Вот это женщина!

Губы Рен сжались в твердую линию. Ему ну жен врач.

— Нет, — хрипло проговорил Киган. — Никаких врачей.

— Но вы же больны.

— Ничего, я выживу. — Он произнес эти слова так, словно жизнь была для него в тягость.

Может быть, это из-за его жены? — подумала Рен. Когда он потерял ее, то и жизнь лишилась для него всякого смысла? Был ли он вдовцом или разведенным?

В душе Рен смешивались разные чувства, в которых ей не хотелось разбираться. Когда Киган Уинслоу лежал на полу сарая и смотрел на нее, на его лице промелькнуло странное выражение. Как будто он вдруг понял, что она — та женщина, которая ему нужна.

Никаких шансов, язвительно заметил ее внутренний голос. Кому нужна калека? Образ Блейна Томаса замаячил перед ее мысленным взором. Да и что толку, если этот Уинслоу находит ее привлекательной? Святые небеса, из всего, что она знала, выходило, что он — преступник. Но ее шестое чувство говорило, что Киган Уинслоу глубоко порядочный и честный человек, для которого настали тяжелые времена. Он увидел жизнь с изнанки, с ее темной стороны, и у него была своя длинная и, наверное, печальная история. Тем не менее, Рен испугалась, когда поняла, что у нее могут возникнуть романтические чувства к этому человеку.

Что же с ней такое случилось, если она допускает подобные мысли? Почему ее тело отзывается на его случайные прикосновения с такой силой? Может быть, она провела слишком много времени в одиночестве и забыла горький урок, преподанный ей Блейном Томасом?

Они вышли из сарая и начали пересекать двор. Ноги Кигана заплетались, и он часто поскальзывался на тонком слое льда, покрывающем все во круг.

Из трубы поднимался белый дымок, кристаллики инея хрустели под ногами, словно разбитое стекло. С ветвей деревьев и с крыш домов свисали сосульки. Огоньки гирлянды тускло светились на сером фоне.

— Теперь уже недалеко, — пообещала Рен Кигану, подводя его к крыльцу. Наконец они вошли в дом. Она закрыла за ними дверь и вступила в тяжелую, давящую тишину. Рен подняла голову и увидела, что Киган смотрит на нее.

— Спасибо вам, — прошептал он. Его голос был едва слышен и дрожал от напряжения. Он сжимал спинку одного из стульев.

— Пожалуйста.

— Я чувствую себя довольно глупо.

— Вам нечего стыдиться. Каждый может заболеть. Вам нужно поспать, и вы вскоре почувствуете себя лучше, — сказала она. Было трудно поверить, что вчера вечером она была до смерти напугана этим человеком. — Вы можете пройти еще немного?

Он кивнул.

Рен отвела Кигана в спальню, которая раньше принадлежала ее родителям. Пока он сидел на стуле и стягивал ботинки, она сняла покрывало, взбила подушки.

— Вот так. — Повернувшись, Рен успела увидеть, как Киган медленно сползает по стенке на пол. — Господи, что с вами?

— Нет сил. Чувствую себя слабым, как дитя. И таким же глупым.

— Тише, тише. Все нормально. — Рен опустилась перед ним на колени и помогла снять ботинки. — Вставайте.

Застонав, он подчинился.

Спокойно, будто ей приходилось каждый день этим заниматься, Рен расстегивала пуговицы на его рубашке. Она чувствовала при этом неловкость, но напоминала себе, что Киган болен, что она должна ухаживать за ним, как это делала бы сиделка.

И все же она заколебалась, прежде чем рас стегнуть молнию на джинсах. На щеках у нее вспыхнул яркий румянец. Сможет ли она это сделать?

Киган покачнулся, и Рен показалось, что он сейчас снова упадет. Надо было поскорее уложить его в постель. Она расстегнула молнию и обеими руками стянула его джинсы до щиколоток.

Дыхание Рен перехватило при виде его обнаженного тела. Она в своей жизни видела только одного обнаженного мужчину, но Киган Уинслоу был сложен гораздо лучше Блейна Томаса.

— Вы можете сделать шаг вперед? — попросила она. Он кивнул, и им удалось совместными усилиями стянуть с него джинсы. Киган остался в боксерских шортах, и Рен старалась не смотреть на его почти обнаженное тело.

— Руки вверх, — сказала она.

— Что?!

— Поднимите руки, чтобы я смогла снять с вас через голову рубашку.

Киган поднял руки. Рен снова ощутила волну нежности. Никогда раньше она не испытывала ни чего подобного. Поднявшись на носки, чтобы дотянуться до ворота рубашки, она наконец сняла ее.

Шрам от ожога, который начинался на шее Кигана, становился все шире и тянулся через всю спину, уродуя это красивое тело. Но вместо того, чтобы оттолкнуть, этот шрам вызывал в ней еще большую нежность к Кигану. Ее руки тянуло к нему как магнитом. Она нежно провела по шраму кончиками пальцев.

— Не надо, — сказал он резко. Рен отдернула руку.

— Простите.

Мужчина ничего не ответил. Рен взглянула ему в лицо. Глаза Кигана были закрыты, губы плотно сжаты в жесткую линию.

— Пойдемте, — сказала она. — Вам нужно лечь.

Ее сердце билось все сильнее, пока он шел к кровати. Почему же ей так больно видеть его в таком положении? Почему ее бедро болит сильнее, когда она видит его спину, пересеченную шрамом? Почему ее так тянет к нему?

Киган сел на постели, а потом позволил уложить себя. Рен подоткнула под ним одеяло. Он невнятно пробормотал слова благодарности.

Она вышла в холл, тихо прикрыв за собой дверь. Прислонилась к стене. Заложив руки за спину, она боролась с бурей эмоций, бушевавшей в ней.

Так кто же он, этот таинственный незнакомец, спящий в ее доме?..

Глава четвертая

Вернувшись в сарай, чтобы закончить утренние дела, Рен поняла, что не может прогнать от себя мысли о Кигане Уинслоу. Убирая из стойл солому и навоз, засыпая пол свежей соломой, она все время видела перед собой его лицо.

Теперь было бы глупо отрицать, что он ей нравится. Рен не знала, было ли это вызвано тем, что он предстал перед ней в образе «плохого парня». Или ее завораживала аура опустошения и безнадежности, которая окружала его темным облаком. Как бы там ни было, она находила Кигана необычайно привлекательным и загадочным.

И это пугало ее.

Если он скрывается от властей, у нее возник нут сложности. Хотя бы потому, что она прячет его здесь. С другой стороны, если он бежит от себя, она должна помочь ему. Но Рен не могла излечить его. Женщины часто думают, будто им по силам изменить мужчину. Рен знала, какой долгий и тяжелый путь должен проделать человек, чтобы измениться. И никакая внешняя сила, даже сильная любовь, не может излечить больную душу.

Боже, почему она не может прекратить эти бесплодные фантазии о незнакомце?

Как все это похоже на старую грустную историю об одинокой и несчастной женщине. Но Рен не позволит себе броситься в объятия первого попавшегося мужчины — «перекати-поле», который постучался в ее дверь.

Она остановилась передохнуть, опершись на ручку лопаты. У нее снова разболелось бедро, да и дыхание стало прерывистым от физической работы. Ей, конечно, нужен не любовник, а сильные руки. Помощник, чтобы управляться на ферме.

А что, если?.. Нет. Рен покачала головой. Очень глупая идея.

Босси задумчиво жевала рукав ее пальто, помахивая хвостом. Рен протянула руку, отобрала у коровы рукав и так же задумчиво погладила ее широкий лоб.

— Привет, старушка. Все еще сердишься на меня за вчерашний вечер?

Склонив голову, Босси ответила зычным мычанием.

— Да, понимаю. Прошу прощения, но обстоятельства вышли у меня из-под контроля, — извинилась Рен.

Босси подняла на нее свои огромные глаза и моргнула.

Рен улыбнулась. Иногда кажется, что Босси все понимает. Рен поджала губы. Будет очень глупо предложить Кигану работу на ее ферме. Она ни чего о нем не знает, кроме имени, и даже оно может оказаться вымышленным.

И он окажется не первым мужчиной, который ее обманул.

Вот только Киган Уинслоу был совсем другим.

Она сочувствовала ему и хотела помочь. И между ними все происходило совсем не так, как с Блейном.

Рен попыталась прогнать воспоминания, но они становились все ярче.

Однажды жарким летним днем Блейн Томас въехал к ней во двор на новеньком красном «мустанге». Рен пропалывала траву в саду, и первым се побуждением было спрятаться за кустами и подождать, пока он уедет. Но Блейн уже заметил ее и выбрался из машины.

— Привет, хозяюшка! — крикнул он, направляясь прямо к ней. — Как дела? Меня зовут Блейн Томас.

Он говорил быстро и оживленно жестикулировал. Рен смотрела на него с удивлением. Она сто яла в саду, открыв рот и крепко сжимая мотыгу. Ее соломенная шляпа сбилась назад, лицо было в грязи, но все это, казалось, ничуть его не смутило.

Блейн был ярким, красивым мужчиной. У него были густые светлые волосы, сложен он был как атлет.

— Чем… чем я могу вам помочь? — заикаясь, спросила Рен. Она вспыхнула словно молоденькая учительница в свой первый день в школе.

От взгляда Блейна, ее бросило в жар. Никогда еще мужчины не смотрели на нее так, словно она была мороженым, которое им не терпелось съесть.

— Да, мэм. Вы можете мне помочь. — Он подошел прямо к ней и протянул руку. Но Рен была так ошеломлена и заворожена его взглядом, что ей даже не пришло в голову пожать протянутую руку.

Блейн, конечно, все понял и сразу воспользовался ее замешательством, положив руку ей на плечо. Это неожиданное прикосновение заставило ее вздрогнуть. Разве такой красивый, холеный мужчина может заинтересоваться женщиной вроде нее! Ей стоило бы прислушаться к тихому голосу, который шептал ей это. Но она отмахнулась от него, ведь у нее появился шанс избавиться, наконец, от гнетущего одиночества.

— Мне сказали, что вы — очень хороший, надежный человек, но они ни словом не обмолвились, что вы еще и красивая женщина, — произнес он мягким, мурлыкающим голосом.

— Они?

— Преподобный отец Дюваль и его прихожанки из баптистской церкви.

Она успокоилась при упоминании об отце Дювале. Если ее пастор направил сюда этого человека, то она может не тревожиться.

— Так вас послал отец Дюваль?

— Да, мэм. Когда я сказал ему, что ищу хольстенских коров, он сказал, что у вас имеется одна на продажу.

— Вообще-то, даже несколько.

Их встреча произошла, когда у нее еще было стадо в восемьдесят голов и два помощника. Незадолго до того, как Блейн ее обчистил. Рен невесело усмехнулась при этом воспоминании. Она была такой наивной дурочкой.

Однажды обжегшись, она ведет себя даже глупее, чем тогда, ведь Киган Уинслоу может посту пить с ней так же.

Босси снова замычала, отвлекая Рен от грустных мыслей. Пожалуй, самое время проведать своего подопечного. Но сначала надо забрать вещи Кигана с чердака.

На чердаке все еще было очень холодно. Хорошо, что она увела отсюда Кигана. Она окинула взглядом комнату. Коричневая шляпа и кожаная куртка Кигана валялись рядом с койкой.

Рен подняла шляпу. Слегка касаясь ее пальца ми, она надела ее на голову. Шляпа была слишком велика и сползла ей на лоб.

Его рюкзак лежал на ветхом стуле, у которого одна ножка была короче остальных. Рен подняла рюкзак с кресла и закинула его на плечо. Потом подняла и отряхнула куртку. Когда она взяла ее в руки, на нее повеяло запахом Кигана.

Рен тряхнула головой. Ей придется пересилить себя и перестать думать об этом. Такие чувства и раньше не доводили ее до добра.

Не стоит опрометчиво поддаваться смутным чувствам только потому, что ее привлекает его за пах или тревожит его грустное лицо.

Рен заспешила к лестнице. Из рюкзака выпал какой-то листок. Фотография.

Опустив на пол куртку, шляпу и рюкзак, Рен подняла ее.

Края фотографии были разлохмачены, на ней остались следы пальцев, видно было, что она по бывала в воде.

Рен глубоко вздохнула, рассмотрев, кто на ней запечатлен. Семья. Мужчина, женщина и ребенок.

Мужчина — это Киган. Его можно было узнать сразу.

Но выглядел он совершенно иначе. В его взгляде не было ничего таинственного, он широко и радостно улыбался. Вместо изможденного и мрачного человека она увидела сильного, уверенного в себе мужчину. На нем были шорты, рубашка с короткими рукавами. На руке — обручальное кольцо

Волосы Кигана были коротко подстрижены.

Так стригутся военные и полицейские. Рен провела пальцем по фотографии.

Да, когда-то у него не было этого жуткого шрама.

Одной рукой он обнимал за талию стоящую рядом женщину. Она смеялась, видны были ее белые зубы. Женщина была хорошенькой, но не красавицей. Широко расставленные глаза, слишком пухлый рот. Ее красили легкие светлые волосы до плеч, перехваченные светло-голубой лентой. На ней было простенькое домашнее платье в цветочек, именно такое, какие любила и Рен. На ногах белые сандалии.

На руках женщина держала ребенка. Ему было около года. Дитя было в розовой распашонке, так что Рен решила, что это девочка. Она была похожа на мать.

Очевидно, это жена и дочь Кигана. Но что с ними стало? Живы ли они? Рен вздрогнула, и ее сердце болезненно сжалось. Ох, бедняга. Какую ужасную потерю он, должно быть, пережил. Воз можно, даже худшую, чем она сама. В глазах Рен стояли слезы, и теперь она точно знала, что должна делать.

Неважно, какие страхи и сомнения наполняли прежде ее душу. Кигану нужно пристанище, а ей нужен помощник на ферме. Словно Бог привел его сюда. Положив фотографию обратно в рюкзак и подобрав остальные вещи, Рен приняла окончательное решение: она попросит его остаться.

* * *

Открыв глаза, Киган уставился в потолок. Где он, черт возьми?

Он был ранен. Сильно. Ему хотелось пить. И он замерз. Киган дрожал. Но на нем, по крайней мере, три теплых одеяла и сверху еще покрывало. Так почему же он мерзнет?

Киган обвел взглядом комнату. Антиквариат. Он увидел множество старинных вещей. У одной стены изящная стойка с фарфоровой вазой. Стены были увешаны пейзажами, написанными маслом, а на окнах висели тяжелые занавеси, такого же цвета, как покрывало.

Как он сюда попал?

Киган оторвал голову от подушки, но тут же почувствовал как закружилась голова. Застонав, он потрогал рукой затылок.

Думай, Уинслоу, думай! — приказал он себе.

Он закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Киган? — раздался тихий голос, почти шепот.

Мэгги? Его охватила надежда, но при этом он понимал, что так не может быть. Он стянул с лица покрывало и посмотрел на дверь.

В дверях стояла хрупкая женщина. На нее падал свет из холла. На ней был передник, от нее пахло яблочным пирогом. Все было так, как у Мэгги.

Его зрение было затуманено, и он не поверил в то, что видел. Неужели это правда, и Мэгги жива? После того, что случилось…

Он не мог думать связно. Мысли беспорядочно проносились в его голове.

— Я принесла сок и аспирин, — сказала она, входя в комнату. В высоком бокале позвякивал лед. — Как вы себя чувствуете?

Голос женщины был мягок и мелодичен. Как у Мэгги. Вот только говорила она с южным акцентом, а Мэгги была из Небраски.

Он попытался ответить и с удивлением услышал собственный хриплый голос.

— Хочу пить, — еле проговорил он.

Она подошла к кровати и положила ему на лоб ладонь. Словно мать, ухаживающая за больным ребенком, она приподняла его голову.

— Откройте рот.

Он послушно открыл рот, и женщина положила ему на язык две таблетки, а затем поднесла к губам холодный стакан.

— Глотайте.

Он быстро проглотил таблетки и с наслаждением глотнул холодный яблочный сок.

— Спасибо, — прошептал он.

Она хотела уйти, но Киган схватил ее за руку. Рен напряглась от его прикосновения. Неужели она боялась его? Киган надеялся, что это не так. Надо, чтобы она поняла, как он благодарен ей за заботу.

Он сжал рукой ее запястье и поднес ее руку к губам. Ее кожа оказалась такой мягкой и нежной. Эта женщина была молода и полна жизни. Киган нежно поцеловал ее руку, один, два, три раза. Она отняла руку и пошла, хромая, к двери.

* * *

Выйдя из спальни, Рен остановилась посреди гостиной. Ее руку все еще покалывало после прикосновения Кигана, а внутри все дрожало от напряжения.

Она была испугана. Очень испугана. Этого не должно было быть, но было именно так.

Потирая запястье и закусив губу, Рен глядела в окно на серые облака, закрывающие горизонт. Она не могла поверить, что все эти чувства в ней пробудило прикосновение его губ.

Рен чувствовала, что в этом не было ничего интимного. Никакого приглашения, скрытого обещания. Киган Уинслоу просто благодарил ее за заботу.

Глядя на него, Рен испытывала столько противоречивых ощущений, что никак не могла определить свое истинное отношение к этому человеку. Предчувствие, грусть, трепет, возбуждение. И желание. Ей хотелось быть рядом с ним. Прикасаться к нему, приласкать и успокоить этого странно го пришельца, который успел перенести столько страданий.

— Ты не можешь позволять себе никаких чувств по отношению к этому человеку, — прошептала она. — Даже если он окажется не таким опасным, каким показался с первого взгляда, он принесет тебе только боль. Сегодня он здесь, а завтра — уйдет. А главное — для чего ему нужна хромая уродка?

Рен стиснула зубы при воспоминании о том, что сказал ей Блейн, когда обчистил ее до нитки. Она хорошо помнила выражение его лица, когда он говорил ей, что она — калека и достойна толь ко сожаления. Что ни один мужчина не захочет взвалить на себя такую обузу.

И Рен ему поверила.

Встряхнув головой, чтобы отогнать воспоминания, она встала и пошла на кухню. Она приготовила Кигану куриный суп. Она сделает для этого человека все, что сможет, а потом, с Божьей помощью, отпустит его на все четыре стороны. Предлагать ему работу в качестве помощника на ферме было слишком рискованно.

Просто поставить его на ноги и отправить с глаз долой. И она никогда не увидит его, и ее беспокойство пройдет. Это казалось легко. Да и Киган, кажется, совсем не интересовался ею. Рен глубоко вздохнула. Отлично. Это подходит. Но сколько она ни терла руку с мылом в теплой воде, ей никак не удавалось смыть ощущение прикосновения его губ.

* * *

Как только Киган проснулся, он понял, что ему значительно лучше. Он откинул покрывало и попытался сесть, но его тело все еще было охвачено проклятой слабостью.

Послышался стук в дверь.

— Войдите, — сказал он, тут же удивившись, сколько энергии понадобилось, чтобы произнести это простое слово.

Дверь приоткрылась, и женщина робко вошла в комнату. Он забыл ее имя. Киган нахмурился. Робин? Так ее зовут? Нет, не так. Рен. Да, именно Рен.

— Вы вспотели, — сказала она, вытирая руки о передник и глядя на него.

Ему это только показалось, или ее глаза действительно скользили по его голой груди? Кигану стало неловко, и он натянул простыню до подбородка.

— Ну, по крайней мере жара больше нет. Нам придется сменить эти простыни на сухие. — Она говорила спокойно, как будто он не лежал перед ней в постели почти обнаженный. — Как думаете, вы сможете посидеть в кресле, пока я перестелю постель? Вы могли бы помыться.

— Да.

— Тогда обнимите меня за плечи. — Чувствуя себя беспомощным, как ребенок, Киган осторожно спустил ноги с кровати. Ему не нравилось, что она так близко, что он зависит от ее доброты. Слишком уж уютно и интимно это выглядело, словно они муж и жена.

Медленно сделали они несколько коротких шажков к креслу у окна. Киган упал в кресло, тяжело, как камень, чувствуя неловкость, оттого что на нем были только трусы.

Словно прочитав его мысли, Рен взяла с кровати легкое покрывало и укрыла его. Киган видел, как смягчился ее взгляд, когда она посмотрела на его шрам. Возможно, его ожог отпугнет ее.

— Я сейчас вернусь, — сказала она и исчезла за дверью.

Он глубоко вздохнул и вздрогнул от мысли, которая пришла ему в голову. Он не знал, который сейчас час. И более того, не знал, какой день. Он выглянул в окно и увидел, что земля покрыта толстым слоем льда. Небо было темным, но дневной свет еще не уступил место чернильному мраку ночи.

— А вот и я, — Рен принесла тазик, мыло, мочалку и полотенце.

— Вы можете меня не подбадривать, — сказал он. — Я чувствую себя ужасно и, уверен, выгляжу неважно.

— Да уж, об этом не стоит писать домой, — согласилась Рен, и эта неожиданная шутка удивила Кигана. Он улыбнулся, правда, не слишком сердечно. Рен поставила тазик на стол. Рядом положила мочалку и мыло.

Она отвернулась и принялась собирать влажные простыни. Простая розовая блузка ей очень шла. Киган восхитился волосами цвета дубовой коры, длинными, густыми. Двигалась она грациозно.

— Вам помочь? — спросила Рен. Она стояла перед ним, зажав в руке сырые простыни. Ее чай ного цвета глаза светились такой чистотой и невинностью, что на минуту Кигану стало неловко.

Он хотел отказаться от ее предложения, сказать, что ему не нужна никакая помощь, но это было не так. Он был так слаб, что с трудом удерживал в руке мочалку.

Киган отрицательно покачал головой.

— Чепуха, — ответила девушка твердо. — Вы бледны как полотно.

Она бросила простыни на пол и подошла к нему.

Ее близость совсем лишила его сил. Она так вкусно пахла. Нежными цветами и куриным су пом. Киган почувствовал, что ему хочется склонить голову к ее груди и закрыть глаза.

— Дайте мне. — Рен протянула руку за мочалкой, и он отдал ее, покоряясь неизбежности.

Черт, как же все это было ему ненавистно! Он всегда презирал команды. Или, по крайней мере, раньше презирал. В прошлой жизни. До того, как произошла трагедия.

— У вас все еще кровь в волосах. — Она опустила глаза и кинула мочалку в воду. — Скорее всего, будет больно.

Рен осторожно прижала мочалку к его затылку, и Киган втянул воздух. Больно не было, и даже каким-то странным образом было приятно. Нежные пальцы Рен скользили по его волосам, а ее грудь находилась в нескольких дюймах от его губ.

Прекрати! — приказал он себе мысленно.

— С вами все в порядке? — Рен заколебалась и взглянула на него сверху вниз.

По странному выражению на ее лице Киган понял, что чем-то испугал ее. Чем же он ее оттолкнул? Неужели она смогла прочитать его мысли? Это было глупое предположение, но кто знает… Киган облизнул пересохшие губы.

— В порядке. Я просто устал.

— Потерпите еще немного. Я сейчас закончу.

Рен смыла всю кровь. У него были красивые волосы. Густые, шелковистые. Прямо на затылке Кигана красовалась большущая шишка, но рана была маленькой и неглубокой.

Взгляд Рен медленно скользил по шее Кигана, затем спустился к правому плечу и спине. Шрам. Он шел широкой полосой, как будто с плеча свисало полотенце. Ее собственный шрам на бедре заныл от этого зрелища. Рен страшно захотелось узнать, что с ним случилось, как он получил такие ожоги, но она не осмеливалась спросить.

Ясно было, что Киган долгое время провел в больнице. Теперь он опустошен и растерян. Рен хорошо знала, как это бывает — быть одинокой и больной. Ее снова захлестнула волна сочувствия.

На щеках Кигана росла по крайней мере не дельная щетина, и Рен поймала себя на том, что пытается представить, как он выглядит, когда чисто выбрит. Наверное, он будет моложе, быть может, интеллигентнее.

— Вам нужно побриться, — предложила она. — Что вы об этом думаете?

Он поднял руку и потер подбородок. Где-то внутри Рен ощутила сладкую дрожь. Она постаралась ничем не выдать своего состояния, хотя кровь ее забурлила. Господи, она сошла с ума! За чем ей, ради всего святого, еще и брить этого мужчину?!

— Да, было бы здорово, — кивнул Киган.

— Я принесу свежей воды.

Ее руки слегка дрожали, пока она несла в ванную тазик и наливала в него чистую теплую воду. Мельком взглянув на себя в зеркало, Рен заметила, что ее щеки заливает яркий румянец, а глаза прямо сияют радостным светом. Как у влюблен ной женщины.

Она встряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Затем вынула из шкафчика бритвенный станок и флакон пены для бритья. Рен еще ни когда не приходилось брить мужчину.

Но, честно говоря, не эта задача казалась ей самой трудной. Труднее всего было бороться с те ми чувствами, которые возникали от одного присутствия Кигана. Она вернулась в спальню. Он сидел и смотрел на нее. Рен вскинула голову и глубоко вздохнула.

Но как бы там ни было, настала пора приступать к делу. Она встряхнула баллончик и выдавила на ладонь немного пены. Потом аккуратно нанесла ее на щеки и подбородок Кигана.

Его кожа была загрубевшей, щетина кололась. Он прикрыл глаза, и Рен вздохнула с облегчением. Было гораздо легче делать это, не ощущая на себе его пристальный взгляд.

Смыв остатки пены с рук, она взяла бритву, сняла пластиковую крышечку и остановилась в нерешительности, не зная, с чего начать.

Он откинулся в кресле с прикрытыми глазами, словно отдыхающий лев. Наконец решившись, Рен прополоскала бритву в тазике и провела первую полоску по щеке. Так, постепенно, она побрила щеки, скулы и подбородок, медленно и осторожно водя бритвой по коже. Самой трудной частью оказалась тонкая полоска между носом и губами. Она подумала, не оставить ли усы. Теперь ей была знакома каждая линия его лица. Контуры, поверхности, крошечные морщинки, ямки. У него были высокие скулы и полные губы. Ей не следовало брить его. Это дело сиделок или парикмахеров. Но ведь она сейчас и выполняла при нем роль сиделки. И не нужно иметь медицинского образования, чтобы заботиться о больном человеке. Она только выполняет свой долг, и ничего более.

Ее мизинец словно случайно коснулся его губ, и она замерла, пораженная неожиданным ощущением. Почему ее сердце бьется словно пойманная птичка? Почему одно прикосновение к влажной гладкой коже действует на нее как солнечная вспышка?

Рен поспешила закончить работу, смущенная собственными нескромными мыслями. Казалось, Киган был совершенно спокоен. Его глаза все еще были закрыты.

Похоже, он совсем не находит ее привлекательной. Был бы он так же спокоен, если бы знал, о чем она думает? Или эти мысли оттолкну ли бы его еще больше? У нее же был такой изъян. Немногие мужчины находят хромую женщину привлекательной.

Ну а он сам, так страшно обожженный? Может быть, он, как никто из людей, способен понять ее. Возможно, именно пережитая трагедия научила его тому, что душа человека, важнее внешности. А вдруг он сумеет разглядеть настоящую Рен Мэттьюс, понять, что она не тот скучный «синий чулок», которой видят все остальные? В ней родилась несбыточная надежда.

Не будь такой наивной, твердил Рен внутренний голос. Даже если так случится, Киган недостаточно хорошо тебя знает, он не может понять твою суть. И совершенно ясно, что, даже если не обращать внимания на хромоту, твоя внешность никак не тянет на десять баллов.

Моргнув, Рен поняла, что уставилась в пустое пространство, зажав в руке бритву. Она перевела взгляд и поняла, что Киган уже давно смотрит на нее.

Рен не могла оторвать глаз от его лица. И чем дольше она смотрела, тем сильнее ее притягивали к себе темные провалы его зрачков. Как Алиса в стране чудес, она падала и падала в бездонный колодец его глаз.

Казалось, эта связь никогда не разорвется.

Но страх оказался сильнее. Сильнее, чем все, что когда-нибудь испытывала Рен. Нет, она больше не боялась Кигана. Гораздо больше она боялась себя. Своего ответа на его невысказанный призыв, своих собственных чувств.

— Вот и всё, — воскликнула она. Повернувшись, Рен вылетела из комнаты так быстро, на сколько позволяло ей увечье.

Глава пятая

Он должен уйти. Она боялась его. Ее паническое бегство окончательно убедило его в этом. И у нее была причина для страха. В ее доме поселился незнакомец, принеся с собой в ее тихий уютный мирок только беспокойство и неприятности.

Уйти.

Кроме того, у него были и другие причины для ухода. Оставаясь в этом теплом и гостеприимном доме, он расслабится, а ему нужно быть жестким и целеустремленным, чтобы добиться своей цели. У него не должно быть никаких чувств, кроме жажды мести.

Время пришло.

Где его одежда? Киган оглядел комнату. Деревянные полы покрыты домоткаными половичка ми. Старинная лампа «Тиффани» стояла на столике возле кровати. Дом Рен напоминал ему маленькую ферму его дедушки и бабушки, затерянную в лесах Висконсина. Их дом был таким же уютным, наполненным радостным детским смехом. До при хода в дом Рен Киган не вспоминал об этом много лет. Он глубоко вздохнул. Летние месяцы, про веденные в доме дедушки, были лучшим временем его детства.

Но Киган и не хотел об этом вспоминать. Такие воспоминания только усугубляли чувство потери. Только оглядывая окружающий мир холодным отстраненным взглядом, можно было смириться с ужасной болью, которую Киган испытывал постоянно. В его жизни нет больше места нежности. Больше никогда не будет.

Он увидел, что джинсы и рубашка аккуратно повешены на спинке кресла. Его потрепанная сумка и шляпа примостились на сиденье рядом с курткой. Потом Киган увидел носки ботинок, выглядывающие из-под края белоснежной простыни, свесившейся с кровати.

Все на месте, сдано согласно описи, подумал Киган, кроме «магнума».

Возможно, Рен и отдаст ему пистолет, если он хорошо попросит ее. Если она откажется… Кигану не хотелось даже думать о том, что придется где-то добывать другой.

Проведя рукой по чисто выбритому лицу, он вспомнил нежные прикосновения Рен, когда она водила по его щекам бритвой. Почему же он постоянно об этом думает? Все его мысли должны быть сосредоточены на единственной цели, а не на тонких пальчиках Рен Мэттьюс, пробегающих по его лицу.

Соберись, Уинслоу, мысленно скомандовал он, но душа и тело отказывались повиноваться приказу. Сматывайся отсюда, пока эта женщина не завладела твоими мыслями настолько, что ты уже не сможешь выбраться с этой фермы.

Да. Именно этого Киган и боялся. Именно по этому ему надо было срочно уходить. Он не мог позволить себе чувствовать к Рен ничего, кроме благодарности.

Опираясь обеими руками о спинку кресла, Киган встал. Это движение стоило ему многих сил. Одеяло, которым укрыла его Рен, сползло на пол, но он даже не наклонился, чтобы поднять его.

Тяжело дыша, он пошатнулся. Голова кружилась.

Теперь потихоньку.

Медленно, шаг за шагом, Киган обошел кровать. Всего несколько метров показались ему целыми милями.