Браслеты (№1) - Серебряная роза

— Что ж, чудесный способ выразить уважение своему мужу, — бросил сестре Рэнальф. — А потом вдобавок появиться пред всеми, одетой как какая-нибудь шлюха-крестьянка, валявшаяся на сеновале. Чтобы кругом говорили, что сестра графа Равенспира расхаживает как последняя трактирная потаскушка…

— Ладно, прекратите, Равенспир! — Саймон снова прервал гневную тираду Рэнальфа. — Такими публичными выговорами своей сестре вы лишь еще больше позорите свое имя.

Ариэль покраснела до корней волос, смущенная больше заступничеством мужа, чем выволочкой брата.

— Разве облик вашей жены не имеет отношения также к имени Хоуксмур? — Тон Рэнальфа был откровенно насмешливым. — Но может быть, Хоуксмуры в этом отношении не столь щепетильны?

— После того как я познакомился с вашим гостеприимством, я не могу позволить себе обращать внимание на подобные вещи, — невозмутимо парировал Саймон. Затем он повернулся к Ариэль, которая по-прежнему стояла рядом с ним, сгорая от смущения и досады. — Во всяком случае, вы правы в одном, Равенспир. Улаживать такие промашки жены — дело мужа, а не брата. Пожалуй, вы и в самом деле не совсем готовы принять участие в охоте, моя дорогая. Вероятно, вам следует сменить костюм на более соответствующий положению наших семей. Я уверен, что охотники смогут подождать еще несколько минут.

Ариэль повернулась и, не говоря ни слова, направилась в дом. Она низко опустила голову, чтобы капюшон скрыл ее пылавшие от стыда щеки. Это была одна из самых досадных ее слабостей: кожа молодой женщины была так нежна и прозрачна, что при малейшем поводе она заливалась румянцем. При этом собственное смущение усиливалось еще больше, так что получался заколдованный круг.

Но почему Саймон вмешался в их разговор? Все гневные упреки Рэнальфа отскакивали от нее, как горох от стенки, а приняв ее сторону, Хоуксмур сделал из мыши слона. К тому же на самом деле он был вовсе не на ее стороне. Он отправил ее привести себя в порядок, как отправляют несмышленого ребенка, севшего, перемазавшись, за обеденный стол в приличном обществе.

Однако когда Ариэль, войдя в свою спальню, посмотрелась в зеркало, она была вынуждена признать, что оба мужчины были правы. Волосы ее превратились в спутанный ветром колтун, лицо было покрыто слоем пыли с проселочной дороги, и эта же пыль покрывала ее потрепанный костюм для верховой езды, а юбка была перемазана грязью. «Но у меня были куда более важные заботы», — твердила Ариэль себе под нос, яростно сражаясь с пуговицами и крючками.

Оставшись в одной батистовой кофточке, она вымыла лицо, потом протерла влажной губкой шею и подмышки и стала приводить в порядок волосы. Резко наклонившись, она перебросила их вперед, закрыв лицо, и принялась яростно расчесывать густую массу. Она еще бормотала что-то про себя, укрытая завесой волос цвета меда, когда от двери донесся голос ее мужа.

— Гости ваших братьев уже начинают нервничать из-за задержки. Я не очень-то гожусь в камеристки, но, возможно, смогу помочь вам.

Ариэль резко выпрямилась; перебросив копну волос на спину. Щеки ее порозовели от возни с прической и от нового оскорбления.

Собаки приветствовали вошедшего Саймона радостным вилянием хвостов. Их хозяйка, однако, смерила графа разъяренным взглядом.

— Я не нуждаюсь в вашей помощи, милорд! Кстати, весьма нелюбезно входить в мою комнату без стука.

— Прошу простить, но дверь была открыта, — небрежным тоном ответил Саймон, закрывая за собой дверь и глядя на Ариэль с легкой усмешкой. — Кроме того, обычно мужу не запрещается входить в комнату его жены.

— Вы вполне ясно дали мне это понять, — упорствовала Ариэль. — Как я понимаю, из этого следует, что у жены нет права на уединение.

— Вовсе нет.

Граф Хоуксмур сделал несколько шагов, все так же приволакивая ногу, и взял щетку для волос из рук жены.

— Сядьте.

Положив руку на плечо Ариэль, он заставил ее опуститься на невысокий стул перед зеркалом и принялся расчесывать густые локоны уверенными, ритмичными движениями.

— Я мечтал об этом с того самого момента, когда увидел вас вчера ждущей меня во дворе и держащей шляпу под мышкой. Солнце играло золотом ваших волос. Это было восхитительное зрелище…

И Саймон, приподняв одну прядь, которая была чуть светлее общей массы цвета темного меда, залюбовался ею.

Ариэль взглянула на отражение мужа в зеркале. Он улыбался про себя, во взгляде его появилось чувственное выражение, лицо, покрытое шрамами, утратило свою строгость, словно простое расчесывание ее волос вызывало в нем любовное томление. Ариэль обратила внимание на то, что его руки, большие и загрубевшие, с нежностью касаются ее волос. Ей захотелось самой взять эти руки и прижаться к ним щекой. По телу молодой женщины пробежала дрожь.

— Вы совсем замерзли, — тут же произнес он и отложил щетку в сторону. — Да и огонь почти погас.

Повернувшись к камину, он подбросил в него дров и раздул огонь, который зашумел с новой силой.

— Но вам надо одеться, пока вы не замерзли окончательно.

Он, хромая, подошел к гардеробу.

— Угодно вам надеть тот костюм, в котором вы были вчера? Этот алый бархат вам очень к лицу.

Достав костюм, о котором шла речь, Саймон обвел взглядом весьма скромное содержание гардероба жены.

— Как я вижу, у вас довольно ограниченный выбор, Ариэль.

— В наших местах мне не так уж много надо, — заявила она, едва ли не выхватывая из его рук костюм. — Жизнь, которую я веду, не соответствует туалетам из шелка и бархата.

— Жизнь, которую вы вели до сих пор, — поправил жену граф Хоуксмур, прислоняясь к спинке кровати, складывая на груди руки и наблюдая, как она одевается. — В качестве графини Хоуксмур вы займете, я уверен, соответствующее положение при дворе и в местном обществе. Хоуксмуры всегда играли заметную роль в жизни местной общины.

В отличие от Равенспиров. Местное общество скорее избегало встречи с ними. Однако ни Ариэль, ни Саймон не произнесли этих слов, пришедших обоим на ум.

Ариэль неловко застегивала крошечные перламутровые пуговички своей кофточки. Внезапно пальцы ее онемели. Голос Саймона Хоуксмура звучал очень уверенно, но ведь она-то знала, что никогда не займет места при дворе или где бы то ни было в качестве жены этого человека. — Наверное, у вас замерзли руки.

Саймон отвел ее застывшие пальцы и сам стал застегивать крошечные пуговицы, продевая их в украшенные вышивкой петли. Руки его коснулись ее грудей, и у Ариэль перехватило дыхание. Пальцы его замерли, и молодая женщина почувствовала, как твердеют ее соски под тонкой тканью, а все тело покрывается гусиной кожей. Но внезапно муж отстранился от нее и с замкнутым выражением лица отступил назад.

Полуотвернувшись от него, Ариэль взяла свой жакет, надела его и стала застегивать крючки на груди, стараясь скрыть дрожь в пальцах. Делая это, она склонила голову и не смотрела на Саймона, пока на ее щеках не погас горячий румянец.

Хоть бы только он теперь ушел! Но граф Хоуксмур по-прежнему стоял, опираясь о спинку кровати.

Она ощущала на себе его взгляд, который следил за каждым ее движением, и от этого чувственного взгляда кровь быстрее и быстрее бежала в ее жилах. Даже процедура надевания сапог превратилась в какую-то исполненную чувственности сцену под этим пристальным взглядом. Мужчина этот был страшен, как смертный грех, и все же она никогда еще не испытывала такой страстной тяги ни к одному мужчине. Даже к Оливеру, чью физическую красоту было невозможно отрицать.

Молодая женщина скрутила волосы толстым жгутом и спрятала их под треуголкой, отделанной серебряным галуном. Взяв перчатки и хлыст, она направилась к выходу из комнаты.

— Уверена, мы пробыли здесь достаточно долго для того, чтобы ваши гости могли убедиться в ваших исключительных качествах, милорд.

— Что вы имеете в виду? — Саймон вопросительно приподнял бровь, следуя за женой.

— Ну как же, сэр, разумеется, ваши мужские качества. Иначе с какой другой целью вы столь демонстративно проследовали в мою комнату? Я уверена, наши гости убеждены, что вы используете любую возможность обладать своей женой.

Она бросила на него взгляд через плечо.

— Ведь именно в это вы хотели заставить их поверить, не правда ли, милорд?

Тон ее голоса был насмешливым; Ариэль пыталась скрыть охватившие ее чувства.

— Я столь же уверена и в том, что вам доставят искреннее наслаждение те скабрезные шутки, которыми будут приветствовать наше появление.

— Сомневаюсь, чтобы они могли ввести вас в краску, моя дорогая, — парировал он с иронической усмешкой. — Вы пошли под венец отнюдь не наивной девственницей и, я уверен, ваше свидание с вашим любовником не было ни для кого секретом.

Ариэль прикусила губу. Она сама вызвала этот выпад, но нанесенный укол все же был чувствителен. Она быстро зашагала по коридору к лестнице, далеко опередив мужа и намереваясь присоединиться к группе охотников сама по себе, словно в последние полчаса она ни сном ни духом не ведала, где пребывает ее муж.

Саймон ковылял по коридору, сильно налегая на трость. От его прикосновения ее всю передернуло. Неудивительно, что молодой красавице его возраст и увечья представляются отвратительными. Он не сможет на равных конкурировать со стройным, безупречно красивым Оливером Беккетом. В те краткие минуты, которые они провели в интимной атмосфере комнаты Ариэль, он забыл обо всем на свете, кроме охватившей все его существо тяги к ней. Странный контраст между нескрываемой отчужденностью жены и живой теплотой ее волос и кожи, сиянием ее глаз, восхитительным цветом щек делал Ариэль совершенно невинной, почти детски непорочной. Но он обманывал самого себя если хоть на минуту поверил в то, что может стать физически притягательным для своей жены. Не то чтобы он мечтал понравиться ей, но все же надеялся, что она сможет когда-нибудь хоть частично преодолеть свое отвращение к нему. «Тщетная надежда», — с горечью подумал Саймон Хоуксмур.

Охотники уже садились на лошадей и выезжали со двора, когда он вышел во двор замка. Ариэль уже гарцевала на той же самой чалой кобыле, которая была под ней накануне. Кобыла едва могла устоять на месте, запрокидывала голову и рыла землю копытами. Ариэль, похоже, совсем не обращала на это внимания, целиком занятая разговором с Джеком Чанси, который, как с сочувствием заметил Саймон, с трудом сдерживал своего жеребца.

Саймон сел в седло своего пегого коня и сразу же испытал облегчение, став столь же свободным в движениях, как и все остальные. Верхом его хромота была незаметна, а рана ничуть не мешала ему в седле. Он догнал группу всадников, в этот момент проезжавших по подъемному мосту, и направил своего коня к Ариэль и Джеку.

— У вас очень резвая кобыла, дорогая.

— Я и сам хотел сказать про это, — подхватил Джек. — Вы не находите, что для женщины она чересчур резва?

Ариэль звонко расхохоталась, а кобыла взбрыкнула, как будто разделяя ее веселье.

— Неужели вы считаете, что женщинам можно садиться только на старых одров, лорд Чанси?

Джек не мог скрыть смущения:

— Но ведь женщины не так сильны, как мужчины, мадам. Я бы не решился позволить какой-нибудь из своих родственниц сесть на такую резвую лошадь, как ваша чалая.

— А как считаете вы, милорд? — Ариэль озорно взглянула на своего мужа, уже забыв недавнюю размолвку. — Вы станете запрещать вашей жене выезжать на таком непослушном создании, как моя Диана?

— Сомневаюсь, что стал бы это делать, как бы мне этого ни хотелось, — уклончиво ответил Саймон. — Но так как вы, похоже, прекрасно управляетесь с ней, то этот вопрос можно считать закрытым.

Ответ явно польстил Ариэль. Улыбнувшись, она послала кобылу шенкелями, и Диана рванулась вперед, радостно заржав; собаки во всю прыть неслись перед ней.

Оливер Беккет с восторженным криком пришпорил своего коня и пустился галопом в погоню. Ариэль бросила на него взгляд через плечо и тоже пришпорила чалую кобылу.

Саймон, сам не зная почему, в свою очередь, послал пегого вдогонку за Оливером Беккетом. Пускаться наперегонки было поступком, достойным подростка, но он не мог сдержать себя. Он чувствовал необходимость помериться силами с этим молодым человеком, хотел испытать свои силы. Оливер скакал с напряженным лицом, плотно сжав губы; его конь понемногу догонял чалую кобылу.

Хотя Ариэль больше не оглядывалась, Саймон понимал, что она слышит стук подков своих преследователей. Он ощущал запал, охвативший его и Оливера, почти осязаемо чувствовал незримую нить, связывавшую их. От напряжения он тоже стиснул зубы, вспомнив сцену, свидетелем которой стал накануне вечером. Они снова бросали вызов друг другу. И Саймон не знал, хочет ли Ариэль, чтобы ее догнали, или нет. Но он был совершенно уверен, что не позволит Оливеру Беккету опередить его в этой сумасшедшей гонке.

Он пришпорил своего пегого, и тот, непривычный к такому жестокому обхождению, подался вперед широкой грудью и догнал соперника. Теперь они шли с Оливером Беккетом плечо в плечо. Молодой человек взглянул на графа. Зубы Оливера были оскалены, глаза сверкали, на лице была написана мрачная решимость.

Пегий снова рванулся вперед. Оливер принялся нахлестывать своего коня плетью по бокам, но тот уже сдавал. Когда Саймон поравнялся с чалой кобылой, Ариэль бросила на мужа удивленный взгляд: она ожидала увидеть Оливера. Саймон улыбнулся жене в ответ, не в силах скрыть свое торжество.

— А теперь придержите-ка свою Диану, — велел он. — Гонки окончены, а конь Беккета совсем выдохся.

Ариэль оглянулась назад и увидела, что Оливер все еще немилосердно нахлестывает своего коня. Она тут же натянула поводья: глаза ее сверкали гневом, губы сжались.

— Ради Бога, Оливер, оставьте бедное животное в покое! Он не способен на большее!

— Эта кляча годится только сено возить! — бросил в ярости Оливер, натягивая поводья.

Шея коня была взмылена, животное отчаянно вращало глазами, по исхлестанным бокам его стекала пена, смешанная с кровью — от изорванной шпорами кожи.

— Вы жестоки, — звенящим от гнева голосом заявила Оливеру Ариэль. — Он же весь в мыле.

— Что ж, это была ваша идея — устроить гонки, — пробормотал Оливер тоном проштрафившегося школьника.

— Я не устраивала никаких гонок. Просто дала Диане свободу. И не предлагала никому догнать меня!

— С каких это пор вы стали так скромны? — с усмешкой спросил Оливер. — Раньше вы не были столь сдержанны.

Он скосил глаза на Саймона, который спокойно сидел на стоящем к ним боком коне, и направил своего коня к всадникам, еще только приближавшимся к ним.

— Довольно неприятный молодой человек, — спокойно заметил Саймон. — Хотя, может, и имеет привлекательные качества? — И он вопросительно приподнял бровь.

Ариэль почувствовала, что снова краснеет.

— Я была бы чрезвычайно обязана вам, милорд, если бы вы больше не упоминали имени Оливера Беккета.

— Не так-то просто сделать это, принимая во внимание сложившееся положение, — ответил Саймон. — Хотя, если бы вы держались подальше от него, было бы проще не обращать на него внимания.

— Вы хотите сказать, что я его поощряю? — спросила Ариэль, и ее серые миндалевидные глаза сердито сверкнули.

— Я хочу сказать только, что вам следует быть весьма осторожной, чтобы не поставить себя в смешное положение: ведь ваши поступки могут быть неверно истолкованы, — объяснил Саймон. — Как, например, сейчас, когда ваш поступок был воспринят как приглашение последовать за вами.

— Как я понимаю, вы его восприняли именно так, — заметила она, поджав губы. — Если вам не понравился мой галоп, сэр, то почему же вы последовали за мной?

— Более прилично последовать за вами вашему мужу, дорогая моя девочка, чем вашему вероятному любовнику.

С этими словами Саймон Хоуксмур развернул коня навстречу приближающимся всадникам.

— Поехали. Присоединимся к остальным и продемонстрируем им, что между нами все в порядке.

Ариэль пробурчала себе под нос нечто гораздо менее любезное, но все же направила чалую кобылу вслед за конем мужа. Он был совершенно прав в том, что, охваченная восторгом скачки, она на несколько мгновений забыла про все на свете. В ее отношениях с Оливером всегда была одна особенная грань — оттенок вызова, который придавал им особую остроту. И когда она услышала у себя за спиной топот копыт коня Оливера, она почувствовала захлестнувшее ее веселье, совсем как накануне вечером во время танца с ним. Но за этим проблеском веселья наступило неизбежное отвращение к самой себе. Ариэль задалась вопросом, почему сегодня она смогла даже накричать на Оливера. И не была ли эта несдержанность подстроена ее братьями? Ариэль провели за нос, пусть даже она и думала, что следует только велениям своих чувств.

Но больше братьям не удастся обмануть ее. Это данное самой себе обещание немного улучшило ее настроение. Она не станет пособником в их играх с лордом Хоуксмуром. По крайней мере не будет впредь, поправила она себя. Она позволила манипулировать собой, потому что была слишком погружена в собственные заботы и не обращала достаточного внимания на происходящее вокруг. Но с этих пор ни одна мелочь не ускользнет от ее внимания, и как только сложатся воедино все кусочки головоломки, она начнет устраивать собственный побег из этой ужасной трясины.

— Это была сумасшедшая скачка, сестричка. Ты только посмотри, в каком состоянии конь Оливера! — крикнул Ральф, поравнявшись с Ариэль.

Глаза его, полуприкрытые словно от лучей бледного солнца, цепко следили за ней. «Снова напился, — отметила про себя Ариэль, — или скорее всего просто не протрезвел после вчерашнего».

— Мне безразлично, в каком состоянии конь Оливера. Ведь не я ехала на нем, — ответила она, с отвращением бросив взгляд в сторону Оливера, который все еще продолжал стегать своего окончательно выдохшегося коня. — К тому же я никогда даже представить себе не могла, что какая-нибудь лошадь из конюшни Оливера обгонит Диану.

— В таком случае было бы только по-соседски подарить мне одного из ваших великолепных аргамаков, — бросил ей Оливер. — Как вы думаете, Равенспир?

Рэнальф улыбнулся:

— Что ты скажешь на это, сестричка? Пусть это будут не те гонки, к которым он привык, но хотя бы утешительный приз?

Группа самых близких приятелей Рэнальфа громко расхохотались, услышав эту грубую сальность. Кое-кто из них не удержался и взглянул в сторону графа Хоуксмура, который сделал вид, что целиком захвачен беседой с лордом Стэнтоном и не слышит разговоров вокруг него.

Все же эти слова должны были донестись до него, и Ариэль мило произнесла:

— Я доверяю своих лошадей только самым умелым наездникам. Боюсь, что искусство Оливера никогда не производило на меня впечатления. Ему, с моей точки зрения, не хватает мастерства.

Молодая женщина с откровенным удовольствием наблюдала, какой эффект произвело ее намеренное оскорбление. Оливер побледнел и сжал губы так, что они побелели. По выражению лица Рэнальфа было видно, что он с наслаждением убил бы свою сестру, однако ее слова вызвали у слушателей несколько довольных смешков, поэтому никто из оскорбленных не осмелился возразить ей, чтобы не предстать в еще более смешном виде.

Саймон продолжал притворяться глухим, но когда Ариэль, придержав коня, поравнялась с ним, окинул ее мрачным взором. С лица Ариэль еще не сошла довольная улыбка. Вспоминая о своем удачном выпаде, она думала, что ее муж сможет по достоинству оценить быстроту и ловкость, с которыми она осадила своих противников и защитила его честь. Вместо этого граф взглянул на жену так, словно она была какой-то докучливой мушкой. Даже лорд Стэнтон выглядел мрачным и не ответил на ее улыбку.

Ариэль, не в состоянии понять их молчаливого упрека, лишь стиснула зубы и вздернула подбородок, держась в гордом отчуждении от своих спутников, пока они не добрались до большого озера, где обществу предстояло охотиться.

— Тысяча гиней за одного жеребенка! — недоверчиво воскликнул Рэнальф.

— Да, милорд. Думаю, вам это будет интересно услышать.

Тон говорившего был одновременно льстивым и лукавым. Он стоял рядом с конюшней, держа в руках длинные ходули, на которых только что пробирался по опасной трясине, отделявшей его полуразвалившийся домишко, сложенный из торфа, от гордого замка Равенспир.

Рэнальф поглубже засунул руки в глубокие карманы куртки. Наступил вечер, и вокруг конюшни гулял довольно сильный ветер. Когда охотники вернулись, нагруженные трофеями, Стэн уже дожидался хозяина, и по улыбке на его лице граф сразу же догадался, что у этого человека есть какие-то сведения, которые он готов продать.

— Мистер Кэрстайр страстно желает создать свой собственный конный завод, — продолжал Стэн с ноткой отчаяния в голосе: он уже начинал отчаиваться убедить его светлость в ценности этой информации.

Даже в лучшие времена граф был не слишком щедр. Даже за ценные, по мнению Стэна, сведения он платил скупо и неохотно.

— Ему очень нравятся лошади, выведенные леди Ариэль. Они прямо-таки созданы для скачек.

Стэн снова бросил тревожный взгляд на графа, который упорно смотрел на пламя факела, горевшего в стойке неподалеку от них.

Конные бега стали быстро набирать популярность среди мелкопоместного дворянства, особенно после того, как лет пять назад любители лошадей соединили арабских скакунов с местными английскими породами лошадей. Стэну довелось подслушать разговоры о том, что сама королева намеревается учредить конные бега в Аскоте, неподалеку от Лондона. Теперь он молча ждал.

Рэнальф повернулся на каблуках и зашагал через двор к пристройке конюшен, в которой Ариэль держала своих лошадей. «Увлечение!» — с угрюмой усмешкой на устах думал он. Все это время хитрая девчонка прямо у них под носом занималась выведением ценнейшей породы скаковых лошадей. И теперь собиралась извлечь из этого изрядную прибыль.

Он прошелся вдоль стойл, не слыша шагов Эдгара у себя за спиной. Накануне Рэнальф заглянул сюда из чистого любопытства, но сегодня вечером он смотрел уже совершенно другими глазами. Сейчас в деннике был лишь один новорожденный жеребенок, но даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, какое это великолепное животное. Каким же образом Ариэль удалось завести знакомства, которые обеспечили ей столь выгодную сделку? Как она узнала людей, которые помогли ей в этом? Джон Кэрстайр с семьей лишь недавно поселился неподалеку от них, унаследовав имение своей дальней родственницы. Подозрительные, привыкшие к уединенному образу жизни, жители этих мест до сих пор еще не составили мнения о пришельцах и продолжали присматриваться к ним. Похоже, Ариэль подобной сдержанностью не отличалась. Ему надо было куда пристальнее наблюдать за занятиями его маленькой сестрички, чем он делал до сих пор.

Рэнальф снова небрежной походкой двинулся вдоль стойл, решив для себя, что никого — даже своих братьев — не станет посвящать в то, что он узнал о торговле лошадьми или о тайных делах их сестрички на стороне. Из этого знания можно было извлечь неплохую прибыль, которой незачем делиться даже с родственниками.

Холодно кивнув поглядывающему на него конюху, лорд Равенспир вышел из длинной узкой конюшни. Округа кишела конокрадами: никто ничего не заподозрит, если конюшня Ариэль подвергнется случайному нападению. А он вполне мог бы отправить похищенных животных вниз по течению реки на их семейную верфь в Харвиче. Оттуда их можно будет переправить морем в Хукван-Холланд и выгодно продать какому-нибудь торговцу на континенте. Если украденные лошади не появятся в Англии, никто, и прежде всего сама Ариэль, ни за что не догадается, что идея кражи созрела в самом замке.

Он улыбнулся своим мыслям, выходя на холодный вечерний воздух. Обеспокоенный Стэн сделал шаг к нему навстречу.

— Думаю, мои сведения оказались вам полезными, милорд.

— Вполне возможно, — отстраненно произнес Рэнальф, доставая из кармана кошель. — Но если об этом услышит кто-нибудь еще, то тебе отрежут уши за бродяжничество, ты понял?

Нисколько не сомневаясь во власти графа Равенспира, Стэн отчаянно закивал головой.

— Даю слово, милорд. Вы же знаете Стэна! Буду нем как рыба.

Стэн вытянул руку и довольно усмехнулся, когда ему в ладонь упала серебряная монета. Затем он взгромоздился на ходули и, шагая как цирковой акробат, исчез в темноте ночи.

Рэнальф зашагал в замок. Музыканты уже наигрывали мелодии для вечернего пиршества; длинные столы накрывались для ужина. По большому залу замка сновали слуги с. кувшинами и графинами вина, меда и бренди для первых гостей. Большинство из них уже сменили свои охотничьи костюмы на пышные праздничные одеяния из парчи, атласа и бархата. Все-таки они были приглашены на свадьбу, хотя новобрачных не было видно.

Рэнальф, который задержался, разговаривая со Стэном, все еще оставался в костюме для верховой езды, заляпанном грязью. Войдя в замок, он направился в свою комнату, чтобы привести себя в порядок. Пройдя мимо гостей, он сразу стер улыбку с лица. Сестра превращалась в совершенно невыносимое создание!

Ополоснув лицо, Рэнальф взял из рук почтительного слуги свежую сорочку. Почему наперекор его совершенно ясным указаниям и семейной солидарности сестрица все-таки разделила с Хоуксмуром брачное ложе? Да если бы только это. Ее язычок становился все более острым. Затеять гонки с Оливером, а потом высмеять его на виду у этого Хоуксмура и его компании! Этому нельзя было потакать!

Рэнальф опустился на стул и вытянул вперед ноги, чтобы слуга снял с него измазанные в грязи сапоги. Лицо хозяина было сумрачно, и слуга трепетал от страха, по опыту зная, что при малейшем поводе на его бедную голову обрушатся громы и молнии.

Рэнальф же думал о том, что чем скорее Ариэль овдовеет, тем будет лучше. Даря ей браслет с подвеской и драгоценной розой, он думал купить хотя бы ее пассивную помощь в осуществлении своих планов, но, похоже, просчитался. А теперь, когда он прознал про ее конный завод, у него появлялось еще больше причин оставить сестру в, семействе Равенспир. Невыносимо было представить, что она, ее отвратительный муж, изрядный кусок земли и драгоценные арабские жеребцы отойдут к Хоуксмурам, чтобы те жили в богатстве и согласии. Невозможно даже подумать об этом! И в этот момент в голову Рэнальфа закралась неожиданная мысль: он уже не сможет держать сестру под своим контролем.

Ариэль стала совершенно невозможным, своевольным существом. Что, если она уже беременна? При одной мысли об этом Рэнальф похолодел. Если Ариэль носит в себе ребенка Хоуксмура, тогда земли Равенспиров отойдут в качестве ее приданого к семье мужа, так записано в брачном контракте. Ребенок этого проклятого Хоуксмура унаследует землю, которая принадлежит Равенспирам, — и не имеет значения, что в жилах этого ребенка бежит и кровь Равенспиров. Однако без содействия Ариэль невозможно держать ее подальше от брачного ложа. Подобный скандал неизбежно дойдет до ушей королевы, и тогда на всех планах можно будет поставить крест.

Саймона Хоуксмура надо устранить без всякого промедления. А если Ариэль и в самом деле носит его ребенка, тогда дел предстоит еще больше. Самое время принудить Ариэль к покорности, но прежде всего надо заняться ее проклятыми собаками. Он не мог понять, почему не утопил их много месяцев назад. Пора показать его своевольной сестрице, что означает настоящая преданность семье.

Губы его небольшого рта были сжаты в ниточку, но узкие серые глаза светились довольством, когда Рэнальф аккуратно поправил парик, разложив его длинные локоны по плечам, чтобы сгладить угловатые черты своего лица.

К громадному облегчению слуги, его хозяин, так и не дав волю дурному настроению, через пять минут уже выходил из своей комнаты.

Глава 8

-Ради Бога, послушай меня, не сходи с ума! — Джек Чанси позволил себе не сдерживаться более. — Ты едва можешь ступать на ногу. Зачем тебе надо обязательно тащиться, да еще вниз по лестнице, на эту никому не нужную пьянку?

— Будет гораздо лучше, если я стану сидеть там, а не скрываться здесь, — процедил сквозь стиснутые зубы Саймон.

Он полулежал на кушетке, пытаясь размять мышцы своей искалеченной ноги. Сырые миазмы окрестных болот, на которых он провел полдня, скрутили израненные мышцы в тугой узел, нога налилась тупой болью.

— Я не сдамся Равенспирам, Джек. Если я покажусь за ужином, мне не придется потом слушать лживые слова сочувствия и злобный хохот за спиной.

«Какой же славный мужчина этот Хоуксмур!» — передразнил граф воображаемого врага. — Ковыляет с тростью, временами даже не может сидеть прямо, но все же женился…»

— Ах, да замолчи ты, Саймон! — перебил Джек, начиная понимать логику друга.

Он приподнял ногу Саймона и упер ее себе в плечо.

— Толкай!

Зажмурившись и стиснув зубы, Саймон толкнул. Сведенные судорогой мышцы бедра откликнулись страшной болью, но он продолжал напрягать их, пересиливая боль. Такое случалось с ним и раньше, и порой болело сильнее обычного, как и на этот раз. Саймон понял, что пожинает плоды не только охоты на сыром болоте, но и галантного порыва спасти от насилия свою невесту накануне вечером. Мышцы свело в тугой комок, он не мог без стона даже выпрямить ногу, а под коленной чашечкой словно поселилась колония раков. Но Саймон знал: если он сейчас отступит перед болью, то ему придется провести несколько дней, не вставая с кровати.

Стук в дверь заставил его негодующе дернуться.

— Оставьте меня в покое!

Джек запротестовал.

— Это скорее всего Стэнтон, хочет узнать, не нужна ли тебе помощь, чтобы спуститься вниз.

Саймон недовольно нахмурился:

— Тогда открой дверь, но не впускай никого другого.

Но едва только Джек приоткрыл дверь, в комнату быстро вошла Ариэль, даже не дав ему возможности что-либо возразить. В левой руке молодая женщина держала небольшую корзинку.

— Когда вы спешивались, милорд, мне показалось, что у вас болит нога. Если вы позволите, я смогу облегчить ваши страдания.

— Мне ничего не надо, — снова нахмурился Саймон, пытаясь прикрыть свою ногу пледом. — Прошу вас, оставьте меня.

Ариэль поставила корзинку на пол рядом с кушеткой. Она уже успела переодеться, и теперь на ней было платье бледно-голубого шелка, поверх которого она повязала передник из голландского полотна, отделанный кружевами. Волосы Ариэль были собраны на голове в тяжелый узел, из которого выбились лишь два непослушных локона.