Браслеты (№1) - Серебряная роза

Но ни одна из этих мыслей, однако, не отразилась на ее лице, когда она передала поводья Эдгару и направилась в замок следом за своими братьями. Держась возле ее ног, волкодавы последовали за своей хозяйкой. Ростом с небольших пони — их головы находились на уровне ее талии, — собаки ни на шаг не отставали от Ариэль, и она нигде не появлялась без них.

В двух концах большого зала замка в громадных каминах полыхал жаркий огонь, но и он не мог справиться с промозглой сыростью, висевшей в воздухе мрачного, похожего на пещеру помещения. Рэнальф, снимая на ходу перчатки, прошел в соседнюю, меньшую комнату, каменные стены которой были обшиты деревянными панелями и выше них закрыты гобеленами. Тут пламя камина кое-как все же справлялось с сыростью.

— Принеси горячего вина с пряностями, — бросил Рэнальф слуге в ливрее, который проводил хозяев до дверей комнаты и теперь стоял там, склонив голову в ожидании приказаний.

Граф бросил свои перчатки и хлыст на кресло и нагнулся к огню камина, грея руки. Роланд подошел к брату и тоже молча протянул руки к огню.

Ариэль, для которой места у камина уже не оставалось, не стала снимать перчатки. Она давно привыкла к отнюдь не рыцарскому поведению своих братьев.

— Так что же это за дело, Рэнальф?

— Кажется, у тебя теперь есть жених, моя дорогая младшая сестричка.

Эти слова Рэнальф произнес, даже не повернувшись от камина.

Ариэль почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок.

— Ты имеешь в виду Оливера?

В ответ прозвучал взрыв презрительного хохота.

— Оливер вполне годится на роль твоего любовника, моя дорогая, но он не достоин стать твоим мужем.

Собаки, которые до этого спокойно лежали у ног своей хозяйки, приподняли головы, вздыбив шерсть на загривках. Им передалось волнение Ариэль.

Та успокоила собак, положив руки им на головы.

— И кто же мой будущий муж?

Голос ее был совершенно спокоен: она уже давно научилась не показывать своим братьям ни своих слабостей, ни своего страха.

— Разумеется, это наш сосед — граф Хоуксмур.

При этих словах Рэнальфа оба брата расхохотались, и это неприятно резануло ее.

— Вы хотите выдать меня за Хоуксмура?! — переспросила Ариэль, не веря своим ушам. — За нашего смертельного врага?

— По воле королевы, моя дорогая. — С этими словами Рэнальф наконец повернулся, и она увидела злобный блеск в его глазах и сардоническую ухмылку. — Ее величеству пришла в голову прекрасная мысль относительно тех земель, которые мы друг у друга оспариваем. Земли эти будут частью твоего приданого.

— И тогда наступят мир и благоволение между соседями и спокойствие между членами королевского совета, — вставил Роланд, улыбаясь точно так же, как брат.

Ариэль отрицательно покачала головой.

— Нет! — решительно сказала она. — Я не выйду замуж за этого отвратительного Хоуксмура даже по воле королевы. Вы не можете требовать этого от меня.

— О, я отнюдь не требую! — сказал Рэнальф, беря кубок горячего вина с подноса, который принес слуга. — Ты выйдешь замуж за этого отвратительного Хоуксмура, моя дорогая Ариэль. Тебе предстоит стать орудием возмездия Равенспиров.

Он отпил большой глоток и снова расхохотался.

Глава 2

-Не понимаю.

Пальцы Ариэль слегка дрожали, когда она стягивала перчатки с рук, чтобы взять кубок с горячим, щедро сдобренным приправами вином. Согревая руки, она обхватила бокал обеими ладонями и втянула носом запах кожи перчаток, смешавшийся с запахами корицы и мускатного ореха, которые поднимались с паром от вина. Братья не должны были понять, что услышанное беспокоит ее. Разве что немного удивляет. Братья, все как один, отличались жестокостью, которая питалась страхом тех, кто так или иначе оказывался в их власти. И леди Ариэль Равенспир ни секунды не сомневалась, что все мужчины рода Равенспиров относятся к ней как к своей собственности и считают себя вправе распоряжаться ее судьбой. После смерти отца главой семьи стал Рэнальф, поощряемый двумя своими младшими братьями.

— Все это достаточно просто, моя дорогая девочка. Ты выйдешь замуж за Саймона Хоуксмура. Но не бойся, ты будешь его женой только формально.

Ариэль отпила глоток вина, надеясь, что горячий напиток успокоит дрожь глубоко в животе — дрожь, которая заставляла ее чувствовать себя слабой и испуганной.

— Как это может быть? Я все еще не понимаю.

— Чего ты не можешь понять, глупышка?

Тон, каким Рэнальф произнес эти слова, был полон цинизма. Ариэль повернулась к двери, которая совершенно неслышно открылась секундой раньше. На пороге, полуприкрыв глаза и скривив чувственные губы в неприятной усмешке, стоял Оливер Беккет, закадычный друг Рэнальфа, Оливер был несколькими годами старше брата Ариэль.

— Я думала, ты еще в Кембридже, — сказала Ариэль, не в силах сдержать ответную улыбку, несмотря на овладевший ею страх.

— Я услышал, что братья Равенспир раньше срока вернулись из Лондона и сломя голову бросился сюда, чтобы узнать самые свежие новости.

С этими словами Оливер лениво улыбнулся, отталкиваясь плечом от дверного косяка. Он пересек комнату, подошел к Ариэль, взял ее рукой за подбородок и поцеловал в губы.

— Не говоря уже о том, что я хотел увидеть тебя, моя маленькая. Я обнаружил, что два дня без твоего общества тянутся невыносимо долго.

Ариэль прекрасно понимала, что эти слова абсолютно ничего не значат. Она не питала никаких иллюзий насчет искренности своего любовника — он был сделан из того же материала, что и ее братья. Но это не помешало ее телу сразу откликнуться на его прикосновение. Оливер был повесой и распутником, ни единому слову которого нельзя было верить, но малейшее его прикосновение воспламеняло ее, ленивый тон его голоса и чувственная улыбка захлестывали все ее существо горячей волной желания. Оливер был чудесным любовником, а их связь, которую она даже не надеялась обратить во что-то другое, была просто восхитительна. Их отношения вполне устраивали и Рэнальфа.

— Ты появился как нельзя кстати, Оливер, — сказал Рэнальф, опуская руку на плечо своего друга. — Ариэль выходит замуж, и мы должны подготовить соответствующий прием ее жениху. Твой изобретательный ум наверняка сможет подсказать что-нибудь подходящее для такого случая.

— Замуж? — Тонкая изогнутая бровь Оливера удивленно поползла вверх. — Моя малышка выходит замуж?

— Да, — подтвердил от камина и Роланд, развалившись в деревянном резном кресле и положив ноги в сапогах на подставку для дров. — Она станет графиней Хоуксмур, мой дорогой Оливер.

Оливер присвистнул сквозь зубы.

— Ариэль, налей-ка мне вашего великолепного коньяка, чтобы я поскорее освоился с этой ошеломляющей новостью.

Ариэль подошла к большому буфету, в котором выстроились кубки и графины. Не говоря ни слова, она наполнила бокал и подала его гостю. Тот, поблагодарив кивком головы, взял его, отхлебнул и произнес:

— Итак, для начала объясните мне, с чего это вы вдруг решили отдать Хоуксмурам женщину из рода Равенспиров?

— Что такое ты несешь?

Невнятный возглас от двери известил всех о появлении самого младшего из братьев Равенспир, лорда Ральфа. Парик его сбился набок, глаза блестели, сорочка была покрыта пятнами, манжеты перепачканы грязью.

Рэнальф брезгливо сморщил нос:

— От тебя несет навозом, Ральф.

Ральф похотливо улыбнулся.

— Попалась по дороге одна потаскушка, — небрежно бросил он. — Вот и покувыркались с ней на сене.

Он подошел к буфету и неловкими движениями налил себе бокал.

— Так что ты там болтал насчет Хоуксмуров?

— Ариэль выходит замуж за Саймона Хоуксмура, — ввел младшего брата в курс дела Роланд.

От неожиданности Ральф уронил бокал, и тот покатился по мраморной крышке буфета: янтарная жидкость выплеснулась на бесценный ковер елизаветинских времен.

— Великий Боже! Только из-за того, что я пошалил с этой потаскушкой… жестоко так смеяться над человеком.

— О, мы вовсе не смеемся, — сказал Рэнальф. — Это правда. Такова воля королевы Анны.

Даже будучи трезвым, Ральф не отличался живым умом и понятливостью, поэтому услышанное привело его в совершенное смятение. Стянув с головы парик, он поскреб пятерней бритый череп и нахмурился:

— Говоришь, воля королевы?

Братья не дали себе труда даже посмотреть на него, и тогда Ральф перевел блуждающий, неуверенный взгляд на свою сестру, которая молча неподвижно стояла у стола.

— А что сама Ариэль думает об этом?

— Ничего особенного, — небрежно бросил Рэнальф. — Она поступит так, как ей велят.

На это Ральф с умным видом кивнул, но все же продолжал глазеть на сестру, как будто хотел прочесть еще какой-то ответ по ее напряженной, вытянувшейся фигурке.

— Но что ты имел в виду, когда сказал, что я буду женой только формально? — задала наконец вопрос Ариэль. Голос ее звучал совершенно спокойно, не выдавая переполнявших ее чувств.

— Да, это довольно любопытно, — заявил Оливер, и взгляд его внезапно стал острым. — Как ты надеешься убедить Хоуксмура не посягать на постель невесты?

— Все очень просто. Его новоиспеченная жена скажет, что она страдает некой… некой женской болезнью, — пожал плечами Рэнальф. — Если захочет, она может закрыться на ключ. Пока Ариэль будет оставаться в этом доме, она может ничего не опасаться. А когда ей придет время поправиться, лорд Хоуксмур будет уже не в состоянии наслаждаться радостями брака.

От этих слов на Ариэль словно могильным холодом повеяло.

— Что ты задумал, братец?

Вместо Рэнальфа на ее вопрос ответил Роланд:

— Несчастный случай, Ариэль. Только и всего. В жизни такое происходит сплошь и рядом.

— Ты говоришь об убийстве? — напрямую спросила она.

— Тише, тише! — запротестовал Рэнальф. — Несчастный случай, только и всего. А когда ты овдовеешь, твое приданое вернется в род Равенспиров, и никто не сможет его оспорить. Да еще со всеми поместьями, которые подарит тебе твой муж. Думаю, тебя приятно удивит его щедрость.

Он неприятно рассмеялся и перемигнулся с Роландом. Его брат, ведавший в семье финансовыми вопросами, подготовит искусный брачный контракт, и у Хоуксмура, поскольку королева публично высказала свою волю, не будет другого выбора, как только принять все его условия. Граф Хоуксмур, во всяком случае, не выказал ни малейшего сомнения в том, что готов согласиться на выдвинутые Равенспирами условия. И все же что-то подспудно беспокоило Рэнальфа. Поведение Хоуксмура во время их переговоров свидетельствовало, что он живо заинтересован во всем происходящем, а ведь сближение враждующих семейств должно было вызвать в нем не меньшее отвращение, чем у братьев Равенспир.

— Так что ты говорил насчет приданого? — пробурчал Ральф, наливая себе новый бокал.

Старший брат вздохнул, но все же терпеливо объяснил ему, хотя и сомневался, что пьяный Ральф сможет хоть что-нибудь понять.

— Но как вы намерены задержать его здесь после венчания? Вне всякого сомнения, Саймон Хоуксмур захочет увезти жену в свой собственный дом, — заметил Оливер. — Ведь он расположен не так уж далеко, всего миль сорок напрямую через пустошь.

Оливер опустился на диван, поймал Ариэль за руку и притянул к себе, заставив сесть.

— Согрей меня, малышка.

С этими словами он обнял ее рукой за талию и прижал к себе, положив другую руку ей на грудь. Никто из присутствующих не обратил внимания на этот весьма вольный жест, за исключением Ариэль, которую всегда смущали публичные ласки Оливера. Вместе с тем она прекрасно понимала, что, пытаясь отодвинуться от любовника, она станет посмешищем в глазах своих братьев.

Ромул и Рем опустились на пол у ног хозяйки, положив свои тяжелые головы на вытянутые передние лапы. Их громадные желтые глаза были устремлены на Оливера Беккета.

— Брачный пир, мой дорогой, — голос Рэнальфа прозвучал едва ли не шутливо. — Уже разосланы приглашения гостям — им обещают целый месяц празднеств и развлечений по случаю бракосочетания леди Ариэль Равенспир с графом Хоуксмуром. Две сотни гостей должны будут убедить ее величество, что род Равенспиров умеет как следует исполнять волю ее величества. У Хоуксмура, разумеется, тоже будут собственные приглашенные, так что все складывается на редкость удачно. Всему миру станет ясно, что наши семьи решили предать забвению давнюю вражду и отпраздновать это… не скупясь, разумеется.

Он саркастически усмехнулся.

— Так что на нетронутую постель невесты никто даже не обратит внимания, я в этом совершенно уверен.

— Невеста же, будто случайно, найдет утешение в объятиях другого, прямо под носом у собственного мужа! — ввернул Роланд, и все, кроме Ариэль, рассмеялись.

— Наградить рогами прямо на свадьбе! — злобно скривил губы Рэнальф. — Что ж, это весьма подходящая месть. Его отец опозорил нашу мать и весь дом Равенспиров. Теперь очередь семьи Равенспир опозорить его самого.

Ариэль почувствовала дурноту. Она оттолкнула обнимающую ее руку Оливера и резко встала с дивана.

— Мне надо заглянуть в конюшню. Там жеребится кобыла.

С этими словами она вышла из комнаты; собаки ни на шаг не отставали от нее.

За спиной Ариэль услышала смех братьев, злобный, даже жестокий, но смеялись они не над сестрой, а над тем, как они унизят своего давнего врага. Ее вырастили в ненависти к Хоуксмурам. Она знала давние семейные предания о пролитой крови и мести, которыми были связаны два их семейства. Знала она и про то, что ее отец, граф Равенспир, убил ее собственную мать, застав ту в объятиях любовника, графа Хоуксмура. Не были для нее секретом и давняя вражда из-за земли, и противоположные политические взгляды семейств: Хоуксмуры были пуританами и, следовательно, убийцами законного монарха, ближайшими соратниками Оливера Кромвеля в годы его протектората. Тогда они присвоили себе власть, земли и имущество разоренных сторонников монархии. Однако после возвращения на престол короля Карла II семья Равенспир снова заняла свое прежнее положение при дворе. Их верность изгнанному королю в долгие, мрачные времена господства Кромвеля была в конце концов вознаграждена, а пуритане, в свою очередь, лишились всего своего достояния. Ариэль прекрасно знала про все эти повороты судьбы, и еще она знала, что ее братья — убежденные убийцы. А ей была отведена в их планах роль приманки. Ариэль предстояло стать орудием мщения семейству Хоуксмур, наживкой в том капкане, в который ему предстояло попасть.

Выйдя в сгущающихся сумерках во внутренний двор, она обвела взглядом стены замка, который был ее домом с рождения. В полумраке замок возвышался зловещей черной громадой, на фоне темнеющего неба проступали контуры его башен и парапетов; узкие глазницы бойниц смотрели на равнину.

Вот уже почти двадцать лет она имела возможность наблюдать за своими братьями, за их жестокими забавами. Множество ночей провела она без сна в своей комнате, заткнув уши, чтобы не слышать криков, доносившихся из большого зала, — кричали деревенские девушки, купленные братьями для своих пьяных оргий. Ариэль не раз была свидетельницей того, как в азарте охоты братья топтали копытами своих коней едва появившиеся всходы пшеницы, валили аккуратно построенные заборы, разоряли маленькие крестьянские огороды, которые спасали их обездоленных владельцев от голодной смерти. На ее глазах Рэнальф, а до того — ее отец предавали смертной казни браконьеров за одного-единственного кролика, обрекали несчастных бродяг на бичевание и колодки. Правосудие, которое вершили владельцы замка Равенспир, было скорее похоже на расправу и не знало снисхождения. Это было убийство, возведенное в ранг закона. Но тогда почему же Ариэль так ошеломила подготовка к убийству всего одного человека? Его должны были убить в разгар свадебного пиршества, а ей предназначалась роль привязанной над западней козочки.

Почувствовав подступающую к горлу тошноту, Ариэль повернулась и почти бегом направилась к боковым воротам во внутренний двор, а оттуда в конюшню. Здесь, в этом уютном, тщательно налаженном мирке, Ариэль чувствовала себя по-настоящему дома, здесь в ее душу нисходили мир и покой, здесь она могла забыть на время затхлую атмосферу замка. Подобное ощущение покоя ей еще доводилось испытывать в деревеньках, окружающих замок, и в обнесенных заборами хуторах, где ее всегда встречали теплыми улыбками. Ариэль лечила крестьян и батраков и была единственным человеком из многих поколений Равенспиров, которому верили и которого ждали те, чьими жизнями владели обитатели замка.

Ее аргамаки размещались в длинном низком здании. Дверь в конюшню была плотно закрыта, чтобы ночной холод не мог проникнуть к нежным породистым животным. Ариэль немного приоткрыла ее и проскользнула в слабо освещенное помещение, наполненное запахами лошадей, навоза и кожаной упряжи.

— Это вы, миледи? — Грум, лицо которого было словно сделано из выдубленной кожи, выглянул из денника в дальнем конце конюшни.

— Да. Как дела, Эдгар? — поспешила перейти к делу Ариэль.

Ее волкодавы, отлично выдрессированные и умевшие вести себя в присутствии нервных животных, остались у входа в конюшню.

— Прекрасно. — Эдгар отступил в сторону, давая госпоже возможность войти в денник, в котором рожала кобыла. — Теперь уже недолго ждать.

Ариэль погладила теплую морду лошади, провела рукой по ее вздувшемуся животу. Потом она сняла свою накидку, постелив ее на солому у ног, засучила рукав платья, подняла хвост кобылы и погрузила руку глубоко в ее тело.

— Я чувствую его, Эдгар.

— Ага. Еще минут десять.

Ариэль вынула руку, тщательно вымыла ее водой из ведра и опустила рукав.

— Хоть бы она принесла нам еще одного жеребчика.

— Хорошо бы, но мы примем все, что пошлет нам Господь, — заметил Эдгар.

— Ходят слухи, что королева собирается учредить королевские скачки в Аскоте, — пробормотала Ариэль. — Если это произойдет, мы будем одной из немногих конюшен в стране, которая разводит скаковых лошадей.

— Ага, — флегматично согласился с ней Эдгар, — и сможем назначать свои цены, я полагаю.

Ариэль кивнула. Если бы она могла зарабатывать себе на жизнь разведением скаковых лошадей, ей удалось бы избавиться от тирании Рэнальфа. Она бы смогла покинуть Равенспир, построить свой собственный конный завод и не зависеть больше ни от кого. Она понимала также, что это была совершенно фантастическая идея: в то, что женщина может жить трудом своих собственных рук и своим умением, почти невозможно было поверить. Но Ариэль все же верила, что сможет добиться независимости, а пока держала свои мечты в тайне, она еще не скопила достаточно денег, чтобы пуститься в самостоятельную жизнь. Если ее братцы в один прекрасный день хотя бы заподозрят, что из того, что они считали безобидным увлечением сестры, можно извлечь неплохой доход, они не только никуда не выпустят ее из замка Равенспир, но и заставят работать, чтобы добывать средства для удовлетворения своих прихотей.

А что замужество? Нет, оно никогда не сможет стать выходом для нее. Мужчины все одинаковы, когда дело касается женщин. Муж будет так же безраздельно владычествовать над ней, как сейчас владычествуют братья. И перспектива брака с Хоуксмуром была всего только шуткой, дьявольской шуткой Рэнальфа. Ей остается только закрыть глаза на все, сыграть свою роль и ожидать, когда смертельная игра будет окончена. Почему она должна беспокоиться о каком-то Хоуксмуре? Мир только выиграет, потеряв одного из членов этого проклятого семейства.

Ариэль присела на охапке соломы, дожидаясь, когда кобыла разрешится от бремени. Прислонившись спиной к деревянной перегородке загона, она прислушивалась к всхрапываниям и фырканью жеребца; он и был отцом жеребенка, вот-вот готового появиться на свет. Эдгар не мешал ей размышлять. Должно быть, он, покусывая соломинку, просто привалился где-нибудь к стене. Конюх всем сердцем был предан как аргамакам, так и леди Ариэль, и должен был предупредить ее, если появится какая-нибудь помеха.

Но что за человек этот обреченный на скорую смерть Хоуксмур? Скорее всего обычный неулыбающийся, постный пуританин, который почитает смех дьявольским наваждением, а любое наслаждение — кознями самого дьявола. Наверняка он человек алчный, если готов ради ее приданого породниться с людьми, одно имя которых было проклятием для его семьи. Но Ариэль знала, что все пуритане отличаются непомерной жадностью: они копят богатство, но почитают грехом расточать его. Должно быть, ей предстоит увидеть сурового, недоброжелательного, насупленного человека, который будет требовать от своей жены и домочадцев абсолютного повиновения; наверное, он потребует вдобавок, чтобы они вместе ходили в церковь по воскресеньям, выслушивая там четырехчасовые службы.

Спасти от этой незавидной доли может только то, что Ариэль станет его женой лишь формально. Она не оставит замка Равенспир и никогда не попадет под власть своего мужа. Потому что ее муж не переживет их свадебного пира.

Ариэль уставилась невидящим взглядом на сучок в деревянной перегородке. Ей никогда не понять этого. Все это выглядит совершенно невозможным, хотя и не для тех, кто знает обычаи братьев Равенспир.

Кобыла внезапно заржала и захрапела, из-под хвоста у нее хлынула вода, и сразу же вслед за этим на свет появилось обтянутое пленкой околоплодного пузыря тельце новорожденного. Оно вышло легко и соскользнуло прямо на пол. Кобыла наклонила голову, чтобы вылизать его.

Ариэль и Эдгар наблюдали затаив дыхание за этим чудом. Появление на свет новой жизни оставалось для них по-прежнему удивительной загадкой, хотя оба видели немало рождений на своем веку. Дрожащий жеребенок неуверенно поднялся на длинные шаткие ножки.

— Похоже, ваше желание исполнилось, миледи, — заметил Эдгар, наблюдая, как новорожденный отыскивает сосок матери.

— Да. Еще один жеребец, — Ариэль погладила кобылу, которая то и дело наклоняла голову, чтобы посмотреть на сосущего ее жеребенка. — И Серениссиме даже не пришлось помогать.

Такие легкие роды были нечасты, хотя лошадям все же приходилось помогать реже, чем людям. Не так уж много рождалось в окрестных деревеньках малышей, при появлении на свет которых не присутствовала бы Ариэль с набором сверкающих медицинских инструментов и мешочками с травами.

— А теперь мне лучше вернуться.

С этими словами она подняла накидку с соломы, набросила ее на плечи и в сопровождении собак вышла в темную октябрьскую ночь.

Когда же начнется эта смертельная игра? Ариэль не представляла себе, как избежать уготованной ей роли, пока она вынуждена оставаться под кровлей замка Равенспир. Да и куда еще она может податься? Своих собственных денег у нее пока не было. Оливер не станет помогать ей: он целиком и полностью на стороне ее братьев. Ее любовником он стал с одобрения и при поощрении Рэнальфа; порой Ариэль подозревала, что их невероятной силы тяготение друг к другу тоже было подстроено ее старшим братом. Но она не могла даже предположить, для чего это ему надо. Разве что она была чем-то вроде дружеского подарка, пришло Ариэль в голову, когда она возвращалась в замок. Если Рэнальф может использовать свою сестру как приманку для мести, то он вполне способен и подарить ее своему лучшему другу.

В первый раз за все время связи с Оливером она почувствовала себя ограбленной. То, что раньше было для Ариэль наслаждением и чувственным восторгом, теперь стало грязной и отвратительной забавой. Она прекрасно понимала, что Оливер нимало не заботится о ней, как ни разу не позволяла себе думать, что любит его. Такая мысль могла только уязвить ее. Женщина вполне способна полюбить прощелыгу и негодяя, но все же она будет любить его с замиранием сердца. Ариэль испытывала к Оливеру порой теплое чувство, но это было только чувство благодарности за ночные восторги. Теперь они виделись ей как отвратительные упражнения.

— Ариэль, на два слова.

Закрыв за собой входную дверь и подняв голову, она увидела спускающегося по громадной каменной лестнице Рэнальфа. В руках брат держал несколько свертков.

— Я была в конюшне и хотела бы сейчас умыться перед ужином, — неуверенно произнесла она.

— Сделаешь это попозже. Мне надо поговорить с тобой.

Пожав плечами, она последовала за старшим братом в ту же обшитую дубовыми панелями комнату, где Ральф, Роланд и Оливер все еще продолжали потягивать вино, уютно устроившись перед огнем.

— Моя дорогая сестричка, королева пожаловала тебе свадебный подарок, — произнес Рэнальф, кладя свертки на стол. — Ты должна прийти в восторг от них и письменно поблагодарить свою повелительницу.

Тон Рэнальфа был исполнен сарказма, когда он развязывал шнурок на самом большом из свертков и извлек оттуда шуршащее серебряное одеяние.

— Как я понимаю, это — подвенечное платье? — Он расправил его, встряхнув в воздухе, и приложил к себе, цинично усмехаясь. — Ее величество обладает безупречным вкусом.

Вне всякого сомнения, платье стоило больших денег, но, присмотревшись к нему, Ариэль заметила на одном рукаве, украшенном пышными оборками, огромное пятно, словно им вытирали соус с тарелки.

— Интересно, кто первым побывал под венцом в этом платье? — сказала она, указывая пальцем на пятно. — Надеюсь, дорогой брат, вы позволите себе одеть меня в такое подвенечное платье, которое не побывало ни в чьем гардеробе.

И она с презрением отвернулась от запятнанного платья. Рэнальф бросился в кресло, беззаботно заметив:

— Ее величество известна своей бережливостью, но твоя служанка могла бы как-нибудь справиться с этим пятном.

— Я не пойду под венец в чьих-то обносках! — заявила Ариэль, гордо подняв голову. — Я могу заставить себя пройти через это представление, но не потерплю других унижений!..

Тут голос Ариэль, к ее неудовольствию, дрогнул, но Рэнальф был в хорошем расположении духа и только снисходительно расхохотался:

— Нет… нет, разумеется, не пойдешь! Еще ни одна женщина из рода Равенспиров не пошла под венец в одежде с чужого плеча.

Он достал из кармана и бросил на стол кожаный кисет, глухо стукнувший о столешницу.

— Здесь золото, сестричка. Так что можешь наряжать себя, как твоей душе угодно.

Он взял в руки второй сверток.

— Это тоже подарок королевы. Как ты думаешь, есть смысл открывать его?

— Сильно в этом сомневаюсь, — сказал Роланд, беря брата за руку. — Но давай все же взглянем.

Рэнальф перебросил плоский сверток брату.

Ариэль стало интересно, позволят ли ей самой наконец открыть подарок, хотя нельзя было сказать, что ее слишком мучило любопытство. Она равнодушно взглянула на ожерелье из топазов, которое достал из шкатулки ее брат.

— Довольно приличная безделушка.

— Да, но камни не из лучших, — вмешался Оливер, беря ожерелье и рассматривая его при свете свечи. — В некоторых видны трещинки.

— Не будем считать это дурным предзнаменованием для вашего брака, моя дорогая, — засмеялся собственной остроте Рэнальф, беря в руки третий, самый маленький сверток. — Здесь ты не сможешь ни к чему прицепиться. Это мой подарок тебе за то, что ты такая хорошая и послушная сестра.

Ариэль развернула сверток, и глаза ее удивленно расширились. У нее в руках был золотой, усыпанный жемчугом браслет в виде змеи, держащей во рту большую жемчужину, символизирующую собой яблоко. Золото было обработано с большим мастерством, форма браслета не напоминала ни одно из украшений, которые ей приходилось видеть. Она прикоснулась пальцами к одной-единственной подвеске браслета — вырезанной из цельного изумруда фигурке лебедя. Хотела было восхититься красотой браслета, но не смогла выговорить ни слова. Браслет нельзя было назвать просто очаровательным. Он, без всякого сомнения, был прекрасен. Определенно в нем скрывалась какая-то тайна. Но что-то в нем отталкивало, хотя Ариэль ни за что не смогла бы сказать, что именно и почему.

— Где ты его взял, Рэнальф?

Взгляд брата скрестился со взглядом Роланда, потом Рэнальф ответил:

— Считай это фамильным наследством. А если ты откроешь вот эту шкатулку, ты найдешь там еще кое-что.

Ариэль открыла небольшую коробочку.

— О, это еще одна подвеска!..

Теперь она держала в руке изящнейшую полураспустившуюся розочку из серебра. Глубоко в центре бутона пылал огненным цветом рубин; его густое красное сияние отражалось в окруживших его серебряных лепестках. На этот раз восторг Ариэль был совершенно искренним.

— Какая чудесная вещь! Просто совершенная.

Однако в ее взгляде, устремленном на брата, сквозило удивление. Рэнальф никогда ничего не дарил ей, разве что обычные дешевые безделушки на день рождения и на Рождество. Ей пришло было в голову, что таким образом он хочет купить ее сотрудничество, но зачем это ему надо? Ему достаточно только приказать ей — Рэнальф ведь прекрасно понимает, что, пока она живет в его доме, у нее нет другого выхода.

Но возможно, он боится, что сестра может доставить ему какие-то неприятности. Даже если он и заставит ее подчиниться его приказу, всегда есть какие-то скрытые возможности исказить его замысел или, во всяком

случае, затруднить его выполнение.

— Мой свадебный подарок тебе, сестричка.

С этими словами он довольно неуклюжим жестом ущипнул ее за щеку, пытаясь изобразить братскую любовь. Но Ариэль было не так-то просто обвести вокруг пальца.

— Тебе предстоит сыграть весьма важную роль в отмщении Равенспиров, и, когда ты сыграешь ее, тебя будет ждать еще одна подвеска для этого браслета.

Великий Боже, да он пытается подкупить ее! Неужели он боится, что она может выскользнуть из-под его контроля? Что брак с графом Хоуксмуром, даже фиктивный, может как-то умалить влияние, которое он имел в семействе Равенспир? Это была в высшей степени приятная мысль.

— Попытаюсь заслужить ее, братец, — ответила Ариэль и увидела, как гневно сверкнули глаза Рэнальфа от этой ничем не прикрытой наглости. Собаки у ног хозяйки подняли головы, а Ромул глухо заворчал.

— Убери отсюда этих зверей! — приказал Рэнальф. — И вообще держи их подальше от меня, сестричка, если хочешь, чтобы они прожили долгую жизнь.

Он поднес к губам кубок и осушил его до дна, а потом снова в упор уставился на младшую сестру твердым, как гранит, взором, полным недоброжелательства.

Ариэль решила больше не испытывать судьбу. Она присела в реверансе, постаравшись принять как можно более покорный вид, и вышла из комнаты, сопровождаемая собаками.