Кладоискатель (№1) - Кладоискатель и сокровище ас-Сабаха

– Ничего перо, – Слава сдул песок с выкидухи и передал мне. – Зацени, Ильюха.

Я заценил. Нож был настоящий, из дорогих. «Майкротек» с шестидюймовым клинком, стилизованный под старину.

– Заебца пика, – сказал я, обводя взглядом за стывших рокабилли. – Долларов пятьсот, если не тысяча.

Стая молчала, засунув язык в одно место. Над поверженным вожаком кружились мухи. Наконец, Эдди глотнул ртом воздух, зашевелился и сел.

– Рикки, – прохрипел он. – Виски! Мелкий рокабилли шустро умелся к «Москвичу» и принес бутылку «Johnie Walker Red Label». Слава ухмыльнулся и подмигнул мне.

Эдди свернул пробку и приложился. Если не драться, то пить он умел. Оторвался, опорожнив бутылку почти на треть. Поерзал на траве, похлопал ладонью рядом.

– Садитесь, мужики, – предложил он нам. – Поговорим о музыке. И вы тоже, – крикнул он стае, – че встали? Давайте шашлыки уже жарить, жрать хочется! Девки, займитесь костром!

Слава невозмутимо присел рядом с Эдди, взял протянутую бутылку, отхлебнул. Вся ватага двинулась к машинам, бой окончен, проигравших нет, с чужаками брататься желающих не нашлось. Я опустился на корточки. Отдал выкидуху Эдди.

– Хороший нож, – сказал я. – Отлично гармонирует с «Чайкой» и коком.

– «Чайка» не моя, вот, его, – Эдди мотнул головой в сторону Спонсора, задержавшегося поодаль. – Давай иди к нам, не менжуйся.

«Золотой ребенок» долго выбирал место получше и, наконец, нерешительно плюхнулся на траву чуть в сторонке. Слава протянул мне бутылку. Я для вида пригубил вискарь и поскорее сплавил его Спонсору.

– Нож я сам выбирал, – похвастался Эдди. – Он полтора косаря стоит. Ты ошибся чуток.

Побитый вожак болтал с нами, как ни в чем не бывало. Ну и правильно, хочешь избежать позора сделай вид, будто ничего не случилось.

– Я в ножах не специалист. – Разговор требовал поддержки. – Я больше в лопатах разбираюсь.

– Торгуешь инструментом?

– Землю копаю.

Эдди не стал уточнять, какой стройтрест я возглавляю, но явно не поверил, что я сам занимаюсь земляными работами. Вместо этого спросил у Славы:

– А ты тоже по лопатам специализируешься? – Я по другому «железу», – хмыкнул корефан.

– В компьютерах шаришь?

– Да нет, по стволам.

– У Дика батя в Москве охотничьим магазином заведует и тремя здесь владеет, – указал Эдди на Спонсора и потребовал: – Дик, если сам не пьешь, не задерживай посуду. Похоже, Эдди на природе пил только из горла. Он был в общем-то неплохой мужик, не выпендривался и в позу музыкального сноба не вставал. К американской мечте относился скептически. «Золотые пятидесятые», когда была хорошая музыка и хорошие автомобили, в Штатах давно прошли. А в нашей стране и вовсе не начинались. Все это мы обсудили, откочевав с Эдди, Спонсором и виски к нашей стоянке. Весело потрескивал костерок, прогорали дрова, большая часть углей была уже на подходе. Пришла дама в розовом платье и уселась рядом с Эдди. Маринка поближе придвинулась ко мне. Запасные веточки оказались не лишними, запасное мясо тоже. Когда созрели шашлыки, Эдди позвонил по мобильнику, Рикки приволок сразу пару бутылок и присоединился к нам.

– Я-то сам больше по организации концертов, – рассказывал Эдди. – По деньгам не густо получается, в год на десяточку вытягиваю, в этом хочу на пятнашку выйти. А вот Рикки свою группу организовал.

– Мы играем психобилли, – гордо сообщил Рикки.

– А как группа называется? – спросил я. – «Mad wheels».

– «Бешеные колеса»? – Я машинально покосился на транспорт рокабилли. – Не слышал. Они и в самом деле такие безумные?

– Да, детка, мы такие! – самодовольно ответил Рикки. – Мы играем самый сумасшедший психобилли в Европе. Если хочешь нас услышать, приходи в «Rio Rock'n'Roll Club» или в «Rocking-hors Pub». В пабе мы лабаем почти каждый день после семи.

– А где это находится?

Рикки достал из бумажника визитку и нацарапал адреса.

– Спасибо Эдди, это он все устроил, – доверительно сообщил Рикки, когда Эдди со Спонсором и самкой вежливо попрощались и отвалили к своему костру. – Эдди – классный мужик, только его бычит немного.

– Таков обычный недостаток всех хозяев, sic semper sum[10], – сказал я. – Однако для них это достоинство, ибо благодаря ему они становятся хо зяевами проектов. А ты в своей группе кто, ведущая гитара?

– Нет, я ударник. Гитара дома сидит, гитару жена не пускает.

– Да, жены – дело такое. – Я посмотрел на Маринку, которая о чем-то явно сговаривалась с Ксенией, неподалеку грела уши подруга в розовом платье.

– А ты женат?

– Нет пока.

– Что так?

– Оно мне надо? – пожал плечами Рикки. – Бабы отвлекают от творчества. Потом дети пойдут, вообще караул!

– Рано или поздно их все равно придется заводить.

– Дети – это цветы, но они хороши, когда растут на чужом подоконнике, – глубокомысленно изрек Рикки.

Вид у него при этом был самый дурацкий, но меня, когда я жил семейной жизнью, тоже посещали подобные мысли, поэтому я сказал:

– И еще, как всякие цветы, дети нуждаются в хорошей подкормке.

– Я так понял, ты тоже не женат?

– Был женат, – ответил я, – но детей не завел.

– Давай выпьем! – Рикки протянул виски.

– Я за рулем... А-а, давай! – Я от души приложился и вернул бутылку.

– Пойдем купаться? – чуть погодя спросил Рикки.

Я посмотрел на озеро. Вода была прозрачной, а песок илистый и грязный. Казалось, ступи на него, и не отмоешься вовек. – А-а... пошли!

Мы освежились по-быстрому и выбрались на берег. Грязь выдавливалась меж пальцев толстыми колбасками.

– ... Так что заходи, – зазывал меня Рикки на выступление «Mad wheels».

– О'кей, буду проходить мимо, непременно загляну.

– Годится. Пойду я к своим.

– Удачи!

Я подсел к костру, где Слава доводил до готовности новые порции мяса. – Куда ты пропал? – спросила Маринка. – Знакомился с интересными людьми. – Променял нас на каких-то клоунов!

– Нет. Мы всегда возвращаемся, – ответил я, переглянулся со Славой, и мы заржали.

– Да ну вас, – сказала Ксения.

– Будешь, Ильюха? – Корефан показал свежую бутылку «Red label», которым разжился у наших новых друзей.

– Я за рулем... А-а, впрочем, поздняк метаться, наливай!

Дамы налегли на вино. Неподалеку пьянствовали рокабилли. Мы поедали шашлык под музыку кантри.

* * *

– Знаешь, – сказал я Маринке, когда мы ночью лежали под одеялом, – а ведь это и был «раут – шестьдесят шесть», гулянка с рокабилли. Нас посетило божество «раута—шестьдесят шесть», а божество может принимать разные обличия. Когда люди начинают чему-то поклоняться, это «что-то» постепенно набирает силу. Давным-давно, в далекой-далекой Америке люди создали идола и назвали его «раут—шестьдесят шесть». Теперь повсюду, где тусуются рокабилли, незримо присутствует оно, их божество.

– Или там, где присутствует божество, в знак его присутствия появляются рокабилли. – Маринка повернулась на бок и положила руку мне на грудь.

«Нехило задвинула», – оценил я, подумав.

11

Утром Маринка умчалась на работу, а я стал готовиться к траурному визиту.

«Так, – сказал я себе, – ты идешь к интеллигентной даме. Соберись. Базарить надо культурно. Тем более что ты намерен сообщить ей о смерти мужа. Поменьше просторечия, побольше умных слов, и все будет в порядке».

Я уложил в холщовую сумку тетрадь с незаконченной монографией и полевой дневник Афанасьева. Это все, что осталось у меня от Петровича. Снял трубку, набрал номер.

– Мария Анатольевна? Это Илья вас беспокоит. Вы будете дома в течение часа, я заеду?

Получив утвердительный ответ, я спустился к машине и вскоре подрулил к дому Афанасьевых. Потыкал в кнопки домофона и был запущен в парадное.

Мария Анатольевна оказалась высокой сухощавой дамой с лошадиным лицом. Прежде я с ней только по телефону разговаривал. Видит Бог, для очного знакомства следовало бы выбрать лучший повод.

– Здравствуйте, я – Илья. – Подходящие к случаю слова в голову не шли. – Проходите.

Я прошел и уселся за круглый обеденный стол, ругая себя последними словами. Ситуация развивалась не так, как я предполагал. Объявить с порога печальную весть и смыться не получилось. Теперь надо было долго что-то говорить и долго что-то выслушивать. Не самое приятное времяпрепровождение.

Когда Мария Анатольевна присела напротив, я достал из сумки тетрадь и полевой дневник Петровича и пододвинул предметы к ней.

– Больше мне ничего не удалось спасти.

– Как это случилось? – Мария Анатольевна сморгнула, под очками заблестели слезы. – Вы знали таких людей, по имени Валера и Женя?

– Тюремные знакомые Василия?

– Именно. Они напали внезапно. После того как мы нашли золото...

Рассказ о находке богатой могилы занял много времени. Я честно поведал обо всем произошедшем, о перестрелке, о похоронах Василия Петровича, о мучительной и загадочной смерти быков-охранников. Не утаил я и о дальнейшей судьбе браслета и кинжала ас-Сабаха. Сообщил о смерти Гоши Маркова, о хашишинах, о немецких и испанских рыцарях, пытавшихся купить сокровище. Мария Анатольевна слушала не перебивая, только на щеках образовались мокрые дорожки. Руки она положила на тетрадь. Пальцы мелко дрожали. Пока она сдерживалась в присутствии чужого человека, но я боялся, что горе прорвется после моего ухода.

– Я знала, что когда-нибудь это произойдет. – Мария Анатольевна погладила обложку тетради. – Но нелегко вот так сразу... стать вдовой. Она словно оправдывалась, а мне сказать было нечего.

– Василий все время ходил по краю, – заговорила Мария Анатольевна, пока я лихорадочно и безуспешно подыскивал слова утешения. – Сколько я его знала. Мы познакомились в университете, я была старше его на курс. Василий каждый сезон ездил в экспедиции. Иногда он скрывал находки, если они были ценные. Потом стал копать сам. У него было очень много знакомых среди коллег и там...

Слово «там» следовало понимать как «по ту сторону закона». – А потом он стал перепродавать древности. Ездил оценивать. Его хорошо знали в этих кругах. Я даже не пробовала его отговорить. С Василием это бесполезно. – Мария Анатольевна вопросительно заглянула мне в глаза, я кивнул. Действительно, бесполезно. Характер у Петровича был кремень. – Василий однажды сказал мне, что на данном историческом этапе возможность карьерного роста за счет собственных открытий стремится к нулю. Потом мы долго на эту тему спорили, но мне не удалось его разубедить. По правде сказать, у меня и аргументов не было, а он стоял на четко обоснованной позиции и всегда приводил убедительные примеры из жизни наших общих знакомых... Вы знаете историю Виктора Зарианиди?

– Который раскопал бактрийское золото в Теле-Тепе?

– Да, примерно двадцать тысяч предметов. И его заставили передать находку афганскому правительству. Все украшения, разумеется, исчезли. А ведь это было историческое открытие первой величины! С ним работать надо было, а не... спускать в унитаз. Теперь этими украшениями торгуют в розницу в Европе.

– Василий Петрович частенько бывал прав, – заявил я, словно знал Афанасьева долгие годы. – Однажды приходится выбирать, жить хорошо или жить честно. Насчет открытий и карьеры я с ним полностью согласен, потому что и сам пришел к такому же выводу. Я бы на месте Зарианиди постарался укрыть хотя бы часть находок, чтобы потом продать и жить безбедно.

– Видите, и вы туда же. Выводите археологические ценности из научного оборота. Я до сих пор не могу принять до конца ваши грабительские раскопки. Это же... ну я не знаю! Наука, как всегда, страдает больше всех.

– Кто-то все равно будет страдать. Или мы, или другие. Я выбрал собственное благополучие.

– Вот и Василий говорил так. Вы с ним чем-то похожи.

Мария Анатольевна приподняла очки, промокнула салфеткой глаза, ее как будто слегка отпустило.

– А потом за Василием пришли, – продолжила она. – Он... впрочем, вы знаете. Был суд, он отсидел, но все связи... угасли. Если бизнесом не заниматься, он быстро разваливается. После возвращения Василий пытался восстановить связи, пробовал заработать денег, куда-то ездил...

«В Москву», – вспомнил я. Очевидно, далеко не во все проекты посвящал свою супругу Петрович.

– А потом у него возникла эта идея. Он где-то нашел сведения о мазаре Усман-хаджи и составил план экспедиции. Чтобы добыть средства, продал генуэзский кубок. Василий так его любил, но больше ничего у нас не было.

– Мне очень жаль, – пробормотал я. – Если бы удалось реализовать браслет и кинжал Хасана ас-Сабаха, я привез бы вам половину вырученной суммы.

– Спасибо, Илья, – вдову не интересовали деньги, ей хотелось выговориться. – Вы благородный человек. Василий ценил вас. Он говорил, что из вас вышел бы хороший ученый, если бы не обстоятельства.

– М-да, обстоятельства располагают, а человек может только предполагать.

– Это просто время такое, не располагающее к научной деятельности. Оно плодит авантюристов, любителей легкой наживы. Вы уж простите меня, Илья, но культуру двигают не они. Это должны быть бескорыстные люди, которых государство не должно обходить деньгами и почестями. Только такие люди могут делать вклад в одну копилку, ко-торыми не движет жажда обогащения любой ценой. Мы с Василием много говорили об этом... «Железная женщина», – подумал я. Мария Анатольевна беседовала со мной как человек, давно смирившийся с потерей, а не узнавший только что страшную весть. Возможно, такие люди не выражают открыто свои чувства, а то и вовсе страдают молча, даже оставшись одни. Ранее мне был неведом подобный тип людей. Наверное, я плохо разбираюсь в психологии. Отчего-то я чувствовал себя блуждающим в тумане. «Мазар Усман-хаджи», – вертелось у меня в голове. Название это я слышал впервые. Похоже, Петрович никому не рассказывал всего, выдавая нужную информацию нужным людям в нужное время, кропотливо распределяя ее, как последнюю воду из фляжки. Что же он еще скрывал от меня?

– ... И еще, Илья, мне очень жаль, что вы попали в поле зрения тайных обществ.

– Вы имеете в виду хашишинов? – Задумавшись, я пропустил что-то из слов Марии Анатольевны.

– И хашишинов тоже. Но я прежде всего имею в виду орден Алькантара.

– Почему? Испанцы не сделали мне ничего плохого.

– От тайных обществ, Илья, нельзя ждать ничего хорошего, особенно от старинных. Алькантара – очень старый рыцарский орден, а такие общества, для того чтобы выжить и сохранить конспирацию, на протяжении веков были вынуждены прибегать к жестоким методам. Скомпрометировать, оболгать, опорочить, подкупить, запугать, шантажировать и даже убить – тайные общества на все готовы. В процессе развития их цели мельчают, зато арсенал приемов расширяется в сторону дешевых и эффективных, а значит, низких. За века от первоначального благородства не остается и следа. Сражения с внешним врагом, внутренние интриги, поиск источников финансирования и борьба за них – все это накладывает отпечаток на членов ордена. Тайными обществами зачастую руководили выдающиеся умы своего времени, а они всегда предпочитали целесообразность следованию возвышенным целям. Эволюция общества, веками остающегося цельным крепким организмом и сохраняющим свои секреты, не может идти в сторону гуманизма и личной свободы. Обязательно возобладает строгая дисциплина, основанная на принципе неотвратимости возмездия. Алькантара не исключение. А вы, Илья, для испанцев чужой. Вы посторонний. Члены тайного общества заботятся исключительно о благе общества и людей вне его не ценят. В лучшем случае рыцари останутся к ним равнодушны, как были равнодушны к паломникам тамплиеры, Которые брались охранять пути в Святую землю. Рыцари будут использовать чужих в интересах ордена и, не задумываясь, пожертвуют ими, если такая надобность возникнет. Вы уже выполняли их поручения?.

– Выполнял, а что? – Беседа с медиевистом при нимала совсем неожиданный, пугающий оборот.

– Безвозмездно или вам заплатили?

– Да, я взял деньги.

– Это плохо, Илья, вы стали наемником. Лучше бы вы остались просто человеком со стороны.

– Почему? – Они ввели вас в свои дела, раскрыли некоторые секреты. Наверное, это были не самые лучшие тайны, если рыцари не смогли справиться сами и приобщили к этому наемника. Пожалуй, вам не стоит слишком доверять членам ордена. Рыцари коварны, они преследуют только свои цели, и даже если декларируют их как направленные на всеобщее благо, для достижения этих целей не остановятся перед пролитием крови. Не только крови врага. Члены общества легко пойдут на убийство проникшего в их тайны непосвященного, чтобы он не разгласил сокровенные сведения и не помешал достижению всеобщего благоденствия.

С ее словами было трудно не согласиться, и я промолчал.

– Вы не получали от испанцев предложения стать членом ордена?

– Нет, – удивился я.

– Это еще хуже.

– Отчего же так?

– В отношениях с вами рыцари Алькантары по шли по кратчайшему пути. Они не стали заманивать вас, обещая покровительство и привилегии. Они обращаются с вами как с наемником, которого можно использовать и убрать, когда нужда в нем иссякнет. С членом общества, пусть даже фиктивным, рыцари еще повозились бы. Хотя и судьба вынужденно привлеченного неофита, скорее всего, незавидна, – вздохнула Афанасьева.

– Вот даже как? – озадаченно пробормотал я.

– Я вас расстроила? – посветлела лицом Мария Анатольевна.

– Благодарю за предупреждение. Предупрежденный вооружен. Извините, мне пора. – Я поднялся, наступил самый лучший момент, чтобы смыться. – Я пойду. Мария Анатольевна проводила меня до прихожей.

– Всего вам хорошего, Илья. Помните о нашем разговоре.

– Обязательно. Я вам позвоню, если будут хорошие новости.

– Звоните, даже если будут плохие.

Я выкатился из подъезда на ватных ногах. Общение с Марией Анатольевной истрепало мои нервы, как хороший скандал. Вот и пойми этих женщин, куда скачет их мысль при расстроенных чувствах. Мужчине сие постичь решительно невозможно.

«Гольф» домчал меня до дома, словно знал дорогу сам, а я только сидел и держался за руль. Голова отупела. Мыслей в ней крутилось мало, в основном об энергетическом вампиризме.

Запарковавшись во дворе, я потолкался немного вокруг машины. Тачка была далеко не нова и порядком ухожена по российским дорогам. Лишь тот факт, что она выдана мне на время, удерживал от комплексного техобслуживания. На «гольфике» не мешало бы поменять резину, проверить развал-схождение, купить новые чехлы и отдраить торпедо. Задний правый амортизатор тоже, честно говоря, нуждался в замене. Вчерашняя поездка с четырьмя седоками выявила его слабость. В общем, возни предстояло много, и как, скажите на милость, со всем этим управиться, не будь у меня машины!

Попинав с деловым видом колесо, я огляделся и увидел Ирку, целенаправленно идущую ко мне. Ну, что надо? Оправилась от потрясения и решила поругаться? Я ждал, сунув руки в карманы. Я был устал опустошен и спокоен. Настолько, что ожидаемая перебранка казалась развлечением.

– Привет, – сказала Ирка. – Привет.

– Ты машину купил?

– Ну, что-то типа того.

– Поднялся где-то?

– Да я и не опускался. Просто пришло время приобретения автомобиля, и я им обзавелся.

– После всего, что случилось... – перешла Ира к выяснению отношений и запнулась. – Ты хотя бы извинился, что ли.

– Извини, – равнодушно ответил я и, не удержавшись, язвительно добавил: – Этого больше не повторится.

– Забудем, – тотчас согласилась Ирка. – Хотя, знаешь, меня иногда трясет.

– Как Сонька? – спросил я.

– Нормально. Она и не поняла ничего. – Ирка заметно обрадовалась проявленному вниманию. – Да эти хачи твои с нами вежливо обращались. Воняло только от них, и морды жуткие. Хорошо, что нас быстро отпустили.

Я не стал распространяться, чего стоило их освобождение. Ирка вряд ли поняла бы истинную ценность отданных арабам предметов. – Ну что, мир, дружба, жвачка?

– Мир, – согласился я и подумал: «Дружи только с кем-нибудь другим, а жвачку смотри по телевизору».

– Слушай, – улыбнулась Ирка. – Мне по магазинам надо. Давай вместе смотаемся? Она рассчитывала на машину, но тут я ее обломал.

– Извини, – сказал я. – У меня жена скоро работу заканчивает, надо ее встретить.

– Ты женат? Ты не говорил! Это с ней ты вчера был? – выпалила Ирка.

– Это моя бывшая жена, – спокойно объяснил я. – Сейчас мы в разводе, но думаем сойтись.

Иркины плечи опустились. Мечты об удачном замужестве рушились на глазах. Наблюдать за этим было печально.

– Ладно, пока. – Я повернулся и пошел к своему парадному.

– Пока. – Ирка чуть не заплакала.

Видеть и слышать ее у меня больше не было ни сил, ни желания. Я не чувствовал за собой вины. «Такой уж сегодня день, – подумал я с безразличием. – День, в который приходится расстраивать женщин. Это как собирать и разбрасывать камни. Обычно мы женщин радуем и прилагаем к тому немало усилий, но вот случается их огорчать, и это почему-то дается легче». Я не ведал, что делать с открывшимся знанием, а оно меж тем умножало скорбь. В полной уверенности, что придется сегодня еще кого-нибудь опечалить, я поднялся на свой этаж и нашарил ключи. Запиликал сотовый телефон.

«Едрена мать! – ковыряясь в замке, я одновременно выуживал трубку. – Кому я теперь понадобился?» Отперев дверь, я шагнул через порог, поднося к уху мобилу.

– Алло.

– Госоподин Потехин? – прозвучал в трубке безошибочно узнаваемый голос комтура ордена Алькантара, и я понял, что время огорчений не кончилось. – Нам нужно встретиться.

* * *

Для солнечного удара были созданы все условия пыльное марево расстилалось над проспектом, и небо, ярко-синее над головой, делалось у горизонта белесым, как в пасмурные теплые дни. Дома словно присели за деревьями, таясь в их скудной тени. А впереди пылал раскаленный воздух, и трамвайные рельсы казались сверкающей дрожащей полосой, повисшей над темной дорогой.

– Жарко, как в Андалусии, – сказал я.

– Под Кандагаром было круче, – ответил Слава.

Я удивленно посмотрел на него и тут же отвернулся, обессиленный жарой. Никогда бы не подумал, что Слава читал «Generation Пи» и способен так пошутить. Впрочем, я часто недооцениваю ко-рефана. С другой стороны, он мог и не знать пелевинских приколов, а честно поделился впечатлениями. Уточнять я не стал. От духоты спирало в груди.

К часу дня стало припекать, особенно по петербургским меркам.

– Когда? – спросил я, закрывая ногой дверь на лестницу.

– Чем скорее, тем лучше. Возьмите с собой друга и полный комплект инструментов. Действуйте быстро, время очень дорого.

Я вызвонил Славу и, сложив в багажник наш арсенал, отправился на стрелку. Эррара не поинтересовался, есть ли у меня возможность и желание приехать сейчас, а мне и в голову не пришло заартачиться. Славе, впрочем, тоже. Мы стали наемниками, платными исполнителями воли испанских рыцарей. Мария Анатольевна была права. Осталось только узнать, насколько именно. И как далеко могут себе позволить зайти члены тайного общества, живущие под видом коммерсантов в чужой стране.

– Тринадцать ноль-одна, – Слава поглядел на часы. – Опаздывает Дон Кихот. – Вот они, – сказал я, заметив белый «фиат-темпра».

Машина прижалась к обочине за «гольфом». Задняя дверь «фиата» открылась. Из него вылез крошечный Хорхе Эррара и горделивой походкой направился к нам.

– Здравствуйте, госопода, – руки он, однако, не подал. – Надеюсь, вы готовы немедленно поработать? Я кивнул, дело было за моим другом.

– Всегда готовы, – буркнул Слава.

– Готовы, – уверил я.

– Отлично. Тогда поезжайте за нами.

– Насчет денег, – напомнил Слава.

– Сколько нам заплатят? – поинтересовался я.

– Три тысячи евро вам обоим. Похоже, расценки у ордена были стабильными.

– Годится, – согласился я с молчаливого согласия другана. – Едем. А что нам еще оставалось? Деньги были нужны.

– Киллеры, сука, тупые, – прошипел я сквозь зубы, когда мы загерметизировались в «гольфе» и Рьщари гарантированно не могли нас услышать.

– Не буксуй, Ильюха, – добродушно пробасил Слава.

– Ты знаешь, что с киллерами обычно бывает?

– Это ты кина насмотрелся. Не забивай голову. В таких делах мозги лучше оставить дома, целее будут.

Типичная славина позиция, которую я не разделял.

– Надо думать и о завтрашнем дне, – я еще не ознакомил корефана с теорией тайных обществ Марии Анатольевны, но пришла пора исправить оплошность. – Как ты считаешь, испанцам нужны будут соучастники в грязных делах из числа туземцев-уголовников, когда эта заварушка кончится?

– Когда она будет кончаться, тогда и поглядим, – ответил Слава. Он отлично все понимал, вероятно, даже раньше и лучше меня. – Пока что у нас особого выхода нет. Так же, как и у этих... кабальеро. Ведомые белым «фиатом», мы свернули во дворы и встали возле грузовичка ГАЗ-66. Мы были в сонных трущобах на окраине города. Гражданка – район спальный, но местами он «спальный» не потому, что люди приезжают туда дрыхнуть после работы, просто он как будто сам погрузился в спячку. Есть в Петербурге такие кварталы послевоенной застройки, с длинными желтыми пятиэтажками, с заросшими сорняками дворами, засаженными чахлыми тополями и кривыми яблонями, с сохнущим на веревке бельем. Такие дворы, словно вырезанные из заштатного городишки и вставленные в Питер, источают затхлую атмосферу провинции. И тут же рядом – высотные здания, грохочущие заводские корпуса, супермаркеты и запруженные дороги. Жизнь кипит, нужно лишь отойти на шаг в сторону.

Но сейчас кипения жизни заметно не было. Дворовая аура словно силовым куполом накрыла нас и отрезала от шумов мегаполиса. Даже Хорхе Эррара и вылезший с водительского места здоровяк Хенаро Гарсия, казалось, были разморены сонным покоем захолустья.

– Госопода, – предупредил нас Эррара перед входом, в дом, – ваши коллеги, с которыми вам придется работать, взяли себе клички зверей. Чтобы не открывать ваши настоящие имена, выберите для себя клички заранее.

– А у них какие? – спросил Слава. – Лось, Енот и, э-э... Бобер. «Значит, трое», – подумал я.

– Тогда я буду Медведь, – моментально отреагировал «афганец».

– А я буду Выхухоль, – сказал я.

– Как? – вытаращил глаза Эррара.

– Выхухоль. Это такой водяной зверек, живет в России, питается рыбой. – Больше я ничего о выхухоли не знал и объяснил как сумел.

– Выхухоль, – довольно чисто повторил испанец. – Пусть будет Выхухоль. Я вас так и представило. Теперь, госопода, прошу следовать за мной.

Довольный тем, что в очередной раз удалось поставить неприятного мне комтура в затруднительное положение, я со Славой поднялся по лестнице на второй этаж. Ступени были грязные, лифт в доме отсутствовал, на площадке, где остановился Эррара, доставая из кармана ключи, не горела ни одна лампочка. Возможно, специально, чтобы соседи не могли подсмотреть в глазок, кто навещает конспиративную квартиру.

В жилье, сдаваемом хозяевами в наем довольно продолжительное время и потому загаженном на совесть, нас поджидала троица бандитов, проводивших время за просмотром телевизора. При нашем появлении они насторожились и уставились испытующе на незнакомцев.

– Знакомьтесь, госопода, – с нарочитым достоинством произнес Эррара, – это ваши коллеги. Это Медведь, а это, э-э... Выхухоль.

Я уже пожалел, что взял кличку. С этими пацанами шутить не следовало.

– Похухоль, – тут же сказал вертлявый парень в пестрой бежевой рубашке с короткими рукавами.

– Это Енот, – представил его комтур. – Это Лось. Костлявый здоровяк с широким крестьянским лицом и глубоко посаженными глазами кивнул, не вставая с кресла. Это Бобер.

Бобром оказался невысокий крепыш семитской наружности с покатыми плечами борца и высокими залысинами.

– Запомните клички, чтобы не ошибаться потом.

Мы со Славой разместились на диване, бесцеремонно потеснив Бобра. Судя по лицам, народ был сидевший, расслабляться с ними не стоило.

– Вы сможете познакомиться позже, а сейчас о деле. Мы нашли убежище ассассинов. Там скрывается важная персона, который решает... дела... Принимает решения.

– Руководит, – подсказал я.

– Руководитель, – согласился Эррара. – Он нам нужен живым. С ним есть охрана, она живой не нужна. Действовать нужно быстро. Отправляетесь сейчас. Захватываете... персону, привозите сюда, мы производим расчеты.

«С помощью калькулятора микроузи», – подумал я.

– Возьмите с собой и посмотрите в последний раз. – Эррара достал из внутреннего кармана три фотографии и протянул мне, как самому ближнему. – Он должен остаться живой. Остальных можете застрелить.

– В крайний, а не в последний, – жестко поправил Слава. Эррара удивленно и даже испуганно вскинул на него глаза. Испуг тут же сменился раздражением, раздражение озлобленностью.

– Что? Как?

– Не говорят «в последний раз». «В последний» – это перед смертью. Надо говорить «в крайний», – пояснил «афганец».

Комтур усвоил урок русского языка. Однако по лицу было видно, что раньше его учили люди без предрассудков, и слышать столь пристрастные поправки испанцу как минимум странно.

Я не стал вмешиваться, а обратил внимание на фотографии. На снимках был изображен ловко выхваченный объективом представительный араб с узким от природы лицом. Нечто типа раскормленного Усамы бен Ладена.

– Бен Ладен, – засмеялся я и протянул фотки Славе.

– Он самый, – корефан скользнул взглядом по снимкам, осклабился и передал их Бобру. Тот глянул и хмыкнул.

– Заметано, – заржал Енот, разглядывая араба. Атмосфера разрядилась.