – Я ошибся. Что нам теперь делать?
      – Бросьте, Арга, – вяло ответил Ринке. – Я принимаю ваши извинения, если это вам так важно. Но это уже не имеет никакого значения. Кости-то наши все равно будут лежать вперемешку.
      Над дорогой зависла гробовая тишина. По лицам экенских наемников Арга понял, что они отлично слышали слова сидха. Капитан поднял глаза. Ведьмы сгрудились в воздухе над караваном. В тесном пространстве под крышей зеленого туннеля они напоминали замерший перед атакой пчелиный рой. Они висели не так высоко, чтобы не разобрать реплику Ринке. Капитан сглотнул и сказал:
      – Хорошо, иди. Но возьми кого-нибудь с собой.
      Ринке поднял голову, ища глазами Карину.
      – Света отнесет сидха, – сказала мандреченка. – А я пойду с ним.
      – Вылетайте немедленно, – сказал Арга, даже не пытаясь скрыть свое облегчение.
      Светлана начала спускаться по крутой спирали. Ринке выдернул из ближайшего трупа копье.
      – И ты не скажешь мне, куда вы пойдете и как ты собираешься остановить это безобразие? – осведомился капитан.
      Ринке улыбнулся и отрицательно покачал головой.
      – Я так и думал, – пробормотал капитан. – Когда вас ждать обратно?
      – Завтра к обеду, – ответил сидх. – Если я не вернусь, вас поведут Лайруксал и Вилли.
 
      Лагерь Энедики находился в глубине Железного Леса, а первая партизанская заимка, на которой всегда можно отдохнуть, – чуть южнее Мертводья. До заимки можно было добраться двумя способами. Первый, наиболее безопасный, был таким: пересечь Старый Тракт в том месте, где дорога из Бьонгарда соединялась с ним, и идти лесом, по набитым зверями тропам, все время держа на юго-восток. Рингрин, возвращаясь со своими партизанами с праздника, выбрал именно этот путь. Принц очень спешил, а рядом с заимкой находился телепорт, через который его отряд мог попасть на свою территорию.
      Энедика же выбрала второй способ, менее удобный, менее быстрый, но более полезный. Ее отряд двигался в сторону Эребора параллельно Старому Тракту с тем, чтобы в удобном месте перейти его, пересечь Мертводье по хорошо известному пути и оказаться на заимке. Мимо партизан проезжали все купеческие караваны, спешащие в Бьонгард. Ежи не трогали их, но смотрели, считали, запоминали.
      В день, когда Энедика решила пересечь Старый тракт, она отправила в разведку Халлена и Тавартэра. Они пробежали вперед около четырех километров и наткнулись на обоз. Эльфы залегли в кустах, считая подводы.
      – Хлеб везут, – сказал Тавартэр.
      – Это первый обоз с зерном, который мы видим, по-моему, – откликнулся Халлен.
      – А корабли с зерном всегда приходят из Полы примерно в это время, – согласился нандор. – Это самые первые ласточки, чтобы оказаться сейчас здесь, они должны были из Эребора в начале июля выйти.
      Халлен и сам это знал. Ему было скучно лежать, глотая пыль от проходивших мимо подвод, и хотелось поговорить с товарищем. В грохоте множества колес никто не услышал бы их голосов.
      – Энедика прикажет нам уничтожить его, – сказал Халлен.
      – Нет, – возразил Тавартэр. – Нас всего одиннадцать, а тут не меньше пятидесяти человек охраны…
      Он махнул рукой на рослого мандречена, ехавшего между телегой и обочиной дороги, и подозрительно посматривающего на лес.
      – Энедика обещала мне, что атакует, только если увидит Армию Мандры на марше, – добавил Тавартэр. Нандор запнулся, поняв, что сказал слишком много.
      – А я думал, я один одержим идеей умереть в бою, – насмешливо произнес Халлен.
      Нандор покосился на него:
      – А в чем причина твоей одержимости? Я так не собираюсь умирать.
      – Я заметил… Я болен, Тавартэр, – ответил темный эльф. – Я умираю.
      – Чем ты болеешь? Это заразно?
      Халлен открыл рот, чтобы соврать про опухоль, которая пожирает его тело изнутри, но вдруг передумал. Стыд стал для его иссушенной души столь же непозволительной роскошью, что и любовь. Перед отъездом из таверны Халлен истратил все деньги, что у него оставались, на два мешочка лислора. Теперь от них оставалась лишь половина в последнем мешочке. Эльф знал, что когда порошок закончится – а это должно было случится скоро – ему останется только умирать в окружении собственных чудовищ. Но Халлен надеялся, что ему уготован не столь мрачный конец и пророчество Мораны сбудется.
      – Нет, не заразно, – ответил он. – Я умираю от лислора.
      – Мне так и показалось, – спокойно сказал Тавартэр. – Я однажды видел такого, как ты. Бывшего лучника. Он ковылял по деревне, брался за любую работу, но был слишком слаб, чтобы заработать много.
      – И что? Он умер?
      – Не скажу, – усмехнулся нандор. – Но неужели ты думаешь, что твоя палка, усохшая теперь, когда-то была столь хороша, что сейчас Энедика рискнет жизнью всех нас – только для того, чтобы ты умер под мечом солдата, а не в судорогах, воя и катаясь по земле, не отличая день от ночи, а друзей – от соседних деревьев?
      – Что-то ты разговорился… Продолжай, – тусклым голосом сказал Халлен.
      Будь у Тавартэра чуть больше опыта общения с лислорерами, он бы замолчал. Но ревность ударила в голову нандору, и поэтому он не заметил нехорошего огонька, заплясавшего в глазах темного эльфа.
      – Зря надеешься, – закончил Тавартэр. – Энедика умеет различать отношения и…
      Он не успел договорить. Халлен вдруг оказался сверху, и колено темного эльфа прижимало грудь Тавартэра к земле, а руки сжимали горло.
      – А теперь послушай, что я тебе скажу, – прошипел Халлен. – Пока мимо нас проходили обозы с тряпками и вином, Энедика не тронула их и пальцем. Потому что они означали много красивых платьев и веселья. А этот обоз означает не только румяные круглые булки. Он означает и румяные круглые морды мандреченских солдат, которые будут рыскать по всему Железному Лесу в поисках нас…
      – Отпусти… – прохрипел Тавартэр. – Задушишь, псих…
      Халлен разжал руки и слез с него. Нандор чувствовал, как Халлена бьет дрожь. Бывший лучший лучник отряда принца плакал.
      – Прости, – сказал Тавартэр.
      – Заткнись, – ответил темный эльф.
      Когда они вернулись к отряду, выяснилось, что Халлен лучше знал характер своей случайной подруги, чем нандор, болтавшийся с ней по лесу последние пять лет. Едва услышав про обоз с зерном, Энедика приказала Нифреду, самому сильному магу из отряда, залечь с одной стороны тракта, а сама с остальными Ежами затаилась с другой. С одной стороны жирную колбаску обоза должны были нашпиговать стрелы, а с другой – поджарить магия Нифреда.