Контора (№3) - Последний свидетель

— Я даже про свою сумку не вспомнила! — рассмеялась Наташа. — И уж конечно, мне было не до чужих сумок... Он, наверное, взял ее с собой, тот парень в майке.

— Вы так думаете?

— Ну да. А кто он такой? Почему вы все время про него спрашиваете?

— Знаете, Наташа. — Майор нахмурился и посмотрел куда-то в сторону. — Я вам скажу одну вещь. Понимайте ее как хотите. Ваш сосед по купе, у которого была синяя сумка, — очень опасный человек. Способный на многое. Он, по всей видимости, потерял свою сумку. И тут вы с ним похожи. Но, в отличие от вас, он свою еще не нашел. Хотя, наверное, постарается найти. И если вы с ним вдруг встретитесь...

— А почему мы с ним должны встретиться? — не выдержала Наташа. У нее начали дрожать икры, и, чтобы успокоиться, она стала постукивать коленями друг о друга. Это только усилило у майора впечатление, что девушка нервничает. — Зачем нам встречаться?

— Просто так. Случайно, — пожал плечами майор. — Так вот, Наташа, эта встреча может для вас плохо кончиться. Имейте в виду.

— Ну-у-у... — Она не знала, что сказать, мысли путались, ноги пробирала дрожь. — Я постараюсь не встречаться с этим человеком. Если он так опасен, как вы говорите.

— Он опасен, — подтвердил майор.

Когда милиционер ушел, Наташа выскочила на улицу, чтобы найти Алика и посоветоваться с ним. Алика нигде не было видно, и это повергло Наташу в состояние отчаяния.

Еще более ужасно она почувствовала себя тогда, когда подумала, что совершенно не помнит лица своего соседа по купе. Помнит синюю майку с двуглавым орлом. Помнит сильные мускулистые руки. И совсем не помнит лица.

Это означало, что первый встреченный ею на улице молодой мужчина мог оказаться хозяином сумки. Мог оказаться очень опасным человеком, как выразился майор.

Как назло, Алик исчез, словно провалился под землю.

12

Когда майор подъехал к зданию ГУВД и поднялся на второй этаж, в кабинет, который был предоставлен человеку из Москвы, Бондарев дремал в кресле, забросив босые ноги на письменный стол. Кроме ног, на столе находились рация, телефон и кобура с пистолетом.

Майор, просунувший голову в приоткрытую дверь, хотел быстро ретироваться, но Бондарев сказал, не открывая глаз:

— Заходите, я не сплю. — И чтобы у милиционера не было сомнений в его работоспособности, убрал ноги со стола и открыл глаза, показав темные строгие зрачки. Он яростно помассировал свои щеки и виски, тиская складки темной от загара кожи. Майор подумал, что москвич не так уж и молод — в ярком свете люстры, были видны мешки под глазами, несколько седых волосков на висках.

Бондарев перехватил его взгляд и усмехнулся.

— Неважно переношу жару, — сказал он. — Уматывает она меня. Ну да ладно... Как ваши успехи?

— Ничего особенного. — Майор сел напротив, забросил ногу на ногу, однако с удивлением ощутил боль в мышцах ноги — слишком много бегал сегодня. И он опустил ногу. — Поговорил с этой девушкой. Она говорит, что ничего не видела, ничего не знает. Очень забеспокоилась, когда я сказал, что ее сосед по купе — опасный человек. И что он будет искать потерянную сумку.

— Забеспокоилась? — заинтересованно произнес Бондарев.

— Пожалуй, даже немного испугалась, — уточнил майор. — Может быть, просто устроить обыск у Селивановых? Она — девчонка зеленая еще совсем, куда она может спрятать сумку? Перевернем дом, но найдем. Как вам такая идея?

— Не особенно меня вдохновляет такое предложение, — ответил Бондарев. — Все-таки нас интересует не столько сумка, даже с деньгами, нас в первую очередь интересует Шустров. Пусть он придет к Селивановой. Вы установили за ней наблюдение?

— Установил, — кивнул майор.

— Остается ждать, что Шустров отыщет Селиванову и задаст ей несколько вопросов. Кстати, скажите своим людям, чтобы применяли оружие по нему не задумываясь. Если ранят — отлично, убьют — переживем такую потерю. Он слишком хорошо подготовлен, чтобы кричать ему «Руки вверх!» и ожидать, что он так и поступит.

— Хорошо. — Майор сделал пометку в блокноте. — А если он не знает, что сумка у Селивановой?

— Он не только хорошо подготовлен физически, — заметил Бондарев. — Он еще и соображает головой. Я думаю, что он сразу смекнул, куда делся его багаж, иначе зачем он стащил билет с фамилией Селивановой у проводницы?

— А может быть, он ничего и не стаскивал. Она просто могла потерять билет. Или его взяла сама Селиванова, чтобы замести следы.

— Это всегда можно проверить. Где в городе можно узнать адрес человека по его фамилии? Адресное бюро? Справочное бюро? Сколько таких мест вообще?

— Три или четыре.

— Ну так оповестите все эти бюро, что надо немедленно сообщать в милицию о том, кто спросит адрес Натальи Селивановой.

— Сообщить в милицию... — написал майор. — А адрес дать? Или пытаться задержать этого человека у окошка?

— Не надо никакой самодеятельности. Он раскусит любые попытки поиграть с ним. Пусть дадут адрес, настоящий адрес, а потом сообщат вам. Я думаю, после такого предупреждения мы сумеем подготовиться к встрече Шустрова и Селивановой.

— Понятно. — Майор закрыл блокнот. — Что еще?

— Этот казах... Джума, кажется. Он уехал?

— Да, час назад его отвезли на железнодорожный вокзал и купили ему билет до Караганды.

— Хорошо, — медленно проговорил Бондарев. — Ваши люди будут вести наблюдение за Селивановой всю ночь?

— Всю ночь.

— И это хорошо. — Он откинулся на спинку кресла. — Я останусь в кабинете. Внизу есть дежурный? Пусть он докладывает мне лично обо всем, что случится за ночь. Любое подозрительное событие. Особенно если это будет связано с Селивановой или красным «Крайслером»...

— Вы не собираетесь спать?

— Я подремлю. — Бондарев снова положил ноги на крышку стола. Когда за майором закрылась дверь, он и вправду погрузился в дремоту, а поскольку дежурный так и не побеспокоил его за ночь, со временем дремота переросла в настоящий сон.

* * *

Судя по рапорту дежурного, ночь в Новоудельске выдалась спокойной. Самым серьезным происшествием в рапорте значилась пьяная драка возле бара «Старый фрегат». Пострадавший с переломом челюсти отправлен в больницу.

Но такое впечатление было ложным. Потому что существовали другие приметы того, что грядущий день в Новоудельске должен вылиться в нечто страшное.

Таких примет было несколько. Во-первых, небольшая лужица крови в мужском туалете новоудельского железнодорожного вокзала. Увидевшая кровь уборщица не обнаружила рядом человека, из которого эта кровь могла бы вытечь. Поэтому она не придала увиденному значения и замыла темно-красную лужу.

Второй приметой были периодически раздававшиеся из маленького сарая на окраине города стоны и вскрики, будто некто, пребывавший за дверями сарая, бредил во сне.

Третьей был свет в окне дома, принадлежавшего человеку, которого Алик называл Женей, а друзья называли Женёк. В свою очередь, главный человек в криминальных сферах города, «смотрящий за Новоудельском», называл его Жека Приколист. И доверял кое-какие дела.

В ту ночь свет в доме Жеки Приколиста не гас всю ночь. С ним были еще трое друзей, и, на удивление, в ту ночь они больше говорили, а меньше пили.

А четвертую примету Бондарев увидел собственными глазами, когда поутру подошел к окну своего кабинета и выглянул на площадь перед зданием ГУВД.

Ему показалось, что он продолжает спать и видит кошмарный сон.

13

— Он просто вытащил из кармана вот такую пачку баксов и начал отсчитывать, — срывающимся от волнения голосом произнес Приколист. — Будто это были рубли... Я офонарел вообще!

— Ты до сих пор офонаревший ходишь, — заметил один из его приятелей. Напротив Жеки сидели трое крепких молодых людей, встретив которых в темном переулке добропорядочный гражданин, если он только не является мастером восточных единоборств, поспешил бы немедленно унести ноги. Водка, пусть и из холодильника, убийственно действовала в такую погоду. Все четверо уже расстегнули рубахи.

— Конечно, офонарел! — фыркнул Приколист. — Потому что я точно знал — он не достанет таких бабок! Я уже собирался запрячь его в одно дело, а тут такой облом!

— Ёпт, Жека, ну не все же тебе быть самым умным, — усмехнулся парень с густыми, сросшимися на переносице бровями. Его кличка была «Брежнев». — Обул тебя пацан — ну так что?

— Меня волнует не то, что он меня обул, — громко и взволнованно ответил Приколист, хлопнув об стол пачкой банкнот, полученных от Алика. — Меня волнует, где он их взял!

— А что же не спросил? — вяло поинтересовался парень, даже в помещении не снявший солнцезащитные очки. Его звали Слепой. — Надо было сразу и спросить, а не бубнить сейчас...

— Я так думаю, что он не скажет, — пояснил Приколист. — Он же не дурак.

— Ёпт, так надо хорошо спросить, — предложил Брежнев. — С пристрастием.

— Пошли, спросим, — согласился Приколист. — Что найдем, поделим между собой.

— "Зелень"? — встрепенулся Слепой.

— "Зелень" поделим! — отвлекся от просматривания «Плейбоя» третий гость Приколиста — Лысый. — На четверых?

— На четверых, — согласился Приколист. — Только надо выбить из него правду...

— Ёпт. — Брежнев посмотрел на свои кулаки. — Ты, Жека, меня удивляешь. Да неужто мы не разговорим сопливого пацана?

— Он нам расскажет не только про «зелень», он признается, когда в первый раз подрочил и какого цвета трусы у его подруги, — мрачно произнес Лысый, закрывая журнал.

— Подруга? — Приколист задумался. Что-то было связано с подругой Алика, какая-то мысль, не очень четкая, но важная... Недаром он вчера поспешил выскочить на улицу вслед за Аликом. Ему было чертовски интересно посмотреть, кто сопровождает парня в таком деликатном деле, как возвращение долга в две тысячи долларов. Он ожидал увидеть какого-нибудь «крутого» и уже приготовился пожалеть, что перспективный пацан отпал сам собой. Но вместо этого Приколист уперся взглядом в спины Алика и худенькой блондинки, быстро удалявшихся от «Старого фрегата».

И тогда появилась эта мысль...

— Позавчера мы с ним базарили, и он сильно напрягся, — проговорил Приколист. — У него явно не было денег. Вчера он тоже был не в духе... Но он торопился, потому что приехала его девчонка. Вчера она вернулась. Он побазарил со мной и пошел к подруге. И через три часа приходит с такой рожей, будто он сын Рокфеллера. И вытаскивает из кармана кучу баксов. Словно они там всегда лежали. И уходит. А девчонка ждала на улице.

— Ты хочешь сказать, что он от бабы своей получил деньги? — сделал вывод Слепой. — Так?

— Выходит, что так, — медленно проговорил Приколист. Он пытался вспомнить все, что Алик говорил ему о своей подруге, но в памяти всплыло только одно — имя.

— Наташа, — произнес Приколист. — Так ее зовут.

— Да хоть Памела Андерсон, — отозвался Лысый. — Если надо, мы и ее разговорим. Бабу даже проще разговорить. Быстрее. Однажды потрошили такого буржуя у него на дому... Пытали, где побрякушки спрятаны. Он, сука, молчит, хотя уже кровищей обливается. Я пошел, взял его бабу за горло. Думал, сейчас пригрожу, что мы ей групповой секс устроим. Даже до этого не дошло. «Не мните мое платье! — кричит. — Это от Юдашкина, бешеных денег стоит! Все скажу, только платье не портите!»

— И сказала? — поинтересовался Слепой.

— Ясное дело.

— Вот сучка, — неодобрительно покачал головой Брежнев. — Как из-за таких блядей мужики страдают! Так мы идем базарить с этими твоими друзьями, Женёк?

— Давайте с утра, — предложил Приколист.

— Как скажешь, — не стал возражать Брежнев. — Ты только не забудь — дележка на четверых.

Приколист обещал не забыть, и в результате, на следующее утро, едва Алик около девяти часов вышел из дома и прошел метров двадцать по улице, как получил могучий тычок кулаком Лысого в основание позвоночника. В следующую секунду его шея оказалась зажатой под мышкой того же Лысого, и в таком положении Алика втащили в машину, которая тут же рванула с места.

В салоне «Дэу» было тесновато — все-таки пять человек, трое из которых — Лысый, Брежнев и Слепой — отличались крупными габаритами. Алик попытался что-то выкрикнуть, но Брежнев отвесил ему легкую затрещину, и Алик потерял сознание.

14

Поднявшись со своего неудобного ложа вскоре после рассвета, Бондарев потянулся, размял шею, руки и поясницу, сделал несколько отжиманий от пола, встал на руки и после этого почувствовал себя окончательно проснувшимся. Он позвонил дежурному, и тот заверил московского гостя, что за ночь ничего существенного не произошло.

— Что ж, пусть будет так, — сказал Бондарев и повесил трубку. Он подозревал, что воцарившееся затишье — лишь прелюдия к новым кровавым событиям, связанным с Шустровым и синей спортивной сумкой.

Но пока ничего не происходило, и он хотел использовать свободное время с пользой. Бондарев умылся, надел кроссовки, накинул рубашку и подошел к окну. Раздвинув занавески и впустив в кабинет утреннее солнце, он поморщился — опять эта душегубка...

Солнце слепило, и потому Бондарев не сразу заметил фигуру, медленно бредущую через площадь к зданию ГУВД.

Бондарев уже успел привыкнуть к неспешному ритму разморенных жарой маленьких городишек типа Степного или Новоудельска, но эта фигура передвигалась уж слишком медленно даже по местным стандартам. И что-то в ней было не так.

Бондарев пристально всмотрелся. Увиденное заставило его вздрогнуть. Он схватил со стола кобуру и помчался вниз.

— Дежурный! — закричал он еще на лестнице. — Дежурный!

— Что случилось? — поднялся из-за конторки лейтенант.

— За мной! Быстро!

Лейтенант пожал плечами, но последовал за Бондаревым. Выйдя на площадь, он прищурился, пытаясь разглядеть человека, к которому так торопился Бондарев. Потом он остановился и прошептал:

— О господи!

Женщина с трудом переставляла ноги, медленно приближаясь к зданию ГУВД. Она была босая, с растрепанными волосами и каким-то странным остановившимся взглядом. Она прошла мимо Бондарева, будто того не существовало вовсе.

Но не на волосы и не в глаза смотрели лейтенант и Бондарев. Женщина была одета в белую юбку, а выше... Выше на ее плечах болтались обрывки белой блузки и половинки рассеченного спереди бюстгальтера. Обвисшие груди были испачканы в крови, и эта кровь капала с разбитого лица женщины. Но не только. Между грудей краснел вертикальный длинный порез, начинавшийся от грудины и заканчивавшийся вверху живота.

— Лейтенант, — хрипло проговорил Бондарев. — Уведите ее в здание. И врача. Немедленно.

— Хорошо. — Побледневший лейтенант подозвал еще двух милиционеров, те взяли женщину под руки, и в этот момент женщина остановилась. Она обвела мужчин жалобным, исполненным боли взглядом и вытянула вперед правую руку.

Бондарев разжал пальцы и взял у женщины смятый, испачканный кровью листок бумаги.

— Уведите ее, — поторопил он лейтенанта и, развернув листок, прочитал: «У вас есть три часа, чтобы вернуть нам нашу вещь. Вы знаете, что это. Если вы скажете „нет“, то двое детей этой женщины и еще двое людей будут убиты. Не берите на душу грех. Верните нам наше, и мы уйдем. Вам позвонят через три часа и скажут, куда принести сумку. Это не шутка».

— Что там написано? — спросил лейтенант.

— Там написано... — Бондарев осекся. Женщина повернулась к нему спиной, и он увидел на ее голой спине неровные порезы, из которых складывалось: «Это не шутка».

У лейтенанта задрожали губы. Он хотел что-то сказать, но Бондарев опередил его. Он посмотрел на часы и проговорил:

— Сейчас девять сорок. У нас есть три часа. Это до двенадцати сорока.

— Какие сволочи... — начал лейтенант сдавленным голосом, но Бондарев положил ему руку на плечо:

— После будем разговаривать.

15

Они выехали на окраину города. Приколист остановил «Дэу» на каком-то пустыре, но не стал глушить мотор.

Алика выволокли из машины и поставили на ноги. Лысый одной рукой держал его за шиворот, и Алик чувствовал себя так, словно он висел на какой-то огромной вешалке, вешалке для людей.

Он не удивился, увидев перед собой Женю. Он только презрительно сплюнул, не попав, к сожалению, на ботинки соседа.

— Плюйся не плюйся, — сказал в ответ Приколист, — а пока ты на наши вопросы не ответишь, отсюда не уйдешь.

— Хрен тебе, а не ответы, — проговорил Алик. — Ты меня не убьешь, а как только этот гад меня отпустит, я пойду в милицию...

— Ба-а! — удивился Слепой. — Он еще и стукач! А со стукачами разговор короткий...

Он ударил Алика в солнечное сплетение, и мир для того сжался до размеров одной пульсирующей точки невыносимой боли, поселившейся в его теле.

— Ты хотя бы послушай, какой вопрос я хочу задать, — предложил Приколист, склоняясь к опустившему голову Алику. — Слушаешь?

— Ну, — прошептал Алик.

— Ты вчера отдал мне две штуки долга, помнишь?

— Помню... — Голос Алика был слабым, он сам едва слышал его, будто звук шел из глубокого подземелья.

— Я не в претензии, мы разошлись с тобой по этому вопросу. Все в порядке. Просто скажи: откуда взял эти баксы? Кто их тебе дал? У тебя же их не было вчера днем? Откуда они?

— От верблюда, — пробормотал Алик.

— Ладно, — сказал Приколист и пнул соседа в пах.

Алик вскрикнул, но звук потонул в шуме мотора. Алик почувствовал, что задыхается, и попытался упасть, чтобы лечь на землю и найти в ней опору для своего пожираемого болью тела. Но Лысый успешно продолжал играть роль вешалки.

— Твоя подруга тебе деньги дала? — снова приступил к допросу Приколист. — Да?

— Нет, — выговорил Алик, потому что не мог промолчать в этот момент.

— Нет? — усмехнулся Приколист. — Если ты говоришь «нет» — это значит «да». От Наташки своей? Хороший подарочек, пара штук «зеленых»!

— Вы разговаривайте, — подошел к ним Брежнев. — А я делом займусь.

Он тщательно обыскал Алика, вывернул наизнанку все карманы и, довольный результатом обыска, повернулся к Приколисту. В огромном кулаке были зажаты с десяток пятидесятидолларовых купюр.

— Это тоже ее подарок? — спросил Приколист. — А у нее откуда такие богатства? У нее ведь папа не миллионер, я знаю.

Алик молчал, и тогда Приколист улыбнулся.

— Хорошо, молчи, — сказал он. — Всегда есть возможность узнать у нее самой. Сейчас парни сходят за ней. И приведут сюда. И мы поговорим с ней. Как ты думаешь, она захочет поговорить с нами? Я думаю, захочет. Знаешь, такие здоровые мужики, как эти, — он показал на Брежнева и Слепого, — они многое могут сделать с девушкой в таком тихом, спокойном и, главное, безлюдном месте. Они могут ее оттрахать, как ты ее никогда не трахал! Она будет в таком восторге, что расскажет все. А ты будешь смотреть. И будешь радоваться. И ни в какую милицию ты не пойдешь, потому если ты хоть шаг сделаешь в том направлении, то твоей Наташке оторвут голову. Сначала ей, потом — тебе. Ты уж лучше веди себя смирно. Ну, скажешь?

Алик заскрипел зубами, раздираемый болью и отчаянием. Оставалось надеяться, что эти сволочи блефуют или что они не сумеют взять Наташку. Алик помнил, как радовалась она своей чудесной сумке. И он не мог вот так запросто, после пары пинков, лишить ее этой радости. И он промолчал.

— Ладно, — пожал плечами Приколист. — Ребята, смотайтесь за этой сучкой. Улица Садовая, двадцать шесть, если я не ошибаюсь.

В этот момент Алик дернулся изо всех сил, взмахнул ногой, но его ступня прошла в десятке сантиметров от Приколиста. Тот раздраженно сплюнул и ударил в ответ. Ударил гораздо удачнее, чем Алик.

Боль была такой, что Алик даже пожалел о том, что не ответил на вопрос Приколиста. Сожаление быстро прошло. Остались боль и злость.

А из этих двух злость была самым сильным чувством.

16

Взбудораженный и нервный майор подошел к Бондареву и сказал шепотом, чтобы не слышали другие:

— Просто звери какие-то... Я еще никогда такого не видел, у нас тут...

Бондареву захотелось сказать, что причитания майора кажутся ему глупыми. Не дело здоровому мужику с пистолетом на заднице распускать сопли при виде окровавленной женщины. Пусть даже в Новоудельске такие вещи были редкостью. Ему захотелось спросить, неужели майор думал, что весь срок его службы он будет иметь дело лишь с пьяными драками и кражами? Ему захотелось схватить майора за плечи и встряхнуть. И сказать: «Потом будешь причитать».

Однако все свои умные слова Бондарев придержал при себе. Он хмуро посмотрел на майора:

— У меня такое соображение. Надо быстро найти эту девчонку, Селиванову. Втолковать ей, как обстоят дела.

— Чтобы она отдала сумку? — Майор сразу перестал выглядеть растерянным и нервным.

— Вот именно. И чтобы никто ни слова за пределы этого здания! Чтобы никто не знал! Привезти родственников этой женщины сюда. Выяснили, кто она?

— Нет. Она не в состоянии разговаривать. Ей вкололи успокоительное...

— Понятно. Насчет нее я не беспокоюсь, раны несмертельные. Вот моральное потрясение, это да... Ладно, ищите девчонку и...

— Вас к телефону, товарищ майор, — позвал дежурный. Бондарев и майор переглянулись.

— Они сказали, что позвонят через три часа, — произнес майор то, что Бондарев и так помнил. — Может, что изменилось?

— Сейчас узнаем.

Майор взял протянутую дежурным трубку, а Бондарев подсел к параллельному аппарату.

— Казаков слушает, — сказал напряженно майор.

— Казаков, здравствуй, — торопливо заговорил кто-то. Майор облегченно вздохнул и, посмотрев на Бондарева, помотал головой: не они. Но Бондарев не спешил вешать трубку параллельного телефона. — Беда у нас случилась! Ты еще не в курсе?

— Смотря насчет чего, — настороженно произнес майор. Его лицо снова стало напряженным, голова будто вдавилась в плечи.

— У меня жена повезла детей в школу, — захлебывался в тревоге голос неизвестного. — А потом мне звонят и говорят, что машина на полдороге пустая стоит. С распахнутыми дверцами... И кровь на стекле! Казаков, что-то случилось!

— О господи, — пробормотал майор. — А я ее и не узнал...

— Кто это? Кто звонит? — спросил Бондарев.

Майор поднял на него ошалелые глаза и покачал головой, медленно и сокрушенно.

— Я ее и не узнал, — проговорил он, глядя на Бондарева. — Это жена нашего мэра. А это он сам звонит. Вот так...

Голос мэра еще трепыхался в трубке, майор все еще смотрел глазами побитой собаки на Бондарева, а тот, не в силах отказаться от многолетней привычки оценивать все с профессиональной точки зрения, сказал то, что от него меньше всего ожидали. Это были не слова утешения, это был не гениальный план освобождения детей мэра.

Бондарев понимающе кивнул и сказал:

— Конечно. Все верно. Они должны были выбрать кого-то в этом роде. Грамотно работают.

Потом он увидел обращенные на него взгляды, спохватился и добавил:

— Сволочи.

17

Наташа вернулась из магазина и выгружала купленные продукты на кухонный стол, когда услышала скрип калитки во дворе. Она подумала, что это Алик, и продолжила свое занятие, ожидая, что он поднимется по ступеням в дом и увидит ее.

Она захлопнула дверцу холодильника, но никто не появился в кухне. Тогда Наташа вытерла руки полотенцем и сама вышла на крыльцо.

В саду стояли двое незнакомых парней. То есть не то чтобы совсем незнакомых, Новоудельск был слишком маленьким городом, чтобы здесь встретились совсем незнакомые люди. Она знала их в лицо, но не более того.

— Вам кого? — спросила Наташа.

— Селивановы здесь живут? — спросил один.

— Здесь, — подтвердила Наташа. — Что вы хотели?

— Это ты, что ли, Наташка? — весело спросил второй. — Привет, Наташка.

— Допустим, привет. — Она сделала маленький шажок назад. В Новоудельске не было принято вот так среди бела дня ходить по домам и насиловать молодых девушек, если те оказывались дома одни. Тем не менее Наташа отступила еще на шаг — просто так, на всякий случай. Она не думала, что парни представляют какую-то опасность. На всякий случай Наташа спросила: — Может, вам отца позвать? — Это должно было отпугнуть парней, если у тех было что-то недоброе на уме. Отец-то был на работе.

— Зови, — легко согласился первый. — Зови. Что ж не зовешь, Наташка?

— Сейчас. — Она попятилась к двери. Войти в дом, запереться. На всякий случай.

— Ты погоди, не суетись, — сказал второй, заметив ее движения. — Мы сейчас Алика встретили...

Она остановилась.

— И что?

— У него неприятности. Крупные неприятности. Может, ты ему поможешь?

— А что же он сам не пришел?

— Я же говорю, — ухмыльнулся первый. — У него крупные неприятности. Того гляди, он и вообще не придет. Пойдем, мы тебя проводим к нему.

Наташа подумала, что надо написать записку родителям, чтобы те знали, куда она пошла. Правда, родители придут с работы вечером. И если эти парни задумали что-то плохое, то искать ее по записке будет поздновато. И все-таки заскочить в дом и запереться?

— Ну ты давай решай, — спокойно произнес второй. — Идешь или не идешь? У нас времени нет рассиживаться тут с тобой...

Ее смутило то, что оба парня не делали ни малейшей попытки подобраться к ней поближе и схватить. Они вели себя спокойно и даже равнодушно. Наташа не почувствовала угрозы.

— Ладно, — сказала она. — Минутку.

Она вошла в дом, пробежала в свою комнату, схватила ручку и написала крупными буквами на листе бумаги: «Что-то случилось с Аликом. Ушла к нему. Наташа».

Потом быстрым движением расчесала волосы, задумалась, не переодеться ли ей, сменив платье на джинсы, но махнула рукой. Время дороже.

Она выскочила на крыльцо, заперла дверь и спустилась по ступенькам к парням.

— Я готова, — сказала она.

— Мы тоже, — улыбнулся первый.

— Машина у подъезда, — добавил второй.

Удаляющуюся вдоль по Садовой улице «Дэу» провожал растерянным взглядом милиционер в штатском, которому было поручено наблюдать за Наташей. В Новоудельском ГУВД ощущался недостаток машин, и тем более здесь не привыкли вести слежку на автомобилях. Милиционер бросил на землю горсть семечек и вынул из кармана широких спортивных штанов рацию. Он смог только передать в управление информацию о марке и номере машины, на которой уехала Наташа. Милиционер еще не знал, какую записку доставил в управление жутковатого вида курьер и что Наташа Селиванова оказалась тем человеком, который держит в своих руках судьбы нескольких людей, в том числе детей новоудельского мэра.

Когда он связался с управлением и ему прояснили ситуацию, милиционер рванулся по Садовой, чтобы проследить, куда проследовала «Дэу». Он пробежал метров пятьсот, запыхался и возвратился шагом.

Воспользовавшись этим моментом, Михаил Шустров проскользнул в приоткрытую дверь селивановского дома. Он быстро прошел по пустым комнатам, прочитал записку, быстро просмотрел содержимое шкафов, кладовки, тумбочки. Синей сумки не было.

Минут через десять за окном раздался резкий скрип колес. У дома остановились две милицейские машины. Шустров открыл окно и спрыгнул во двор.

Но он не убежал. Он нашел хорошее укрытие между поленницей и сараем, чтобы через окно наблюдать за происходящим в доме. Вскоре он убедился, что милиционеры в штатском и в форме делают то же, что и он, — ищут.

А из доносившихся разговоров он быстро сообразил, что сейчас происходит в Новоудельске. Михаил, задрав штанину, отодрал скотч от тела и положил нож в карман.

Похоже, ему предоставился шанс вернуть то, что было потеряно.

18

— Может быть, мы вступим с ним в переговоры, потянем время, а там подъедет спецназ? Вы можете вызвать какое-нибудь антитеррористическое подразделение? — с надеждой посмотрел на Бондарева майор.

— Я вызову своих людей, — пообещал Бондарев. — Но они приедут слишком поздно. И я не думаю, что мы сумеем потянуть время. Когда так выдвигают требования, — он кивнул в сторону кабинета, где врачи занимались израненной женой мэра. — Это значит, что люди серьезно взялись за дело. И не пойдут ни на какие уступки. К тому же мэр, насколько я понял, не собирается тянуть время.

— Конечно, — вздохнул майор. — Он хочет, чтобы его детей освободили немедленно. Я сказал ему, что любая попытка освободить их силой кончится бойней. И результат будет не в нашу пользу. У меня нет людей для такого дела, — сказал он, — не дай бог такого никому... Вы думаете, это те люди, что были в поезде?

— Да. — Бондарев кивнул. — Джума говорил, их было четверо. Осталось трое. Вооружены до зубов. Настроены решительно.

— Это я понял.

— И никто не видел в городе красного «Крайслера», да?

— Нет, не видел, — виновато произнес майор. — Сообщений, во всяком случае, не было. Вообще, все это как гром среди ясного неба... Никогда у нас такого не было.

— И поэтому вы тут все расплылись как тесто? — не выдержал Бондарев. — У нас того не было! У нас этого не было! А вы думали — у вас тут филиал райских кущей? Кто вам сказал, что вы гарантированы от таких вещей? Или вы думали, что всякая мразь процветает только в Москве? Только в Америке? А до вас не доберется?! Как же! Уже добралась и хозяйничает в вашем милом городке! А вы только и знаете, что удивляться! А погоны со стволом на что вам даны? На то, чтобы быть готовыми к встрече с такой мразью и вышибить ей мозги. Вот она, ваша настоящая работа.

— Мне что, радоваться теперь, что настоящая работа подвалила? — тихо спросил майор.

— Радоваться будешь потом, — жестко сказал Бондарев. — Когда все кончится.

Они замолчали, сидя рядом, но избегая смотреть друг на друга. Майор курил, Бондарев раздраженно наблюдал за суетой в вестибюле Управления внутренних дел: приехал мэр. Он пронесся в кабинет, где лежала его жена.

— Ладно, — сказал через некоторое время Бондарев. — Будем играть с тем, что у нас есть. Только вот еще один деятель меня беспокоит... Что-то он не подает вестей о себе. Настораживает.