Превосходящими силами (№2) - На чужой территории

Поехали к Дону каждый на своём авто. Дон Витторио со своими бойцами — на «Форде», а Шварц с парнями — на «Хорьхе» 1952 года выпуска.

После встречи со Шварцем дон Лучано ещё долго костерил дона Витторио. И было за что! Обхитрил молодой тевтон старого патриция, обвёл, как лиса — глупого медведя. Дон не знал об оскорблении, которое нанёс немец Семье, поставив под стволы её членов. Не знал он и того, что Витторио не в курсе места базирования заезжих «гастролёров», не было в особняке и боевиков, способных скрутить наглецов. Поэтому-то и лоханулся дон Лучано. Не взял за загривок наглого немчика, упустил. И теперь не знает даже, где искать его. Хорошо хоть, что тот проговорился, какой банк брать он точно не будет, да долю пообещал, якобы выказывая искреннее уважение. А когда разговор зашёл про негров-«оружейников», искренне рассмеялся.

— Какой счётчик, дон Лучано! Да нужны мне эти буффоны сто лет. У меня оружия, как у дурака — игрушек. Я знаю, что о моем приезде уже прознали местные копы, вот мне и нужно было, чтобы эти сучки слили информацию в полицию, какая мною для неё подготовлена. Я же не собираюсь грабить тот банк, который они будут особо охранять. Пусть все силы бросят на охрану банка Грассмана, а у меня припасён сюрприз совсем для другой конторы.

И ещё Шварц проговорился о составе своей команды. Хотя в ограблении планируется участие всего четырех человек, их выход из города будут обеспечивать около двадцати. А транзит в Луизиану, где у них постоянное место жительства, — ещё десяток. Так что не простые это «гастролёры», ой не простые.

Через два дня стало известно, что немцы взяли банк. И именно банк Грассмана. Дон Лучано орал на своих сподвижников, но толку от этого уже было маловато. Больше всего угнетала сумма, которую умыкнули немцы. Двенадцать миллионов полновесных американских долларов. Целый фургон, набитый деньгами и ценными бумагами. Понятно теперь стало, к чему такие силы были привлечены для транзита.

Постепенно стала проясняться картина ограбления. Немцы остановили пустой фургон инкассаторской службы, повязали инкассаторов и выкинули их за городом. Какие-то темнокожие мальчишки из хулиганства залили краской смотровое окно двери чёрного хода банка, и когда, точно по графику, подъехал этот самый фургон, охранник впустил грабителей, приняв их за своих коллег. В банк они вошли уже с оружием и в масках. Положили всех очень технично и тихо, так, что клиенты, находящиеся в операционном зале, даже ничего не узнали. Из хранилища, прямо в банковских тележках, перевезли в фургон ценности и деньги, и были таковы.

Обещанную долю дону Лучано немец отправил. Как в издёвку — ценными бумагами. И как в издёвку, на все миллион двести тысяч — акциями лопнувшей полгода назад «Дженерал электрик». И что самое непростительное со стороны мистера Шварца — это сопроводительная записка, в которой он величает дона Лучано Рваной Жопой.

Но дон Лучано знал, что капля камень точит, кто ищет тот всегда найдёт, и надеялся на свою удачу. а она его не подвела. Мистер Шварц прокололся. Отправлял он «посылку» для Дона транспортной компанией, да и указал в квитанции этой компании адрес небольшого мотеля в пригороде. Но нерасторопность собственного сына Дона помешала взять его тёпленьким, и мафиози, перевернув все в комнате, вынуждены были вернуться ни с чем.

А вечером на домашний телефон дона позвонил сам Шварц:

— Мистер Фиоре?

— Да, а ты кто? Представься.

— Вас беспокоит, мистер Фиоре, некий господин Шварц. Узнаешь меня, собака?

— Что тебе нужно, сучий потрох?

— Мистер Фиоре, вы подучили мою посылку?

— А, спасибо тебе за долю, когда мои парни тебя поймают, я тебе её в задницу запихаю, эту посылку. Ты у меня эти бумаги жрать будешь.

— Ты пришёл в мой дом, перевернул в нем все. Теперь я приду в твой дом и убью всех. Отправляй куда-нибудь подальше семью и собирай все своё войско. Я иду.

— Приходи, дорогой, я жду тебя!

— До встречи, Рваная Задница.

Дон Лучано не стал дожидаться разных неожиданностей. Он сразу же позвонил Майклу Палермиани, старшему офицеру полиции их округа, и рассказал, что некие субъекты пытаются вымогать у него, честного и открытого бизнесмена, деньги. Майкл обещал постоянно быть на связи и держать «под парами» пару полицейских машин. Потом Фиоре отправил в город своё многочисленное семейство и объявил тревогу.

По тревоге подъехали около сотни мафиози. Это были и молодые люди, студенты и работяги. И умудрённые сединами отцы семейств, мелкие лавочники окрестных торговых кварталов. И профессионалы — охранники и полисмены. Установили трехсменный режим дежурства. Ночёвка всех — в особняке Дона. Не потому, что Дону страшно стало одному в своём особняке, а для того чтобы не расслаблялся народ, будучи всегда под присмотром.

Дон любил такие тревоги. На поверку они всегда до этого случая заканчивались без стрельбы, ну разве что киллеры находили человека, вызвавшего тревогу, и тихонько убирали его. Что же должно было на этот раз изменить ход вещей? Попьём старого итальянского, поедим пасты, попоём старые сицилийские песни, только сплотимся прочнее, — так думал дон Лучано до того момента, пока не началось. Началось на третий день ожидания.

Примерно за месяц до этих событий в офис компании «Зюйд трейд» вошли трое солидных джентльменов яркой семитской внешности. Они, скромно продемонстрировав удостоверения помощников сенатора от штата Нью-Йорк, попросили о встрече с госпожой Фон и добились этой встречи, несмотря на то, что Эрика никого и никогда не принимала в своём офисе. И достаточно быстро, по-деловому, объяснили, что они хотят от компании «Зюйд трейд» и от самой Эрики.

Дело вот в чем: когда в 1942 году ООН, невзирая на протесты англичан, имеющих мандат Лиги Наций на управление Палестиной, разрешила создать там государство Израиль, и исполнилась вековечная мечта сионистов, но она же и принесла многочисленные проблемы самому народу израильскому. Палестина представляет собой беднейшую пустынную местность. До сих пор евреи пеняют Моисею за то, что он не смог подобрать место более приспособленное для жизни, или хотя бы чтобы там была нефть. Очень скоро поток энтузиастов иссяк, а необходимости финансовых вливаний и конца не видно. А тут ещё англичане, добрые души, подвигли диких арабов на восстание, и началась арабо-израильская бойня. Тут уж не до лишних сантиментов, и поехали эмиссары по долам и весям, собирать пожертвования на святое дело защиты Родины. Только добровольных пожертвований маловато для финансирования современной армии. Тогда американские сионисты решили сделать ход конём, и в американской прессе, частью подконтрольной детям Израилевым, поднялась волна разоблачительных публикаций про ограбление евреев, мигрантов из гитлеровской Германии. Так и назвали именем собственным — «Ограбление». А чуть позже ловкие парни, юристы и бандиты, вскормленные на «Сухом Законе», принялись за беженцев из Европы. Начали с самых видных нацистов. Затем перешли к знатным евреям, которые «зажидили» долю малую на оборону от иноверцев, а продолжили всеми, кто под руку попался.

Под руку попалась Эрика Фон, «урождённая» фон Брокдорф. Нашёлся сосед-еврей, из соседнего квартала, который готов дать показания в суде о том, что её семейство нещадно грабило бедных евреев. При необходимости таких показаний можно набрать хоть сотню, только зачем? Старый юрист и два молодых помощника продемонстрировали Эрике, что к разговору они подготовились основательно и за неё взялись всерьёз. На свет были извлечены не только досье, содержащее её аттестат зрелости, домашние фотографии в кругу семьи и прочие милые штучки, о которых она и представления не имела, но и одно из дел последних лет — транш из Аргентины в размере шести миллионов долларов, который она, по заданию советской разведки, обналичила и отмыла через сеть своих магазинов. Сионисты напирали на то, что это деньги нацистов, которые финансируют деятельность Эрики, но по их намёкам она поняла, что на самом деле «гости» считают эти деньги деньгами мафии. В этом она не стала их разубеждать, но её потрясла сама возможность разоблачения. Ночные страхи, которые она отчаянно гнала от себя, казалось, начали материализовываться, и её охватила паника. Она согласилась на все требования, а они ещё посчитали проценты «за пользование денежными средствами», и в итоге Эрика стала «должна» двенадцать миллионов. На её робкое возражение, что ей негде взять такие деньги, что в обороте её компании всего-то три миллиона, они посоветовали ей прокредитоваться в каком-нибудь банке, а лучше всего — у своего аргентинского поставщика.

После этой встречи Эрика в панике, впервые за все время, вышла на связь с дядей Семой. Причём, подозревая старого связного в «знакомстве» с сионистами, она не посвятила его в подробности своей тревоги.

Судостроев появился на четвёртые сутки. Снова под именем Хорхе Родригеса. Опять такой же элегантный. Молча выслушал. Нахмурился, когда Эрика сказала о том, что она со всеми их требованиями согласилась, и снова, как и двенадцать лет назад, сел за телефон.

Ещё через два дня перед Эрикой лежал подробный план действий. Ей надлежало слетать в Аргентину, чтобы успокоиться и расслабиться, и загнать евреям картину получения кредита. Потом ждать денег, а как только они придут, сбросить их на счёт в одном из самых крупных сионистских банков — банке Грассмана. А далее в дело вступят такие силы, что Эрике лучше и не знать об их существовании. Эрика все выполнила, день в день, минута в минуту, получила одобрение от старого «юриста» и уверения в его полном почтении и отсутствии любых претензий в дальнейшем.

А на следующий день банк Грассмана ограбили.

Счастливчик Лучано слушал своего советника, молодого, но раннего парня, которого он подобрал мальчишкой на улице, дал образование и воспитал в истинном католическом и сицилийском духе. Джонни Джуджаро отсутствовал, когда босс вступил в драку с наглыми «гастролёрами», но он потребовал подробного рассказа о происшедших событиях. После недолгого анализа он пришёл к совершенно очевидному для себя выводу:

— Это не немцы.

— А кто?

— По-моему — евреи.

— С чего решил?

— Говорят они не так, с ваших же слов, не с немецким акцентом, и то, как эти парни расколбасили банк Грассмана, — типичная подстава.

— Что, жиды меня снова решили за нос поводить! Да я им такую Варфоломеевскую ночь устрою! Вспомнят они прокуратора Иудеи!

Лучано упал на телефон. Он попытался дозвониться до главы «семьи» Пулетти, которая заправляла в Нью-Йорке, традиционном месте базирования еврейской мафии. Но переговорить смог только с одним из сыновей тамошнего босса, туповатым Санчесом. Тот только и понял, что в ярости звонил дон Лучано и что у него претензии к бывшим бутлегерам, которых он научит есть свинину с кровью.

А дальше связь с Нью-Йорком прервалась, и началось...

Алекс Шварц, на это имя были выписаны документы Александра Чернышкова, ветерана Второй Мировой, во время которой он сначала командовал разведгруппой, затем группой Осназа, так тогда назывались отряды спецподразделений. А после недолгого периода восстановления Европы он вновь оказался в боевом составе спецназа ГУГБ. «Пожарники» — люди, решающие самые сложные вопросы прикрытия наших разведчиков, действующих в самых разных уголках мира. Чернышков при формировании своей группы смог разыскать только двоих из сослуживцев по работе в тылу немецких нацистов, но теперь в его группе были Олег Пилипенко, мастер единоборств и тактики, и специалист по стрельбе, гигант Женя Юшков. Остальные ребята — молодые, да ранние. Обучены так, что почти и не нужно никакого опыта. После того как эти парни очистили джунгли Парагвая от американских наёмников, командование переправило их зализывать раны на тихий островок вблизи Гаити. Только отдых оказался короче, чем они рассчитывали. Вскоре быстроходный катер высадил их на побережье Мексики, вблизи Матамороса, а там и Хьюстон, и Вашингтон.

Задача, стоящая перед ним на этот раз, состояла в следующем: на одну нашу резидентку, коммерсантку по легенде и по жизни, «наехали» еврейские мафиозники.

Павел Судостроев, который и занимался инфильтрацией Чернышкова и последующей постановкой задач его группе, разработал операцию, с помощью которой можно было нейтрализовать сионистов в данном районе, но, как всегда, в своём стиле он попробовал решить одним ударом целый ряд вопросов. Операция в общих чертах предполагала уничтожение как еврейской, так и итальянской мафии, причём в основном руками самих же евреев и итальянцев. При этом надлежало вернуть деньги резидентке, а освободившиеся места спонсоров-лоббистов в американском парламенте занять своими людьми. Конкретные действия предстояло разработать Чернышкову и его группе. Когда все было утрясено, просчитано, подготовлено и проверено, на сцену вышел рэкетир и грабитель Алекс Шварц.

Ещё до появления в доме дона Лучано испуганного негра, в нем побывали два монтёра от телефонной компании. Они осмотрели телефонные линии, зачем-то поковырялись в распределительном щитке. После их визита телефон не стал работать лучше, но у Чернышкова появилась возможность слушать разговоры Дона. А при необходимости и прервать какие-то из них. Очень скоро стала выстраиваться картина коррупционных связей дона Фиоре. Дон, предполагая, что его телефонные переговоры могут подслушать, кое-что шифровал, но по американскому законодательству такие улики не могут быть представлены в суде, поэтому он и не особенно скрывался. Чернышкову в суд идти было без надобности, а вот списочек людей, среди которых были и сенатор, и конгрессмены, и пара министров, пригодится.

За день до «появления» на сцене мистера Шварца Чернышков прокатал операцию. На исходные позиции выдвинулась группа Пилипенко. Они расположились с краю леса, который тянется от ограды усадьбы Дона до самых Аппалачских гор. На свои боевые позиции вышли три пикапа с установленными в кузовах крупнокалиберными пулемётами. Их задачей в предстоящей операции станет огневая поддержка штурмовой группы. На перекрёстке дороги на Вашингтон в засаде встал ещё один расчёт крупнокалиберного пулемёта. Этот должен отсечь подмогу, если таковая будет. На опушке леса сгрузили из тяжёлого «Мака» три 122-миллиметровых миномёта. Их задача — разнести в пух и прах всю усадьбу. Естественно, снайпер бьёт по окнам, не допуская для противника возможности ведения огня из них. На все огневые позиции протянуты полевые телефонные линии, которые сходятся в одном месте, на наблюдательном пункте Чернышкова, расположенном на чердаке заброшенной кирхи в километре от места событий. Александр хотел сначала нанести удар под утро, подсветив место боя зенитными прожекторами, но, во-первых, не нашли самих прожекторов, а во-вторых, для протяжки силового электрического кабеля понадобилась бы такая куча согласований, что Чернышков счёл за благо отказаться от этой заманчивой идеи. Атаку назначили на десять часов, за полчаса до заката. В этом случае солнце будет бить в глаза обороняющимся, а наступившие сумерки помогут подготовленным бойцам довершить разгром. Чтобы обыватели из расположенных рядом домов не позвонили в полицию, перед усадьбой Дона установили несколько серий красочных фейерверков. Районная телефонная станция, вместе с началом атаки, также отключится.

И вот все готово. Дон собрал в доме почти половину своих сил, порядка пятидесяти человек. Ещё столько же ждут его приказаний в городе. У Чернышкова — двадцать два человека в основной группе, пять, не считая самого Александра, в резерве.

В половине десятого сверили часы, и Пилипенко, и Юшков, командир засады, выехали к своим бойцам. Без пяти минут десять специалист по телефонам группы Чернышкова переключил телефонную линию Дона на «свой» коммутатор. Эрика надела наушник телефонистки, все приготовились.

Ровно в десять часов вечера первая мина со свистом разорвалась на территории усадьбы.

Чернышков, помимо общего руководства боем, взял на себя ещё и обязанности арткорректировщика.

— Есть накрытие! Всем! Залпом — огонь!

Мины начали рваться часто, одна за одной. Сразу же в воздух пошли первые ракеты фейерверка.

— Что с телефонной станцией?

— Отключена.

— Понял. «Тачанки»! Вперёд!

На огневые позиции перед фасадом усадьбы выехали три пикапа, развернулись. Из кабин синхронно выскочили бойцы в серо-коричневом камуфляже и, скинув брезентовые пологи с кузовов, обнажили воронёные тела мощных пулемётов. Задние части пикапов были укрыты броневыми щитами, так же как сами пулемёты. Несколько секунд понадобилось расчётам, чтобы привести в действие свои смертоносные машины, и сразу же округа оглохла от их яростного лая.

На НП зазвонил телефон.

— Станция, вторая — бодро ответила Эрика.

— Полицию, срочно! — это, конечно же, был голос испуганного Дона.

— Минуту, сэр.

— Давай быстрей, сучка!

— Зачем так нервничать, сэр.

Эрика немного попереключала тумблеры, как её и учили, потом микрофон взял Штольц.

— Полиция, слушаю, — гундося южным акцентом, произнёс тот.

— Полиция, это усадьба дона Фиоре. На нас напали, взрывают тут все, стреляют из пулемётов. Срочно на помощь, вызывайте всех, кого можно!

— Конечно, сэр, сейчас едем, — произнёс Штольц в микрофон, и в сторону, якобы для коллег сказал: — Какой-то сумасшедший звонит, что-то лепечет про взрывы, про пулемёты. Насмотрелся фильмов про войну, вот башня и поехала.

— Я не шучу, слышите! Вот, послушайте, — из трубки стали слышны взрывы, — вот, слышите? Быстрее на помощь.

— Джек, отправь машину узнать, что там, пошли старого Фрэнка.

— Одной машины мало, здесь взвод полиции нужен!

— Вы, молодой человек, не кричите на меня, а то закрою на месяц, будете уважать полицию.

— Я тебе не молодой человек, болван! Я дон Фиоре! Позови к телефону лейтенанта Палермиане, он тебе быстро объяснит, кто я такой!

— А, итальянская мафия! И кто до тебя на этот раз добрался?

Штольц делал все, чтобы как можно дольше удержать командира противника на телефоне и парализовать этим организованное сопротивление. А тот и не торопился руководить обороной. Не было у него такого опыта. Это вам не киллеров отправлять на дело и не пачки денежные пихать депутатам. Здесь нужен не только опыт, но и знания специфические, а их ни у кого из итальянцев не было.

В это время один из миномётов перешёл на стрельбу дымовыми минами и поставил дымовую завесу между лесом и усадьбой. Крупнокалиберные пулемёты разносили стены поместья, не давая голову поднять залёгшим в коридорах дома мафиозникам. Под прикрытием дымовой завесы группа Пилипенко по сигналу Чернышкова пошла на штурм. Атаковали они с правого фланга, поэтому не боялись пока попасть под огонь своих пулемётов. Как только они достигли ограды, миномётчики прекратили стрельбу и занялись погрузкой тяжёлого оружия обратно на грузовик. Пикапы, по одному, не прекращая стрельбу, начали подтягиваться к дому. Бойцы штурмовой группы, вооружённые винтовками Шмайссера-Калашникова, автоматическими пистолетам Стечкина и немецкими гранатами-«толкушками», прикрываясь дымом, уже проникли на территорию усадьбы и заняли исходные позиции под окнами дома.

Пилипенко поднял руку с растопыренными пальцами, по одному согнул свои пальчики и махнул рукой вниз. Пулемётный огонь прекратился, и в ту же секунду в разбитые окна полетели гранаты. Следом за ними, подсаживая друг друга, в окна ворвались спецназовцы.

Технология зачистки жилых помещений от врага проста: сначала пинок в дверь, потом — граната, а за ней — спецназовец. Очередь из угла в угол, и следующая дверь. Не могли вооружённые «перьями» и короткоствольными «бульдогами» бандиты противостоять тренированным и опытным в подобных делах специалистам. Зачистка продолжалась не более пяти минут. После этого — контрольные выстрелы и поджог всего, что можно, в первую очередь всех бумаг в кабинете. Часть бандитов пыталась бежать с заднего двора в сторону леса. Там они и легли под пулемётными очередями с пикапов. Группа Пилипенко сразу же погрузилась в грузовик, подошедший из леса, и он понёсся к перекрёстку дорог.

После этого включили телефонную станцию и соединили Штольца с полицейским управлением, на которое тут же был направлен шквал телефонных звонков о взрывах и выстрелах в усадьбе дона Фиоре.

Когда кортеж полицейских машин приблизился к перекрёстку, на них с трех сторон обрушился сосредоточенный огонь четырех крупнокалиберных пулемётов и двадцати автоматических скорострельных винтовок. Четыре экипажа, восемь стражей закона приняли смерть, влипнув в дела, совсем их не касающиеся.

В течение пятнадцати минут спецназовцы полностью проверили территорию, сняли телефонные кабели и, оставив тела двух привезённых из Нью-Йорка членов одной еврейской банды, покинули место боя. На видном месте, в километре от перекрёстка, оставили машину со сломанным бензонасосом и с томом Торы на заднем сиденье, в общем, немного «наследили». Чернышков с Пилипенко и Юшковым, прихватив Штольца и Эрику, поехали к ней домой. Остальные разными путями рванули на юго-запад, в Западную Вирджинию. Там, в одном маленьком городишке, на заброшенном складе, примыкающем к свалке, и расположилась база отряда Чернышкова.

Шок, охвативший американское общество, продолжался недолго. В САСШ самым страшным преступлением, после покушения на частную собственность, конечно, является убийство полицейского. А здесь и данные полицейских осведомителей о конфликте гражданина Фиоре с еврейской мафией, и улики в виде трупов нью-йоркских бандитов-евреев, и машина, принадлежащая одному из них, все говорило о том, что это дело рук евреев.

Напрасно начали некоторые профессора и уважаемые журналисты рассуждать о том, что нет плохих народов, есть плохие люди. Их голоса потонули в возмущённом крике публики. Журналистов-евреев погнали с работы. Средства массовой информации, подконтрольные еврейскому капиталу, моментально были оккупированы разными представителями контрольных органов, которые и парализовали их деятельность надолго.

С банками и торговыми конторами все их прежние партнёры прекратили всякие отношения. Сразу же перестали отвечать на звонки своих бывших спонсоров сенаторы и конгрессмены.

ФБР, на которое обрушилась волна обвинений в некомпетентности со стороны представителей демократической партии, начало свою игру, постепенно находя «свидетельства» антиамериканской деятельности как сионистов, так и просто граждан-евреев.

А копы и не думали ни минуты. Им с самого начала было все ясно. Сразу же прокатилась волна арестов. Многих, даже не то что сопротивлявшихся, просто не поторопившихся сдаться, застрелили за попытку сопротивления.

По Нью-Йорку прокатилась волна погромов, которую, пользуясь случаем, организовали нью-йоркские итальянцы-мафиози. И жители еврейских кварталов вынуждены были ответить на насилие, защищая свои дома и свои рестораны-магазины. Это ещё больше подогрело всеобщее ожесточение, и война разгорелась с новой силой, вынуждая правительство бросать на жилые кварталы уже армию. А в армии слишком мало евреев, зато итальянцев, ирландцев, да и прочих — полно, и козлом отпущения вновь стали евреи, и вновь, раз за разом, на них обрушились удары, вынуждая их бросать, в который раз за свою историю, нажитое имущество и искать спасения в порту на пароходах, идущих в Хайфу.

Гораздо позже сионисты назовут это вторым Исходом и предъявят Америке счёт, когда она, одряхлевшая и разваливающаяся, будет биться в агонии, а сейчас им хватало работы. Десятки пароходов, тысячи беженцев, всех надо принять, накормить, разместить. Израиль получил второе дыхание, в него вливались все новые и новые граждане, у которых не было ничего, кроме решимости строить своё государство и отстоять его от любой внешней угрозы.

Чернышков, переждав два дня, исчез из города. А вот и Эрике, и Судостроеву — Родригесу времени уже не хватало. Слишком много появилось «бесхозных» парламентариев, чтобы сидеть на месте. Хорхе, вербуя, заводя дружбу, просто знакомясь, раздавал деньги пачками. Эрика вела себя по-другому, и это было обговорено заранее. Нет, она не жадничала, просто, в отличие от Судостроева, с его латиноамериканской внешностью и темпераментом, она изображала типично немецкую пунктуальность, и демонстративно заносила в свою записную книжечку суммы розданных денег, и достаточно чётко оговаривала стоимость услуг, время их оказания и пределы полномочий подкупленного лица.

Так за пару дней в её книжечке появились телефоны политиков, в прошлом работавших как с евреями, так и с доном Фиоре. Теперь Эрика контролировала людей в комитете по промышленности, и во внешнеполитическом ведомстве, и во внешнеторговом. Но самым её дорогим и перспективным приобретением было близкое, с барбекю, знакомство с семейством Бушей, техасских скотоводов и нефтяников, рвущихся к власти. Эти ребята, как решила она про себя, многого достигнут. И вскоре сама жизнь подтвердила её правоту.

В связи с антисемитской истерией, охватившей американское общество, калейдоскопически изменилась расстановка в его элите. В верха прорывались такие люди, которым раньше и руки бы никто не подал. Повторилась история «маккартизма», когда в середине сороковых, по подозрению в симпатиях к коммунистам, многие достойные люди были либо убиты, либо лишились своих постов и бизнеса. Зато такое дерьмо всплыло! То же происходило и сейчас.

Но Судостроев не был бы собой, если бы не нашёл в кризисе, устроенном им для неудачливых рэкетиров, и третью выгоду. Предвидеть массовые волнения не составляло особого труда, как и спрогнозировать последствия этих волнений для курса акций на американских биржах.

За несколько дней до начала акции Эрика аккуратно, а потом все бесцеремоннее стала скупать через знакомых брокеров акции Форда, старого антисемита, а также явно недооценённые облигации госзаймов, пенсионных и прочих государственных фондов. Бухнула туда все свободные средства, в том числе и принесённые Чернышковым миллионы. При этом аккуратненько слила все активы, которые хоть каким-нибудь боком соприкасались с еврейским капиталом. Когда прогремели первые репортажи о «бойне» в поместье Фиоре, биржевики первыми отреагировали на «еврейский след», и котировки многих компаний обвалились. Для того чтобы разместить средства в других бумагах, брокеры начали скупку акций Форда и госбумаг. Сразу же цена на них поползла вверх, а потом, когда в дело вступили биржевые «Быки», она начала расти как на дрожжах. В тот момент, когда цены на её бумаги удвоились и не думали останавливаться, а цены на бывшие еврейские капиталы упали ниже всякого здравого смысла, Эрика совершила «переворот», так на языке биржевых игроков называется сброс одних бумаг на высшей точке их курса и покупка бумаг-аутсайдеров на низшей точке. В итоге она стала единоличной владелицей контрольного пакета «Дженерал дайнемикс», одного из флагманов американской индустрии. И любые попытки обвинить её в использовании инсайдерской информации можно было отметать со смехом, ведь не могла же она, в самом деле, знать, что какая-то нью-йоркская шпана решит расстрелять целый полицейский кортеж, да ещё и в самой столице!

После этого, по примеру Эллочки Щукиной из бессмертного романа Ильфа и Петрова, она, только уже на полном серьёзе, могла соперничать с любой Вандербильдихой. Точнее, Вандербильдиха отныне должна была тянуться за Эрикой Фон.

Ведь это уже всеобщее признание. Америка любит именно такие истории внезапного успеха. Ещё бы — тридцатилетняя женщина, сирота, беженка от оккупационного режима, прибывшая в США с одним чемоданом, в течение двенадцати лет стала одной из самых богатых женщин Америки, при этом не через постель, не через раздевание перед кинокамерами, а исключительно за счёт ума и сообразительности! Вот оно, воплощение американской мечты, Мечты с большой буквы. Это вам не домик с флагом, газоном и мангалом для барбекю, это — исполнение чаяний совсем немногих американцев.

Нью-Йорк, лето 1953 года.

Павел Судостроев, он же Хорхе Родригес, коммерсант из какой-то латиноамериканской страны, бодрым шагом вошёл в пиццерию на 57-й улице и сразу среди посетителей увидел Александра Чернышкова, он же Алекс Шварц, безработный, эмигрант из Германии. Судостроев подошёл к нему, поздоровался за руку, на что Чернышков буркнул что-то, типа, давно не виделись, и они поднялись по тёмной лестнице на второй этаж, в кабинет для особо важных персон.

Сначала приятели заказали по огромной пицце с ветчиной, сыром и зеленью, затем Судостроев, тактично выдержав паузу, подождал с началом разговора до тех пор, пока его собеседник не одолеет хотя бы часть блюда. Павел видел, что за месяц, прошедший после их последней встречи, Чернышкову пришлось хлебнуть лиха. Лишь после того как Александр подкрепился, он начал задавать вопросы. Сначала Судостроев выяснил, как в Северной Америке осели люди Чернышкова, та команда, с которой он прошёл через мексиканскую границу и которая показала себя настоящими профи в битве с итальянской мафией, Чернышков с удовольствием рассказал, что большинство из ребят получили нормальную работу, кто таксистами, кто охранниками, кто ещё кем-то на побегушках, но все пока довольны, все «врастают».

— А сам как?

— Что сам? Сам нормально.

Только Судостроев видел, что не так уж нормально. Одежда та же самая, в которой Чернышков ещё месяц назад стеснялся показаться на глаза Эрике и Штольцу. Павел точно помнил, что выдал ему приличную сумму, которая, как он надеялся, поможет решить все первоначальные проблемы Чернышкова. Уж не пьёт ли? Он осторожно попытался выяснить судьбу тех денег, на что Александр достаточно сухо ответил, что деньги пошли на обустройство команды, на покупку квартир, на документы, на прочую мелочь, о которой он должен был подумать.

— Ведь мы притащили ребят к черту на рога, и что, бросить их? Да их через час бы фэбээровцы выловили...

— Себе-то купил квартиру?

— Пока нет.

— А почему? Чего ждёшь?

— Павел Анатольевич, тебе, конечно, спасибо, ты и так много сделал, только мы ведь не нелегалы, мы бойцы. Нет особых навыков вот так выживать, в городских джунглях.

— Именно об этом я и приехал поговорить. — Судостроев достал из папки бумагу и авторучку. — Я только что прилетел из Союза, где встречался с Лаврентием Павловичем, и он дал добро на следующую тему: создание здесь системы безопасности моей резидентуры, под видом легальной охранной фирмы. Так что для тебя появилась настоящая работа, и постепенно ты вытащишь в фирму всех своих ребят. Сделать нужно следующее. — Он начал рисовать квадратики на листке. — Сначала — регистрация фирмы. Придумай ей название какое-нибудь погромче.