Prose_contemporary

      Шестые осознанно живут в нищете, носят лохмотья, голодают, лишь бы попасть в рай. Более того, они обзывают других неверными, злорадствуют, ибо те будут гореть в аду. Даже иногда обещают молиться за них. Какое "милосердие"!
      Седьмые лезут в политику ради славы и денег, вместо того, чтобы тихо сидеть дома, в уюте и тепле, и не выпендриваться.
      Восьмые богаты лишь в мечтах, услаждаясь приятными снами, они вполне довольны и счастливы. Дескать, им от жизни ничего не надо, мол, они такие сытые.
      Девятые замышляют государственные перевороты, десятые уезжают гулять за рубеж, там, в Рому, Рио, Московию, лишь бы "повидать мир''.
      А иные мнят себя грамотеями, учеными, умнейшими людьми, учат в школах детей грамматике, хотя сами чахнут от смрада и грязи, и им это нравиться. Они же ученые! Они думают, что им это зачтется в небесах.
      На, на, лови, лови удар, пророк!
 
      Он окинул меня таким взглядом, описать которого невозможно. Он сделал очередной шаг вперед, продолжая говорить:
      – Находятся и такие, которые написав одну две формулы, мнят себя Пифагором. А что сказать о тех, которые якобы искупив свои грехи, пожертвовали на церковь, мечеть, синагогу, на бедняков и нищих, и безмятежно радуются, измеряя срок своего пребывания в раю годами, месяцами, неделями без малейшей ошибки, мол, иначе и не будет, будто при помощи математического вычисления.
      Много и таких, которые заводят себе собаку кошку или иную скотину, считая их лучше других скотин, а иногда и лучше самих людей. А что сказать о тех, которые выступая на сценах, смешат толпу. Толпа смеется, держась за животы, и все расходятся довольными, как будто сделали они общее дело.
 
      Аллах не "щупал" меня, Он без "разведки" наносил яростные удары, которые я парировал. Параллельно говорил:
      – Вот, я вижу, вижу людей – знахарей, врачевателей, которые вылечивают безнадежно больного, возвращают его к жизни, получают за это вознаграждение, и радуются, что совершили доброе дело. А тот больной через несколько лет становиться преступником.
      А вон, вон патриоты своих наций, которые создают геноцид, объявляют войну всем инакомыслящим, защищая честь своего народа. А за это их сажают в темницы их же правители.
      Более того, они, защищая свою отчизну, становятся шехидами, погибают, проливая кровь за землю, и думают, что та земля, которая накрыла их во время похорон этого стоит.
 
      Все время я отражал Его удары, отступал от него, а Он, нападая на меня, не переставал говорить:
      – А ты, как я посмотрю, не плохо дерешься. Ну, нуВот и военные, вот, вот, в кольчугах, с мечом в руках защищающие рубежи своей Родины, своего короля. Из-за своей почетной профессии они горды. Свою душу вкладывают они в работу, теряют здоровье, время, молодость, но потом и вовсе не жалеют о загубленной жизни, ибо считают себя бывалыми, видавшими виды людьми, при этом получая крохи за былые заслуги, и не имея никакого уважения.
      Есть такие дряхлые старики, которые надевают на голову парик, красят свою седину, вставляют себе зубы, усиливают половую функцию, удлиняют свой половой орган, сидят на диете, едят только фрукты, овощи, и жалобно вздыхают на молоденьких девиц.
      А вон рыхлые женщины – старухи, которые не отходят от зеркала, демонстрируя при людях свое увядшее тело, соревнуясь с юными девками, потягивают вино, смеются, танцуют, и довольны собой.
      Может ли быть что – либо глупее? Да нет! Нет, нет, и нет!!!
 
      Он нанес мне кинжалом два ужасных удара, второй коснулся моего плеча.
      Подошел Он совсем близко ко мне, чтоб нанести третий удар, окончательный. Еще раз я отступил назад. Но вдруг Он остановился, и неожиданно с шумом бросив на землю кинжал, сказал:
      – От тебя шикарно пахнет, Мохаммед. Что за запах это? А? Эй, Мохаммед, чем надушился ты?
      – Ничем – смиренно я ответил.
      – Ну в общем, твое дело. Не хочешь, помолчи.
      Так вот! Кругом сплошной разврат! Комедия и фарс. Но так надо. Что лучше: наслаждаться, веселиться, или повеситься? Что случилось бы, если кругом были бы одни мудрецы? Пошло бы развитие вперед! Пришлось бы все начать с нуля!
      Создал я много наций. Много! И каждую поровну наделил глупостями. Без нее не было бы прогресса.
      Англичане считают себя высшей расой, родовитой нацией. Французы приписывают себе красоту лица и вкусную кухню. Русские присвоили себе первенство в литературе и ораторстве. Греки мнят себя творцами всех наук. Испанцы считают, что основали воинскую славу, опираясь на историю амазонок, конквистадоров, кабальеро, идальго. Немцы бахвалятся четкостью и усердием. Арабы притязают на обладание единственно истинной религией, и смеются над суеверием остальных. Евреи же доселе ждут свою Мессию, цепко держась за Моисея.
      И как я смеюсь, когда все эти идиоты бывают одураченными, оставаясь с носом. Короче говоря, когда я гляжу на людскую суету, то вижу стаю мух, которые дерутся, воюют, грабят, обманывают, умирают и рождаются. И этим я сыт полностью!
      Человек глуп, он верит счастью, которое никогда не наступает. И не наступит. Это иллюзия, которая всегда близка, и все – таки вечно далекая, недостаточная.
      Но человек туп, ему не нужно счастья. Хватает и того, что он надеется на счастье. Вот и все. Одной надеждой способен жить разве что человек. Ни одно животное не прельщается надеждою, а человек – это безмозглое создание, кормится только надеждой. Это меня раздражает.
      И вынужден я посылать к вам землетрясения, смерчи, ураганы и войны, и уничтожить целыми тысячами этих недолговечных тварей.
      – Но быть глупцом – это же несчастье?! – дерзнул я спросить всевышнего.
      Я тоже отложил в сторону свой кинжал.
      Не ожидал Он моего вопроса. Остановился, опустил веки, и ответил:
      – Нет! Это значит быть человеком, ибо значит быть глупцом! Ибо именно человек создал науку. Кому нужна наука? Кому?! Вместе с наукой пришла беда. В былые века люди не знали учености, подчиняясь только указам Природы. Какой толк и от языкознания, если у всех народов был общий язык? Кому нужна логика и психология, если не было различных мнений? К чему нужны знания законов при отсутствии преступлений? К чему? Кому нужна религия, которая тщетно пытается исследовать, если еще исследует, то, что находиться в поднебесье?
      Природе ненавистна всякая подделка, и лучше бывает то, что не искажено ни наукой, ни человеком.
      Мохаммед, послушай, все это называется комедией жизни! 5000 лет назад Адам и Ева выпили дурное вино. И одних глупцов стал производить их нектар. Так что, таков мой закон:
      – Или пей это вино – или, пошел прочь!
      Если нет, не выпьешь это ты, то знай, что скоро, очень скоро, твои враги отравят баранью грудинку, которую ты очень любишь есть. Намажут индийским ядом это мясо, и об этом ты не узнаешь. Ты должен будешь по запаху узнать это. Но ты съешь его, ты должен умереть! Скоро будет месяц – сафар. Съешь, съешь это мясо''. Все!
      Это признание меня так поразило, что я лежал у обрыва еще долго, а Он в белом одеянии медленно уходил в сад. Даааа Вот это дааа
      Ни слова. Только учащенное дыхание. Я чувствовал, что достиг того момента, когда ни один человек не захочет мне верить. И все же я продолжу свой рассказ.
      Что происходит? Что? Я хочу найти изюминку. Что было главным для меня?
      Не то ли, что я стал пророком? Или когда-то был сарваном, а до того пастухом, еще раньше ребенком? Или что мне некогда, в давно исчезнувшие времена, нравилась одна девушка?
      В ужасе я поднял глаза. И тут я все понял! Понял!!! Так это и была жизнь?! Это было все?! И я ударил себя по лбу и оглушительно рассмеялся.
      А между тем сон пролетал. Никогда прежде мой сон не летал так быстро и неумолимо. Мне казалось, будто я стою на том же самом месте, на обрыве, а подо мною опять кипит жизнь. Но она кипит глубоко внизу, а я стоял уж слишком высоко. Я был почти в небесах.
      Этот сон изменил меня. Я стал одновременно старше и моложе. И это все во сне.
      Кем же был я в прошлой жизни? Кем? Меня обожгла догадка!
      Многие поколения отработали мою карму, освободили от оков и цепей судьбы. Они это сделали для меня, не осознавая того сами. И моя карма очистилась, они открыли мне путь, поэтому я стал пророком.
      Внезапно я почувствовал некий запах, вкус, испытал смутные и хрупкие ощущения – кожей, глазами, сердцем.
      Может быть, это было в прежние времена, а может быть, еще в колыбели, но был со мной запах, и я чувствовал, что в нем живо нечто, о чем я не знал, и чего не мог назвать и определить. Это был божественный запах.
      Многое я отдал бы даже сейчас за этот запах. Это был невероятный, неземной запах.
      Ведь в меня влюбилась эта девушка, изначально понюхав меня. И те посланцы с неба, эти высокие, очень высокие люди в белом шепнули мне то же самое.
      Многое отыскал я в беспомощных блужданиях по пропастям памяти. Одного я лишь не нашел: что значил для меня этот запах?
      Я стоял в глубине долины, у реки Евфрат, под широкой зеленой листвой тихо текли воды, а все остальное затихло в ожидании.
      Река текла мощно, шумя своими водами, ударяясь о большие камни берега.
      Невольно я поднял вверх руки. От всей души я крикнул:
      – О, древнейшая река! Ты не человек, ты совершенен! Это человек всегда меняется. Сначала он ребенок, потом растет, становиться зрелым, старым, и умирает, не поняв ничего. А ты, древнейшая река, всегда одна и та же!
      Ты не покорена, о, моя река Евфрат!
      Ты божество природы, а я – всего лишь человек. Как это звучит гадко! Я просто скрасил свою скучную жизнь. Религия! Какая религия?! Это вздорная и нудная комедия!
      О, река – ты девственна! Ты много людей сожрала, утопила, и этим наслаждаешься!
      Хочу я быть похожим на тебя! Хотел бы я, что б была во мне часть твоего величья. Наряду с тобой так жалок я, как муравей передо мной, о, древняя река!
      Я хочу тебе посвятить свою любовь. Никто не знает, сколько накопилось ее во мне. Куда мне тратить то ее? Людям не нужна любовь, они не поймут ее.
      Людям нужен страх! СТРАХ!!!
      Скажи мне одному, а не наивным болванам: что заставляет тебя так быстро течь? Ты боишься замерзнуть? Или что? Что тебя заставляет? Не дыханье ль Сатаны, о – милая река?
      Нет, я не в силах больше ждать, пора мне к людям. Настало мне вернуться к массам, в грубый мир людей.
      И вновь пришел ко мне тот миг, который снился в детские года. Я тихо запел, и медленно спускалась вниз моя дорога. На родину
      Я человек, какой с меня пророк? Я нюхаю пыль пустыни и запах верблюжьего дерьма. Я слышу лепет, бормотание людей, и меня это раздражает. На мне балахон, изъеденный молью.
      Видимо Аллах долго подбирал меня, как ключ к замку, но у природы крепкие затворы. Мне не дано это понять, ибо я ЧЕЛОВЕК! Не учел я что-то, хоть и неплохо начал.
      Ну вооот, пожалуйста, испортил воздух я, и потекли из носа сопли. Какой же я пророк? Хотя иных пророков не бывает, они же люди все!
      Я возомнил себя равным богу, переоценил свои права. Счел себя явленьем неземным, но я всего лишь человек, воистину я человек. Я пасынок природы. И я решил сказать, что я пророк последний. Будто жизнь после меня остановилась.
      Мол, после меня на нашу землю не явятся пророки. Глупо это! Жизнь продолжается, и значит, пророки еще будут. Конечно же, мне было нужно так сказать, но это же был блеф! Сюда пророки еще явятся! Они уже явились, их просто не узнали. Но мне больше повезло, я выиграл бой при Басре. Не выиграй я этот бой, меня никто бы не признал. Народ обсуждает результат, народу личность не нужна.
      Я считал, что дошел до совершенства, но ошибся. Я прошел лишь пол пути!
 
      Увидев меня на берегу Евфрата, седовласый старик, приподнялся, приблизился ко мне:
      – Ты где был, мой зять?
      Я удивился, не понял его.
      – Какой зять, отец? О чем ты?
      – Э – эх, сынок Значит ты забыл свою семью, свою супругу.
      Я абсолютно не вникал в слова старика. Старик указал рукой мне в реку Евфрат. И я увидел, как две маленькие девочки, держась за руку, медленно входят в воду. Когда их головы накрыла вода, я обернулся, но уже старик исчез. И прямо перед моими глазами показалось дно реки.
      Я видел отчетливо, как трое девушек сидя в воде, щекотали невод рыбакам.
      Прочие расположились в тине. Рядом с ними сидел тот старик. Видимо это был глава семейства. Он обратился к самой красивой из девушек, которая собирала самоцветные ракушки.
      – Дочь моя! Сейчас ты на берег выйдешь, там будет мужчина. Близок он тебе, он твой отец. Береги его.
      Она заговорила ангельским голосом.
      – Это тот, который покинул нас и женился на другой?
      – Он самый. И расскажи все то, что от меня ты знаешь про свое рожденье.
      К ней обратилась мать девушки. Красивая женщина, излучающая свет и аромат ландыша.
      – Дочь. И если спросит он, забыла ль я его иль нет, скажи, что все его я помню и люблю. И жду к себе. Поняла ты меня?
      – Да, поняла.
 
      Непонятным образом я вновь очутился на берегу Евфрата. Вернее, я его не покидал, мне удалось увидеть дно реки, и его обитателей. Странно это все. Невольно к этим грустным берегам меня влечет неведомая сила. Все здесь напоминает мне былое. Здесь некогда любовь меня встречала, свободная, кипящая любовь.
      И тут я увидел девушку, которая на берег вышла. Она направилась ко мне, и''
 
      Сулейман тихо шепнул некоторые слова. Он пристально посмотрел на меня
      Никогда я не забуду этого взгляда. Потом Сулейман странно рассмеялся.
      Меня стало леденить ужасом, сжигало сердце. Я остолбенела. Теперь я уже его поняла.
 
      – Сулейман! Тебе не кажется, что ты слишком далеко зашел? – я встретила его взгляд, не спуская глаз.
      Лодка давно причалила к берегу. Нас слегка качало волнами. Я стала вставать с лодки.
      Сулейман приготовился объяснять, что делал на берегу Мохаммед, но после моего ответа понял, что говорить больше не о чем.
      – Ты слишком далеко зашел, Сулейман! – я повторила. -Это каторжноэто гадостноэтоэтотут и слов нет, чтоб выразить.
      – Я араб, зовут меня Атуба! Мне можно. Мне все грехи простят. Я ж мусульманин.
      – Ты не араб, ты гад. Ты подонок, причем махровый, самый натуральный! Ты хочешь на евреев все списать. Но это глупо! Зачем ты это делаешь? Что тебе сделали евреи? Все говорят, твердят – евреи, евреи, евреи – но никто не понимает даже суть этого выражения. Что вам сделали евреи? Что!?
      Люди, которые в XIX веке распространяли миф о всемирном еврейском заговоре, составляют довольно пестрое, разношерстное общество. Это продолжается и сейчас.
      Эта фантазия легла в основу антисемитизма. Если евреи специфично понимают политику и жизнь, то не надо это понимать превратно и из этого делать вывод.
      Спокон веков людям нужен козел отпущения, и он найден – еврей!
      Когда спрашиваешь, что вам сделали евреи – ответы людей далеки от ясности и согласованности. Это все вызывает недоумение. Никто ничего не может придумать получше, чем просто обвинять евреев во всех грехах человеческих.
      Изобретаются все новые версии. Дескать, всюду видна направляющая и разрушающая рука еврейства. Ни у кого нет ни одного единого мнения о «преступлениях» евреев. Мол, идеи либерализма – это изобретение евреев и они распространяют их с единственной целью: дезорганизовать и деморализовать неевреев. Или, например, как угроза взорвать мятежные столицы, пользуясь для достижения этой цели метро, подземным переходами.
      Многие находятся под дьявольским наваждением. У всех на устах – евреи, евреи.
      Везде подлог, грязная антисемитская фальшь. Если евреев больше в руководстве страны, то это что? – влияние массонов, сионских мудрецов?
      Евреи-политики, как правило, идеалисты, вдохновленные идеей построения общества, где будут уничтожены все виды дискриминации. Обычно это плохие политики, и их, как правило, убирают сразу после свершения какой нибудь революции, реформы, переворота.
      Но мифы о еврействе живучи.
      Это как в стихах, может слышал:
 
Если в кране нет воды,
Значит, выпили жиды.
Евреи, бля, евреи,
Кругом одни евреи
Если в кране есть вода,
Значит, жид нассал туда.
Евреи, бля, евреи,
Кругом одни евреи
 
      – Даа ты умна, Эрна, я не ожидал.
      – Не нужно, зачем это тебе? Лучше найди себе девушку Знаешь, почему в твою голову лезут всякие кошмары? Я отвечу: у тебя нет денег. Я тебе желаю богатства. С богатством смиряешься легче, чем с бедностью.
      Трагедия бедности в том, что ей по средствам только гордость. Тебе срочно надо научится зарабатывать деньги, а то потянет тебя в политику.
      И охота же тебе надрываться. Ты ищешь жадными руками клада, всю жизнь копаешься ты в хламе, и рад находке, что нашел ты старое дерьмо. -Э – эхЭрнаты думаешь, я знаю, что хочу от жизни? Или, ты считаешь, что ты сама знаешь, что ты хочешь от жизни? Нам всем кажется, именно КАЖЕТСЯ, что хотим того то или этого. А на самом деле, хотим мы совсем другое. СОВСЕМ ДРУГОЕ! Соооо – всеем!
      Сердце хочет одно, голова другое, а сам ты и вовсе иное хочешь. В юности мне казалось, что я хочу стать летчиком, я любил летать. Я хотел ощутить что-то новое, возвышенное, руками тронуть облака, очутиться в поднебесье. Поэтому я и поступил в летное училище. Но потом я понял, что это лишь казалось мне. Это иллюзия, плазма, самообман. В результате я стал злодеем. Везде противоречия.
      У меня был сосед, он был бездетным.10 лет был женат, и не было у него детей.
      Он молил от бога себе ребенка. Однажды он сказал мне: "Сулик, если бог пошлет мне ребенка, то обещаю – я не буду мечтать. Ни о чем''!
      И оппа! – через год у него родился мальчик. Радости, пьянки, гулянки. А через два года он мне сказал:
      – Сулейман, знаешь, я понял, что я ни этого хотел. Ни ребенка я хотел от бога
      – А чего ж ты хотел? Сам же сказал, что не будешь после этого мечтать
      – Нет. Сам не знаю, пока не установил, чего я хочу. Нужно прожить две жизни, чтоб окончательно понять, что ты хочешь на самом деле. Ни одну обезьяну нельзя научить термодинамике, потому что, в отличие от человека, она понимает, что ей это совсем не нужно.
      Ведь наша жизнь, Эрна, знаешь что? Это как цыпленок в яйце. Пока он в этом яйце, дрыгается, крутится он там, – это есть его жизнь. Но как только он выйдет из своей скорлупы, тут же наступит смерть. Хотя на самом деле, жизнь только начнется после этого выхода из скорлупы, когда он увидит солнце.
      А еще проще объяснить жизнь так: наш мир – это песочная крепость, выстроенная детской рукой на берегу моря, и от которой на следующий день не останется следа.
 
В краткий миг, дарованный судьбой,
Веселись, оставь пустой сарказм.
Радуйся, кружись, танцуй и пой,
Жизнь – прелюдия, а смерть – оргазм!
 

19.

      – Папа, кушать будешь?
      Это была 15 летняя дочь Сулеймана, Яэль, его единственная дочь. Она прижалась к отцу, обняв его за плечи. Они были почти одного роста. Она горячо обнимала отца, он же поспешил сократить эту сцену, как бы стыдясь выказать полноту своих чувств.
      Сулейман развелся со своей женой уже давно, но периодически встречался с любимой дочуркой. Любил он ее безумно. Яэль знала о гомосексуальных похождениях отца, о его безбожной деятельности, однако им не брезгала.
      Они сидели на веранде, у себя на даче.
      – А что есть кушать, дочка?
      – Рыба! Судак, любимый твой судак.
      – Э – а, доча, у меня цейтнот. Спешим, спешим мы с тетей.
      – Папа, а деньги у тебя есть?
      – Сколько нужно?
      – Дай мне 500 долларов.
      Глядя на Яэль, становилось грустно. Напуганная, с глухим голосом. Она была тучна, но бледна, вечно с влажными глазами. Жизнь ее измордовала.
      Сулейман лизал ее как котенка. Вытащив с кармана бумажник, отсчитал ей ровно 10 стодолларовых купюр.
      – Бери, тут 1000 долларов. И не считай, все верно.
      Крепко поцеловав отца, Яэль приняла эти деньги.
      – Спасибо пап, я верну их тебе. Обязательно верну. Через пару месяцев.
      Взгляд Сулеймана остановился, глаза вспыхнули.
      – Ты что, девочка, совсем что ли? Что значит верну? Я же твой отец! Я не взаймы даю, мой долг – помогать тебе всегда! И если ты еще раз заговоришь на эту тему, мы поссоримся. Поняла?
      – Хорошо (отвела взгляд).
 
      Ей стало обидно, и немного неловко. Ибо доброта, выказанная подлецом, разочаровывает совершенно так же, как и подлость, свершаемая человеком высокого идеала.
      – Пап, а зачем вы с мамой развелись? Ну зачем? Меня бы пожалели. Ведь для меня же травма – ваш развод.
      – Моя девочка, милый мой цыпленок. Знай, что я принадлежу не только тебе одной, хоть я и твой отец. Меня природа породила не только для тебя, мой воробушек. Во мне нуждаются и другие тоже. Так что, извини.
      Через 10 минут Сулейман с Фейруз ушли, Яэль же презрительно провожала взглядом свою тетю Фейруз.
      Их маршрут был в Крым, в город Евпаторию. Они ехали туда продолжать свою миссию.
      По пути на вокзал, по дороге в Адлер, у обочины стоял мальчик лет 13. Он был в шортах и сандалиях. Кучерявый, смуглый молдаванин – худой хлыщ. В маленькой коробке он продавал белого кролика.
      Сулейман остановился перед ним. Фейруз дернула его за рукав: "пошли, ты чего? Зачем тебе кролик''?
      – Да погодь. Слышь, пацан, сколько стоит кролик? – 5 долларов, дядя.
      – На, стольник, и дай мне кролика. Сто баксов говорю, возьми, и давай его!
      Пацан застучал глазами, замер на минуту.
      – Ну что, ты продаешь, иль нет? – занервничал Сулейман. -Да, да. Конечно, дядя. Вот, возьмите
      Всучив 100 долларов США этому мальчугану, Сулейман взяв кролика за уши, посмотрел ему в глаза, положил на траву. Кролик один момент не двигался, только дрожал.
      – Иди, иди, беги косой, пока я добр! – крикнул ему Сулейман, и побежал догонять Фейруз, которая остановилась, дожидаясь брата. Она уже привыкла к его этим странностям.
      Фейруз на ходу ему бросила: "Ты что, дурак? Зачем тебе кролик?
      Ненормальный!''
      Сулейман ответил:
      – Офра, милая моя сестренка. Эти денежки были фальшивые! Фаль-ши-вы-е! А куда мне их деть?
      Пусть хотя бы кролик временно погуляет вдоволь.
 
      Они ехали на экспресс поезде, и на станции Чемитоквадже, городок на побережье Черного моря, их поезд столкнулся с другим составом. Это была страшная трагедия.
      Об этой аварии писали газеты, говорили по телевидению.
      Из 223 пассажиров, многие погибли. Выжило всего несколько, в том числе Сулейман с Фейруз.
      Очухавшись, придя в себя, они стали топать пешком по полям и лугам в Евпаторию. Они спешили. Были видны их спины, они удалялись от станции Чемитоквадже, торопливо, вперевалку шли в сторону города Евпатории, крыши зданий которого уже издали показались на горизонте.
      Взяв друг друга под руку, они ушли, даже убежали, будто взялись за руки двое детей и пустились бежать, сами не зная почему. Было видно, что у них видимо невидимо дел. Они свыклись друг с другом, будто луна и небо.
      Повторяем: не смотря на многочисленные жертвы, Сулейман с Фейруз остались живы. В катастрофе погибло много честных людей, среди которых были монахи, попы, раввины, дети, пожилые, и пр. Но Сулейман и Фейруз не умерли.
      Видимо, Природе не нужна точка, не любит она точку. Ей нужно многоточие, или запятая, но не точка Фейруз и Сулейман свою точку в жизни еще не поставили.
 
Сжигая жизнь, сжигая все подряд,
Терзая разум, два факела горят
Залить бы, погасить бы их навеки
Но ведь тогда темнее станет ад!
 

20.

 
Колодец во дворе иссяк,
И мы с ведром и котелком
Через поля пошли к ручью
Давно нехоженым путем.
 
      Архангел указал рукою вдаль, сказав мне:
      – Ну что, девочка, потерпи, уже мало осталось. Мы дадим тебе шанс попасть в рай. Ты узнаешь, что ЭТО такое. Сначала ты поговоришь с богом, а потом попадешь в предрайник, там феи живут. Нам интересно твое мнение о жизни этих фей. Дорогу укажет тебе наш проводник. Кстати, с тобой пойдут еще муж и жена. Они тоже умерли.
      Я обернулась, и увидела Каму с Айдыном. Кама долго изменяла Айдыну, и Айдын терпел эти ее выходки, но чаша переполнилась, когда у них родился мальчик, и Кама назвала малыша Ашдадом. Айдын не выдержав, убил и жену и себя. Теперь они оба боялись попасть в ад.
      – Инар! – крикнул в сторону архангел. Появился проводник. Он был в черном длинном плаще, с капюшоном на голове. Лица не видно.
 
      – Пойдем в горы – услышала я сзади.
      Это был Инар. В этих краях его называли преподобным. Он обещал меня сопровождать до той горы, где жил сам бог, потом привести к вершине, именно той вершине, где находится домик феи. Фея там живет одна. Она там счастлива, вечно улыбается, собирает с лужаек белые розы, поет блаженные песенки. Это со слов проводника.
      Там действительно есть прекрасная лужайка. Кругом все желтое, будто лимонная опера. Цветы, маки, белая лошадь грациозно скачет мимо.
      И мы пошли. Медленно передвигаясь, я плелась за проводником, изредка поглядывая в сторону родного города. Чуть сзади под руку шли Кама с Айдыном.
      Показалась белая гора. Проводник сделал знак рукой, и мы остановились.
      Устремили свой взор на дорогу. Посреди дороги лежал человек.
      Сталкер Инар начал медленно говорить:
      – Все в Природе выполняет свой долг. Все! И хищники, и рыбы, и птицы, и люди, и планеты, и ветер, и дождь, и гроза, и снег. Абсолютно все! Все они выполняют свой долг! Все! Кроме всевышнего! Вот он, лежит у наших ног, на земле.
      – Это и есть бог? – раскрыв пошире глаза, спросила я, указывая рукой на нищего в рваном балахоне, валявшегося на дороге.
      – Да, это бог!
      Творец действительно валялся на дороге в рваном тряпье. Ему было больно, он силился встать. У него тряслись руки, был раскрыт рот, приоткрыв давно нечищеные зубы. Только волосы были золотые. Еще издали сверкали они золотистым блеском.
      Тело всевышнего было в пыли. Он был беспомощным, был лишенным сил как дите, как червяк, которого откопал рыбак, чтоб насадить на крючок.
      Падая, угодил лицом он в грязь, и из его ноздрей текла кровь. На его одежде красовалось столько заплат, будто сшита была она из отдельных тряпок.
      Я вскричала:
      – Не поняла!? Он пьян?
      – А может и обкурен- добавил Инар.
      Всевышний пьян, или обкурен – кто б мог поверить?! КТО!?!?
      Но внезапно Он проснулся, огляделся по сторонам, и увидев путников, Он резко исчез, и на вершине белой горы появилась небольшая тень.
      – Это он? – вновь спросила я.
      – Да – ответил Инар.
      – И перед ним можно исповедоваться? – дрожащим голосом спросила Кама.
      – Пожалуйте – ответил Инар.
      Как только оборванец поднялся наверх, все люди, подняв вверх головы, тут же зауважали того, кто наверху.
      Это и есть человеческий принцип – уважать того, кто наверху. Не важно кто он, лишь бы он был вверху. Вот и все!
      Кама с Айдыном приблизились к подножию горы, взглянули высоко наверх, и начали рассказывать о своей жизни. Кама вспомнила свои грехи, и Айдын вспомнил свои.
      Закончили они свой рассказ, и полное молчание.
      В небесах воцарилась тишина. "Идите на хер!" – эти слова готовы были сорваться с губ всевышнего, но он их не произнес. Но лик его потемнел, и они спросили себя, неужели же ради этого сотворил он этот мир, где после зимы идет весна, а после ночи утро?
      – Мне иногда кажется, – промолвил всевышний, – что звезды сияют ярче всего, когда отражаются они в грязной воде луж.
      Впервые я услышала его голос. Это был низкий, но звонкий голос, чуть грудной, с придыханием. Я обернулась на Инара, и так посмотрела на него (как бы призывая его в поддержку), что про этот взгляд можно написать целый роман. Глубокий был взгляд, как бы говорящий: "и это был сам бог?
      Это его голос, это его первые слова? Не правильно он начал говорить''.
      И по-прежнему стояли перед ним две тени, и сейчас, рассказав свою невеселую историю, супруги испытывали известное удовлетворение.
      Борьба была тяжкой, но они свой долг исполнили. Всевышний легонько дунул – как дуют на горящую спичку, и – глядите-ка! – там, где только что стояли два несчастных духа, не осталось ничего. Всевышний, сказав – ''вы спасены ', послал, направил их в рай.
      – Я удивляюсь, почему люди полагают, будто супружеской неверности я придаю такое важное значение, – сказал Он. – Если бы повнимательнее они читали мои произведения, они увидели бы, что я всегда с симпатией относился именно к этой человеческой слабости. Ибо измена – это тоже мой облик.
      Я сердито молчала. И Бог повернулся ко мне, я все еще ждала своей очереди. Я нервничала, я производила впечатление опасливо озирающегося, затравленного зверя, угодившего в клетку.
      – Не можешь ты не согласиться, – сказал всевышний, – что в данном случае очень удачно я соединил свою власть с моим благородством. Хотя поверь мне, что во многих моментах и я бессилен.
      – Но ответьте, с какой стати тогда считаете вы себя богом? – не выдержала я.
      – А это очень просто, милая. Все элементарно. У меня нет родителей! У бога не бывает родителей, вот и все.
      – Странно это все. Я вам больше верила, чем себе, но вы меня разочаровали. И вы – это тот самый Бог?
      – А что тебе не нравиться во Мне?
      – Да мне без разницы. Я – Эрна, а это что-то значит! Но меня ты удивил А не боишься ль ты своего имиджа? Скажут, мол, кому мы поклоняемся? Ты пал ниже людей, кого слепил ты сам.
      – Да? Что-жа я тебя сейчас протестирую, моя милая Эрна.
      – Это как?
      – Сейчас увидишь. Посмотрим, какая ты на ощупь. Ты готова?
      – Валяй!
      – Ну, начнем. Мои вопросы нужно ощутить, а не услышать. Этот тест не очень прост.
      – Может сразу к делу перейдем, а то болтаешь языком.
      – Кхи Смелая ты Эрна! Что – ж, начнем. Мне говорили, что слово- это начало всему! Мне тоже обещали, что слово – спасенье! Спасенье, спасенье. Ты выбираешь молчанье?