Чародей с гитарой (№4) - Момент волшебства

Выдр погрузил все припасы на плот и оттолкнул его от берега.

Наконец-то можно зажить своей собственной жизнью, не боясь, что тебя в любую минуту снова потащат в какое-нибудь смертельно опасное путешествие. Наконец-то можно вернуться к нормальному существованию и сладко спать по ночам, не прислушиваясь к странным шорохам.

Да, действительно ничего нельзя было сделать. Разве не так? Мадж сердито налегал на весло и размышлял, отчего так гнусно у него на душе.

Джон-Том беспомощно висел в мощных когтях и не делал попыток высвободиться. Ему оставалось только надеяться, что огромная птица предпочитает живую добычу падали и не станет бросать его с такой высоты. Рунипай блестел далеко внизу, и, разожми орел когти, юноша превратился бы в падаль в прямом смысле этого слова.

С трудом извернувшись, Джон-Том попытался разглядеть похитителя.

Размах крыльев орла был огромен, он нес свою жертву почти без усилий.

Подобно более мелким представителям пернатых, гигант был одет в короткую юбку-килт, облегающую из-за встречного ветра бока и хвост, и жилет с черными зигзагами по серому полю. Рисунок показался Джон-Тому знакомым, но он не мог вспомнить чем. Момент для размышлений о подобных вещах был не самым подходящим.

Птица летела, не останавливаясь, и молодой человек стал примечать, что за местность простирается внизу. Блуждающие огни описали ее совершенно точно: под ним виднелись бесконечные болота и вода, на которой лишь изредка мелькали крохотные островки.

Вскоре на горизонте появилась цель их полета. Некий мощный тектонический процесс поднял из земли огромную массу черных базальтовых скал. Со временем они густо поросли деревьями и вьющимися растениями с толстенными стволами.

На высоте примерно двух третей от земли в скале виднелось отверстие. Орел летел прямо туда. На секунду Джон-Тому почудилось, что гигантская птица не пролезет в дыру, но орел не только умудрился благополучно проскользнуть сам, но и уберег свою жертву от удара головой или ногами.

Отверстие вело не в пещеру, а в тоннель, пробитый к центру скалы, которая оказалась внутри полой.

Дважды взмахнув крыльями, орел приземлился на одну лапу. Свою добычу он пренебрежительно отбросил в сторону. Джон-Том несколько раз перевернулся в воздухе и упал, разодрав лицо о камни. Ему было очень больно, но он решил, что важнее спасти дуару, привязанную у него за спиной. Когда он, наконец, ощупал себя, то понял, что, несмотря на синяки и царапины, совершенно цел.

Не спуская глаз с орла, Джон-Том поднялся и огляделся по сторонам.

Место, где он очутился, было не жерлом вулкана, а скорее результатом тектонического разлома.Кдалекомунебуподнимались колонны-шестигранники. Нечто подобное молодой человек видел на фотографиях, изображающих горы в Шотландии и калифорнийскую Высокую Сьерру.

На вершинах колонн были как бы естественные насесты, занятые бесчисленными гнездами. Дно этой своеобразной шахты, открытой небу, было усеяно костями, дочиста обглоданными острыми, как бритва, клювами.

И гнезда, и острые клювы принадлежали пернатым обычного размера. С любопытством разглядывая их, Джон-Том по рисунку на килтах узнавал ястребов, соколов, скоп и грифов. Они взмывали в воздух и вылетали наружу через отверстие вверху, реже — через тоннель, по которому влетел он сам вместе с похитителем. Казалось, все птицы кричали одновременно, отчего вокруг стоял оглушительный шум.

Некоторые летуны приблизились, чтобы с воодушевлением прокричать гигантскому орлу: «Да здравствует Гирнот!» — и поднять правое крыло в приветственном жесте. Жест тоже показался знакомым юноше, но смутно, и он не придал ему большого значения. Слишком многое надо было осмыслить, и бедный Джон-Том как-то растерялся.

Прежде всего опасения внушало самое ближайшее будущее, несмотря на то что орел, по-видимому, не собирался есть его сию же минуту. Однако горы костей, покрывающие дно шахты, не давали повода для оптимизма.

Гигантская тень снова накрыла Джон-Тома. Со сложенными крыльями орел выглядел, быть может, и не так внушительно, однако по-прежнему устрашающе.

— Встать! Смирно! — приказал он, и Джон-Тому пришлось подчиниться, несмотря на боль от ушибов.

— Они кричат: «Да здравствует Гирнот!» Гирнот — это ты?

Ответом ему было легкое движение клюва, которым орел мог без усилий перекусить Джон-Тома напополам.

— А что тебе от меня нужно?

— Не бойся, есть не буду. Мяса здесь и так много. — Орел повел крылом. — Добро пожаловать в Приют хищника. Ты будешь здесь служить — тебе прислуживать никто не будет. Советую постараться.

— Что-то я не понимаю.

Опять легкое движение клюва, на этот раз в сторону дуары.

— У тебя инструмент. Ты музыкант?

— В некотором роде. — Джон-Тому показалось, что сейчас не время для признаний. Продемонстрировать свои возможности можно и попозже. Более того, чем дольше он сможет скрывать свой талант от похитителя, тем легче будет застать его врасплох.

— Я так и подумал, — сказал Гирнот. — Мне как раз нужен музыкант.

Джон-Том совсем было собрался сказать, что орел не похож на любителя музыки, но смолчал. Пытаясь унять предательскую дрожь в коленях, юноша храбрился, как мог. Мысль о том, что он не включен в меню ужина, подбадривала.

— Ну и местечко тут у вас!

— Это только начало. — Гирнот был явно польщен.

Вот и хорошо, подумал Джон-Том, что ты покупаешься на лесть. Надо посмотреть, до какой степени.

— Это только временная база для меня и моих войск. Ты видишь только пену на волне, которая захлестнет весь мир. Сегодня мы владеем этой горой, завтра захватим Рунипай, а потом и весь мир!

Глаза орла сверкнули и устремились куда-то в невидимую даль, что снова напомнило Джон-Тому нечто, уже виденное прежде.

— Мне незнаком рисунок на твоем килте и жилете, — заметил он.

— Естественно, потому что я из другого мира. Я явился сюда уже давно. Мне потребовалось очень много времени, чтобы организовать вот этот небольшой ударный отряд. — Орел презрительно хмыкнул. — Хищники в этом мире не слишком быстро схватывают истину.

— Значит, ты из другого мира? Интересно. Дело в том, что я тоже из другого мира.

Орел прищурился.

— Вот как? А кем ты был там?

— Изучал законы и пел песни, — признался Джон-Том.

— Песни мне нужны, а законы я создаю сам.

— А кем был ты? — спросил Джон-Том, торопясь сменить тему.

— Я? Я был символом, — ответил орел гордо. — Мое изображение было повсюду — в камне, в металле, в бронзе. Я был на значках вот такой величины. — И он свел кончики крыльев до крошечного расстояния. — И на каменных монолитах такого размера, что ты и представить себе не можешь. Я был везде, и все люди мне поклонялись. Однако для них я был только символом. Люди, не колеблясь, поставили одного из своих надо мной и сделали его символом даже главнее, чем я. Здесь моя власть кончилась, и я не смог проявить себя по-настоящему. А когда этому фальшивому символу пришел конец и его стерли в порошок, то из многих тысяч моих изображений уцелел только я один. Но, если там я был уничтожен, в этом мире меня ждала свобода. Здесь я возродился и могу начать все с самого начала, но уже как следует.

Тут орел указал крылом на бесчисленных хищных птиц, кружащихся в освещенном солнцем воздухе.

— Мои солдаты будут править всеми. Так должно быть — сильные должны управлять слабыми. Нам, обладающим острыми клювами и когтями, должны покориться существа, ползающие по земле. Это справедливо, так и будет.

В эту минуту Джон-Том все понял, поскольку знал историю достаточно хорошо.

— Я узнал тебя! — воскликнул он. — Все это было еще до моего рождения, но я вспомнил, символом чего ты являешься.

Джон-Том действительно видел Гирнота на металлических и каменных изображениях, как и говорил орел. Он видел его вознесенным над устрашающими военными парадами, над холодными уродливыми зданиями.

Этот орел был застывшим воплощением зла.

— Значит, ты не только музыкант, но и историк, — довольно констатировал Гирнот. — Ценное приобретение для нашей стаи. Скажи-ка, ты знаешь песню «Хорст Вессель»?

— Нет. Я же сказал: все это было до моего рождения. Но, кажется, я знаю, какая музыка тебе нужна. Однако почему я должен для тебя петь?

Зачем помогать тебе распространять старую заразу в этом новом мире, если она уничтожена даже у нас?

— Потому что, если ты не станешь мне помогать, я откушу тебе голову и проглочу ее, как тыкву.

— С такими аргументами не поспоришь, — согласился Джон-Том и перекинул на грудь свою дуару.

— Оказывается, ты вполне разумный человек, это хорошо. До тех пор пока ты будешь вести себя разумно, ты будешь жить. Кроме того, тебе следует гордиться тем, что ты нужен стае.

— Что конкретно ты от меня хочешь? — вздохнул молодой человек.

Гирнот указал крылом на летающих птиц.

— Их довольно трудно вдохновить на битву. Не всех мне удалось убедить, что им предстоит править остальными существами, что они принадлежат к расе господ.

— Только потому, что у них есть крылья, а у других нет, они принадлежат к расе господ?

— Конечно. Те, кто выше, должны управлять теми, кто ниже. Я хочу собрать под свои знамена всех хищных птиц этого мира.

— Но вас же мало. Среди всего разнообразия животного мира вы лишь небольшой отряд хищников.

— Других мы тоже мобилизуем, — самодовольно заявил Гирнот. — Они будут служить и умирать за нас, гордясь возложенной на них задачей, особенно когда увидят, каков на деле новый порядок.

— Да не выйдет у тебя ничего — точно так же, как не вышло у того, кто устанавливал «новый порядок» на Земле.

— Он был дурак, да еще и человек к тому же. В себе я уверен. — Острый клюв был нацелен прямо на Джон-Тома, но тот стоял твердо, поскольку отступать все равно было некуда. — А теперь поглядим, не врал ли ты насчет пения. Спой, и если сумеешь вдохновить моих соратников, то будешь жить долго.

Пришлось подавить уязвленное самолюбие и взяться за дуару. Джон-Том успокаивал себя тем, что нужно как-то оттянуть время, пока не явится Мадж и не вытащит его из переделки. А уж потом они вместе придумают, как пресечь распространение этой страшной заразы.

Певец исполнил все марши, какие только мог вспомнить. Птицы заинтересовались музыкой, некоторые даже опустились пониже, чтобы послушать. Криками одобрения они встречали каждый военный марш. Когда же Джон-Том осип, Гирнот положил ему на плечо огромное крыло и дружески потрепал, отчего юноше стало совсем нехорошо.

— Отлично, музыкант! Брось ты свои примитивные моральные поучения, им нет места в этом мире! Я сумею отблагодарить того, кто посвятит мне свою жизнь и творчество.

Джон-Том очень хотел сказать орлу, что именно он думает о его философии тоталитаризма и о нем самом, но вовремя опомнился и, пожав плечами, промямлил:

— Может, и вправду тут что-то есть. Может, в этом мире твоя задумка сработает лучше, чем в том, где мы жили раньше.

— Так-то лучше. — Гирнот похлопал Джон-Тома по спине, чуть не сбив его с ног. — Те, другие, слишком торопились и обезумели. Но я не потерял здравого смысла и не собираюсь перенапрягать крылья. Наше наступление будет медленным, но неизбежно приведет к тому, что мы завоюем весь мир. На этот раз победа будет за нами.

Он оглядел и указал на небольшую пещеру.

— Вот хорошее место для тебя. Или ты предпочитаешь насест повыше?

Джон-Том обвел взглядом вертикальные стены шахты.

— Нет, я не сумею ни залезть туда, ни спуститься. Лучше мне держаться поближе к земле.

— Бедный ползучий червяк! Но вот увидишь, со мной ты сумеешь взлететь. Подумай, певец, ты можешь стать первым среди своих собратьев.

Последовал еще один сокрушающий удар по спине, и Гирнот удалился потолковать со своими приближенными.

Ничего себе, подумал Джон-Том, с харизмой у него тоже все в порядке. В воздухе стоял удушливый запах склепа, напоминая о человеческой бойне из недавней истории. Нет, эта история не должна повториться здесь. Никогда!

Но нельзя забывать об осторожности. Гирнот не дурак. Пока он уверен в преданности своего любимца, он будет слушать все, что споет ему Джон-Том. Поэтому нужно соблюдать осторожность и выждать момент, когда можно будет что-нибудь предпринять. Неизвестно, правда, что именно.

Проходили дни, а Джон-Тома не переставала изумлять та легкость, с которой Гирнот сумел подчинить себе умы и волю крылатых хищников. Они старательно маршировали по земле и тренировались в небе, забыв прежнюю свободу и независимость ради того, чтобы угодить Гирноту. Это было совсем на них непохоже.

Однажды знакомый ястреб честно признался юноше, что, оставаясь наедине с собственными мыслями, многие соколы, ястребы и другие хищные птицы начинают сомневаться в непогрешимости философии Гирнота. Мысль о покорении мира не казалась им привлекательной. Но в его присутствии они становились совершенно беспомощными. Сила воли гигантского орла, его аргументация подавляли любую попытку сопротивления. Более того, всякий, осмелившийся высказать сомнение, вскоре бесследно исчезал.

Поэтому никакой организованной оппозиции просто не существовало.

Этот рассказ ободрил Джон-Тома. Значит, не все они запродали свои души Гирноту, хотя смелости для сопротивления не хватает. Нужно будет использовать это обстоятельство. Однако возможности для кропотливой разъяснительной работы отсутствуют: Гирнот обязательно найдет источник «диссидентства», и тогда прости-прощай, бедный Джонатан Томас Меривезер!

Нет, тут нужно что-то быстродействующее. Если уж нельзя создать мощную оппозицию, то, может, подавить злую волю. Но все песни Джон-Тома были веселыми и жизнерадостными. Самыми мрачными в его репертуаре были военные марши, которые так нравились Гирноту. Ничего действительно подрывного и эффективного в голову не приходило, хотя думать нужно было быстро. Старые марши в его исполнении давно потеряли зажигательность, а Гирнот становился все подозрительнее. В один прекрасный день ему может прийти в голову идея поискать нового певца.

Джон-Том сидел в своей пещере на соломенной подстилке и беседовал с небольшим соколом по имени Хенсор.

— Ну, объясни ты мне еще раз, почему вы все так слепо повинуетесь Гирноту? Неужели потому, что он больше вас по размеру?

— Нет, конечно. Мы следуем за ним, потому что он умнее и лучше знает, что нам следует делать. Он знает, как объединить нас в одно целое, чтобы мы, как единый острый коготь, нанесли смертоносный удар в самое сердце тем, кто вздумает оказать сопротивление.

— Да кому придет в голову оказывать вам сопротивление?

— Все против нас. Все, кто не хочет склониться перед нами, расой господ.

— Ну, а если представить, что все склоняются перед вами?

— Такого не может быть, — уверенно возразил Хенсор. — Истину придется вбивать в головы. Так говорит Гирнот.

— Он, конечно, прав. Однако представь хоть на минуту, что все вам покорились. Что тогда?

— Тогда мы будем править без кровопролития. Это, естественно, не касается представителей низшей расы, которых придется уничтожить.

Джон-Том почувствовал, как вдоль спины пробежал холодок, но вежливо продолжал расспросы.

— А кто будет править?

— Мы. Хищные птицы, значит. Ну, конечно, под мудрым руководством Гирнота.

— Ага, все ясно. — Джон-Том поудобнее устроился на соломе. — Теперь представь, что все ваши замыслы осуществились. Вы завоевали весь мир и управляете им под руководством Гирнота. Дальше что?

— Ну… — Хенсор не знал, что ответить. Очевидно, так далеко Гирнот в своих планах не заглядывал. — Нам не надо будет работать. За нас будут и рыбу ловить, и охотиться.

— А вы что будете делать?

— Как — что? Править, конечно.

— Но у вас уже будет все, чего вам хотелось.

— А мы захотим еще.

— Чего же еще? Сколько ты можешь съесть? Сколько тебе нужно веток для гнезда или бревен для дома?

— Ну, я не знаю. — Хенсор потряс головой и потер глаза кончиком крыла. — От твоих вопросов у меня заболела голова.

— Я знаю, что вас ждет, и скажу тебе об этом. — Джон-Том быстро оглянулся. Гирнота поблизости не было. Наверное, муштровал где-нибудь своих солдат. — Скучно вам станет, вот что. От ничегонеделанья выпадут все перья, и вы разучитесь летать. Станете похожими на выводок цыплят.

— Но-но, поаккуратнее! — возразил Хенсор. — Среди цыплят есть такие, которые мне очень даже нравятся.

— Ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Безделье может кончиться бескрылостью.

— А вот и нет, — запротестовал Хенсор. — Строевые занятия с Гирнотом помогут нам сохранить хорошую форму.

— Для чего вам сохранять форму? Нет, если уж вы завоюете весь мир, вам непременно станет скучно, и вы расслабитесь. Ведь больше сражаться не придется. Да и побежденные будут выполнять все ваши желания. А хищники рождены для охоты, поэтому, если у вас отпадет необходимость что-либо делать, вы одрябнете и разучитесь летать.

— Ты меня смущаешь!

— Я этого совсем не хотел, ни в коем случае! — горячо заверил сокола Джон-Том. — Меня беспокоит ваше будущее. Вы все сейчас в такой прекрасной форме, что просто жаль будет увидеть угасание.

— Ну, и что ты предлагаешь?

Джон-Том приблизился и заговорщически зашептал:

— Одному из вас не суждено расслабиться и потолстеть, потому что он будет постоянно следить за тем, чтобы вы не смели нарушать строй. А тот, кто нарушит, тотчас окажется на его обеденном столе.

Хенсор даже отшатнулся.

— Этого не может быть! Гирнот никогда не дойдет до такого.

Джон-Том только пожал плечами.

— Почему не дойдет? Ведь таково логическое продолжение его философии. Сильные правят, слабые должны быть уничтожены.

Ему самому такая извращенная аргументация показалась настолько дикой, что он почувствовал дурноту. Однако речь, видимо, произвела впечатление на Хенсора.

— Но у этой проблемы есть решение.

— Какое же? — сразу же заинтересовался сокол.

— Очень простое. Все должны быть равны. Никто из принадлежащих к расе господ не должен превосходить своего собрата ни в чем. Ведь это же справедливо, не так ли? И тогда каждый будет в прекрасной боевой форме.

Выражение, появившееся в глазах Хенсора, красноречиво говорило, что он незнаком с ситуацией, когда все хотят быть генералами и никто — рядовым бойцом.

— Гирноту твои слова не понравятся, — сказал с расстановкой Хенсор.

— Почему? Вы все принадлежите к расе господ, значит, каждый должен принимать равное участие в управлении рабами. Конечно, Гирнот останется главным, но ведь вы все главные, все вожаки. Разве не так всегда было принято у хищных птиц?

— Да, правда, — согласился Хенсор возбужденно. — Мы все можем быть главными, мы и вправду все вожаки.

Он повернулся и расправил сильные крылья, блеснувшие красным.

— Я должен рассказать об этом всем остальным.

Джон-Том вернулся в альков и стал перебирать немногие свои пожитки.

Через некоторое время он услышал снаружи шум, который все нарастал.

Улыбнувшись про себя, певец высунулся из пещеры, чтобы узнать, в чем дело.

Высоко в воздухе, в основной шахте, между солдатами — представителями расы господ разыгралась оживленная дискуссия, которая вовлекла в свой водоворот почти всех. В самом центре столпотворения мелькали очертания огромного серого орла, размахивающего в ярости крыльями.

Скоро дождем полетели перья всех цветов и размеров. Джон-Том поднял несколько и положил под подкладку своей шапки. Вопли и злые вскрики снаружи продолжались. Он подхватил дуару и по тропинке направился к тоннелю. Никто не обратил на него внимания. Все были заняты выяснением, у кого есть право быть вожаком, а у кого — нет.

По все видимости, у Гирнота возникло множество проблем с идеей коллективного руководства, а перспектива быть просто главным его не удовлетворила. Вожак, вождь должен быть один! Но его прежде послушные солдаты бурно оспаривали необходимость единоличного правления.

Джон-Том оглянулся, прежде чем завернуть за выступ, еще раз бросил взгляд на столпотворение, в результате которого обрел свободу, и заспешил по тоннелю к выходу. Он уже почти достиг его, когда сверху, из невидимого укрытия под потолком на него спланировал огромный ястреб.

Для юноши это было неожиданностью. Размах крыльев у ястреба был огромен, а в когтях он сжимал длинную палку, заостренную с обоих концов. Но Джон-Тому куда страшнее показались клюв и когти. Ими хищник мог разорвать его на части.

— Куда направляешься, музыкант?

— Да вот, хочу немного подышать воздухом, — ответил Джон-Том неуверенно. Затем он оглянулся через плечо и посмотрел на ястреба со значением. — Ты разве не хочешь принять участие в дискуссии и внести в нее свой вклад?

— Что за дискуссия? — спросил ястреб, не спуская с Джон-Тома блестящего взгляда.

— Там пытаются определить, кто может быть достойным членом расы господ, а кто не может.

— Я — стражник, и меня устраивает мое положение, — ответил ястреб.

— Но все остальные…

Тут ястреб оборвал его, направив прямо в живот острие копья и делая шаг вперед. Юноше пришлось отступить. Стражник продолжал надвигаться, оттесняя его от выхода.

— Ты хоть слышал о развернувшемся обсуждении? — Джон-Том неуклюже попытался вернуть ястреба к теме.

— Потом узнаю.

— Но теперь все будут главными, все станут вождями.

— Я только стражник. Думаю, нам лучше потолковать об этом с Гирнотом. По-моему, тебе не разрешено «немного подышать воздухом» снаружи. В пещере достаточно воздуха.

Острие копья снова уткнулось Джон-Тому в живот, заставляя отступить его еще на два шага.

Молодой человек был на грани паники. Без оружия у него не было никаких шансов одержать верх над стражником. А тем временем Гирнот может победить своих оппонентов и снова собрать в кулак распадающийся рейх. Потом, вне всякого сомнения, последуют допросы и дознание. И тогда никакие песни не спасут шкуру любимого исполнителя от медленного отделения ее от остальной плоти.

— Подожди, давай обсудим… — Джон-Том уже умолял.

— Ерунда. Нечего мне обсуждать с представителем низшей расы, потому…

Ястреб не договорил. Он медленно повернулся, и Джон-Том увидел, что сзади, из основания черепа, у него торчит нечто похожее на гусиное перо. И тут понял, что это — оперение стрелы.

Стражник упал вперед грудой мертвых перьев.

— Долго ты еще собираешься стоять, разинув рот? — заорал на юношу Мадж, вкладывая в лук новую стрелу и поглядывая на вход в тоннель. — Или мне особо просить, чтоб ты стронул с места свою поганую задницу?

Глава 8

— Мадж!

— Ах, брось! Как меня зовут, я знаю, а ты знаешь, как зовут тебя. — Выдр начал, пятясь, пробираться к выходу. — А теперь, ежели твоя дурная голова все еще не дает покоя ногам, будет хорошо, если она заставит их поработать.

Мадж вытащил Джон-Тома наружу и повел вниз по склону, густо заросшему деревьями, к кромке воды, где стоял плот. Когда Джон-Том создал его, он казался непривлекательным, однако сейчас плот выглядел красавцем — не хуже двенадцатиметровой моторной яхты. Они оттолкнулись и яростно заработали веслами.

Время от времени Джон-Том видел, как птицы поднимались изнутри полой скалы — только для того, чтобы снова нырнуть обратно.

— Видно, мне никогда не удастся утихомирить тебя, приятель, — произнес наконец Мадж.

— После всего того, что ты сказал во время нашей последней беседы, я думал, ты и беспокоиться не будешь. У тебя было великое множество предлогов, чтобы позабыть обо мне раз и навсегда.

— Ладно, дружище, назовем эту глупость любопытством, и все дела.

Ежели я еще буду размышлять об этом, то и заболеть недолго. Может, мне было интересно узнать, склюют ли тебя птицы или что-нибудь в этом роде. А возможно, я — такой же чокнутый, как и ты.

— Мне абсолютно все равно, почему ты это сделал, но я рад, что ты меня выручил.

Мадж кивнул в сторону стремительно удаляющегося острова.

— Что все-таки там произошло? Никогда в жизни не доводилось слышать такой шум и гам. Ты что, заклинал их своими магическими песенками?

— Не совсем. В некотором роде я убедил их перейти к диалогу, чтобы пресечь несправедливость и восстановить полное равенство.

— Вот оно что! Теперь понятно, почему там начался кавардак.

Бедолаги скандальные! Думаешь, они не бросятся за нами в погоню, как только разберутся с этими вопросами?

— Не сразу, даже если разберутся. Возможно, их вождь и уцелеет после этой разборки, но некоторое время он будет очень занят, восстанавливая порядок в своей организации, так что пока ему будет не до меня. Однако понаблюдать за небом в течение нескольких дней не помешает.

— Понимаю, понимаю… Нам, приятель, такие сюрпризы вроде бы ни к чему.

— Совершенно ни к чему! — Джон-Том предался размышлениям:

— Хочется надеяться, что Гирнот — орел этот, утащивший меня, — сообразит, что система, которую он создает, обречена на самоуничтожение. Надеюсь, он уяснит, что власть развращает абсолютно: алчность быстро вытесняет преданность и полностью овладевает умами прежде послушных единомышленников.

— И тем не менее для чего это он уволок тебя, кроме как чтоб сожрать?

— Ему понадобился музыкант.

— Ну и ну! Нет бы спросить у меня. Я б ему враз растолковал, что он только время зря теряет. — Выдр хмыкнул. — Какая-то дичь несусветная, вот так.

Если бы Мадж не спас Джон-Тому жизнь, то сейчас непременно полетел бы за борт.

Они гребли на юг, и чем дальше оставался остров хищных птиц, тем больше Джон-Том успокаивался. Определенно, у Гирнота и без него хлопот был полон клюв, и даже если бы он вдруг заинтересовался, куда делся его лейб-музыкант, все равно ему уже не разобраться, в какую сторону тот подался.

Дни бежали за днями, и Джон-Том решил, что с орлом они распрощались навсегда.

Однако окружающая среда не давала им расслабиться: она становилась все сложнее и неприятнее. Очаровательная тропическая страна, обещанная Клотагорбом, угрожающе наваливалась на них. Над крошечным плотиком башнями нависали деревья, чья мощная корневая система, торчащая из воды Рунипай, настолько преграждала путь, что приходилось менять выбранный курс и отклоняться то на восток, то на запад. Иногда корни выгибались так высоко, что можно было проплывать прямо под ними. На стволах деревьев поменьше росли трутовики и поганки.

А когда удавалось встретить на пути клочок суши, то он оказывался настолько заросшим кустами ежевики и терновника, что на нем не так-то просто было найти местечко для ночлега. Однако Мадж на этом настаивал — постоянные вечерние концерты из жутких визгов и стонов вынуждали его под любым предлогом избегать ночевок на воде.

Человек и выдр, прижавшись друг к другу, устраивались перед костерком, прежде чем ненадолго забыться тревожным сном. Но, несмотря на страшные ночные шумы, из болотной грязи никто не вылезал и на их жизни никто не покушался.

Все время их окружали беспросветные промозглые сумерки — всеобъемлющие и всепоглощающие. Все было совсем не так, как расписывал Клотагорб.

Густой туман, поднимавшийся над поверхностью воды, цеплялся за них день и ночь. Когда шел дождь, а это случалось частенько, жара спадала, однако тогда становилось почти невозможно определить направление движения. Это вынуждало их искать пристанища под корнями мощных деревьев. Пару недель спустя Джон-Тому стало казаться, что по утрам у него на лице появляется не щетина, а плесень.

Все здесь было либо осклизлым от мха, либо шершавым от древесных грибов. Сильная влажность грозила превратить их одежду в гнилые лохмотья. Казалось, она проникала даже в мозги, мешая соображать.

Становилось все труднее ориентироваться и узнавать самые обыкновенные вещи.

Путешественники вытащили плот на песчаную полоску — под свод, образованный переплетенными в воздухе корнями, — потеснив всяких пресноводных рачков и прочую живность, обитающую в этой влажной среде.

Костер судорожно потрескивал, язычки пламени отчаянно боролись за выживание в перенасыщенной водой атмосфере. Ночь была темным-темна.

Деревья загораживали тучи, а тучи заволакивали луну. Единственным источником света был мерцающий огонь костра.

Джон-Том не совсем заснул, когда что-то насторожило его и показалось весьма странным.

Он поднялся, хотя очень хотелось спать и глаза слипались. Рядом, завернувшись в тонкое одеяло, похрапывал Мадж, никак не реагируя на загадочный, все усиливающийся звук, разбудивший молодого человека.

Чаропевец прислушивался довольно долго, прежде чем решил накинуть плащ и отправиться на берег. Звук был какой-то неестественный, на одной ноте, похожий на капель. Юноша высунул руку, подставив ее под дождь, но быстро убрал, будто ее ужалили, потом медленно вытянул опять. Он в изумлении уставился на руку, не понимая, что происходит, и покачал головой. Необъяснимое явление упорствовало. Стало быть, Джон-Том пока еще был в своем уме.

Вода капала на вытянутую руку, но снизу вверх. Ощущение нормального дождя. Джон-Том убрал руку и лизнул дождевую каплю. Едкий, солоноватый привкус. Он успокоился. Ясно: органы чувств функционируют, как положено. Следовательно, нелады с осадками, а не с ним.

Он стоял и смотрел на дождь до тех пор, пока окончательно не проснулся, потом повернулся и пошел будить Маджа.

— У-ф-ф!.. Что, кто, в чем дело? — Выдр моргал и щурился, глядя на него снизу вверх. Физиономия Джон-Тома, должно быть, представляла собой малоприятное зрелище в свете едва мерцающего костра. — Что случилось, кореш? Ах ты, какая темнотища! Все равно что мысли мирового судьи.

— Так ведь ночь пока! Солнце еще не взошло.

— Ничего себе! — вскинулся рассерженный Мадж. — Зачем же ты разбудил меня?

— Дождь идет, Мадж.

— Слышу. Ну и что?

— Дождь идет не по правилам.

— Как это — не по правилам? Ты что, спятил?

— Мадж, дождь идет снизу вверх.

— Ясно! Крыша поехала, — пробормотал выдр. — Горе ты мое луковое!

Он выскользнул из-под одеяла и, полусонный, заковылял к краю воды, но сначала вытянул наружу лапу. Капли дождя запрыгали, ударяясь о тыльную сторону кисти, а сама ладонь осталась сухой.