Галактический консул - Галактический консул

      — Вернется?.. — Костя похолодел. — Где он?!
      — Гвидо оседлал вторую «гоанну» и, как мог, направил ее в пустыню. У него такая работа — ездить в пустыню во главе каравана из зондов. Между прочим, вовсе в противоположную от улья сторону, если это тебя волнует… Да не дергайся ты, ради Бога! С ним все в порядке. Сергей регулярно донимает его своей опекой.
      — Хорошо, — сказал Костя хмуро. — Я подожду. Но ты, пожалуйста, поспеши со своими исследованиями. У меня нет сил ждать чересчур долго. Так можно и с ума сойти.
      Фрост неопределенно хмыкнул. Негромко насвистывая, собрал в охапку свои бумаги, прижал подбородком коробку с табаком и ушел.
      Костя включил главный видеал.
      «Ничего вы не понимаете, — подумал он тоскливо. — Совсем ничего. А я не могу объяснить. Нет у меня таких слов, чтобы до вас дошло, как же я напуган».
      Он привстал в своем кресле, подался вперед, налегая грудью на пульт.
      Вершины удаленных сеифов дымились. Словно за ними скрывался надвигающийся самум. Но вокруг корабля царили полная тишина и безветрие.
      «Ничего вы не поняли…» — мысленно повторял Кратов, будто заведенный. А сам точными, отработанными движениями увеличивал масштаб изображения, приближал к себе эти зловещие дымные вершины.
      Над сеифами восходил Рой.

8

      Пустыня залилась красным.
      Ковер багряного лишайника, распространяющийся вдаль и вширь прямо на глазах. Шевелящееся карминное месиво. Языки раскаленной лавы, извергнутой адским вулканом.
      Кратов смотрел и не мог оторваться, как привороженный.
      Тысячи, десятки и сотни тысяч стрелохвостов, равноногов, шипоносов и прочей песчаной дряни и нечисти. Несметное сатанинское воинство. Мощные тела, закованные в непробиваемый хитин всех оттенков красного. Выпученные тупые глаза на стебельках, угрожающе распяленные жвалы… Перли вперед, меся песок и себе подобных, пихаясь и лягаясь, наползая друг на дружку и ни на градус не отклоняясь от цели.
      Целью был корабль.
      Кратов врубил панорамный обзор.
      Они очутились внутри живого кольца. Точнее, живого купола, потому что воздух был полон пчел, вращавших бесконечный хоровод над кораблем. Под куполом господствовали ненависть и страх. Черная аура.
      Дверь центрального поста распахнулась. На пороге стоял Варданов.
      — Что происходит? — спросил он неприятным голосом.
      — Вы… тоже почувствовали? — пробормотал Костя.
      — Мертвый бы почувствовал.
      Ксенолог прошел к пульту, оперся о него ладонями. Он был бледен, на лбу проступала мелкая испарина.
      — Невозможно, — сказал он хрипло. — Такое психодинамическое давление! Как? Почему?!
      — Это из-за меня, — прошептал Костя.
      — Вы слишком себя цените, драйвер. Я все знаю. — Варданов жестом остановил его, уже изготовившегося было сознаться во всем. — И про улей, и про красных пчел. Такое чувство, будто нас намеренно подвергают искушениям. Как святого Антония… Вот вам пчелы. Мало? Вот вам КРАСНЫЕ пчелы, которые не строят ульев и не роятся. Еще не верите?! Тогда получите скоординированные действия всего биоценоза… Знать бы, кто за всем этим прячется, что за падший ангел!
      — Почему вы ищете падшего ангела, когда и так ясно, что вот он, Чужой Разум, прямо перед нами?! — горестно воскликнул Кратов.
      — Где? — громко вопросил Варданов. — Покажите мне его? Не вижу. Вы полагаете, все это — Чужой Разум? — Он ткнул пальцем в серо-красное мельтешение на экране видеала. — Чушь! Обычная реакция симбиотических сообществ на грубое вмешательство извне… Курт только что провел ментографирование вашей пчелы. ОНА НЕРАЗУМНА!
      — Этого не может быть, — сказал Костя.
      — Алармист вы, а никакой не звездоход, — лязгнул Варданов. — Выдумали себе крылатых жукоглазых астрархов, ввергли себя в истерическое состояние и ждете, что мы его с вами разделим. Напрасно! На этой планете нет разума. А есть только флора и фауна. Вы неосмотрительно нарушили благополучие одного из наиболее высокоорганизованных биоценозов. Теперь мы имеем неудовольствие наблюдать его реакцию на вашу ошибку…
      — Этого не может быть, — повторил Кратов.
      — Прекратите ныть, — поморщился ксенолог. — Если вы немедленно не возьмете себя в руки, по прибытии на базу я просто вынужден буду заявить о вашей профессиональной непригодности. Драйверов, наделенных впечатлительностью кисейных барышень, нам только не хватало!
      — Хорошо, — сказал Костя. — Пусть. Алармист, кисейная барышня… Но что прикажете делать с этим? — Он кивнул на экран.
      — Ничего не делать! Что за неконтролируемые позывы к немедленному, а главное, ничем не мотивированному действию?! Их гонит инстинкт. Пусть лезут напролом. Пусть попробуют корабельную броню на зубок. Я думаю, она очень скоро придется им не по вкусу.
      — А как же быть с Маони?..
      — С ним быть следующим образом, — жестко сказал Варданов. — Если к моменту его возвращения этот бестиарий еще не рассеется естественным образом, вам придется позаботиться о расчистке местности. Надеюсь, вы еще не утратили вкуса к стрельбе из фогратора?
      — По пчелам я стрелять не стану, — сказал Кратов упрямо.
      — Отчего же вы не станете?! — язвительно полюбопытствовал Варданов. Кажется, вы порядком запамятовали условия вашего контракта. Вынужден напомнить: «…обеспечивать безопасность корабля и экипажа». Вот и будьте любезны… Впрочем, если в вашем распоряжении имеются иные средства массового устрашения, окажусь только рад.
      Пренебрежительно выпятив нижнюю губу, он потыкал в сенсоры дальней связи.
      — Гвидо, как ваши дела? — осведомился он нарочито беззаботным голосом.
      — Мои-то дела хороши, — отозвался Маони. — А вот что там творится у вас? Я вижу облако взбаламученного песка…
      — Ничего серьезного. Местные обитатели решили нанести нам визит вежливости. Работайте спокойно, к вашему возвращению это бесчинство будет пресечено.
      Варданов прервал связь и холодно посмотрел на Кратова, напряженно застывшего в своем кресле.
      — Вам что-то неясно, драйвер? — спросил он.
      — Да, — сказал Костя. — Мне неясно, куда пропала ваша прежняя осмотрительность.
      — Она никуда не пропала. Но в данный момент нет ни малейших оснований для тревоги. Серые пчелы неразумны. Посему эта проблема для меня более не существует.
      — Но есть еще красные пчелы.
      — Допустим, они есть. И что же? Род пчел может подразделяться на два вида. Вполне обычная картина. Один вид мы в какой-то мере изучили. Завтрашний и несколько последующих дней посвятим поискам биотопа второго вида. А отыскав улей красных пчел, буде таковой имеет место, повторим процедуру исследований. И, по всей вероятности, закроем и эту проблему. Это скучная работа на скучной планете, драйвер. Но мы должны спокойно и хладнокровно довести ее до конца.
      — Как угодно, — сказал Кратов потухшим голосом. — Но добывать вам красную пчелу я не поеду.
      — Что вы никуда не поедете, я вам обещаю, — усмехнулся Варданов.
      — И еще… Я хотел бы поговорить с Куртом.
      — Не смею препятствовать. Он у себя в каюте. Идите и выслушайте все из первых уст. Может быть, это принесет вам успокоение.
      Костя мысленно сосчитал до пятидесяти. «Это мой старший товарищ, повторял он про себя. — Он умнее. Он кругом прав. Всегда и во всем. А я своенравный и глупый наглец. И я буду делать то, что мне предпишут старейшие и умнейшие. И буду занимать то место, какое мне укажут. И не высовываться со своим никому не интересным щенячьим мнением». Раздражение не проходило. Оно лишь интерферировало с черной аурой пустыни. Ничего доброго такая подпитка извне не сулила.
      Он вдруг ударил кулаком по подлокотнику кресла — Варданов, с застывшей улыбкой приникший к экрану, вздрогнул и, негодующе нахмурясь, обернулся… Костя встал и быстро вышел, не произнося ни слова.
      Уже за дверью, в недосягаемости для посторонних глаз, он остановился и обхватил голову руками.
      «Что нужно, чтобы они поняли? Что еще должно произойти?!»

9

      — Курт! — позвал Костя и коснулся сигнального сенсора на двери.
      Из каюты не доносилось ни звука.
      — Ку-урт! — повторил Костя и побухал кулаком.
      Молчание.
      — Тогда не говори, что я вломился без спросу, — громко объявил Кратов и решительно открыл дверь.
      После коридорного полумрака по глазам резануло ослепительно-ярким светом. Сощурившись, Костя перешагнул через порог. Под ногой что-то противно кракнуло.
      Коробка из-под табака. Она валялась на полу, кратовский ботинок обратил ее в лепешку. За ней тянулась дорожка золотистой трухи.
      — Курт, — еще раз окликнул Костя, уже совсем тихо.
      Он непроизвольно потянул носом. К табачному дыму, рассеянному в воздухе, примешивался совершенно посторонний, незнакомый, сырой запах.
      Фрост сидел в кресле спиной ко входу. Его рука свисала через подлокотник, выпустив из разжатых пальцев едва дымящуюся трубку, голова завалилась на плечо. Казалось, экзобиолога прямо посреди работы сморил внезапный приступ сна.
      Костя деликатно кашлянул и встряхнул Фроста за плечо.
      Пальцы погрузились в горячее и липкое.
      Странный звук привлек внимание Кратова, пока он в оцепенении разглядывал испачканные пальцы. Словно редкие капли дождя мерно постукивали по полу.
      Костя резко крутанул кресло к себе.
      Отшатнулся, не сдержав крика.
      Со всхлипом набрал полную грудь воздуха — воздух сопротивлялся, никак не желал проходить сквозь передавленное спазмами горло.
      Чтобы не упасть, оперся рукой о заваленный бумагами стол. Ноги подсекались, как если бы в них разом лопнули все сухожилия. От пальцев на белой бумаге пролег жирный красный след.
      То, что находилось в кресле, Фростом уже не было. Бесформенный обломок черепа, без лица, в лохмотьях кожи и тканей, каким-то чудом державшийся на шее. Вмятая, расплющенная грудная клетка с вывернутыми наружу кусками ребер, словно она взорвалась изнутри, и левое плечо с совершенно уцелевшей рукой… Все остальное обратилось в комья окровавленного мяса.
      И повсюду, даже на потолке — брызги крови.
      В дальнем углу снова послышалось негромкое постукивание.
      Заледенев от ужаса, Костя буквально отодрал взгляд от кресла и медленно переместил его на источник звука.
      Серая пчела возилась в герметическом керамитовом боксе. Ей было тесно. Она негромко шуршала крыльями, нервно перебирала передними лапами, стучала коготками по прозрачной, в кровавых потеках, стенке.
      Костя попятился к выходу, лихорадочно отирая пальцы о свитер, не имея сил повернуться спиной ко всему этому кошмару.
      Кто-то разглядывал его. Пристально, тяжело, примериваясь к нему как к очередной жертве.
      Но в каюте никого не было. Лишь останки Фроста, пчела, да еще неподалеку от бокса громоздилось знакомое чучело стрелохвоста с угрожающе воздетыми клешнями. Клешни были сомкнуты, с них свисали какие-то спутанные лохмы.
      Костя захлопнул дверь. Прислушался — тишина. Он привалился к двери, с несообразной силой сжимая пальцами ее рукоятку.
      — Нет. Нет…
      Смертельный холод сменился выжигающим все на пути жаром, который толчками поднимался из самых недр души и никак не мог вырваться на свободу. Какая-то невидимая преграда, перепонка мешала ему. Костя стоял, с овечьим смирением прислушиваясь к этому клокотанию внутри себя. Сознавал, что нельзя теперь вот так просто стоять и ждать, что произойдет с ним, вокруг него или на значительном от него удалении. Что не осталось ни крохи времени на переживания, и нужно действовать, действовать, действовать…
      Он вдруг обнаружил, что в такт этим внутренним толчкам давно уже бьется затылком о стену и не имеет воли прекратить эту бессмыслицу.
      — Не-е-ет!..
      Вот и случилось то, чего он ждал.
      Ничего уже не изменить, не исправить, не переиграть. Ничего уже не будет по-прежнему. Через неразрывность времен пролегла трещина. Между прошлым и будущим, через настоящее. И каждое новое мгновение вонзается в нее очередным клином. Взломанный улей… пчела в прозрачном узилище… уничтоженный Фрост… Это необратимо, это навсегда.
      Но что следом?..

10

      — Сергей Эдуардович, — позвал Кратов.
      Он не узнал своего голоса.
      Варданов выглянул из центрального поста.
      — Что еще? — спросил он недовольно. — Надеюсь, Курт нашел доводы, доступные вашему восприятию?
      — Он мертв, — сказал Кратов. — Убит.
      — Как убит? — Варданов нахмурился. — Что вы несете? Я десять минут назад… — Он помолчал. — Как это могло случиться?.. — И снова осекся.
      — Курт убит, — повторил Костя. — Это страшно. Там все в крови.
      Варданов наконец отклеился от двери центрального поста и подошел, отчего-то на цыпочках.
      — Убит, — сказал он ровным голосом. — Убит. Я должен это видеть.
      Он потянулся к дверной рукоятке и наткнулся на костины пальцы, все еще сомкнутые на ней вмертвую.
      — Нельзя входить, — без выражения промолвил Кратов. — Убийца еще там.
      — Убит, — сказал Варданов. — Курт убит. — Его лицо вдруг сделалось похоже на гипсовую маску. — Кто же?.. Пчела? Вырвалась из бокса?
      — Может быть, — пробормотал Кратов. Он чувствовал, что от него ускользает какая-то важная деталь. И никак не мог сосредоточиться: перед глазами все плыло. — Да нет, что я говорю… Пчела на месте. Убивала не пчела, Сергей Эдуардович.
      — Тогда кто?
      — Стрелохвост.
      — Откуда он там взялся?!
      — Чучело. Курт вчера добыл стрелохвоста и сделал из него чучело. И напугал меня в коридоре… Я вспомнил: тогда клешни у стрелохвоста были разжаты. Сегодня они сомкнуты.
      — Это ничего не значит. Велика важность — клешни сомкнуты!.. Курт мог сам, по своей прихоти, изменить позу чучела.
      — Конечно, мог. Но больше там некому на него напасть.
      — Вы хотите сказать, что выпотрошенный стрелохвост внезапно ожил и убил Фроста?!
      — Да, так и было. Но стрелохвост был только орудием…
      — …которым управляла пчела? Этаким местным зомби?
      Костя кивнул.
      — Как это возможно?!
      — Я не знаю.
      — Серая пчела ДЕЙСТВИТЕЛЬНО неразумна.
      — Не знаю…
      Варданов задумчиво оборотил лицо к видневшемуся в дверном проеме центрального поста краешку видеала, демонстрировавшего шабаш среди песков. Волны красных тел, с тупым автоматизмом накатывавшие на корабль. И серые гудящие тучи в небесах.
      — Вы правы, — сказал он медленно.
      — В чем? — горько спросил Костя.
      — Во всем, драйвер, во всем.
      — И что же нам теперь делать?
      Ксенолог посмотрел на него долгим взглядом.
      — Я предупрежу Маони. Он должен вернуться на корабль. Нам с вами, драйвер, предстоит еще придумать, как помочь ему сделать это. А вы тем временем наденьте «галахад». Не забудьте фогратор.
      — Фогратором я спалю полкорабля, — поспешно сказал Костя.
      — Это на крайний, безвыходный случай. Если вдруг обнаружится, что «галахад» вам не помогает… Попробуйте уничтожить эту нечисть чем-нибудь тяжелым. Или острым. Ее нельзя оставлять рядом с Фростом.
      — А пчела? Как поступить с ней?
      — Пчелу трогать не надо, — после паузы сказал Варданов. — Как поступить с пчелой — это для нас троих будет следующей задачкой…

11

      «Он ничего не может мне сделать. Будь он хоть кто, хоть сам дьявол. Звездоходы рассказывали: случалось и такое. Но и дьявол пасовал перед «галахадом». Если, конечно, освятить его перед использованием…»
      Костя неуклюже протиснулся в каюту и тут же закрыл за собой дверь. На всякий случай, с трудом орудуя пальцами в толстенных перчатках, закрыл ее на замок.
      «Если кто и выберется отсюда, так только я один. Зарубите себе это на носу. Вернее, я вам зарублю. Вот этим самым мачете».
      Снова тот же взгляд. То же спокойное, расчетливое внимание. Никаких эмоций. Одна лишь оценка его как возможной мишени.
      И страшное кресло прямо перед ним.
      Кратов набросил на шлем светофильтр. Цвета исказились, стерлись, красное стало серым…
      — Вы ничего мне не сделаете, сволочи! — громко сказал Костя, выставив перед собой бритвенно-острый мачете, позаимствованный из набора средств специальной экипировки. Тех, что до сей поры ни разу не сгодились на этой планете.
      Но ничего и не происходило.
      Пчела в боксе продолжала возиться и скрестись. Чучело стрелохвоста торчало на прежнем месте, никак не проявляя заключенной в нем зловещей силы. Да и взгляд этот неприятный, похоже, попросту мерещился.
      Костя перевел дух. Расслабил напряженные плечи, переложил мачете в левую руку. Поискал глазами что-нибудь подходящее — простыню либо скатерть, чтобы укрыть Фроста…
      Стрелохвост бесшумно возник рядом. Словно красная молния чиркнула в неподвижном воздухе.
      Очевидцы так и описывают: вот он за десятки метров, а вот он уже здесь. И готов убивать, полосовать своими стальными клешнями, сечь ядовитой стрелой… Неудивительно, что Фрост был застигнут врасплох. Любой на его месте был бы обречен.
      Растопыренные клешни скребнули по нагрудной броне «галахада».
      Костя вскрикнул, покачнулся, но устоял. А затем обрушил на голову твари свой мачете. Лезвие прошло насквозь, почти не встретив сопротивления: хитиновые пластины легко расступились, под ними обнажилась пустота.
      «Зомби, самый настоящий зомби!..»
      Обезглавленное тулово, такое же пустое, уже вслепую размахивало клешнями, по-скорпионьи выгибало хвост, чтобы зацепить противника иззубренной стрелой. Кратов с размаху рубил по нему, содрогаясь от омерзения, смешанного с жутковатой оторопью. Потом догнал корчащийся хвост, который еще жил и пытался уползти под кресло, и растоптал его.
      Пчела прекратила возню, подобрала лапы и застыла.
      Кратов шагнул к ней, поигрывая мачете.
      — Как бы я хотел… — сказал он непослушными губами. — Если бы можно было…
      Он остановился на полдороге.
      «Нельзя, — подумал он. — Ничего тебе нельзя. После того, что ты натворил. А ей можно все. Справедливость на ее стороне. И это не ты будешь мстить ей за Фроста, а она тебе. И за улей, и за себя. Да и за Фроста, кстати, тоже. Господи, смилуйся над нами».

12

      Варданов, по-прежнему на цыпочках, появился за его спиной.
      — Ну как, успешно? — спросил он негромко.
      Костя кивнул. В огромном «галахаде», едва вписывавшемся в тесный коридор, с мачете наперевес он ощущал себя чрезвычайно нелепо.
      — Теперь я могу туда зайти?
      — Да… если хотите.
      Варданов отстранил его и, потоптавшись на пороге, вошел в каюту Фроста. Кратов молча наблюдал за ним — отчужденно, будто из зрительного зала. Светофильтр, все еще надвинутый на шлем, лишь усугублял его отстраненность от происходящего. Ксенолог потерянно бродил между разбросанными вещами, с опаской поглядывая под ноги. Возле пчелы он ненадолго задержался.
      — Идиотское положение, — сказал Варданов, выходя наконец.
      Он был бледен. Когда его рука дернулась, чтобы машинально помассировать виски, видно было, как мелко дрожат пальцы.
      — Нужно что-то предпринять, — продолжал он. — Нельзя оставлять все как есть. — Варданов криво усмехнулся. — Помните, у Шекспира: «Средь поля битвы мыслимы они, а здесь не к месту, как следы резни…» А я даже не знаю, что нужно делать.
      — Я тоже, — признался Костя. — Может быть, поместить ЭТО в холодильную камеру?
      — Да, конечно, — кивнул Варданов. — Но прежде следует освободить камеру от всевозможных экспонатов. Курт использовал ее для своих целей. И, очевидно, не совсем по назначению. Займитесь этим, а я здесь… приберусь.
      Камера и в самом деле была загромождена прозрачными капсулами, общим числом десятка полтора, в которых Фрост хранил добытых им ранее местных тварей. Тут были и небольшой красный равноног, и парочка красных шипоносов, и диковинный красный же рогатый щитоголов, и еще какие-то красные инсектоиды, названий которых Костя не знал… Избавившись от скафандра, он сгружал покрытые изморозью капсулы на тележку и переправлял их в жерло утилизатора, где они пропадали без следа. И уже ни при каком стечении обстоятельств уже не могли вдруг обратиться в убийц-зомби.
      На некоторое время Кратов сумел раствориться в этой работе. Ему было зябко, руки горели от прикосновения к холодному, но груз болезненных воспоминаний отошел куда-то на второй план.
      Однако камера быстро пустела, и все неминуемо возвращалось на круги своя…
      Он вышел к Варданову, который дожидался в коридоре. У ног его стоял прикрытый белой материей керамитовый бокс, вроде того, в котором маялась серая пчела. В каюте все было расставлено по местам, свет притушен, по полу хлопотливо шныряли черепашки-уборщики.
      — Вот и все, — сказал Варданов, дергаными движениями сдирая с рук перчатки и швыряя их на съедение уборщикам.
      Вдвоем они занесли бокс в холодильную камеру и наглухо закрыли за ним стылую дверь. Несколько минут постояли молча.
      — Тяжело, — наконец промолвил ксенолог. — Но придется оставить переживания до прибытия на базу.
      — А получится?
      — Надо постараться… Вам ничего не почудилось, когда вы были в каюте Курта?
      — Взгляд, — сказал Костя.
      — Что-то вроде того. Неприятное ощущение. Корабль, кажется, прекрасно защищен. Внутри него мы в полной безопасности. Если пренебречь нелепыми случайностями, вроде злополучного стрелохвоста… Однако же, создается полная иллюзия его прозрачности. Мы ходим по корабельным помещениям, разговариваем, размышляем, а в это время за нами внимательно наблюдают чужие глаза. И делают это, заметьте, без особой доброжелательности.
      — С чего бы им питать к нам добрые чувства? — пожал плечами Кратов.
      — Справедливое замечание… Теперь наша задача — вернуть Маони.
      Они прошли на центральный пост. Варданов пробежался пальцами по сенсорам внешней связи.
      — Гвидо, — позвал он.
      Из динамиков доносился один лишь слабый, будто удаленный на громадное расстояние, гул, который перемежался треском помех.
      — Варданов вызывает Маони, — повторил ксенолог. — Гвидо, отвечайте!
      Гул понемногу затухал, и на его место заступала полная, ничем не нарушаемая тишина.
      — Гвидо! — крикнул Варданов. — Бесполезно, — вдруг сказал он абсолютно спокойно и сел. — Я боюсь об этом думать, но, по всей вероятности, они его нашли.
      — Он в «галахаде», — сказал Кратов, кусая губы. — И у него фогратор.
      — Возможно, у пчел есть средства, чтобы совладать со скафандром высшей защиты. Мы же, как выяснилось, ничего не знаем… И вряд ли Гвидо сумеет воспользоваться оружием. Он не любит стрелять так, как вы. Когда иного выхода не останется, он может опоздать пустить фогратор в дело.
      — А если вызвать базу?
      — Пожалуй, — после непродолжительного раздумья согласился Варданов. Тем более, что сейчас это просто непременно нужно сделать… — Он снова поколдовал над сенсорами. Затем звучно произнес: — Пустота. Вакуум! О чем это свидетельствует?
      — Только о том, что отказала аппаратура связи, — предположил Костя.
      — Нет, драйвер! Аппаратура в полном порядке, спросите у когитра.
      — И спрошу, — сказал Костя. — Когитр, сообщите состояние бортовых систем связи.
      — Состояние активное, — скучным голосом ответил когитр.
      — Почему же она не работает?
      — Ответить не могу. Предположение: внешняя непроницаемость для ЭМ-связи. Возможно присутствие над кораблем изолирующих полей специфической природы…
      — Вот видите, — сказал Варданов. — Нас просто лишили связи. Это замечательно! Вообразите, каким мощным технологическим потенциалом должна располагать эта цивилизация, чтобы подавить нашу ЭМ-связь!
      Костя в недоумением вытаращился на ксенолога. Тот выглядел чрезвычайно удовлетворенным.
      — Вот что, драйвер, — произнес Варданов. — Я хотел бы, чтобы вы с предельным вниманием выслушали то, что я сейчас скажу. Это важно, и это надлежит запомнить.
      — Ну, пожалуйста… — сказал Кратов неуверенно.
      — Теперь многое становится понятным, — продолжал Варданов. Например, очевидно, что никуда эти таинственные астрархи не исчезали. Они здесь, рядом. Просто мы оказались не в состоянии точно их идентифицировать. Мы избрали неверную тактику — и потерпели сокрушительное фиаско. И вынуждены расплачиваться за ошибку дорогой ценой.
      — А чему вы так радуетесь?! — поразился Костя.
      — Повода для оптимизма у меня и вправду недостаточно, но я доволен хотя бы обретенной ясностью. Все гораздо проще, чем мы тут фантазировали, драйвер. И простота эта — в сложности! Не нужно было охотиться за всеми этими красными ползучими формами. То есть, конечно, определенный познавательный интерес они, вне всякого сомнения, представляют. Более того, в ксенологической модели разумной цивилизации Псаммы им отведена вполне определенная роль. — Варданов уже не говорил, а по своему обыкновению вещал. Поучал и вразумлял, и наставлял на путь истинный. И Костя понемногу уступал, против воли втягиваясь в столь же ненавистную, сколь и привычную роль вынужденного неофита… — Это всего лишь роботы! Впрочем, «роботы» сказано чересчур сильно. Это орудия, эффекторы. Разумеется, они наделены некоторым количеством степеней свободы, как всякое живое существо. И с наших человеческих позиций они являются нормальными представителями традиционной фауны. До определенного момента это красное воинство вполне независимо в своих поступках. Стрелохвост нападает на все, что движется. Равноног питается синей колючкой и обладает не только конечностями равной длины, но и философским равнодушием к большинству внешних раздражителей, отчего всецело заслуживает названия «равнодух». Шипонос роет в песке нору, укрепляет ее стены клейкими выделениями и откладывает там яйца. Все происходит естественным порядком, покуда никто из этих тварей НЕ ВОСТРЕБОВАН.
      Костя, которому происходящее сильно напоминало пир во время чумы, все же не удержался:
      — Это пчелы их востребуют?
      — Вы угадали, драйвер. Серые пчелы. А если быть предельно точным, Рой. Пару часов назад мы совершенно однозначно установили: изолированная пчела неразумна. Ею, как отдельно взятой особью, руководят простые инстинкты. Ее проявления высшей нервной деятельности мало чем отличаются от тех, что уже известны применительно к стрелохвостам и прочей нечисти… Но любая изолированная клетка человеческого мозга также неразумна! И даже более неразумна, чем серая пчела. Хотя бы это был гениальнейший мозг. А мы добросовестно пытались составить заключение о разумности одной-единственной клетки гигантского супермозга, каким является Рой серых пчел.
      — То, что летает — мозг, а то, что ползает — руки?..
      — Все же термин «эффекторы» мне нравится больше. Так или иначе, Рой вертит ползучими пустынниками как ему заблагорассудится. И, как мы убедились, наши представления о способах связи между Роем и его эффекторами весьма неполны. Видимо, контроль над эффектором настолько полон и глубок, что мы даже не в состоянии это себе вообразить. Где-то на мышечном, клеточном уровне! Стрелохвост был лишен всех внутренних органов, ткани его мышц были обработаны напрочь тормозящими всякие реакции консервантами, но еще не закончились слабые биологические процессы. И этого оказалось достаточно, чтобы Рой превратил его в зомби.
      — Причем здесь Рой? Там же была только одна пчела.
      — Одна клетка мозга, драйвер. Тупая, как амеба-переросток, которую снабдили конечностями и крыльями. На что она годится?.. Разве что на роль ретранслятора и усилителя! И она прекрасно выполнила свою задачу, доведя злую волю Роя до орудия, способного ее воплотить. Этот взгляд, который преследует нас повсюду…
      — Черная аура, — пробормотал Костя.
      — И последнее. Не принимайте меня за полоумного фанатика, которому вместо того, чтобы искать пути избавления, вдруг приспичило поразглагольствовать на ксенологические темы. — Кратов покраснел. — Этот Рой… мы пока еще не до конца представляем границы его могущества. Он уже лишил нас связи. Никто не знает, что ждет каждого из нас в следующий момент. Может быть, Рой придумает, как раздавить корабль, словно гнилой орех… Поэтому я счел необходимым разделить мое знание на двоих. И повысить тем самым вероятность того, что оно сохранится и дойдет по назначению, если со мной что-нибудь случится. Разумеется, я не преувеличиваю его ценности, ведь это всего лишь гипотеза…
      — А если что-нибудь случится с нами обоими?
      — Нас слышал когитр. Он — третий. Я не думаю все же, что Рой решит уничтожить корабль. У него сейчас иная цель.
      — Да, — сказал Кратов. — Он явился сюда за собственной клеточкой. Может быть, вернуть ее, и он уйдет?
      Варданов помолчал, глядя на экран.
      — Вам покажется, что я все усложняю, — промолвил он наконец. — Но у меня ощущение, что он не уйдет. И мы живы, пока пчела на корабле.
      — Заложник? — хмыкнул Костя.
      — Да, заложник. И мы, безусловно, вернем ее Рою. Но за мгновение до того, как стартовать. Коли выяснилось, что попросту нарушена связь, то Маони вполне еще может быть невредим. Поэтому мы стартуем, когда он будет на борту. Или когда убедимся, что он не вернется. Но тут возникает целый спектр вариантов. Например, через трое суток, если мы не выйдем на связь, нас начнут искать…
      — Еще один вопрос, — сказал Костя. — Так, из праздного любопытства… А какое место в вашей гипотезе отведено красным пчелам? Которых мало и которые не роятся?
      Ксенолог бледно улыбнулся:
      — Честное слово, не знаю, как их туда вогнать.

13

      Корабль надсадно выл. Этот доисторический вой, то стихавший, то снова набиравший мощь, мог быть услышан за десятки километров. В пустыне, где самым громким звуком до сей поры был шорох песка, он разносился, должно быть, до границ материка.
      — Что сказано в отчетах Фроста? — спросил Кратов. — Может быть, пчелы не только слепые в наших границах спектра, но еще и глухие?
      — Со слухом у них нормально, — досадливо поморщился Варданов. — Но вы правы, это безнадежно. Скорее мы сами сойдем с ума от этих иерихонских труб, чем они испугаются…