Кладоискатель (№1) - Кладоискатель и сокровище ас-Сабаха

Погоди, сейчас не звони, – остановил Слава, заметив, что я дернулся за телефоном. – Сейчас их мусора допрашивают, позвонишь – спалишься. – Логично, – согласился я. Действительно, встрять в разгар общения Рикки с опером («Кто звонит? Мой приятель. Он сегодня с какими-то „черными“ схлестнулся. Пожалуйста, вот его телефон».) или послать вызов на мобильник, снятый ментом с трупа («Сейчас номерок пробьем по базе данных. Ого, какие люди в Голливуде! Завтра вызываем на допрос и – в камеру».), было бы верхом неосмотрительности.

В гробовом молчании я довез корефана до дома. После «Хорc-мажора» поминать академика Фламенко расхотелось. Слава, впрочем, уговорил тормознуть у ларька, купил нам по бутылке пива.

– Давай... за хороняку. – Подождав, когда я остановлюсь напротив Ксениной парадной, друган сковырнул зубами пробку и выжидательно посмот рел на меня.

Я ловко поддел пробку кинжалом ас-Сабаха. Хлопнув, она ударилась о ветровое стекло и скатилась мне на колени.

– За академика. – Я пригубил теплое жгучее пиво. Злые острые пузырьки кусали язык. – Надо же, мумией на старости лет заделался. Слава, ты знаешь, что у мумии мозги достают крючком через ноздри, предварительно как следует взболтав? За совывают в нос особый крючок, протыкают до самого вместилища ума и так... тр-р-р-р-р! Как в миксере. Я видел египетские бронзовые крючки, довольно тонкая работа. Сейчас таких не делают.

«Афганец», который собственноручно жарил на костре шведского снайпера, понимающе хмыкнул.

– Ловко орудуя крючком, мумификаторы приводят мысли в совершенный беспорядок. А потом и вовсе выдирают их из головы и выкидывают прочь. Бедный Фламенко! Впрочем, у него никогда не было мозгов.

– За что ты его так не любишь, Ильюха? – спросил корефан.

– За то, что человек сделал себе имя на утверждении, будто историческая наука – большая и планомерная ошибка. Античные источники подделаны, историки работают с непроверенными данными, а вся древняя хронология нуждается в кардинальном пересмотре. В конце концов, воинство Христа, существование которого академик также подвергал сомнению и переносил в средневековую Европу, отрезало ему голову и насадило на шест, вкопанный в землю. После чего с академиком стали вести общение совершенно иного плана, астрального, и совершенно иным способом, телепатическим. Он такого и вообразить-то не мог. Фламенко был последовательным материалистом. В результате то, что он отвергал при жизни, после смерти явилось во всей полноте ощущений. Представляю, каково было с ним общаться Эрраре: входишь в транс, и тебя грузят туманными телепатемами, вроде бы солидными и убедительными, но на поверку никуда не годными предсказаниями. Хуже, что неверные пророчества головы-оракула сказались на нас. Вот за это я и не люблю академика Фламенко.

– Теперь понятно, – кивнул Слава. Посидели в тишине.

– Бурный день нынче выдался, – обронил я.

– И длинный, как за три, – добавил «афганец». – Ладно, не прощаемся.

Слава сунул мне лапу, выбрался наружу и зашагал к подъезду. На ходу запрокинул дно к небу, и одной бутылкой пива на Земле стало меньше.

Когда друг скрылся в доме, я приоткрыл дверцу, аккуратно поставил почти полную бутылку на асфальт и уехал. На душе было так тоскливо, что организм решительно не принимал алкоголь.

* * *

– Мама с папой возвращаются! – обрадовала Маринка наутро.

– Сегодня? – Да, ближе к вечеру.

– Радость-то какая! – пробормотал я.

Дорогие мои родственнички вознамерились вернуться с дачи. Это означало, что у Маринки прятаться больше нельзя. Бывшему тестю с тещей я предпочитал компанию хашишинов с кабальеро Эррарой в придачу. С ними я хотя бы знал, как справляться.

Я полежал, закинув руки за голову. С хашишинов мысли сразу перетекли на взорванный «Хорс-мажор». Вспомнился сожженный офис «Аламоса». Безуспешные попытки отыскать «хвост». Девиз параноиков: «Если вы не заметили слежку, значит, наблюдатели хорошо прячутся» – я разделял целиком и полностью. Инцидент с рокабилли добавил масла в огонь, в душе разгорелась паника. Бежать! Собрать вещи и смыться из города. Деньги есть, домой не заезжать. Свалить в глушь и отсидеться до весны. Никому ничего не рассказывать. Потом объявлюсь, когда все само собой уладится!

Отбросив одеяло, я рывком сел на кровати, стиснул браслет и замер.

Нет, бежать глупо. Это совершенно не выход. Я зря паникую. Какая контрразведка, какой уголовный розыск? Что я мечусь? Надо дело делать и двигаться вперед, а не забиваться в глубокую нору. Причин пугаться до потери рассудка в действительности нет. Допустим, взорвали кабак. А жертвы? Они вообще есть? Для страха нужны основания. Какие у меня имеются причины, чтобы бросить все и мчаться сломя голову на край света? Пока что никаких. Вначале надо узнать, что там действительно произошло.

Я разжал пальцы. На левой руке отпечатался рельеф браслета Хасана ас-Сабаха. Я зачем-то лизнул ладонь, решительно встал и выкопал из кучи одежды сотовый телефон. Отыскал визитную карточку Рикки. Набрал номер.

– Слушаю.

– Рикки? Это Илья. Ты там живой?

– Да, детка, я такой! Меня так просто не убьешь.

– Проезжал вчера мимо... Что у вас там случилось?

– Что случилось? Взорвали нас. Я замялся, подбирая уместные слова. – ... Пострадавшие есть?

– Бармена контузило слегонца. Нам бомбу под дверь положили, рвануло снаружи, вся сила в воздух ушла. Дверь только выбило и вывеску сковырнуло.

– Слава Богу! – У меня камень с души свалился. – Я вчера соваться не стал, там пожарные работали. Решил не лезть им под руку.

– Что не позвонил? – с подозрением спросил Рикки.

– Забыл.

– Тут с тобой Дик хотел поговорить.

– Где он?

– Здесь, на развалинах «Хорс-мажора». Мы тут собрались, разгребаем.

– Я заеду.

– Когда?

– Через час, – закончил я разговор.

Пятнадцать минут ушло на сборы. Я внимательно осмотрел квартиру, подчищая следы своего здесь пребывания. Почему-то не хотелось, чтобы Валерия Львовна узнала обо мне. Собирать, впрочем, оказалось нечего. Все пожитки уместились на мне.

– До свидания, дорогая, – я поцеловал Маринку на прощание. – Маме привет от меня передавать не надо. Созвонимся. Я вернусь с победой!

– Буду очень скучать.

– Я тоже, дорогая, я тоже.

К «Хорс-мажору» я подъехал через час, как обещал. Едва не промчался мимо, потому что вывеску сняли. Только по суете мужиков в комбинезонах определил место вчерашнего теракта. Двое работяг устанавливали новую дверь, третий копался в кузове грузовой «Газели», гремя чем-то жестяным.

– Разрешите? – Я протиснулся мимо рабочих и оказался в кафе.

Поначалу показалось, что там никого нет, но, присмотревшись, я приметил Спонсора и Эдди, приютившихся за столиком в дальнем темном углу. Между ними стояла бутылка текилы.

– Привет! – Я придвинул стул, присел.

– Упреждая твой вопрос, сразу скажу, что бывали деньки и получше, – сказал Дик.

– Эти «черные», они тебя знают? – без обиняков перешел к делу Эдди. Нюх у него был как у заправского Росомахи. Я помедлил. Наступал момент истины.

– Знают.

– И кто это такие бурые? – недобро покосился на меня Эдди.

– Исмаилиты.

– Ваххабиты, что ли?

– Нет, другая секта, но тоже исламские экстремисты. Еще их называют ассассинами.

– Ассассины – это убийцы?

– Раньше это было их визитной карточкой.

– Что ты с ними не поделил?

– Вот это, – я вытянул на столе правую руку так, чтобы рокабилли могли рассмотреть перстень и браслет.

– Это их древние реликвии. Так уж получилось, что нашел их я и не хочу с ними расстаться.

– Дорого стоят? – Эдди был силен мужицкой хитростью.

– Очень дорого.

– Так продай им, пусть отвяжутся.

– Я бы продал, но они хотят получить даром.

– Да-аром? Чурки деланные!

– Вот такие вот они, храбрые таджикские парни: где не удается взять силой, берут страхом. Мозгов у них нет. Есть только мускулы и свирепая наглость. Со мной у них теперь один разговор – на ножи. А теперь и ты, Дик, стал им врагом. Ты их резиновой пулей, они тебя бомбой.

– Как же ты живешь? – спросил Эдди.

– Прячусь, – признался я. – Нелегко живется в бегах.

– Суки! – Дик сжал кулаки.

– Ты знаешь, где они живут?

– Хочешь в милицию сдать?

– Я бы к ним сам съездил, добавил приятных ощущений резиновыми пулями. – Заметно было, что Спонсор накушался, и теперь его несет. – Никто не смеет покушаться на мой кабак!

– Так ты знаешь где? – наклонился ко мне Эдди.

– Не знаю, но могу уточнить.

«Если скажу де Мегиддельяру, что имеются мстители за родной кабак, он не откажет», – подумалось мне.

– Ты уточни, уточни, – зловещим тоном посоветовал Эдди. – Пригодится.

– Постараюсь в течение дня, – заверил я и покинул кабак, записав в память мобильника телефоны вождей рокабилли.

До офиса фирмы «Аламос» от «Хорс-мажора» я добрался за пять минут.

– Возможно, я сумею вам помочь. – Де Мегид-дельяр восседал в директорском кресле, исполненный величия. Казалось, вчерашняя вылазка при дала ему сил. – Предатель кое-что рассказал нам. Есть рядом с городом место, куда они ездили на встречу. По нашей информации, там был один дом, в котором ассассины жили раньше... Возможно, теперь снова живут. Они прячутся за городом. Их осталось совсем немного.

– Вы говорили с Эррарой? – спросил я, после того как записал адрес и пути подъезда.

– Нет. Он типичный позорный пример рыцаря, спознавшегося с ассассинами, с ним не о чем говорить. Мне достаточно знать, что он лишился Бафомета. Что вы с ним сделали?

– Погребли в кладбищенской земле.

– Хорошо, – де Мегиддельяр одобрительно кивнул. – Я не сомневался, что вы истинный христианин. И еще, Илья Игоревич. Из Мадрида пришли деньги. Сто тысяч евро. Я хочу с честью вернуться на родину и достойно провести старость. – Предметы не продаются, – сказал я.

– Сколько вы хотите?

– Я очень много перенес испытаний.

– Триста тысяч?

– Четыреста, – сказал я, чтобы завершить разговор.

– Четыреста... – де Мегиддельяр замолчал.

– Всего хорошего, – попрощался я и отправился к рокабилли.

К моему приезду дверь установили полностью. Вокруг коробки засыхал герметик. Рабочие сидели в кафе и обедали.

– Так быстро? – удивленно вскинул брови Спонсор.

– Конечно, – сказал я. – Мы делаем дело, и делаем быстро. Вот адрес.

– Молоток! – одобрил Эдди.

– Они у меня сегодня отведают свинца, – прошипел Дик, изучая листочек.

– Ты с нами? – сурово спросил Эдди.

– Я...

Я замолчал. Я не мог бросить пару самонадеянных музыкантов, пусть даже таких решительных и кажущихся самим себе матерыми мужиками. Фидаины их передавят втихую. Возьмут в нож, и рокабилли и пикнуть не успеют. Если с ними буду я и Слава, дело может обернуться по-другому.

Вдобавок я хотел убедиться своими глазами, что пристанище исмаилитов уничтожено. Де Мегиддельяр говорил, что их осталось немного.

– Что тут можно сказать? Si vis pacem, para bellum[19], – улыбнулся я. – Конечно, я с вами! Оставалось поговорить с корефаном.

* * *

В машине воняло тухлой головой. Я с утра заметил мерзкую отдушку, но решил, что она выветрится по дороге, если буду ехать с опущенным стеклом. Запах не выветрился, и я уже начал всерьез задумываться о том, как буду продавать «витару», если следы пребывания академика Фламенко не получится вывести в течение нескольких дней.

Мы со Славой ехали к рокабилли. С друганом все получилось как нельзя лучше. Я всегда мог на него положиться, хотя и было видно, что он заметно подустал от наших приключений.

– Че, духов мочить? – только и спросил он, когда я вкратце прояснил суть вопроса.

– Именно, – сказал я.

– Да, Ильюха, где ты, там война, – без энтузиазма вздохнул Слава, и мы двинулись навстречу подвигу.

– Завернем, тут недалеко, – предложил я, когда мы проезжали мимо дома Леши Есикова.

– Не вопрос, – пожал плечами Слава. – А успеем?

– Мы ненадолго.

К Леше я совался наугад, почти не рассчитывая застать его дома. Совершенно стихийно у меня возникло довольно любопытное предположение, которое не мешало бы проверить.

Мы успели. Леша по каким-то своим делам аккурат выходил со двора. Вряд ли Есиков ждал меня в гости. Во всяком случае, он не боялся, что я к нему снова заявлюсь, и тут жестоко просчитался. Нам посчастливилось прихватить его на выходе из парадного, промедли мы со Славой хотя бы минуту, и дожидаться нам у дверей до второго пришествия. Пришествия Есикова, разумеется, а не Христова.

– Он? – спросил Слава, безошибочно срисовавший сексота.

– Ага, – сказал я.

Заслышав клацанье открывающейся дверцы, Леша лениво оглянулся, больше из любопытства, на мое внимание к своей персоне он явно не рассчитывал, но мгновенно принял единственно правильное в такой ситуации решение – пустился наутек.

Я завел мотор и рванул, обогнав бегущего вслед за Лешей Славу, а через пару секунд и самого Есикова, который шарахнулся от машины, посчитав, что я, вероятно, собираюсь сбить его. Да Бог с тобой, зачем краску царапать! Проехав еще десять метров, я круто завернул, перекрыв дорогу, и приоткрыл дверку, оскалившись навстречу стукачу.

– Стоять! – крикнул я. – Предателя Иуду бьют повсюду!

– Не надо, Илья! – взмолился Есиков. – Ты меня опять в лес повезешь?

– А как же! Да не бзди, тебе скоро понравится, когда привыкнешь голышом до дома добираться.

– Не надо, – проблеял стукач. Тьфу! Баран.

– Позвонить от тебя хочу. Пустишь?

– Позвонить? Конечно, пущу! – обрадовался Есиков.

– И все? – И все.

Мы поднялись в квартиру. Леша указал на телефон.

Я хотел поинтересоваться, как он вернулся нагишом, но передумал и решил не проявлять сочувствия к предателю.

– Буэнос диас, сеньор, – вежливо поздоровался я. – Как ваша голова? Не болит после вчерашнего? – Que...[20] Кто говорит?

– Илья Потехин вас беспокоит. Хотел выразить вам свое восхищение. Знаете, не подозревал даже, что Бафомет не вымысел, а реально существующая вещь. Это удивительно!

– Бафомет у вас? – осторожно осведомился Эррара.

– Был у меня. Я его уничтожил, – сообщил я, посуровев. – Я начал откусывать от вас кусочки, медиум. Я ненавижу предателей. Вынужден уведомить вас, что вы будете перемолоты по частям. Я положил трубку.

– Это все? – набрался храбрости Леша.

– Это все, – только и ответил я. – Прощай. Мы со Славой спустились по лестнице и вышли во двор.

– Ну и зачем ты это сделал? – спросил корефан.

– Хочу наказать их обоих, подставив одного и поиздевавшись над другим. Я же сказал, что предателя Иуду бьют повсюду. Это ли не торжество стратегической мысли!

– Знаешь, Ильюха, ты стал арабистее, – заметил корефан.

– Как?

– Коварнее. И ведешь себя, как зверь, иногда.

– Это хорошо или плохо?

– Мне это не нравится, – решительно заявил Слава. – Эти штуки на тебя так влияют. Он указал на мою правую руку.

– Но, но, попрошу не трогать, – отодвинулся я и примирительно рассмеялся. – В конце концов, ты прав. Ведь их же недаром называют предметами влияния!

Мы сели в машину. Запах не выветрился. Я зашипел и опустил стекло.

– Чувствуешь что-нибудь?

– Не-а, – повертел головой Слава. – А чего?

– Мертвечиной смердит ужасно после головы.

– Не, не чувствую, – Слава втянул носом воздух. – Ничего нет. Тебе глючится, Ильюха.

– По-моему, смердит.

– Нет, ты не прав.

– Просто я лучше чувствую, у меня обоняние тоньше.

– Ну, пусть будет по-твоему, – примирительно сказал друган. – Наверное, есть маленько.

Мы встретились с рокабилли возле железнодорожной платформы «Старая деревня». Эдди, Спонсор и Рикки приехали на неприметной белой «восьмерке», грязной, с заляпанными номерами. Электричка только что прошла, переезд открыли. Это было хорошим началом.

Хашишины укрывались в садоводстве. Неказистые хибарки, собранные из подручного материала, косые заборчики, рядом лес. Исмаилиты выбрали почти идеальное место для неприхотливых фидаинов, которым требовалось залечь на дно. То, что мы не ошиблись адресом, подтверждал синий «Опель омега», знакомый по инциденту в кафе.

– Узнал? – спросил я Спонсора, тот молча кивнул и деловито обошел «восьмерку». Рокабилли столпились возле багажника. Дик раздал им помповухи.

Слава достал «Дезерт игл», открыл калитку. Мы зашли во двор и поднялись на крыльцо. Спонсор протиснулся вперед, губы его шевелились.

– Господи, смерти прошу у тебя, не откажи мне, Господи, не для себя ведь прошу! – скороговоркой пробормотал Дик, трижды мелко перекре стившись. – Аминь!

Вот это я понимаю, истинный христианин. Жаль де Мегиддельяр не видит, он бы оценил!

– А теперь – рок-н-ролл! – заорал Рикки и выстрелил в замок. У меня заложило в ушах.

– Видал придурков, но эти просто больные, – покачал головой Слава.

Мы вломились в избушку, круша все на своем пути. Пятеро бегущих мужиков в тесном пространстве не могли оставить вещи в целости. Я оказался в самом хвосте. Впереди грохнул выстрел. Я влетел в комнату следом за корефаном. Это была странная комната, совершенно без мебели. На полу лежали матрасы. Оглушительно ударил «Дезерт игл». Оставив мозги на подушке, фидаин скатился на пол и затих.

В соседней комнате дважды выстрелил дробовик, и все стихло.

– Че за пистолет? – Слава выругался. – Гильзы в лоб летят. Кто так оружие делает? Руки бы оторвал!

Он потер рассеченную кожу. Вытер ладонь о штаны. Подобрал с пола откатившуюся гильзу.

– Че, все у вас? – рыкнул он на сунувшегося в комнату Эдди.

– Да вроде, – предводитель рокабилли с помповым ружьем наперевес не выглядел грозным. Он погеройствовал впервые и испугался. – Пойдем поглядим.

Слава решительно направился в комнату. Я спохватился и убрал кинжал. Не помню, как он появился в моей руке.

– Все. Отработали, отходим, – скомандовал «афганец», гоня перед собой табунчик воинственных рокабилли.

Тряся коками, они выкатились во двор. Рикки был бледен, на скулах вздулись желваки.

– Вблизи подвиг выглядит страшно, – сказал я.

– Теперь я знаю, – пробормотал Рикки. – Хорошо, что все остались целы.

– Это точно! – вымученно засмеялся Эдди. – Тут ты, парень, прав!

Дачный поселок будто вымер. Соседей то ли не было, то ли попрятались при звуках выстрелов. Разумное решение, особенно если разборка происходит с набившими оскомину «черными».

– Не верилось мне, что вы такие отморозки, а еще музыканты, – сказал я.

– Да, детка, я такой! – не сдержался Рикки, садясь в машину.

– Держись от моего кабака подальше, – порекомендовал мне Спонсор.

– Это точно, – недобро позырил на меня Эдди.

– Гуд бай, – сказал я.

– Да, Ильюха, умеешь ты вписать в блудень! Мы со Славой сидели под зонтиком в открытом кафе. Это было ближайшее к его дому заведение, в котором подавали безалкогольное пиво. Я был за рулем и предпочитал не попадаться по глупости.

– Хашишины заканчиваются, – твердо сказал я. – Мы побеждаем. Они конечны, они смертны, они на чужой земле. Их надо дожать. То, что не завершили воины Чингисхана, можем закончить мы с тобой. Мы победим исламских террористов хотя бы у себя на родине! Слава хотел что-то сказать, но сдержался.

– Делай что должно, и будь как будет! – добавил я. Мы встали.

– Удачи, братишка! – На прощанье мы со Славой обнялись, чего раньше не делали никогда, и он прошептал мне в ухо: – У тебя совсем крыша съехала. Где ты, там война. Это очень плохо. Ладно, все нормально.

– Все будет нормально, – заверил я. – Это, – я покрутил в воздухе правой рукой, – скоро реализую. Денег будет много. Все хорошо.

– Давай, удачи тебе! – «Афганец» с заметным сожалением посмотрел мне в глаза. – Че ты творишь, брат... Ладно, звони, если что. – Обязательно. Мы разошлись. Садясь в машину, я подумал, что остался один. От меня начали шарахаться. Все, даже близкие друзья.

Значит, придется заводить новых союзников. И я направился к Есикову.

«Витару» пришлось парковать у дальнего подъезда, все лучшие места оказались заняты. До Лешиного этажа я взбежал по лестнице без всякого лифта. Потыкал кнопку звонка. В квартире явно кто-то был, но не торопился открывать. Я был в приподнятом настроении и мысленно приготовился к встрече. Предметы влияния внушали уверенность, что я в любой момент смогу заставить подчиниться любое человеческое существо. Я позвонил еще раз, но открывать не торопились.

Тогда я постучал. Это возымело действие в том смысле, что дверь раскрылась сама. Я вошел в полутемную прихожую.

– Ау, Леша, – позвал я.

Не дождавшись ответа, шагнул в комнату и замер на пороге: представшее зрелище застигло меня врасплох.

Посреди комнаты неподвижно стоял громадный негр в белом бурнусе, подпирая головой потолок. В руке его блестел широкий обоюдоострый нож. Позади в кресле распластался истерзанный труп предателя-Иуды, выпотрошенный с педантичностью хорошего повара.

Кто был поваром в этой дьявольской кухне, я уже догадался. Чернокожий исполин застыл, как статуя, его широко раскрытые глаза были обращены в пространство, будто он пребывал в наркотическом трансе. Внезапно губы зашевелились, и неестественно высоким певучим голосом он произнес: – Ассассини...

У меня отвисла челюсть. Могучее тело африканца, словно вырезанное из черного дерева, поражало первобытной мощью. Он был одет в джинсы цвета хаки и вышеупомянутый бурнус, не скрывавший, однако, рельефа выпирающих мускулов.

Кто он? Исмаилит из Эфиопии? Абиссинский колосс, вторгшийся на землю неверных?

Ответ я подыскать не успел. Негр двинулся ко мне деревянной походкой наркомана. Паркет поскрипывал под его босыми ногами. Отвратительный нож поблескивал в окровавленном кулаке, его острие несло смерть. Остекленевшие глаза африканца смотрели сквозь меня, это было ужасно. Я развернулся и побежал.

Подобным зрелищем у нас в Петербурге жителей балуют редко. Я мчался по улице что было мочи, но гнавшийся по пятам темнокожий хашишин в развевающемся бурнусе постепенно настигал меня. Расстояние, которое я пробегал за три шага, он покрывал двумя. Не обращая внимания на прохожих, я из последних сил оторвался на десяток метров и шмыгнул за угол, выхватив из кармана последний аргумент – кинжал Старца Горы, другого оружия у меня не было. Негра долго ждать не пришлось. Шлепанье подошв по асфальту стремительно приближалось, словно он действительно меня чувствовал, и, когда черномазый выскочил из-за угла, я всадил клинок по рукоять ему в брюхо.

Удар от столкновения буквально смел меня, отшвырнул на стену, спасшую от падения, которое могло оказаться роковым. Негр не почувствовал боли, казалось, он вообще ничего не заметил, хотя из развороченного живота обильно полилась кровь и, раздвигая края раны, наружу выползла какая-то пульсирующая синюшная трубка, как я понял – кишка.

Вмиг стерев со стены многолетнюю уличную грязь, украсившую мою куртку, я едва успел увернуться от мелькнувшего передо мной лезвия, отпрыгнул, спасаясь от следующего выпада, и рванул через дорогу прямо под колеса летящего навстречу автомобиля. Чудом разминувшись со смертью под пронзительный визг тормозов, я дернул к противоположному тротуару, на ходу пряча кинжал от посторонних взглядов, а колосс последовал за мной. Он не чувствовал боли и, наверное, даже не понимал, в каком мире находится, зная наверняка лишь одно: обещанное блаженство ждет федаи, добросовестно выполнившего приказ. Кишка болталась уже на уровне колена, опускаясь все ниже, по ней ручьем лилась кровь – в общем, зрелище было жуткое. В тот день судьба была милостива ко мне.

Вывернувшая с перекрестка «Мицубиси паджеро» врезалась в перебегавшего дорогу абиссинца. В воздухе мелькнули огромные розовые пятки, окруженные разлетевшимися брызгами крови, блестящий нож звякнул об асфальт, приземлившись под колеса припаркованного у поребрика автомобиля. «Мицубиси» затормозила, из нее выскочили два жирных бандита, один из которых привычно хлопнул себя по голове, что должно было означать высшую степень раздражения. Над притихшей улицей загрохотали могучие раскаты отборного зоновского мата.

А я пошел себе потихоньку... Что еще делать, если остался без машины? Уходил я от места аварии пешком, так и не решившись вернуться за «вита-рой». Не дай Бог кто запомнит меня и номер машины, а потом с ментами поделится. Попадаться раньше завершения моей святой миссии, коей я считал искоренение хашишинов в своем городе, было мне противопоказано.

Признаюсь честно, звоня Эрраре, ожидал я другого результата. Позвонил рыцарю – приехал ассассин, это могло означать лишь то, что кабальеро окончательно отпал от ордена. Для того чтобы смыть оскорбление моей кровью, он попросил помощи у врага. Значит, не чувствовал силы отомстить сам. Это было хорошо. То, что вместо неприметного араба или таджика исмаилиты прислали обдолбанного негра, свидетельствовало о нехватке рядовых бойцов. Неизвестно, что делал черный колосс в Петербурге, наверное, ехал в Европу, а тут попросили помочь. Следовательно, хашишины истощены. Ни бойцов, ни личной отваги у Хорхе Эррары не осталось. Я могу добить его, рассказав об этом приору. После чего предателю будет заказан путь назад в орден и, скорее всего, в Испанию.

Я хотел связаться с де Мегиддельяром и договориться о встрече, но не успел. Мобильник завибрировал и запиликал сам, едва я поднес к нему руку. На этот сигнал я настроил номер Бориса Михайловича.

– Алло?

– Илья, ко мне приехал клиент из Германии. По интересующему нас вопросу.

От неожиданности я даже остановился. Господин Марков-старший времени зря не терял. Впрочем, как и его сын в свое время.

– Я вас правильно понял?

– Абсолютно правильно. Он настоятельно хочет с вами встретиться.

К делу снова подключились немецкие рыцари. Ситуация приобретала неожиданный оборот. Вероятно, выгодный для меня.

– Что ж, я не против. Когда и где?

– Вы сейчас свободны?

– Вполне.

– Можно встретиться у меня.

– Я к вам подъеду в течение получаса.

– Будем вас ждать.

В родном городе по всем известным мне адресам я не мог чувствовать себя в безопасности. Мне больше некуда было идти. И я пошел на переговоры.

18

Лощеная кобыла с буферами встретила меня приветливой улыбкой, заготовленной для самых желанных посетителей. Должно быть, Борис Михайлович предупредил. Я был препровожден в кулуары.

– Можно, Борис Михайлович? – постучала она в директорскую дверь.

– Конечно, можно! – бодрым баритоном ото звался Марков. – Заходите!

– Проходите, пожалуйста! – Кобыла отворила дверь в кабинет, пропустила меня и испарилась.

По случаю приезда дорогого гостя директор антикварного салона расстался с ветхим сюртуком и фиолетовой жилеткой. Он приоделся в элегантный светло-серый костюм, мигом сбросив лет десять. Марков был стремителен и деловит. Не исключено, что ради дела он ненадолго забыл о сыне.

Посетителя я рассмотрел не сразу, ринувшийся навстречу Марков отвлек меня.

– Знакомьтесь, – подвел он меня представляться. – Это археолог Илья Потехин, а это Фридрих фон Готтенскнехт, мой коллега.

Коллега Маркова восседал на кожаном диване. Перед диваном стоял сервировочный столик с бутылкой «Камю» и разнообразнейшей закуской. На диване, развалясь, сидел еще один мужчина: лет пятидесяти, в темно-сером костюме с заношенной бабочкой. На полноватом лице с крупным носом сидели очки в толстой прямоугольной оправе. Мужчина встал. Мы пожали друг другу руки. Взгляд немца на секунду задержался на реликвиях исмаилитов.

– Называйте меня Фридрих, – по-русски фон Готтенскнехт говорил гладко, с заметным деревянным акцентом, чуть хуже де Мегиддельяра и Эррары. – Мне знакома ваша находка. Новости разносятся иногда непростительно быстро для нашего бизнеса.

«Средства транспортировки тоже не подкачали, – подумал я. – Это же надо, так быстро примчаться из Германии».

– Присаживайтесь, Илья, – захлопотал Борис Михайлович. – Немного коньяку?

– С удовольствием, – согласился я. – Сейчас я не за рулем.

Марков достал с сервировочного поддона чистый «тюльпан». Я присел на диван рядом с Фридрихом. Борис Михайлович опустился в кресло. – За знакомство! – сказал он.

Десятилетний «Камю» был неплох. Я отпил глоток и облокотился на диванный валик, поглядывая поверх бокала на немецкого гостя. Он в свою очередь выдержал паузу.

– Приступим к делу, – начал Марков. – У Фридриха к вам есть выгодное предложение.

– Во сколько вы оцениваете эти среднеазиатские безделушки? – обратился я напрямую к фон Готтенскнехту.

– В пятьдесят тысяч евро за все три предмета, – не смутился немец.

– То есть, вы в курсе, что они такое?

– Они есть ювелирные украшения одиннадцатого века.

– Не совсем, – сказал я. – Например, для хашишинов они все равно что подлинная императорская корона для монархистов. Есть и другие люди, которые называют их предметами влияния. Им есть за что так называться. Влияние ощутимо. Эти вещи имеют свою цену. Еще вчера мне предлагали за них триста тысяч евро и, в принципе, были согласны на четыреста, но я не продал.

– Четыреста тысяч евро вам за них никто не заплатит, – мягко заметил Марков.

– Погоди, – остановил его фон Готтенскнехт и пристально посмотрел на меня через свои окуляры. Глаза у него были голубые и во все линзы. – Вы не совсем понимаете, за что вам собираются платить. Орден Алькантара, с которым вы имеете дело, хочет купить предметы власти вовсе не для того, чтобы спрятать их от рук ассассинов.