Последняя зима

Федоров Алексей Федорович
Последняя зима

      Алексей Федорович ФЕДОРОВ
      Дважды герой Советского Союза
      ПОСЛЕДНЯЯ ЗИМА
      Литературная запись Е. Шатрова
      СОДЕРЖАНИЕ:
      От автора
      У стен Лесограда
      Трудная судьба
      Наступление минеров
      Дублеры из Словатичей
      Митя, "телка" и мост
      По ту сторону Буга
      Партизанская фамилия
      Людям нужна правда
      Рыцарь Красного Креста
      Яринина могила
      Новогодняя елка
      Операция "Семечки"
      Коридор через фронт
      Когда не было тола...
      Выродок
      Луцкие подпольщики
      Особое задание
      Мариан становится солдатом
      На Ковель!
      Смытое пятно
      Армия рядом
      Документы разоблачают
      Секретная кнопка
      Новые рубежи
      Много лет спустя
      ================================================================
      Книга дважды Героя Советского Союза А. Ф. Федорова
      "Последняя зима" как бы продолжает его книгу "Подпольный обком
      действует".
      В "Последней зиме" автор размышляет о тактике и формах
      партизанской борьбы, раскрывает организаторскую деятельность
      партии в годы Великой Отечественной войны, рассказывает о
      борьбе, жизни и быте народа в последнюю партизанскую военную
      зиму.
      ================================================================
      ОТ АВТОРА
      Моя книга "Подпольный обком действует" заканчивается событиями, относящимися к сентябрю 1943 года. В ту пору наше партизанское соединение, родившееся в Черниговской области и провоевавшее там около полутора лет, подводило первые итоги своей боевой деятельности на Волыни, куда было переброшено для выполнения специальных заданий.
      После этого Черниговско-Волынское соединение партизанских отрядов просуществовало еще полгода. Его расформировали лишь весной 1944-го, после того как партизанские роты и батальоны встретились у западной границы Советского Союза с наступающими армейскими частями.
      Наша последняя партизанская зима во многом была не похожа на две предыдущие. Изменились условия, в которых мы воевали, стало более мощным оружие, которым мы действовали, повысилась выучка бойцов и командиров, беззаветных советских патриотов. Моя новая книга "Последняя зима" познакомит читателя с наиболее интересными событиями партизанской борьбы на Волыни зимой 1943/44 года и героями этой борьбы. Впрочем, среди героев читатель встретит и людей, ему известных.
      Уже не годы, а десятилетия отделяют нас от величайшего в истории события - победы советского народа над фашистской Германией, но интерес читателей к героической эпопее Великой Отечественной войны все не ослабевает. Это вполне естественно. Ведь в ходе тех сражений мы отстояли советский строй, социализм, что позволило нашему народу перейти к развернутому строительству коммунистического общества. Но годы уходят, а с ними постепенно уходят участники и свидетели минувших боев. Многим из нас есть еще о чем рассказать, о чем вспомнить. По-моему, это наш долг. Вот почему я решил продолжить и закончить свои партизанские воспоминания, начатые много лет назад.
      В этой книге я не придерживаюсь строго мемуарной манеры изложения. Фактический, документальный материал облечен здесь в форму отдельных рассказов, очерков, зарисовок, тесно связанных между собой, дополняющих друг друга. Поскольку в них нет вымысла, я сказал бы, что книгу составляет цикл партизанских былей.
      Желая показать не только то, что находилось в поле моего зрения как командира соединения и секретаря подпольного Волынского обкома партии, но и многое другое, я использовал воспоминания некоторых моих товарищей-партизан (Ф. Лысенко, С. Газинского, В. Павлова, В. Кременицкого, Д. Резуто, В. Клокова, И. Самарченко, Т. Гнедаша и других). Сердечно благодарю их за помощь в работе.
      Впервые эта книга вышла в 1965 году. В настоящее издание внесены некоторые дополнения и уточнения.
      У СТЕН ЛЕСОГРАДА
      Города строят на века. Наш лесной партизанский город мы тоже строили надолго, по крайней мере на целую зиму. Он не был похож на то становища из шалашей и маленьких, наспех вырытых землянок, в которых приходилось жить партизанам два года назад. Но ведь и многое, очень многое изменилось за это время!
      Тогда, в первую военную осень, фронт был под Москвой, затем он приблизился к Волге, а теперь фронт у Киева, на Днепре. Тогда главным оружием народа были его мужество, любовь к Родине, готовность выстоять перед внезапно навалившейся вражеской силой. Теперь вместе с мужеством, патриотизмом, волей к победе есть у советских людей и могучая военная техника, и колоссальный боевой опыт. За два года в тылу фашистских армий из отдельных, сразу же вспыхнувших очагов разгорелось всенародным пожарищем яркое пламя партизанской борьбы. И наш отряд, как немало других, вырос в крупное соединение.
      Весной сорок третьего, выполняя приказ, мы прошли с боями около тысячи километров из Черниговской области на Волынь и остановились у западной границы Советского Союза. Вместе с партизанскими батальонами прибыл сюда и подпольный Волынский обком партии, секретарем которого я был утвержден.
      Нашему соединению - иначе воинской части No 0015 - предписывалось систематическими диверсиями парализовать работу железных дорог Ковельского узла. Это задание было выполнено. Только в августе мы подорвали 209 вражеских эшелонов. Еще никогда и нигде партизанские минеры Ее достигали такой "производительности". Важнейшие коммуникации противника, находившиеся под нашей "опекой", фактически вышли из строя. Поезда ходили здесь изредка, да и то с черепашьей скоростью. Гитлеровцам пришлось отправлять подкрепления в район Курской дуги не напрямик, через Ковель Киев, а в объезд, что удлиняло путь на сотни километров.
      Наступила осень. Нам предстояло закрепить летний успех, не давать противнику и дальше пользоваться всеми шестью дорогами Ковельского узла. Надо было выполнять на Волыни и другие поставленные перед соединением и подпольным обкомом задачи. Вот почему мы собирались провести зиму неподалеку от Ковеля, в лесах между реками Стоход и Стырь. Строительству нашего центрального лагеря мы отдали много труда.
      Лагерь этот и в самом деле напоминал город.
      На небольшой площади-поляне находился наш штаб. Как описать постройку, в которой работали и жили штабисты? Не землянка, но и не дом, а скорее нечто среднее. Вырыли котлован. Опустили туда на три четверти сруб избы, реквизированный у какого-то фашистского прихвостня и доставленный в лагерь. Оконные проемы удлинили, чтобы поднять повыше застекленные рамы. Кровли не полагалось. Потолочное перекрытие присыпали грунтом, сверху наложили дерн, понатыкали для маскировки елочек. Ну что получилось? По-моему, изба-землянка, хата-землянка. Были у нас в Лесограде и землянки типа бараков, обшитые изнутри досками или хорошо подогнанными бревнами.
      Почти рядом со штабом находились хаты - моя и комиссара соединения Владимира Николаевича Дружинина. Тут же поблизости расквартировались комендантская и диверсионная роты, отдел пропаганды штаба, редакция и типография, столовая, баня, парикмахерская. Имелось даже кинофотоателье, как называли партизаны землянку оператора Михаила Глидера. Чуть подальше стоял кавалерийский эскадрон.
      Высоко подняты над ельником антенны узла связи. Оттуда всегда доносится попискивание аппаратов, стук телеграфного ключа... Проходя мимо, я не раз вспоминал, сколько усилий стоило нам отправить в начале января 1942 года первую мою радиограмму Центральному Комитету Коммунистической партии Украины, состоявшую всего из девятнадцати слов.
      Рация тогда у нас уже была, но отсутствовало для нее питание. Партизаны собрали десяток аккумуляторов с разбитых немецких автомашин и три дня заряжали их с помощью привода от конной молотилки, гоняя по кругу лошадей. Теперь мы имеем несколько радиолиний, связывающих штаб с Большой землей и с нашими отрядами-батальонами, действующими на железных дорогах. Весь лагерь радиофицирован. Партизаны слушают последние известия, концерты из Москвы, наши местные передачи. Походная электростанция связистов не только обеспечивает энергией радиоаппаратуру, но и дает свет в ближайшие землянки.
      Метрах в пятидесяти от Штабной площади пролегает широкая просека, но и за ней продолжается Лесоград. По ту сторону просеки дислоцируются разведывательная рота, артиллерийско-минометный батальон, склад боеприпасов, дальше среди молодого ельника располагаются бараки-землянки медицинской части.
      В конце 1941 года первую серьезную хирургическую операцию сделал у нас за неимением врача старшина медвзвода Георгий Иванович Горобец, пароходный механик по специальности и директор Черниговских судоремонтных мастерских по своей последней мирной должности. Раненому партизану грозила гибель от гангрены. Необходимо было ампутировать омертвевшую руку. Наш молоденький фельдшер не решался это сделать, да и не имел нужного инструмента. Вот тогда-то Георгий Иванович наточил и продезинфицировал обыкновенную слесарную ножовку и с ее помощью произвел операцию. Надо лишь добавить, что боец остался жив, выздоровел и до сих пор называет Горобца своим спасителем.
      Сейчас в нашем госпитале опытные хирурги, имеется просторная операционная, потолок и стены которой затянуты парашютным шелком, есть хирургическая палата, инфекционное отделение, изолятор и даже зубоврачебный кабинет. Когда мы шли на Волынь, в одном белорусском местечке попросилась в отряд медицинской сестрой зубной врач Ольга Александровна Сычевская. Но почему сестрой? Разве у партизан никогда не болят зубы? Мы взяли Ольгу в медчасть вместе с ее клеенчатым креслом, бормашиной и страшными никелированными щипцами, приводившими в трепет даже самых отчаянных разведчиков и минеров.
      Неподалеку от медицинской части раскинула свои владения хозяйственная рота. Тут склады и множество предприятий. У нас работают хлебозавод и колбасная фабрика, мастерские портняжная и белошвейная, сапожная и шапочная, обозная и свечная. Недавно мы начали выпускать к зиме лыжи собственного производства. Теперь у хозяйственников всегда есть запас продуктов, свое стадо коров, а ведь в прошлом нам случалось питаться и конинкой без соли, и подмороженным сырым бураком, случалось и сутками ничего не брать в рот, кроме кружки березового сока.
      Как всякий город, Лесоград имел свои дальние и ближние слободы. В этих слободах, представляющих собой тоже хорошо, добротно построенные небольшие лагеря, расквартировалась часть наших отрядов-батальонов. Дальше всего от штаба - в семи километрах - находился так называемый гражданский лагерь, где мы разместили бежавших от преследования фашистов мирных жителей, главным образом стариков, женщин и детей. Они целиком на нашем попечении. Мы охраняем их, снабжаем продовольствием.
      Ранним утром 20 октября 1943 года, выйдя из своей хаты, я осмотрелся вокруг. Еще не рассвело, но можно разглядеть, что стволы ближних сосен и опавшая листва под ногами покрыты инеем... Да, скоро зима! И неужели придется покинуть наш Лесоград? Словно отвечая мне, где-то в стороне Любешова грохнули один за другим два отдаленных разрыва. "Батальонные минометы!" - автоматически отметило сознание.
      В полутьме показался силуэт Дружинина. Мы обменялись с комиссаром рукопожатием. Помолчав, он сказал:
      - Постреливают! Ни свет ни заря начали... Что день грядущий нам готовит?
      - Сейчас узнаем.
      Прошли в штабную землянку и попросили начальника штаба Дмитрия Ивановича Рванова доложить обстановку. Новости были неутешительные.
      - Противник по-прежнему ведет наступление с юга и запада, а на востоке накапливает силы, - сказал капитан Рванов. - В западном направлении мы удерживаем Чапчи, занимаем оборону по окраинам леса у Железницы и Березичей. Несем потери, хотя и небольшие. В Любешов, по данным разведки, вчера вечером прибыло еще десять автомашин с пехотой. На юге удерживаем Лобну и Серхов, однако ночью в Маневичи доставлены из Ковеля два немецких батальона с бронетранспортерами и танками... Наверное, сегодня поднапрут! Надо ждать.
      - Что слышно у Балицкого? - спросил я.
      - Вчера провел бой с украинскими националистами в селе Берестяны. У противника до сотни убитых, семьдесят сдались в плен, взяты трофеи - шесть ручных пулеметов, продовольственный обоз... Но все равно Балицкому пришлось затем отойти в глубь леса, ведь батальон у него неполный, одна рота здесь...
      - А сколько же там набралось бандеровцев? - поинтересовался Дружинин.
      - Три "куреня", считайте, семьсот пятьдесят штыков. Потеряли они сто семьдесят. Часть оставшихся Балицкий оттягивает на себя, остальные, по его сообщению, ушли в направлении Маневичей.
      - Опять сюда! - сказал я, глядя на карту. - Значит, главный удар собираются нанести с юга?
      - Пожалуй, с юга и с запада в одинаковой мере, а на востоке хотят помешать нам перейти Стырь. Конечная цель - выжать партизан на север, в белорусские болота.
      - Не выйдет! Но обстановка тяжелая... Нельзя дальше ждать. А ты как считаешь, Владимир Николаевич?
      - Нельзя. Придется уходить, - ответил Дружинин, по своему обыкновению чуть склонив голову к левому плечу.
      - Ваше мнение? - обратился я к Рванову.
      - Позиционная война - не партизанское дело. Пора уходить!
      - Ну тогда подниматься лучше сегодня, чем завтра, - решил я. - В план выхода на марш вносить изменения нет необходимости. На девять ноль-ноль соберите командиров и политработников... А сейчас давайте подпишем приказ!
      Рванов достал заготовленный приказ, и мы подписали его все трое.
      Итак, сегодня в 16.00 соединение двинется в новый поход с таким расчетом, чтобы ночью форсировать реку Стырь. Пусть фашисты войдут в покинутый нами лес, пусть втянутся поглубже в его чащу, пусть рыщут там, где нас уже не будет. Конечно, позже они смогут броситься по нашему следу. Что ж, побродим вместе в лесах за Стырью, там просторнее, поманеврируем! Тактика маневра и коротких, изматывающих врага схваток всегда сподручнее для партизан. В конце-то концов мы вернемся в наш Лесоград. Но вот когда? И в каком найдем его виде?..
      О готовящейся против нас экспедиции мы узнали заблаговременно, еще в первых числах октября. Не совсем ясны были ее масштабы и конечные цели. Поначалу казалось, что противник намерен лишь выбить партизан из сел, где мы расположили свои гарнизоны-заставы, и блокировать наше соединение в междуречье, отрезав ему выходы к железным дорогам. Однако и после того, как мы оставили с боями несколько населенных пунктов, противник продолжал наступать, перешел на западе через Стоход и вклинился в лес, не прекращая подтягивать довольно крупные силы. Вражеский замысел стал очевидным: фашисты хотят оттеснить партизан к северу, чтобы дать возможность Ковельскому узлу работать нормальнее.
      Но мы не пойдем на север! И немцам не удастся наладить работу важной для них коммуникации. Марш-маневр будет совершать не все наше соединение, а только часть его во главе со штатом. Четыре отряда-батальона останутся у дорог Ковель - Брест, Ковель - Хельм, Ковель - Луцк, чтобы продолжать там диверсионную работу.
      В ходе боев определилось, что оккупанты наступают вместе с украинскими националистами по единому, явно согласованному плану. Убеждал в этом и сегодняшний доклад начальника штаба.
      - Просто не понимаю, как бандеровцы до сих пор могут утверждать, что они воюют против немцев! - сказал мне Владимир Николаевич, когда мы сели завтракать.
      - И будут утверждать, пока здесь останется хоть один гитлеровец. Ничего удивительного! Они же знают, что народ ненавидит оккупантов, что для народа фашистский солдат - злейший враг. Вот бандеровцы и кричат, что и они против немцев.
      - Почему кричат - ясно! Я не о том... Но ведь всякая агитация должна опираться хотя бы на минимум фактов. Мы здесь несколько месяцев, и не было случая, чтобы националисты разгромили немецкий гарнизон или хотя бы паршивый полицейский участок, сбросили под откос эшелон, убили бы хоть одного фашиста.
      - Говорят, что не пришел час, накапливают силы... Ты же знаешь! И потом, они всегда могут повернуть дело Так, что именно ни этом участке и в данный момент нельзя было по тактическим соображениям нападать на оккупантов, а в другом месте они будто бы напали. Демагогия! Наглая брехня! Ну что ты от них хочешь?!
      - Обожди, пытаюсь добраться до одной истины. Ну, допустим, бандеровцам удавалось до поры до времени скрывать от населения, что они мешают нам, партизанам, бить немцев. Минирование наших подходов к железным дорогам, засады - все это можно было как-то скрывать. Но ведь теперь дело у них дошло до крупных, совместных с оккупантами операций против нас! Вот, пожалуйста, прибыли в Маневичи немцы с танками, и туда же прутся бандеровцы. У Железницы и Березичей бандеровцы, а на подмогу им прикатила в Любешов немецкая пехота.
      - И все-таки бандеровцы и немцы в одной цепи не пойдут! Со стороны может выглядеть, что и те и эти воюют с партизанами совершенно самостоятельно. Координация осуществляется где-то выше, главарями.
      - Вот-вот... К этому и веду! - сказал Дружинин. - У меня такое впечатление, что, пока Бандера играет в оппозицию к гитлеровцам и говорит всякие пышные слова, здешний фюрер украинских националистов Степан Боровец успел договориться с оккупантами о совместной борьбе против партизан. Заключил этакое сепаратное соглашение!
      - Вполне возможно, - согласился я. - Но все тайное со временем становится явным. Связи с немцами Боровцу будет трудно скрыть от собственной же рядовщинки. Это нам на руку! Убедительнее можно показывать людям, кому служат буржуазные националисты, куда толкают своих приверженцев. Для разложения, нейтрализации рядовых бандеровцев мы уже кое-что сделали. Разве случайно вчера Грише Балицкому сдались сразу семьдесят националистов? И в других местах переходят!
      - О том, что надо нейтрализовать бандеровцев, нам еще в Москве, в Цека, говорили... Не всегда, к сожалению, это у нас получается. Кстати, не мешает напомнить разведчикам и работникам особого отдела, чтобы все документальные данные о связях Боровца с оккупантами не пропускали мимо рук. Прекрасный материал для пропагандистов!
      - На совещании напомним.
      Степан Боровец, о котором шла речь, был местным, ровенско-волынским, главарем украинских националистов. В недалеком прошлом владелец каменного карьера и мастерской надгробных памятников, он после вторжения гитлеровцев в Советский Союз начал активно сотрудничать с ними и сколотил из всяческого сброда подобие войска, которое именовал "Полесской сечью". Себя Боровец объявил сечевым атаманом, присвоив для пущей важности псевдоним "Тарас Бульба". Поэтому-то находившихся под его командованием бандитов партизаны, да и многие местные крестьяне презрительно называли бульбашами, бульбовцами.
      Вскоре Боровец для виду поссорился с немцами, распустил "сечь", остатки которой влились в так называемую Украинскую повстанческую армию, или сокращенно УПА, организованную националистами. Обманом, принуждением они втянули в УПА и немало честных, но темных, политически совершенно безграмотных людей. Открывать глаза этим людям, помогать им освобождаться от влияния своих атаманов входило в задачи партизан и подпольного Волынского обкома.
      Торговали народными интересами буржуазные украинские националисты с давних пор. Как известно, еще в годы первой мировой войны они выступали за отделение Украины от России, проповедовали создание самостоятельного Украинского государства, самостоятельного, разумеется, только формально, а по существу ратовали за превращение Украины в колонию германского империализма и австро-венгерской монархии. Шли годы, менялись вывески прозябавших за рубежом украинских националистических партий, менялись вожди "самостийников", а программа их становилась все реакционнее. Действовавшая в годы Великой Отечественной войны Организация украинских националистов (ОУН) во главе с новым ее руководителем Степаном Бандерой представляла собой партию уже явно фашистского типа.
      Бандеровцы, стремясь к отделению Украины от Советского Союза, не гнушались в этих целях сотрудничать с Гитлером, были готовы принять немецкий протекторат над внешне "самостийной" державой. Националисты не стеснялись в средствах. Террор, предательство, разбой, разжигание национальной вражды - все шло в дело. Сам Бандера, став платным агентом абвера - военной разведки гитлеровского вермахта, числился в списках ее тайных агентов под кличкой Серый.
      Конечно, всерьез считаться с Бандерой и удовлетворять его претензии немецкие фашисты не собирались. А вот использовать и бандеровцев, и бульбовцев, и мельниковцев, любую националистическую погань для борьбы с советскими партизанами - это можно, это оккупанты делали охотно. Атаманы украинских националистов вечно грызлись между собой, но в одном-то они всегда сходились с редкостным единодушием. Все они люто, по-звериному злобно ненавидели Советскую власть, и поэтому-то любые воинские формирования националистов оккупанты могли использовать в своих целях.
      Вот и сейчас впереди выступивших против нас карателей шли бандеровцы и бульбаши, поддерживаемые гитлеровской техникой. Красноречивое, хотя еще и не вполне официальное содружество! Пройдет совсем немного времени, и бандеровцев очень точно будут называть украинско-немецкими националистами. Такими они были уже теперь. Что ж, повоюем и с украинско-немецкими, и просто с немецкими фашистами! Нам не впервые. Сегодня начнется новый поход, а пока надо потолковать с вызванными в штаб командирами и политработниками.
      Совещание длилось недолго. Порядок выхода на марш, места подразделений в колонне, их задачи, способы связи, сигнализации, пароли все было предусмотрено приказом. Нам с Владимиром Николаевичем оставалось только напомнить о прописных истинах, касающихся дисциплины, бдительности, сбережения оружия, о чем сказать лишний раз никогда не мешает. Напомнили и о необходимости заняться выяснением формальной стороны нынешних взаимоотношений УПА с гитлеровцами. Потом ответили на возникшие у собравшихся вопросы. Наконец, как и положено, сверили часы.
      Отпустив всех, мы задержали на несколько минут комиссара недавно созданной польской бригады Виктора Кременицкого, высокого, серьезного, всегда чем-то озабоченного человека.
      - Вашим людям, Виктор, будет труднее других, - сказал я. - Знаю, что народ у вас необстрелянный, почти все новички... Поэтому с посланных к вам в бригаду старых партизан двойной спрос.
      - Ясно, Алексей Федорович! Ветераны покажут пример, - заверил Кременицкий.
      - Пример примером, но пусть и помогают полякам... Бывалый новичку в походе, в бою многим может помочь! И советом, и поддержкой, и выручкой. Паники не допускайте при обстрелах. Туда, где потруднее, где слабина, наших коммунистов и комсомольцев бросайте!
      - Есть! Сделаем!
      - Ну, идите... Наведываться к вам буду в пути.
      Вскоре весь лагерь, как говорится в таких случаях, пришел в движение. Не знаю, быть может, в польской бригаде имени Ванды Василевской и не обошлось без нервозности, суеты, вполне простительных для новичков, но во всех других подразделениях партизаны собирались в путь спокойно, деловито и сноровисто. Виден у людей опыт, приобретенный во многих походах. Если грузят подводу, то так плотно, что ничего с нее не упадет и на самом крутом повороте. Если чистят оружие, то до зеркального блеска, так его отполируют, что ни винтовка, ни автомат, ни пулемет никогда в бою не откажут. Если переобувается человек, то с таким старанием, без единой складочки обернет портянкой ногу, что в сапоге ей и тепло и просторно. Если укладывает вещи в мешок, то пару белья отправит вниз, а сухари, кусок сальца положит сверху, да еще и надрежет сальце.
      Но не все в Лесограде и его окрестностях готовились в поход. Мы не могли взять с собой обитателей гражданского лагеря. Поэтому мирных жителей пришлось эвакуировать в глубь леса. Помогли им сделать там временные землянки и шалаши, замаскировали все подходы, предварительно отвезли туда двухнедельный запас продуктов.
      Не шел с нами, хотя и поднялся из своей "слободы", и 5-й батальон, или, как его еще называли, отряд имени Кирова. Ему предстояло выполнить сложную и ответственную задачу. Во-первых, заменить мелкими заслонами те взводы и роты выступающих в поход батальонов, которые держат сейчас оборону по окраинам леса, у дорог. Во-вторых, после нашего отхода за Стырь оттянуть эти заслоны, впустить фашистов в лес и как следует их здесь помытарить, увлекая из стороны в сторону и не допуская к временному гражданскому лагерю. В-третьих, кировцы должны выслать к железной дороге Ковель - Сарны мелкие, по принятой у нас терминологии, "москитные" группы минеров для подрыва проходящих поездов. В-четвертых, батальону приказано поддерживать со штабом соединения радиосвязь и сообщать обо всем, что будет происходить в районе междуречья.
      Нелегкие выпали на долю батальона деда! Но 5-й - это один из лучших, в нем много закаленных ветеранов-черниговцев. Командир батальона Николай Николенко - опытный боевой офицер, комиссар Иван Караваев - отличный политработник. Не сомневаюсь, что кировцы свою задачу выполнят.
      Сначала мы хотели освободить батальон от выходов на минирование, направив к дороге Ковель - Сарны людей из какого-нибудь другого подразделения, но кировцы запротестовали.
      - Нам по лесу лазить, а кто-то на нашем участке будет себе эшелоны набирать! Где же справедливость?! - говорил Караваев. - Мы по числу подорванных эшелонов и так отстали! Вот у первого дело уже к сотне идет... Нет, нет, мы и на дороге, и в лесу справимся. Эшелоны счет любят!
      Пришлось уступить...
      В середине дня Дружинин поехал взглянуть, как готовятся к выходу на марш поляки, а я отправился в госпиталь к раненым. Медики кончали погрузку имущества, но раненые были еще в палатах. Захожу прежде всего к героям недавних оборонительных боев.
      На крайнем топчане лежит комсомолец Миша Страхолет. Это совсем еще молоденький паренек с худеньким, наивным, почти детским лицом. Он проявил настоящее мужество, когда бандеровцы подошли к селу Серхов.
      Был там у нас только один взвод с приданным ему отделением пулеметчиков. Бульбаши наступали в составе "куреня", то есть батальона. Почти по десятку бандитов приходилось на каждого нашего бойца. Но отдать им село - значило пропустить их на дорогу, ведущую к центральному лагерю. Партизаны заняли оборону.
      Миша со своим "дегтярем" окопался на высотке у школы. Он хладнокровно бил по цепям подбиравшихся к селу националистов. Меняя диск, пулеметчик чуть приподнялся, и в ту же секунду пуля навылет пробила ему грудь. Говорят, что сначала Миша очень испугался и с ужасом глядел на залившую его кровь. Но после перевязки сразу повеселел, снова взялся за пулемет и продолжал расстреливать бандитов.
      Перевязала Страхолета медицинская сестра Аня Гапонова, которую потом ранило в обе ноги. Придя в себя, Аня взяла карабин и тоже начала стрелять по наступавшим. С такой же самоотверженностью сражались в Серхове все партизаны взвода Василия Азаренко, пока не подоспел к ним на выручку кавалерийский эскадрон.
      Комсомолка Аня Гапонова лежит сейчас неподалеку от Страхолета и дремлет. Этой красивой, скромной, смелой девушке нет и восемнадцати лет, а в партизанах она уже второй год. Пришла к нам в Климовских лесах вместе с подругой, тоже ставшей хорошей медицинской сестрой. Анин отец во время гражданской войны партизанил в отрядах Николая Щорса, дрался с петлюровцами, предшественниками сегодняшних бандеровцев и бульбашей.
      Аня дремлет, а Миша Страхолет, воспользовавшись моим приходом, спешит пожаловаться на врачей:
      - Товарищ генерал Алексей Федорович! Они меня в тыл хотят сплавить... Что я там не видел, на Большой земле? Или у нас госпиталя нет? Я на Большую землю после войны поеду...
      - После войны, Миша, никакой Большой земли не будет. И Малой не будет. Вся советская земля - одна, и без фашистов! А насчет отправки в тыл давай так решим... Самолетов пока нет, погода их к нам не пускает. А к приемке первого же самолета ты постарайся выздороветь! Тогда и спорить с врачами не придется. Идет?
      Миша соглашается. Обхожу раненых, разговариваю с ними, потом спрашиваю главного хирурга Тимофея Константиновича Гнедаша, получила ли медсанчасть из хозяйственной роты двух дойных коров.
      - Да! И хороших подобрали, - отвечает Гнедаш. - Каждая литров по пятнадцать дает. На всех-то раненых этого, конечно, маловато.
      - Ничего не поделаешь, доктор. Больше брать с собой нельзя. За Стырью еще вам достанем. Да и население будет приносить молоко. Вот увидите!
      После госпиталя побывал у артиллеристов и разведчиков. Все в порядке. Люди кончали обедать. Возвращаюсь к себе, чтобы тоже поесть горяченького. Наверно, в ближайшие дни питаться будем всухомятку.
      Когда я, окончательно собравшись в путь, вышел из хаты, возле штаба и ближайших землянок уже хлопотали минеры. Навстречу попался высокий, кудрявый, вечно улыбающийся Володя Павлов, москвич, до войны студент, а теперь один из самых знаменитых наших подрывников.
      - У вашей хатки, Алексей Федорович, хочу заложить посерьезней, с двойным зарядом. Жилище командира нам дороже всего! - говорит Павлов.
      - Не надо двойную! Она так грохнет, что от жилища ничего не останется... И об экономии тола забыл, что ли? Поставь что-нибудь помельче.
      - Можно и помельче. У меня широкий ассортимент! - усмехается Володя.
      Этот парень уже столько подорвал эшелонов, столько исковеркал паровозов и вагонов, что его, как я шутя любил говорить, не примут после войны обратно в институт инженеров железнодорожного транспорта, где он раньше учился.
      У нагруженных подвод стоит с пустым мешком в руках старшина штаба Семен Михайлович Тихоновский и манит к себе козочку Зойку. По дороге на Волынь, когда мы стояли на реке Уборть, партизаны поймали в лесу двух новорожденных диких косуль, козленка и козочку, стали выкармливать, приучать к людям. Козленок все-таки убежал, а козочка, названная Зойкой, быстро одомашнилась, привыкла к нам и стала Любимицей комендантской роты.
      Вот посаженная в мешок Зойка привычно высунула наружу голову через сделанную для этого прорезь и с высоты телеги Тихоновского смело поглядывает по сторонам.
      Зойка погрузилась, минеры работают, значит - конец сборам, значит можно выступать.
      С западной стороны по-прежнему время от времени доносятся глухие разрывы.