Поцелуй (№1) - Поцелуй вдовы

– Не знаю, но попробовать стоит. – Хью поежился, как будто ему было холодно в этот погожий сентябрьский день, и после некоторого колебания добавил: – Полагаю, если вы отдадите детей под мою опеку, вашу волю никто не станет оспаривать.

Джиневра опустила голову. Ее взгляд заскользил по траве. Она заметила, как в лучах солнца сверкает роса, как по опавшему листу ползет гусеница. Она спиной чувствовала нежное тепло осеннего солнца.

– Вы позаботитесь о них, – тихо проговорила она, не поднимая головы. – Но у вас мало средств, чтобы обеспечить их будущее. Я знаю, как для вас важно отобрать у меня землю – ведь вы хотите обеспечить Робина. Что же вы будете делать, если моих девочек лишат всего?

– Если вы выделите какую-то разумную часть своего состояния для обеспечения своих детей, король воспримет это спокойно, – ровным голосом адвоката, дающего совет клиенту, сказал Хью. – А хранитель печати должен исполнять волю своего короля.

Джиневра подняла голову, но посмотреть на Хью не решилась.

– Я проконсультируюсь с магистром. Мы с ним составим документ, который будет иметь юридическую силу. Но ведь понадобится нотариальное заверение?

– Я позабочусь о том, чтобы вы до суда заверили его у нотариуса. Отдайте мне его завтра утром.

Джиневра кивнула:

– Спасибо. Я надеялась, что мне не придется до суда решать эти проблемы. И все же вы правильно сделали, напомнив мне, что конец у этого дела один. Глупо сохранять оптимизм, правда? – Она горько улыбнулась и пошла прочь.

«Конец действительно один», – подумал Хью. И хорошо, что она отдает себе в этом отчет. Она должна сделать распоряжения сейчас, до того, как все будет потеряно. Он не смог бы назвать себя ее другом, если бы не поднял этот вопрос. Тогда почему у него такое ощущение, будто он предал ее?

В ту ночь Джиневра засиделась с магистром допоздна. Магистр писал под ее диктовку и все сильнее мрачнел. Он не задавал вопросов и лишь уточнял кое-какие детали, когда дело касалось правильного с точки зрения юриспруденции построения фраз.

– И в заключение, – продолжала Джиневра, глядя в огонь, – своим слугам, которые были со мной с моего детства, я оставляю поместье Колдон в Дербишире, дабы они распорядились им по своему усмотрению.

– Мадам, не надо… – Перо магистра замерло над бумагой.

Джиневра улыбнулась:

– Напротив, магистр, надо. Не знаю, учтут ли они мои пожелания, но лорд Хью сказал, что он сделает все возможное. – Она встала со скамьи. – Давайте пойдем спать. Уже поздно.

Магистр тщательно посыпал листы песком и передал их Джиневре.

– Госпожа очень великодушна.

– Вовсе нет, друг мой. – Джиневра сложила листки и сунула в карман платья. – Мне просто больше нечем отплатить вам за вашу доброту, которую невозможно измерить деньгами. – Она пожала ему руку и поднялась наверх.

Тилли сидела у камина и штопала платье Пиппы.

– Я дала малышкам немного белладонны, – извиняющимся тоном прошептала она. – Бедняжка Пен совсем извелась от тревоги, а Пиппа все плачет и плачет.

Джиневра не рассказывала девочкам о том, что ее обвиняют в убийстве, но те отлично понимали, что ситуация очень серьезная. Они догадывались, что их маму могут снова бросить в тюрьму. Пока никто в доме даже не заикался о том, что ее могут казнить – Джиневра не видела смысла в том, чтобы обсуждать эту тему. Достаточно переживаний из-за того, что ее разлучат с ними и заключат в Тауэр.

Джиневра положила документ на туалетный столик и, раздевшись с помощью Тилли, забралась в кровать. Девочки спали обнявшись и прерывисто дышали. Тилли задула свечу и тоже легла. Джиневра лежала не шевелясь, боясь потревожить тяжелый сон дочерей и наслаждаясь каждой минутой с ними. Она молила Господа о том, чтобы они не проснулись до ее отъезда. Если случится самое ужасное, ей наверняка разрешат попрощаться с ними. Она почувствовала, что вот-вот расплачется, и сглотнула ком в горле. Нет, она не позволит себе думать о поражении! До тех пор пока у нее не будет иного выбора.

На стенах плясали блики от огня в камине. Интересно, а спит ли Хью, вдруг спросила себя Джиневра. Несмотря на данное себе слово, она думала о том, что, возможно, завтра все будет кончено. И она навсегда лишится радостей любви. Эта мысль была невыносима.

Будто лунатик, Джиневра выскользнула из кровати, набросила халат и взяла документ. «Воспользуюсь им как предлогом, – отстраненно подумала она. – Отдам ему и вернусь к себе. Если получится».

Вскоре Джиневра уже была в его комнате, освещенной огнем в камине.

– Значит, ты пришла, – раздался голос Хью со стороны погруженной во мрак кровати.

– Да. – Джиневра положила завещание на каминную полку.

Хью откинул одеяло, приглашая ее лечь рядом. Джиневра сбросила халат и юркнула в кровать. Хью обнял ее и лежал не шевелясь до тех пор, пока не почувствовал, что она успокоилась. Он боялся, что она внезапно встрепенется, высвободится из кольца его рук и побежит прочь. Но она не двигалась, и ее голова покоилась на его плече.

Джиневре казалось, что она засыпает. Она медленно погружалась в глубокий транс без сновидений, где нет места слезам, где есть покой, где сознание становится легким, как воздух или морская пена, и плывет туда, куда его влечет ветер.

Вдруг Хью перевернулся на спину, а Джиневру уложил на себя, и она, проснувшись и осваиваясь с новым положением, мечтательно улыбнулась ему. Хью запустил пальцы в шелковистую массу ее волос, потом отбросил светлые пряди за спину, взял в ладони ее лицо и притянул к себе.

Она просунула язык ему в рот, провела им по щекам, по небу, по зубам, ощущая привкус вина. Затем коснулась языком его губ, уголков рта, лизнула в подбородок, уколовшись при этом о щетину. Далее Джиневра перебралась к уху и прикусила мочку. Она чувствовала, что с каждой ее лаской сердце Хью бьется все чаще. Его плоть восстала и упиралась в ее мягкий живот.

Хью гладил ее по спине. Эта неторопливая ласка мгновенно прогнала остатки сна, и Джиневра ощутила, как в ней нарастает восторг. Хью коленом развел ей ноги и, немного сдвинув ее вниз, рывком вошел в нее.

Джиневра застонала от наслаждения. Ей хотелось раствориться в Хью, стать частью его. Для нее уже не существовало ни страхов, ни опасений, ни прошлого, ни будущего – только настоящее и всепоглощающий огонь истинного чувства.

Хью все быстрее двигал бедрами, и вскоре Джиневра зависла над пропастью, сулящей ей неземное блаженство. Через мгновение она рухнула в эту пропасть и как бы издали услышала свой крик.

Изможденная, она лежала на Хью, и по ее щекам текли слезы, а сердце учащенно стучало. Хью целовал ее в подбородок, слизывая соленую влагу, как нектар. Затем, не выходя из нее, дабы продлить сладостные минуты единения, он уложил ее на кровать рядом с собой. Она прильнула к нему, но он отстранился и перевернулся на спину.

– Как такое может быть? – прошептала Джиневра.

– Не знаю. – Он положил руку ей на живот. – С Сарой я испытывал наслаждение… потрясающее наслаждение, глубокое и неизменное… но между нами никогда не было ничего подобного.

– Да, – пробормотала Джиневра, – ничего подобного. Ты нашел верные слова.

Они долго лежали рядом, приходя в себя и остывая. Наконец Хью подтянул одеяло и накрыл их обоих.

– Я должна идти, – слабо запротестовала Джиневра.

– Нет, спи. Я разбужу тебя до того, как проснется дом. – Он сунул руку ей под голову и прижал к себе.

Джиневра заснула, убаюканная его дыханием и мерным стуком его сердца, теплом его тела и надежностью объятий.

А Хью не спал. Им надо быть в Вестминстере к восьми. Когда небо за окном посветлело, он осторожно высвободил руку и выбрался из кровати, а потом долго стоял и смотрел на спящую Джиневру. Ее лицо было спокойным, щеки покрывал нежный румянец, волосы разметались по подушке. Она казалась ранимой и беззащитной.

Так убила она Стивена Мэллори?

А какое это имеет значение?

Хью подошел к камину и помешал угли. Вдруг его взгляд упал на сложенные листки на каминной полке. Развернув их, он пробежал глазами текст. Нужно, чтобы нотариус поставил печать. Чтобы подстраховаться, необходимо заверить завещание до суда, дабы королевский совет решил, как с ним поступить.

Хью быстро оделся и вышел из комнаты. На то, чтобы разбудить нотариуса, жившего над типографией через две улицы, уйдет всего полчаса, и он успеет вернуться до того, как Джиневре надо будет вставать.

Он снова на секунду замер у кровати и взглянул на спящую женщину.

Так убила она Стивена Мэллори?

А какое это имеет значение?

Глава 18

Вот она, Звездная палата в Вестминстерском дворце. Хорошее название, подумала Джиневра, не в силах оторвать взгляд от потолка, усыпанного сверкающими звездами.

– Прошу садиться, леди Мэллори. – Услышав скрипучий голос хранителя печати, Джиневра посмотрела на стол в форме подковы, стоящий в дальнем конце помещения.

Король сидел в центре на небольшом возвышении в кресле с резной спинкой. Он был одет в черный гаун, из-под рукавов которого виднелись стеганые пурпурно-золотые рукава дублета. На груди у него золотом была вышита ветка шиповника. Его руки лежали на подлокотниках. Кольца, унизывавшие пальцы, своим сверканием соперничали со звездами на потолке.

Джиневра присела в реверансе и склонила голову.

Хранитель печати сидел справа от короля. Его черный гаун был отделан белоснежным горностаем, а пухлая рука в украшенной драгоценными камнями перчатке непроизвольно поглаживала мешочек, висевший у него на поясе. В этом мешочке хранилась печать, символ его должности.

Епископ Гардинер – в алой рясе, со страдальческим выражением на лице – сидел по левую руку от короля. В его пронизывающем взгляде сквозило подозрение.

Остальных присутствующих Джиневра не знала. Их было двенадцать, по шесть с каждой стороны стола. Они разглядывали ее с отстраненным любопытством, и в их глазах не было даже намека на дружелюбие.

Джиневра села туда, куда приказал хранитель печати – на стул, стоявший перед столом. По обе стороны от нее, вдоль стен, в несколько рядов стояли скамьи для свидетелей и зрителей. Оттуда до Джиневры доносились шепот и шуршание шелков. Хью де Боукер, готовый в любой момент встать и дать показания, сидел во втором ряду позади Джиневры, поэтому она не видела его.

Она сложила руки на коленях и спокойно ждала начала.

– Вы здесь для того, чтобы оспорить выдвинутые против вас обвинения в том, что вы причастны к смерти, по меньшей мере, одного из ваших мужей. Ваше слово, мадам?

– Я невиновна в совершении преступлений, указанных в любом из обвинений, милорд.

– А как вы ответите на обвинение в том, что вы околдовали четырех мужчин, с помощью колдовства заманили их в постель, а потом при помощи дьявола заставили их отписать вам все их состояние? Ваше слово, мадам! – Епископ Гардинер подался вперед, вызывающе вздернув выбритый до синевы подбородок.

Джиневра подумала о своих четырех мужьях. Один из них был тупицей, другой – жестокой скотиной. А Стивен был и тем, и другим. Мысль же о том, что она околдовала их, могла вызвать только смех. Возможно, Тимоти она и очаровала, но и она подпала под власть его чар. Однако в той страсти, что бросила их в объятия друг друга, не было ни капли колдовства.

– Ваше слово, мадам! – грозным голосом повторил епископ.

Как же ей хотелось плюнуть в эти жадные, горящие фанатичным огнем глаза! Однако осторожность превыше всего. Ему нужна жертва, а она как нельзя лучше подходит на эту роль. Обвинение в колдовстве при всей его абсурдности самое тяжелое, потому что его трудно опровергнуть.

– Я не имею знаний в области колдовства, милорд епископ, – невозмутимо проговорила она. – Никто никогда не обвинял меня в этом. Мои мужья по собственной воле пришли в мою постель. – Она твердо встретила злобный взгляд епископа.

– Я бы сказал, мадам, что вы очень умело, подстраивали свои браки. – Голос хранителя печати напоминал шипение змеи. – Вы выбирали тех мужчин, чья смерть обогатила бы вас, мужчин, которые по совершенно необъяснимой причине подписывали все составленные вами документы.

– Да, – поддержал его епископ, – ни один мужчина в здравом уме не поступил бы так глупо, давая женщине власть над собой. Тут не обошлось без колдовства.

– Мои мужья понимали, что я хорошо знаю право и умею неплохо управлять поместьями, милорд.

– А подделывание документов, подтверждающих ваши права, тоже входит в число ваших талантов? – вкрадчиво осведомился хранитель печати. – Я бы сказал, мадам, что внезапное появление добрачного договора между Роджером Нидемом и его первой женой было… очень кстати. Он появился как раз вовремя… в тот самый момент, когда право лорда Хью на эту землю казалось бесспорным. У меня вызывает недоумение тот факт, чтобы вы не ознакомили его с этим документом раньше, миледи. Как я понимаю, вы с лордом Хью многие месяцы вели переписку по этому вопросу, но ни разу не упомянули о существовании столь важного документа. – Он вперил в нее тяжелый взгляд. Его слова на мгновение сбили Джиневру с толку. Почему они не обвинили ее в этом на первом допросе? Все верно, тут же успокоила она себя, ведь они задались целью пробить брешь в ее защите, смутить ее, заставить совершить ошибку на глазах у остальных членов совета. Нет, она этого не допустит.

– Прошу прощения, милорд, – с наигранным удивлением проговорила она, – но неужели вы подозреваете, что я подделала этот документ? На нем же есть печать нотариуса.

– Мадам, – чуть ли не вскричал епископ, – мы отдаем должное вашему уму и хитрости и понимаем, что если бы вам понадобилась печать нотариуса, вы бы нашли способ заполучить ее.

– Вовсе нет, милорд епископ, – ровным голосом возразила Джиневра, – я знаю законы, но не опускаюсь до махинаций. У вас нет оснований для того, чтобы выдвигать подобные обвинения.

В палате воцарилось молчание. Казалось, все напряженно чего-то ждут.

– Возможно, редко у кого имеются способности, которыми обладаю я, – продолжала Джиневра, и ее голос зазвенел в гнетущей тишине, – но нигде не говорится о том, что женщина не может ими обладать. – На этот раз она проявила осторожность, не упомянув леди Марию. – Только мой второй муж лорд Хэдлоу предпочел оставить повседневное управление его собственными поместьями в своих руках.

– Его собственными поместьями? – повторил хранитель печати. – Когда вы составляли брачный договор, вы позаботились о том, чтобы ваши мужья не имели доли в богатстве, которое вы унаследовали от их предшественников, не так ли?

– Это обычная практика, милорд, когда вдовец женится снова. Его новая жена владеет вдовьей долей наследства, которая часто меньше или равна ее приданому.

– Но вы, мадам, вдова, а не вдовец.

– Это само собой разумеется, милорд.

Король заерзал в кресле, а в рядах зрителей послышался ропот.

Хью прикрыл глаза. Что она себе позволяет? Ведь на этом суде решается ее жизнь. Он же сто раз повторял ей, чтобы она придерживала свой острый язык! Все без толку!

– Позвольте напомнить вам, мадам, что здесь присутствует его величество король и высшие лорды королевства, – заявил хранитель печати, облизав тонкие губы.

Джиневра поняла, что совершила ошибку.

– Я не имела в виду ничего оскорбительного, милорд Кромвель. Просто я не понимаю, при чем тут мой пол. Я сделала то, что для мужчины в обычае вещей.

– Мужчины не убивают своих жен, чтобы обогатиться, – встрял епископ.

– У вас нет оснований обвинять меня в этом, – твердо проговорила Джиневра. – Нет ни свидетелей, ни улик, доказывающих это обвинение. – Ей хотелось оглянуться на Хью, чей взгляд она ощущала спиной, однако она превозмогла искушение.

– Некоторые обстоятельства дают нам основания для подобных обвинений, – сказал хранитель печати.

– Осмелюсь предположить, милорд Кромвель, что вы не хуже меня знаете, что использование косвенных улик может привести к ошибке, – проговорила Джиневра. У нее хватит знаний для того, чтобы обсуждать этот вопрос с лучшим правоведом страны: если только Хью не представит в качестве улики тот факт, что ему лгали. И если к этому прибавятся косвенные улики, ей уже не спастись.

Хранитель печати сложил на столе руки и наклонился вперед.

– У вас было четыре мужа. Все они умерли при странных обстоятельствах. Все они оставляли вам свое имущество. Я предполагаю, мадам, что вы устраивали браки, а потом организовывали их смерть, дабы завладеть их имуществом. Теперь вы владеете большей частью Дербишира. – Он откинулся на спинку стула, давая понять, что добавить нечего.

Джиневра оглядела членов совета: взгляд короля оставался бесстрастным, на лицах двенадцати лордов, молчавших все это время, ничего не отражалось. Создавалось впечатление, что они здесь просто для декорации, а главные ее судьи – хранитель печати и епископ.

Как бы в подтверждение ее догадки, слово взял епископ:

– А я, мадам, допускаю, что вы прибегли к колдовству, чтобы заставить этих мужчин жениться на вас. Я не готов утверждать, что в их смерти замешано колдовство, но только злые чары могли принудить их принять те условия, что вы включили в брачные договоры.

– Я считаю ваше предположение безосновательным. – Джиневра встала и прямо посмотрела на членов совета. Ей уже нечего терять. Когда для дачи показаний вызовут Хью, все будет кончено. Но пока она здесь, пока они наблюдают за ней – одни с любопытством, другие с удивлением, – она будет говорить то, что думает. – Женщина, милорд, в качестве приманки использует свою внешность – лицо, фигуру, очарование. Если она хочет жить в достатке, иметь пищу, крышу над головой и огонь в очаге, она должна привлекать к себе мужчин. Чтобы выжить, она должна применять то, чем ее наградила природа. А вы называете это колдовством. – Она невесело рассмеялась. – Если у женщины есть мозги и знания, она должна использовать и их, чтобы выжить. Неужели тому, что женщина способна конкурировать с мужчиной в каких-то областях, вы не можете найти другого объяснения, кроме магии? Здесь нет никакой магии, милорды. Чтобы обеспечить свое будущее и будущее своих дочерей, я использую присущее каждой женщине очарование и природный ум. Женщина, которая не сумела привлечь мужчину, способного обеспечить ей безбедное существование, достойна жалости. Ведь вы не будете отрицать этого, милорды. – Она обвела их взглядом, в котором сквозило презрение. – То, что мужчины оценивают женщин только по их физическим достоинствам, приводит к деградации нашего общества. И вот теперь меня обвиняют в том, что я нарушила эту практику, что я попыталась сломать неверные представления и упрочить свое положение. Я, ваше величество, милорды, просто посчитала себя равной мужчине. И в этом моя вина – моя единственная вина. – Она села и опять сложила руки на коленях.

Король погладил свою бороду. Епископ указал на Джиневру пальцем и победно провозгласил:

– Ересь! Ибо сказано, что женщина должна подчиняться своему мужу, который является ее властелином точно так же, как Господь является его повелителем. Ваши слова противоречат Священному Писанию.

– Нет, милорд епископ. Я не проповедую ересь. Я изложила свое мнение. Я просто сказала, что считаю себя равной мужчине. И я понимаю, что другие могут не согласиться со мной. – Джиневра замолчала, а потом, не удержавшись, продолжила: – А в некоторых областях, милорд, я считаю себя выше некоторых мужчин.

Наконец заговорил король. Его низкий сильный голос разнесся по палате:

– Мадам, вы играете с огнем. – Джиневра снова встала и сделала реверанс.

– Ваше величество, я никому не навязываю мое мнение. Я держу его при себе. А Священное Писание можно толковать как угодно.

Во взгляде Генриха отразилось изумление. Она бросила вызов лично ему! Человеку, который интерпретировал церковные писания в свою пользу.

– Тело Господне! – вскричал он и, сложив на груди руки, окинул ее взглядом, в котором появилась веселая искорка.

Хью затаил дыхание. Почему-то сегодня Генрих пребывал в благодушном настроении и по достоинству оценивал отвагу и прямоту. Естественно, такое положение дел долго не продлится. Обострение язвенной болезни, какой-нибудь зуд – и Генрих превратится в жестокосердного деспота.

– Думаю, мы достаточно наслушались ваших подстрекательских речей, – сухо кашлянул хранитель печати. – Вы отрицаете свою причастность к тем преступлениям, в которых вас обвиняют?

– Отрицаю, милорд. – Джиневра села.

– Хорошо, тогда выслушаем свидетельские показания. Лорд Хью де Боукер, расскажите, что вы обнаружили.

Джиневра догадалась, что Хью встал. Ей снова пришлось бороться с искушением повернуться к нему. Замерев, она напряженно ждала, когда он произнесет губительные для нее слова.

Хью молча смотрел на членов совета. Страстная речь Джиневры все еще звучала у него в ушах. Почему она не имеет права считать себя равной мужчине? Почему она не имеет права использовать то, что даровано ей Господом, чтобы обеспечить свое будущее? Будущее, которое, как она сказала, находится в руках мужчин. Прежде он никогда не подвергал сомнению устройство общества, но слова Джиневры пробудили в его душе сомнения. А вот восприняли ли эти взгляды ее обвинители? Он взглянул на мрачного хранителя печати, на епископа, в чьих глазах горел фанатичный огонь, и понял, что не восприняли.

Так убила она Стивена Мэллори?

А какое это имеет значение?

Хью заговорил. Он описал их путешествие, свой приезд в Мэллори-Холл, рассказал, как проводил расследование.

– Как вам известно, милорды, я претендовал на один из участков земли, принадлежащих леди Мэллори. Теперь выяснилось, что мой родственник Роджер Нидем действительно имел право оставить эту землю своей вдове. Я не подвергаю сомнению подлинность добрачного договора.

– Гм. – Хранитель печати пожал плечами. – Это ваше дело, лорд Хью.

– Совершенно верно, – согласился Хью.

– Мои соболезнования, – буркнул хранитель печати. Хью позволил себе улыбнуться.

– У леди Джиневры были роды, когда Роджер Нидем упал с лошади на охоте. Едва ли ее можно обвинять в его смерти.

– Колдовство, – злобно прошипел епископ.

– Я не нашел ни одного человека, который мог бы подтвердить применение колдовства, – твердо заявил Хью. – Мои люди провели тщательное расследование в деревнях и среди арендаторов. Все в один голос утверждали, что о колдовстве и речи быть не могло, и встречали подобное предположение с возмущением.

– Это не является доказательством невиновности.

– Возможно, но нет также доказательств вины, – осторожно напомнил Хью. – Третий муж леди Джиневры умер от потницы, в тот год мором промчавшейся по стране. И опять я не нашел улик, позволяющих усомниться в этом. В округе практически нет семьи, которая не пострадала бы от болезни. – Он пожал плечами. – Не вижу оснований для того, чтобы подозревать ее в совершении преступления.

– Очень своевременная смерть! – возбужденно проговорил епископ и устремил на Джиневру задумчивый взгляд.

– Вы вправе считать так, милорд епископ, но я сомневаюсь, что это пойдет на пользу правосудию и вере.

Епископ провел рукой по гладко выбритому подбородку:

– А что известно о втором муже? Вы не упомянули о нем.

– Убит стрелой без каких-либо примет. Его жена была рядом с ним. В лесу было много крестьян – в тот день их землевладелец объявил свободную охоту. Вероятнее всего, произошел несчастный случай, – спокойно ответил Хью. – Никто не признал стрелу своей из страха перед последствиями. Однако ясно одно: эту стрелу выпустила не леди Джиневра.

Кромвель нахмурился еще сильнее:

– Она могла это подстроить.

– Верно. Но этому нет доказательств.

– Зато есть мотив. Обстоятельства вынуждают нас сделать такой вывод.

– Судя по тому, что мне удалось узнать, лорд Хэдлоу и его жена были любящей парой. У них родились двое детей. Леди Джиневра уже тогда имела немалое состояние, а лорд Хэдлоу был самым бедным из ее мужей, хотя его бедность относительна, – добавил Хью, вспомнив о богатых залежах угля и железной руды на землях, которые Хэдлоу оставил своей вдове. – Хэдлоу всегда считали слишком щедрым, – продолжал он. – Он тратил немалые деньги на повышение благосостояния своих арендаторов. Леди Джиневра поддерживала его в этих начинаниях и в том, что он в своем завещании отписал арендаторам большие средства. А ведь это, естественно, значительно сокращало ее долю. Короче говоря, милорды, его смерть принесла ей больше административных проблем, чем денег. Она продолжает дело, начатое ее мужем, и демонстрирует такую же щедрость по отношению к арендаторам. Я не вижу здесь финансового мотива.

Джиневра не верила своим ушам. Так вот, значит, что он узнал в Мэтлоке! Тогда почему он не сказал ей, что снимает с нее подозрение в причастности к смерти Тимоти, и заставил терзаться от страха?

Но тут она вспомнила, что сама скрыла от него существование добрачного договора Нидема. Они оба играли в кошки-мышки и имели по козырю в рукаве.

В свете показаний Хью суду будет трудно обвинить ее в причастности к трем смертям, но вот Стивен?.. Это самое слабое место в ее защите.

Джиневра на секунду прикрыла глаза, вспоминая тот вечер. Она словно наяву услышала его тяжелые шаги. Вот он ругается, с трудом ворочая заплетающимся языком. Вот он замахивается на нее – ему все равно, куда придется удар: в губы, в зубы, в глаза, в скулу. И тогда она выставила ногу…

– Леди Мэллори?

Джиневра открыла глаза и обнаружила, что слегка покачивается, сидя на стуле.

– Простите меня, – проговорила она.

– Принесите даме вина, – приказал король. – Она очень бледна. Томас, я бы не хотел, чтобы она упала в обморок во время допроса.

Томас Кромвель услышал в словах короля упрек и поджал губы. Кажется, король, как это нередко с ним случалось, вдруг проникся симпатией к леди Мэллори. То он хочет заточить ее в Тауэр, то с улыбкой выслушивает наглые заявления этой особы, а теперь ему вздумалось спасти ее от допроса. Как будто вся эта процедура устроена просто так, а не к его собственной материальной выгоде и выгоде хранителя печати. Только епископом движут некорыстные мотивы – Гардинеру нужна ведьма.

Один из придворных вышел и вскоре вернулся со стаканом вина. Джиневра хотела, было отказаться, но потом подумала, что ее отказ, возможно, усилит недовольство короля. Ведь она оскорбит его, если отвергнет столь великодушный жест. Поэтому она отпила немного и вернула стакан дворянину.

– Уже лучше. У вас порозовели щеки, миледи, – удовлетворенно объявил Генрих. – Можете продолжать, Томас.

Кромвель поклонился королю и повернулся к Хью, который уже успел сесть. Он не видел лица Джиневры, но всем своим существом чувствовал, как она ослабела. Жаль, что он не может ей помочь… пока. Ему до боли хотелось сжать ее в объятиях и влить в нее свою силу.

Так убила она Стивена Мэллори?

Это не имеет значения.

– Лорд Хью, что вы можете рассказать нам о смерти Стивена Мэллори?

Джиневра заставила себя не поддаваться панике.

– Гораздо больше, чем другие, лорд Кромвель.

– Прекрасно. – Хранитель печати откинулся на спинку кресла. – Мы вас слушаем.

– Лорд Мэллори часто и много пил. – Хью тщательно подбирал слова. Большинство присутствующих знали, что происходит с теми, кто слишком много выпил, и не считали это зазорным. – Он был крупным мужчиной. Когда он падал, мало, у кого хватало сил снова поставить его на ноги.

– Он был пьян в день своей смерти?

– Да. Он пригласил гостей на ужин. Мой лейтенант беседовал с ними, и все клянутся, что он, как всегда, был пьян. Его жена удалилась в свои апартаменты. Как я понял, она считала его пьянство оскорбительным для себя и не боялась говорить об этом мужу.

По палате пронесся неодобрительный ропот.

– Гости лорда Стивена также заметили, что леди Мэллори не оказывает своему мужу должного уважения… однако они готовы поручиться за то, что в тот день он был в стельку пьян и злился на свою жену.

– Какому мужчине понравится, когда его критикуют на глазах у его друзей? – раздался голос одного из членов совета.

– Конечно, – согласился Хью. – Если посчитать, у кого было больше мотивов для нанесения телесных повреждений, то, естественно, у лорда Мэллори. Он был значительно выше и тяжелее своей жены. Более того, он был склонен к жестокости.

Хью замолчал, давая время присутствующим вникнуть в смысл сказанного.

– Итак, что же случилось той ночью? – нарушил тишину епископ. – Лорд Мэллори имел право наказать свою жену за оскорбление. Он наказал?

– В конце вечера он отправился на поиски леди Мэллори, но не нашел ее в спальне, – ответил Хью. – Она вместе со своей камеристкой находилась в комнате эконома и проверяла хозяйственные счета. Складывается впечатление, что лорд Мэллори, пьяный и объятый яростью, выпал из окна спальни своей жены. Там очень низкие подоконники. Другого объяснения у меня нет.

Джиневра пыталась осмыслить услышанное. Он описал события именно так, как они происходили, лишь с одним маленьким, но важным исключением. Это исключение и еще одна маленькая ложь помогут ей оправдаться. Он не рассказал о том, как ему лгали слуги. Ни, словом не обмолвился.

– Итак, лорд Хью, вы считаете, что леди Мэллори невиновна во всех этих преступлениях? – осведомился хранитель печати.

– Леди Мэллори не причастна к смерти своих мужей, – твердо сказал Хью.

Неожиданно хранитель печати вытянул руку в сторону Джиневры.

– Ваш муж, Стивен Мэллори, был другом и соратником предателя Роберта Аска, – отчеканил он.

Король встрепенулся и помрачнел.

– Как это?

– Муж этой дамы поддерживал восстание, ваше величество, – сладким голосом пояснил хранитель печати. – Поэтому логично предположить, что его жена тоже принимала участие в этом изменническом акте. Стивен Мэллори мертв. Но его жена, которая наверняка разделяла его идеи и следовала за ним по тому же пути, сидит перед нами.

– Прошу прощения, милорд, я не понимаю, почему вы выдвигаете эти обвинения против леди Джиневры, – продолжая улыбаться, проговорил Хью. – Как мы уже выяснили, эта дама жила своим умом. Ее независимый нрав – вот что привело ее сюда. Я готов поклясться, что никакому мужу не удалось бы заставить ее разделить его взгляды, если бы они расходились с ее собственными.