Сестры Дункан - Достоинство

Злорадствовать! Тарквин чуть было не рассмеялся. Если уж кому и злорадствовать, то только не ему. Граф развернулся и вышел из комнаты. А Джулиана дала волю горьким, злым слезам.

Глава 22

— Готова поклясться, что вы знакомы с леди Лидией с детства, — сказала Джулиана лорду Квентину, когда он вернулся в гостиную, проводив гостей до экипажа.

— А почему вы так решили? — Он подошел к окну и стал смотреть в сад, скрыв таким образом выражение своего лица от Джулианы.

— Вы очень легко и непринужденно общаетесь друг с другом, — ответила Джулиана, разливая по чашкам кофе с самым невозмутимым видом.

В последние несколько дней леди Лидия стала очень часто наведываться к леди Эджкомб. Ее визиты по большей части приходились на то время, когда лорд Квентин как бы случайно оказывался в гостиной Джулианы. Леди Лидия никогда не появлялась одна; ее сопровождала какая-нибудь подруга или мать, которая не без удовольствия навещала понравившуюся ей виконтессу. Но Джулиана ясно видела, что спутницы леди Лидии слепы или притворяются таковыми. Их присутствие не мешало леди Лидии и Квентину приватно беседовать и смеяться, нежно пожимая друг другу руки, сидеть рядышком на софе, почти соприкасаясь головами, и разглядывать иллюстрированные альбомы.

— Мы старые друзья. — Квентин отошел от окна, взял с подноса чашку и улыбнулся Джулиане, от которой не укрылась грусть в его смеющихся глазах.

— Вы испытываете друг к другу более серьезные чувства, чем дружба, — к собственному изумлению, вдруг выпалила Джулиана. В сложных ситуациях она чаще действовала интуитивно, чем руководствовалась доводами разума. Но на сей раз такая стратегия непременно сработает.

Квентин помолчал с минуту, задумчиво помешивая кофе ложечкой, потом спросил:

— А что, это так заметно?

— Для меня — да.

— Я изо всех сил стараюсь держать себя в руках, Джулиана, — сказал Квентин глухим, опечаленным голосом. — Но сама мысль о том, что она выйдет замуж за Тарквина, убивает меня. Впрочем, если бы на месте Тарквина был кто-либо другой, мне было бы не легче. — Он принялся мерить комнату шагами, слова текли потоком, как будто Джулиана разбередила кровоточащую рану. — Наверное, мне следует немедленно уехать в Мельчестер. Бежать от этого дьявольского искушения. Но я не в силах.

— Вас еще держат в Лондоне какие-то дела?

Квентин кивнул:

— Если бы я закончил свои дела здесь, ничто не могло бы оправдать меня в глазах Тарквина… ведь я предаю его каждую минуту, которую провожу в обществе Лидии.

— Вы слишком строги к себе, лорд Квентин, — рассудительно заметила Джулиана. — В том, что вы просто сидите рядом с Лидией и рассматриваете альбом, нет ничего предосудительного…

— Но я желаю ее! — с горечью воскликнул Квентин. — Спаси меня, Господи! Джулиана, я возжелал жену ближнего своего!

— Она еще ему не жена, — уточнила Джулиана.

— Ни к чему вдаваться в такие подробности, — ответил Квентин, сел и уронил голову на руки. — Это смертный грех. Я знаю это, но не могу остановиться.

— Но ведь леди Лидия питает к вам то же чувство.

Квентин поднял голову, и Джулиана увидела, что его лицо перекосила гримаса боли.

— Да простит меня Господь, но я сказал ей о своей любви и попросил ответа. Я вынудил ее признаться в собственном грехе. — С этими словами Квентин снова уронил голову на руки.

Джулиана нервно теребила мочку уха. Все эти разговоры о грехе понятны и естественны в устах священника. Разумеется, Квентин и помыслить не мог, чтобы довести их взаимную страсть до логического конца. Вероятно, он всерьез решил победить ее в себе путем жесточайшего нравственного самобичевания.

— А почему бы вам не поговорить с графом и не попросить его расторгнуть их помолвку? — Такой выход напрашивался сам собой, и Джулиана высказала свою мысль вслух.

Квентин горько усмехнулся:

— Я все время забываю, что вы не знакомы с законами света, Джулиана. Родители Лидии никогда не дадут согласия на наш брак, особенно памятуя то, что их дочери предназначено быть графиней. Я представляю собой куда менее блистательную партию, чем Тарквин. Приходится признать, моя дорогая Джулиана, что неписаные законы общества сильнее нас.

— Но Лидия вряд ли столь меркантильна, — не сдавалась Джулиана.

— Лидия? Она ангел!

— Ну вот. А если она не хочет любой ценой стать графиней, то наверняка сумеет убедить родителей, что любит другого человека.

— Лорд и леди Мелтон никогда не откажутся от такой выгодной партии для своей дочери, — грустно покачал головой Квентин.

— А если предположить, что граф сам расторгнет помолвку? Ведь если он узнает о ваших взаимных чувствах, то не станет же мешать вашему счастью только потому, что Бог знает когда родители помолвили их.

— Поймите, Джулиана, если Тарквин расторгнет помолвку, он нанесет страшное оскорбление Лидии и ее семье. Он никогда не пойдет на это как человек благородный. Кроме того, — добавил Квентин, тяжело вздохнув, — я никогда не осмелюсь попросить Тарквина о такой жертве. Он хочет жениться на Лидии. И к тому же он так много сделал для меня, что я скорее умру, чем соглашусь сломать ему жизнь.

— О чем вы говорите?! — воскликнула Джулиана. — Ведь он не любит Лидию. Желая этого брака, он хочет лишь исполнить свой долг. Что же касается расторжения помолвки, то если это сделать тихо, по-семейному, никто их не осудит. В крайнем случае немного посудачат да забудут. Нельзя же ради такой мелочи делать несчастными любящих друг друга людей!

Квентин поразмыслил и решил, что Джулиана, пожалуй, права. Но искорка надежды, которая мгновенно вспыхнула в ее сердце, тут же и погасла.

— Лидия выросла с осознанием того, что должна стать женой Тарквина. После их свадьбы земли Мелтонов и Кортней объединятся. Лидия будет Тарквину хорошей женой, заботливой и ласковой матерью его детям. А взамен займет почетное место в лондонском свете и обретет права и обязанности замужней женщины. Она не станет задумываться о других женщинах в жизни Тарквина, поскольку всем известно, что брак по расчету, который заключается между людьми их положения, не предполагает любви. Уверен, что Лидия внутренне готова к тому, что ее будущий муж станет искать любовных утех вне супружеского ложа. Тарквину не свойственна сентиментальность, Джулиана. А любовь относится как раз к таким категориям.

— Да, вы правы.

Джулиана задумчиво теребила полуотцветший розовый бутон из увядающего в вазе на столе букета. Лепестки легко отрывались от чашечки цветка и, кружась, падали на пол. С тех пор как она поссорилась с Тарквином, когда Тед спас ее от Джорджа, они ни разу не оставались наедине.

Тарквин был с ней подчеркнуто вежлив и держался на расстоянии: он ни разу не пришел к ней ночью. Может быть, он ждал приглашения? Ведь Джулиана сама прогнала его.

— А вы не допускаете мысли, что Тарквин мог бы перемениться? — спросила Джулиана и нагнулась, чтобы поднять с пола лепесток. Ей не хотелось, чтобы Квентин видел выражение ее глаз.

— По-моему, он уже и так несколько изменился, — задумчиво ответил Квентин. — Похоже, что это вы так на него влияете. Он перестал быть таким черствым и властным, как раньше.

— Вы думаете? — Джулиана быстро взглянула на Квентина и снова опустила глаза, покраснев от смущения.

— Да. Должен вам заметить, Джулиана, вы самая необычная и загадочная юная леди, которую я встречал в жизни. — Квентин поднялся и поцеловал руку Джулианы. — Необычная и на редкость проницательная. Мне вовсе не хотелось обременять вас своими проблемами.

— Вы ничем не обременили меня, милорд. Напротив, я польщена тем, что вы оказали мне доверие. — Джулиана засмущалась еще сильнее и отвела глаза.

Квентин улыбнулся и поцеловал ее в щеку.

— Я благодарю вас, что вы открыли мне глаза на происходящее. Если вы заметили, что мы с Лидией любим друг друга, значит, в любую минуту Тарквину это тоже бросится в глаза, а мне бы этого не хотелось.

— И что же вы намерены делать?

— Я напишу епископу письмо с просьбой отозвать меня прежде, чем здесь, в Лондоне, устроится мое дело.

Джулиана подумала, что это воистину благородное решение потребовало от Квентина большого мужества, и кивнула в знак одобрения. Квентин поклонился и вышел, оставив ее одну. Джулиана поглубже уселась в кресло и закрыла глаза. Она невольно провела рукой по животу. Интересно, она уже забеременела или еще нет? У нее не было месячных уже пять недель, но ни единого признака из тех, которые так ярко живописала ей госпожа Деннисон, она за собой не наблюдала. И тем не менее у Джулианы было странное ощущение, что внутри у нее что-то происходит. Это ощущение невозможно было выразить словами, но оно наполняло каждую клеточку ее тела.

Джулиана решила ничего не говорить графу до тех пор, пока не будет абсолютно уверена в том, что зачала. В теперешних отношениях взаимной отчужденности граф, вероятно, даже будет рад услышать, что в дальнейшей близости нет необходимости. Джулиане тоже следовало бы радоваться, но она была достаточно честной по отношению к себе, чтобы признать: равнодушие Тарквина причиняет ей боль и страдания. Она устала находиться с ним в состоянии ссоры, но какое-то детское упрямство мешало ей сделать первый шаг к примирению. Если она не совсем безразлична графу, если он тоже скучает без нее, то пусть сам проявляет инициативу в установлении мира!

— Он живет в «Веселом садовнике» на Чипсайде, ваша светлость, — сказал Тед и сделал большой глоток эля. Он тяжело дышал и умирал от жажды. Слежка за Джорджем Риджем нелегко далась верному слуге графа Редмайна.

Тарквин сидел на краю письменного стола в своей библиотеке, сжимая в ладони бокал кларета. Канареечного цвета шелковый камзол графа являл разительный контраст с грубыми кожаными бриджами и вязаной шерстяной курткой его собеседника. Но со стороны было заметно, что в отношениях между графом и конюхом установилось своеобразное равенство, лишенное какой бы то ни было фамильярности, отчего их беседа текла легко и непринужденно.

— Он успел оправиться после того, как ты его отделал?

— Этот парень так же живуч, как и безобразен, ваша светлость, — усмехнулся Тед, осушил кружку и вытер рукавом губы.

Тарквин широким жестом указал на кувшин с элем, стоящий на серебряном подносе на каминной полке. Тед поблагодарил графа и наполнил кружку снова.

— И еще кое-что вам не помешает знать, ваша светлость, — добавил Тед, растягивая слова, словно желая привлечь внимание графа к наиболее интересным фактам, которые ему удалось разузнать. Заметя блеск нетерпения в глазах Тарквина, Тед торопливо продолжил: — Хозяйка «Садовника» говорит, что к нему часто приходит в гости один и тот же человек. Страшный как смертный грех.

— Да? — Тарквин удивленно приподнял бровь.

— Дескать, он как будто тяжело болен. Сам тщедушный, глаза ввалились, как у мертвеца. Лицо восковое, с зеленым отливом.

— У мадам на редкость красочный язык, — заметил Тарквин и сделал глоток вина. — Следует ли из всего этого, что Джордж и Люсьен познакомились и объединились против Джулианы?

Тарквин достал из кармана табакерку и с минуту молча глядел в никуда, постукивая ногтем по эмалевой крышке. Он вспомнил, что Джордж был в таверне «Голова Шекспира» в ту ночь, когда Люсьен собирался продавать Джулиану. Судя по всему, эти два мерзавца, каждый из которых имеет зуб на Джулиану (а что касается Люсьена, то и на него самого), решили действовать сообща.

Тед невозмутимо хранил молчание, время от времени поглядывая на своего хозяина поверх кружки, и терпеливо ждал, пока его светлость изволит обратиться к нему.

— Давай сначала разберемся с Джорджем, — сказал Тарквин. — Мы отправимся в «Садовник» ближе к ночи… когда этот олух вернется после своих развлечений в Ковент-Гарде-не. Захвати хлыст. Хотя, надеюсь, он нам не понадобится.

— Слушаюсь, ваша светлость. — Тед поставил пустую кружку на поднос, поклонился и вышел.

Граф нахмурившись смотрел в пространство, вертя в руке пустой бокал. Он намеревался одним махом пресечь выходки Джорджа, но коль скоро этот грязный мужлан объединился с Люсьеном, ситуация становится более сложной и угрожающей. Люсьен становился дьявольски изощренным и хитроумным, если им двигали подлость и корыстолюбие. Ридж, похоже, всегда полагается на свою грубую физическую силу. Так что вдвоем они могут составить опасную шайку, с которой не просто будет справиться.

Тарквин резко поднялся, охваченный порывом, который в течение последних нескольких дней тщетно старался подавить. Он хотел Джулиану. Ссора, которая произошла между ними, терзала его плоть и душу. С некоторых пор сохранять видимость холодного равнодушия к Джулиане стало для него невыносимой мукой. Каждый день они виделись за обедом, и он жадно пожирал глазами ее золотистые, мягкие волосы, любимые черты лица, знакомые и желанные формы. И не мог приблизиться к ней! Эта пытка была похлеще инквизиторской. А Джулиана — черт бы ее побрал! — радовалась жизни как ни в чем не бывало. От ее взгляда веяло холодом, голос был ровным и бесцветным, в разговоре с ним она никогда не выходила за рамки банальной светской болтовни, которая принята между малознакомыми людьми. В такие минуты ему хотелось броситься на нее и задушить, но чаще его одолевало желание утолить жажду своей исстрадавшейся плоти, овладев ее сладострастным, чувственным телом.

Никогда еще Тарквин так не терзался из-за женщины. Ему казалось, что какая-то очень важная струна в сложном механизме его личности порвалась и вся его жизнь пошла наперекосяк. И все это из-за того, что семнадцатилетняя девчонка досаждает ему своими капризами и отказывается понимать, что ей на пользу, а что во вред. Господи, и чего только ей недостает!

Бормоча проклятия, Тарквин бросился из библиотеки и, перепрыгивая через ступеньки, понесся вверх по лестнице. Он вбежал в гостиную Джулианы без стука, захлопнул за собой дверь и прислонился к ней спиной, глядя на Джулиану в угрюмом молчании.

Джулиана писала письмо Лили. Сегодня в полночь девушки должны были встретиться в заведении мадам Коксэдж. Джулиана заранее тщательно распланировала свой вечер. Она собиралась отправиться в Оперу, а затем к одной из знакомых леди Мелтон. Джулиана решила, что удобнее всего будет сбежать перед ужином. Она притворится, что у нее болит голова, и, не желая никому портить вечер, отправится домой. А на самом деле поедет в Ковент-Гарден. Если же Тарквин вернется домой раньше нее, она всегда сможет сказать, что прием неожиданно затянулся.

В тот миг, когда Тарквин ворвался в комнату, она как раз писала Лили, что немного задержится и приедет вскоре после полуночи. Увидев графа, она густо покраснела и стала медленно убирать незаконченное письмо в ящик секретера.

— Милорд… какая неожиданность… — смущенно начала Джулиана, стараясь сохранять прохладный тон.

— Черт побери, я так больше не могу! — воскликнул Тарквин, бросаясь к ней. — Я не понимаю, что со мной творится. Господи, что ты со мной сделала!

Он обнял ее и поднял со стула, а потом, страстно целуя, быстро и ловко освободил ее волосы от шпилек.

Джулиану настолько потряс такой внезапный порыв, что в первую секунду она замерла в растерянности. И вдруг дикое, неукротимое ликование растеклось по ее жилам. Он подвластен ей, подвластен ее женскому началу, которое может подчинить себе самый неистовый мужской характер! И очевидно, Тарквин тоже признавал ее силу. Она приникла к нему, с наслаждением отдаваясь страсти, которая разгорелась в ней еще жарче за долгие дни воздержания.

Тарквин подхватил ее на руки и отнес на софу; Джулиана потонула в ворохе своих шелковых юбок. Не отрывая губ от ее уст, Тарквин справился с платьем, обнажил свою налившуюся желанием, напряженную плоть и резко вошел в нее. Джулиана застонала, обхватила его ногами и задвигалась в такт его размеренным толчкам, спеша утолить свою страсть. Ярость, боль, вожделение, сомнения — все в мгновение ока сгорело в безудержном пламени любви.

Он забросил ее ноги к себе на плечи и стал ласкать нежные ягодицы, прохладные по сравнению с его раскаленными ладонями. Он закрыл глаза, отдаваясь восторженному ощущению, которое наполняло каждую клеточку его тела и росло по мере того, как приближалась минута оргазма. Тарквин открыл глаза и посмотрел на Джулиану. Он увидел выражение безграничного счастья и ни на мгновение не усомнился в искренности ее чувства.

И в этот миг Тарквин понял, что Джулиана хотела бы владеть им безраздельно, отдаваясь ему самозабвенно. Он был нужен ей как возлюбленный.

Она ласково провела кончиками пальцев по его щеке. Тарквин вдруг преобразился до неузнаваемости: вместо ироничного, холодного циника перед Джулианой предстал уверовавший в чистоту и бессмертие своего чувства влюбленный.

Глава 23

Наступила очередь Джорджа кидать кости. Два кубика прокатились по столу, наспех очищенному от грязной посуды, и замерли в липкой лужице эля. Шестерка и единица. Джордж раздраженно плюнул на пол, поднес ко рту бутылку портвейна и сделал большой глоток. Его соперник ехидно засмеялся и сгреб гинеи, совсем недавно принадлежавшие Джорджу. Потом взял кости, пару раз перекинул их с ладони на ладонь, прошептал над ними заклинание и с

размаху швырнул на стол. По толпе, обступившей игроков, пронесся восхищенный ропот, когда все увидели выпавшие цифры. Одноглазому морскому капитану чертовски везло в этот вечер.

Джордж сердито оттолкнул стул. Он давно уже швырял деньгами без счета и с грустью подумал, что его проигрыш, возможно, гораздо крупнее, чем он предполагает. Мозг, затуманенный обильной дозой эля и портвейна, был не способен произвести даже приблизительный подсчет, но когда наступит утро, придется прямо взглянуть в лицо суровой реальности.

Джордж, шатаясь, поднялся на ноги, но тут ему на плечо опустилась тяжелая рука, и над самым ухом раздался тихий, спокойный голос. От него веяло холодом, как от серых, колючих волн зимнего моря, и Джордж почувствовал, как по спине пробежали мурашки, словно его с головой окунули в эти враждебные ледяные волны.

— Не откажешься прогуляться со мной, Ридж?

Джордж обернулся и напоролся на жесткий взгляд бесстрастных серых глаз, застывших на каменном, неподвижном лице. Тонкие губы человека тронула едва заметная улыбка, в которой было столько же твердости и безжалостности, сколько и в голосе. Джордж сразу же узнал его и растерянно оглянулся, тщетно пытаясь призвать кого-нибудь на помощь. Но никто не обращал на Джорджа никакого внимания, все были поглощены событиями, разворачивающимися за игровым столом.

— Я думаю, лучше всего нам поговорить на свежем воздухе. Например, на заднем дворе, — сказал граф Редмайн. Он убрал руку с плеча Джорджа, который тут же почувствовал, как сзади ему под ребра ткнулись два здоровенных кулака, мгновенно лишивших его желания сопротивляться.

— Двигай вперед, парень, — услышал Джордж ласковый шепот.

Не чувствуя под собой ног и цепляясь носками башмаков за половицы, Джордж поплелся следом за графом.

Ночь была теплой. Два конюха, которые сидели на перевернутых бочонках и, лениво посасывая трубки, вели размеренную беседу, с интересом уставились на компанию, вошедшую во двор. Они прямо-таки сгорали от любопытства, всматриваясь в эту разношерстную троицу. Один был одет в черный с золотом камзол и выглядел так, словно только что вышел из дворца Святого Джеймса; другой был здоровый и краснолицый и с трудом держался на ногах; третий носил кожаные бриджи и домотканую рабочую блузу. Толстяк, видимо, находился здесь против своей воли и изо всех сил пытался вырваться. Элегантный джентльмен, шедший впереди, остановился и прислонился спиной к стене. В руках он держал длинный хлыст, который, как черная змея, вился у его ног, обутых в красные кожаные туфли с серебристыми пряжками.

— Убери руки! — злобно прошипел Джордж и, вывернувшись, оглянулся на своего конвоира. У Джорджа осталось лишь смутное воспоминание о внешности напавшего на кеб человека, поскольку он слишком быстро потерял сознание, но в лице подручного графа было что-то очень знакомое. Джордж перепугался не на шутку и стал ожесточенно вырываться из цепкой хватки Теда.

— Наш разговор не займет много времени, — вежливо предупредил граф, поигрывая хлыстом.

Остановившимся от страха взглядом Джордж следил, как мелькает тонкий кожаный кончик хлыста, поднимая с земли столбики пыли. Тед незаметно придвинулся к Джорджу и крепче сжал запястья его вывернутых за спину рук.

— Слушай, что будет говорить его светлость, — мягко посоветовал Тед. — Слушай внимательно, парень.

Тарквин с минуту пристально разглядывал Джорджа и только потом произнес:

— Может быть, ты соблаговолишь объяснить, по какому праву ты силой затащил в свой кеб виконтессу Эджкомб? С ее слов я понял, что она вовсе не намеревалась кататься по городу в твоем обществе.

Тед внимательно изучал свой башмак, делая вид, будто этот разговор его не касается, но по-прежнему с неослабевающей силой держал свою жертву за руки.

Джордж облизнул пересохшие от волнения губы и прохрипел:

— В вашем доме скрывается от правосудия убийца, ваша светлость. Убийца моего отца. Он был первым мужем Джулианы Ридж. — Джордж постарался, чтобы его обличительная речь прозвучала весомо, и потому вложил в свои слова как можно больше самоуверенности и справедливого негодования, однако страх, который он испытывал перед графом, сделал его голос дрожащим и глухим, поэтому желаемого эффекта не получилось.

— Ты говоришь — Джулиана Ридж? А кто это? — с искренним любопытством поинтересовался граф и полез в карман за табакеркой. Он поднес к носу щепотку табака и с наслаждением вдохнул, в то время как Джордж лихорадочно пытался осмыслить такой поворот событий. Ведь виконт Эджкомб был абсолютно убежден в том, что графу известна вся подноготная Джулианы.

— Это та женщина, которая живет у вас в доме и называет себя виконтессой Эджкомб, — выпалил Джордж. — Раньше она была замужем за моим отцом, сэром Джоном Риджем из деревни Эшфорд, графство Хэмпшир. — Джордж выдержал паузу и беспокойно посмотрел на графа, ожидая его реакции, но тот невозмутимо поигрывал хлыстом. Тогда Джордж, сбитый с толку хладнокровием графа, продолжил: — Готов поклясться, ваша светлость, что, когда вы взяли Джулиану из публичного дома, вы наверняка понятия не имели о ее преступном прошлом, и… — Джордж осекся под внезапно изменившимся взглядом графа.

— Похоже, ты совсем потерял разум, парень, — сказал Тарквин, поглаживая рукоятку хлыста. — Не сомневаюсь, что ты осмелился оскорбить супругу моего кузена, живущую в моем доме, а значит, пользующуюся моим покровительством, поскольку находился в припадке безумия. Не так ли, друг мой?

В вопросе графа звучала откровенная угроза. Он подошел вплотную к Джорджу, который не мог пошевельнуться, потому что сзади его подпирал Тед.

— Ваша светлость, — собравшись с духом, вызывающе ответил Джордж. — Уверяю вас, я точно знаю ее истинное имя. Она одурачила вас, но это не избавляет ее от ответственности перед законом. Ее муж виконт Эджкомб намерен расторгнуть с ней брак, как только она предстанет перед судом…

— Хватит! С меня довольно этих бредней, — перебил его граф. Он не возвысил голоса, но два конюха, сидевших в отдалении, приподнялись с мест.

Граф ткнул рукояткой хлыста в мясистый подбородок Джорджа:

— Леди, которая живет в моем доме, моя дальняя родственница из Йорка. Советую тебе впредь тщательнее проверять сведения, прежде чем делиться ими с окружающими.

Свинцовые глаза Тарквина буравили Джорджа, обдавали ледяным холодом его сжавшееся в комок сердце. Джордж видел, что граф беззастенчиво обманывает, но оказался беспомощным перед магической силой его взгляда и не решился опровергнуть откровенно лживое заявление.

Граф с минуту проникновенно смотрел в глаза Джорджу, потом улыбнулся и заботливо сказал:

— Постарайся больше не попадаться на глаза ни леди Эджкомб, ни мне. — С этими словами он бросил хлыст Теду, окинул Джорджа взглядом с ног до головы и пошел прочь.

— Надеюсь, ты хорошо все усвоил, парень, — сказал Тед и высоко занес руку, сжимающую хлыст. Джорджа парализовал страх, когда над его головой зловеще просвистело черное кольцо. Он пришел в себя лишь после того, как Теда и след простыл.

Джулиана с трудом могла сосредоточиться на действии, которое происходило на сцене: во-первых, ее мысли были заняты предстоящей встречей в Ковент-Гардене, а во-вторых, публика в зале громко шушукалась и шаркала ногами, не желая считаться с усилиями певцов, которые вкладывали всю душу в исполнение великолепных арий Перголези.

Здание Итальянской оперы на Хэймаркет было ярко освещено снаружи и внутри шандалами и факелами в течение всего спектакля. Король Георг II и королева Каролина чинно восседали в центральной ложе и занимали Джулиану гораздо больше, чем патетические завывания на непонятном языке, доносившиеся с подмостков. Джулиана никогда так близко не видела королевскую чету.

Георг II оказался невзрачным человеком средних лет с нездоровым румянцем и в мелкозавитом парике, сидевшем на его круглой голове, как на болванке. С его лица не сходило недовольное выражение, он то и дело обращался к кому-нибудь из свиты с критическими замечаниями по поводу пьесы и игры актеров, причем его звучный баритон и плохое произношение отчетливо выделялись в общем гуле голосов.

После первого антракта Джулиана решила действовать, не дожидаясь конца спектакля, — уж больно нудным он ей показался. Она принялась часто обмахиваться веером, тяжело вздыхать и устало проводить рукой по лбу.

— Что-нибудь случилось, Джулиана? — взволнованно склонилась к ней старшая дочь леди Боуэн, леди Сара Фордхэн. — Вы нехорошо себя чувствуете?

— Немного болит голова, — ответила Джулиана с извиняющейся улыбкой. — У меня часто бывает мигрень. И всякий раз начинается очень неожиданно.

— Бедняжка! — сочувственно покачала головой леди Сара и, обернувшись к матери, сказала: — Мама, леди Эджкомб плохо себя чувствует. У нее очень болит голова.

— Попробуйте это, моя дорогая, — отозвалась леди Боуэн и протянула Джулиане флакон с нюхательной солью.

Джулиана приняла его со смущенной, благодарной улыбкой. Не успела она открыть флакон и сделать осторожный вдох, как ее глаза тут же наполнились слезами, а ноздри будто обожгло огнем. Джулиана со страдальческим видом вздохнула, прикрыла глаза и стала еще сильнее обмахиваться веером. Она вознамерилась немедленно претворить в жизнь свой хитроумный план: улизнуть из Оперы и отправиться в Ковент-Гарден в нанятом экипаже. Тарквин настоял на том, чтобы Джулиана поехала в его фаэтоне и таким образом не зависела от леди Боуэн. Так что теперь Джулиане предстояло каким-то образом избавиться от графского кучера Джона.

— Боюсь, что мне придется ненадолго покинуть вас, мадам, — прошептала Джулиана на ухо леди Боуэн. — Если я немедленно не вдохну свежего воздуха, то упаду в обморок.

— Седрик проводит вас. — Леди Боуэн поманила пальцем лорда Седрика, стройного, элегантного юного джентльмена, который не мог в полной мере насладиться мелодичными голосами итальянцев из-за разговоров присутствующих в ложе гостей. — Проводи леди Эджкомб, Седрик.

Молодой человек покорно, но с явной неохотой оторвал взгляд от сцены, поднялся и с поклоном предложил Джулиане руку.

Они вышли на улицу. Джулиана ощутила свежую ночную прохладу и, тяжело вздохнув, слабым голосом обратилась к своему спутнику:

— К сожалению, я, наверное, буду вынуждена поехать домой, сэр. Будьте любезны, прикажите подать мой экипаж и передайте мои извинения вашей матушке. Кстати, прошу вас простить меня за доставленное беспокойство.

— Ну что вы, мадам, ни о каком беспокойстве не может быть и речи, — галантно ответил юноша.

Оставив Джулиану на верхней ступеньке лестницы, он сбежал на мостовую и, сунув монету уличному мальчишке, послал его за экипажем графа Редмайна. Через несколько минут его подали. Седрик Боуэн подсадил Джулиану и приказал кучеру как можно скорее доставить виконтессу домой на Албермарль-стрит.

Не успел экипаж свернуть на Пэл-Мэл, как Джулиана громко постучала веером в крышу.

— Отвезите меня в Ковент-Гарден, — властно потребовала Джулиана. — Сегодня утром я забыла в кофейне веер. Хотелось бы заехать и узнать, пропал он или нет.

Кучер щелкнул вожжами и развернул лошадей к Ковент-Гардену. Джулиана старалась справиться с внезапно охватившим ее волнением; оно было сродни восторженному, напряженному ожиданию, которое овладевает человеком, пускающимся в грандиозную авантюру. Джулиана втайне надеялась, что на эту встречу помимо куртизанок из роскошных публичных домов придут и некоторые так называемые уличные девки. Они с легкостью могли бы урвать часок-другой, чтобы зайти в таверну к мадам Коксэдж, где Джулиана собиралась убедить их в том, что солидарность и взаимное доверие позволят им изменить собственную жизнь к лучшему. Многие девушки из дорогих борделей, напротив, могут и не вырваться среди ночи, чтобы прийти на встречу, но те, кто ищет клиентов на улицах и обслуживает их не у себя дома, вольны распоряжаться своим временем. Джулиана знала, что Лили собиралась сказаться больной, чтобы не работать этим вечером и иметь возможность потихоньку вырваться из дома госпожи Деннисон.

Джулиана осознавала, что успех встречи зависит прежде всего от ее собственной энергичности, убежденности и уверенности в своей правоте. Она должна заставить всех присутствующих взглянуть на вещи своими глазами и показать, насколько реально осуществление этого плана, который она предлагает.

Когда экипаж подъехал к церкви Святого Павла, Джулиана снова постучала в крышу.

— Подождите меня здесь, — приказала она кучеру, открыла дверцу и ступила на мостовую, внимательно глядя под ноги, чтобы не поскользнуться на гнилом капустном листе или еще какой-нибудь дряни, которой была щедро усыпана опустевшая до утра рыночная площадь. Подобрав юбки, Джулиана направилась к открытой двери таверны мадам Коксэдж. Часы на церковной башне пробили полночь.

В первую секунду Джулиану оглушили пьяные крики, визг и хохот, надрывный стон волынки. Глаза не сразу привыкли к полумраку, но постепенно Джулиана стала различать отдельные лица и даже сцены, разворачивающиеся в питейном зале.