Мэтт Хелм (№17) - Каратели

Выцветшие глаза полковника некоторое время изучающе глядели на меня.

— Я читал ваше досье, — медленно проговорил он. — Вы известны своими трюками...

— Никаких трюков, — заверил я. — Предлагаю выложить все карты на стол. Разумеется, вы или ваши люди можете убить меня, но вам не удастся захватить меня живым, если я сам того не пожелаю. Если же я спровоцирую вас на перестрелку в этом зале, тут начнется настоящая кровавая баня. Первыми пострадают все эти ни в чем не повинные рыбаки. Вряд ли ваша революция нуждается в подобной рекламе. Обратите внимание, я даже не делаю ударения на том, что первым умрете вы. Будем считать, что все мы, здесь присутствующие, храбры как львы и смерть нас нисколько не пугает. Тем не менее, никто из нас не торопится умирать, не так ли? У каждого из нас имеется свое задание. Я надеялся продемонстрировать, что эти задания не настолько исключают друг друга, как вы склонны полагать, но мне хотелось бы говорить с человеком, обладающим реальной властью. Я ясно излагаю?

По окончании своей речи я сообразил, что это всего лишь видоизмененный вариант гамбита, разыгранного с Эндрю Юлером на границе — так сказать, схема массового кровопролития. Хотя зачем вносить изменения в выигрышную игру? Мне нравится жить, а в нашем деле удается уцелеть лишь тогда, когда никому из окружающих и в голову не приходит, что ты боишься смерти; в противном случае они набросятся на тебя, как стервятники на умирающего быка. Мой собеседник окинул меня недоверчивым взглядом.

— Вы пытаетесь меня убедить, что приехали сюда не ради Диаса?

— Нет, — ответил я. — Я вообще ни в чем не пытаюсь вас убедить, полковник Хантингтон. Это было бы пустой тратой времени, не так ли? Даже если бы вы мне поверили, мне все равно пришлось бы повторить все сначала вашему хозяину. Вам я хочу сказать лишь то, что вы совершаете ошибку, и ошибка эта может иметь для вас самые серьезные последствия, если вы не позволите мне переговорить с боссом.

— Если вы пытаетесь меня перехитрить, — начал было он...

— Проклятие, — не выдержал я, — как вы можете выигрывать сражения, если не способны принять простейшего решения? Опустите руки под стол... Давайте, давайте, протяните их сюда! Нащупали? Один «смит-и-вессон» с пятью зарядами. Далее — один «кольт» с шестью зарядами. Итого одиннадцать человек, которые сегодня не умрут. Теперь, нож. Итак, полковник, ваш ход...

Глава 19

В большой «мерседес» уселись четыре человека, включая меня. Человечек в берете, которого Хантингтон назвал Француа, сел за руль. Рядом с ним расположился темнокожий, именуемый Сими — предположительно, кличка, поскольку этим словом в Африке называют нож. Мы с полковником разделили шикарное заднее сидение.

— Ладно, Француа, отвези нас к месье Блю, — сказал Хантингтон. Когда машина плавно тронулась с места, он рассмеялся. — Ох уже эти мне революционеры-любители со своей секретной корпорацией! Мосье Блю. Сеньор Рохо. Герр Браун. Мистер Грин. Наверное, это помогает им чувствовать себя хитроумными заговорщиками. Только если этим людям и правда хочется, чтобы подчиненные их не узнали, им нужно носить маски. Даже мы, темные и неграмотные наемники, время от времени замечаем фотографии сильных мира сего на страницах газет.

— Подобрался полный спектр, да? — поинтересовался я.

— Все цвета радуги, старина. Но сегодня вы увидите только голубого мосье. Как у вас дела с французским?

— Неважно.

Хантингтон вздохнул.

— В таком случае, боюсь, мне придется переводить. Мосье не снизойдет до понимания неважного французского. Вы же знаете, что французы помешаны на своем языке. С испанцем или мексиканцем можно попытаться договориться даже зная всего пару слов, эти ребята будут изо всех сил стараться научить тебя остальному, но французы... Да, Француа, я и тебя имею в виду. Тебе с первой нашей встречи не дает покоя мое произношение. Все пытаешься сделать из меня настоящего галла. — Водитель невозмутимо произнес что-то по-французски.

— Не беспокойся, — ответил Хантингтон. — Они знают, куда приехать. Так что доставь нас побыстрее к месту назначения, sil vous plait. — Лимузин рванулся вперед, огни, видные с моего места в зеркале, начали уменьшаться и постепенно исчезли. Два из этих огоньков мне следовало бы узнать, поскольку это были передние фары моего собственного фургона, но мне ни разу не приходилось видеть их снаружи включенными. По предложению Хантингтона машина использовалась в качестве кареты «скорой помощи». Он счел, что Норме будет гораздо удобнее ехать на позаимствованном из гостиницы матрасе в задней части фургона, нежели сидя в седане.

Это говорило в его пользу, как и то, что в отличие от многих других людей, с которыми мне приходилось сталкиваться при подобных обстоятельствах, он не испытывал потребности подталкивать меня в спину после того, как отобрал оружие. Однако переговорить с Нормой не разрешил. Я только мельком видел ее, плетущуюся между двумя мужчинами, маленькую, бледную и растрепанную, когда нас разводили по машинам. Разумеется, им имело смысл держать нас отдельно. Это не позволяло обменяться соображениями и согласовать истории, которые мы преподнесем.

— С военной точки зрения эта операция обещает быть лакомым кусочком, — внезапно промолвил Хантингтон, после того, как какое-то время мы ехали в молчании. — Говорю это на случай, если вы сомневаетесь в осуществимости наших революционных планов, старина. Может показаться, что у нас чрезмерно большие амбиции, но дело в том, что мексиканцы слишком заняты проблемами в Сьерра-Мадрэ, на материке. Они предпочитают не распространяться о своих внутренних трудностях, но я совсем недавно проезжал по тем местам, чтобы самому оценить ситуацию и на каждом шагу натыкался на военные патрули. Я даже заметил там одно из их спецподразделений — видимо, созданное по подобию ваших зеленых беретов — парни, с которыми предпочел бы здесь не встречаться. Думаю, что это мне не грозит...

Договорить он не успел. Водитель резко нажал на тормоза и машину сильно качнуло. Передние фары освещали движущийся перед нами побитый автофургон с калифорнийскими номерами, которые на дорогах Баха встречаются значительно чаще, чем местные. Фургон старательно перекрывал дорогу каждый раз, когда мы пытались его обогнать. Полковник протянул руку и взял автомат, который сжимал между ногами. Потом посмотрел на меня.

— Что скажете, старина? Может, засада?

— Возможно, — сказал я. — Или развлекается какой-нибудь подвыпивший янки. Я помощи не ожидаю, если вы это имеете в виду.

— А если бы ожидали, то так сразу бы и сказали?

— У вас мое оружие, амиго. Я сам вам его отдавал.

— Это не помешает кому-нибудь из ваших официальных мексиканских друзей прийти к вам на помощь. Хотя такими машинами они, по-моему, не пользуются. Посмотрим, что они задумали. — Он похлопал по голове сидящего впереди француза и мягко произнес: — Я-то думал, что ты водитель, малыш. Тебе что, танк нужен, чтобы обогнать эту груду металлолома?

Узкие плечи водителя выразительно приподнялись и упали. «Мерседес» вновь двинулся вперед, мигающими фарами, как это принято в Европе, требуя освободить дорогу. Виляющий впереди фургон, окна которого закрывали багаж и экипировка туриста, вновь выехал на середину дороги. Я почувствовал себя совершенно беспомощным.

Если Рамона предупредили, и теперь он пытается вмешаться, дело для меня может кончиться весьма плачевно, а если это всего лишь какой-то ненормальный американский парнишка, то разбиться по его милости было бы просто глупо...

Полковник неподвижно замер возле меня, положив автомат на колени. Француа попробовал с одной и с другой стороны, пытаясь заставить водителя отклониться, затем отыскал щель и лимузин устремился вперед, громко сигналя. Когда мы проезжали мимо, я заметил в кабине фургона двух молодых парней и девушку, удерживающую банку с пивом так, чтобы водитель мог дотянуться до нее, когда его не слишком поглощало управление.

Мы вырвались вперед, и Хантингтон глубоко и облегченно вздохнул.

— Я должен организовать революцию, — сказал он. — Мне приходится иметь дело с неуравновешенными миллионерами, некомпетентными генералами, ненормальными капитанами судов, необученными солдатами, ненадежными поставщиками, наконец, таинственным снайпером с большой винтовкой и что же происходит на этот раз? Перебравшие пива хиппи пытаются позабавиться за мой счет...

Дорогу рядом с нами осветили фары приближающейся сзади машины, и он замолчал. Несмотря на солидную скорость, побитый фургон с американскими номерами пытался нас обогнать. Когда его кабина поравнялась с нашим окном, пассажир-мужчина высунул руку и сделал пальцем стандартный оскорбительный жест, отчетливо различимый в отраженном свете фар. Я увидел, как сидящие рядом с ним девушка и водитель оглушительно захохотали...

— Похоже, — спокойно произнес полковник, — пора это прекратить. Пожалуйста, Француа, позаботься об этом.

«Мерседес» увеличил скорость. Фургон перестал приближаться и оставался на уровне нашей задней дверцы. Медленно и неотвратимо длинный лимузин начал сворачивать в его сторону. Я увидел, как выражение злобного торжества на лице водителя фургона сменилось недоверием и испугом. Фургон слабо протестующе засигналил. Водитель отчаянно нажал на тормоза, пытаясь оторваться, но было слишком поздно. «Мерседес» полностью перекрыл ему дорогу. Автомобиль вылетел на обочину, и свет его фар исчез из виду. Наш лимузин со скрежетом вписался во внезапно появившийся поворот. К счастью, дорога в эту пору была пустой.

— Разворачивайся, — приказал полковник. — Думаю, нам стоит довести урок до конца, раз уж мы взялись за него.

Больше он не проронил ни слова. Француа развернул машину и направился к месту происшествия. Пассажирам фургона повезло. Местность здесь бывает довольно опасной, но они устроили поединок с «мерседесом» на ровном отрезке дороги. Поэтому фургон просто вылетел на широкую обочину и ударился, причем не слишком сильно, об один из рассыпанных в этих местах вулканических валунов. Когда мы остановились над ними, двое парней помогали девушке вылезти из кабины. По-видимому, ее бросило на лобовое стекло. Даже в темноте было заметно изрядное количество крови. Один из парней направился было в нашу сторону, но тут же остановился, узнав нашу примечательную машину.

— Сими, — проговорил Хантингтон. — По-моему, это вон тот парень, с более темной бородой. Ты видел его жест. Полагаю, следует принять меры, чтобы в будущем ом не смог вести себя подобным образом. Потом приведи ко мне водителя.

Темнокожий мужчина неспешно вылез из машины и двинулся вниз. В последний момент парень с черной бородой бросился бежать, но он еще не успел прийти в себя после аварии, так что Сими без труда перехватил его и бросил на землю. Последовала короткая борьба. Мгновение спустя в темноте блеснул нож и до нас донесся крик боли, перешедший в приглушенные всхлипывания. Двое остальных, которые направились было в ту же сторону, возможно, намереваясь помочь товарищу, остановились. Девушка прижимала руки к окровавленному лицу. Она не сдвинулась с места, когда Сими подвел второго парня к машине.

— Вот этот палец, — сообщил он Хантингтону. — Теперь он уже не сможет повторить свой жест, во всяком случае, не этой рукой, сэр.

— Брось его в карман его приятеля. — Полковник склонился к окну. — Эй, ты.

Водитель фургона с ужасом уставился на предмет, опущенный темнокожим мужчиной в карман его легкой рубашки.

— Вы что, ненормальные? — ошарашено пробормотал он. — Что вы себе думаете...

— Заткнись, — оборвал его Хантингтон. — Ты просто зарвавшийся пьяный осел. Сейчас мы проверим глубину твоей глупости. Ну-ка, опиши эту машину.

Парень прошелся языком по губам и бросил взгляд на нож в руке Сими.

— Ну... ну, это «мерседес», не знаю, какая именно модель...

— Ты ошибаешься. — Полковник поднял свой автомат и опустил ствол на стекло. — Еще одна попытка. Опиши эту машину.

— Ох. — Парень широко открытыми глазами уставился на оружие. После продолжительной паузы он„ тяжело дыша, произнес: — Ну, это большая американская машина, сэр, наверное «кадиллак» или «линкольн»...

— Вот так-то лучше, намного лучше. Теперь опиши человека, который напал с ножом на твоего друга.

— Это был темнокожий... — Парень увидел слегка пошевелившийся ствол автомата и судорожно сглотнул. — Нет, нет, пожалуйста, не надо... Я хочу сказать, простите, какого человека? С каким ножом? Во всем виноват только я. Я пытался совершить обгон в неположенном месте, и мы вылетели на обочину, а Джерри держал руку на окне и разбившееся стекло... — он, задыхаясь, замолчал.

— Надеюсь, у тебя хорошая память, — сказал полковник Хантингтон. — И еще надеюсь, что твои друзья запомнят случившееся в точности так, как ты его описал. Мне бы не хотелось отправлять человека, чтобы исправить официальную версию только потому, что один из вас напутал, рассказывая об этом, достойном сожаления, несчастном случае... Да, и еще.

— Да, сэр.

— Отныне, завидев догоняющую тебя машину, ты всегда быстро и вежливо уступаешь ей дорогу, не так ли, мой юный друг?

— Д-да, сэр.

— Что же касается твоего друга, то поскольку он не нашел своему пальцу лучшего применения, думаю, он вполне обойдется и без него. Тем не менее, передай, что если он и дальше будет грубить незнакомым людям, то запросто может лишиться чего-нибудь еще.

Мы отъезжали в молчании. Мне невольно подумалось, что с точки зрения профессионала глупо рисковать нажить неприятности с властями из-за таких пустяков. С другой стороны, случившееся помогало лучше понять, что представляет собой сидящий рядом со мной мужчина с бледно-голубыми глазами, который способен украсть матрас для раненой девушки, и в то же время жестоко карает за пустячное оскорбление и неудобство.

Я услышал, как он тихо рассмеялся в темноте.

— Вас, наверное, удивляет, зачем все это, не так ли?

— В какой-то степени, да, — осторожно ответил я. Он опять рассмеялся, но когда заговорил, голос его звучал серьезно.

— Хелм, мы создали мир, в котором прекрасно живется негодяям всех сортов. Они видят, что им дозволено делать все, что душа пожелает, все, что угодно, потому что мирные граждане расстались с оружием и научились не сопротивляться, что бы не происходило. Чтобы в какой-то степени возместить утраченное равновесие, я чувствую себя обязанным время от времени показать, что еще встречаются люди, способные нанести ответный удар, если их по-настоящему вывести из себя.

Я улыбнулся.

— Невероятно, и это я слышу от солдата удачи.

Я услышал, как он вновь рассмеялся, но, по-видимому, я оскорбил его чувства, и оставшуюся часть пути мы проделали в молчании. Наконец несколько дорожных знаков и разбросанные огоньки с левой стороны засвидетельствовали, что мы подъезжаем — вернее, проезжаем мимо, — города Лорето. Вскоре «мерседес» свернул с заасфальтированного шоссе на дорогу, немногим лучше той, что этим утром привела меня в Лагуна де ла Муэртэ. Маленький человек за рулем искусно провел лимузин по ухабам и остановился у низкого утеса, нависшего над небольшой бухтой Калифорнийского залива. Внизу призрачно обрисовывались очертания солидной моторной яхты, бросившей якорь посредине бухты.

Француа просигналил зажженным фонариком. Почти в то же мгновение до нас донесся звук заводимого навесного мотора, и мы увидели небольшую лодку, направляющуюся в нашу сторону. Несколько минут спустя мы с полковником уже поднимались на борт яхты, оказавшейся весьма впечатляющим судном. Траулер представляет собой мощное рыболовное судно, предназначенное для перевозок больших грузов рыбы и всевозможного снаряжения по неспокойным морям. Яхта-траулер несколько отличается от него. В какой-то степени она сохранила грубоватые, надежные очертания рабочего судна, поскольку именно это способно заинтересовать покупателя в наше время, когда в каждом порту полным-полно новоиспеченных Магелланов с толстыми чековыми книжками, но в действительности под внешним камуфляжем скрывается очередная шикарная игрушка. Я готов был побиться об заклад, что ни одна рыба не попадала на борт «Эсперанца» (Акапулько) иначе как в замороженном или, по меньшей мере, тщательно упакованном виде, дабы не испачкать надраенную тиковую палубу.

Ярко освещенная, закрытая тяжелыми занавесями каюта являла собой симфонию резных панелей и сверкающего паркета. Пол покрывал ковер, на который никогда не ступал тяжелый моряцкий сапог, к сверкающему коктейльному столику никогда не прикасалась столь грубая и полезная вещь, как секстант, а к роскошным креслам и близко не подходили усталые моряки в промокших бушлатах. В каюте нас поджидал стройный мужчина, чрезвычайно привлекательный и элегантный, в полном наряде яхтсмена. У него были гладкие черные волосы и тонкие маленькие усы, но когда он оказался на свету, стало ясно, что он уже не так молод, как хотел бы казаться. Я никогда не видел ни его, ни его фотографии. Возможно, в отличие от полковника, я уделял недостаточно внимания хронике светской жизни. Как и было обещано, он обратился к нам по-французски.

— Мосье Блю желает знать, почему я беспокою его вашим присутствием, — сказал Хантингтон. — Так почему я его беспокою, старина?

— Чтобы ваш генерал Диас не погиб от руки профессионального убийцы по фамилии Эрниман, — ответил я.

Глава 20

Каюта, отведенная мне в качестве тюремной камеры, располагалась на носу судна, и явно предназначалась для проживания членов команды. Гостям вряд ли пришлось бы по вкусу это пустое помещение с белыми стенами. В каюте имелись две расположенные одна над другой койки, небольшая раковина и крошечный клозет, упрятанный под оббитой крышкой. В целом помещение не превосходило по размерам железнодорожное купе. В единственный иллюминатор не смогла бы пробраться и кошка, даже если бы он открывался, что вызывало большие сомнения. Это была настоящая современная яхта, а настоящий современный яхтсмен вряд ли пустит на свое судно свежий морской воздух — по меньшей мере, вся вентиляция осуществлялась с помощью кондиционеров.

Я умылся в маленькой раковине. Мосье Блю вздумалось изобразить из себя эдакого современного инквизитора. В отличие от своего военного советника, он обожал раздавать людям пощечины. Смех да и только. Неужели он вообразил, что пара пощечин заставит меня выдать свои секреты, даже если бы у меня таковые имелись. Тем более, что ладонь у мосье была не слишком тяжелой. Хуже дело обстояло с пальцем, на котором он носил большой перстень...

Некоторое время спустя в коридоре за дверью послышались голоса. Дверь отворилась и в каюту ввалилась Норма, поддерживаемая мужчиной, который отпустил ее в мои руки сразу же, как только она перешагнула через порог. Я заметил, что ее правая рука поддерживается повязкой — чьим-то большим голубым платком — а лицо исцарапано и кровоточит не меньше моего. Проклятый перстень неплохо поработал. Мне пришло в голову, что за эту ночь впустую пролилась масса крови. Накануне мне пришлось убить двух людей, и то я наследил значительно меньше.

Я осторожно опустил свою ношу на сидение, скрывающее местные удобства.

— Как ты, Чикана? — спросил я. Ее голова порывисто встрепенулась.

— Я же говорила не называть меня... — Мой смех не дал ей договорить.

— Мне подумалось, что это поможет тебе прийти в себя. Так что у тебя с рукой?

— Кажется, это всего лишь ключица. Когда машины столкнулись, я обо что-то ударилась. Потом еще стукнулась головой и заработала величайшую в мире головную боль, а этот элегантный старый мерзавец отнюдь не помог мне от нее избавиться. — Норма поколебалась. — Я ему рассказала. Изображать из себя героиню было ни к чему, не так ли?

— Именно так, — подтвердил я. — Что ты ему рассказала?

— В основном то, что касается Эрнимана. То немногое, что мне известно.

— Отлично. Итак, он выслушал одну и ту же историю из двух источников. Возможно, в настоящий момент он задействует свою хитроумную электронику, свяжется со своими хитроумными агентами и узнает, что это правда. На это уйдет несколько часов. Предлагаю тебе умыться и лечь в кровать, пока мы будем ждать...

— Мэтт.

— Что?

Она бросила на меня странный взгляд.

— Ты отправил меня на север, чтобы уберечь от опасности, правда?

Я поколебался, потом сказал:

— Зачем впустую рисковать опытной живой силой? К тому же Юлером действительно стоит заняться...

— Да, именно поэтому я и согласилась. Ты говорил достаточно убедительно, хоть я и знала, что не без задней мысли. Но теперь достаточно. Возможно, нам ни к чему быть несокрушимыми безмолвными героями, но и в сентиментальных сопляков тоже превращаться не стоит.

Я нахмурился.

— Не понимаю...

— Прекрати! — бросила она. — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Если ты задумал каким-то образом выбраться отсюда, я вряд ли смогу тебе в этом помочь. Если же ты надеешься убедить их тебя отпустить, маловероятно, чтобы с тобой освободили и меня. Я не совсем ясно представляю себе сложившуюся ситуацию, но отпустить тебя могут только в том случае, если надеются получить что-то взамен. В этом случае они обязательно оставят меня в качестве гарантии лояльности с твоей стороны. Собственно говоря, наверное, для этого я им и понадобилась. Верно?

— Постой, я немного тебя умою. Давай не будем накликать неприятности...

— Прекрати изображать из себя большого и сильного опекуна, черт тебя побери! — со злостью проговорила она. — Запомни, что ни о каких играх с заложниками не может быть и речи. Я не хочу после того, как ты уйдешь, лежать здесь и гадать, станешь ты выполнять их приказы ради сохранения моей жизни или нет. Возможно, я обольщаюсь, и ты не подумаешь принимать это во внимание, и все-таки я хочу быть в этом уверенна. Мужчины склонны измышлять романтические бредни по отношению к девушкам, с которыми они переспали. Чтобы со мной этого не было, слышишь? Я профессионал, и так же как и ты выполняю задание. Так что если тебе вздумается провалить наше задание, чтобы спасти драгоценную жизнь представительницы испаноязычного меньшинства, я назло тебе сама перережу себе глотку. И ты ничего не выгадаешь. Обещаю.

Я с уважением посмотрел на нее. Потом кончиками пальцев приподнял ее подбородок и осторожно поцеловал в губы.

— Не беспокойся, Вирджиния Домингуэс, — сказал я. — Можешь быть уверенной, что я меньше всего стану беспокоиться о твоем благополучии.

Они пришли за мной на следующее утро. Их было двое: здоровенные мексиканцы в белой судовой форме. Дверь они открывали осторожно. Один сжимал пистолет.

— Пошли, — сказал ближайший ко мне, невооруженный конвоир.

— А сеньорита? — поинтересовался я.

— Сеньорита останется.

Я спрыгнул с верхней койки, подмигнул Норме и прошел мимо них, слыша, как дверь закрывается и запирается у меня за спиной. Меня привели во все ту же роскошную каюту, где наш хозяин лениво потягивал бренди из огромного бокала, который нежно согревал обеими руками. Мне показалось, что для бренди сейчас рановато, но возможно я исходил из неправильных предпосылок. Видимо, раннее утро следовало прировнять поздней ночи. Полковник Питер Хантингтон стоял у одного из больших занавешенных окон. В руках у него тоже имелся сосуд с бренди, но он не прилагал столь усердных стараний, чтобы довести напиток до рекомендуемой температуры.

— Кто такой Су? — спросил он.

— Кто-кто?

Я совсем позабыл о нашем хозяине, этом галльском Торквемаде. Он не замедлил напомнить мне о своем присутствии, отставив бокал, сделав шаг вперед и наградив меня звонкой пощечиной, от которой на глазах выступили слезы. К счастью, он действовал ладонью. После чего повернулся к Хантингтону и бросил какую-то фразу.

— Мосье Блю говорит, что сейчас не время для игр, старина. Будьте так добры, ответьте на вопрос. Господин по имени Су. Что он из себя представляет?

Собственно говоря, я просто старался выиграть время, чтобы собраться с мыслями. Имя, конечно, было мне знакомо. Мак немало постарался, чтобы упомянуть о китайце во время одного из наших телефонных разговоров. Разумеется, это следовало расценивать, как предупреждение, но поскольку впоследствии азиаты не давали о себе знать, я о них почти позабыл.

— Если быть точным, — проговорил я, — этого господина зовут не Су. На самом деле его именуют то ли Высокий Толстяк, то ли Низкая Утка — это отмечено где-то в нашем досье. Но, по крайней мере, на этом континенте, он не пользуется этим именем, а потому не пользуемся им и мы. Он называет себя Су. Мы тоже называем его этим именем или китайцем. Последнее слово не предполагает ничего унизительного.

В действительности, я помнил его настоящее имя, но не видел причин добровольно рассказывать об этом. Пусть попробуют меня заставить. Но они и не подумали это делать.

— Китайский агент? — спросил Хантингтон.

— Совершенно верно.

— Вам приходилось иметь с ним дело?

— Это зависит от того, что вы подразумеваете под оборотом «иметь дело», — осторожно ответил я. — Несколько раз, точнее — три, мне доводилось сталкиваться с ним.

— И кто победил?

— Что ж, пока мы оба живы, по крайней мере, когда я слышал о нем в последний раз, он был жив. Так что можно сказать, что пока никто из нас по-настоящему не победил. Тем не менее, по очкам я немного опережаю его.

— Почему вы не рассказали нам этого раньше?

Я уже открыл было рот, чтобы ответить, но в последнее мгновение передумал. Я намеревался сказать, что не упомянул о Су потому, что сам лишь мельком слышал о его причастности к этому делу и не имел ни малейшего представления, какую роль в мексиканской революции может сыграть китайский агент. Однако демонстрировать излишнюю неосведомленность столь же глупо, как добровольно выдавать информацию. Обычно люди отказываются верить, что ты можешь быть настолько глуп, даже если дело и в самом деле обстоит именно так.

— Наверное, я решил, что вас это совершенно не касается, — сказал я.

В результате хозяин прошелся по моему лицу обратной стороной ладони еще до того, как сказанное было переведено, демонстрируя, насколько он нуждается в переводчике. После чего выдал полковнику какую-то булькающую французскую фразу.

— Мосье Блю говорит, что вы напрасно потеряли большую часть ночи из-за того, что утаили от нас эту информацию. Если бы вы сразу сказали нам правду, мы смогли бы договориться гораздо быстрее.

Честно говоря, я понятия не имел, какую правду он имеет в виду. По-видимому, эти люди отыскали недостающий мне фрагмент головоломки. Столь же очевидным было и то, что расспросы на эту тему представлялись нежелательными.

— Простите, — сказал я. — Я полагал, это личное дело.

Странно, но Хантингтона это убедило, несмотря на то, что сам я не видел в сказанном ни малейшего смысла.

— Ваш рассказ об этом Эрнимане был подтвержден, — сказал он. — Мы пришли к выводу, что ваши причины избавиться от него вполне убедительны. Прошу прощения за недоразумение, старина. Похоже, что на этот раз, по крайней мере, пока, мы сражаемся на одной стороне.

Я промокнул платком кровоточащую губу, познакомившуюся с фамильной реликвией семьи Блю, и хмуро произнес:

— Для меня это большая честь, полковник.

— Нам не удалось выяснить только одно, — добавил он. — Кто нанял этого профессионального убийцу, чтобы избавиться от Диаса?

— У нас тоже нет особой уверенности на этот счет, — ответил я. — Одна гипотеза предполагает, что Эрнимана наняла миссис Кларисса О’Херн, которая навязалась ко мне в попутчицы, чтобы в критический момент не дать помешать ее планам.

— Миссис О’Херн? — На лице у него отразилось удивление. — Вы имеете в виду жену Оскара...

— Ваш друг отнюдь не создан для семейной жизни, полковник. Женщина, с которой он живет, — живет, когда бывает дома — ненавидит его до мозга костей. Не исключено, что она ненавидит его настолько, чтобы сорвать вынашиваемую им революцию, а потом рассмеяться ему в лицо.

— Не исключено? Вы не уверенны?

— Нет, не уверен. Это всего лишь гипотеза, причем она не слишком нравится и мне самому. После того, как я провел некоторое время в обществе упомянутой дамы, мотивы кажутся мне не особенно убедительными.

— У вас есть другие предположения?

Я покачал головой.

— Мой мексиканский друг, Солана-Руис вполне удовлетворен подобным объяснением, как и пристало полицейскому, отыскавшему правдоподобную разгадку. Он собрал массу доказательств, но меня ему убедить не удалось, так что если у вас имеются другие предположения...

Хантингтон поколебался, а затем сказал:

— Что ж, если задуматься, здесь в Баха имеется определенная группа, которой хотелось бы, чтобы мы потерпели неудачу. Я не имею в виду местных мексиканцев. Знаете, здесь успело осесть множество иностранцев, по большей части, американцев. Они вполне удовлетворены нынешним положением дел. Приспособились к мексиканским законам и не хотят перемены правила Особенно вооруженного вмешательства. Они считают, что открыли этот живописный, никем не используемый рай, исключительно для себя и не желают, чтобы его перехватила некая группа богатых беглецов от цивилизации, которая в случае удачи не даст им ничего, помимо того, что у них уже есть, да еще и начнет всячески притеснять.

Мосье Блю откашлялся, привлекая внимание к собственной персоне. Говорил он долго и проникновенно. Когда он наконец закончил, я повернулся к Хантингтону в ожидании перевода.

— Мосье Блю, — сказал полковник, — говорит, что могучая «Сенктуэри корпорейшн» не намерена принимать во внимание пожелания обосновавшихся здесь янки. Он говорит, что ранее были предприняты попытки найти взаимопонимание с кое-кем из наиболее влиятельных американцев в Баха, однако они не пошли нам навстречу. За что сами и пострадают.

— Понятно, — кивнул я. — Иными словами, в случае успеха вам нечего предложить этим американским эмигрантам. С другой стороны, в случае провала, мексиканцы станут относиться к иностранцам настолько нетерпимо, что им придется собираться и уезжать, побросав все, что они успели нажить. Это интересный ракурс. Я об этом не думал. Полагаю, этих людей трудно назвать бедняками.