Затерянный полк (№2) - Вечный союз

— Я тебе всегда так говорил. Это вредно для желудка и может сказаться на сердце. Ты не бережешь свои нервы, и когда-нибудь это доведет тебя до могилы.

— Эх, доктор, у меня и так забот полон рот, а теперь к ним еще прибавился страх умереть от расстройства нервов, — рассмеялся Эндрю. — Но я постараюсь исправиться.

— Может, тебе стоит пойти поспать?

— Сейчас пойду, Эмил, — ответил Эндрю. — Кстати, отличный чай. Моему желудку стало гораздо лучше. До конца обхода осталось совсем немного

Поставив кружку на место, он подошел к лестнице, ведущей на корму, и медленно поднялся на верхнюю палубу. Вскоре из темноты вынырнула шлюпка и пристала к борту «Суздаля». Из нее выбрался Фергюсон, шлюпка развернулась и вновь исчезла в ночи.

— Что с «Республикой»?

Чак недоуменно завертел головой, не видя Эндрю. Наконец, заметив командира, он вытянулся в струнку и торжественно отсалютовал:

— Инженер Фергюсон на борт прибыл! Господин полковник, разрешите доложить?

— Ох уж этот Буллфинч и его морские традиции! — закатил глаза Эндрю. — Как он меня заколебал! Слушай, давай обходиться без всех этих штучек, по крайней мере когда его нет рядом. Что там с нашим кораблем?

— Погнулся вал на левом двигателе.

— Черт возьми, там же есть запасной!

— Я знаю, — хмуро ответил Фергюсон.

— Судно может двигаться?

— Может, но от него будет мало проку в бою. Если пустить правый двигатель на полную мощность, скорость корабля составит около трех узлов, но им будет почти невозможно управлять

— Значит, у нас стало еще одним кораблем меньше.

— У меня возникла идея, сэр, — произнес Фергюсон, и его запачканное маслом лицо озарилось улыбкой. — Я вспомнил одну статью в «Харперз уикли», которую я прочитал еще в Виргинии. Южане слегка прижали наших на Миссисипи, и какие-то толковые ребята соорудили квакербот, бутафорский корабль, который навел страху на проклятых мятежников.

Эндрю улыбнулся:

— Квакербот, говоришь?

— Мы можем сделать его из «Республики Русь», у меня все под рукой. Кто знает, вдруг это поможет? К утру будет готово.

— Ладно, давай попробуем.

— Собственно говоря, мои люди уже работают над этим, — признался Фергюсон, облегченно вздохнув. — Кстати, может быть, назначить его капитаном генерала Готорна?

Эндрю понимал, что в словах Фергюсона нет насмешки, это просто безобидная шутка, и все же она его покоробила.

— Ты молодец, Чак. Теперь иди отдохни.

Сам Эндрю поднялся на нос корабля и задержался там, вглядываясь в волны Внутреннего моря.

Скорее всего завтра, в крайнем случае послезавтра, все решится. «Хотя я знаю так мало, именно в моих руках судьба боя», — подумал он. С северо-запада подул легкий бриз, и «Суздаль» начал медленно разворачиваться.

Поверхность залива покрылась рябью, небольшие волны, набегавшие с юга, теперь, казалось, повернули вспять.

«Черт возьми, опять начинаются мои мучения, — выругался про себя Эндрю. — Уж не знамение ли это?»

Кар-карт Джубади осадил коня перед обгорелыми развалинами блокгауза и спешился. За его спиной, нарушая ночную тишину, строем шириной в сто футов скакала колонна Вушки. Джубади оглянулся, и его сердце исполнилось гордости. Он понимал, что сейчас его место в Карфагене, но кампания предстояла недолгая, дней на тридцать, а если бы что-нибудь произошло, то сеть гонцов, раскинутая на тысячу миль, донесла бы ему новости за три дня. И хотя он предпочитал не думать об этом, один из кораблей, шедших вдоль берега, имел на своем борту огромное чудовище, которое могло быстрее чем за сутки отнести его обратно.

Из блокгауза появилась фигура Суватая, освещенная сиянием Большого Колеса. Командир Вушки пролаял приветствие и, низко поклонившись, предложил кар-карту войти в здание.

— Это не было настоящим боем, — оскалившись в волчьей ухмылке, произнес Суватай. — Наши разведчики могли проехать мимо, не вступая в схватку. — Он кивнул в сторону груды обугленных тел. На лицах мертвецов застыла гримаса смерти.

— Потери врага?

— Примерно пятьдесят скотов, мой карт. У нас убито около сотни.

— Такого больше не должно повториться, Суватай. Такие потери в бою со скотом недопустимы.

— Их ружья отличаются от тех, которые сделал Кромвель. Они стреляют в два, почти в три раза дальше. Мы атаковали цепью, как и было решено, чтобы их пушка не могла положить больше одного-двух наших. Затем остановились на расстоянии полета стрелы и спешились. Вдруг мои парни начали валиться на землю один за другим. Мы бросились в атаку — а что еще оставалось? — Суватай бросил сквозь распахнутую дверь взгляд на свеженасыпанный курган.

— Они стреляют дальше? Как такое может быть? Их. ружья выглядят точно так же.

Суватай протянул кар-карту захваченный у русских мушкет. Джубади внимательно оглядел оружие, но не заметил ничего необычного.

— У них другие пули, — пояснил Суватай. — Вот эта была извлечена из раны одного моего воина.

Джубади взял новую пулю и поднес ее к факелу, чтобы рассмотреть получше.

— Она немного погнулась, но все же видно, что пуля не круглая, а острая на одном конце и плоская на другом, а внутри полая. Почему-то из-за этого она летит дальше и имеет большую пробивную силу. Некоторые раны выглядят просто ужасно — в них можно целиком просунуть кулак.

«Этот скот слишком быстро изменяет вещи, — мрачно подумал Джубади. — Только мы разработали тактику войны против янки, как теперь ее нужно придумывать снова, и все из-за этого проклятого кусочка свинца!»

Он положил пулю в свой кошель.

— Как далеко наши разведчики?

— Приблизительно в трех часах езды.

— Еще где-нибудь было оказано сопротивление?

— Нет, мой карт. У них тут было максимум пять тысяч, рассредоточенных вдоль всей этой стены, которую они возводят.

— Какова длина этой стены?

— Она простирается от моря до высоких холмов в лесу, и, чтобы доскакать из конца в конец, требуется не меньше полутора дней быстрой езды. То, что они уже возвели, выглядит внушительно: большие земляные форты, глубокие траншеи, а перед траншеями ряды кольев, чтобы остановить нашу атаку. К счастью, стена еще недостроена. Конечно, я выбрал для атаки самый слабый участок, где они только начали копать.

— Через год мы бы столкнулись с большими трудностями, — тихо заметил Джубади. Через год мы и не вспомним об этой стене, — ответил Суватай.

Кар-карт согласно кивнул, но на душе у него было неспокойно. Все же было бы хорошо иметь под рукой еще два-три умена. Проклятые бантаги, из-за них ему приходилось растягивать свои войска, чтобы удерживать все перевалы на пути вражеской орды, которая к этому время должна была достичь границ карфагенских земель; к тому же часть мерков оставалась в Карфагене. Но тут уж ничего не поделаешь.

— Еще три дня, и все будет закончено, — произнес Суватай, прочитав мысли своего вождя.

— Надеюсь, ты прав, — отозвался Джубади.

— Ты голоден, мой карт?

— Умираю от голода.

— Несколько тел не очень подгорели. Я их попробовал, и они довольно вкусны, если снять кожу.

— Звучит великолепно, — улыбнулся Джубади.

Он никак не мог заснуть. Отбросив промокшую от пота простыню, Тобиас натянул штаны, накинул на плечи китель и вышел на батарейную палубу.

Все было тихо, судно едва заметно покачивалось на волнах. Тобиас подошел к трапу и поднялся на верхнюю палубу. Вахтенный отдал ему честь, и Тобиас сделал ему знак подняться на бак.

Сам капитан в одиночестве остался на корме и, тихо вздохнув, оперся на мачту.

«Разве это мачта?» — вдруг подумал он. Мысли его обратились к тем временам, когда он начинал свою морскую карьеру. Завершалась великая эпоха парусных кораблей; тогда еще не было ни нескончаемого грохота под палубой, ни густого дыма, обволакивающего судно. Только хлопали паруса на ветру да трещало дерево. И это пьянящее чувство полета на крыльях ветра!

«Как давно это было? Уже три года, как мы здесь, а я пошел на флот в тридцать восьмом, гардемарином на старушку „Констелэйшн”. Тридцать с лишним лет».

От этой мысли ему стало грустно. За все эти годы он так и не обзавелся семьей, море заменило ему все. Но и море было к нему жестоко. Сколько лет провел он один в убогой каюте морского лейтенанта, в то время как многие его товарищи переселились в комфортабельные капитанские каюты. Но теперь настал его час!

Он обвел взглядом «Оганкит», свое непобедимое грозное судно. «Дома мне никогда бы не доверили такой корабль, — с горечью подумал он, — но теперь я сам сделал его». Восемнадцать броненосцев, похожих на черных жуков, стояли на якоре вокруг «Оганкита», который казался маткой, из чьих яиц вылупились эти железные чудища. Ближе к берегу находились галеры; гребцы спали прямо на скамьях у весел.

«В этом месте я буду ждать их, в этом месте я одержу великую победу».

— Ночь перед битвой — подходящее время для размышлений.

Вздрогнув от неожиданности, Тобиас посмотрел наверх. Из темноты выступила чья-то огромная фигура.

— Не можешь уснуть?

— Составляю планы на завтра, — ответил Тобиас, тщетно пытаясь разглядеть своего собеседника.

— Я Тамука. Я лучше вижу тебя, чем ты меня, — вы, люди, не обладаете ночным зрением, как мы.

Мерк усмехнулся, и Тобиас понял, что тот намеренно унижает его. Однако тон Тамуки был каким-то необычным, его даже можно было назвать вежливым.

— Когда в воздухе пахнет битвой, начинают беспокоиться духи, — спокойно продолжил Тамука. — Предки собираются среди бесчисленных звезд, чтобы наблюдать за нами, воодушевлять нас на подвиги и, главное, чтобы выбрать тех, кто скоро будет скакать по небу вместе с ними. Сейчас духи в смятении. Завтра будет бой.

— Почему ваших духов заботят наши дела? — спросил Тобиас. — В конце концов, мы просто скот.

Тамука бросил взгляд на Кромвеля, почувствовав в его голосе сарказм. Этот янки думает, что он в безопасности, а когда он поймет, что его ждет, будет уже слишком поздно. — Это также и наша война, — ответил Тамука. — Здесь, на борту твоего корабля, есть мерки, которые тоже могут погибнуть.

«Например, нынешний зан-карт, да и будущий тоже», — подумал он.

— Ты уже составил свои планы? Тобиас утвердительно кивнул:

— На заре из бухты уйдут галеры и два броненосца. Они очень медленно пойдут на восток, экономя силы гребцов. Когда появится флот Кина — если он появится, — он будет держаться рядом с берегом, потому что его капитаны побоятся выходить в открытое море. Галеры отойдут обратно к этой бухте, и тогда «Оганкит» и остальные броненосцы нападут на Кина с фланга. А галеры развернутся и бросятся в атаку.

«Это же ловушка, западня, излюбленный маневр орды, когда одураченный враг пускается в погоню, а наши главные силы врезаются в него с флангов, в то время как центр разворачивается и атакует в лоб!» — удивленно подумал Тамука.

— Но у тебя нет кораблей в море, чтобы захлопнуть капкан.

— Наши корабли более маневренны, чем его. Мы строили их целый год, а он всего месяц. Кроме того, если бы я отвел в море несколько броненосцев, дым от их труб был бы заметен за двадцать миль. Этот залив — идеальное место для засады. На востоке нас прикрывают высокие холмы, к тому же Гамилькар высадит на берег несколько небольших отрядов, чтобы создать видимость лагерей. Они разведут костры, дым от которых замаскирует наш. Подходя с моря, Кин не заметит нашего укрытия, пока не обогнет этот мыс. Возможно, в его армии есть русские моряки, которые знают, что здесь есть залив, и предупредят его, но все равно наше нападение станет для него неожиданностью.

— Надеюсь, что это так. Иначе твоя ошибка обойдется тебе очень дорого.

— Не мне одному, — огрызнулся Тобиас. — Не забывай, что ты тоже находишься на борту этого корабля.

— Я не забываю, — тихо ответил Тамука.

Это был довольно любопытный образчик скота. Пожалуй, он не был настоящим воином. У него всегда был какой-то затравленный взгляд, не то что у Гамилькара, который не опускал глаз, даже когда говорил с представителями избранного народа. Этот янки изображал из себя воина, но Тамука чувствовал, что он испытывает отчаянный страх.

«У него сердце, которое не стоит того, чтобы его есть», — равнодушно подумал Тамука.

— Поговорим после нашей победы, — произнес он вслух и удалился.

Тобиас облегченно вздохнул, когда огромная фигура мерка скрылась из виду. Эти ублюдки что-то замышляют. Он улавливал напряжение, возникшее между ними после того, как этот чертов сынок Джубади похерил все плоды войны с Римом.

Это могло отразиться и на нем, Тобиасе, но пока он еще не понимал, как именно.

Холодный ветер с северо-запада усилился, и Тобиас поплотнее закутался в плащ.

«Неужели настал момент, когда я должен почувствовать себя героем?» — задался вопросом капитан, глядя на небо. Он всегда восхищался картинами, где был нарисован Нельсон на палубе «Виктории» или Джон Пол Джонс, дающий свой гордый ответ. Когда началась война, он мечтал, что однажды на центральном развороте «Харперз уикли» будет помещена гравюра, изображающая его на мостике судна, таранящего корабль мятежников.

Тобиас вспомнил, как он упал за борт «Камберленда», когда разорвался снаряд. Они всегда подозревали, что он спрыгнул в воду сам, хотя не могли этого доказать. Именно это погубило его карьеру.

«Но теперь я адмирал, осматривающий свой флот перед боем. Разве я не должен чувствовать себя героем? Интересно, что сейчас делает Кин? Наверное, торчит на палубе, уверенный в собственной непогрешимости и как всегда окруженный своими прихлебателями».

— Черт бы его побрал, — тихо выругался Тобиас. На адмирала налетел порыв ветра, и по его спине побежали мурашки.

Глава 17

— Красная ракета прямо по курсу!

Мигом позабыв о своих мучениях, Эндрю резко выпрямился и, как всегда, больно стукнулся макушкой о низкий потолок батарейной палубы.

— Поднимаюсь наверх, — сказал он О'Мэлли, потирая ушибленное место и морщась от боли.

Эндрю начал подниматься по лестнице. Тут же, не сговариваясь, О'Мэлли начал подталкивать его снизу, а возникший возле люка Буллфинч вытягивать наверх. Пару секунд спустя Эндрю сидел на полу рулевой рубки, ошеломленно мотая головой. Наконец он поднялся и кое-как выполз на крышу.

— Передняя галера, — сообщил Буллфинч, снова поднимая подзорную трубу, — несомненно, она разворачивается. Это может означать только одно.

— Мы наткнулись на них, — резко произнес Эндрю.

Буллфинч подтвердил это предположение.

— Пора дать команду кораблям занять места согласно боевому расписанию! — возбужденно воскликнул он.

Эндрю чувствовал себя несколько не в своей тарелке, к тому же его опять подташнивало. Тем не менее он постарался принять бодрый вид и энергично кивнул.

— Сигнальщик! Вывесить флаг «Обнаружены корабли противника»!

Матрос бросился к деревянной мачте, укрепленной на крыше рулевой рубки. Открыв ящик, стоявший у основания мачты, он вытащил большой красный сигнальный флаг и поднял его наверх. Выше реял штандарт 35-го полка, а на самой вершине мачты развевался флаг Северных штатов.

Бросив взгляд на «Геттисберг», следующий параллельным курсом, Эндрю дружески помахал Майне. Над «Геттисбергом», шедшим под знаменем Руси, вознесся такой же красный флаг.

Вскоре красные предвестники боя реяли на мачте каждого из кораблей, рассекавших пенные гребни Внутреннего моря. С галер, скрывавшихся за кормами десяти броненосцев, доносились задорные крики.

— С боевым духом у нас полный порядок, — заметил Буллфинч. — Не пора ли приступить к делу? Эй, я их вижу!

Эндрю оперся на рулевую рубку и поднес к глазам полевой бинокль. Море волновалось. Рискуя потерять равновесие, Эндрю широко расставил ноги и посмотрел на запад.

Какое-то время он ничего не замечал. Затем над поверхностью моря обрисовались какие-то темные силуэты. Вдруг он заметил вспышку, затем целую серию вспышек.

— Что это за свет?

— Отблеск от весел. Под определенным углом в них можно смотреться, как в зеркало.

— Так, значит, это всего лишь галеры.

— Я вижу два столба дыма. Через минуту мы все разглядим лучше.

Эндрю опустил бинокль. На него опять накатило. Он так привык к этой процедуре, что его уже не волновало, где блевать и наблюдает ли за ним кто-нибудь. Встав на колени, он подполз к краю орудийной башни, стараясь все же оказаться подальше от орудийного порта. Наконец, судорожно хватая ртом воздух, Эндрю снова поднялся на ноги.

Взгляд Буллфинча был полон сочувствия.

— Может быть, когда начнется заварушка, это пройдет, сэр.«Может быть, меня убьют, и эта пытка закончится», — мрачно подумал Эндрю. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким несчастным. Когда он находился между жизнью и смертью после Геттисберга, его боль угнездилась в руке и голове, а не в желудке. Эндрю с радостью променял бы свое нынешнее состояние на тогдашнее.

— Знаешь, если я попаду в ад и черти выберут мне самые страшные мучения, они посадят меня на корабль, — простонал он.

— Ну, как наши дела? — Из люка высунулась голова Эмила, и доктор внимательно посмотрел на Эндрю.

— Как обычно.

Эмил поставил перед ним большую кружку:

— Не отказывайся. Это мясной бульон — выпей.

— Все равно он во мне не удержится.

— Твою мать, выпей его и постарайся сдержать себя. Через пару минут тебе понадобятся все твои силы.

Дрожа, Эндрю взял кружку и заставил себя сделать глоток. Он уже знал, что после приступа у него будет небольшая передышка перед тем, как пытка возобновится. Горячий напиток согрел его изнутри, и Эндрю допил остатки.

— Теперь мне хотя бы будет чем блевать, — просипел он, возвращая кружку Эмилу.

— Сэр, я вижу всего два броненосца, следующие позади галер. Неприятельский флот отступает.

— А где же их остальные корабли?

— Возможно, он оставил их в Суздале, — предположил Буллфинч.

— Вряд ли. Раз он знал, что мы приближаемся, он должен был идти нам навстречу во всеоружии.

— Может быть, он недооценил размеры нашего флота? — спросил Эмил. — А теперь, когда увидел, как мы сильны, решил отступить.

— Позови сюда Василия, Эмил.

Доктор исчез в люке и вскоре вновь появился на крыше башни вместе с русским моряком.

— Что там впереди, Василий? — спросил Эндрю, указывая на берег.

— В четырех верстах отсюда мыс Святого Григория, сэр. Мы так называем его, потому что эта скала напоминает голову нашего святого. Оттуда день плавания до Руси, двадцать верст до того места, где вы впервые появились в нашем мире. Видите, их корабли исчезают за мысом.

Эндрю посмотрел на море, но увидел только мелькающие точки.

— Что с той стороны мыса?

— А, там отличное место для рыбалки. Можно встретить даже больших китов. Очень глубоко, и крутые скалы с трех сторон.

— Так там залив?

— Да, залив.

— Он ждет нас там, — спокойно произнес Эндрю. — Этот ублюдок заманивает нас в ловушку, чтобы ударить сбоку.

Он снова посмотрел вперед, прикрывая ладонью глаза от солнца. Его очки запотели. Эндрю с проклятием сорвал их и протянул Эмилу. Одним из неудобств, связанным с потерей руки, стало то, что он больше не мог сам вытирать собственные очки. За последние дни Эндрю обнаружил у себя слишком много слабостей, в которых он раньше не хотел признаваться ни другим, ни себе.

Эмил послушно вытер стекла и вернул очки Эндрю.

«Значит, мы следуем прямо в приготовленную ловушку», — подумал Кин. Раньше именно он всегда старался застать неприятеля врасплох, заставляя его вести бой на своих условиях.

Эндрю обвел взглядом свой флот. Шесть броненосцев располагались справа от него, в пятидесяти ярдах один от другого. Самый крайний находился менее чем в ста ярдах от берега. Остальные три корабля были слева от «Суздаля». В нескольких сотнях ярдов позади шли галеры, разбитые на десятки. Далеко на востоке едва виднелось облако дыма. Это Дмитрий пытался догнать остальных на своем броненосце, превращенном в бутафорский корабль. Эндрю понял, что ему это не удастся, и снова перевел взгляд на запад. — Каковы будут распоряжения, сэр? — спросил Буллфинч.

— Дай сигнал флоту приготовиться к бою.

— Мы идем прямо на них? — недоверчиво спросил Эмил.

На мачту взметнулся второй красный флаг.

— Для этого мы и построили флот, — ответил Эндрю. — Чтобы найти и уничтожить врага. Наши люди не моряки, они солдаты, поэтому наш шанс в лобовой атаке.

Буллфинч одобрительно улыбнулся.

— Кроме того, примерно через час в воде окажется масса народа, — добавил Эндрю. — Пусть лучше это случится как можно ближе к берегу, а не в трех-четырех милях от него. Это может спасти тысячи людских жизней.

Теперь, когда вопрос о бое был окончательно решен, ему казалось, что все происходит слишком медленно. Эндрю случалось подолгу ждать начала сражения. Так, в битве при Фредериксбурге они несколько часов стояли на сильном морозе, наблюдая за тем, как атаки их товарищей разбиваются о Мейрские высоты, и зная, что скоро настанет их черед отправляться в эту мясорубку. Но когда пришел приказ наступать, они восприняли его чуть ли не с облегчением, очертя голову бросившись в горнило боя.

Сейчас все было иначе. Эндрю уже ясно различал вражеские галеры. Они больше не казались ему точками, случайно разбросанными по поверхности моря. Иногда галеры поворачивались, подставляя взгляду свои длинные, узкие борта. Но Эндрю не чувствовал обычного возбуждения.

Он посмотрел на галеры за кормой «Суздаля». Их строй уже начал растягиваться. У всех галер была очень низкая осадка. Те, что держались ближе к берегу, где была спокойная вода, следовали прямо за кормами броненосцев, а остальным приходилось преодолевать волны высотой в три-четыре фута, которые испытывали на прочность их корпуса из невыдержанной древесины. Эндрю заметил, что на некоторых судах матросы отчаянно вычерпывают воду.

Далеко впереди, выстроившись в линию, плыли шесть патрульных кораблей.

— Они разворачиваются! — воскликнул Буллфинч. Снова подняв к глазам бинокль, Эндрю увидел, что десяток вражеских галер устремились вперед.

— Они отгоняют наших сторожевиков, — произнес Эндрю. — Да, он, очевидно, затаился за этим мысом. Далеко до того места? Я не могу точно определить расстояние.

— Около трех миль, сэр.

Сорок пять минут. Черт возьми, это будет тянуться вечность.

— Мы только что получили достоверные сведения от одного рыбака, — сообщил Калин вошедшим в кабинет Гансу и О'Дональду. В углу стоял седобородый старик, который оробело мял в руках шляпу. — Расскажи им, дедушка, — приветливо обратился к нему Калин.

— Я был там на берегу, — боязливо начал старик. — А когда они высадились, спрятал лодку в камышах. У нас туго с едой, и Елена захворала, так я обещал ей на обед жареной рыбки.

— Расскажи про корабли, — нетерпеливо перебил его О'Дональд.

— Да, да, — засуетился старик и вытащил из-за пазухи две палочки. — Вот они.

Ирландец повертел в руках палочки и посмотрел на старика как на сумасшедшего.

— Это счетные палочки, — быстро пояснил Калин. — Правда, Федор?

— Да, ваша милость.

— Мы использовали их, пока вы не научили нас изготовлять дешевую бумагу. Он сделал зарубку на каждую галеру.

— А короткая палочка — для этих дьявольских дымящих кораблей, — вставил Федор.

О'Дональд кивнул и быстро прошелся большим пальцем вдоль длинной палочки.

— Восемьдесят две галеры, — сказал он и взял короткую палочку. — И восемнадцать броненосцев. — И еще вот это, — добавил Федор, достав искусно вырезанный из дерева макет «Оганкита» с трубой и пушечными портами.

Широко ухмыльнувшись, О'Дональд дружески хлопнул старика по спине.

— Я видел, как все они плыли на восток, пока не исчезли за горизонтом.

— Спасибо, Федор, — поблагодарил его Калин, обходя кругом свой стол. — Ты говорил, что у тебя больна жена?

Старик грустно кивнул.

— Передай стражам за дверью, что тебе нужно повидать мою жену. Расскажи ей все, она даст тебе коня и пошлет с тобой медсестру.

— Да благославит тебя Перм, — прошептал Федор. — Мой единственный сын погиб во время войны с этими дьяволами. Она — это все, что у меня осталось.

— Мы поможем ей выздороветь, друг мой. Теперь иди. Калин проводил его до двери и вернулся к своим офицерам.

— Несомненно, они пошли навстречу Эндрю, — заявил Ганс. — Значит, в городе у них осталось всего две канонерки и двадцать галер. Четыре тысячи солдат, не считая тех, что под командованием Михаила.

— Мы можем попытаться ночью прорваться в город. Если мы окажемся внутри стен, город наш.

Четыре тысячи солдат, — покачал головой Ганс, — защищенные самыми лучшими в мире укреплениями. Даже ночью они сотрут нас в порошок. Мы можем собрать двадцать тысяч ополченцев, но настоящих солдат у нас всего одна бригада. При ночном штурме от ополчения больше вреда, чем пользы. Все будет как при Колд-Харборе, нам не дадут даже подойти к стенам города. Вот если бы кто-нибудь открыл нам ворота, как тогда Михаил врагу! Захватив хоть одни ворота, можно было бы запустить внутрь ополченцев. На узких улочках копья могут оказаться лучше мушкетов. А до прихода мерков всего два дня…

Ганс смолк, не докончив фразы. Какое-то время они в тишине размышляли над его словами. Наконец О'Дональд поднялся со стула:

— Парни, если вы не возражаете, мне нужно на минуту отлучиться. Скоро вернусь.

Ганс уставился на О'Дональда, и его лицо неожиданно озарилось радостной улыбкой.

— Старый добрый Эмил! Ну конечно, его любимый проект!

— Нашего доктора называют по-разному, — буркнул ирландец, — но «старый добрый Эмил» я слышу впервые. Хорошо бы этот прохвост был здесь и дал бы мне что-нибудь от поноса, а то совсем загибаюсь.

— Ты не понимаешь — мы можем проникнуть в город через канализацию!

О'Дональд озадаченно посмотрел на Ганса. Постепенно смысл этих слов дошел до артиллериста, и он звонко расхохотался:

— Разумеется, мой генерал! Ты поведешь наши войска…

— Не в этот, раз, — ухмыльнулся Ганс. — Я возглавлю ополчение и буду снаружи. А эту операцию я могу доверить только тебе, О'Дональд. Кстати, это приказ.

О'Дональд бросил на Ганса негодующий взгляд.

— Я сейчас вернусь, — бросил он, направляясь к двери. Дойдя до порога, ирландец обернулся и дал волю своим чувствам: — Дерьмо!

Дверь с грохотом захлопнулась у него за спиной.

Тобиас не отрываясь смотрел на сигнальщика, стоявшего на вершине скалы, которая, как он вдруг заметил, напоминала лицо бородатого человека. Сигнальщик поднял два красных флага, описал ими несколько кругов над головой и опустил. Все капитаны броненосцев заметили сигнал и скрылись в боевых рубках.

Тобиас скользнул вниз по трапу, закрыл за собой крышку люка и нагнулся к рулевому:

— Все двигатели, самый полный вперед!

— Расстояние до галер восемьсот ярдов, сэр. Лучше вам спуститься вниз.

Однако Эндрю не спешил спускаться. Оказавшись на батарейной палубе, он будет отрезан от всего остального мира. Эндрю бросил последний взгляд на свой флот. Броненосцы продолжали соблюдать строй, разве что те, которые были дальше всех от берега, немного отстали. Галеры были уже в доброй четверти мили позади.

— Броненосцы сделали выстрел! Обернувшись, Эндрю успел заметить два облачка дыма, вырвавшихся из кораблей и тут же унесенных ветром.

Ядра шлепнулись в море, не долетев до цели пару сотен ярдов.

— Они рикошетят от воды! — воскликнул Буллфинч. Эндрю увидел, как одно ядро отскочило от поверхности моря, словно пущенный мальчишкой «блинчик», подняло фонтан брызг рядом с правым бортом «Антиетама», снова срикошетило и, наконец, погрузилось в море позади первого ряда галер.

Второе ядро пролетело прямо над «Суздалем» и попало в нос галеры, следовавшей за броненосцем. В воздух взметнулись тысячи щепок. Корабль остановился, будто наткнувшись на подводную скалу, его развернуло, и он начал медленно погружаться на дно.

— Боже милостивый, — прошептал Эндрю.

Люди перелезали через леер и спрыгивали в воду; до Эндрю доносились протяжные крики раненых.

— Они выходят! — крикнул Буллфинч.

Эндрю оторвал взгляд от гибнущей галеры и посмотрел вперед. Над высоким мысом показались клубы дыма.

— Спускайтесь! — проревел ему в ухо Буллфинч.

— Еще минуту, — тихо ответил Эндрю, желая разглядеть все в бинокль.

Мыс Святого Григория весь скрылся в дыму, из которого несколько секунд спустя показалась черная труба, принадлежавшая «Оганкиту». И вот Эндрю уже мог видеть громадный флагман Тобиаса целиком, затем из-за мыса появился другой корабль, за ним еще два.

— Вражеские галеры разворачиваются и идут за «Оганкитом». — Голос Буллфинча дрожал от возбуждения. — Сигнальщик, подними флаг «самый полный вперед»! — Склонившись над переговорной трубой, выходящей наружу, он прокричал приказ и повернулся к Эндрю: — Я принимаю команду над этим судном, сэр. Лезьте в рубку, черт побери!

Дружно рявкнули все пять пушек бортовой батареи «Оганкита». Эндрю спустился в рулевую рубку. Снаряды упали в воду, не долетев или перелетев броненосцы.

— Я спускаюсь!

Не дожидаясь О'Мэлли, Эндрю сел на краю люка и спрыгнул на батарейную палубу. Пригнув голову, он сделал два шага в сторону, и вслед за ним вниз по трапу скатился сигнальщик, который тут же кинулся на свое место, откуда он мог поднимать и опускать свои флажки сквозь узкую дырку в потолке. Буллфинч бросил сверху взгляд на Эндрю, отдал ему честь и захлопнул крышку люка, оставшись в крошечной рубке.

В этот момент Фергюсон пустил двигатели на самую полную мощность, и палуба затряслась под ногами Эндрю.

— Напоминает езду в гробу по бездорожью, — прокричал в ухо Эндрю неожиданно возникший рядом доктор.

— Хорошее сравнение, но не совсем уместное при сложившихся обстоятельствах, — крикнул в ответ Эндрю. — А что ты вообще здесь делаешь? Твое место внизу.

Эндрю, я должен тебе кое в чем признаться. Я не умею плавать. Лучше погибнуть здесь, чем застрять внизу, если эта посудина пойдет на дно.

— Я не пробовал плавать после того, как потерял руку, — сообщил ему Эндрю. — Мы составим отличную пару пловцов.