Лес великого страха

      – Можно продолжать движение?
      Ринке кивнул и хлестнул вожжами по крупу. Фургон стронулся с места. Капитан ехал рядом.
      – На что похожа эта тварь? – спросил Арга.
      – На огромную змею, господин капитан, – ответил Гёса.
      Арга покачал головой.
      – Вы же обещали… – начал он, обращаясь к Ринке.
      – Обещал, – сказал сидх необычайно серьезно. – Я обещал, что доведу обоз до Бьонгарда и вы не увидите ни одного тролля, если будете слушаться меня и других проводников. И троллей мы пока не встречаем. Но лес – это лес, господин капитан. Здесь всякое может быть. Кстати, вечером я хотел объяснить всем правила поведения в лесу.
      – Я помню, – ответил капитан. – После ужина можете это сделать.
      На дорогу легли две тени – это вернулись Карина с Зариной.
      – Но кое с чем я до вечера ждать не могу, – сказал Ринке, заметив их. – Я вас очень прошу больше не летать в разведку, госпожи ведьмы.
      Карина озадаченно посмотрела на капитана. Арга угрюмо кивнул.
      – Хорошо, – пробормотала ведьма.
      Дорога из светлого березняка вошла в угрюмый ельник. Из-за фургона появился взъерошенный со сна сидх – второй из проводников.
      – Это Вилли, – представил его Ринке. – Слушайтесь его, как меня.
      Вилли забрался на козлы и взялся за поводья, а Ринке слез с подводы и направился в конец обоза.
      – Пойду-ка и я своего напарника разбужу, – сказал Гёса и последовал за сидхом. – Хватит Крюку дрыхнуть…
      Они вместе с Ринке двинулись вдоль фургона. Железные обручи, на которые был натянут тент, распирали полотно подобно ребрам, делая повозку похожей на неизвестное, но очень исхудавшее животное.
 
      На пол фургона упала полоса света. Лайруксал зажмурился и пробурчал:
      – Аккуратнее. Некоторые здесь спят. Чего и тебе советуют.
      Но Ринке не стал ложиться. Он вытащил из-за тюков с грузом свой походный мешок, присел на ближайший из них и достал записную книжку в черном кожаном переплете и эльфийское стило. Изящный инструмент был мечтой любого школьника – он не оставлял клякс даже в самых неумелых руках и не нуждался в чернилах. Пристроив книжицу на колене, Ринке черкнул пару строк и глубоко задумался. Лайруксал наблюдал за ним сквозь ресницы.
      – Стихи о прекрасной ведьме? – осведомился Лайруксал. – Помни, что к слову «любовь» в мандречи есть только одна рифма – «кровь».
      – Я не силен в комбинировании ударных и безударных слогов, никогда этим не занимался и вряд ли займусь, – отмахнулся Ринке. – Но все комбинации графиков движения на дороге помню наизусть. Мы сейчас чуть не наехали на шнейка. Я записал время и дату его появления, только и всего.
      Лайруксал резко сел. Одеяло свалилось на дощатый пол фургона.
      – Надеюсь, вы не прикончили его? – воскликнул сидх.
      – Успокойся, конечно же, нет. Почему он здесь? – задумчиво спросил Ринке. – Так далеко от холмов… Они ведь никогда из них не выходят!
      – Он ведь живой, наш лес, – сказал Лайруксал. – Зря вы относитесь к его обитателям как к механическим куклам, каждая из которых двигается по строго заданной траектории в назначенное время.
      – Помолчи, друид, – поморщился Ринке. – Я эти песни уже слышал много раз. Если бы не таблицы графиков, по Железному лесу сейчас ходили бы только эти механические куклы. А графики, позволь тебе напомнить, написаны кровью. Моих и твоих родичей.
      Лайруксал поджал губы. Ринке закрыл записную книжку, убрал ее в мешок. Сидх растянулся на тюке, сунул под голову мешок и заворочался.
      – Кто бы мог подумать, что спать на золоте вовсе не так уж приятно, – со смешком сказал Ринке. – Лайруксал, дай одеяло.
      Друид молча подал ему одеяло. В центре дешевая шерсть была обезображена выцветшим штампом Армии Мандры. Ринке расправил одеяло, натянул его на себя и закрыл глаза.
      Мерно стучали колеса. По полотняному верху фургона плыла причудливая сеть теней.
      – И как ты себе объясняешь появление здесь шнейка? – спросил друид.
      – Или начался новый цикл, что вряд ли, – ответил Ринке, не открывая глаз. – Все возможные циклы давно изучены… Или Черный Камень сошел с ума от старости, что более вероятно. Ему ведь больше восьми веков.
      – Я вижу, тебя пугает подобное предположение, – нервно усмехнулся Лайруксал.
      Ринке глянул на друида в упор:
      – А тебя – нет?
 
      Гёса поворошил палкой в костре. К зеленому мосту ветвей над головами путешественников взметнулся сноп искр. Экен покосился на сидевшего напротив Ринке и спросил:
      – Можно так? Не набегут тролли?
      Сидх заулыбался и отрицательно покачал головой. После ужина Арга сказал, что сейчас Ринке объяснит всем правила поведения в лесу. Правил оказалось немного: не отходить от каравана. Ни вперед, в разведку, ни назад. С дороги сходить только вместе с проводниками. И, наконец, не шуметь. Гёса еще тогда сказал, что поход очень напоминает ему перегон по этапу, путешествие при движущейся тюрьме. После ужина охрана каравана разошлась – кто на посты, кто отдыхать, кто набираться сил перед ночным дежурством. У костра кроме проводника и наемника остались только Карина с Зариной. Ведьма сидела на походном матерчатом стульчике, который прошел со своей хозяйкой всю гражданскую войну. Ринке лежал на земле рядом с мандреченкой, завернувшись в плащ, и курил трубку. Гёса с Зариной расположились с другой стороны костра и пекли в углях картошку.
      Сидх обратился к Карине:
      – Мы сегодня очень рано остановились. Вы найдете, чем занять своих ведьм, госпожа старшая крыла?
      – Давай оставим «господ» и «сударей», – предложила мандреченка. – Нам два месяца хлебать кашу из общего котла. Карина – этого будет достаточно. Договорились, Ринке?
      Проводник кивнул.
      – А насчет занятий вечером… Ты хочешь что-то предложить? – спросила ведьма.
      – Пока еще не стемнело, они могут сходить за черникой, – ответил сидх. – А Вилли поохранял бы их.
      – Черника – это хорошо, – заметила Зарина. – Можно будет сделать взвар.
      – Давай завтра, – сказала Карина. – Сегодня девочки подгоняют форму. Нам выдали новую, а ее всегда надо немного ушить, чтобы она сидела по фигуре.
      – Завтра так завтра, – согласился сидх.
      – Слушай, а я вот что заметил, – сказал Гёса, обращаясь к Ринке. – Вдоль дороги столбики натыканы, с цифрами.
      – Я тоже видела, – вставила Зарина. – Мы проехали столбик с числом «двадцать два», прежде чем остановиться.
      – Это все видели, – лениво сказала Карина. – Ваша эльфийская верста короче нашей саженей на десять.
      – Наша мера расстояния называется километр, – ответил Ринке и добавил с интересом: – Откуда такая точность, насчет десяти саженей? Я чувствую дорогу ногами, но вы ведь летели…
      Карина фыркнула:
      – Ты очень необычно сказал. Чувствовать дорогу ногами…
      – Я сделал ошибку? – спросил Ринке.
      – Да в общем нет, – ответила Карина. – Можно сказать и так. Очень образно получилось, очень точно. А откуда я знаю про десять саженей – метла считает, сколько она пролетела, и показывает это число в саженях на руле. Ты здорово говоришь по-нашему, где ты научился?
      – Я жил в Бьонгарде, а там всегда было много мандречен, – ответил Ринке.
      – У вас расстояние на тропе размечено, – терпеливо продолжал Гёса. – Зачем?
      – А в Экне не размечают дороги? – удивилась Карина. – В Мандре размечают.
      – Но не все же, – возразил Гёса. – Так почему у вас расстояние на дороге размечено?
      Ринке замялся.
      – Я не смогу этого объяснить, – признался он. – Это связано с нашей магией, с детьми Мелькора.
      – Ладно, не рассказывай, – махнула рукой Карина.
      – Вы только что из столицы, – сказал Ринке. – Поделитесь новостями, а то сидим в своем лесу и не знаем, что в мире делается.
      «Ты наверняка знаешь, что произошло в Куле, – думала Карина. – Ты догадываешься, почему мы – экен, сидх и боевые ведьмы – оказались здесь, на старой лесной дороге, все вместе… Что ты хочешь услышать? Проклятия в адрес твоих родичей? Или ты хочешь узнать, что думают мандречены о последней дерзкой выходке Ежей? Изволь!»
      – Из последних новостей разве что пожар. Две недели назад, в канун праздника Купайлы, кто-то поджег Приморский квартал в Куле, – сообщила Карина. – Почти всего его жители погибли – кто сгорел заживо, кто отравился дымом…
      – Вашему народу всегда нравились костры, чем больше, тем лучше, – спокойно заметил Ринке. – Это же так забавно! Искорки…
      – На следующий день на стене императорского дворца появилась нарисованная сажей черная стрела, – продолжала Карина. – И подпись: «Хочешь потушить свой город – потуши Лихой лес!»
      – Как-то измельчали твои родичи, Ринке, – заметил экен. – Раньше гросайдечей валили, теперь – баб и детей…
      – А мы никогда и не были высокими, Гёса, – ответил Ринке. – Но мы, темные эльфы, умеем видеть лес за деревьями. Сколько тебе заплатили за эту прогулку? Кстати, Карина, как тебе и твоим подругам понравилось в «Гроздьях рябины»? Знатная гостиница, говорят. Я вот там ни разу не останавливался. Не по карману.
      Проводник картинным жестом похлопал себя по бедру. Алый блик отскочил от прозрачного кругляша на его браслете. Ведьма успела заметить темные фигурки внутри хрустальной вставки.
      – А можно посмотреть твой браслет? – спросила Карина. – Он такой необычный…
      – Да что ты мелешь, Ринке? – рассердился Гёса. – Ты что, думаешь, что это я поджег? Или ведьмы?
      – Нет, – сказал проводник.
      Сидх сел и протянул ведьме руку с браслетом, чуть поддернул рукав. Ведьма взяла его запястье в свои ладони. Ринке покосился на Карину. Зрачки сидха сузились в вертикальные полоски. Но ведьма успела заметить в глазах сидха легкую, хотя и добродушную насмешку до того, как сочная зелень затопила радужку. Насмешку, которая всегда появлялась в глазах сидхов при виде людей, будь то голубые глаза ледяных эльфов или нечеловеческие глаза эльфов темных.
      – Я думаю, что это-то кто-то из ваших генералов, который боится лишиться хлебной должности, – продолжал Ринке. – Ваш имперский маг еще весной грозился сократить воинский контингент в Железном лесу до одной дивизии. Оттого Ежи и попритихли, думается мне. И вот вы получили ответ… Но не от нас.
      Гёса покачал головой. С остальными соседями мандречены замирились уже десять лет назад. Только война с партизанами Лихого леса, доставшаяся в наследство от правления Черного Пламени, тянулась и по сей день, высасывая из казны кучу денег и взамен принося в дома мандречен «черные письма». Но, видимо, император Искандер считал, что вид из Трандуиловых Чертогов стоит того.
      – Может, Ринке и прав, – сказала Зарина. – Но кто бы ни поджег тот квартал, его соплеменники или кто из генералов – это не по-байнаххски! Нельзя убивать детей и женщин!
      – Ой ли, Зарина? – усмехнулся Ринке. – Для того, кто умирает, смерть всегда одинакова.
      – А для того, кто убивает – нет, – возразил Гёса.
      – Если убить человека на улице, то тебя казнят, – сказала Карина, разглядывая браслет. – А если на войне, то наградят.
      Она повела плечом – так, чтобы Ринке заметил на плаще три желто-черные нашивки в виде двойных зубцов. Но сидх давно заметил их. И знал их значение.
      Ведьма тихо ахнула. Хотя украшение ни капли не походило на тяжелые серебряные луковицы, которые ей доводилось видеть раньше, она вдруг поняла, что это.
      – Хвост Ящера, это же часы! – воскликнула ошеломленная Карина. – Да, правду говорят, что гномы Эммин-ну-Фуина самые искусные в мире… Но зачем тебе в лесу часы?
      – И у Лайруксала такие же, – сказала Зарина.
      При этих ее словах Гёса наклонился к углям – возможно, чтобы поворошить картошку, а возможно, чтобы скрыть недовольную гримасу. Ринке закусил губу и напряженно посмотрел вверх, словно ответ был написан золотыми солнечными рунами на темно-зеленом пологе леса.
      – Это тоже связано с нашей магией, – сказал он наконец.
      – Что-то у вас куда ни плюнь, всюду магия, – проворчал экен.
      – Эти часы означают, что я могу быть командиром отряда, – пояснил Ринке.
      – А, знак высокого положения, вроде графской диадемы, – сообразила Карина.
      – И ты командовал отрядом? – спросила Зарина.
      – Не похоже? – усмехнулся сидх.
      – Ты очень тихий для командира, – возразила экенка. Ринке пожал плечами:
      – В нашем лесу не выживают те, кто громко кричит. А командир – это тот, кто умеет выживать так хорошо, что может научить этому других, разве нет?
      Экенка только покачала головой.
      – Давайте лучше обсудим теорию убийства, – сказал Ринке. – Практики нам всем здесь хватает. Расскажите о ликах смерти, которые вы видели. Я думаю, что Танцору Смерти есть что рассказать. А уж ведьме, награжденной орденом Радагаста второй степени…
      Он коснулся нашивок на плече Карины – легко и почти нежно. Ведьма только вздохнула. Ей не нравились сидхи, не нравились мужчины маленького роста… но с Ринке было интересно.
      – Есть очень большая разница не только как убить, но и кого! – сказала Зарина.
      – Убийство – это акт власти над жизнью, – произнес Гёса. – Я думаю, Карина хотела сказать именно это, когда говорила об убийстве на площади города и в бою…
      – Да! Где тебя научили так хорошо думать, в медресе? – изумилась мандреченка.
      – В Вергийском университете, – ответил Гёса. – Я почти закончил там юридический факультет.
      – А можно узнать, почему не закончил? – тихо спросила Зарина.
      – Меня позвала Музыка, – сухо ответил Танцор Смерти. – Так вот, в мирное время власть над жизнью людей себе присваивает государство, которому они принадлежат. И каждый убийца – уже мятежник, потому что пытается присвоить себе эту власть.
      – Ты хочешь сказать, что убийц судят именно за это? – уточнил Ринке. – За попытку мятежа?
      – Их судят за глупость, – презрительно сказала Карина. – Любой, кто хочет убивать людей, должен принести армейскую присягу.
      – А тот, кто хочет убивать эльфов? – с интересом спросил Ринке.
      – Он должен надеть на рукав шеврон Чистильщика, – ответила Карина. – И готово дело!
      – Всякого рода заговорщики и революционеры хотят того же самого, – продолжал Гёса. – Они хотят иметь власть, то есть хотят иметь возможность убивать.
      – Не согласен, – заметил Ринке. – Лайтонд убил Черное Пламя, чтобы завладеть Эрустимом.
      – Да, но после гибели Черного Пламени от Мандры отделилась не только Фейре с Сюркистаном, – возразила Карина. – Тайнериды, все эти князья Захолустские и бароны Трех-Выморочных-Деревень, разве о Мандре они думали, когда пошли против Искандера? Да ни разу не думали они о Мандре! О себе они думали, спали и видели императорский венец! Они хотели иметь власть и больше ничего!
      – То есть, как говорит Гёса, они хотели убивать, – заметила Зарина. – Иметь возможность убивать безнаказанно.
      Экен с благодарностью кивнул ей и продолжал:
      – Вы носитесь с вашим лесом как с писаной торбой. Вы, темные эльфы, тоже хотите править на своей земле сами. Сами хотите решать, кого убивать здесь, а кого миловать.
      – Тебе не приходилось видеть на ярмарках механические игрушки? – сказал сидх. – Кукол, воинов, пауков? С ключиком в спине?
      – Видел, – сказал Гёса. – Гномовская работа. Если их завести, они поднимают руку, ходят, куклы открывают свои глазищи, а пауки шевелят лапами… И что?
      – Куклы двигаются благодаря внутреннему механизму, шестеренки там, пружины… Один мой друг думал так же, как ты. Он был среди тех, кто убил химмельриттеров. Он говорил, что тогда мы убили не людей. Мы сломали шестеренку огромного механического паука – вашего государственного механизма. Но, понимаешь, это все аллегории. Может быть, идейно все так и есть, но друг другу противостоят живые люди. Один из тех химмельриттеров оказался родным братом моего друга.
      – Хорошо, что не твоим, – усмехнулась Зарина. – Теоретики… Как бы вы запели, если в Приморском квартале оказались ваши братья!
      – Те, кто поджег Приморский квартал, поняли, любая война – это война идей, а не личностей, – ответил Ринке. – Я думаю, что любого мандречена можно взять за рукав, отвести в сторонку и поговорить. Любой нормальный человек скажет: «Война – это страдания и смерть. Мне война не нужна». И ты удивишься, но темные эльфы думают так же. Однако с целым народом договориться нельзя. Но можно заставить механического паука двигаться иначе. Не имеет смысла ломать его деревянные лапки. Надо по-другому сцепить его внутренние шестеренки. То же самое можно сделать и с тем огромным пауком, что сидит на шее у мандречен. Можно убить сотню химмельриттеров – им на смену из Цитадели придет новая сотня. Те, кто поджег Приморский квартал, хотели обратиться напрямую к пауку. Но немного не рассчитали толщину его панциря. Надо было сжечь не квартал, а полгорода. И тогда оставшиеся в живых завыли бы: «Да выгоните взашей Искандера, у нас столько денег нет, чтобы заплатить жрецам за похороны! Оставьте вы этих проклятых темных эльфов в покое, пусть сидят в своем лесу!»
      В наступившей тишине Ринке принялся неторопливо выколачивать трубку о лежащее рядом полено.
      Мандреченка подумала, что сидх прав. Еще она подумала о том, что впереди у них много-много таких вот вечеров у костра, во время которых будет испечен не один мешок картошки. Много-много дней путешествия под зелеными сводами. За это время ее ведьмы, сидхи и экены успеют перезнакомиться и подружиться между собой, десять раз помириться и поругаться. И, хотя Ринке заверил, что если караван будет идти так, как прикажут проводники, они не увидят ни одного тролля до самого Бьонгарда, Карина предчувствовала горько-соленый вкус совместных битв, и не только с врагами. Но и тех мучительно приятных битв, что ведутся противниками разного пола в постели. Мандреченка не сомневалась, что, несмотря на строжайший запрет, завяжется и пара-тройка дорожных романов…
      И ей были приятны эти мысли. Последнее время крылу «Змей» не приходилось работать в команде с кем-то еще. Этот заказ, как вдруг поняла Карина, напомнил ей войну. Тогда боевые ведьмы действовали сообща, рука об руку с артиллеристами и пехотинцами. Юность Карины прошла на войне, и сейчас ведьма первый раз в жизни поняла, что такое ностальгия. Мандреченка прекрасно понимала, что мирное время гораздо лучше и спокойнее военного. Однако на миг она вновь ощутила сладкое безумство дерзких штурмов, ночных высадок под дождем и поняла, что это – самое лучшее, что было в ее жизни. Карина знала, что раньше или позже откажется от метлы и станет простой станичной ведьмой, или же станет преподавать в Горной Школе, передавая опыт следующим поколениям ведьм. Но впервые при мысли об этом ощутила горечь, предвестницу тоски, с которой она была обречена вспоминать свою молодость. «Мы выросли на войне и теперь всегда, везде будем стараться построить полевой лагерь», – подумала ведьма и чуть улыбнулась.
      – Поговорили, и будет, – сказала она. – Давайте картошку есть, если она еще не сгорела.
      – А и правда, – сказала Зарина.
      Гёса выкатил из золы несколько картофелин. Зарина подала одну из них Карине. Ведьма окутала руки Чи Воды, чтобы не обжечься, и начала чистить обгорелую шкурку.
 
      Ринке проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо. Он открыл глаза и увидел лицо Вилли, зеленоватое в неверном свете магического шара.
      – Арга поднял караван! – прохрипел друг.
      Ринке и сам это уже понял по мерному покачиванию фургона и ритмичному поскрипыванию колес.
      Капитан все-таки осуществил свое намерение.
      Первые десять дней похода прошли спокойно и тихо, словно путники гуляли по главной площади Келенборноста, а не двигались через глухие дебри Лихого Леса. Арга решил, что проводники зря едят свой хлеб и вообще только мешают движению. То среди ночи поднимут всех и гонят, словно за ними мчится сам Локи, то до полудня заставят валяться в лагере… Никакой дисциплины. Вчера за ужином он высказал свои мысли Ринке. Эльф ответил, что собирается привести обоз в Бьонгард, а не в пасть паукам, и поэтому и дальше намерен устанавливать порядок движения так, как считает нужным, и завтра обоз тронется с места только после того, как солнце поднимется на две ладони над лесом.
      Но обоз двинулся гораздо раньше.
      Ринке сел, взглянул на часы и сказал:
      – У нас есть десять минут. Вилли, где наши кольчуги?
      Вилли вытащил из-под тюков походный короб. Мифриловые колечки мелодично зазвенели, когда эльф извлек оттуда кольчугу.
      – Останови караван! – взвизгнул Лайруксал. – Они же разделают детей Мелькора на гуляш!
      – Ты преувеличиваешь, – пожал плечами Ринке. – Экены пустят троллей на эскалопы, только и всего.
      Лайруксал горестно вскрикнул.
      – Никогда не ел эскалопов из тролльчатины? – осведомился Ринке, натягивая кольчугу. – Знатная штука, скажу я вам. Только больно уж вонючая, тролли жрут что попало…
      – Ринке, я тебя умоляю! – Лайруксал чуть не плакал.
      – Сам иди разговаривай с этим по уши деревянным ослом, – огрызнулся Ринке. – Кольчугу только надень.
      Лайруксал выхватил из рук Вилли кольчугу, кое-как натянул ее и выпрыгнул из фургона. Вилли вопросительно смотрел на Ринке.
      – А мы поговорим кое с кем другим, – сообщил друг. – Найди-ка мне тарелочку с яблочком, что нам в Келенборносте выдали.
      Выданный коммуникатор оказался дешевой поделкой из тигрового глаза. Ринке пристроил розовое в черных прожилках блюдце у себя на коленях и катнул шарик, весьма отдаленно напоминавший яблочко. Шарик описал круг и остановилось. Центр блюдца засветился. В нем появилось породистое лицо с тяжелым подбородком, в который безжалостно врезался высокий воротник с серебряным шитьем. Эльф изумленно уставился на человека, с которым его связало магическое блюдце. Ринке узнал мандречена, а тот его, слава Мелькору, – нет.
      – В чем дело? – осведомились из блюдца.
      – Я снимаю с себя ответственность за операцию, – ответил эльф. – Капитан Арга отказывается выполнять мои указания по распорядку движения каравана. Это приведет нас либо на вертел к троллям, либо в шахты к гоблинам, но одно я могу сказать точно – до Бьонгарда обоз не дойдет.
      – Да вы, сидхи, совсем не имеете никакого понятия о субординации! – заорали из блюдца. Ринке рефлекторно отшатнулся – изо рта говорившего летели слюни. – Вы что, решили, что будете командовать караваном? Арга – старший по званию, и вы можете давать ему рекомендации! Рекомендации, я сказал! А никакие не указания! Вам ясно? Выполняйте!
      Блюдечко потухло – говоривший разорвал связь.
      – Дурак он, – примирительно сказал Вилли. – И бородавка у него на губе. Видать, принцессу в болоте искал, а она простой жабой оказалась. И еще он на этого похож, ну, помнишь… Ну этих мандречен к Илу. Бери манатки и айда в лес, больше тут делать нечего.
      Ринке отрицательно покачал головой.
      – Рин, от нас ведь даже костей не останется, – пробормотал Вилли.
      Эльф наморщил нос.
      – Тут еще можно поиграть, – сказал он. – Мандреченам не нужно, чтобы обоз дошел до Бьонгарда… А нам нужно. Ну, скажем, не совсем до Бьонгарда…
      Эльф усмехнулся.
      – Надо же как получилось. Ладно… Попробую я связаться еще с одним человечком…
      Ринке ослабил завязку на своем походном мешке, который использовал вместо подушки, вытащил записную книжку и стило. Перелистнув несколько страничек, эльф нашел, что искал. Ринке аккуратно перенес четыре мандреченские руны на поверхность каменного яблочка. Получилось кривовато – эльф писал на мандречи первый раз в жизни. Ринке подул на шарик, чтобы чернила высохли быстрее, и катнул его снова.
      На этот раз нижнюю часть блюдца заполнило изображение черного лакированного дерева. Ринке догадался, что коммуникационный шар лежит у мага на столе. Все остальное место занимали женские ноги – стройные икры и безвольно обвисшие ступни. Ринке сглотнул. Вилли тупо рассматривал черный кровоподтек, охватывающий почти всю икру. Женщина была подвешена над столом. Расстояние между пальцами ее ног и поверхностью стола не превышало и дюйма. Если бы она хотела остаться в живых, ей достаточно было встать на цыпочки. Но женщина не хотела.
      Или не могла.
      – Имперский маг Крон? – неуверенно спросил Ринке.
      Изображение резко дернулось в сторону, превратившись в смазанные полосы. В блюдце появилось мужское лицо.
      – Слушаю вас, – сказал Крон.
 
      Светлана и Карина летели рядом со вторым фургоном. Ведьмы завесили над ним магический шар, чтобы осветить дорогу. Фургоном правил командир наемников, Рамдан. Рядом с ним на козлах сидели еще двое экен, Ахмет и Махмуд. Ахмет водил пальцем по причудливым завитушкам на ножнах своего меча, который он положил себе на колени. Махмуд спал. Тишина леса была вязкой и не располагала к разговорам. Казалось, что слова увязнут во мраке, обступавшем дорогу со всех сторон. Вдруг из него появился Лайруксал. Если бы Светлана не была профессионалом, эльф собрал бы лицом стальные рейки с развернутого хвоста ее метлы. Но Светлана была профессионалом. Она сдала чуть влево и вверх, прижимаясь к боку фургона.
      – Куда это так спешит наш проводник, – задумчиво пробормотала Света, глядя вслед удаляющемуся белому пятну.
      Услышав ее голос, Махмуд открыл глаза. Рамдан зевнул и почесал под мышкой.
      – Да хоть бы они и вовсе в лес ушли, проводники эти, – сказал экен. – Толку от них, как от козла молока… и без сидхов доберемся. На этой дороге до самого Бьонгарда развилок нет, уж не заблудимся.
      – Это точно, – поддержал Ахмет. – Меня этот задавала уже достал… Эти деревца на костер не ломай, потому что они слишком маленькие. Эти не трогай, потому что – редкая порода. Ему только волю дай – сидели бы на привалах при свете гнилушек и грызли бы сухпай.
      – А давайте подшутим над этим придурочным сидхом какую-нибудь шутку, – предложил Махмуд.
      – Какую? – оживился Ахмет.
      Махмуд не успел поделиться своей задумкой – в разговор экен вмешалась боевая ведьма.
      – Я бы вам этого не советовала, – холодно сказала Карина.
      Махмуд посмотрел на нее с выражением лица «заткнись, женщина, когда джигиты разговаривают».
      – Это почему же? – спросил он угрюмо. – Вы, что ль, заступитесь за него, госпожа боевая ведьма?
      – Вряд ли ему понадобится мое заступничество, – усмехнулась мандреченка. – Сидхов Лихого леса боятся даже их соплеменники. Все – и серые, и ледяные, и даже звездные… Говорят, магия лесных сидхов могущественна, но мрачна, и берет свое начало от сил зла.
      – Насчет сил зла не знаю, – заметила Светлана. – Что есть зло, что есть добро? Но почти все некроманты, которые приходят учиться в Зойберкунстшуле, родом отсюда.
      Это произвело впечатление. Наемники примолкли.
      – Темные эльфы, авари, как они сами себя называют, имеют власть над пауками, орками и всеми тварями Лихолесья, – закончила Светлана.
      – Авари, – задумчиво повторила Карина. Любая из боевых ведьм бегло говорила на языке врагов и смогла бы перевести столь простое название. – Отказавшиеся… От чего же они отказались?
      – Мы не отказались. Мы не согласились, – раздался из темноты голос Ринке.
      Карина обернулась. Сидх, очевидно, уже долго шел рядом с повозкой и слышал большую часть беседы.
      – Мои предки отказались пойти за светом звезд, – продолжил сидх. – Они были материалистами. Но ты не права насчет нашей магии. Мы, темные эльфы, – самые слабые маги среди всех Детей Старшей Расы.
      – Интересно, почему так? – спросила Светлана.
      Карина промолчала. Слабо поблескивающая мифриловая кольчуга на Ринке подтвердила самые худшие опасения старшей крыла «Змей». Еще ни разу за все время пути она не видела доспехов на проводниках.
      – У нас говорят, что магия – это кровь злых богов, которая отравила эльфов, – как ни в чем не бывало ответил Ринке. – Восемьсот лет назад, в дни Наказания за Гордость Разума, она лилась с неба. Почти вся кровь пролилась над Мертвой Пустыней. На земле кровь стала ядовитой пылью. Ветром пыль занесло в Истлу, немного в Нудайдол, а на севере накрыла земли Фейре. А до Железного Леса дошло совсем мало этой пыли, и поэтому мы такие слабые маги.
      Мандреченке ничего больше не оставалось, как поддержать тему.
      – И в наших хрониках написано нечто похожее. Там говорится, что после того, как Ярило одолел Змея, тот упал за Стеной Мира, – сказала Карина задумчиво. – И там все сгорело, превратилось в Мертвую Пустыню. А от удара поднялось столько пыли, что мгла застлала солнце на несколько лет. И шли дожди, от которых люди болели…
      Впереди закричали, сверкнули голубые огненные шары. Деревья по сторонам от головного фургона вспыхнули.
 
      Звеньевая Ирина крайне отрицательно относилась к ранним побудкам. Ведьма обычно брала ночные дежурства, а днем отсыпалась. Караван, по словам Ринке, назавтра должен был сняться с места ближе к обеду, и Ирина согласилась поставить на прикрытие свою тройку. Но Арга решил иначе, и ведьмы вот уже час болтались в воздухе. До рассвета еще было далеко, метла шла медленно и ровно, и Ирина задремала в седле. Ее разбудил дикий вопль. Ирина открыла глаза и увидела Лайруксала. Сидх подпрыгивал у стремени и пытался вырвать из руки капитана факел.
      – Бросьте сейчас же! – кричал он.
      Арга свободной рукой влепил проводнику затрещину, и сидха отбросило к обочине. Но и там Лайруксал не успокоился.
      – О Мелькор, да что же вы делаете! – простонал он.
      Приподнявшись на локтях, сидх завопил:
      – Вы всех нас погубите! Они же идут на свет, как мотыльки…
      Лошади нервно всхрапнули. То ли речь Лайруксала на них так подействовала, то ли почуяли кого-то в лесу. Ведьма всмотрелась в черные кусты в поисках мотыльков, встречи с которыми так боялся проводник. Пока что самые жестокие схватки конвой каравана вел с комарами, и мотыльки внесли бы приятное разнообразие в этот скучный поход.
      – А иди ты, – сказал Арга.
      – Что? – переспросил ошеломленный сидх.
      – Вали отсюда, говорю, пока факелом по морде не получил, – произнес капитан. – Без вас справимся.
      На обочине мелькнул красный колпак. Ирина вздрогнула, увидев его. Низенькая фигура метнулась наперерез, отбрасывая гротескную тень. В следующий миг дорога кишела зелеными телами. Первым коричнево-зеленая волна накрыла Лайруксала. Брина и Тана, ведьмы тройки Ирины, опомнились раньше звеньевой. Два голубых огненных шара, разбрасывая сверкающие брызги, полетели в лес по обеим сторонам дороги почти одновременно. От магического огня деревья вспыхнули, как вымоченная в нефти пакля. Раздался вой, запахло паленым. Арга наотмашь ударил факелом. Гоблин, вцепившийся в его стремя, взвыл и отвалился. Но он успел перерезать подпругу и в своем падении увлек капитана за собой.