Четверг Нонетот - Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов

      Глашатай, выборный глава беллетриции, одетый в платье городского вестника, сердито звенел колокольчиком, пытаясь утихомирить толпу.
      — Опять! Только не это, — пробормотал Брэдшоу, когда мы приблизились. — Интересно, чего на сей раз хотят устники?
      Термин был незнакомый, и, поскольку мне не хотелось показаться невеждой, я попыталась сама понять, о чем кричит толпа. Ближе всего стояла пастушка, хотя я лишь догадывалась, что она пастушка, потому как ни одной овцы при ней не наблюдалось, только огромный пастуший посох. Мальчик в голубом костюмчике с рожком топтался рядом с ней и обсуждал падение цен на ягнят, а дальше маячила дряхлая старуха с небольшой собачкой, которая скулила, прикидывалась мертвой, курила трубку и проделывала другие трюки. Рядом с ней громко зевал маленький человечек в длинной ночной сорочке и ночном колпаке. Может, я и тормоз, но кто они такие, я поняла, только когда увидела трех мышек, сидевших кружком и нервно поглядывавших на жену фермера, беседовавшую неподалеку с большим яйцом, у которого имелись ручки и ножки.
      — Да это же персонажи из детских стишков! — воскликнула я.
      — Шило в заднице, вот кто они, — пробормотал Брэдшоу, когда из толпы выскочил маленький мальчик, схватил поросенка и пустился наутек. Бо-Пип подцепила его крюком пастушьего посоха за ногу, и шалопай проехался носом по траве. Поросенок с испуганным визгом укатился в клумбу, а затем поспешно дал деру, когда здоровенный мужчина принялся вправлять мальчишке мозги самым традиционным способом.
      
      — Мы всего лишь хотим равных прав с остальными персонажами Книгомирья, — говорил Шалтай-Болтай, и его яйцевидное лицо багровело. — Если мы работаем для детей и принадлежим устной традиции, это не значит, что нас можно задвигать!
      Толпа одобрительно загудела и заворчала. Шалтай-Болтай продолжал, а я смотрела на него и не могла понять, пояс на нем или галстук. Как тут разобраться, если и шея, и талия отсутствуют как таковые?
      — Нашу петицию подписали более тысячи устников, которые не смогли прийти сегодня сами, — говорило огромное яйцо, размахивая под крики толпы пачкой бумаг.
      — На сей раз мы не шутим, мистер Глашатай, — добавил пекарь, который вместе с мясником и свечником стоял в деревянном бочонке. — Если наши требования не будут удовлетворены, мы готовы вообще изъять наши стишки!
      Из толпы персонажей послышались одобрительные возгласы.
      — Как хорошо было прежде, пока они не образовали собственный профсоюз, — прошептал мне на ухо Брэдшоу. — Пойдемте-ка с черного хода.
      Мы обошли дом. Под ногами похрустывал гравий.
      — Но почему героев устной традиции нельзя включить в Программу по обмену персонажами? — спросила я.
      — И кто их заменит? — фыркнул Брэдшоу. — Вы?
      — А нельзя ли, например, обучить генератов на временных заместителей? — предложила я.
      — Давайте лучше оставим производственные вопросы тем, у кого все карты на руках, — ответил Брэдшоу. — Мы едва справляемся с томами новых материалов. Я не стал бы волноваться насчет мистера Болтая: он бузит уже не первый век. Не наша вина, что он и его дурно рифмующиеся друзья по-прежнему подпадают под старое соглашение по ТрадУстПлюс… Господи, мисс Дэшвуд! А ваша матушка знает, что вы курите?
      За углом, куда мы свернули, стояла Марианна Дэшвуд и втихую дымила крохотной самокруткой. Она быстро выбросила бычок и изо всех сил задержала дыхание, но скоро закашлялась, выпустив большой клуб дыма.
      — Командор! — засопела она, и в глазах ее блеснули слезы. — Обещайте, что никому не скажете!
      — На устах моих замок, — сурово пообещал Брэдшоу, — но только на этот раз.
      Марианна облегченно выдохнула и повернулась ко мне.
      — Мисс Нонетот! — восторженно воскликнула она. — Добро пожаловать снова в нашу книжечку. Надеюсь, вы в добром здравии!
      — В добром, — заверила я, протягивая ей маргарин «Мармайт», ментоловые конфеты и батарейки, обещанные еще в прошлый раз. — Пожалуйста, передайте это вашей сестре и матери.
      Она радостно захлопала в ладоши и схватила подарки.
      — Вы просто лапочка! — счастливым голосом воскликнула она. — Как мне вас отблагодарить?
      — Не допустите, чтобы в фильме вас играла Лола Вавум.
      — Увы, это не в моих силах, — горестно ответила барышня, — но если вам что-нибудь понадобится, я к вашим услугам!
 
      Мы поднялись по черной лестнице и попали в зал, где нас встретил сильно помятый Глашатай. Он качал головой, держа в руках требования, насильно всунутые ему в руки Шалтаем-Болтаем.
      — Эти устники наглеют с каждым днем, — пропыхтел он. — На завтра они планируют сорокавосьмичасовую забастовку.
      — И что мы в результате получим? — спросила я.
      — Понятно что, — проворчал Глашатай. — Никто не сможет вспомнить детские стишки. На Той Стороне многие подумают, что их подвела память. Но это делу не поможет — всегда можно найти книгу сказок, где эти стишки есть.
      — А, — отозвалась я.
      — Самая большая проблема заключается в том, — продолжал Глашатай, утирая лоб, — что если мы уравняем персонажей детских стишков в правах с остальными, то ведь и все прочие захотят пересмотреть свои соглашения — от персонажей народных сказок до анекдотов! Иногда я рад, что мне скоро в отставку: тогда на мое место сядет кто-то другой, вроде вас, командор Брэдшоу.
      — Только не я! — мрачно ответил тот. — По второму разу я не пойду в Глашатаи за все «др-тр» в «на дворе трава, на траве дрова», хоть трижды подряд произнеси!
      Глашатай рассмеялся, и мы вошли в танцевальный зал Норленд-парка.
      — Вы слышали? — с тревогой в голосе обратился к нам молодой человек. — Красная Королева была вынуждена пойти на ампутацию ноги! Доктор сказал мне, что у нее артериальный тромбоз.
      — Неужели? — удивилась я. — Когда?
      — На прошлой неделе. И это еще не все! — Он понизил голос. — Глашатай отравился!
      — Да мы только что говорили с ним! — ответила я.
      — Ой. — Молодой человек лихорадочно соображал. — Я хотел сказать, что Перкинс отравился.
      К нам подошла мисс Хэвишем.
      — Билли! — сварливо крикнула она. — Хватит! Отвали, или схлопочешь по уху!
      Молодой человек на мгновение сник, затем снова взбодрился, надменно заявил, что его попросили написать дополнительный диалог для Джона Стейнбека, и зашагал прочь. Мисс Хэвишем печально покачала головой.
      — Никогда не верь ему, даже если он просто говорит «доброе утро», — сказала она. — Все в порядке, Траффорд?
      — Все прекрасно, Эстелла, старушка, все прекрасно. Я наткнулся в Кладезе на Четверг.
      — Уж не книгу ли свою по частям распродавал? — коварно подкусила она.
      — Господи ты боже мой, нет! — ответил Брэдшоу, изображая искреннее потрясение и удивление. — Бог мой, — добавил он, оглядывая зал в поисках какого-нибудь предлога смыться. — Мне надо поговорить с Чеширским Котом! Всего хорошего!
      И, вежливо приподняв свой пробковый шлем, он удалился.
      — Брэдшоу, Брэдшоу, — вздохнула мисс Хэвишем, печально покачав головой. — Скоро в «Брэдшоу против кайзера» окажется столько дырок, что он сгодится вместо дуршлага.
      — Он хотел купить платье для миссис Брэдшоу, — объяснила я.
      — Ты еще с ней не знакома?
      — Пока нет.
      — Ну, когда встретишься, не пяль на нее глаза, это очень невежливо.
      — А почему…
      — Идем! — перебила меня наставница. — Поверка вот-вот начнется!
 
      Бальный зал в Норленд-парке уже давно использовался только для нужд беллетриции. Пол был заставлен столами и картотечными шкафами, а на столах громоздились перехваченные бечевкой стопки бумаг. С одной стороны зала располагался накрытый стол, и нас ждал — точнее, не нас, а Глашатая — штат беллетриции. В списке значилось около тридцати оперативников, но, поскольку человек десять обычно находились на задании и еще около пяти были заняты в активном действии в собственных книгах, в офисе одновременно никогда не собиралось больше пятнадцати человек.
      Вернхэм Дин весело махнул мне рукой, когда мы вошли. В романе Дафны Фаркитт «Сквайр из Хай-Поттерньюс» он представал хамом и развратником, но при разговоре с ним этого никак нельзя было заподозрить: со мной Верн всегда вел себя галантно. Рядом с ним стоял Харрис Твид, который только вчера помог мне в «Убиенном агнце».
      — Мисс Хэвишем! — воскликнул он, выходя вперед и разводя руки, чтобы обнять нас обеих. — У меня ваша премия за убитых граммазитов. Делить пополам?
      Он подмигнул мне и ушел прежде, чем Хэвишем успела что-нибудь ответить.
      — Четверг! — воскликнул Острей Ньюхен. — Извини, что мне пришлось вчера вот так сорваться. Привет, мисс Хэвишем. Я слышал, вы прикончили немало граммазитов. Еще никто не укладывал по шесть вербофагов за раз!
      — Это было сплошное удовольствие, — ответила я. — Кстати, Острей, у меня до сих пор лежит… э… ваша покупка.
      — Покупка? Какая еще покупка?
      — Вспомните, — настаивала я, понимая, что попытки влиять на собственное повествование находятся под строжайшим запретом. — Покупка. В мешке. Сами знаете.
      — О! Ах да, — сказал он, сообразив наконец, о чем я. — Та штука. Я заберу ее после работы, ладно?
      — Острей снова покупает из-под полы? — тихонько спросила Хэвишем, как только он ушел.
      — Боюсь, что так.
      — Живи я в таком же поганом романе, как у него, делала бы то же самое.
 
      Я окинула помещение взглядом, чтобы увидеть, кто еще пришел. Присутствовали сэр Джон Фальстаф, король Пеллинор, Дин, леди Кэвендиш, миссис Ухти-Тухти вместе с императором Зарком, Гулли Фойл и Перкинс.
      — Кто это, спросила я у мисс Хэвишем, указывая на двух незнакомых агентов.
      — Вон тот, с тыквой, слева, Икабод Крейн, — объяснила она. — Дальше Беатриче. На мой взгляд чересчур шумлива, но дело свое знает хорошо.
      Я поблагодарила ее и поискала взглядом Красную Королеву, чья откровенная неприязнь к Хэвишем составляла наименее скрываемый секрет беллетриции. Монархини нигде не было видно.
      — Привет вам, мисс Нонетот! — пророкотал Фальстаф, ковыляя к нам и глядя на меня мутным взглядом из клубов винных паров.
      Он пил, крал и волочился за юбками первую и вторую части «Генриха IV», затем перебрался в «Виндзорских насмешниц». Некоторые видят в нем симпатичного жулика, а мне он был попросту отвратителен, хотя действительно являлся образцом симпатичных дебоширов для всей литературы. И я решила немного сбить с него спесь.
      — Доброе утро, сэр Джон. Вежливость прежде всего.
      — Это тебе доброе утро, прелестница, — радостно воскликнул он. — Ты ездишь верхом?
      — Немного.
      — Тогда, может, не откажешься прокатиться вдоль и поперек по моей старой доброй Англии? Я бы много чего тебе показал…
      — Увы, вынуждена почтительнейше отказаться, сэр Джон.
      Он заржал мне прямо в лицо. Я ощутила, как внутри поднимается волна гнева, но, к счастью, Глашатай, не желая попусту тратить время, поднялся на свою маленькую кафедру и позвонил в колокольчик.
      — Прошу прощения, что заставил вас ждать, — пробормотал он. — Как вы сами заметили, снаружи имеет место небольшая заварушка. Но я рад увидеть здесь столь многих. Кто-нибудь еще будет?
      — Может, подождем Годо?  — спросил Дин.
      — А кто-нибудь знает, где он? — спросил Глашатай. — Беатриче, разве не вы с ним работаете?
      — Не я, — ответила девушка. — Можете спросить об этом Бенедикта, если он удосужится прийти, но это будет все равно что говорить с козлом, причем с тупым козлом, попомните мое слово.
      — Язычок милой леди режет наши уши, — сказал Бенедикт, который сидел так, что нам его не было видно. Теперь он встал и гневно воззрился на Беатриче. — Когда источник вашего разума прояснится, сударыня, я смогу напоить из него осла.
      — Ах! — засмеялась в ответ Беатриче. — Смотрите, он заводит будильник своего остроумия! Теперь все время будет трезвонить!
      — Дражайшая Беатриче, — низко поклонился Бенедикт, — я искал дуру — и вот встретил вас.
      — О, Бенедикт, неужели у вас мозгов не больше, чем серы в ушах?
      Сузив глаза, они уставились друг на друга, а затем разошлись с вежливо-враждебными улыбками.
      — Ладно-ладно, — перебил их Глашатай. — Тихо вы оба. Вы знаете, где агент Годо, или нет?
      Беатриче ответила отрицательно.
      — Хорошо, — сказал Глашатай. — Приступим. Заседание беллетриции номер сорок тысяч триста девятнадцать объявляю открытым.
      Он снова позвонил в колокольчик, кашлянул и сверился с папкой.
      — Пункт первый. Наши поздравления мистеру Дину и леди Кэвендиш за то, что они выследили выхоластов в Чосере.
      Послышались отдельные одобрительные возгласы и хлопанье по плечам.
      — Сектанты успели нанести вред, но небольшой, так что следует присматривать за ними в будущем. Пункт второй. — Он положил папку и оперся руками на кафедру. — Помните то безумие, охватившее Книгомирье несколько лет назад, когда по цепочке рассылались буквы? «Получите и отошлите десяти друзьям»? Ну, кое-кто переборщил с буквой «е». Я получил послание от Агентства по охране окружающей Текстовое море среды. Они говорят, что запасы буквы «е» упали до опасного уровня — нам придется снизить потребление этой буквы, пока популяция снова не увеличится. Есть предложения?
      — А как насчет использования положенной набок «ш»? — подал голос Бенедикт.
      — Мы пытались проделывать подобное с цифрой три и «з» во время Великой миграции «ш» тысяча девятьсот шестьдесят второго года. Переворачивали их на спину. Не помогло.
      — А если изменить правописание? — высказался король Пеллинор, дергая себя за длинный белый ус. — Любое слово с «е» писать через «и» — как слышится, так и пишется.
      — То есть «зиленый» вместо «зеленый»?
      — Неплохая идея, — сказал Ньюхен. — Бириговой, раниный, кирамика, диталь — таких слов наберутся сотни. А если мы ограничимся одним географическим регионом, то вообще сойдет за местное произношение.
      — Хм-м, — протянул Глашатай, крепко задумавшись. — А знаете, ведь может сработать.
      Он снова заглянул в папку.
      — Пункт третий. Твид, вы здесь?
      Харрис Твид поднял руку, показывая, где он сидит.
      — Хорошо, — продолжил Глашатай. — Я понял так, что вы преследовали книгобежца, который поселился По Ту Сторону?
      Твид глянул на меня и встал.
      — Тип по имени Хоули Ган. По Ту Сторону он важная шишка. Возглавляет «Ган паблишинг» и завел себе собственную политическую партию…
      — Да-да, — нетерпеливо сказал Глашатай, — и еще он украл «Карденио». Я знаю. Но вот в чем вопрос — где он сейчас?
      — Он вернулся на Ту Сторону, там я его и потерял, — ответил Твид.
      — Совет жанров не слишком охотно дает санкции на работу в реальном мире, — медленно проговорил Глашатай. — Слишком уж это рискованно. Мы даже не знаем, из какой книги взялся этот Ган, и поскольку он не сделал пока ничего против нас, думаю, пусть он По Ту Сторону и остается.
      — Но Ган реально угрожает нашему миру, — воскликнула я.
      Учитывая ультраправую политику Гана, формулировка более чем сдержанная.
      — Он уже раз совершил кражу из Великой библиотеки, — продолжала я. — Откуда нам знать, что он не повторит этого? Разве в наши обязанности не входит защита читателей от одержимых текстонавтов…
      — Мисс Нонетот, — перебил меня Глашатай, — я понимаю вас, но не собираюсь санкционировать операции на Той Стороне. Увы, но так и должно быть. Он в списке книгобежцев. Мы установили текстуальные сита на всех этажах Библиотеки на случай, если он вознамерится вернуться. По Ту Сторону делайте, что хотите, но здесь будете делать, что вам скажут.
      Я мгновенно ощетинилась, но мисс Хэвишем стиснула мою руку, и я промолчала.
      — Хорошо, — кивнул Глашатай, снова сверяясь с папкой. — Пункт четвертый. Главное текстораспределительное управление сигнализирует о нескольких попытках вторжения с Той Стороны. Ничего серьезного, но достаточно, чтобы создать небольшое возмущение на фазовой границе между Книгомирьем и Той Стороной. Мисс Хэвишем, это ведь вы докладывали о том, что некая потусторонняя компания проводит какие-то исследования по проникновению в литературу?
      Это соответствовало истине. «Голиаф» много лет пытался проникнуть в Книгомирье, но без особого успеха. Им удалось только извлечь вязкий осадок из девяти томов «Мира сыра». Дядя Майкрофт спрятался от них в «Записках о Шерлоке Холмсе».
      — Она называлась «Корпорация "Как-ее-там"», — задумчиво ответила Хэвишем.
      — «Голиаф» она называлась, — сказала я. — Корпорация «Голиаф».
      — «Голиаф». Именно. Я заглядывала туда, когда выручала Путеводитель мисс Нонетот.
      — По-вашему, потусторонняя технология продвинулась настолько далеко? — спросил Глашатай.
      — Нет. Им еще начать и кончить. Они пытаются запустить управляемый зонд в «Слушателей», но, судя по тому, что я видела, безуспешно.
      — Отлично, — ответил Глашатай, — мы понаблюдаем за ними. Еще раз, как они себя называют?
      — «Голиаф», — ответила я. Он сделал пометку.
      — Пункт пятый. Из заключительной главы «Улисса» украдены все знаки препинания. Около пяти сотен отборных точек, запятых, апострофов и двоеточий. — Он на мгновение умолк. — Верн, не вы ли с этим разбирались?
      — Действительно, я, — ответил сквайр, выступая вперед и открывая записную книжку. — Мы засекли кражу два дня назад. Я поговорил с Котом, и он заверил, что никто в книгу не входил, следовательно, остается допустить проникновение в литературную интерпретацию Дублина, а это дает нам несколько тысяч подозреваемых. Мне думается, вор считал, что никто не обратит на это внимания, поскольку большинство читателей так далеко в «Улиссе» не заходят: помните, как была украдена шестьдесят вторая глава «Моби Дика», чего никто не заметил? Но нынешнюю кражу мы обнаружили, хотя, судя по первичным отчетам, читатели сочли отсутствие знаков препинания не катастрофической ошибкой, а печатью великой гениальности, так что у нас образовалась фора по времени.
      — А это точно вор? — усомнилась Беатриче. — Вдруг это просто граммазиты?
      — Не думаю, — ответил Перкинс, который довел литзоологию почти до уровня науки. — Пунктуазавры очень редки, а сожрать такую прорву знаков препинания — это целое стадо понадобится. К тому же вряд ли они оставили бы последнюю точку. Это, скорее, похоже на издевательство со стороны вора.
      — Понятно, — сказал Глашатай. — Так что делать-то будем?
      — Единственный рынок краденых знаков препинания находится в Кладезе.
      — Беллетрицейский агент там будет светиться, как духовой оркестр на похоронах, — задумчиво проговорил председатель. — Нам нужен кто-то под прикрытием. Добровольцы есть?
      — Это как раз для меня, — ответил Вернхэм Дин. — Я пойду. Если, конечно, никто не считает свою кандидатуру более подходящей.
      Молчание было ему ответом.
      — Похоже, тебе и придется! — радостно воскликнул Глашатай и сделал пометку в папке. — Пункт шестой. Как вы помните, Дэвид и Катриона Бальфур были несколько недель назад убуджумлены. Поскольку от «Похищенного» и «Катрионы» без них мало что осталось, а Роберт Льюис Стивенсон по-прежнему является популярным автором, Совет жанров выдал двум А-генератам четвертого класса лицензию на их замену. Они получат неограниченный доступ к книгам Стивенсона, и я надеюсь, мы все постараемся, чтобы они чувствовали себя уютно.
      Агенты зашептались.
      — Да, — решительно сказал Глашатай, — я знаю, они никогда не станут в точности такими же, но если повезет, все обойдется. Никто на Той Стороне не заметил, когда заменили Дэвида Копперфильда.
      Присутствующие не стали ничего говорить.
      — Хорошо. Пункт седьмой. Все знают, что я через две недели ухожу в отставку, и Совету жанров понадобится другой Глашатай. Кандидатуры следует направлять для рассмотрения прямо в Совет.
      Он снова помолчал.
      — Пункт восьмой. Как вам известно, Главное текстораспределительное управление последние пятьдесят лет работало над усовершенствованием книжной операционной системы…
      Агенты застонали. Эта тема явно была болезненной. Ньюхен в целом объяснил мне технологию передачи вымысла, но как именно это работает, я понятия не имела. И, честно говоря, до сих пор не в курсе.
      — А вы знаете, что случилось, когда попытались усовершенствовать программу СВИТОК? — подал голос Брэдшоу. — Сбой системы уничтожил всю библиотеку в Александрии — пришлось сжечь ее, чтобы предотвратить распространение вируса!
      — С тех пор мы гораздо больше узнали об операционных системах, командор, — примирительно сказал Глашатай. — Хочу вас успокоить: ранние проблемы усовершенствования не остались без внимания. Многие из нас питают сомнения насчет стандартной версии системы КНИГА, в которой записаны все наши любимые произведения, и, я думаю, мы должны радоваться последнему усовершенствованию — КНИГЕ 9.0.
      Мы молча слушали его.
      — Хорошо. Я мог бы разглагольствовать тут целый день, но, по-моему, лучше передать слово магистру Либрису, который прибыл прямо из Главного текстораспределительного управления. Он сам вам все расскажет. Ксавье, прошу!

Глава 11
Презентация СуперСлова™

      Сначала появилась система ТрадУст, которая через десять тысяч лет была усовершенствована путем введения рифмы (для облегчения запоминания) в систему ТрадУстПлюс. На протяжении многих тысячелетий существовала только Повествовательная операционная система, которая дожила и до наших дней. Она распалась надвое около двадцати тысяч лет назад: первая ветвь представляла собой Настеннопись (предшественник РисПлюс 2.3, ГрекАмфора 1.2, МрамоРез 1.4 и позднейшая всеобъемлющая СуперИзоХуд 5.0). Вторая ветвь, Пиктофонная повествовательная система, началась с КлиноПис 2.1 и развилась в группу конкурирующих систем (ВоскоПис, Папирус, ПергамПлюс), которые потом слились во всемирно признанную СВИТОК. Последняя усовершенствовалась восемь раз до версии 3.5, прежде чем ее вытеснила совершенно новая и явно превосходящая ее КНИГА 1. Стабильная, удобная для создания и передачи повествования, компактная, с удобным указателем, КНИГА открыла себе путь около восемнадцати столетий назад.
СЛОВОМАГИСТР Э. КС. ЛИБРИС Повествовательная операционная система. Ранние годы

      Маленький и довольно бледный человечек занял место на кафедре. Он был в белой рубашке с коротким рукавом, которую оттягивал набок набитый ручками нагрудный карман. Все мы снова уселись и с интересом уставились на него. СуперСлово™ уже много сотен лет служило в Кладезе излюбленной темой для пересудов, и всем очень хотелось узнать, верны ли слухи о его технической виртуозности.
      — Всем доброго утра, — нервно начал Либрис. — В течение следующих тридцати минут я постараюсь рассказать вам о нашей новейшей операционной системе КНИГА, версия 9, которой мы присвоили кодовое имя СуперСлово™.
      Повисла тишина. Агенты переваривали услышанное. Я кожей почувствовала, что это не просто важно, а очень важно. Как подписание мирного договора или что-то в этом роде. Даже Брэдшоу, отнюдь не фанат высоких технологий, подался вперед и с интересом слушал, нахмурив лоб.
      Либрис вытащил из папки первый лист с изображением старой книги.
      — Итак, — начал он, — когда мы впервые столкнулись с концепцией страницы при разработке КНИГИ 1, то подумали, что достигли потолка вместительности повествования — создали компактную, легкую для чтения модель и при помощи встроенных программ Нумератор и Заголовок получили систему индексирования, намного превосходящую все, что мог предложить СВИТОК. Много лет, — он перевернул лист, показав нам различные варианты книг, появлявшиеся в течение столетий, — мы совершенствовали систему КНИГА. Первым нововведением в версии 1.1 были иллюстрации, в 3.1 — стандартизация правописания, в 4.2 — стабилизация употребления гласных и неправильных глаголов. Сегодня мы используем систему КНИГА 8.3, одну из наиболее стабильных и сложных в истории технологий вымыслопередачи — никогда прежде написанное слово не передавалось в воображение читателя столь быстро и равномерно.
      Он на мгновение остановился. Мы все знали, что КНИГА 8.3 превосходна. Если не считать попадающихся иногда опечаток и неровного качества повествования (что не относилось к системным ошибкам), система была действительно хороша.
      — Сборка книг в подвальных этажах, хотя и требует времени, идет хорошо, пусть и несколько хаотично.
      Агенты одобрительно зашептались: внизу, понятное дело, никому особенно не нравилось.
      — Но, — говорил Либрис, — бесконечная переработка старых идей больше не может удерживать внимание читателя. Маркетинговые исследования Совета жанров показывают, что читателям надоедает схожесть сюжетных линий.
      — По-моему, такое и прежде бывало, — вклинился Глашатай, но быстренько спохватился, извинился за то, что перебил выступающего, и позволил Либрису продолжать.
      — Для того чтобы понять проблему, — развивал свою мысль словомагистр, — нам нужно обратиться к истории. Когда восемнадцать столетий назад мы впервые ввели систему КНИГА, то разработали ее прежде всего для записи реальных событий. Мы никогда и не думали, что появится такой спрос на беллетристику. В десятом веке выдуманные истории встречались так редко, что нам хватило сюжетов на целую тысячу лет. В семнадцатом столетии количество сюжетов снизилось до шестисот, но по-прежнему не подавало поводов для беспокойства. Затем произошло событие, которое исчерпало возможности операционной системы.
      — Появилась массовая грамотность, — вставила мисс Хэвишем.
      — Именно, — подхватил Либрис — Спрос на литературу в восемнадцатом и девятнадцатом столетиях вырос экспоненциально. За десять лет до публикации «Памелы» в тысяча семьсот сороковом у нас хватало новых идей, чтобы продержаться еще несколько сотен лет. Но ко времени Диккенса почти все идеи оказались использованы не по разу. Начиная с тринадцатого столетия мы время от времени прибегали к подобной практике, стремясь отсрочить неизбежное. Однако к тысяча восемьсот восемьдесят четвертому году, несмотря на все наши старания, запас оригинальных историй полностью истощился.
      Агенты беллетриции зашептались.
      — «Плоский мир», — выдал Брэдшоу после короткого размышления. — Это была последняя оригинальная идея, да?
      — Именно так. Остатки поглотило движение научной фантастики в пятидесятых годах двадцатого века, но последние чистые идеи закончились в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом. Мы ожидали худшего — полного растворения Книгомирья и массового оттока читателей. И все же этого не произошло. Вопреки всем ожиданиям, повторяемые истории работали!
      — А разве не так происходит при их изложении? — спросила Хэвишем своим непререкаемым тоном. — Пермутации рассказа беспредельны!
      — Пределы эти огромны, но не бесконечны, мисс Хэвишем. Я пытаюсь донести до вас, что, когда все пермутации окажутся исчерпаны, нам окажется некуда двигаться. В двадцатом столетии книги писались и печатались в огромном объеме. Даже появление потусторонних вирусов Тормоз 1.3 и Стоп-писатель 2.4 не смогли остановить авторов. По Ту Сторону появились законы об авторском праве: авторы начали писать одинаковые книги! По моим прикидкам, нам остается год — в лучшем случае восемнадцать месяцев — до того, как литература иссякнет.
      Либрис умолк, чтобы дошло до всех.
      — Вот потому нам пришлось снова сесть за чертежную доску и пересмотреть всю ситуацию.
      Он достал новый лист, и раздались ахи и охи. На чертеже была представлена тридцатидвухсюжетная система.
      — Как вы знаете, — продолжал словомагистр, — любая Книжная операционная система построена на восьмисюжетнои основе, унаследованной еще от системы ТрадУст. Мы обычно говорим: «Никому не понадобится более восьми сюжетов».
      — Девяти, если учесть «взросление», — пискнула Беатриче.
      — Разве это не «путешествие и приключение»? — возразил Твид.
      — А что тогда «Макбет»? — спросил Бенедикт.
      — Это сюжет «жестокое соперничество/месть», дорогуша, — просветила его Хэвишем.
      — Мне казалось, что это скорее «соблазн», — задумчиво проговорила Беатриче, которая по возможности всегда и все делала в пику Бенедикту.
      — Прошу вас! — воскликнул Глашатай. — Мы весь день можем об этом спорить! Дайте Либрису закончить, а потом, пожалуйста, ругайтесь на здоровье!
      Агенты замолчали. Я поняла, что этот спор у них вечен.
      — Итак, единственным путем для поступательного развития, — продолжил словомагистр, — является полная перестройка операционной системы. В результате перехода на тридцатидвухсюжетную базу появится куда больше идей, чем мы в силах применить. Книгомирье не знало такого прорыва со дня изобретения наборного шрифта!
      — Я всегда была сторонницей новых технологий, мистер Либрис, — искренне сказала леди Кэвендиш, — но разве популярность книг не является объективным показателем работы системы?
      — Это зависит от того смысла, который вы вкладываете в понятие «популярность». Только тридцать процентов потусторонников читают книги регулярно, а при помощи СуперСлова™ мы намерены радикально изменить эту ситуацию. Но я забежал вперед. Обилие новых идей лишь половина дела. Позвольте мне рассказать, какие еще преимущества дает новая система.
      Он достал следующий лист. На сей раз заголовок гласил: «Улучшенные характеристики».
      — Во-первых, СуперСлово™ полностью совместима со всей существующей прозой, драматургией и поэзией. Более того, книги, написанные при помощи этой системы, будут снабжены всевозможными бонусами.
      — Интересно, — медленно произнес Брэдшоу, — как вы намерены улучшить книгу?
      — Позвольте привести пример, — с энтузиазмом сказал Либрис. — В книгах, которые известны сейчас, диалог надо приписывать конкретным персонажам, поскольку иначе читатель не поймет, кто что сказал. При описании разговора многих людей задача многократно усложняется: очень легко увязнуть в «сказал Джордж», «ответил Майкл», «добавил Пол» и так далее. С помощью Улучшенных Речевых Характеристик™ СуперСлова™ читатель без труда поймет, кто говорит, будучи при этом избавлен от утомительных речевых указателей. К тому же к СуперСлову™ будет прилагаться СиноПлюс™, который предоставит читателю сжатый конспект на случай, если тот запутается или оставит книгу на несколько месяцев, не дочитав. Есть и другие опции — БыстроЧит™, СветоТекст™ и три музыкальные дорожки.